destorted mood-swing smile and certain music shadow covers

Название: В моих самых страшных снах/In my darkest dreams
Ссылка на оригинал: benjimmy.livejournal.com/95960.html
Авторы: Roderick Thompson (benjimmy ) и nemesishamartia
Перевод: Smothered Hope
Бета, краски, детали, атмосфера, а также русская адаптация диалогов и эпиграфов – Rebekka_L
Разрешение на перевод: получено
Пейринг: Хаус/Уилсон при-слэш
Рейтинг: NC-17
Ворнинг: фик содержит множество дарк-элементов, а также ненормативную лексику.
Дополнительный арт к фанфику
Обложка (картинка в заголовке) : автор - cryptictac housebigbang.panfandom.ca/artwork/ticcy.htm#one
Видеотрейлер: автор - tli housebigbang.panfandom.ca/artwork/thelibraniniq...
Примечание авторов русской версии: Если вы думаете, что невозможно жалеть Хауса и тревожиться за него больше,чем после просмотра 24 серии 5 сезона- тогда мы идем к вам)
Глава 1
"Каждый ищет что- то свое." (с) Eurythmics, Sweet Dreams (Are made of this).
Глава 2
«Это дом, где рождались и умирали» © Elton John, Funeral For a Friend (Love lies bleeding).
Глава 3
"Уходи пока можешь, чтобы жить дальше." (с) Queen, Dead on Time
читать дальше....- Где тебя носит?- раздраженно спрашивает Уилсон,- я жду тебя здесь целую вечность!
Озадаченный, Хаус оглядывается вокруг и приходит в еще большее недоумение. Они с Уилсоном на крыше больницы, как бывало уже не раз, вот только как Хаус ни пытается, он не может вспомнить, зачем они решили здесь встретиться, и как он сюда добирался.
И еще Хаусу кажется странным упрек Уилсона: "целая вечность". Это чересчур, ведь они виделись не далее, как час назад, когда Уилсон выходил из своего кабинета, чтобы пойти...куда? Этого Хаус тоже не помнит, он был слишком занят решением очередной головоломки, чтобы обращать внимание на такие мелочи.
Уилсон сидит на низком парапете, огораживающем крышу по периметру, и Хаус хмурится: ведь это его место! И потом, он помнит, что Уилсон не любит смотреть вниз с высоты.... Почему же сейчас?...
- ...Ждешь меня...- Хаус, наконец, понимает, что продолжать Уилсон не собирается,- а зачем?
- Я хочу тебе кое - что показать,- отвечает тот,- кое- что интересное..., тебе понравится...
Хаус снова озирается по сторонам, пытаясь сообразить, что именно здесь могло бы его заинтересовать.
Крыша больницы выглядит... как крыша больницы и никак иначе. Скучно и уныло, как и всегда. Но именно этим она Хаусу и нравится - пустота и тишина, здесь он может побыть наедине со своими мыслями и чувствами, но сейчас не тот случай.
Потихоньку Хаус начинает сердиться.
- И что интересного, по-твоему, я должен здесь увидеть? - бурчит он, раздраженно постукивая тростью о каменную кладку парапета.
- А вот что.
Уилсон спокойно встает на ноги, поворачивается к Хаусу спиной и...делает шаг вперед. Несколько бесконечно долгих секунд Хаус стоит, словно загипнотизированный.
Наверняка, это просто какой- то дурацкий розыгрыш- из тех, что так любят показывать по телевизору воскресными вечерами. Хаус уже почти слышит голос ведущего, который скажет что-то типа: " Вас снимает скрытая камера!" и уже готов рассмеяться, но тут... он слышит неописуемо тошнотворный звук, с которым тело ударяется о землю.
Жуткое сочетание влажного хлюпанья и резкого, как пистолетный выстрел, треска ломающихся костей.
Хаус вмиг выходит из ступора и одним прыжком оказывается на краю крыши... он смотрит вниз и видит это...видит, пятью этажами ниже, Уилсон в ужасающе неестественной позе лежит на земле, и лужа багрово- черной густой крови окружает его голову жутким нимбом.
Больше всего Уилсон похож на тряпичную куклу, раздавленную колесами многотонного грузовика. Вот только кукла не может трагически погибнуть, потому что никогда не была живой...В отличие от Уилсона...
Который абсолютно и безнадежно мертв.
У Хауса мутится в голове, тошнота удушающей волной подступает к горлу, он в панике пытается отвести взгляд от страшного зрелища, но не может.
Руки Уилсона согнуты под противоестественными углами и даже отсюда Хаус видит выглядывающие из рваных ран белоснежные осколки, сверкающие в золотых лучах закатного солнца.
Ноги кажутся резиновыми из-за раздробленных костей, правая оказалась под спиной, а левая - под прямым углом отогнута в сторону... Хаус, наконец, находит в себе силы зажмуриться....
***
И тут же со стоном открывает глаза. Сердце в груди стучит так, что кажется, вот- вот сломает ребра и выскочит наружу, голова кружится...
Господи! Как хорошо, что это всего лишь страшный сон. И ничего больше.... С усилием, Хаус поднимается с кровати и хромает в туалет - мочевой пузырь грозит лопнуть. Надо отлить. И еще, может быть, принять ванну - футболка и пижамные штаны пропотели насквозь. Хаус плещет в лицо холодной водой, пытаясь смыть ночной кошмар без следа, и от этого его пробирает озноб. Он зябко ежится, зевает - широко, до боли в скулах, и решает, что, пожалуй, ванна может подождать до утра.
Сейчас он опять ляжет в постель: после такого стресса просто необходимо хорошенько выспаться... Выходя из ванной, Хаус бросает рассеянный взгляд в зеркало, и тут…что-то увиденное в нем, вызывает у него смутное беспокойство. Какая- то маленькая неправильность, совсем крошечная непонятность...
Хаус трясет головой, хмурится, и вместо спальни идет в гостиную.
На кофейном столике у дивана стоит бутылка из под бурбона. Пустая...
Странно, думает Хаус, я не допивал все до конца..Да какой там до конца, там оставалось не меньше половины. Однако, он позволяет этой загадке пройти мимо, ведь это совсем не то, что привлекло его внимание, отразившись в зеркале.
