Название: На пороге перемен
Автор: Trinitas
Оригинал: здесь
Персонажи: Хаус, Уилсон, Чейз
Жанр: friendship/mentorship
Таймлайн: пост-7ой сезон, АУ
Саммари: Чейз и Уилсон раздумывают над будущим Хауса по выходе из тюрьмы.
читать дальше- Шесть месяцев в реабилитационном центре, - со вздохом отвечает Уилсон на его вопрос о судебном процессе по делу Хауса. – Постановление вступает в силу немедленно. Потом три – в тюрьме. Тюремный срок означает прекращение всех его полномочий, плюс Кадди подала иск о возмещении ущерба. Он может лишиться квартиры.
- Ему и помимо тюрьмы хватит всего остального, - говорит Чейз. Он не может представить, что творилось у Хауса в голове, как так получилось, что и в без того широком спектре его безумия возникла новая цветовая полоса, - но очевидно, что причиненный ущерб вовсе не соизмерялся с тяжестью наказания. Тюрьма, проклятие. – А на сделку они пойти не могли?
- Это и есть сделка. Если Хаус не соглашается на эти условия – тогда год в тюрьме.
Чейз сидит на опустевшем месте за столом Хауса, смотрит на его мяч-переросток в просвет между большими и указательными пальцами. Прошло четыре месяца с тех пор, как Хаус сбежал на незаживших ногах из палаты интенсивной терапии и развалил гостиную Кадди, две недели – с тех пор как он вернулся с Фиджи или Таити и поспел ровно к началу своего судебного процесса. С того момента диагностический отдел официально считался закрытым, а его имущество разместили по другим кабинетам; но если Чейзу выпадал перерыв в перемежающейся работе в отделении интенсивной терапии и палате для новорожденных, он проводил его не в комнате отдыха, а здесь.
- А работа?
- Вопрос рассматривается. Пока не найдут нового главврача, и тогда возникает крошечный шанс, что Хауса не уволят.
Будь Хаус здесь, не преминул бы едко заметить, что самое предположение кажется ему не только смешным, но и глупым. Но Чейз промолчал. Нерешительное выражение на лице Уилсона и залегшие под его глазами тени ясно говорили, что в напоминаниях такого рода он не нуждается.
Две недели спустя больничное сарафанное радио успело утратить интерес к Хаусу; новость уж слишком блестела от лоска, заглаженная и затертая столькими языками. Весть о принятом судом решении продать квартиру Хауса, чтобы покрыть причиненный Кадди ущерб, на минуту подняла рябь на поверхности этого озера, но и она вскоре улеглась.
Чейз уже полгода метался между интенсивной терапией для взрослых и для новорожденных; он хорошо изучил хирургию после своего увольнения из диагностики, но реаниматология шла первой его специальностью и влекла к себе больше: она означала возможность вытащить человека из кризиса и постепенно улучшать его состояние, тогда как хирургия, в сущности, двигалась в обратном направлении.
Он ждал окончательного решения Совета госпиталя: если Хаусу не светит вернуться в Принстон Плейнсборо, тогда его самого здесь ничто не держит, и можно начать все заново. Даже поддержка Уилсона не обеспечивала Хаусу шансов на голосовании Совета; заключения в Мейфилде и так хватало с избытком, а если еще учесть кражу запрещенных медицинских препаратов, операцию, проведенную над самим собой в домашней ванне, машину, въехавшую в дом Кадди… Впрочем, вряд ли кто в Совете и прежде тешил себя иллюзиями по поводу психической стабильности Хауса. Нетрудно было представить эту картину: заседание Совета, умудренных мужей, качающих головами и обменивающихся жалостливыми взглядами в ответ на аргументы Уилсона. Конечно, очень одарен, но при всем том неустойчивая психика. Разросшиеся до уровня гениальности анархические наклонности Хауса означали, что ни один госпиталь в стране не возьмет его на работу.
Опыт приучил его готовиться к худшему. Дома по вечерам он перетряхивает свое досье, наводит в записях порядок (работа на Хауса, получение квалификации хирурга, возвращение к Хаусу – хотя он не уверен, следует считать это двумя разными периодами или одним, рекордным по длительности) и присматривает себе место в Австралии.
