Я готов предугадывать мысли людей и собак. Но мышление устриц - это какой-то мрак.
Название: "Дневник Роберта Чейза"
Автор: Диран
Рейтинг: PG-15
Пейринг: Хаус/Чейз
Жанр: драма
Размер: миди
Предупреждения и комментарии: кусочки "встроены" в серии. Названия кусочков - названия серий. Таймлайн - до 4 сезона.
Дисклеймер: все права на героев принадлежат создателям сериала.
читать дальше
Ошибка
- Можно мне поговорить с моим будущим бывшим коллегой?
Я медленно вышел за Хаусом на балкон. Доводить меня до обморока, как выразилась Кадди, он стал бы в кабинете, нигде уединяться для давно ставшего ежедневным смешивания с грязью не требовалось. А сейчас в связи с грозящим судебным разбирательством, наружу выползало все, что могло и не могло. Какие тут могли быть тайны? Тем более от глав.врача и собственного адвоката. Ну что еще могло ему понадобиться…
- Отличная история!
- Думаешь, я лгу? – огрызнулся я в ответ на неприкрытый сарказм. - Я именно так ему и сказал.
- Не сомневаюсь. Но ты солгал ему. Ты хочешь, чтоб он подал иск.
Я ходил по балкону, не находя себе места. Впрочем, я его не мог найти с той минуты, как понял, что жизнь девушки могло спасти всего два вопроса. То, что эти два вопроса спасли бы Хауса, меня и больницу только ухудшило ситуацию. Но брат имел право знать, по чьей вине погибла его любимая сестра, мать двоих детей.
- Я убил его сестру.
- Я сегодня заказал черный кофе, а получил с молоком, - судя по уровню яда в голосе, Хаус злился. Сильно злился. – Все ошибаются.
- Тебе в кофе не налили яд.
- Я видел тебя с похмелья, и это было не в тот день, когда ты ошибся с диагнозом.
- Какая разница? Она оживет, если у меня был уважительный повод? – Хаус начинал выводить меня из себя. Хотя сейчас было трудно этого не сделать.
- Если бы я думал, что ты ошибся, потому что ты был пьян, я бы тебя уволил.
Я резко остановился, посмотрев на босса. Хаус знал?..
- Ты знал?
- Ты был подавлен и растерян, полагаю, тебе звонила мачеха.
Воспоминания накатили с новой силой. Я растерянно опустился на скамейку. Отец, рак, четвертая степень… и Хаус знал об этом. Но откуда, как? Я не говорил никому…
- Хорошая новость: теперь оба твои родителя умерли, и больше не будет причин так ошибаться.
- Как ты узнал? – я вцепился взглядом в Грега.
- Существует сеть связанных между собой компьютеров или Интернет…
- Почему вдруг начал искать? – Хаус сел напротив, понимая, что я не отведу взгляд.
- Он говорил, что ему осталось два месяца. Когда ты напортачил, я занялся арифметикой.
Значит знал. Все это время.
- Почему не сказал мне, что он умирает? – я встал, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. От усталости, от перенапряжения, от нервов, от воспоминаний.
- Он попросил.
- Лучше, чтоб это оказалось неожиданностью? – его-то родители живы, на своей шкуре он не такого не испытал. А примеривать на себя чужие – не умел. Я зло выдохнул, ожидая язвительной фразочки по поводу собственной истеричности.
- Да. Чейз, это я виноват.
Я отвернулся, не зная, что ответить. Я не успевал осознавать и анализировать происходящее, все глубже увязая в эмоциях.
- У тебя есть выбор: можешь сказать правду, больница пойдет на уступки, семья получит деньги и сможет остаться в своем доме, - драматическая пауза, призванная меня убедить (что почти получилось), - или можешь врать дальше…
Я закрыл глаза рукой.
-… семья получит исковую сумму, купит самолет и переедет на Парк-Авеню, а ты лишишься карьеры.
- Ты ничего не скажешь?
- Буду нем, как могила. Юридически для меня лучше, если они оторвутся на тебе.
Хаус отошел к двери, я снова опустил голову, пытаясь собраться с мыслями. Смерть отца – не оправдание оплошности, которая привела к еще одной смерти… Что случилось с Хаусом? Он хочет меня оставить при себе? С чего бы? Кажется, самое удобное время, чтобы навсегда выкинуть меня из команды, припечатав лишением лицензии.
Хаус сорвался с места резко – я не ожидал рывка, и ему удалось оттолкнуть меня к увитой плющом стене. Я дернулся от неожиданности, но замер, прижатый тростью к каменному рельефу. Он приблизил свое лицо к моему настолько, что я губами почувствовал его дыханье.
- Я просто тебе не позволю поступить иначе, - к приказному тону я привык давно, как и все, кто хоть сколько-нибудь находились рядом с Хаусом. Но вот яркие глаза впервые оказавшиеся на столь близком расстоянии гипнотизировали не хуже змеиных.
Я опустил взгляд, стараясь не смотреть на своего босса. Волосы закрыли лицо, и я почувствовал неслабый тычок тростью под ребра. Судорожно втянув сквозь зубы воздух, я кивнул и оторвался от стены, возвращаясь в кабинет, к адвокату.
Обман
Итак, Форман – капитан судна. Хаус любит метафоры. Скажи я ему сейчас об этом, получил бы в ответ весьма интересное предположение о своей роли на этом корабле медицины. Однозначно пошлое. Губы чуть не растянулись в легкой улыбке – пришлось прикрыть рот рукой и уткнуться носом в карту, притворившись, будто я усиленно размышляю над диагнозом девушки. Когда придумываешь шутку о себе сам, и ее никто не слышит, она кажется смешной. Когда слышишь от другого – она задевает. Левое ухо снова чуть не заложило от Хаусовского «Кушинг!», заставившего снова вернуться к делу пациентки.
Спор бывшего и будущего босса с настоящим явно подогревал атмосферу в комнате все сильнее. Кэмерон, не выдержав очередного перехода на личности в идущей по второму или третьему кругу дискуссии, встала и подошла к столу налить кофе. Кто бы сейчас не стоял за штурвалом, тонуть всей командой в нудных спорах не хотелось, и я вмешался, перехватив нить разговора:
- А что если опухоль не в гипофизе, а где-нибудь в легком или в поджелудочной?
- Казуистика!
- Не более, чем невидимая опухоль.
Постановка пациенту диагноза в нашей команде и споры вокруг нее всегда означали взаимные колкости. Каков капитан, таковы и его люди, а нашим капитаном был Грегори Хаус…
Но все же сорвавшаяся с собственных губ подколка заставила вспотеть ладони еще за миг до того, как я услышал привычно издевающийся голос:
- И почему боссом сделали не тебя? Ах да, ты же убил женщину, - ладонь «сочувственно» сжала плечо, а я стиснул зубы. Если долго повторять одну шутку – она приедается. Если долго повторять одну колкость – она не колет. Но если говорит Грег Хаус – то это всегда в сердце и навылет. Сначала я бесился от столь «пристального» внимания к своей особе, но вскоре тщательно построенный щит помог почти наладить испорченные служебным предательством отношения. Да, слово «подлиза» было несколько раз отправлено в довесок к очередной шпильке – но это была скорее его привычка, нежели оскорбление. Потом, когда мне действительно угрожала опасность, Хаус забыл слова «сарказм», «ехидство» и «язвительность» по отношению ко мне. Он спасал меня и в плане карьеры и в плане…
Теперь, когда мое душевное состояние все еще явно отличалось от нормального, издевки возобновились, и благодаря этому же состоянию ранили глубже. Смерть отца от рака, вина в смерти пациентки, «успокоение» от Грегори – и все, готово. Снова я чуть не рычу после каждой фразы, обращенной ко мне.
От размышлений оторвал приказ сделать полное сканирование.
Ассистировал Хаус. Какое непривычное словосочетание. А это приятно.
- Как ты его выдрессировал? Электроошейник или у тебя сахар в карманах? – я развернулся в полуметре от Хауса. Мы так и замерли у двери, смотря на Кэмерон и на Формана. Элисон, оторвалась от бумаг, рассказывая о своей теории. Я, словно раздумывая над ее словами, встал на носки, качнувшись вперед и назад. Один шажок в сторону Грега – в нос ударил знакомый и приятно щекочущий ноздри запах. Смесь одеколона и дезодоранта с привкусом викодина. По спине пробежали мурашки, но это достойная плата за то, что Хаус почувствовал мой запах. Интересно, мурашки по спине у двоих из…. у пятидесяти процентов из присутствующих в комнате людей – это уже эпидемия?
Следующее возражение он прокричал, наклонившись вперед. Отстранился, да? Я сел на свое место за столом, снова схватившись за карту пациентки и стараясь не улыбаться. Свое дело я сделал. Зачем надо было привлекать к себе в тяжелый момент и тут же снова отталкивать, если в «привлечении» не было ни выгоды, ни желания? Чтобы ранить больнее? Но так не поступают люди равнодушные, а ведь Хаус строит из себя такого. Не ненавидящего, а равнодушного. У него не получалось. А это значит…
- Ни за что. Меня уже отстраняли.