Хаус внимательно оглядывает комнату, пока в его поле зрения не попадает оранжевая баночка, закатившаяся за ножку кресла... Тоже пустая! Хаус наркоман, и именно поэтому он всегда совершенно точно помнит, сколько таблеток он принял, и сколько еще осталось, дабы не забыть вовремя пополнить запас.
Но ведь.. когда он ложился в постель, баночка совершенно точно не была пустой. Хаусу страшно хочется спать, поэтому он не паникует, а только лениво размышляет о том, что, возможно, сам прикончил и бурбон и таблетки, разгуливая ночью по дому в приступе какой- то странной формы сомнамбулизма.
Но все же, он сомневается в этом, потому что твердо знает, что никогда раньше не ходил во сне.
Он снова оглядывает гостиную, пытаясь все- таки понять, что именно увидел в зеркале...
И тут он это видит.
Видит руку Уилсона...на полу возле кушетки. Этот идиот, судя по всему, свалился с нее во сне. Хаус пожимает плечами и думает о том, что Уилсон, должно быть, жутко устал за сегодняшний день, раз не проснулся от такого падения... А может, он ударился головой и потерял сознание? Хаус обходит диван кругом и застывает, как вкопанный...
Уилсон.
Лежит на полу, сжавшись в комок, глаза открыты, щека и волосы испачканы рвотой, которая зеленоватой лужицей растекается рядом.
Хаус швыряет трость в сторону, бросается к нему и падает на колени. Он хватает Уилсона за руку, дрожащими пальцами ощупывает шею, пытаясь почувствовать пульс, но тщетно.
Его нет, и не может быть.
Не может, потому что Хаус вдруг понимает, почему оказались пустыми бутылка и оранжевый пузырек.
Но это понимание уже ни к чему.
Потому что Уилсон мертв.
Хаус всхлипывает и прячет лицо в ладонях, чтобы не видеть этого больше...
***
...И открывает глаза с болезненной гримасой, потому что все тело словно свело судорогой.
Что ж, будет ему впредь наука - не засыпать в своем любимом кресле в собственном офисе в разгар рабочего дня.
Хаус потягивается, словно огромный кот, и крутит головой, пытаясь разогнать кровь по затекшим мышцам. Поморгав, он сладко зевает и поворачивается к окну, за которым на бархатно- черном осеннем небе уже начали загораться первые звезды. Ну и ну, уже вечер. Хаус бросает взгляд на монитор компьютера: 8.12. Он уже давным- давно должен быть дома. Все еще ощущая ломоту во всем теле, Хаус осторожно закидывает рюкзак на плечо, и тут краем глаза замечает, что в офисе Уилсона все еще горит свет.
Это ж надо так заработаться! Нужно его срочно отвлечь и развести на поздний ужин.
Хаус добирается до кабинета Уилсона и громко стучит тростью в дверь. Ответа нет, но как раз это Хауса не удивляет. Когда Уилсон погружен в бумажную работу, он не видит и не слышит ничего вокруг. С такими способностями ему бы не онкологом быть, а бухгалтером!
Хаус ухмыляется и поворачивает ручку, чтобы открыть дверь. Так и есть: Уилсон сидит над бумагами... а вернее, не сидит, а лежит - головой на столешнице.
Хаус фыркает, представляя себе, какой болью в спине и пояснице обернется Уилсону эта поза наутро. Некоторое время Хаус просто смотрит на него, испытывая непреодолимое желание просто повернуться и уйти, чтобы доказать Уилсону, что бумаги могут причинить человеку настоящую боль. Соблазнительно, конечно, но... так и быть, сегодня он добрый. Да и голодный, если на то пошло.
Громко топая, Хаус подходит к столу и трясет Уилсона за плечо, но тот не торопится просыпаться.
В недоумении, Хаус хмурится, трясет Уилсона еще сильнее и неожиданно морщится.
Он чувствует, что его рука стала влажной... и липкой.
Хаус не понимает в чем дело, пока не подносит ее к глазам и не видит то...
Что сделало влажной его руку.
Кровь.
Пальцы Хауса сразу же ложатся на шею Уилсона, в надежде нащупать пульс..
Но жилка на шее неподвижна, сердце перестало качать кровь по венам.
Уилсон мертв.
Снова.
Спокойно и хладнокровно, словно наблюдая эту сцену со стороны, Хаус осматривает Уилсона, пытаясь определить причину смерти. Губы не посинели, значит, это не удушье. Нигде нет кровоподтеков, значит, шея не сломана. Что же тогда?
И тут Хаус находит то, что искал...
Удар по голове тупым, тяжелым предметом. Потеря крови слишком серьезная, чтобы Уилсон мог дожить до его прихода.
Негнущимися пальцами Хаус ощупывает края раны, ощущая, как в горле образуется огромный ком.
Голова Уилсона проломлена, и кусочки мозга вперемешку с осколками кости вытекли из дыры в черепе на белые бумажные листы, исписанные его ровным красивым почерком, словно желе из экзотических фруктов на фарфоровую тарелку.
Хаус обшаривает все вокруг невидящим взглядом, словно надеется отыскать убийцу или орудие преступления где- нибудь поблизости... и долго искать не приходится.
На столе стоит бутылка дорогого шампанского "Асти Мондоро"- название почему- то сразу бросается в глаза, когда Хаус берет бутылку в руки... и тут же роняет на пол, увидев ее дно - скользкое и черное от запекшейся крови.
Бутылка разбивается вдребезги, разлетается по кабинету сотнями сверкающих, словно бриллианты осколков, густая ароматная пена бьет Хаусу прямо в лицо. Он зажмуривается, пытаясь защитить глаза....
****
И снова резко их открывает, задыхаясь и судорожно хватая ртом возду. Хаус быстро садится. От этого начинает кружиться голова и туман застилает глаза, когда он пытается определить, где находится. Он на работе? В клинике? Точно, на этот раз он не добрался до своего кресла, а заснул на кушетке прямо в смотровой. Ну что ж, так хотя бы ничего не затекло...
- Хаус! Что с тобой такое?
Уилсон..?
Из груди Хауса вырывается вздох облегчения такой силы, что он мог бы одним выдохом наполнить воздушный шар.
- Все нормально, не волнуйся. Я просто не выспался...засиделся допоздна за просмотром..
-... Порно по интернету! - Уилсон заканчивает фразу за него и закатывает глаза. Совсем, как Хаус, когда считает кого- то идиотом.
Хаус протирает глаза, зевает и потягивается.