С его опытом будет нетрудно найти работу реаниматолога или хирурга, но Чейз ловит себя на том, что подыскивает нечто связанное с диагностикой. Думает, догадался ли кто-нибудь, как Кадди, выделить эту специальность в особую дисциплину, а не смешивать ее с рутинной врачебной практикой. Ему нужен вызов в работе, постоянная смена деятельности, при накоплении опыта, возможно, у него даже появятся собственные студенты.
Больница св. Винсента в Мельбурне была территорией его отца, и туда он точно не вернется. Может, тогда Новый Уэльс? Сиднейский адвентистский госпиталь поманил его рекламой «действенного христианства», и Чейз поспешно закрыл страницу, вернулся к окну поиска, подумав, что Хаус пришел бы в ярость, узнав - и, перехватив эту мысль на излете, удивился. Это было просто смешно. Хаус ни за что…
Но теперь, когда у Хауса не было другого дома, кроме уилсоновского, и вообще никакой работы, он мог, по крайней мере, рассмотреть возможность. Если предложить нечто достойное…
Вот какая у этого достоинства окажется цена?
Ему потребуются рекомендации и характеристики от всех, с кем он только работал, от всех излеченных пациентов, чтобы сгладить в глазах предполагаемого руководства сомнительные аспекты его врачебной практики. Потребуется убедить множество людей, что даже с такой нелестной репутацией Хаус в состоянии привлекать внимание со стороны пациентов и финансистов. Что уникальные способности Хауса могут быть только активом.
Хаусу необходима свобода рук, возможность самому выбирать себе дела. Ему нужен кто-то, кто будет улаживать вместо него бесчисленные бюрократические формальности, а кроме того, минимально возможный контакт с пациентами. Нужен администратор, способный принять на себя такой риск и на многое закрывать глаза. А еще ему нужен Уилсон в качестве доверенного лица и противовеса, чтобы поддерживать зыбкое равновесие его морали и рассудка.
Сколько Чейз мог судить, Хаус был единственным значимым человеком в жизни Уилсона. Если принять на веру пристальный и детальный хаусовский интерес к жизни Уилсона и его привычку рассуждать вслух, Уилсон еще меньше него самого контактировал с другими людьми. Если Хаус уходит из Принстон Плейнсборо, Уилсон просто не может остаться.
В день принятия Советом решения о назначении нового главврача Чейз выкроил минутку и поднялся в свой бывший отдел. Один из уборщиков с помощью пахучего растворителя снимал надпись со стеклянной двери.
Дверь в кабинет Уилсона оказалась заперта, изнутри доносились тяжелые тупые звуки насильно сдираемых с привычных мест предметов. Чейз несколько раз вдохнул и постучался.
- Да? – отрывисто раздалось из-за двери. Непривычный для Уилсона тон.
- Это Чейз. Войти можно?
Уилсон открыл ему дверь. Он пытался стереть с лица раздраженное выражение, но получалось не очень.
- Полагаю, ты уже догадываешься, какое решение принял Совет. Они уволили Хауса, и простое сопоставление этого факта с коробками в моем кабинете позволит тебе сделать заключение, что я тоже ухожу.
- Догадываюсь, - сказал Чейз, усаживаясь на диван. Он оглядел полупустые полки стеллажей, освобожденных от книг и памятных подарков маленьких пациентов. – Что собираешься делать?
- Искать место, куда Хаус сможет податься три месяца спустя, - ответил Уилсон, со вздохом растирая виски. – Его в свое время уволили из пяти – пяти! - крупных госпиталей, а тогда над ним не довлело криминальное прошлое.
- Я напишу рекомендацию, и остальные наверняка тоже. Если бы ты смог залучить его пациентов…
- Бери выше. Политики, ЦКЗ, может, даже федеральные агенты…
- Игрок в бейсбол. Психиатр из Саут Пол, она охотно подтвердит, что Хаус вменяем. Врач, занимающийся исследованием ретинобластомы. – Чейз переводит взгляд на сидящую рядом с ним на диване яркую плюшевую игрушку и вспоминает девочку, чью смерть Хаус сумел отсрочить на год. – Мать Энди. Вряд ли работа врача, выбивающегося из сил, чтобы спасти смертельно больного ребенка, характеризует его хуже, чем криминальное прошлое.