- Если б не я, тебя бы уволили.
- Ну так и сделайте все сами. С каких пор вы боитесь начальства?
- Мне плевать на начальство. Но не на то, что оно делает. Чернополеон Негропарт поставил всех сестер на уши. Меня к пациентке не пустят. Так что я отвлеку врага, а ты проскользнешь к ней и возьмешь у нее костный мозг.
- Не могу.
- Кого ты боишься? – вызов в спину. Таким голосом Хаус обычно пытается манипулировать людьми. Говоря проще – взять на слабо. Я устал от манипуляций.
Зачем тебе это, если я… Черт побери, а почему я должен себя сдерживать?
- Я не боюсь Формана, я с ним согласен. Я же видел анализы.
- Но далеко не все, - это не злость, это возбуждение от спора. Когда ты слишком рьяно доказываешь другим свою правоту. Такое бывает, когда они в свою очередь настолько уверены в своей версии, что даже не считают нужным спорить. Мой устало-равнодушный голос вывел тебя, если не из себя, то из состояния подбивания меня на обман точно. Впрочем, разумеется, как обычно ненадолго. Вот опять – ты выпрямился, сощурил глаза и решил зайти с другого бока. Угрозы.
- Ты ведь понимаешь, что негропарт – временный босс.
- Да, но чтобы я не делал, вы всегда будете обращаться со мной, как с грязью, - обычно люди такое выкрикивают, выплакивают, вышептывают, выхрипывают, но не говорят тем же голосом, что и фразу об анализах.
- «Грязь» - понятие относительное.
Серо-голубые глаза смотрели весьма красноречиво – Хаус уцепился за надежду. Знал, что я на этом сломаюсь. А я только и мог, что саркастическую улыбку с лица словно ластиком стирать. Если он будет относиться ко мне…
Хаусу нужна хотя бы моя покорность. Раньше – из принципа. Теперь – чтобы чувствовать себя под Форманом легче. И ведь на самом деле я верю в диагнозы (хотя больше бы подошло слово «прогнозы») Хауса больше, чем в Формановские, а теперь и единственное оправдание «стоит ли оно такого риска?» отправилось в помойное ведро стараниями лучшего диагноста больницы.
А ты ведь, наверно, надеялся, что я поведусь на издевки, обижусь и сделаю вид, что не было ничего? Заведу интрижку с медсестричкой у тебя на глазах? Не люблю тебя разочаровывать, босс, но на этот раз придется.
Распылявшийся перед Уилсоном довольный Грег вышел вместе с ним на украшенную рождественской иллюминацией улицу.
- Ты не сможешь подчиняться Форману, - зав.отделением онкологии усмехнулся, поправляя воротник.
- Почему? Люди меняются, – мятные конфетки Хаус закидывал в рот не хуже викодина.
Джеймс еще шире усмехнулся, удаляясь к машине.
Я осторожно оттолкнулся от стены и вышел из тени украшенной ели и окликнул его.
- Хаус!
Я так и не придумал достойного ответа весьма возможной шутке про снег и цвет моих волос (в конце концов, он по «закону Хауса» съязвит о чем-нибудь другом) и просто улыбнулся. А он так и не съязвил.
Ему нужна моя покорность. Не уверен, что ему нужны мои волосы в носу или засосы на плече, но… работа врачей диагностов такая непредсказуемая – всегда наугад.
Трудности перевода
- Ты мне не босс.
- Я босс Хауса. Хаус твой босс. Сам делай выводы.
- Ты мои чеки подписываешь? Ты людей увольняешь?
- Дело не в этом…
- Единственная твоя обязанность – следить, чтобы Хаус не творил безумства.
Кэмерон обольстительно-довольно улыбнулась Форману, явно встав на мою сторону. Будь здесь Хаус, я бы снова оказался «подлизой». Но его здесь не было, в этом-то и суть…
Отвлекающие раздражители
Хаус задумался, всматриваясь в хитроумный чертеж, и перевернул страницу. В дверь настойчиво постучали. Грег даже не отрывал взгляда от исписанных словами на хинди страниц.
- Я знаю, что это ты. Открывай своим ключом.
Замок послушно щелкнул, в коридоре послышались шаги. Когда они перетекли из коридора в гостиную, Грегори, не отрываясь от журнала, поинтересовался:
- Уилсон, что ты знаешь о мигрени?
Ключ упал лежащему на диване Хаусу на живот. Оторвавшись от индийского изданий, Грег поднял глаза:
- Чейз?..
Я приподнял бровь, улыбаясь.
- Откуда у тебя ключ? Уилсон сделал копии всей больнице или только избранным?
- Я его украл.
- Златовласка меня удивила, - журнал шлепнулся на стол, Грегори скрестил руки на груди, оценивающе меня разглядывая. – Только не говори, что злой дядя-босс тебя испортил. Я расплачусь.
- Хотел бы я это видеть.
- Сульфацил натрия в аптечке, лук на кухне. Но первое напоминает мне о грудничках, а второе помешает дальнейшему общению. Так что – увы, не судьба.
Я бросил сумку на пол, а куртку на спинку кровати.
- Ты не уходишь, значит, ты пришел не за луком.
Я молча улыбнулся, обошел диван и сел на стол.
- И не за сульфацилом…
Облизнув пересохшие губы, я улыбнулся шире.
- Зачем ты пришел? Поговорить? Я же тебя повысил с грязи до плесени! Многие верят в то, что это разумные создания. Что-то еще?
Я наклонил голову на бок, словно не заметив колкости. С Хаусом самой верной стратегией всегда была загадка.
- Да, я знаю! Ты пришел, чтобы помыть мою посуду!
Я медленно наклонил голову на другой бок.
- Я прекрасно знаю, что ты пришел потрахаться! Я как раз думал о шлюхе, но ты ведь сделаешь все забесплатно, Златовласка…
Я уперся локтем в коленку и положил голову на ладонь, улыбаясь. Надо сказать, последняя колкость по крепости доходившая до оскорбления почти пробила мой щит, но я справился. Хаус сел, швырнув ключ на журнал, и попытался поиграть со мной в гляделки. Не принимая правил его игры, я позволял себе моргать, все так же улыбаясь. Грег оглядел меня с макушки до пяток, посмотрел в сторону спальни, а я лишь прикрыл глаза.
Хаус целовался… понятия не имею, как это положено описывать словами, какие эпитеты подбирают к таким поцелуям, просто он целоваться умел, а я балдел от этих поцелуев. Не знаю, от поцелуев или от их дарителя, но у меня сносило крышу и скручивало низ живота. Вот и сейчас я, не открывая глаз, сжал руками его плечи, с удовольствием отвечая на поцелуй. До спальни мы добрались быстро, потому что не отвлекались ни на ласки, ни на слова – ни на что, с Грегом это было проблематично. С ласками и поцелуями на ходу - потому что его нога, с разговорами – потому что Хаус.
С Хаусом вообще опасно заговаривать, особенно до, во время или после секса. Интересно, со всеми партнерами он так? Со Стейси он вел себя в постели так же? Не знаю, читал ли Грегори мои мысли, но в этот момент мне стало резко не до них…
Да и действительно – зачем в постели разговаривать? Все остальное Хаус делал настолько потрясающе, что не получалось даже думать – только наслаждаться происходящим.
А потом, сразу после, надо уходить. Что-нибудь ляпнуть напоследок, чтобы дать Грегу стоящую причину не язвить завтра слишком сильно… Но я лежал. Лежал, прижавшись к теплой груди, водил пальцами по так и не снятой рубашке и молчал.
- Я всегда знал, что самые испорченные мальчишки выходят из семинарий…
- Может быть, я тебя люблю?
- Мне не нужна ни твоя любовь, ни твоя задница.
Я слишком привык к ехидным прививкам, и легко купировал «приступ», не давая Хаусу насладиться моими пальцами, судорожно вцепившимися в его воротник. Я просто зарылся руками в темные волосы и улыбнулся:
- Все лгут.
- Да, ты прав. По поводу задницы я преувеличил.
- Задница лучше у Кадди, так что тебе нужен я.
- Златовласка наглеет? Я ведь могу…
Я снова улыбнулся и пожал плечами, прижавшись губами к его шее, а потом поцеловав его.
- Ты думаешь, что знаешь, зачем я пришел. И решил мне этого не дать?
- Да.
- Ты мне уже дал.
- Чейз, что ты несешь, я тебя успел только трахнуть!
Я многозначительно улыбнулся и сел на кровати, принимаясь одеваться.
.... А я понятия не имел, сколько силы в его руках… Когда моя голова снова коснулась подушки, я между прикусываниями губ, судорожно-глубокими вдохами и порывистыми движениями успел заметить, как на часах мелькнуло 01:01.