- Чего тебе? Тебя Кадди послала найти меня?
- Нет. Я сам решил поискать тебя.
- Зачем?- Хаус пожимает плечами и бросает взгляд на часы,- "Центральная больница" начнется только через полчаса...
- Я в курсе,- отвечает Уилсон без тени улыбки,- но у меня была другая цель.
Уилсон закрывает дверь, приваливается к ней спиной и изучающе смотрит на Хауса, отчего тот почему- то начинает нервничать.
- Ну и...?
Уилсон не отвечает. Он двигается с места, обходит Хауса, сидящего на кушетке, и направляется к шкафчику, в котором хранятся ампулы и наполненные шприцы. Достает несколько штук и демонстрирует их Хаусу. Тот щурится, но все же ухитряется прочитать надпись на этикетке...Эпинефрин.
Хаус заинтригован дальше некуда. Он устраивается на кушетке поудобнее и с интересом ждет дальнейшего развития событий.
Уилсон аккуратно снимает колпачки со всех шприцев сразу и, прежде чем тот успевает хоть как- то среагировать, молниеносно вонзает их себе в предплечье. Он морщится, но похоже, только из- за того, что ему все- таки трудно управляться с тремя шприцами одновременно, а весь его вид говорит: это ерунда, оно того стоит!
Уилсон резко вдавливает поршни до упора.
- Я хочу, чтобы ты знал,- говорит он Хаусу мягко и совершенно спокойно,- все это - только из-за тебя.
И тут же падает на пол, как подкошенный.
Хаус соскальзывает с кушетки, чтобы подхватить его, но не успевает. Тогда он просто хватает руку Уилсона и сразу ощущает под своими пальцами бешеное биение пульса. Хаус пытается сосчитать его стремительные скачки, но безуспешно, и тогда он пробует усадить Уилсона прямо на полу, поддерживая его за плечи, и снова нащупывает пульс на его шее в отчаянной надежде, что он замедлился.
Но он не замедляется.
Он просто исчезает.
Совсем.
И тут Хаус соображает, что нужно вызвать помощь. Он ударяет кулаком по кнопке вызова медсестры, а сам срывает с шеи Уилсона новый галстук в серую полоску, разрывает на его груди рубашку, посыпая пол градом пуговиц, одним движением оседлывает бедра Уилсона и начинает непрямой массаж сердца. Хаус сильными уверенными движениями давит ему на грудь, время от времени останавливаясь только для того, чтобы сделать ему искусственное дыхание рот в рот.
Дверь с грохотом распахивается и в комнату врываются сестры с реанимационным набором. Хаус хватает дефибриллятор, в страшной спешке выдавливает из тюбика столько геля, что и электроды и его собственные руки становятся скользкими.
- ЗАРЯЖАЕМ! РАЗРЯД! - кричит Хаус, прижимая холодный металл к груди Уилсона, при этом безнадежно пачкая края его рубашки.
"Он меня убьет!"- проносится в голове дикая в своей неуместности мысль.
Тело Уилсона выгибается дугой, подпрыгивает на полу и падает обратно. Хаус ищет пульс...
Его нет, как и не было.
-ЗАРЯЖАЕМ! РАЗРЯД!
Подскок. И снова падение.
Ничего. Прошло четыре минуты.
-РАЗРЯД!
Пять минут.
Волна отчаяния захлестывает Хауса с головой и грозит утопить. Пять минут! Если даже им удастся вытащить его, это будет уже не Уилсон. Так долго без кислорода...У него будет повреждение мозга. Крайне тяжелое повреждение...
Это не важно. Не важно, каким он вернется оттуда. Пожалуйста… Пусть только вернется…
-РАЗРЯД!
Уилсон лежит неподвижно, словно издевается над Хаусом. Будто таким немыслимо извращенным способом напоминает ему о том, что все, происходящее здесь и сейчас - целиком и полностью его вина.
Хаус упрямо щелкает переключателем, снова увеличивая напряжение.
-РАЗРЯД!
Шесть минут.
Одна из медсестер, которая давно пытается Хаусу что-то сказать, бросает это безнадежное занятие и выскакивает из кабинета. Но Хаусу наплевать.. наплевать и на нее и на того, кого она наверняка приведет с собой. Ведь они ничем не могут помочь Уилсону, а значит - просто выбросить это из головы. Ведь все место в ней занимает сейчас только одна мысль - как заставить его сердце снова работать…
Давай же, ебанный идиот! Оживай, чертов ублюдок! Какого черта ты это сделал?! И почему, мать твою, из-за меня?!
-РАЗРЯД!
Дверь открывается. Ну вот, и морская пехота прибыла на помощь. Это Кадди: стоит на пороге и смотрит на все происходящее недоумевающим взглядом.
- Сколько раз уже ты пытался запустить сердце?- спрашивает она совершенно спокойно. Так спокойно, будто бы один из ее лучших врачей, один из ее любимых друзей, не лежит мертвым( он не мертв, не мертв!) на полу смотровой.
Не обращая на Кадди никакого внимания, Хаус снова заряжает электроды.
-РАЗРЯД!
За него Кадди отвечает предательница- медсестра:
-Это уже восьмой раз!
Уилсон холоден и неподвижен. Пульса нет...
-ЗАРЯЖАЕМ! РАЗРЯД!- в панике кричит Хаус, чувствуя, как по его щекам начинают бежать влажные ручейки. И вдруг понимает, что это не паника... это отчаяние...
Задержав дыхание, они ждут чуда... Но его не происходит...
Хаус снова заряжает электроды, но не пускает их в дело. Похолодев, он слушает твердый, уверенный голос Кадди:
- Время смерти - два тридцать пополуночи.
Она подходит к Хаусу поближе.
-Положи электроды, все уже кончено...
Хаус не двигается. Тогда Кадди сама выключает их, осторожно вынимает из рук Хауса и кладет его перепачканную гелем руку на свое плечо, пытаясь вывести из смотровой. Но Хаус не может вот так просто бросить Уилсона и уйти... ведь в отличие от него, тот совершенно не выносит одиночества...И Хаус все еще может спасти его...
- Нет! Подожди!- Хаус делает попытку вывернуться, но Кадди удерживает его
его на месте, и светлая ткань рукава ее пиджака темнеет и становится влажной от его слез,- Я... блядь! Я ведь даже не ввел ему атропин! Мы ведь все еще можем...