Уилсон впервые улыбается.
- А ты над этим думал. И ты слишком долго работал на Хауса, чтобы прийти сюда без плана.
- Присматриваю для него место в Австралии. Если он не сможет найти работу в Штатах, мы смогли бы работать вместе. Я скучаю по диагностике, а ему будет полезно забыть все связанное с Кадди. И климат там суше и теплее, для его ноги в самый раз.
Уилсон задумывается.
- Убраться за полмира от истории с Кадди – звучит неплохо. И раз уж я покидаю Принстон, ему тоже придется принять какое-то решение.
Чейз выдыхает.
- Я наметил пару больниц. Лучше всего подойдет Новый Уэльс, но если кто-то еще окажется открыт для диалога, необязательно останавливаться на этом варианте.
- Пришлешь мне проспекты по почте, я взгляну. И просмотрю его файлы, может, найду еще каких-нибудь важных пациентов. Если нужно помочь тебе составить предложение…
- Скорее, нужно помочь выставить Хауса в выгодном свете. У тебя большая практика, и ты достаточно известный врач, чтобы к тебе прислушались. – Он знает, как это выглядит со стороны. Да, он сделает все возможное, но, ради бога – шесть лет непрерывной работы с Хаусом, кто угодно решит, что он судит предвзято, а то и страдает от стокгольмского синдрома.
- И уговорить Хауса, да. Эта идея… должна исходить не от тебя.
- Я знаю, – Чейз встает с места, - нужно помочь уложить вещи?
- Спасибо, я сам, - Уилсон опирается рукой о стол, и вид у него безрадостный. – Тут у меня большая практика, конечно, но даже мне понадобится везение. Мейфилда и реабилитации вполне достаточно, ты сам знаешь, как Хаус относится к переменам.
Чейз вспоминает, с каким упорством Хаус добивался возвращения в свой кабинет запятнанного кровью ковра, и его лицо искажает гримаса.
- Вот именно, - на памяти Уилсона, наверное, таких инцидентов больше. – Но если он так рационален, как сам считает, он позволит себя уговорить.
- Надеюсь, - произносит Чейз, прежде чем уйти.
Следующие два месяца стираются в какое-то размытое пятно, в котором смешиваются бесчисленные телефонные переговоры и переписка, сбор этой странной композиции из писем от малознакомых людей. Все они приходят на имя Хауса: Уилсон не постеснялся подделать его подпись, сказав, что в свете давних викодиновых разборок это только справедливо. Отрадно видеть, сколь многие пациенты помнят Хауса и готовы составить для него рекомендательное письмо, даже с учетом скандальной истории с машиной и домом Кадди: и политики, и агент ФБР, и психиатр. Уилсон связывается с матерью Энди, и та описывает в своем послании, как Хаус упорно боролся за жизнь ее дочери.
Пишут Тауб, Форман и Тринадцать, и даже родители Катнера – с ними переговоры провел Тауб. Чейз собирает волю в кулак и звонит Кэмерон, и хотя та предсказуемо расстраивается, но, во всяком случае, не принимается вещать, что Хаус разрушает все вокруг одним прикосновением, и через неделю из Чикаго приходит еще одно письмо.
После Чейз пишет сам.
Тем, для кого это может иметь значение.
Я пишу от имени своего бывшего начальника доктора Грегори Хауса, который наблюдал за моим становлением как специалиста диагностической медицины в 2002-2005 годах и с которым мне посчастливилось работать в 2007-2008.
Доктор Хаус печально известен в медицинских кругах, но даже его недоброжелатели не могут не признать, что он блестящий врач. За семь лет совместной работы он научил меня тому, на что иные врачи могут потратить целую жизнь, а его уникальные дедуктивные способности позволяли ему добиться необыкновенных результатов для пациентов.
Чейз останавливается, припоминая дюжины рассмотренных дел; детали и имена не задержались в памяти, зато образ Хауса, засиживающегося в офисе до глубокой ночи, листающего меджурналы или страницы в сети, раздумывающего над деталями, на которые остальные врачи не обратили бы внимания, по-прежнему жив.