- Ключ Уилсону верни.
- Уилсон даже не заметит, как он пропадал, - я подкинул заветный кусочек железа на руке и, поймав, повернулся к двери, взявшись за ручку.
- И раз ты все равно сейчас пойдешь не домой, а до соседнего квартала снимать копию с ключа, зайди по дороге в супермаркет, он открылся полчаса назад, купи мне виски. Оставишь в моем кабинете.
До растерянно усмехнувшегося меня донеслись звуки пианино. Конечно, догадался. Грег не умеет не догадываться. Хотя первую загадку он так и не разгадал. Или не хотел признаться в этом?..
Навечно
- Я тебе нужен?..
- Конечно, нужен. Мы же команда.
Я ему нужен, потому что команда. Потому что думать ему проще, когда один спорит, второй соглашается, а третий рассуждает об этике. А сам я ему… я саданул кулаком по стене. Пора брать себя в руки. Еще немного и я окончательно превращусь в истеричного мальчика. И ладно бы богатенького и истеричного, так нет – как раз самое оно сходить с ума, лишившись наследства. И еще придумать себе безответную любовь: во-первых, кто говорит о любви? Во-вторых, в свете последних событий – а причем тут безответная?
Беспросветная. Вот жизнь какая-то беспросветная. А любовь ответная. Причем чересчур ответная, постоянно-ехидно-ответная. Я бы даже сказал незатыкаемая...
От мрачных мыслей меня мигом оторвали ожившие приборы – ребенку стало хуже…
- Я буду делать ребенку ЭКМО. Вероятность того, что в воде были бактерии…
- Почему ты не хочешь со мной работать? – я открыл рот, но не нашелся, что ответить с ходу на абсолютно неожиданный вопрос, а Хаус воспользовался этим и продолжил: - Я милый, веселый.
- Я туда ушел не из-за тебя, - признаться, я вообще был ошарашен таким пристальным вниманием Хауса к собственной персоне. Точнее скоростью Хаусовской реакции на мои поступки. - Рентген говорит за химический пневманит.
- Не мне. Рентгена недостаточно. Так почему ты здесь? Надеешься внести свой вклад в улучшение демографии с местными сестричками?
Он пытается вывести меня из себя. Где вы еще найдете такого человека, который говорит своему бой-на-побегушках-френду об изменах не из собственной ревности, а чтобы его же и позлить? Брррр… Хаус…
А сейчас я попытаюсь сформулировать, почему же я здесь, а не в его кабинете… и он засмеет меня окончательно.
- Мне нужен перерыв. Отдых от больных. Форман чуть не умер, пытаясь спасти полицейского, торгующего наркотиками. Я хотел на время от этого отстраниться…
Он поджал губы и понимающе кивнул. После этого снова посмотрел на меня.
- Какая же все это чушь. Я тебе кто? Медсестра, которую ты собрался разжалобить?
Говорить с Хаусом о личном, когда в его мозге тромбом застряла новая загадка, было невыносимо. Что ж, хочешь о деле? Получи о деле, только сам не спрашивай меня большео личном.
- ЭКМО может его убить.
- Если не начнешь сейчас, инфекция пронесется по его организму, как толпа фанатов после чемпионата. Но дело твое, - он уже почти зашел в приехавший лифт, - нет ничего красноречивей, чем мертвый ребенок.
Он умеет убеждать. Каждый раз, когда он оказывает прав, когда ему подчиняются Кадди, Форман, Уилсон, Кэмерон я пытаюсь убедить себя, что не только меня. Но каждый раз, когда мы с ним вот так, наедине, мне кажется, что он имеет надо мной особенную власть, что я марионетка в его руках. А ведь он прав – если не сделать, ребенок может умереть. Как же мне это надоело! Мне уже начинало казаться, что он специально подкинул этого ребенка, лишь бы выкурить меня из детской реанимации...
Он думал, дело в деньгах. Не могу врать себе – не могу сказать, что готов от них отказаться – нет, деньги мне были нужны. Но об этом я подумал, уже надев желтый халат реанимационной. Когда я уходил туда, у меня перед глазами маячили пожелтевшие белки Формана, его безумный взгляд и пересохшие губы, а в ушах еще держались стоны подыхающего от боли наркомана.
Да, я взялся делать вскрытие. Хотя я боялся, что у меня руки будут трястись. Я даже начал молиться. Если Бог есть, то он бы не допустил этой адовой карусели на Земле. Но если вдруг все-таки есть там Высшая Сила, то этот ребенок заслужил счастливейшей из загробных жизней…
И когда хотя бы пытаешься верить, пальцы так уже не дрожат.
И я нашел ответ. Я его принес Хаусу. Давно меня не видели в больнице таким – подавленным, угнетенным, я еле ноги тащил. И Грегори подарил мне успокоение, как всегда. Я не виноват в смерти ребенка. Я его не убил. Мы как всегда убили его опозданием с диагнозом. А к этому мы уже почти привыкли, все… даже Кэмерон. Что уж говорить о черством теперь-уже-не-богаче, бросившем семинарию?
Я устало откинулся назад.
Я задержался в клинике дольше, чем надо. Оформлял отвод от работы в реанимационной. А эта секретарша поссорилась с мужем и не хотела идти домой. Что может быть лучше, кроме как провести ночь с молоденьким и симпатичным врачом? Только провести ее с бумагами, которые этот врач должен подписать! Когда я уходил к грудничкам от Хауса, я оформил это за полчаса. От грудничков к Хаусу – оказалось сложнее. Регресс, он всегда как-то побыстрее идет…
- Закончишь, зайди ко мне, - голос Хауса посреди ночи стал неожиданностью не только для меня. Секретарша аж подскочила на месте. Впрочем, я к его выкрутасам почти привык и кивнул, не оборачиваясь.
Он сидел в кабинете и пил кофе (где он его достал? Принес из круглосуточного кафетерия? Помню ведь – уходил с Уилсоном… куда дел Уилсона? продал за кофе? Я даже не смог оценить своею неудачную шутку, слишком был подавлен). В темном кабинете горела только одна настольная лампа. В таком освещении его лицо становилось еще грубее и резче. Еще… не то, чтобы красивее… более интересующим, манящим.
- Уже перевелся?
- Да.
- В следующий раз, когда будет не хватать денег, обратись сначала ко мне.
- Одолжишь?
- Зачем, тебе ведь тогда придется возвращать… Я займу у Уилсона. Хотя тебе все равно придется возвращать. Правда, такие долги я принимаю разными способами, - задумчиво протянул он, глядя на меня исподлобья.
- Не самое лучшее время для заигрываний. Придумай в следующий раз что-нибудь пооригинальнее.
- Да что с тобой, в конце концов?! – он не просто повысил голос.
Он орал на меня. Орал, почти швырнув полупустой стакан с кофе на стол.
А я стоял рядом, опершись рукой на заваленную медкартами столешницу, не зная, как ему объяснить. Как доказать, как рассказать, чтобы он поверил…
- Отец, - я говорил медленно, почти по слогам, - Форман, ребенок – кто следующий? – последние слова я говорил почти шепотом. Потому что в горле вставал ком, голос садился. Потому что я вложил все свои чувства в одну единственную фразу. И у меня получилось. Он поверил.
Вот только теперь я готов был сорваться на истерику в любую секунду.
Зато он поверил. Не сказал бы, что бы это сделало нашу беседу более приятной.
- Семья, друзья, работа… любимый?
- Моего любимого туда не возьмут. Еще приплатят, чтобы забрал назад.
Я увернулся от полетевшей в меня книги, но схлопотал тростью прямо по заднице.
- Собирайся, и иди домой.
- Я пойду с тобой.
- Нет, ты пойдешь, уберешь мою квартиру к моему приходу и перемоешь посуду. А потом придет папочка и даст тебе конфетку. У папочки дела в клинике.
- Я пойду с тобой.
- Не наглей, Златовласка.
- Хорошо, я пойду домой. К себе домой.
Я развернулся и направился к прозрачной двери. Там меня и догнал его вопрос, заставивший замереть:
- Хочешь прокатиться на мотоцикле?
Я медленно повернул голову, посмотрев на Грега.
Ветер закладывает уши. Я прижимаюсь к тебе плотнее и утыкаюсь носом в плечо. Приятно пахнет кожей. Скорость захватывает, выбивает из головы мысли, подменяет тоску и чувство надвигающейся катастрофы ветром, легкостью и безумством. А близость с любимым человеком успокаивает. Звенящие детские крики, голос мачехи, сообщающий о смерти отца – все это больше не крутится в голове испорченной пластинкой, теперь только ветер в ушах. А перед глазами вместо маленького, хрупкого мертвого тельца и умирающего коллеги мелькают фонари и замирают нашивки Хаусовской куртки.
