Batter my heart, three person’d God
Название: Затмение
Автор: bookgodess15
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/6137559/1/Countershading
Жанр: ангст, романс
Персонажи: Хаус/Чейз, Кадди, Уилсон, ОМП
Саммари: самопожертвование значит не так уж много, когда перестаешь понимать, что ты такое
читать дальше- Здравствуйте, доктор Форман, вам звонит Эва Кесслер из Синайского госпиталя в Нью-Йорке. Я хотела бы побеседовать с вами об одном из ваших бывших коллег, потому прошу: перезвоните мне по номеру 212-555-4824. Заранее спасибо!
**
Кадди предполагала, что Хаус, скорее всего, убьет ее во сне. Она пыталась успокоить себя мыслью, что из этой нелепой ситуации можно извлечь пользу – к примеру, больница приобретет определенную известность, а ее персонал сыграет роль в деле популяризации медицины среди населения – но, по правде говоря, репортер, преследующий человека по пятам, вряд ли способен пробудить в интервьюируемом что-то помимо мигрени. Особенно если интервью предстоит давать Хаусу. Так что он точно задушит ее подушкой.
Электронное письмо гласило, что пресса хочет составить статью о самых выдающих врачах Принстона, и кто-то внушил газетчикам мысль написать о Хаусе. В другое время она бы отказала, не задумываясь, но Хаус был невыносим, просто невыносим весь последний месяц, и что-то необходимо было сделать. И если она рассчитывала наказать его, это нужно сделать по всем правилам.
Она знала, что проблема с Чейзом стала Хаусу поперек горла – но, ради Бога, месяц? Он не превращался в этот ходячий кошмар даже тогда, когда его покинула Стейси, а Стейси была любовью всей его жизни.
Репортер заметно вертелся в своем кресле. Кадди улыбнулась ему своей роскошной снисходительной улыбкой и произнесла:
- Уверена, он не заставит нас слишком долго ждать.
Она никак не могла припомнить, есть ли у Хауса пациент на этой неделе. Если его задерживал не пациент, значит, он снова опаздывал, в который раз преисполнившись ненависти к своей работе, и это тоже нельзя было оставлять безнаказанным. Хаус вообще не славился пунктуальностью, но в последние недели являлся в больницу так поздно, что, по большому счету, мог бы и не приходить вовсе. Это уже было смешно.
**
Потратив часы на хождение по комнатам, разглядывание потолка и поиск интернет-кроссвордов, Чейз, наконец, смог занять себя выбором еды на завтрак. Шведский стол облегчал выбор. Хлопья прятались в пластиковых контейнерах с оборванными этикетками и, вполне возможно, уже несколько месяцев как были непригодны к употреблению, так что он обошел их стороной и обратил внимание на еду в открытой посуде.
Можно было выбрать местечко и получше, но в Нью-Йорке даже мотели отличались какими-то непропорциональными ценами, и, хотя он рассчитывал получить работу по результатам вчерашнего собеседования, следовало поберечь деньги. Особенно если он собирается подыскивать себе квартиру вблизи от госпиталя – счета его заметно возрастут.
В конечном итоге, цена не так уж велика.
Полуфабрикаты выглядели заветренными и неаппетитными – ясно было, что их размораживали, разогревали, снова замораживали, оттаивали и разогревали. То же самое не раз проделали с булочками, а фруктовый салат и теперь искрился замерзшей влагой.
В его кармане задребезжал виброзвонком телефон.
Чейз вспомнил, какие выставил настройки: один сигнал для сообщения, два – для голосовой почты, три – входящий вызов. Четыре сигнала, если звонит Хаус. Ему все чаще не хотелось брать трубку, когда звонил кто-то еще.
Хаус не станет ему звонить. Даже если станет, Чейз не ответит.
Второй по счету сигнал.
Чейз прошел мимо тарелок с жареными яйцами и сосисками, которые, вероятнее всего, приготовили вчера вечером и разогрели с утра, и которые несли на себе следы ногтей многочисленных пальцев, тыкавших в них недоверчиво. Третий звонок.
Он остановился, зажмурившись, и принялся считать собственные вдохи. Только не Хаус, не Хаус, пожалуйста. Он этого не вынесет.
Телефон замолк, не зазвонив в четвертый раз.
Чейз выдохнул и обратил взор на то единственное, что можно было съесть на завтрак в мотелях такого пошиба: вафли.
**
- Ленивая задница! За что я вообще тебе плачу?
- Тринадцать уже переделала всю бумажную работу, - сухо ответил Форман, не поднимая взгляда от стола.
- А я уже говорил с родителями, - добавил Тауб.
Хаус поморщился. Нога болела невыносимо.
- Они лучше поддаются дрессировке, когда не так измотаны, - пробормотал он, обращаясь к Прилипале – который в ответ кивнул с самым серьезным видом.
- Значит, я сумею опросить их позже? – поинтересовался Прилипала, вынимая блокнот и карандаш. – Могу я прямо сейчас узнать их имена и, если возможно, специальности? Это займет не более минуты.
- Откуси мне голову, - процедил Хаус. Он варил кофе – единственная подробность обыденности, позволяющая думать, что очередной день не зря вычеркнут из жизни. – Почему бы тебе не потаскаться тенью за ними?
- Эта статья о вас, доктор Хаус, - ответил Прилипала - до смешного самоуверенно.
- И это твоя проблема номер один.
- Не обращайте на него внимания, сэр, - вставил Тауб. – Он в таком состоянии находится только последние недели. Обычно общение с ним не напоминает так сильно обтирание наждачной бумагой.
Прилипала отвлекся на Тауба и Формана, в то время как Хаус наливал себе вторую за сегодня чашку кофе и рыскал по полкам, стараясь отыскать не ароматизированные сухие сливки. Ничего такого не нашлось, разумеется, и тогда он вынул из шкафа первую попавшуюся жестянку. Только сняв пластиковую крышку, он сообразил, что держит в руках ирландские сливки (ирландский завтрак, слипшиеся кукурузные хлопья, сонный разговор). Пришлось вернуть банку на место. Пусть будет французская ваниль, бог с ней.
Задушив непрошенное воспоминание, мысленно бросив его через плечо и придавив ботинком, Хаус ушел в свой кабинет. Прилипала настиг его уже там.
- Доктор Хаус, у вас найдется минутка?
- Только одна? – запах французской ванили, поднимающийся вместе с паром из его кружки, не давал нервам разгладиться. Он ненавидел французскую ваниль.
Прилипала не отставал.
- Я бы хотел задать Вам несколько вопросов.
- Я не стану клясться на Библии.
- Я обратил внимание, что ваши последние четверо пациентов были гомосексуалами. Это какая-то специфическая тема в вашей работе?
- А это основная тема вашей статейки? – Хаус поднял бровь. – «Героический доктор борется за свободу долбиться в задницу для всех желающих»?
- Означает ли это, что вы отдаете предпочтение пациентам-гомосексуалам? – настойчиво спросил Прилипала, не обращая внимания на сарказм.
- Нет. Иногда я лечу людей и от других болезней.
- Вы характеризуете гомосексуальность как заболевание, доктор Хаус?
- Погуглите «экспансию американской чумы». Это будет третий пункт в списке после ожирения и Майли Сайрус.
- Если вы отрицательно относитесь к подобным склонностям, почему все ваши последние пациенты были геями?
- Банальное невезение?
Прилипала вздохнул.
- Ладно, я вижу, что мы зашли в тупик. Почему бы вам не сказать о себе что-нибудь положительное?