Кадди осторожно прикрывает рукой его рот.
- Не можем... уже слишком поздно, Хаус....
Хаус утыкается лбом ей в плечо, отгораживаясь от всего мира...
****
...И снова открывает глаза. Он делает несколько коротких судорожных вздохов, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце.
Ну, теперь точно все в порядке - он проснулся в собственной смятой постели, дома, в одиночестве...? Или нет?...
Он прислушивается, но кругом царит тишина... Все- таки, идея запивать таблетки викодина коктейлем из пива и скотча была не самой удачной, тут Уилсон был определенно прав. Собственно, он бывал прав каждый раз, когда напоминал Хаусу об этом, но никогда еще после этого его не посещали такие кошмарные сновидения.
Хаус потягивается, сильно и долго, до хруста в костях... почему- то этот звук кажется ему ужасно неприятным...Хаус бросает взгляд на часы - восьмой час утра, надо бы вставать, наверное. Он нехотя поднимается с кровати и выходит из спальни. На диване в гостиной он обнаруживает сладко спящего Уилсона и ни капельки этому не удивляется. Какие бы причины не выгнали того ночью из дома, а это, как правило, ссора с очередной миссис Уилсон,и в итоге он всегда оказывается на Хаусовом диване.
Совершая свой утренний туалет, Хаус нарочно пытается создавать как можно больше шума. Наконец- то он будет отомщен! Впервые за столько лет у Хауса появился прекрасный шанс отыграться за все невыносимо ранние пробуждения, которые ему регулярно устраивал Уилсон, громко жужжа феном или еще того хуже - блендером, в котором он готовил какие- то колдовские зелья, в состав которых наверняка входила плацента нерожденных младенцев, лягушачья икра и китовый жир, и которые он легкомысленно именовал маской для волос.
Хаус грохочет дверцами кухонных шкафчиков, изо всех сил бабахает любимой кружкой по столу, насвистывая намеренно громко и ужасающе фальшиво.
Никакой реакции.
Хаус в негодовании заглядывает в гостиную. Конечно, он знает, что Уилсон всегда спит крепко и спокойно, как и положено совершенно здоровому человеку с чистой совестью...но не до такой степени.
А кроме всего прочего, Хаус, как пристально он не вглядывается, никак не может заметить, как поднимается и опускается его грудь. Хаус хмурится, ковыляет к дивану и берет Уилсона за руку, чтобы проверить пульс..
Пульса нет.
Сердце Хауса, только- только было успокоившееся, снова грозит разнести в клочья его грудную клетку, в опустевшей голове мелькает одна единственная мысль - может это еще один кошмарный сон?!
Но она тут же исчезает, как перышко, подхваченное ураганом. Рука Уилсона холодна как лед.
Он давно мертв...
****
- Ты - идиот! - сердито хмурит брови Уилсон, - ты едва не убил себя.
- Так и было задумано.
- Ты на самом деле хотел умереть?
- Я хотел почти
умереть,
почувствуй разницу,- лениво огрызается Хаус, хотя сейчас он и сам в этом уже сомневается.
Он видел странные сны.. странные и страшные.. Но этому есть разумное, логическое объяснение: мозг постепенно отключается, наступает клиническая смерть... Дело только в этом, просто одна из тысяч химических реакций, которые ежесекундно происходят в организме. Нейроны, в предсмертных судорогах посылающие импульсы из ниоткуда в никуда, пока мозг умирает в отсутствии кислорода.
Уилсон, расслабься, не паникуй... я в полном порядке.
- Может быть, ты действительно собирался почти умереть, но тебя совершенно не интересовало, выживешь ты или нет! – продолжает кипятиться Уилсон.
- Но ведь это ты настаивал, чтобы я увидел все своими глазами!
Хаус спорит чисто рефлекторно, ему и самому уже кажется, что идея была никудышная. И потом, что нового он надеялся увидеть на той стороне? Ведь в состоянии клинической смерти он был уже не один раз...
Все это было зря...я не узнал ничего большего, чем знал до этого..только странные разрозненные, размытые образы, но это была агония умирающего мозга, только и всего...Там ничего нет... абсолютное ничто...пустота...
Хаус спрашивает Уилсона, как дела у парня, засунувшего нож в розетку, ощущая болезненную потребность поговорить с ним...
Все- таки, кое-что полезное от своей безумной затеи Хаус получил: то место, где он побывал...это были явно не небесные кущи, скорее наоборот.
Видеть, как Уилсон раз за разом умирает тысячами ужасных смертей- это мой собственный, персональный ад.
- Парень умер около часа назад. Удар током на следующий день после множественных повреждений внутренних органов не так полезен для здоровья, как может показаться.
Хаус не отвечает, он просто лежит, наслаждаясь голосом Уилсона, который звучит для него сейчас как райская музыка...Так чудесно слышать как он говорит и какая разница, что именно...
Уилсон говорит с ним, и это значит, что он здесь, что он жив, можно протянуть руку и дотронуться до него...Находясь на волоске от смерти Хаус кое- то понял..., кое- что крайне важное... то, ради чего стоило так рисковать...
Он не сможет жить без Уилсона.
Вот и все.
- Зачем тебе нужно было поговорить с ним? Ты что- то видел...там?
Но Хаус не собирается обсуждать эту тему.
Ему совершенно не нужно знать, что именно я там видел... Совершенно, абсолютно не нужно...А значит, я ничего и не видел...Просто ни-че-го!
Хаус пытается отвлечь Уилсона от расспросов, свернув на эозинофильную пневмонию, но тот не собирается сдаваться так просто.
Он беспокоится, и в то же время ему страшно интересно, и он видит, что Хаус лжет... Уилсон всегда это видит... Но Хаусу нечего ему рассказать. Это ведь были просто галлюцинации, ужасающе реальные, но ничего сверхъестественного здесь нет, сплошная биохимия, просто нейронные импульсы.
И, тем не менее, знать об этом Уилсону не обязательно. Хаус не желает говорить с ним на эту тему.
Он ничего не видел.
Разве что, как Уилсон снова и снова умирает при ужасных обстоятельствах.
Но мы уже выяснили, что это просто реакция мозга на кислородное голодание, ведь так?
Хаус снова пытается сменить тему, и у него вроде бы начинает получаться. Вроде бы, но не совсем.