Я так и ехал: то подставляя лицо ветру и считая размазанные полосы ночных огней, то утыкаясь в теплую спину. Я наслаждался тем, что мог не думать и не вспоминать. Я словно родился в третий раз. Во второй раз я родился, когда проснулся однажды утром и понял, что могу хоть несколько минут не думать о той женщине. Работать врачом с таким начальником – ужасно, сложно, нереально, тяжело, невыносимо. Работать вместе с Хаусом – лучшее, что могло случится со мной в этой жизни.
Я не знаю, сколько мы так колесили – кажется, что почти до рассвета…
…По крайней мере, когда мы трахались в туалете на заправке, уже светало.
Официальное согласие
- Все, кто могут ходить, должны отсюда выйти.
- Ты не можешь!.. – неверие в происходящие мешалось в ее глазах с отчаяньем.
- Не могу что? Назначить пациенту препарат, чтобы облегчить мучительную боль?
Форман посмотрел на меня, а я не мог оторвать взгляд от рук Хауса.
- Идите, мозольте кому-нибудь глаза в кафетерии.
Эрик все-таки сорвался с места.
- Я не могу позволить.
Грег методично продолжал набирать шприц.
- Либо я умру в муках, либо просто умру. Вы об этом сейчас спорите? – Эзра говорил с возмущением и сарказмом. Те же чувства читались и во взгляде, которым он одарил вставшего между Хаусом и капельницей Формана.
- Нет. О том, умрете вы сами или мы вас убьем.
Форман всегда помнил о законах не хуже, чем Кэмерон о морали и этике. Нарывался, знает. Эрик не терял надежды отговорить Хауса – глупо с его стороны, глупо. Как будто не он несколько лет работал под его началом.
- Сейчас кто-то получит целый шприц морфина. Я пока не определился кто, - это не неприкрытая издевка, это злой сарказм. Но злой не от того, что адресован Форману, а от бессилья, от того, что Хаус ничего не мог сделать со сложившейся ситуацией.
Эрик оглянулся на нас. Растерянная Кэмерон искала моей поддержки, я лишь опустил голову. А потом вернул взгляд Форману. Сам решай.
И Форман подчинился. Зло выдохнув, покачав головой и пулей вылетев из палаты, но подчинился.
Не опуская шприца, Хаус посмотрел на Кэмерон. Залегшие под ее глазами тени только больше подчеркнули застывший в них ужас.
- Я не могу, - она покачала головой и вышла, отчаянно кусая губы.
Ее отчаянье было так непохоже на Хаусовское… Глядя на нее, хотелось пожалеть и успокоить, а глядя на Грегори хотелось выть волком, потому что становилось страшно.
А Грег тем временем перевел взгляд на меня. Пару секунд я выдержал дуэль взглядов, но все же сломался и опустил голову. Подойдя к двери, я замер на секунду, зная, что он скоро «просверлит» дырку между моими лопатками. Я глубоко вдохнул и решительно закрыл дверь, разворачиваясь. Когда я подошел к жалюзи, чтобы закрыть их, Хаус уже повернулся к пациенту. Растерянность на лице диагноста могли заметить лишь знавшие его подолгу, в том числе я.
Их разговор с Пауэллом о смерти пролетел мимо моих ушей. Я все так же стоял, вцепившись как загипнотизированный взглядом в шприц. Но я заметил тот короткий оценивающий взгляд, брошенный на меня. Не смею даже надеяться, что это был поиск одобрения с моей стороны, он оценивал меня. Как обычно. Странно, что в сложившейся ситуации его больше всего волнует мое поведение.
Все. Приборы задыхаются в пищаниях.
Я прикрыл глаза, борясь с порывом прочитать молитву, как вдруг услышал звук двигаемой кровати. Хаус метался вокруг Эзры…
- Что ты делаешь?
- Достою ларингоскоп. Не стой, помоги!
- Но ты сказал ему…
- Небольшая ложь, я знаю. Врать нехорошо, но не так плохо, как убивать.
Я был готов простить Хаусу убийство… Мысли в моей голове больше походили на патоку, я впал в ступор. Я смотрел на Грега, который торопил меня даже взглядами, и не мог даже пошевелиться.
- Он без сознания, больше не ноет. Будем продолжать обследования.
Я был на его стороне. Я смирился с моральной дилеммой Кэмерон. Мне было плевать на законы. Но как же, черт побери, ловко ты нас обскакал, Хаус…
- Давай сюда аппарат, я не собираюсь стоять тут всю ночь.
Я не мог прийти в себя. Лучше бы Грег кричал – привело бы меня в чувство. Так его устало-торопливые комментарии только все больше вгоняли меня в транс.
- Роберт, мать твою, аппарат!
Я вздрогнул и тут же сделал все, что нужно. Он никогда не называл меня по имени…
Реанимировали.
Поцелуй в палате коматозника над недоубитым и только что вогнанным в кому нами же пациенте явно выходил за рамки не то что приличий и законов, морали, этики… но даже логики. Впрочем если Грег видит рамку, он обязательно ее переступит. Даже, если этого не требовалось.
И мы целовались. Забыв обо всем.
- Спасибо. Я знал, что ты останешься.
- А за что благодаришь?
- За мятный привкус. В следующий раз, когда мне захочется жвачки, я просто поцелуюсь с тобой.
P.S. А вы знаете… он меня уволил. Проблемы начались еще с появлением Триттера… Когда тот меня подставил. Нет, Хаус не собирался впадать в истерики, обвиняя меня. Быть может, он даже не поверил, но…
В поисках Иуды и Крошечное весёлое Рождество
- Мы можем поговорить?
- Нет.
- Я думаю, мы…
- Либо ты сдал меня и жаждешь прощения, либо нет – и ждешь аплодисментов. В любом случае неинтересно.
Хаус все-таки отвлекся от своей лазерной указки и посмотрел на меня.
А ближе к вечеру того дня он меня ударил. И я знаю, что это было не потому, что ему нужен был викодин, и не потому, что он все-таки считал меня виновным. А потому что это был я.
Мне было настолько больно, что я даже проболтался о своих чувствах Уилсону, пока делал себя этот несчастный бутерброд. Даже не проболтался – мне не обязательно было говорить что-то, по мне и так было видно. Разумеется, когда я влетел в комнату отдыха, зло схватил полотенце, вытирая руки резкими движениями, и швырнул его на стол, онколог просто не мог не заинтересоваться моим поведением.
- Что нового?
- Хаус ошибся.
- Такое бывало.
- Он чуть не искалечил девочку. А я поставил правильный диагноз. Но он меня не послушал, - я не знаю, в чем было виновато арахисовое масло, но, судя по взгляду Уилсона, я обходился с коричневой массой слишком жестоко.
- Чейз, ты молодец. Ты помог пациенту. Я хотел назвать свою пьесу «в ожидании одобрения Хауса», но решил, что это слишком мрачно.
- Поверь мне, я его уже не жду.
То ли мой больной отчаянием взгляд был настолько выразителен, то ли краснеющее пятно на подбородке, готовое вскоре превратиться в синяк было таким выразительным, но в любом случае Уилсону было меня безумно жаль. Только мне от этого легче не становилось.
Меня тогда первый раз тряхнуло: он ведь и Стейси отослал. Не потому что меценат, потому что он никогда не променяет викодин-ногу-ехидство-одиночество-боль-несчастность на что-то еще. А если… не хотел я об этом думать.
И на следующий день я снова стал прежним услужливым Чейзом. Когда он заметил мой синеющий подбородок, даже поинтересовался, показывался ли я кому-нибудь. И я ответил, что со мной все в порядке. Чтобы увидеть в его глазах хотя бы толику если не жалости, то хотя бы беспокойства…
А через пару дней наступил канун Рождества.
Прошел год. В прошлое рождество над нами главенствовал Форман и я развлекал Хауса, развлекаясь сам у него в постели.
Сейчас я смотрел на сыплющий с неба снег, подставлял ему щеки и закрывал слезящиеся глаза.
Итак, он меня уволил. Уилсон сказал, что Хаус просто боится любви. А мне, в общем-то, плевать, хотел он меня этим обидеть или нет – мне было больно. Грег был прав, Кэмерон надо опекать людей, так должен же был кто-то зашить мою душу?
Мы уже помолвлены.
Автор: Диран
Рейтинг: PG-15
Пейринг: Хаус/Чейз
Жанр: драма
Размер: миди
Предупреждения и комментарии: кусочки "встроены" в серии. Названия кусочков - названия серий. Таймлайн - до 4 сезона.
Дисклеймер: все права на героев принадлежат создателям сериала.
читать дальше
Дневник Роберта Чейза
Ошибка
- Можно мне поговорить с моим будущим бывшим коллегой?