- Результат моего теста на ВИЧ.
Прилипала прекратил строчить в блокноте и поднял на Хауса глаза.
- Послушайте, доктор Хаус. Из утреннего разговора с доктором Кадди мне стало ясно, что вы будете не в восторге от интервью, но почему бы вам хотя бы не попытаться сотрудничать? Вы так хотите быть представленным миру?
- Миру? Я думал, ваша газетенка выходит разве что в Принстоне.
Потянулось неловкое молчание.
Прилипала прочистил горло.
- Тук-тук.
Хаус недоверчиво уставился на него.
- Что?
- Тук-тук, - повторил Прилипала, глядя на него выжидающе.
- Кто т…
- Корова помешала.
Пауза.
- Итак, ваша специальность – диагностирование, - заявил Прилипала, снова берясь за карандаш. – Расскажите мне, в чем заключается его суть.
**
- Ты капаешь на мой пол, - сказал Хаус, глядя на мокрые следы и дорожки на паркете.
Чейз бросил сумку на диван и прошлепал обратно к двери, где принялся сражаться со своими отсыревшими ботинками, разбухшими и прилившими к ногам от избытка влаги. Он выглядел так, словно упал в реку.
- Тебе придется убрать за собой, - предупредил Хаус; ответом ему было только грозовое молчание. – Как только сам перестанешь быть источником беспорядка и разрушений.
- Срань господня, я уберу за собой, дай мне минуту, ладно? – огрызнулся Чейз, отпинывая обувь.
- Что стряслось?
- Ничего не стряслось, - ответил Чейз, расчесывая пальцами прилипшие к голове волосы. – Личное дело.
- Сколько мне известно, я составляю твою личную жизнь, - указал Хаус, разглядывая его с интересом. Вроде бы никакой драмы в хирургическом отделении сегодня не случилось, значит, не работа. – Таким образом, это касается меня.
- Нет.
Хаус мигнул.
- Будешь сучиться весь вечер?
Чейз бросил на него убийственный взгляд.
Хаус со вздохом отвел глаза – и тут заметил уголок конверта, торчащего из чейзовой сумки. Его взгляд пропутешествовал от этого белого пятачка к спине Чейза, стягивавшего с себя куртку, и обратно.
- Я бы хотел обратить твое внимание на тот факт, что, как примерный и заботливый партнер, не стану вскрывать без твоего разрешения письмо, так очевидно испортившее тебе настроение, хотя мне очень, очень этого хочется. Вместо того я спрошу у тебя, что в конверте и почему ты на взводе.
- Какое должно быть для тебя огорчение, - хмыкнул Чейз.
- Да, похоже, мать-Австралия не дает забыть, откуда ты родом.
Чейз теперь пытался избавиться от рубашки. Он продолжал молчать, но мускул на его щеке дергался.
- Ну так что, приятель? Конверт, не забыл? Пока моя воля еще сильна и не дает мне натворить глупостей.
Тишина в ответ; выкарабкавшись наконец из мокрых тяжелых джинсов и футболки, Чейз скрылся в спальне.
Хаус уставился на выглядывающий заманчиво конверт, белизной своей ярко контрастирующий с темной кожей чейзовой сумки. Он звал к себе. Он просто пел душе Хауса. У Хауса внутри зудело от желания узнать, что же в этом письме – но этой жажде противоборствовало желание помочь Чейзу почувствовать себя лучше, и Хаус пошел на компромисс.
Чейз вернулся, в пижамных штанах и свитере.
- Это мой любимый свитер, да ты и сам отлично знаешь, - сказал Хаус, но без раздражения. В какой-то момент времени свитер стал принадлежать Чейзу, и Хаус уже давно не заявлял своих прав на него. Чейз спихнул сумку на пол – сумка перевернулась, и конверт скрылся из глаз, – и уселся на диван, повесив голову и смежив веки. Хаус открыл было рот, чтобы предложить Чейзу возможные варианты действий: отдать ему письмо на прочитать, сказать, что там, и отдать на прочитать попозже, либо выждать до момента, когда одно из вышеуказанных решений может быть принято, - когда Чейз со вздохом поглядел на него.
- Надо поговорить.
Ох, нехорошо.
- О чем?
Чейз нагнулся, сунул руку в боковой карман сумки и вытащил (да!) вожделенный конверт. Он протянул письмо Хаусу, и тот принял его с подозрением, вызванным неожиданной покладистостью Чейза.
- Еще сам не читал.
Хаус изучил конверт.
- Почтовый штемпель страны Оз, какого-то дико поименованного городка в Виктории. Судя по виду, письмо перенаправлялось тысячу раз, значит, оно от кого-то, с кем ты не разговаривал… сколько? Пять лет? Семь?
- Десять.
Хаус пристально посмотрел на Чейза, перевел взгляд на письмо и обратно на Чейза. Терпение никогда не входило в список его добродетелей.
Чейз притянул колени к груди, сидел молча. Хаус потянулся к нему, обнять, но Чейз стряхнул его руку, отодвинулся в противоположный конец дивана. Лицо его было пустым, ничего не выражающим.
Раздраженное «ну» уже покалывало кончик хаусова языка, когда Чейз вздохнул снова и принялся объяснять.
**
- Джеймс Уилсон слушает.
- Здравствуйте, доктор Уилсон, вас беспокоит Эва Кесслер из Синайского госпиталя в Нью-Йорке. Можете уделить мне минуту?
- Конечно. Чем могу помочь?
- К нам в штат поступает доктор Роберт Чейз, а вы были указаны в его резюме как контактное лицо. Не могли бы вы рассказать мне, каковы были ваши отношения с доктором Чейзом во время его работы в Принстон-Плейнсборо?
- Э-э, доктор Чейз?
- Да.
- Он устраивается в Синайский госпиталь?
- Что-то не так?
- Нет, нет, что вы. Простите, а когда он проходил собеседование?
- Вчера. Вы хорошо знали доктора Чейза?
- Ну, мы не работали напрямую. Я возглавляю онкологическое отделение, а он работал в отделе диагностики. Но я часто консультировал его отдел.
- Под началом доктора Грегори Хауса, если не ошибаюсь?
- Да. Мы с доктором Хаусом близкие друзья.
- Что бы вы могли сказать о докторе Чейзе как специалисте?
- Он превосходный врач. Работа с доктором Хаусом позволяет по максимуму задействовать любые полезные навыки, развивать творческий подход и гибкость мышления, и Чейз, доктор Чейз, я хочу сказать, всегда выгодно отличался в этом смысле. Кроме того, у него прекрасные рефлексы, по всей видимости, натренированные его работой в качестве врача-реаниматолога. Отделение интенсивной терапии гордилось им многие годы.
- А его личные качества?
- Эм… очень сдержанный. Доктор Чейз чрезвычайно придирчиво выбирает людей, которым он мог бы открыться, но при этом он хороший друг. Забавный и заботливый, с обостренным чувством ответственности.
- Доктор Чейз поддерживал какие-либо отношения с доктором Хаусом после того, как оставил работу в его отделе?
- Да. Вместе они почти никогда не работали, но их личные взаимоотношения были весьма близкими.
- Правда?
- Доктор Хаус… с ним непросто иметь дело. Но вместе с доктором Чейзом они сумели выстроить глубокое взаимопонимание, и, что бы там они не говорили, они искренне заботятся друг о друге.
- Что ж… доктор Чейз имел отношения еще с кем-нибудь в Принстон-Плейнсборо?