Ничего, ничего и еще раз ничего! И никогда! Перестань меня расспрашивать, я не видел ничего такого, о чем мог бы тебе рассказать. Ни сейчас, ни потом. Я хочу забыть об этом навсегда!
Хаус осторожно сжимает обожженную ладонь в кулак. Черт, больно... Но это хорошо, даже очень хорошо, просто отлично. Ведь это значит, что все происходящее - реально, это значит, что Уилсон здесь, живой и невредимый. Живой...
Да и о чем это он, собственно? Ведь он ничего там не видел..
- На тебя даже смотреть больно. Назначу тебе обезболивающих дополнительно.
И вдруг Хаус понимает, что прямо сию минуту он должен сказать Уилсону нечто очень важное...то, что донесло бы до него истину, невероятную в своей простоте, которую он принес в своем сознании с той стороны..
...Уилсон- главное, что есть в моей жизни...
Итак, давай! Скажи это!
- Я люблю тебя.
Тот скептически приподнимает бровь, продолжая строчить что- то в медкарте.
Это не он говорит, это обезболивающее бормочет глупости у него в венах. Любит он меня, как же! Как он может меня любить и продолжать творить такое с собой? И со мной. Сколько раз я еще увижу, как он умирает? Сколько раз услышу: Хаус мертв?
Хаус видит, что Уилсон не обращает на него внимания и начинает молча паниковать.
Черт! Блядь! Он мне не верит. Или верит, но не хочет этого?...
Точно, не хочет.
Спокойно! Все нормально, все в порядке. Я ведь просто хотел, чтобы он знал? Ну, так теперь он знает. Знает, что я действительно люблю его..., конечно, совсем не в этом смысле.
Да..., не в этом...Хорошо, что Уилсон меня не любит, иначе было бы страшно неловко...
Потому что я ведь не влюблен в него, правда? Не влюблен…и поэтому все будет хорошо...
Продолжение следует..
@музыка: London After Midnight - "Shatter"
спасибо за перевод
Буду ждать обновлений)
Мы и с первого раза поняли, что Уилсон упал на землю)))
А на самом деле, забористая трава)) Буду вкуривать и дальше!
Хотя с 4-й смерти уже начинало пробирать на ха-ха и в голове крутилось, что более подходящее название "Тысяча и один вариант смерти для Уилсона". Автор вовремя остановилась))
a.k.a Fran
десфикный фик редко увидишь))
Точно!))))
Спасибо за отзыв
Pretty Rat
мне нравится середина этого фика, там уровень параноидальности зашкаливает.
а мне кажется, после 10 главы)))
и леверэйдж тоже хочется
Lee.m переводит
спасибо за перевод=)
спасибо, что нас читаете
Consuelo
Мы и с первого раза поняли, что Уилсон упал на землю)))
упс.. Поправила)))
Буду вкуривать и дальше!
Автор вовремя остановилась))
автор - мужЫк
Фик вроде бы нормальный, но более этого пока сказать сложно, потому как в первой главе ни Хилсона нету, ни хотя бы хорошо прорисованного образа Хауса... (я тапками не кидаюсь, не думайте!)
Сложно более определенно высказать свое мнение, основываясь на четырех(или сколько их там было?)смертях Уилсона.
Так что с нетерпением буду ждать новую главу!
А жанр сего произведения какой? (в смысле, Ангст/романс или ангст/драма? есть смысл ждать хэппиэндика?)
Pretty Rat , мне тоже нравится середина). Надеюсь вам придется по вкусу и наша версия)
Эйни Птичка-Синичка , ну как же без Хилсона?) все будет- только так...как бы это получше сказать...ангстово, ага).
Гость, ну если сказать, вам же потом неинтересно будет)))
есть смысл ждать хэппиэндика?)
Гость, ну если сказать, вам же потом неинтересно будет)))
инъекция в предплечье???О_о
Это сон, не забываем, не забываем))))
спасибо, что читаете нас).
Не в первом фике меня удивляет, как Хаус во сне резко теряет все медицинские знания)))
Гость , тут уж скорее Уилсон) забыл, куда нужно колоть и что именно)
ангст\драма\даркфик)
Вот, а что касается этого фанфика, мне безумно понравилось! Ещё две главы проглотила на английском, но читается значительно тяжелей, так что очень жду перевод. Огромное спасибо переводчикам за такой труд!
инъекция в предплечье???О_о
я помню, они там часто в предплечье колят))) когда Кадди догнала выписанного парализованного и вколола ему что-то по совету Хауса, точно в предплечье было.. или это зависит от того, что колоть? О_о
Не, в том случае - в шею, сбоку Оо
Если вводить внутривенно - то не куда угодно, а если препарат подразумевает мышечную инъекцию - то мышцы это не только мягкое место) сие есть мое понимние проблемы Оо
Я даже не знала, что эпинефрин и адреналин - одно и то же))
Мне тут насчет адреналина сказали, что вводят его внутривенно, а внутримышечно нельзя ни в коем случае..
CherryBill, спасибо)) Я рада, что начало фика понравилось
Эйни Птичка-Синичка
Сложно более определенно высказать мнение, основываясь на четырех(или сколько их там было?)смертях Уилсона.
согласна) На основании одной главы впечатление о фике пока сложно составить..
«Это дом, где рождались и умирали» © Elton John, Funeral For a Friend (Love lies bleeding)
ОКОЛО СЕМИ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ
..Эмбер умерла. Хаус понимает это сразу же, как только Уилсон входит к нему в палату и смотрит на него остановившимся взглядом. Эмбер больше нет...
Мысли и воспоминания о том, что произошло днем ранее, огненным вихрем проносятся в голове Хауса, выжигая все на своем пути, но Уилсон, конечно, не может этого заметить. Он просто разворачивается и уходит.
Ты хочешь, чтобы ради спасения Эмбер я рискнул собственной жизнью?..Уилсон меня возненавидит...А я не хочу, чтобы он меня ненавидел...будет больно...мне и сейчас больно, а я не хочу больше боли...я не хочу быть несчастным. ...Зачем,...зачем?!...Зачем ты так надрался в гордом одиночестве этим вечером?...
Хаус не помнит, зачем. Он вообще мало что помнит о том, что случилось тогда. Память отказывает ему, словно капризная девчонка на первом свидании. Но подсознание услужливо подсказывает, что в конечном итоге он получил, что хотел. Эмбер исчезла из жизни Уилсона навсегда, а на такое он даже надеяться не смел.