Я медленно вышел за Хаусом на балкон. Доводить меня до обморока, как выразилась Кадди, он стал бы в кабинете, нигде уединяться для давно ставшего ежедневным смешивания с грязью не требовалось. А сейчас в связи с грозящим судебным разбирательством, наружу выползало все, что могло и не могло. Какие тут могли быть тайны? Тем более от глав.врача и собственного адвоката. Ну что еще могло ему понадобиться…
- Отличная история!
- Думаешь, я лгу? – огрызнулся я в ответ на неприкрытый сарказм. - Я именно так ему и сказал.
- Не сомневаюсь. Но ты солгал ему. Ты хочешь, чтоб он подал иск.
Я ходил по балкону, не находя себе места. Впрочем, я его не мог найти с той минуты, как понял, что жизнь девушки могло спасти всего два вопроса. То, что эти два вопроса спасли бы Хауса, меня и больницу только ухудшило ситуацию. Но брат имел право знать, по чьей вине погибла его любимая сестра, мать двоих детей.
- Я убил его сестру.
- Я сегодня заказал черный кофе, а получил с молоком, - судя по уровню яда в голосе, Хаус злился. Сильно злился. – Все ошибаются.
- Тебе в кофе не налили яд.
- Я видел тебя с похмелья, и это было не в тот день, когда ты ошибся с диагнозом.
- Какая разница? Она оживет, если у меня был уважительный повод? – Хаус начинал выводить меня из себя. Хотя сейчас было трудно этого не сделать.
- Если бы я думал, что ты ошибся, потому что ты был пьян, я бы тебя уволил.
Я резко остановился, посмотрев на босса. Хаус знал?..
- Ты знал?
- Ты был подавлен и растерян, полагаю, тебе звонила мачеха.
Воспоминания накатили с новой силой. Я растерянно опустился на скамейку. Отец, рак, четвертая степень… и Хаус знал об этом. Но откуда, как? Я не говорил никому…
- Хорошая новость: теперь оба твои родителя умерли, и больше не будет причин так ошибаться.
- Как ты узнал? – я вцепился взглядом в Грега.
- Существует сеть связанных между собой компьютеров или Интернет…
- Почему вдруг начал искать? – Хаус сел напротив, понимая, что я не отведу взгляд.
- Он говорил, что ему осталось два месяца. Когда ты напортачил, я занялся арифметикой.
Значит знал. Все это время.
- Почему не сказал мне, что он умирает? – я встал, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. От усталости, от перенапряжения, от нервов, от воспоминаний.
- Он попросил.
- Лучше, чтоб это оказалось неожиданностью? – его-то родители живы, на своей шкуре он не такого не испытал. А примеривать на себя чужие – не умел. Я зло выдохнул, ожидая язвительной фразочки по поводу собственной истеричности.
- Да. Чейз, это я виноват.
Я отвернулся, не зная, что ответить. Я не успевал осознавать и анализировать происходящее, все глубже увязая в эмоциях.
- У тебя есть выбор: можешь сказать правду, больница пойдет на уступки, семья получит деньги и сможет остаться в своем доме, - драматическая пауза, призванная меня убедить (что почти получилось), - или можешь врать дальше…
Я закрыл глаза рукой.
-… семья получит исковую сумму, купит самолет и переедет на Парк-Авеню, а ты лишишься карьеры.
- Ты ничего не скажешь?
- Буду нем, как могила. Юридически для меня лучше, если они оторвутся на тебе.
Хаус отошел к двери, я снова опустил голову, пытаясь собраться с мыслями. Смерть отца – не оправдание оплошности, которая привела к еще одной смерти… Что случилось с Хаусом? Он хочет меня оставить при себе? С чего бы? Кажется, самое удобное время, чтобы навсегда выкинуть меня из команды, припечатав лишением лицензии.
Хаус сорвался с места резко – я не ожидал рывка, и ему удалось оттолкнуть меня к увитой плющом стене. Я дернулся от неожиданности, но замер, прижатый тростью к каменному рельефу. Он приблизил свое лицо к моему настолько, что я губами почувствовал его дыханье.
- Я просто тебе не позволю поступить иначе, - к приказному тону я привык давно, как и все, кто хоть сколько-нибудь находились рядом с Хаусом. Но вот яркие глаза впервые оказавшиеся на столь близком расстоянии гипнотизировали не хуже змеиных.
Я опустил взгляд, стараясь не смотреть на своего босса. Волосы закрыли лицо, и я почувствовал неслабый тычок тростью под ребра. Судорожно втянув сквозь зубы воздух, я кивнул и оторвался от стены, возвращаясь в кабинет, к адвокату.
Обман
Итак, Форман – капитан судна. Хаус любит метафоры. Скажи я ему сейчас об этом, получил бы в ответ весьма интересное предположение о своей роли на этом корабле медицины. Однозначно пошлое. Губы чуть не растянулись в легкой улыбке – пришлось прикрыть рот рукой и уткнуться носом в карту, притворившись, будто я усиленно размышляю над диагнозом девушки. Когда придумываешь шутку о себе сам, и ее никто не слышит, она кажется смешной. Когда слышишь от другого – она задевает. Левое ухо снова чуть не заложило от Хаусовского «Кушинг!», заставившего снова вернуться к делу пациентки.
Спор бывшего и будущего босса с настоящим явно подогревал атмосферу в комнате все сильнее. Кэмерон, не выдержав очередного перехода на личности в идущей по второму или третьему кругу дискуссии, встала и подошла к столу налить кофе. Кто бы сейчас не стоял за штурвалом, тонуть всей командой в нудных спорах не хотелось, и я вмешался, перехватив нить разговора:
- А что если опухоль не в гипофизе, а где-нибудь в легком или в поджелудочной?
- Казуистика!
- Не более, чем невидимая опухоль.
Постановка пациенту диагноза в нашей команде и споры вокруг нее всегда означали взаимные колкости. Каков капитан, таковы и его люди, а нашим капитаном был Грегори Хаус…
Но все же сорвавшаяся с собственных губ подколка заставила вспотеть ладони еще за миг до того, как я услышал привычно издевающийся голос:
- И почему боссом сделали не тебя? Ах да, ты же убил женщину, - ладонь «сочувственно» сжала плечо, а я стиснул зубы. Если долго повторять одну шутку – она приедается. Если долго повторять одну колкость – она не колет. Но если говорит Грег Хаус – то это всегда в сердце и навылет. Сначала я бесился от столь «пристального» внимания к своей особе, но вскоре тщательно построенный щит помог почти наладить испорченные служебным предательством отношения. Да, слово «подлиза» было несколько раз отправлено в довесок к очередной шпильке – но это была скорее его привычка, нежели оскорбление. Потом, когда мне действительно угрожала опасность, Хаус забыл слова «сарказм», «ехидство» и «язвительность» по отношению ко мне. Он спасал меня и в плане карьеры и в плане…
Теперь, когда мое душевное состояние все еще явно отличалось от нормального, издевки возобновились, и благодаря этому же состоянию ранили глубже. Смерть отца от рака, вина в смерти пациентки, «успокоение» от Грегори – и все, готово. Снова я чуть не рычу после каждой фразы, обращенной ко мне.
От размышлений оторвал приказ сделать полное сканирование.
Ассистировал Хаус. Какое непривычное словосочетание. А это приятно.
***
- Как ты его выдрессировал? Электроошейник или у тебя сахар в карманах? – я развернулся в полуметре от Хауса. Мы так и замерли у двери, смотря на Кэмерон и на Формана. Элисон, оторвалась от бумаг, рассказывая о своей теории. Я, словно раздумывая над ее словами, встал на носки, качнувшись вперед и назад. Один шажок в сторону Грега – в нос ударил знакомый и приятно щекочущий ноздри запах. Смесь одеколона и дезодоранта с привкусом викодина. По спине пробежали мурашки, но это достойная плата за то, что Хаус почувствовал мой запах. Интересно, мурашки по спине у двоих из…. у пятидесяти процентов из присутствующих в комнате людей – это уже эпидемия?
Следующее возражение он прокричал, наклонившись вперед. Отстранился, да? Я сел на свое место за столом, снова схватившись за карту пациентки и стараясь не улыбаться. Свое дело я сделал. Зачем надо было привлекать к себе в тяжелый момент и тут же снова отталкивать, если в «привлечении» не было ни выгоды, ни желания? Чтобы ранить больнее? Но так не поступают люди равнодушные, а ведь Хаус строит из себя такого. Не ненавидящего, а равнодушного. У него не получалось. А это значит…
***
- Ни за что. Меня уже отстраняли.
- Если б не я, тебя бы уволили.
- Ну так и сделайте все сами. С каких пор вы боитесь начальства?
- Мне плевать на начальство. Но не на то, что оно делает. Чернополеон Негропарт поставил всех сестер на уши. Меня к пациентке не пустят. Так что я отвлеку врага, а ты проскользнешь к ней и возьмешь у нее костный мозг.
- Не могу.
- Кого ты боишься? – вызов в спину. Таким голосом Хаус обычно пытается манипулировать людьми. Говоря проще – взять на слабо. Я устал от манипуляций.