**
«Дорогой Роберт,
сейчас я ношу имя Пол, но когда-то ты знал меня как Стива. Я вступил в аббатство, что неподалеку от Мельбурна, и, как Савл когда-то стал Павлом, я пережил новое рождение. Я пишу тебе теперь, идет второй час после моего крещения, которое я сопроводил обетом молчания, данным на десять лет. Десять лет полного безмолвия, Роберт, и я до сих пор не могу простить себе то, что с тобой сделал. Я обрел некоторое утешение в каждодневных службах, но, как только я выхожу из собора и соприкасаюсь с пылью земли, я чувствую не очищение, а непосильный груз вины. У меня порой подгибаются колени, когда я вспоминаю, через что заставил тебя пройти.
Отец Перси сказал мне, что, покинув семинарию, ты поступил в университет. Я попрошу его отправить тебе это письмо и стану молиться, чтобы оно попало в твои руки. Я умоляю тебя о прощении, хоть и не заслуживаю его. Десять лет я был заперт внутри собственного ума, и хотя я стал другим человеком, я не смогу достичь полного обновления, если не буду знать, что прошлое не преследует тебя так, как преследует меня самого.
Я останусь в этом аббатстве до тех пор, пока эти цепи не рассыплются от ржавчины и времени, или до тех по, пока твои слова не освободят меня.
Да пребудет с тобой Господь.
Пол».
**
Самое смешное в том, что он всегда хотел завести рыбку.
Предыдущий жилец, съезжая, оставил будущему аквариум, сказав, что посудина стала мелка для стайки свихнувшихся на размножении гуппи. Чейз в ответ пожал плечами, махнул на прощание рукой да и перетащил аквариум из гостиной в спальню, оставив его на комоде, который тоже стал бывшему хозяину тесен. Он все собирался купить себе золотую рыбку, но за четыре последующих года в аквариум так и не пролилось ни капли воды, и Чейз уехал, завещав запылившийся сосуд следующему в очереди жильцу. Ситуация напоминала чем-то фруктовый пирог, только несъедобный.
Не то чтобы рыбки были его голубой мечтой, Чейз не терзался сожалениями о том, что аквариум простоял пустым четыре года; дело заключалось в общем принципе, и потом, ему оставался час езды до Принстона, а I-95 – чертовски унылое шоссе. К тому же, не работало радио. Обнадеживающая мысль: если он таки получит работу в Синайском госпитале, разница в зарплате будет достаточной для покупки новой машины, в которой радио окажется исправным, а может, и CD-плейер найдется.
С другой стороны, ему оставлен довольно-таки скромный выбор, учитывая, что Обучающий госпиталь Принстон-Плейнсборо навсегда вычеркнут из его жизни, как и Австралия, чьи неисповедимые пути привели его в эту страну и этот город; за вычетом этих двух вариантов открытых дорог ему оставалось немного.
Жизнь отчетливо распадалась на две почти равные половины: Австралия и США. Приехать в Америку означало начать все заново, стряхнуть наросшую пыль старых знакомств, семьи, просто людей, которые знали. Чейз ухватился за шанс. Получил работу у Хауса, обосновался в Принстоне, возвел стену между собой нынешним и старой жизнью и окунулся в чувство облегчения, когда все веревочки были наконец-то перерезаны.
Найти рыбку можно за час. Золотые рыбки продавались за бесценок, но с большой вероятностью передохли бы в течение недели. Можно купить какую-нибудь другую рыбу, живущую годами даже без подкормки – почему он не выгадал себе побольше времени?
Можно забрать аквариум с собой. Это была совсем небольшая посудина на пять галлонов, можно обернуть ее старыми рубашками и спрятать промеж коробок.
Если бы он был честен с собой, понял бы, что дело совсем не в рыбках. Но он уже был по горло сыт честностью, а потому посвятил остаток пути размышлениям о безопасной транспортировке аквариума, хотя это совсем не решало его проблем.
**
Хаус был уверен, что Уилсон дал себе зарок нянчиться с ним. И хотя в последнее время он и вправду был излишне груб с медсестрами и отчасти безжалостен с пациентами, это не значило, что нужно превращать его рутину в детский сад.
-Убирайся, - прорычал он, садясь в свое кресло.
Прилипала просочился в кабинет вместе с ним. То, что к полудню Хаус все еще не мог стряхнуть го с хвоста, свидетельствовало о немалой настойчивости репортера, и даже Уилсон был изумлен.
- Надо поговорить.
Хаус фыркнул в ответ.
- Наедине, - подчеркнул Уилсон, выразительно поглядев на Прилипалу.
Ага, как будто Хаус не пытался от него избавиться.
- Это будет нарушением первой поправки, а также пренебрежением репортерскими обязанностями, - немедленно заявил Прилипала. – Я здесь, чтобы составить полное впечатление о докторе Хаусе, и отказать мне в присутствии при этом разговоре будет нечестно по отношению к общественности и стране.
Уилсон открыл рот, чтобы запротестовать, но потом передумал. Повернувшись к Хаусу, он произнес:
- Ты должен сделать что-нибудь с Чейзом. Он…
- Больше не моя забота.
- Хаус.
- Кто этот Чейз? – спросил Прилипала, вынимая из кармана блокнот.
- Хаус, прошел месяц. Что бы ты там ни натворил, просто переступи через себя и извинись перед ним. Если ты этого не сделаешь, то потеряешь его, а мы оба знаем…
- Ну, разумеется, коли что-то произошло, виноват непременно я, - огрызнулся Хаус.
Уилсон замолчал, поглядел на него удивленно.
- Ты хочешь сказать, что Чейз… сделал что-то?
- Нет. Он не виноват. И я не виноват. Мы просто… мы не можем больше продолжать.
- Чушь. Ну же, Хаус, все знают, что он идеально тебе подходит, и очевидно, что ты по-прежнему любишь его.
- Не говори о том, чего не понимаешь, - сухо произнес Хаус, стискивая трость. – Это тебе не сказочка, Уилсон, и она не завершится поцелуем и клятвами. Все, что с нами… ты и понятия не имеешь.
- Ну так скажи мне!
- Тебя это не касается.
- У вас с этим Чейзом была романтическая связь? – встрял Прилипала, нацелив карандаш на чистый лист.
- Ключевой момент этого высказывания – прошедшее время, - процедил Хаус сквозь зубы.
- Доктор Хаус, я мог бы поклясться, что не далее как сегодня вы назвали гомосексуальность болезнью. Я что-то упустил?
- Ты пожалеешь об этом, - предупредил Уилсон.
- У-би-рай-ся.
Зазвонил телефон.
- Это наверняка Эва Кесслер, которая хочет расспросить тебя о Чейзе.
- Что за Эва Кесслер?
- Работает в Синай Маунтин. Чейз проходил там собеседование. Ты не знал?
Телефон не умолкал.
- Нет, - недоверчиво проговорил Хаус.
- Да. Ты так старательно избегал его все это время, что даже не заметил, как он уволился.
Хаус вытащил телефон из кармана.
Покидая офис, Уилсон мурлыкал себе под нос мотив, подозрительно напоминающий тему из «Спящей красавицы». Хаус злобно посмотрел ему вслед.
**
Чейз вынимал вещи из багажника машины, когда подъехал Хаус.