Нет, это не так, ничего подобного. Он будет ненавидеть меня за это всю жизнь...она была права..нет, это я был прав...я это заслужил...
-Мне так жаль!
***
Хаус с трудом выбирается из такси и медленно ковыляет в зал, где уже началась гражданская панихида. Перед глазами все расплывается из-за головной боли, будто раскалывающей его череп на сотни осколков. Его мутит, и он может думать только об одном: как бы его не стошнило прямо кому- нибудь на туфли. Он не может твердо держаться на ногах. Не то, чтобы это было чем- то необычным за последние шесть лет, но на этот раз причинами того, что он спотыкается и едва не падает на отполированный гладкий паркет стали слабость, обезболивающие и чувство вины.
Кадди успевает подхватить его в последнюю минуту.
-Что ты здесь делаешь?- сердито шепчет она,- тебя еще даже не выписали! Как ты вообще сумел сюда добраться?
Хаус тяжело прислоняется к стене и устало закрывает глаза.
- Я здесь, чтобы отдать дань уважения женщине, которая погибла по моей вине. Увидеть ее в последний раз.
Хаус опускает взгляд на пол и едва слышно продолжает:
-И своего лучшего друга, наверное, тоже.
У Кадди перехватывает дыхание от жалости и тревоги. Она гладит Хауса по щеке, поправляет его галстук и обнимает, осторожно помогая оторваться от стены.
- Ты ни в чем не виноват. И сделал все, что мог, чтобы помочь им. Даже больше, чем мог.
Хаус сглатывает комок в горле и позволяет Кадди усадить себя на скамейку.
Уилсон был прав...я должен был быть один в этом автобусе..совершенно один...
Он едва слышит слова панегирика, полностью сконцентрировавшись на том, чтобы не начать блевать на пол. Когда желудок перестает, наконец, судорожно сжиматься, Хаус поднимает голову и видит людей, которые столпились вокруг Уилсона и искренне пытаются его утешить. Там Кадди, и Кэмерон, и Форман...все его подчиненные из старой команды и из новой тоже, все, кто знал Эмбер. Каждый из них обнимает Уилсона, что- то говорит ему, видимо, обычные глупости, как обычно и бывает на похоронах. Мы сожалеем...она была замечательная..надо жить дальше...
Уилсон выглядит спокойным и держится хорошо..., но любому идиоту ясно, что изнутри его просто разрывает на части от горя ... и ненависти. Он полностью опустошен.
Хаус поднимается, снова едва устояв на ногах. Неуверенной походкой он подходит к Уилсону поближе, чтобы тот смог его увидеть. И Уилсон замечает его, но тут же отводит взгляд, словно обжегшись. Хаус делает еще один нетвердый шаг вперед и поднимает, было, руку, чтобы дотронуться до Уилсона и сказать ему, что...
Но глаза Уилсона, угадавшего его намеренье, мгновенно затягивает льдом, и Хаус отшатывается от него, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Он медленно кивает, разворачивается, и хромает прочь.
Выйдя на улицу из темного зала, он спотыкается, ослепленный неожиданно ярким солнечным светом, и падает на колени. Его бедро взрывается адской болью, но он даже не может закричать, потому что его начинает неудержимо рвать на траву. Чьи- то руки поддерживают его голову, не давая захлебнуться, и Хаусу уже начинает казаться, что это кошмар никогда не закончится. Но скоро последний спазм окончательно выворачивает его наизнанку и те же руки подхватывают его подмышки и ставят на ноги.
- Я отвезу тебя обратно в больницу,- говорит Форман, и медленно уводит его в сторону автомобильной стоянки. Уходя, Хаус оглядывается через плечо. Уилсон, который стоит сейчас в дверях ритуального зала со сложенными на груди руками, холодно наблюдает за происходящим, ни на шаг не сдвинувшись с места, чтобы помочь ему.
Прошло три дня с момента выписки из больницы, а Хаус все еще не может уснуть ни днем, ни ночью.
Не помогает даже снотворное.
Закрывая глаза, он каждый раз видит перед собой Эмбер. Вот она лежит в гробу, умелые руки гримеров с помощью искусного макияжа сумели полностью скрыть все синяки и ссадины на лице. Она выглядит живой...и прекрасной. А вот она в момент катастрофы: голова откидывается назад, пышные светлые волосы взлетают вверх, окружая ее голову волшебным сияющим ореолом, в широко раскрывшихся глазах - удивление, паника, растерянность...
А иногда, вместо Эмбер, Хаус видит Уилсона, и снова вздрагивает, встречая его холодный, угрожающий взгляд, яснее ясного дающий понять, что больше ему здесь не место.
Но самый страшный кошмар Хауса, заставляющий его сердце выпрыгивать из груди, а тело - покрываться ледяным потом,- это когда оба видения объединяются в ужасающую комбинацию и мучают его с удвоенной силой. В такие мгновения Хаусу хочется вырвать собственные глаза, и он не задумываясь сделал бы это, если бы был уверен, что это поможет. От этих снов наяву ему хочется блевать, пока внутренности не вывалятся, кричать во весь голос, пока не откажут легкие и не разорвется горло...кричать о том, что во всей этой поганой жизни нет ничего более несправедливого, чем то, что с ними произошло.
На четвертый день Хаус решается, наконец, снять телефонную трубку и набрать номер Уилсона. Но ответа нет. И ему только и остается, что слушать длинные гудки, а потом пробормотать в трубку: " Прости меня...", когда бездушный женский голос на другом конце провода предлагает ему оставить сообщение.
Хаус роняет трубку на пол и падает на диван, сгибаясь пополам от боли и отчаяния. Он сам не замечает, что плачет, пока штаны на коленях не становятся насквозь мокрыми от слез.
Следующие несколько дней он проводит точно так же: с периодичностью в несколько часов набирает номер Уилсона, хрипит в молчащую трубку слова сожаления, а потом рыдает до судорог, не услышав ни слова в ответ. Он не сознает, что повторяется, не понимает, что это уже слишком...Уилсон должен знать, что он чувствует. Уилсон не заслуживает того, что бы все, что ему дорого, было уничтожено навсегда. Никто такого не заслуживает. Хаус хочет, чтобы Уилсон знал - он не один.
Уилсон не простит его. Никогда.