Зачем тебе это, если я… Черт побери, а почему я должен себя сдерживать?
- Я не боюсь Формана, я с ним согласен. Я же видел анализы.
- Но далеко не все, - это не злость, это возбуждение от спора. Когда ты слишком рьяно доказываешь другим свою правоту. Такое бывает, когда они в свою очередь настолько уверены в своей версии, что даже не считают нужным спорить. Мой устало-равнодушный голос вывел тебя, если не из себя, то из состояния подбивания меня на обман точно. Впрочем, разумеется, как обычно ненадолго. Вот опять – ты выпрямился, сощурил глаза и решил зайти с другого бока. Угрозы.
- Ты ведь понимаешь, что негропарт – временный босс.
- Да, но чтобы я не делал, вы всегда будете обращаться со мной, как с грязью, - обычно люди такое выкрикивают, выплакивают, вышептывают, выхрипывают, но не говорят тем же голосом, что и фразу об анализах.
- «Грязь» - понятие относительное.
Серо-голубые глаза смотрели весьма красноречиво – Хаус уцепился за надежду. Знал, что я на этом сломаюсь. А я только и мог, что саркастическую улыбку с лица словно ластиком стирать. Если он будет относиться ко мне…
Хаусу нужна хотя бы моя покорность. Раньше – из принципа. Теперь – чтобы чувствовать себя под Форманом легче. И ведь на самом деле я верю в диагнозы (хотя больше бы подошло слово «прогнозы») Хауса больше, чем в Формановские, а теперь и единственное оправдание «стоит ли оно такого риска?» отправилось в помойное ведро стараниями лучшего диагноста больницы.
А ты ведь, наверно, надеялся, что я поведусь на издевки, обижусь и сделаю вид, что не было ничего? Заведу интрижку с медсестричкой у тебя на глазах? Не люблю тебя разочаровывать, босс, но на этот раз придется.
***
Распылявшийся перед Уилсоном довольный Грег вышел вместе с ним на украшенную рождественской иллюминацией улицу.
- Ты не сможешь подчиняться Форману, - зав.отделением онкологии усмехнулся, поправляя воротник.
- Почему? Люди меняются, – мятные конфетки Хаус закидывал в рот не хуже викодина.
Джеймс еще шире усмехнулся, удаляясь к машине.
Я осторожно оттолкнулся от стены и вышел из тени украшенной ели и окликнул его.
- Хаус!
Я так и не придумал достойного ответа весьма возможной шутке про снег и цвет моих волос (в конце концов, он по «закону Хауса» съязвит о чем-нибудь другом) и просто улыбнулся. А он так и не съязвил.
Ему нужна моя покорность. Не уверен, что ему нужны мои волосы в носу или засосы на плече, но… работа врачей диагностов такая непредсказуемая – всегда наугад.
Трудности перевода
- Ты мне не босс.
- Я босс Хауса. Хаус твой босс. Сам делай выводы.
- Ты мои чеки подписываешь? Ты людей увольняешь?
- Дело не в этом…
- Единственная твоя обязанность – следить, чтобы Хаус не творил безумства.
Кэмерон обольстительно-довольно улыбнулась Форману, явно встав на мою сторону. Будь здесь Хаус, я бы снова оказался «подлизой». Но его здесь не было, в этом-то и суть…
Отвлекающие раздражители
Хаус задумался, всматриваясь в хитроумный чертеж, и перевернул страницу. В дверь настойчиво постучали. Грег даже не отрывал взгляда от исписанных словами на хинди страниц.
- Я знаю, что это ты. Открывай своим ключом.
Замок послушно щелкнул, в коридоре послышались шаги. Когда они перетекли из коридора в гостиную, Грегори, не отрываясь от журнала, поинтересовался:
- Уилсон, что ты знаешь о мигрени?
Ключ упал лежащему на диване Хаусу на живот. Оторвавшись от индийского изданий, Грег поднял глаза:
- Чейз?..
Я приподнял бровь, улыбаясь.
- Откуда у тебя ключ? Уилсон сделал копии всей больнице или только избранным?
- Я его украл.
- Златовласка меня удивила, - журнал шлепнулся на стол, Грегори скрестил руки на груди, оценивающе меня разглядывая. – Только не говори, что злой дядя-босс тебя испортил. Я расплачусь.
- Хотел бы я это видеть.
- Сульфацил натрия в аптечке, лук на кухне. Но первое напоминает мне о грудничках, а второе помешает дальнейшему общению. Так что – увы, не судьба.
Я бросил сумку на пол, а куртку на спинку кровати.
- Ты не уходишь, значит, ты пришел не за луком.
Я молча улыбнулся, обошел диван и сел на стол.
- И не за сульфацилом…
Облизнув пересохшие губы, я улыбнулся шире.
- Зачем ты пришел? Поговорить? Я же тебя повысил с грязи до плесени! Многие верят в то, что это разумные создания. Что-то еще?
Я наклонил голову на бок, словно не заметив колкости. С Хаусом самой верной стратегией всегда была загадка.
- Да, я знаю! Ты пришел, чтобы помыть мою посуду!
Я медленно наклонил голову на другой бок.
- Я прекрасно знаю, что ты пришел потрахаться! Я как раз думал о шлюхе, но ты ведь сделаешь все забесплатно, Златовласка…
Я уперся локтем в коленку и положил голову на ладонь, улыбаясь. Надо сказать, последняя колкость по крепости доходившая до оскорбления почти пробила мой щит, но я справился. Хаус сел, швырнув ключ на журнал, и попытался поиграть со мной в гляделки. Не принимая правил его игры, я позволял себе моргать, все так же улыбаясь. Грег оглядел меня с макушки до пяток, посмотрел в сторону спальни, а я лишь прикрыл глаза.
Хаус целовался… понятия не имею, как это положено описывать словами, какие эпитеты подбирают к таким поцелуям, просто он целоваться умел, а я балдел от этих поцелуев. Не знаю, от поцелуев или от их дарителя, но у меня сносило крышу и скручивало низ живота. Вот и сейчас я, не открывая глаз, сжал руками его плечи, с удовольствием отвечая на поцелуй. До спальни мы добрались быстро, потому что не отвлекались ни на ласки, ни на слова – ни на что, с Грегом это было проблематично. С ласками и поцелуями на ходу - потому что его нога, с разговорами – потому что Хаус.
С Хаусом вообще опасно заговаривать, особенно до, во время или после секса. Интересно, со всеми партнерами он так? Со Стейси он вел себя в постели так же? Не знаю, читал ли Грегори мои мысли, но в этот момент мне стало резко не до них…
Да и действительно – зачем в постели разговаривать? Все остальное Хаус делал настолько потрясающе, что не получалось даже думать – только наслаждаться происходящим.
А потом, сразу после, надо уходить. Что-нибудь ляпнуть напоследок, чтобы дать Грегу стоящую причину не язвить завтра слишком сильно… Но я лежал. Лежал, прижавшись к теплой груди, водил пальцами по так и не снятой рубашке и молчал.
- Я всегда знал, что самые испорченные мальчишки выходят из семинарий…
- Может быть, я тебя люблю?
- Мне не нужна ни твоя любовь, ни твоя задница.
Я слишком привык к ехидным прививкам, и легко купировал «приступ», не давая Хаусу насладиться моими пальцами, судорожно вцепившимися в его воротник. Я просто зарылся руками в темные волосы и улыбнулся:
- Все лгут.
- Да, ты прав. По поводу задницы я преувеличил.
- Задница лучше у Кадди, так что тебе нужен я.
- Златовласка наглеет? Я ведь могу…
Я снова улыбнулся и пожал плечами, прижавшись губами к его шее, а потом поцеловав его.
- Ты думаешь, что знаешь, зачем я пришел. И решил мне этого не дать?
- Да.
- Ты мне уже дал.
- Чейз, что ты несешь, я тебя успел только трахнуть!
Я многозначительно улыбнулся и сел на кровати, принимаясь одеваться.
.... А я понятия не имел, сколько силы в его руках… Когда моя голова снова коснулась подушки, я между прикусываниями губ, судорожно-глубокими вдохами и порывистыми движениями успел заметить, как на часах мелькнуло 01:01.
***
- Ключ Уилсону верни.
- Уилсон даже не заметит, как он пропадал, - я подкинул заветный кусочек железа на руке и, поймав, повернулся к двери, взявшись за ручку.
- И раз ты все равно сейчас пойдешь не домой, а до соседнего квартала снимать копию с ключа, зайди по дороге в супермаркет, он открылся полчаса назад, купи мне виски. Оставишь в моем кабинете.
До растерянно усмехнувшегося меня донеслись звуки пианино. Конечно, догадался. Грег не умеет не догадываться. Хотя первую загадку он так и не разгадал. Или не хотел признаться в этом?..
Навечно
- Я тебе нужен?..
- Конечно, нужен. Мы же команда.