Прилипала, наконец, перестал лапать приборную доску «корвета» и, едва очухавшись, полез за блокнотом. Ему было позволено поехать с Хаусом – уже после того, как Хаус и Кадди вдоволь наорались друг на друга, и Кадди огласила свое окончательное решение: если Хаус хочет покинуть госпиталь раньше пяти – берет Прилипалу с собой, если дождется окончания рабочего дня – свободен. И поскольку терпение никогда не входило в число хаусовых добродетелей, а время ощутимо поджимало, Прилипалу усадили в машину. Тот был так впечатлен раритетной машиной, что за всю дорогу не задал ни одного вопроса – впрочем, передышка очевидно подходила к концу.
Хаус не мог сейчас тревожиться об этом. Что Прилипала напишет, то напишет, а у него забота посущественнее.
- Рад тебя видеть, - приветствовал его Чейз, щурясь на солнце.
- Я тут был неподалеку, - беспечным тоном ответил Хаус.
Чейз неприязненно поглядел на Прилипалу.
- А это еще кто?
- Журналист. Составляет заметку обо всех местных гениях, или что-то в этом роде. Кадди вынудила меня весь день таскать его на буксире.
- Ага, понятно.
- Мне позвонили сегодня, - продолжал Хаус. – Устраиваешься на работу в Синай Маунтин?
- Ну и что? Ты ясно дал понять, что тебя это больше не касается.
- Ты идиот, - сказал Хаус бесцветным голосом. – Я порвал с тобой, чтобы помочь тебе, а теперь ты сбегаешь в Нью-Йорк, чтобы найти кого-то еще на мое место?
- Ну да, я же настоящая шлюха, - процедил Чейз, - а тебя щелчком пальцев можно заменить кем угодно.
- Ты никуда не уедешь. Я тебе не позволю.
Чейз хмыкнул.
- Надо же. Ну, ты отказался участвовать в моей жизни, так что я могу поступать как угодно.
- Чейз, тебе нужно…
- Оставаться в безопасном месте? Там, где ты сможешь за мной приглядывать? Защищать меня от меня самого? Да, я это уже слышал, и смысла в этих словах ни на грош. Прошло десять лет. Я это давно пережил. И какого хрена он все записывает?
Прилипала сделал стойку.
- Я здесь, чтобы составить полное и обоснованное мнение о…
- Да заткнись ты, наконец, - раздраженно оборвал его Хаус. – Послушай, болван, тебе нужна помощь.
Чейз взорвался:
- Нет! Я в порядке. Не приди это письмо, ты даже не узнал бы ни о чем, и подозрений бы не возникло. Почему ты мне не доверяешь?
- Потому что не хочу стать для тебя… повторением того, что было, - Хаус споткнулся, не в силах подобрать правильное слово. – Я не могу.
- И не стал бы. Мы проходили это уже тысячу раз: я не ищу в тебе замену своему отцу. Стив был для меня отцом, и злоупотребил моим доверием. Хватит с меня этого. Отец мне больше не нужен, - Чейз устало выдохнул, плечи его поникли. – Ты никогда не внушал мне страха, Хаус. Ты не мог быть им.
Глаза Хауса сузились.
- Он для тебя не просто замена отцу. Ты сказал, он трогал…
- Срань господня, это было один раз! Один!
- И теперь ты его защищаешь.
- Я защищаю свое право самостоятельно принимать решения. Коли уж на то пошло, это ты видишь во мне сына, ребенка, который не знал лучшей доли и не может выбирать сам. Ведь так, Хаус? Я «твой мальчик», да?
- А тебе бы это понравилось, да? – едко проговорил Хаус. – Твои заморочки с папочкой идеально ложатся на образ старого извращенца, каковым я и являюсь. Отлично, Чейз. Просто отлично. Давай, я пополню свою коллекцию детского порно, и расстанемся друзьями.
Чейз закрыл лицо руками и шумно выдохнул от бессилия.
- Ладно. Решение удалить отмершие мускулы из твоего бедра идеально легло на образ Стейси, да?
- Она тут совершено ни при чем.
- Она приняла решение, изменившее всю твою жизнь, сделала выбор, который ты бы заведомо не одобрил. Ты простил ее за это?
Хаус до боли стиснул трость; кровь с гулом носилась в его голове, стучала в уши.
- Да.
- Она выбрала правильно?
Хаус не ответил.
- Ну, разумеется, - Чейз горько усмехнулся. – Даже если ты смирился с вечной болью, это не имело никакого значения, когда речь зашла об отношениях. Ты оттолкнул ее, потому что мысль стать счастливым…
Вот и договорились.
- Я не привязан к своему несчастью! – воскликнул Хаус, широко взмахнув тростью. – Черт бы вас побрал, и тебя и Уилсона!
Но Чейза уже нельзя было переубедить.
- В этом все дело. Ты порвал со мной не из-за моего мутного прошлого. Просто перед тобой замаячила возможность жить счастливо, и ты этого не вынес. Так?
- Я сделал это, потому что люблю тебя, идиот!
- Потому что мне лучше без тебя.
- Да!
Чейз нехорошо улыбнулся.
- Кому угодно было бы лучше без тебя.
Хаус не мог сделать даже вдох, не то что ответить ему правильными словами.
Чейз вдохнул.
- Почему не приходил так долго?
Потому что это болит сильнее, чем нога по утрам, когда нужно принять три таблетки «викодина», чтобы выбраться из кровати.
- Почему ты мне не доверяешь?
Потому что благополучные финалы – выдумка.
Голос Чейза напрягся и зазвенел:
- Почему бы тебе не позволить себе жить нормально?
Потому что мне нужно тебя защитить.
- Это нетрудно, - пробормотал Чейз, - просто скажи, и я остаюсь. Одно слово. Но ты не скажешь, так ведь? Ты не сделал этого ради Стейси, а ради меня – и подавно.
- Сделал бы, - выдавил Хаус.
- Так что мешает?
Но он просто не может.
Если надо пожертвовать ради Чейза счастьем, так тому и быть.
- Я знаю, что нога у тебя теперь болит сильнее обычного, - негромко проговорил Чейз, наклоняясь за своей сумкой. – Я иногда просыпаюсь ночью и хочу что-то сказать, но не могу, потому что некому объяснить мне, как правильно дышать. Я буду внутри, если ты передумаешь. Но если нет – пойми наконец, я вовсе не сломлен, и если ты отказываешься это видеть, что ж, этого я не изменю. Не позволяй мне стать тем, кто излечит твое драгоценное страдание.
Чейз поднялся по ступенькам, отпер дверь и скрылся внутри.
- Ну что за идиот, - выругался Хаус, когда к нему вернулась способность разговаривать. Он поглядел на притихшего Прилипалу: - Он же идиот, я прав?
Прилипала всполошился, поняв, что Хаус ждет от него ответа, обвел взглядом полупустую улицу, ум его отчаянно работал.
- Когда-нибудь он это оценит, - проворчал Хаус.
- Тук-тук, - сказал Прилипала.
- Кто там? – вздохнул Хаус.
- Том Сойер.
Хаус повернулся и пошел к своей машине. Сейчас он точно мог сказать – когда ушла Стейси, не было так больно. Отчаяние раздирало его изнутри. Как бы он ни любил Стейси, Чейза он ухитрялся любить еще сильнее. Но она ушла, и жизнь ее наладилась без его участия - вот почему так важно казалось оставить Чейза сейчас. Все к лучшему, и когда-нибудь Чейз это поймет.
**
«Дорогой Пол, я простил тебя много лет назад и забыл о произошедшем. Надеюсь, ты обретешь для себя мир в своем аббатстве.
Роберт».