Ему потребовалось немало времени, чтобы припомнить дело, во время которого Хаус не вел бы себя как одержимый или как пущенное без направления пушечное ядро, пробивающее стены любых законов в поисках ответа. Ему нужно показать человечность Хауса, а не только его бульдожью хватку при анализе деталей.
В конце концов, он останавливается на деле не-шизофренички и ее несовершеннолетнего сына, которого Хаус избавил от бесконечных и бесплодных попыток спасти матери жизнь. Наскоро описав анамнез – предположительный ДВС, приведший Хауса к заключению о нехватке в организме витаминов, в то время как алкоголизм казался очевидным объяснением, – он продолжил:
Ультразвук печени пациентки выявил злокачественное образование, в дальнейшем успешно прооперированное. Вскоре после этого прибыли работники социальной службы, взявшие ее сына под опеку. Распечатка телефонных звонков, совершенных из госпиталя, позволила предположить, что звонок был сделан самой пациенткой, таким образом, идея шизофрении была отвергнута, поскольку пациентка в подобном состоянии не могла бы заботиться об окружающих. Повторное изучение анамнеза показало упущенную деталь: посещение офтальмолога несколько лет назад. Сложив этот факт с психическими симптомами и развившимся циррозом, доктор Хаус предположил болезнь Уилсона. Получив соответствующее медикаментозное лечение, пациентка вновь смогла взять на себя заботу о сыне.
Большинство врачей не обратили бы должного внимания на данное дело ввиду очевидной психической нестабильности пациентки, либо поставили бы другой, более очевидный диагноз. К тому времени, как Хаусу попала в руки ее медицинская карта, она обследовалась у множества специалистов, а состояние ее квалифицировалось как запущенное. Настойчивость Хауса, с которой он требовал прислушаться к мнению самой пациентки, и его отказ пойти легким путем, спасли не только жизнь этой женщины, но и ее рассудок. Я привел это дело как пример, но такие примеры проходили перед нашими глазами еженедельно. Специфика его практики заключалась в работе с самыми сложными пациентами, которые в противном случае могли умереть, будучи неверно диагностированными.
Затем он рассказывает об Энди: другой показательный случай, в котором из очевидных симптомов выделялась разве что незначительно сниженная сатурация.
Отклонение от нормы не более чем в один процент. Никаких других аномалий; даже ее онколог подвергал сомнению наличие галлюцинаций, невозможных в ее текущем состоянии, но Хаус настаивал на том, что и незначительные детали могут иметь вес. Когда тесты показали, что легкие пациентки функционирую нормально, Хаус распорядился сделать эхокардиограмму, а затем пропустил результат через аудио, что и позволило ему различить дополнительный удар митрального клапана, нарушающий ритмику сердцебиения. В сердце девочки зрела опухоль, скрытая от исследований своей локализацией. Склонность Хауса подвергать сомнению результаты исследований, а также использовать их в необычном ключе оказалась решающей в деле Энди, кроме того, продемонстрировала полезность техник физического диагностирования, которые в настоящее время вытесняются технологически более совершенными методами.
Чейз завершил рассказ об этом деле повествованием о том, как Хаус вычислил наличие тромба в мозгу Энди, как установил его точное местонахождение, сократив время операции, и тем выиграл для девочки еще один год жизни. Мать Энди пусть возьмет на себя историю о человечном поведении Хауса, его задача – воссоздать медицинские подробности дела. В конце концов он вывел заключение о том, что даже пациентам, заставившим сдаться других врачей, Хаус всегда давал шанс.
Да, к уникальному таланту Хауса прилагались и уникальные деструктивные наклонности и даже вполне оформившееся сумасшествие, и мир медицины был об этом осведомлен. Но он надеялся, что гений Хауса окажется достаточным, чтобы закрыть глаза на его сомнительную, а порой и убийственную мораль.
Должно быть так.
За месяц до освобождения Хауса из тюрьмы Чейз нашел в своем почтовом ящике толстый конверт, обклеенный австралийскими марками: предложение работы от Королевского госпиталя на северном побережье, Новый Уэльс, должность заместителя главы вновь учрежденного департамента диагностической медицины; согласно письму, Хауса готовы были взять на работу, как только ему будет возвращена врачебная лицензия.