Я ему нужен, потому что команда. Потому что думать ему проще, когда один спорит, второй соглашается, а третий рассуждает об этике. А сам я ему… я саданул кулаком по стене. Пора брать себя в руки. Еще немного и я окончательно превращусь в истеричного мальчика. И ладно бы богатенького и истеричного, так нет – как раз самое оно сходить с ума, лишившись наследства. И еще придумать себе безответную любовь: во-первых, кто говорит о любви? Во-вторых, в свете последних событий – а причем тут безответная?
Беспросветная. Вот жизнь какая-то беспросветная. А любовь ответная. Причем чересчур ответная, постоянно-ехидно-ответная. Я бы даже сказал незатыкаемая...
От мрачных мыслей меня мигом оторвали ожившие приборы – ребенку стало хуже…
***
- Я буду делать ребенку ЭКМО. Вероятность того, что в воде были бактерии…
- Почему ты не хочешь со мной работать? – я открыл рот, но не нашелся, что ответить с ходу на абсолютно неожиданный вопрос, а Хаус воспользовался этим и продолжил: - Я милый, веселый.
- Я туда ушел не из-за тебя, - признаться, я вообще был ошарашен таким пристальным вниманием Хауса к собственной персоне. Точнее скоростью Хаусовской реакции на мои поступки. - Рентген говорит за химический пневманит.
- Не мне. Рентгена недостаточно. Так почему ты здесь? Надеешься внести свой вклад в улучшение демографии с местными сестричками?
Он пытается вывести меня из себя. Где вы еще найдете такого человека, который говорит своему бой-на-побегушках-френду об изменах не из собственной ревности, а чтобы его же и позлить? Брррр… Хаус…
А сейчас я попытаюсь сформулировать, почему же я здесь, а не в его кабинете… и он засмеет меня окончательно.
- Мне нужен перерыв. Отдых от больных. Форман чуть не умер, пытаясь спасти полицейского, торгующего наркотиками. Я хотел на время от этого отстраниться…
Он поджал губы и понимающе кивнул. После этого снова посмотрел на меня.
- Какая же все это чушь. Я тебе кто? Медсестра, которую ты собрался разжалобить?
Говорить с Хаусом о личном, когда в его мозге тромбом застряла новая загадка, было невыносимо. Что ж, хочешь о деле? Получи о деле, только сам не спрашивай меня большео личном.
- ЭКМО может его убить.
- Если не начнешь сейчас, инфекция пронесется по его организму, как толпа фанатов после чемпионата. Но дело твое, - он уже почти зашел в приехавший лифт, - нет ничего красноречивей, чем мертвый ребенок.
Он умеет убеждать. Каждый раз, когда он оказывает прав, когда ему подчиняются Кадди, Форман, Уилсон, Кэмерон я пытаюсь убедить себя, что не только меня. Но каждый раз, когда мы с ним вот так, наедине, мне кажется, что он имеет надо мной особенную власть, что я марионетка в его руках. А ведь он прав – если не сделать, ребенок может умереть. Как же мне это надоело! Мне уже начинало казаться, что он специально подкинул этого ребенка, лишь бы выкурить меня из детской реанимации...
***
Он думал, дело в деньгах. Не могу врать себе – не могу сказать, что готов от них отказаться – нет, деньги мне были нужны. Но об этом я подумал, уже надев желтый халат реанимационной. Когда я уходил туда, у меня перед глазами маячили пожелтевшие белки Формана, его безумный взгляд и пересохшие губы, а в ушах еще держались стоны подыхающего от боли наркомана.
Да, я взялся делать вскрытие. Хотя я боялся, что у меня руки будут трястись. Я даже начал молиться. Если Бог есть, то он бы не допустил этой адовой карусели на Земле. Но если вдруг все-таки есть там Высшая Сила, то этот ребенок заслужил счастливейшей из загробных жизней…
И когда хотя бы пытаешься верить, пальцы так уже не дрожат.
И я нашел ответ. Я его принес Хаусу. Давно меня не видели в больнице таким – подавленным, угнетенным, я еле ноги тащил. И Грегори подарил мне успокоение, как всегда. Я не виноват в смерти ребенка. Я его не убил. Мы как всегда убили его опозданием с диагнозом. А к этому мы уже почти привыкли, все… даже Кэмерон. Что уж говорить о черством теперь-уже-не-богаче, бросившем семинарию?
Я устало откинулся назад.
***
Я задержался в клинике дольше, чем надо. Оформлял отвод от работы в реанимационной. А эта секретарша поссорилась с мужем и не хотела идти домой. Что может быть лучше, кроме как провести ночь с молоденьким и симпатичным врачом? Только провести ее с бумагами, которые этот врач должен подписать! Когда я уходил к грудничкам от Хауса, я оформил это за полчаса. От грудничков к Хаусу – оказалось сложнее. Регресс, он всегда как-то побыстрее идет…
- Закончишь, зайди ко мне, - голос Хауса посреди ночи стал неожиданностью не только для меня. Секретарша аж подскочила на месте. Впрочем, я к его выкрутасам почти привык и кивнул, не оборачиваясь.
Он сидел в кабинете и пил кофе (где он его достал? Принес из круглосуточного кафетерия? Помню ведь – уходил с Уилсоном… куда дел Уилсона? продал за кофе? Я даже не смог оценить своею неудачную шутку, слишком был подавлен). В темном кабинете горела только одна настольная лампа. В таком освещении его лицо становилось еще грубее и резче. Еще… не то, чтобы красивее… более интересующим, манящим.
- Уже перевелся?
- Да.
- В следующий раз, когда будет не хватать денег, обратись сначала ко мне.
- Одолжишь?
- Зачем, тебе ведь тогда придется возвращать… Я займу у Уилсона. Хотя тебе все равно придется возвращать. Правда, такие долги я принимаю разными способами, - задумчиво протянул он, глядя на меня исподлобья.
- Не самое лучшее время для заигрываний. Придумай в следующий раз что-нибудь пооригинальнее.
- Да что с тобой, в конце концов?! – он не просто повысил голос.
Он орал на меня. Орал, почти швырнув полупустой стакан с кофе на стол.
А я стоял рядом, опершись рукой на заваленную медкартами столешницу, не зная, как ему объяснить. Как доказать, как рассказать, чтобы он поверил…
- Отец, - я говорил медленно, почти по слогам, - Форман, ребенок – кто следующий? – последние слова я говорил почти шепотом. Потому что в горле вставал ком, голос садился. Потому что я вложил все свои чувства в одну единственную фразу. И у меня получилось. Он поверил.
Вот только теперь я готов был сорваться на истерику в любую секунду.
Зато он поверил. Не сказал бы, что бы это сделало нашу беседу более приятной.
- Семья, друзья, работа… любимый?
- Моего любимого туда не возьмут. Еще приплатят, чтобы забрал назад.
Я увернулся от полетевшей в меня книги, но схлопотал тростью прямо по заднице.
- Собирайся, и иди домой.
- Я пойду с тобой.
- Нет, ты пойдешь, уберешь мою квартиру к моему приходу и перемоешь посуду. А потом придет папочка и даст тебе конфетку. У папочки дела в клинике.
- Я пойду с тобой.
- Не наглей, Златовласка.
- Хорошо, я пойду домой. К себе домой.
Я развернулся и направился к прозрачной двери. Там меня и догнал его вопрос, заставивший замереть:
- Хочешь прокатиться на мотоцикле?
Я медленно повернул голову, посмотрев на Грега.
Ветер закладывает уши. Я прижимаюсь к тебе плотнее и утыкаюсь носом в плечо. Приятно пахнет кожей. Скорость захватывает, выбивает из головы мысли, подменяет тоску и чувство надвигающейся катастрофы ветром, легкостью и безумством. А близость с любимым человеком успокаивает. Звенящие детские крики, голос мачехи, сообщающий о смерти отца – все это больше не крутится в голове испорченной пластинкой, теперь только ветер в ушах. А перед глазами вместо маленького, хрупкого мертвого тельца и умирающего коллеги мелькают фонари и замирают нашивки Хаусовской куртки.
Я так и ехал: то подставляя лицо ветру и считая размазанные полосы ночных огней, то утыкаясь в теплую спину. Я наслаждался тем, что мог не думать и не вспоминать. Я словно родился в третий раз. Во второй раз я родился, когда проснулся однажды утром и понял, что могу хоть несколько минут не думать о той женщине. Работать врачом с таким начальником – ужасно, сложно, нереально, тяжело, невыносимо. Работать вместе с Хаусом – лучшее, что могло случится со мной в этой жизни.
Я не знаю, сколько мы так колесили – кажется, что почти до рассвета…
…По крайней мере, когда мы трахались в туалете на заправке, уже светало.
Официальное согласие
- Все, кто могут ходить, должны отсюда выйти.
- Ты не можешь!.. – неверие в происходящие мешалось в ее глазах с отчаяньем.