Автор: bookgodess15
Оригинал: http://www.fanfiction.net/s/6137559/1/Countershading
Жанр: ангст, романс
Персонажи: Хаус/Чейз, Кадди, Уилсон, ОМП
Саммари: самопожертвование значит не так уж много, когда перестаешь понимать, что ты такое
читать дальше- Здравствуйте, доктор Форман, вам звонит Эва Кесслер из Синайского госпиталя в Нью-Йорке. Я хотела бы побеседовать с вами об одном из ваших бывших коллег, потому прошу: перезвоните мне по номеру 212-555-4824. Заранее спасибо!
**
Кадди предполагала, что Хаус, скорее всего, убьет ее во сне. Она пыталась успокоить себя мыслью, что из этой нелепой ситуации можно извлечь пользу – к примеру, больница приобретет определенную известность, а ее персонал сыграет роль в деле популяризации медицины среди населения – но, по правде говоря, репортер, преследующий человека по пятам, вряд ли способен пробудить в интервьюируемом что-то помимо мигрени. Особенно если интервью предстоит давать Хаусу. Так что он точно задушит ее подушкой.
Электронное письмо гласило, что пресса хочет составить статью о самых выдающих врачах Принстона, и кто-то внушил газетчикам мысль написать о Хаусе. В другое время она бы отказала, не задумываясь, но Хаус был невыносим, просто невыносим весь последний месяц, и что-то необходимо было сделать. И если она рассчитывала наказать его, это нужно сделать по всем правилам.
Она знала, что проблема с Чейзом стала Хаусу поперек горла – но, ради Бога, месяц? Он не превращался в этот ходячий кошмар даже тогда, когда его покинула Стейси, а Стейси была любовью всей его жизни.
Репортер заметно вертелся в своем кресле. Кадди улыбнулась ему своей роскошной снисходительной улыбкой и произнесла:
- Уверена, он не заставит нас слишком долго ждать.
Она никак не могла припомнить, есть ли у Хауса пациент на этой неделе. Если его задерживал не пациент, значит, он снова опаздывал, в который раз преисполнившись ненависти к своей работе, и это тоже нельзя было оставлять безнаказанным. Хаус вообще не славился пунктуальностью, но в последние недели являлся в больницу так поздно, что, по большому счету, мог бы и не приходить вовсе. Это уже было смешно.
**
Потратив часы на хождение по комнатам, разглядывание потолка и поиск интернет-кроссвордов, Чейз, наконец, смог занять себя выбором еды на завтрак. Шведский стол облегчал выбор. Хлопья прятались в пластиковых контейнерах с оборванными этикетками и, вполне возможно, уже несколько месяцев как были непригодны к употреблению, так что он обошел их стороной и обратил внимание на еду в открытой посуде.
Можно было выбрать местечко и получше, но в Нью-Йорке даже мотели отличались какими-то непропорциональными ценами, и, хотя он рассчитывал получить работу по результатам вчерашнего собеседования, следовало поберечь деньги. Особенно если он собирается подыскивать себе квартиру вблизи от госпиталя – счета его заметно возрастут.
В конечном итоге, цена не так уж велика.
Полуфабрикаты выглядели заветренными и неаппетитными – ясно было, что их размораживали, разогревали, снова замораживали, оттаивали и разогревали. То же самое не раз проделали с булочками, а фруктовый салат и теперь искрился замерзшей влагой.
В его кармане задребезжал виброзвонком телефон.
Чейз вспомнил, какие выставил настройки: один сигнал для сообщения, два – для голосовой почты, три – входящий вызов. Четыре сигнала, если звонит Хаус. Ему все чаще не хотелось брать трубку, когда звонил кто-то еще.
Хаус не станет ему звонить. Даже если станет, Чейз не ответит.
Второй по счету сигнал.
Чейз прошел мимо тарелок с жареными яйцами и сосисками, которые, вероятнее всего, приготовили вчера вечером и разогрели с утра, и которые несли на себе следы ногтей многочисленных пальцев, тыкавших в них недоверчиво. Третий звонок.
Он остановился, зажмурившись, и принялся считать собственные вдохи. Только не Хаус, не Хаус, пожалуйста. Он этого не вынесет.
Телефон замолк, не зазвонив в четвертый раз.
Чейз выдохнул и обратил взор на то единственное, что можно было съесть на завтрак в мотелях такого пошиба: вафли.
**
- Ленивая задница! За что я вообще тебе плачу?
- Тринадцать уже переделала всю бумажную работу, - сухо ответил Форман, не поднимая взгляда от стола.
- А я уже говорил с родителями, - добавил Тауб.
Хаус поморщился. Нога болела невыносимо.
- Они лучше поддаются дрессировке, когда не так измотаны, - пробормотал он, обращаясь к Прилипале – который в ответ кивнул с самым серьезным видом.
- Значит, я сумею опросить их позже? – поинтересовался Прилипала, вынимая блокнот и карандаш. – Могу я прямо сейчас узнать их имена и, если возможно, специальности? Это займет не более минуты.
- Откуси мне голову, - процедил Хаус. Он варил кофе – единственная подробность обыденности, позволяющая думать, что очередной день не зря вычеркнут из жизни. – Почему бы тебе не потаскаться тенью за ними?
- Эта статья о вас, доктор Хаус, - ответил Прилипала - до смешного самоуверенно.
- И это твоя проблема номер один.
- Не обращайте на него внимания, сэр, - вставил Тауб. – Он в таком состоянии находится только последние недели. Обычно общение с ним не напоминает так сильно обтирание наждачной бумагой.
Прилипала отвлекся на Тауба и Формана, в то время как Хаус наливал себе вторую за сегодня чашку кофе и рыскал по полкам, стараясь отыскать не ароматизированные сухие сливки. Ничего такого не нашлось, разумеется, и тогда он вынул из шкафа первую попавшуюся жестянку. Только сняв пластиковую крышку, он сообразил, что держит в руках ирландские сливки (ирландский завтрак, слипшиеся кукурузные хлопья, сонный разговор). Пришлось вернуть банку на место. Пусть будет французская ваниль, бог с ней.
Задушив непрошенное воспоминание, мысленно бросив его через плечо и придавив ботинком, Хаус ушел в свой кабинет. Прилипала настиг его уже там.
- Доктор Хаус, у вас найдется минутка?
- Только одна? – запах французской ванили, поднимающийся вместе с паром из его кружки, не давал нервам разгладиться. Он ненавидел французскую ваниль.
Прилипала не отставал.
- Я бы хотел задать Вам несколько вопросов.
- Я не стану клясться на Библии.
- Я обратил внимание, что ваши последние четверо пациентов были гомосексуалами. Это какая-то специфическая тема в вашей работе?
- А это основная тема вашей статейки? – Хаус поднял бровь. – «Героический доктор борется за свободу долбиться в задницу для всех желающих»?
- Означает ли это, что вы отдаете предпочтение пациентам-гомосексуалам? – настойчиво спросил Прилипала, не обращая внимания на сарказм.
- Нет. Иногда я лечу людей и от других болезней.
- Вы характеризуете гомосексуальность как заболевание, доктор Хаус?
- Погуглите «экспансию американской чумы». Это будет третий пункт в списке после ожирения и Майли Сайрус.
- Если вы отрицательно относитесь к подобным склонностям, почему все ваши последние пациенты были геями?
- Банальное невезение?
Прилипала вздохнул.
- Ладно, я вижу, что мы зашли в тупик. Почему бы вам не сказать о себе что-нибудь положительное?
- Результат моего теста на ВИЧ.