Чейз уже давно не знает точно, верит он во что-то или нет, но он произносит: «слава Богу» и берется за телефон, надеясь, что хоть однажды получит то, на что рассчитывает.
Уилсон снимает трубку после второго гудка.
- Я как раз собирался звонить тебе. Получил два письма: одно для меня, предложили возглавить отделение онкологии, другое для Хауса – должность главы отдела диагностики. Команда из трех человек, возможность самостоятельно отбирать дела и максимум четыре часа клиники в неделю.
- Хорошо, - говорит Чейз, садясь обратно в кресло. – Есть и запасной вариант, эти готовы ждать сколько потребуется. Кадди принуждала Хауса выполнять работу в клинике из ошибочного убеждения, что это пробудит в нем гуманность – не давая себе отчета, сколь многие пациенты недовольны, что тем самым нарушается график собственной работы Хауса.
- Я скажу ему об этом, если он не заинтересуется, - произносит Уилсон, и в его голосе слышится улыбка, благодарность. – Мой предполагаемый офис расположен неподалеку от кабинета Хауса, это должно его умиротворить. Хорошо бы он согласился, это отличный шанс
- Он выгрызет тебе мозги нытьем по поводу перемены места.
- Так и есть, но для него что час езды от Принстона, что переезд за полмира – все едино. Жизнь и работа по соседству, во всяком случае, облегчат для него слом старого уклада.
- Тогда я извещу администрацию завтра. Раз уж мы переезжаем, мне необходимо найти квартиру, уложить вещи, забронировать рейс, и быстрее.
Он уже почти все собрал, все его вещи, кроме мебели, ютились в надписанных коробках. Поиск жилья отнимет больше времени, но Чейз рассчитывал, что в ближайшие пару недель сможет утрясти этот вопрос.
- Не спеши. Наши новые работодатели не выставили нам жестких условий, и, зная Хауса, можно предполагать, что пройдет еще не один месяц, прежде чем он согласится.
- Я знаю, но уж лучше иметь время в запасе. Если работа в диагностическом начнется не сразу, может, мне дадут возможность перекантоваться в отделении интенсивной терапии. – Чейз загнул уголок лежащего на коленях конверта, задумчиво покусал губы. – Я уже хочу как-нибудь устроиться. Месяцы подготовки стоили беспокойства, конечно, но…
- Куча работы, раздражающая неуверенность и полный хаос, - закончил за него Уилсон. – Неудивительно, что тебе хочется тишины и покоя. – Он усмехнулся. – Поверь, ты не первый, кого Хаус вынуждает окунуться в этот бардак.
Они позволяли себе говорить «когда», а не «если», с известной долей уверенности – едва ли Хаус получит равноценные предложения где-то еще. В конечном итоге, он действительно был очень рационален и всегда останавливался на оптимальных решениях.
Он нуждался в практике, в возможности занять ум – а без этого с тем же успехом Хаус мог бы жить в тюрьме.
Вспоминая о шуточке, которую как-то отпустил Хаус – мол, Чейз ведет свою родословную от бывших заключенных, - он подумал и об иронии, сопутствующей ситуации: переезд Хауса в страну, которая когда-то была одной большой колонией, означал, что тюрьма никуда не исчезает, что Хаус и впрямь тащит ее с собой и в себе.
- Поговорю с ним об этом, когда он выйдет. Несколько недель уйдут на адаптацию, вот увидишь.
- А он не будет против, если я навещу его перед отъездом? Сенсационные новости можешь оставить себе, но… - Чейз понимал умом, что Хаус предпочел бы обойтись без посетителей – это был лишний удар по его самолюбию. Просто он не хотел уезжать, не попрощавшись.
- Если решишься на визит, предупреждаю, что там просто чудовищная бюрократическая система, - сказал Уилсон. – Понадобится согласие Хауса, согласие тюремной администрации, пристальная проверка твоих личных обстоятельств, а еще недели уйдут на полный оборот бумажек по всем инстанциям. Тогда они назначат дату и пришлют тебе свод правил поведения.