- Не могу что? Назначить пациенту препарат, чтобы облегчить мучительную боль?
Форман посмотрел на меня, а я не мог оторвать взгляд от рук Хауса.
- Идите, мозольте кому-нибудь глаза в кафетерии.
Эрик все-таки сорвался с места.
- Я не могу позволить.
Грег методично продолжал набирать шприц.
- Либо я умру в муках, либо просто умру. Вы об этом сейчас спорите? – Эзра говорил с возмущением и сарказмом. Те же чувства читались и во взгляде, которым он одарил вставшего между Хаусом и капельницей Формана.
- Нет. О том, умрете вы сами или мы вас убьем.
Форман всегда помнил о законах не хуже, чем Кэмерон о морали и этике. Нарывался, знает. Эрик не терял надежды отговорить Хауса – глупо с его стороны, глупо. Как будто не он несколько лет работал под его началом.
- Сейчас кто-то получит целый шприц морфина. Я пока не определился кто, - это не неприкрытая издевка, это злой сарказм. Но злой не от того, что адресован Форману, а от бессилья, от того, что Хаус ничего не мог сделать со сложившейся ситуацией.
Эрик оглянулся на нас. Растерянная Кэмерон искала моей поддержки, я лишь опустил голову. А потом вернул взгляд Форману. Сам решай.
И Форман подчинился. Зло выдохнув, покачав головой и пулей вылетев из палаты, но подчинился.
Не опуская шприца, Хаус посмотрел на Кэмерон. Залегшие под ее глазами тени только больше подчеркнули застывший в них ужас.
- Я не могу, - она покачала головой и вышла, отчаянно кусая губы.
Ее отчаянье было так непохоже на Хаусовское… Глядя на нее, хотелось пожалеть и успокоить, а глядя на Грегори хотелось выть волком, потому что становилось страшно.
А Грег тем временем перевел взгляд на меня. Пару секунд я выдержал дуэль взглядов, но все же сломался и опустил голову. Подойдя к двери, я замер на секунду, зная, что он скоро «просверлит» дырку между моими лопатками. Я глубоко вдохнул и решительно закрыл дверь, разворачиваясь. Когда я подошел к жалюзи, чтобы закрыть их, Хаус уже повернулся к пациенту. Растерянность на лице диагноста могли заметить лишь знавшие его подолгу, в том числе я.
Их разговор с Пауэллом о смерти пролетел мимо моих ушей. Я все так же стоял, вцепившись как загипнотизированный взглядом в шприц. Но я заметил тот короткий оценивающий взгляд, брошенный на меня. Не смею даже надеяться, что это был поиск одобрения с моей стороны, он оценивал меня. Как обычно. Странно, что в сложившейся ситуации его больше всего волнует мое поведение.
Все. Приборы задыхаются в пищаниях.
Я прикрыл глаза, борясь с порывом прочитать молитву, как вдруг услышал звук двигаемой кровати. Хаус метался вокруг Эзры…
- Что ты делаешь?
- Достою ларингоскоп. Не стой, помоги!
- Но ты сказал ему…
- Небольшая ложь, я знаю. Врать нехорошо, но не так плохо, как убивать.
Я был готов простить Хаусу убийство… Мысли в моей голове больше походили на патоку, я впал в ступор. Я смотрел на Грега, который торопил меня даже взглядами, и не мог даже пошевелиться.
- Он без сознания, больше не ноет. Будем продолжать обследования.
Я был на его стороне. Я смирился с моральной дилеммой Кэмерон. Мне было плевать на законы. Но как же, черт побери, ловко ты нас обскакал, Хаус…
- Давай сюда аппарат, я не собираюсь стоять тут всю ночь.
Я не мог прийти в себя. Лучше бы Грег кричал – привело бы меня в чувство. Так его устало-торопливые комментарии только все больше вгоняли меня в транс.
- Роберт, мать твою, аппарат!
Я вздрогнул и тут же сделал все, что нужно. Он никогда не называл меня по имени…
Реанимировали.
Поцелуй в палате коматозника над недоубитым и только что вогнанным в кому нами же пациенте явно выходил за рамки не то что приличий и законов, морали, этики… но даже логики. Впрочем если Грег видит рамку, он обязательно ее переступит. Даже, если этого не требовалось.
И мы целовались. Забыв обо всем.
- Спасибо. Я знал, что ты останешься.
- А за что благодаришь?
- За мятный привкус. В следующий раз, когда мне захочется жвачки, я просто поцелуюсь с тобой.
----------------------------
P.S. А вы знаете… он меня уволил. Проблемы начались еще с появлением Триттера… Когда тот меня подставил. Нет, Хаус не собирался впадать в истерики, обвиняя меня. Быть может, он даже не поверил, но…
В поисках Иуды и Крошечное весёлое Рождество
- Мы можем поговорить?
- Нет.
- Я думаю, мы…
- Либо ты сдал меня и жаждешь прощения, либо нет – и ждешь аплодисментов. В любом случае неинтересно.
Хаус все-таки отвлекся от своей лазерной указки и посмотрел на меня.
А ближе к вечеру того дня он меня ударил. И я знаю, что это было не потому, что ему нужен был викодин, и не потому, что он все-таки считал меня виновным. А потому что это был я.
Мне было настолько больно, что я даже проболтался о своих чувствах Уилсону, пока делал себя этот несчастный бутерброд. Даже не проболтался – мне не обязательно было говорить что-то, по мне и так было видно. Разумеется, когда я влетел в комнату отдыха, зло схватил полотенце, вытирая руки резкими движениями, и швырнул его на стол, онколог просто не мог не заинтересоваться моим поведением.
- Что нового?
- Хаус ошибся.
- Такое бывало.
- Он чуть не искалечил девочку. А я поставил правильный диагноз. Но он меня не послушал, - я не знаю, в чем было виновато арахисовое масло, но, судя по взгляду Уилсона, я обходился с коричневой массой слишком жестоко.
- Чейз, ты молодец. Ты помог пациенту. Я хотел назвать свою пьесу «в ожидании одобрения Хауса», но решил, что это слишком мрачно.
- Поверь мне, я его уже не жду.
То ли мой больной отчаянием взгляд был настолько выразителен, то ли краснеющее пятно на подбородке, готовое вскоре превратиться в синяк было таким выразительным, но в любом случае Уилсону было меня безумно жаль. Только мне от этого легче не становилось.
Меня тогда первый раз тряхнуло: он ведь и Стейси отослал. Не потому что меценат, потому что он никогда не променяет викодин-ногу-ехидство-одиночество-боль-несчастность на что-то еще. А если… не хотел я об этом думать.
И на следующий день я снова стал прежним услужливым Чейзом. Когда он заметил мой синеющий подбородок, даже поинтересовался, показывался ли я кому-нибудь. И я ответил, что со мной все в порядке. Чтобы увидеть в его глазах хотя бы толику если не жалости, то хотя бы беспокойства…
А через пару дней наступил канун Рождества.
Прошел год. В прошлое рождество над нами главенствовал Форман и я развлекал Хауса, развлекаясь сам у него в постели.
Сейчас я смотрел на сыплющий с неба снег, подставлял ему щеки и закрывал слезящиеся глаза.
Итак, он меня уволил. Уилсон сказал, что Хаус просто боится любви. А мне, в общем-то, плевать, хотел он меня этим обидеть или нет – мне было больно. Грег был прав, Кэмерон надо опекать людей, так должен же был кто-то зашить мою душу?
Мы уже помолвлены.
@темы: слэш, Роберт Чэйз, Грегори Хаус, фанфики
G. Ishtar
все читатели такие одинаковыеПардон, просто как раз на одном форуме обсуждаю именно это)Да вы провидец) Он у меня как раз в процессе) Как раз об уходе Кэмерон и всем прочем)
Он у меня как раз в процессе)
а вот это - просто замечательная новость!!
Беренника Благодарю) Мне вот Хейзов остро не хватает. Приходится писать))
Диран, спасибо.
замечательная история, совершенно реальный Чейз. да и вообще вхарактерные персонажи)
а у меня будет шанс поблагодарить за удовольствие от прочтения продолжения?
вот последняя, 15-я просто прелесть в отношении Чейза, особенно когда Тринадцатая предложила ему встречаться с мужчинами))))
вот последняя, 15-я просто прелесть в отношении Чейза, особенно когда Тринадцатая предложила ему встречаться с мужчинами))))
прошу прощения за спойлер)
п.с. чей перевод предпочитаете?
Перевод телеканала "Домашний" и Лостфильмовский. Но в основном смотрю Лостфильм - потому что самая быстрая скорость выкладки новых серий)
согласна)
о, звучит так заманчиво)))
Спасибо большое за такой чудесный и талантливый фик!
а вы не знаете, что еще можно почитать по этому пейрингу, а то я очень мало нашла ХаусоЧейзов, одни хилсоны (