Прилипала прекратил строчить в блокноте и поднял на Хауса глаза.
- Послушайте, доктор Хаус. Из утреннего разговора с доктором Кадди мне стало ясно, что вы будете не в восторге от интервью, но почему бы вам хотя бы не попытаться сотрудничать? Вы так хотите быть представленным миру?
- Миру? Я думал, ваша газетенка выходит разве что в Принстоне.
Потянулось неловкое молчание.
Прилипала прочистил горло.
- Тук-тук.
Хаус недоверчиво уставился на него.
- Что?
- Тук-тук, - повторил Прилипала, глядя на него выжидающе.
- Кто т…
- Корова помешала.
Пауза.
- Итак, ваша специальность – диагностирование, - заявил Прилипала, снова берясь за карандаш. – Расскажите мне, в чем заключается его суть.
**
- Ты капаешь на мой пол, - сказал Хаус, глядя на мокрые следы и дорожки на паркете.
Чейз бросил сумку на диван и прошлепал обратно к двери, где принялся сражаться со своими отсыревшими ботинками, разбухшими и прилившими к ногам от избытка влаги. Он выглядел так, словно упал в реку.
- Тебе придется убрать за собой, - предупредил Хаус; ответом ему было только грозовое молчание. – Как только сам перестанешь быть источником беспорядка и разрушений.
- Срань господня, я уберу за собой, дай мне минуту, ладно? – огрызнулся Чейз, отпинывая обувь.
- Что стряслось?
- Ничего не стряслось, - ответил Чейз, расчесывая пальцами прилипшие к голове волосы. – Личное дело.
- Сколько мне известно, я составляю твою личную жизнь, - указал Хаус, разглядывая его с интересом. Вроде бы никакой драмы в хирургическом отделении сегодня не случилось, значит, не работа. – Таким образом, это касается меня.
- Нет.
Хаус мигнул.
- Будешь сучиться весь вечер?
Чейз бросил на него убийственный взгляд.
Хаус со вздохом отвел глаза – и тут заметил уголок конверта, торчащего из чейзовой сумки. Его взгляд пропутешествовал от этого белого пятачка к спине Чейза, стягивавшего с себя куртку, и обратно.
- Я бы хотел обратить твое внимание на тот факт, что, как примерный и заботливый партнер, не стану вскрывать без твоего разрешения письмо, так очевидно испортившее тебе настроение, хотя мне очень, очень этого хочется. Вместо того я спрошу у тебя, что в конверте и почему ты на взводе.
- Какое должно быть для тебя огорчение, - хмыкнул Чейз.
- Да, похоже, мать-Австралия не дает забыть, откуда ты родом.
Чейз теперь пытался избавиться от рубашки. Он продолжал молчать, но мускул на его щеке дергался.
- Ну так что, приятель? Конверт, не забыл? Пока моя воля еще сильна и не дает мне натворить глупостей.
Тишина в ответ; выкарабкавшись наконец из мокрых тяжелых джинсов и футболки, Чейз скрылся в спальне.
Хаус уставился на выглядывающий заманчиво конверт, белизной своей ярко контрастирующий с темной кожей чейзовой сумки. Он звал к себе. Он просто пел душе Хауса. У Хауса внутри зудело от желания узнать, что же в этом письме – но этой жажде противоборствовало желание помочь Чейзу почувствовать себя лучше, и Хаус пошел на компромисс.
Чейз вернулся, в пижамных штанах и свитере.
- Это мой любимый свитер, да ты и сам отлично знаешь, - сказал Хаус, но без раздражения. В какой-то момент времени свитер стал принадлежать Чейзу, и Хаус уже давно не заявлял своих прав на него. Чейз спихнул сумку на пол – сумка перевернулась, и конверт скрылся из глаз, – и уселся на диван, повесив голову и смежив веки. Хаус открыл было рот, чтобы предложить Чейзу возможные варианты действий: отдать ему письмо на прочитать, сказать, что там, и отдать на прочитать попозже, либо выждать до момента, когда одно из вышеуказанных решений может быть принято, - когда Чейз со вздохом поглядел на него.
- Надо поговорить.
Ох, нехорошо.
- О чем?
Чейз нагнулся, сунул руку в боковой карман сумки и вытащил (да!) вожделенный конверт. Он протянул письмо Хаусу, и тот принял его с подозрением, вызванным неожиданной покладистостью Чейза.
- Еще сам не читал.
Хаус изучил конверт.
- Почтовый штемпель страны Оз, какого-то дико поименованного городка в Виктории. Судя по виду, письмо перенаправлялось тысячу раз, значит, оно от кого-то, с кем ты не разговаривал… сколько? Пять лет? Семь?
- Десять.
Хаус пристально посмотрел на Чейза, перевел взгляд на письмо и обратно на Чейза. Терпение никогда не входило в список его добродетелей.
Чейз притянул колени к груди, сидел молча. Хаус потянулся к нему, обнять, но Чейз стряхнул его руку, отодвинулся в противоположный конец дивана. Лицо его было пустым, ничего не выражающим.
Раздраженное «ну» уже покалывало кончик хаусова языка, когда Чейз вздохнул снова и принялся объяснять.
**
- Джеймс Уилсон слушает.
- Здравствуйте, доктор Уилсон, вас беспокоит Эва Кесслер из Синайского госпиталя в Нью-Йорке. Можете уделить мне минуту?
- Конечно. Чем могу помочь?
- К нам в штат поступает доктор Роберт Чейз, а вы были указаны в его резюме как контактное лицо. Не могли бы вы рассказать мне, каковы были ваши отношения с доктором Чейзом во время его работы в Принстон-Плейнсборо?
- Э-э, доктор Чейз?
- Да.
- Он устраивается в Синайский госпиталь?
- Что-то не так?
- Нет, нет, что вы. Простите, а когда он проходил собеседование?
- Вчера. Вы хорошо знали доктора Чейза?
- Ну, мы не работали напрямую. Я возглавляю онкологическое отделение, а он работал в отделе диагностики. Но я часто консультировал его отдел.
- Под началом доктора Грегори Хауса, если не ошибаюсь?
- Да. Мы с доктором Хаусом близкие друзья.
- Что бы вы могли сказать о докторе Чейзе как специалисте?
- Он превосходный врач. Работа с доктором Хаусом позволяет по максимуму задействовать любые полезные навыки, развивать творческий подход и гибкость мышления, и Чейз, доктор Чейз, я хочу сказать, всегда выгодно отличался в этом смысле. Кроме того, у него прекрасные рефлексы, по всей видимости, натренированные его работой в качестве врача-реаниматолога. Отделение интенсивной терапии гордилось им многие годы.
- А его личные качества?
- Эм… очень сдержанный. Доктор Чейз чрезвычайно придирчиво выбирает людей, которым он мог бы открыться, но при этом он хороший друг. Забавный и заботливый, с обостренным чувством ответственности.
- Доктор Чейз поддерживал какие-либо отношения с доктором Хаусом после того, как оставил работу в его отделе?
- Да. Вместе они почти никогда не работали, но их личные взаимоотношения были весьма близкими.
- Правда?
- Доктор Хаус… с ним непросто иметь дело. Но вместе с доктором Чейзом они сумели выстроить глубокое взаимопонимание, и, что бы там они не говорили, они искренне заботятся друг о друге.
- Что ж… доктор Чейз имел отношения еще с кем-нибудь в Принстон-Плейнсборо?