Теперь Хаус постоянно находится как будто в лихорадочном забытьи. Он не чувствует боли ни в ноге, ни в голове, только постоянную тяжелую пульсацию, не позволяющую заснуть по- настоящему. Всю последнюю неделю он не делал ничего, а только лежал на диване в болезненной полудреме. Он соскальзывает в нее, как в темный речной омут и тут же, задыхаясь, выныривает обратно, то ли судорожно хватаясь за обрывки ужасающих видений и воспоминаний, то ли пытаясь забыть их навсегда...
Уже больше, чем неделю назад он перестал давать себе труд принимать душ; его постоянно и непрерывно тошнит, но блевать уже нечем, потому что он не ел столько же времени, сколько не был в ванной. Ощущая сухие рвотные позывы, он садится на диване, опускает голову между колен, но обнаруживает, что слишком обезвожен; он уже не может ни потеть, ни плакать.
Тогда он хромает на кухню и жадно пьет воду, опрокидывая в себя стакан за стаканом, чтобы тут же выблевать все обратно, и делает он это так долго и мучительно, что не может устоять на ногах, сползает по стене на пол и ждет, пока его вновь опустошенный желудок не перестанет прыгать и судорожно сжиматься где- то у самого горла.
Потом он поднимается, и, хватаясь руками за все встречающиеся на пути предметы, снова перебирается в гостиную и падает на диван. Его невидящий взгляд останавливается на рояле, и он долго пялится на блестящую лакированную крышку и ряд черно- белых клавиш, удивляясь, что когда- то играл.
Зачем?...Зачем вообще нужна музыка, если люди гибнут в автобусных авариях?...
Вопрос бессмысленный, даже для него.
Потом он кладет записку на кухонный стол и уходит в гостиную. Там он открывает старую картонную коробку, в которой держит стеклянный шприц и солидный запас морфина. Хотя, в его нынешнем состоянии много не понадобится.
Тем не менее, он набирает полный шприц, чтобы наверняка добиться желаемого.
После того, как он потратил остаток сил, чтобы достать коробку с верхней полки высокого шкафа, он слишком ослабел, чтобы как следует затянуть жгут выше локтя. Обычно жгут ему не нужен совсем, но сейчас он слишком обезвожен и озноб бьет его с ног до головы. От этого вены ушли чересчур глубоко, и он не может попасть иглой в нужное место. Он мешком плюхается на пол, облокачивается о край дивана и сгибает руку в локте, пытаясь выгнать упрямые вены на поверхность.
Какие-то ритмичные звуки ненадолго отвлекают его от этих усилий, но у него так шумит в голове, что он не может определить их источник, и поэтому просто перестает обращать внимания них внимание.
Глубоко вздохнув и собравшись с силами, он снова пытается затянуть непокорный жгут. Если и на это раз не удастся найти вену, он сделает укол в сонную артерию. Конечно, лучше бы в сердце, но он не уверен, что у него хватит на это сил...Тогда все точно получится... Он затягивает жгут так туго, как только может и получает награду - вот она, наконец! Голубая, слабо пульсирующая жилка словно ждет, когда он вонзит в нее иглу.
- Хаус!
Шприц выпадает из ослабевших пальцев и откатывается в сторону. В замешательстве он смотрит на свою руку, не понимая, что происходит, а потом поднимает голову, и полузакрытыми глазами смотрит на...Уилсона.
-Господи,- бормочет тот, поднимая шприц и с отвращением разглядывая его,- о чем ты только думал? Он ведь наполнен под завязку, Хаус!
Хаус хочет сказать в ответ: " Я знаю.", но голосовые связки словно парализовало. Поэтому он просто кивает.
Окинув его осуждающим взглядом, Уилсон идет на кухню, и выливает морфин в раковину, до отказа нажав поршень шприца. А потом внимательным взглядом окидывает кухню и видит записку, лежащую на столе.
"Мне очень жаль",- говорится в ней, -" я не хочу, чтобы он меня ненавидел."
Сердце Уилсона едва не останавливается, лоб покрывается холодным потом, ноги подкашиваются... Он бросается обратно в гостиную, опускается на пол рядом с Хаусом и обнимает так крепко, как только может.
- Я никогда..никогда не ненавидел тебя, Хаус. Просто...
Он тяжело вздыхает, и даже вроде бы тихо всхлипывает, уткнувшись лицом тому в плечо.
- Мне просто нужно было время, совсем немного... Я не мог ... мне тяжело было находиться рядом с тобой, потому что всякий раз, глядя на тебя, я видел...думал о ... ней. Но ненавидеть тебя я не могу. И винить тоже...хотя видит Бог, я пытался...
Хаус пытается сглотнуть слюну, которой нет, хочет разлепить запекшиеся губы и заставить ворочаться язык. Но у него не получается, и поэтому он просто сидит, позволяя Уилсону обнимать себя, и вполуха слушает его сбивчивые, невнятные извинения, просто наслаждаясь его близостью и желая, чтобы это подольше не заканчивалось.
-Мне кажется, или от тебя воняет? ...Господи, Хаус! Ты что, все эти две недели вот так просто здесь и просидел?!
В его карих глазах вдруг появляется настоящий ужас, граничащий с паникой. Уилсон поднатуживается, поднимает Хауса на ноги и укладывает на диван. Он снимает пиджак, развязывает галстук и закатывает рукава рубашки.
- Значит так! - до боли знакомым Хаусу жестом Уилсон упирает одну руку в бедро, а второй отчаянно взмахивает у него перед носом, продолжая говорить:
- Сейчас ты примешь ванну, а пока ты это делаешь, я закажу еды. Много-много самой вредной, самой высококалорийной еды. И ты будешь есть, пока не лопнешь!
Хаус покорно кивает и пытается встать, но неожиданное появление Уилсона доконало его измученную душу и тело окончательно, и он не может не то, что встать, а даже пошевелиться.
Уилсон смотрит на это с болью в глазах, а потом приказывает:
- Сиди здесь!- не замечая, что это звучит, как издевательство. Он идет наполнить ванну, а потом возвращается, закидывает руку Хауса себе на шею, снова поднимает его и отводит в ванную.
- Ты ведь не хочешь..., ты ведь не попытаешься...сделать это снова?- спрашивает он по дороге.
И Хаус отрицательно качает головой в ответ, а потом даже ухитряется прошептать едва слышно:
- Теперь не нужно...ты снова любишь меня.