В последние пару месяцев он навозился с бумажками на год вперед, но попробовать все же стоило.
- Похоже, тебе эта канитель знакома. Неужели все и впрямь так страшно, как звучит?
- Все еще хуже, зато Хаус сполна оценит твои усилия. Я только-только успел соблюсти все тамошние формальности и готовился к встрече с Хаусом, как они отправили меня обратно, потому что Хауса посадили в одиночку за что-то охарактеризованное лапидарно как «плохое поведение».
Чейз нахмурился.
- Они даже не предупредили тебя, что ты не сможешь его увидеть?
- Простая вежливость того требовала, но нет, не предупредили. Я дал Хаусу понять, скольких проволочек стоит получить свидание, и с тех пор он стал бережнее относиться к возможности увидеться с кем-то. – Уилсон помолчал, потом добавил: - Я помогу тебе с документацией.
На это и впрямь ушли недели. Оглядываясь назад, Чейз подумает, что стоило просто дождаться выхода Хауса из тюрьмы и навестить его тогда, вместо того чтобы иметь дело с бесчисленными запретами, включавшими в себя такие подробности, как количество ключей в связке (никак не более двух), форма одежды и точно определенное место для сидения. Он прошел проверку металлодетектором и получил невидимое клеймо на руку, светившееся в ультрафиолете – как будто пропуска на вход и выход было недостаточно.
Спустя двадцать минут ожидания охранник ввел его в комнату для свиданий. Там уже находились несколько заключенных, негромко переговаривающихся с родственниками и друзьями. Хаус ждал его за пластиковым столом, сидя лицом к будке охранника. Чейзу было позволено сесть спиной к посту, но жарко-щекочущее чувство в затылке и шее, рожденное знанием, что за ним наблюдают, не добавляло комфорта.
Он провел в комнате всего полчаса и уже благодарил незримое за то, что туда не придется возвращаться. Чейз задумался о том, как Хаус ухитряется терпеть такое и не свихнуться при этом.
Хаус выглядел больным и несчастным, и нетрудно было заключить, что его нога позволяет ему сполна ощутить вкус ада, и что он толком не спит; на его правой скуле Чейз разглядел оплывающий желтизной кровоподтек. Чейз стиснул зубы, удерживая внутри вопросы; Хаусу не понравилось бы его беспокойство.
- Ну так что, - ухмыльнулся Хаус, - это чистый мазохизм с твоей стороны, или нашлась иная причина упасть в ласковые объятия тюремной охраны?
Чейз не страдал мазохизмом, во всяком случае, не больше, чем любой человек, по доброй воле продолжавший общение с Хаусом. Стоило бы напомнить ему об этом, но Чейз хорошо усвоил, что с Хаусом лучше прямо переходить к самому важному.
- Я ухожу из Принстон Плейнсборо. Нашел себе место в диагностическом отделе в австралийской больнице. Лечу туда через несколько дней.
- А по телефону это нельзя было сообщить?
- Хотел тебя увидеть.
- Да, точно. Тысяча бессмысленных правил, ласки тюремных досмотрщиков и я, похожий на дерьмо – незабываемое переживание. Не стоило того.
- Не скажу, что мне тут все понравилось, но для меня важно знать, что я это сделал.
- Если попытаешься меня обнять, охрана тебя оттащит, - произнес Хаус, а потом сухо добавил: - Я знаю это взгляд. Ни один рациональный человек не станет соваться в это изнуряющее говно именно в силу своей рациональности.
- А забота в принципе иррациональна?
Скажи он это при других обстоятельствах, тогда, когда у Хауса была бы возможность развернуться и уйти, он бы не преминул ею воспользоваться. Но уйти сейчас означало, что свидание окончено, и что ему нужно возвращаться в свою камеру, и наверняка эта перспектива нравилась ему еще меньше, чем потенциально неприятный разговор.
- А ты должен? – спросил Хаус, скривившись.
- Ты сейчас говоришь себе, что меня бы здесь не было, будь мне все равно, - Чейз на минуту замолчал. – Я хотел тебя поблагодарить. Я научился от тебя большему, чем смог бы перенять от кого-либо еще. – Речь шла не только о медицине, и Хаус это понимал без лишних слов.