**
«Дорогой Роберт,
сейчас я ношу имя Пол, но когда-то ты знал меня как Стива. Я вступил в аббатство, что неподалеку от Мельбурна, и, как Савл когда-то стал Павлом, я пережил новое рождение. Я пишу тебе теперь, идет второй час после моего крещения, которое я сопроводил обетом молчания, данным на десять лет. Десять лет полного безмолвия, Роберт, и я до сих пор не могу простить себе то, что с тобой сделал. Я обрел некоторое утешение в каждодневных службах, но, как только я выхожу из собора и соприкасаюсь с пылью земли, я чувствую не очищение, а непосильный груз вины. У меня порой подгибаются колени, когда я вспоминаю, через что заставил тебя пройти.
Отец Перси сказал мне, что, покинув семинарию, ты поступил в университет. Я попрошу его отправить тебе это письмо и стану молиться, чтобы оно попало в твои руки. Я умоляю тебя о прощении, хоть и не заслуживаю его. Десять лет я был заперт внутри собственного ума, и хотя я стал другим человеком, я не смогу достичь полного обновления, если не буду знать, что прошлое не преследует тебя так, как преследует меня самого.
Я останусь в этом аббатстве до тех пор, пока эти цепи не рассыплются от ржавчины и времени, или до тех по, пока твои слова не освободят меня.
Да пребудет с тобой Господь.
Пол».
**
Самое смешное в том, что он всегда хотел завести рыбку.
Предыдущий жилец, съезжая, оставил будущему аквариум, сказав, что посудина стала мелка для стайки свихнувшихся на размножении гуппи. Чейз в ответ пожал плечами, махнул на прощание рукой да и перетащил аквариум из гостиной в спальню, оставив его на комоде, который тоже стал бывшему хозяину тесен. Он все собирался купить себе золотую рыбку, но за четыре последующих года в аквариум так и не пролилось ни капли воды, и Чейз уехал, завещав запылившийся сосуд следующему в очереди жильцу. Ситуация напоминала чем-то фруктовый пирог, только несъедобный.
Не то чтобы рыбки были его голубой мечтой, Чейз не терзался сожалениями о том, что аквариум простоял пустым четыре года; дело заключалось в общем принципе, и потом, ему оставался час езды до Принстона, а I-95 – чертовски унылое шоссе. К тому же, не работало радио. Обнадеживающая мысль: если он таки получит работу в Синайском госпитале, разница в зарплате будет достаточной для покупки новой машины, в которой радио окажется исправным, а может, и CD-плейер найдется.
С другой стороны, ему оставлен довольно-таки скромный выбор, учитывая, что Обучающий госпиталь Принстон-Плейнсборо навсегда вычеркнут из его жизни, как и Австралия, чьи неисповедимые пути привели его в эту страну и этот город; за вычетом этих двух вариантов открытых дорог ему оставалось немного.
Жизнь отчетливо распадалась на две почти равные половины: Австралия и США. Приехать в Америку означало начать все заново, стряхнуть наросшую пыль старых знакомств, семьи, просто людей, которые знали. Чейз ухватился за шанс. Получил работу у Хауса, обосновался в Принстоне, возвел стену между собой нынешним и старой жизнью и окунулся в чувство облегчения, когда все веревочки были наконец-то перерезаны.
Найти рыбку можно за час. Золотые рыбки продавались за бесценок, но с большой вероятностью передохли бы в течение недели. Можно купить какую-нибудь другую рыбу, живущую годами даже без подкормки – почему он не выгадал себе побольше времени?
Можно забрать аквариум с собой. Это была совсем небольшая посудина на пять галлонов, можно обернуть ее старыми рубашками и спрятать промеж коробок.
Если бы он был честен с собой, понял бы, что дело совсем не в рыбках. Но он уже был по горло сыт честностью, а потому посвятил остаток пути размышлениям о безопасной транспортировке аквариума, хотя это совсем не решало его проблем.
**
Хаус был уверен, что Уилсон дал себе зарок нянчиться с ним. И хотя в последнее время он и вправду был излишне груб с медсестрами и отчасти безжалостен с пациентами, это не значило, что нужно превращать его рутину в детский сад.
-Убирайся, - прорычал он, садясь в свое кресло.
Прилипала просочился в кабинет вместе с ним. То, что к полудню Хаус все еще не мог стряхнуть го с хвоста, свидетельствовало о немалой настойчивости репортера, и даже Уилсон был изумлен.
- Надо поговорить.
Хаус фыркнул в ответ.
- Наедине, - подчеркнул Уилсон, выразительно поглядев на Прилипалу.
Ага, как будто Хаус не пытался от него избавиться.
- Это будет нарушением первой поправки, а также пренебрежением репортерскими обязанностями, - немедленно заявил Прилипала. – Я здесь, чтобы составить полное впечатление о докторе Хаусе, и отказать мне в присутствии при этом разговоре будет нечестно по отношению к общественности и стране.
Уилсон открыл рот, чтобы запротестовать, но потом передумал. Повернувшись к Хаусу, он произнес:
- Ты должен сделать что-нибудь с Чейзом. Он…
- Больше не моя забота.
- Хаус.
- Кто этот Чейз? – спросил Прилипала, вынимая из кармана блокнот.
- Хаус, прошел месяц. Что бы ты там ни натворил, просто переступи через себя и извинись перед ним. Если ты этого не сделаешь, то потеряешь его, а мы оба знаем…
- Ну, разумеется, коли что-то произошло, виноват непременно я, - огрызнулся Хаус.
Уилсон замолчал, поглядел на него удивленно.
- Ты хочешь сказать, что Чейз… сделал что-то?
- Нет. Он не виноват. И я не виноват. Мы просто… мы не можем больше продолжать.
- Чушь. Ну же, Хаус, все знают, что он идеально тебе подходит, и очевидно, что ты по-прежнему любишь его.
- Не говори о том, чего не понимаешь, - сухо произнес Хаус, стискивая трость. – Это тебе не сказочка, Уилсон, и она не завершится поцелуем и клятвами. Все, что с нами… ты и понятия не имеешь.
- Ну так скажи мне!
- Тебя это не касается.
- У вас с этим Чейзом была романтическая связь? – встрял Прилипала, нацелив карандаш на чистый лист.
- Ключевой момент этого высказывания – прошедшее время, - процедил Хаус сквозь зубы.
- Доктор Хаус, я мог бы поклясться, что не далее как сегодня вы назвали гомосексуальность болезнью. Я что-то упустил?
- Ты пожалеешь об этом, - предупредил Уилсон.
- У-би-рай-ся.
Зазвонил телефон.
- Это наверняка Эва Кесслер, которая хочет расспросить тебя о Чейзе.
- Что за Эва Кесслер?
- Работает в Синай Маунтин. Чейз проходил там собеседование. Ты не знал?
Телефон не умолкал.
- Нет, - недоверчиво проговорил Хаус.
- Да. Ты так старательно избегал его все это время, что даже не заметил, как он уволился.
Хаус вытащил телефон из кармана.
Покидая офис, Уилсон мурлыкал себе под нос мотив, подозрительно напоминающий тему из «Спящей красавицы». Хаус злобно посмотрел ему вслед.
**
Чейз вынимал вещи из багажника машины, когда подъехал Хаус.