- Конечно, люблю. И никогда не переставал, - грустно улыбается в ответ Уилсон, усаживая Хауса на крышку унитаза и стягивая с него футболку.
Он снимает с него остальную одежду и ужасается про себя. Хаус потерял фунтов двадцать , не меньше. Он и раньше- то не отличался особой полнотой, это еще мягко говоря, а теперь выглядел просто как узник нацистского концлагеря: ребра и ключицы, кажется, вот- вот прорвут кожу насквозь, лицо осунулось, щеки ввалились, мышцы чуть заметно подрагивают в первых зловещих признаках атрофии.
Запихнув Хауса в ванну, Уилсон немедленно берется за телефон и заказывает на дом практически все меню их любимого китайского ресторанчика.
Услышав это, Хаус замечает, что скорее всего, он вряд ли сможет удержать в желудке хоть что- то из этого больше, чем полминуты.
Уилсон раздраженно хлопает себя по лбу, досадуя, что сам не подумал об этом, звонит Кадди и просит приехать - привезти противорвотное, каких- нибудь витаминов, а так же чего-нибудь из нормальной еды - вроде молока, кукурузных хлопьев и овощей.
Она с радостью соглашается, потому что тоже чувствует себя несколько виноватой в произошедшем.
Приняв ванну, Хаус чувствует себя настолько лучше, что осиливает почти полную порцию ло- мейн, которую запивает просто пугающим количеством воды.
Убедившись, что немедленная смерть от истощения ему больше не грозит, Уилсон твердо сообщает, что переезжает к Хаусу на некоторое время, пока тот окончательно не выздоровеет и не выбросит из головы разный вздор. И пока Уилсон говорит это, он изо всех сил старается, чтобы его голос не звучал снисходительно, как- будто он поступает так только из жалости. А Хаус, с радостью с этим соглашаясь, почему- то пытается скрыть от него громадное облегчение, которое на самом деле испытывает.
И вот так начинается еще один отрезок их совместной жизни. Через несколько дней они негласно устанавливают для себя определенный распорядок дня.
Утром Уилсон будит Хауса, не слишком рано, но и не позволяя слишком залеживаться в постели, помогает ему одеться и умыться, и идет готовить завтрак.
Он пичкает Хауса блинчиками с разнообразными начинками, заставляет есть яичницу с беконом, которую тот не слишком жалует, чуть ли не силой вливает в него стаканами молоко и апельсиновый сок.
А самое главное, Уилсон настаивает на том, чтобы они ежедневно выполняли несколько элементарных физических упражнений и сам делает Хаусу массаж, пытаясь восстановить нормальное кровообращение в мышцах и вернуть его суставам прежнюю гибкость.
Хаус принимает все это в нетипичной для себя покорной манере и не жалуется, только тихо вскрикивает, когда Уилсон ненароком слишком сильно давит на его правое бедро.
Они вместе обедают и ужинают, совмещая еду с просмотром телешоу или гонок грузовиков, а потом Хаус ложится спать, и спит крепко и спокойно не менее десяти часов каждую ночь.
Поначалу они не знают, как именно им теперь вести себя друг с другом, и поэтому оба чувствуют себя несколько не в своей тарелке: их разговоры касаются только самых общих тем, типа результатов последнего бейсбольного матча, новостей из больницы, которыми их регулярно снабжает Кадди или пожеланий Хауса на ближайший обед.
Но постепенно, в повседневных делах и заботах, напряженность между ними сглаживается и отношения возвращаются к чему- то вроде нормы.
На то, чтобы вновь стать самим собой и начать немного интересоваться жизнью, у Хауса уходит где- то около двух недель. Ему уже больше не требуется помощь Уилсона, чтобы принять ванну или почистить зубы, но в плане физических упражнений Уилсон по прежнему неумолим, и поэтому они продолжаются каждое утро.
Иногда Уилсон ловит себя на мысли, что помогая Хаусу вернуться в норму, он в какой-то степени счастлив.
Днем он слишком занят, чтобы горевать об Эмбер, а к вечеру так устает, что засыпает, едва донеся голову до подушки, слишком измотанный, чтобы о чем-либо думать. Иногда, когда он просыпается, его подушка мокра от слез, но он не помнит, что именно ему снилось, только смутно осознает, что сон был об Эмбер. День за днем он спрашивает себя, смог ли бы пережить эту утрату один... и сможет ли еще, когда Хаус окончательно перестанет нуждаться в его помощи. Как он снова будет жить один, справится ли?...И каждый раз приходит к выводу, что рано или поздно это все равно случится, так что ему просто остается медленно, шаг за шагом, примиряться с трагедией и продолжать жить самостоятельно. И теперь он готов к этому...
Почти готов.
Уилсон оборачивается, видит, что Хаус полностью поглощен очередным сериалом и выглядит совершенно нормально, поэтому он соглашается, быстро одевается и уходит, а Хаус выключает телевизор и ложится в постель. Он совершенно не устал, просто уже привык ложиться спать рано.
Он принимает еще одну таблетку викодина, выключает свет и закрывает глаза. Теперь можно просто расслабиться и ни о чем не думать...
Продолжение следует..
желанное и дорогое xDвторая сама по себе неплохая, но ООС Хауса слишком явный. Не верю, как говорится - ну не верится что Хаус рыдал и уж тем более методично просил у Уилсона прощения, в любом случае это не в его характере. Еще в слезы можно как то верить, в извинения - не очень. Это к автору тапкиПереводчики умницы, спасибо!)
Jain15 , вы только совсем не расслабляйтесь, там еще много глав...)
Hemimia Фанфик - супер, очень нравится,
Мне тоже очень-очень нравится. Он отличается от всего, ранее мною читанного. Га мой взгляд- в лучшую сторону. Завораживающая вещь. Спасибо-спасибо-спасибоSmothered Hope , за то что нашла и переводит его).
Мне кажется, что высшая точка показана и в сериале, потому что, так или иначе, они друг без друга не могут... но там они ведут себя по-мужски (или по-мальчишески), а здесь Хаус непривычно расклеивается. Это всё же не в его характере. И ещё не совсем поняла, Уилсон-то на работу ходит? О_о
Вот, это в минусы-да-не-минусы.)) Драматизм проиходящего всё-таки радует и захватывает, перевод замечательный, чистое и неразбавленное удовольствие. Спасибо ещё раз!