Прилипала, наконец, перестал лапать приборную доску «корвета» и, едва очухавшись, полез за блокнотом. Ему было позволено поехать с Хаусом – уже после того, как Хаус и Кадди вдоволь наорались друг на друга, и Кадди огласила свое окончательное решение: если Хаус хочет покинуть госпиталь раньше пяти – берет Прилипалу с собой, если дождется окончания рабочего дня – свободен. И поскольку терпение никогда не входило в число хаусовых добродетелей, а время ощутимо поджимало, Прилипалу усадили в машину. Тот был так впечатлен раритетной машиной, что за всю дорогу не задал ни одного вопроса – впрочем, передышка очевидно подходила к концу.
Хаус не мог сейчас тревожиться об этом. Что Прилипала напишет, то напишет, а у него забота посущественнее.
- Рад тебя видеть, - приветствовал его Чейз, щурясь на солнце.
- Я тут был неподалеку, - беспечным тоном ответил Хаус.
Чейз неприязненно поглядел на Прилипалу.
- А это еще кто?
- Журналист. Составляет заметку обо всех местных гениях, или что-то в этом роде. Кадди вынудила меня весь день таскать его на буксире.
- Ага, понятно.
- Мне позвонили сегодня, - продолжал Хаус. – Устраиваешься на работу в Синай Маунтин?
- Ну и что? Ты ясно дал понять, что тебя это больше не касается.
- Ты идиот, - сказал Хаус бесцветным голосом. – Я порвал с тобой, чтобы помочь тебе, а теперь ты сбегаешь в Нью-Йорк, чтобы найти кого-то еще на мое место?
- Ну да, я же настоящая шлюха, - процедил Чейз, - а тебя щелчком пальцев можно заменить кем угодно.
- Ты никуда не уедешь. Я тебе не позволю.
Чейз хмыкнул.
- Надо же. Ну, ты отказался участвовать в моей жизни, так что я могу поступать как угодно.
- Чейз, тебе нужно…
- Оставаться в безопасном месте? Там, где ты сможешь за мной приглядывать? Защищать меня от меня самого? Да, я это уже слышал, и смысла в этих словах ни на грош. Прошло десять лет. Я это давно пережил. И какого хрена он все записывает?
Прилипала сделал стойку.
- Я здесь, чтобы составить полное и обоснованное мнение о…
- Да заткнись ты, наконец, - раздраженно оборвал его Хаус. – Послушай, болван, тебе нужна помощь.
Чейз взорвался:
- Нет! Я в порядке. Не приди это письмо, ты даже не узнал бы ни о чем, и подозрений бы не возникло. Почему ты мне не доверяешь?
- Потому что не хочу стать для тебя… повторением того, что было, - Хаус споткнулся, не в силах подобрать правильное слово. – Я не могу.
- И не стал бы. Мы проходили это уже тысячу раз: я не ищу в тебе замену своему отцу. Стив был для меня отцом, и злоупотребил моим доверием. Хватит с меня этого. Отец мне больше не нужен, - Чейз устало выдохнул, плечи его поникли. – Ты никогда не внушал мне страха, Хаус. Ты не мог быть им.
Глаза Хауса сузились.
- Он для тебя не просто замена отцу. Ты сказал, он трогал…
- Срань господня, это было один раз! Один!
- И теперь ты его защищаешь.
- Я защищаю свое право самостоятельно принимать решения. Коли уж на то пошло, это ты видишь во мне сына, ребенка, который не знал лучшей доли и не может выбирать сам. Ведь так, Хаус? Я «твой мальчик», да?
- А тебе бы это понравилось, да? – едко проговорил Хаус. – Твои заморочки с папочкой идеально ложатся на образ старого извращенца, каковым я и являюсь. Отлично, Чейз. Просто отлично. Давай, я пополню свою коллекцию детского порно, и расстанемся друзьями.
Чейз закрыл лицо руками и шумно выдохнул от бессилия.
- Ладно. Решение удалить отмершие мускулы из твоего бедра идеально легло на образ Стейси, да?
- Она тут совершено ни при чем.
- Она приняла решение, изменившее всю твою жизнь, сделала выбор, который ты бы заведомо не одобрил. Ты простил ее за это?
Хаус до боли стиснул трость; кровь с гулом носилась в его голове, стучала в уши.
- Да.
- Она выбрала правильно?
Хаус не ответил.
- Ну, разумеется, - Чейз горько усмехнулся. – Даже если ты смирился с вечной болью, это не имело никакого значения, когда речь зашла об отношениях. Ты оттолкнул ее, потому что мысль стать счастливым…
Вот и договорились.
- Я не привязан к своему несчастью! – воскликнул Хаус, широко взмахнув тростью. – Черт бы вас побрал, и тебя и Уилсона!
Но Чейза уже нельзя было переубедить.
- В этом все дело. Ты порвал со мной не из-за моего мутного прошлого. Просто перед тобой замаячила возможность жить счастливо, и ты этого не вынес. Так?
- Я сделал это, потому что люблю тебя, идиот!
- Потому что мне лучше без тебя.
- Да!
Чейз нехорошо улыбнулся.
- Кому угодно было бы лучше без тебя.
Хаус не мог сделать даже вдох, не то что ответить ему правильными словами.
Чейз вдохнул.
- Почему не приходил так долго?
Потому что это болит сильнее, чем нога по утрам, когда нужно принять три таблетки «викодина», чтобы выбраться из кровати.
- Почему ты мне не доверяешь?
Потому что благополучные финалы – выдумка.
Голос Чейза напрягся и зазвенел:
- Почему бы тебе не позволить себе жить нормально?
Потому что мне нужно тебя защитить.
- Это нетрудно, - пробормотал Чейз, - просто скажи, и я остаюсь. Одно слово. Но ты не скажешь, так ведь? Ты не сделал этого ради Стейси, а ради меня – и подавно.
- Сделал бы, - выдавил Хаус.
- Так что мешает?
Но он просто не может.
Если надо пожертвовать ради Чейза счастьем, так тому и быть.
- Я знаю, что нога у тебя теперь болит сильнее обычного, - негромко проговорил Чейз, наклоняясь за своей сумкой. – Я иногда просыпаюсь ночью и хочу что-то сказать, но не могу, потому что некому объяснить мне, как правильно дышать. Я буду внутри, если ты передумаешь. Но если нет – пойми наконец, я вовсе не сломлен, и если ты отказываешься это видеть, что ж, этого я не изменю. Не позволяй мне стать тем, кто излечит твое драгоценное страдание.
Чейз поднялся по ступенькам, отпер дверь и скрылся внутри.
- Ну что за идиот, - выругался Хаус, когда к нему вернулась способность разговаривать. Он поглядел на притихшего Прилипалу: - Он же идиот, я прав?
Прилипала всполошился, поняв, что Хаус ждет от него ответа, обвел взглядом полупустую улицу, ум его отчаянно работал.
- Когда-нибудь он это оценит, - проворчал Хаус.
- Тук-тук, - сказал Прилипала.
- Кто там? – вздохнул Хаус.
- Том Сойер.
Хаус повернулся и пошел к своей машине. Сейчас он точно мог сказать – когда ушла Стейси, не было так больно. Отчаяние раздирало его изнутри. Как бы он ни любил Стейси, Чейза он ухитрялся любить еще сильнее. Но она ушла, и жизнь ее наладилась без его участия - вот почему так важно казалось оставить Чейза сейчас. Все к лучшему, и когда-нибудь Чейз это поймет.
**
«Дорогой Пол, я простил тебя много лет назад и забыл о произошедшем. Надеюсь, ты обретешь для себя мир в своем аббатстве.
Роберт».
@темы: переводы, лиза кадди, хаус/чейз, джеймс уилсон
только я собралась читать этот фик в оригинале, как вы перевели
спасибище)