Хаус постучал пальцами по поверхности стола. Барабанный ритм звучал беспорядочно, но Чейз решил, что Хаус представляет себе фортепианные клавиши.
- Множество людей заметили бы, что без моей мудрости ты бы обошелся куда лучше.
Роуэн Чейз сказал ему много лет назад, что Хаус, вполне возможно, безумен, во всяком случае, его методы никогда не признает широкая медицинская общественность. Кэмерон утверждала, что Хаус погубил в нем человека.
- Да, - согласился он, - и мне определенно лучше без всех этих людей.
Уголок хаусова рта чуть приподнялся – самый доступный для него способ выразить одобрение.
- Так значит, в Австралии открылась собственная диагностическая программа?
Чейз кивнул. Ему хотелось поделиться деталями, дать Хаусу время на размышление, но все должно было идти своим чередом, и лучше предоставить Уилсону эту щекотливую задачу. Так что он просто сказал:
- Временно возглавлю отделение диагностики.
- Неплохо.
Хаус мог бы добавить что-то еще, но в это время шум усилился, в помещение вошла охрана, и стало ясно, что время свидания вышло. Хаус поднялся на ноги, держась одной рукой за стол, вслед за ним встал и Чейз.
- Буду по тебе скучать, - сказал он.
Если повезет, недолго.
- Пришлешь мне открытку, - произнес Хаус, а потом добавил: - Если собираешься обниматься на прощание, предупреждаю: слева ребра с шестого по восьмое чувствуют себя не слишком хорошо.
Чейз кивнул, обошел стол кругом, чувствуя, как сжалось горло: для Хауса это была не мелочь. Осторожно обнял его, избегая касаться левой половины тела. Хаус похлопал его ладонью по спине, и они отпустили друг друга. Охрана вскоре окружила заключенных, и Хауса увели в его камеру. На КПП Чейз показал свой смешной штамп на руке, отдал обратный пропуск и пошел домой, думая, что даже расставание длиной всего в пару месяцев стоило этого прощания.
**
Два месяца спустя его хорошо окуклившийся сон прервал телефонный звонок. Чейз вслепую пошарил рукой на тумбочке, сквозь щелочки глаз поглядел на дисплей. Шесть утра.
Звонил Хаус.
Закрытый ум не желал вычислять разницу во времени; Чейз пробормотал сонно «надеюсь, новости хорошие» и ответил на вызов.
- Алло.
- Да неужели же разбудил? – глумливо осведомился Хаус – Очень сожалею.
- Нет, не сожалеешь. Мы оба знаем, что ты разбудил меня специально.
- А ты специально подстроил сцену прощания, зная, что мы увидимся всего через два месяца.
Чейз моментально проснулся. Слова Хауса означали, что он соглашается на предложение. Он летит сюда, берет работу, и Чейз уже готов поверить, что на том конце молитвенной линии и впрямь кто-то дежурит.
- Я надеялся. А знать – нет, не знал.
- А должен был бы. Справлялся в администрации больницы?
- Нет, хотел сначала от тебя услы…
- Я хочу, чтобы ты отсеял всех потенциальных идиотов, претендующих на работу со мной, до сентября, когда явимся мы с Уилсоном. И отбери дела, которые по твоему мнению могут мне понравиться. Их количество должно выражаться однозначным числом.
- Ладно. Что-нибудь еще, мой белый господин?
- Нет. Сладких снов, - и Хаус повесил трубку.
Вменяемые люди бы заметили, что он должен поблагодарить, выразить признательность за все, что Чейз с Уилсоном для него сделали. Чейз в словах не нуждался. Дела Хауса звучали выразительнее.
Название: На благо больницы
Автор: titti
Персонажи: Уилсон, Хаус/Чейз
Размер: ~1000 слов
Саммари: Уилсон помогает Хаусу как может
читать дальшеУилсон считал себя лучшим другом Хауса, более того: другом хорошим (если вы понимаете разницу). Они были знакомы целую вечность, или, по крайней мере, так им казалось - возможно, блистающая достоинствами персоналия Хауса усугубляла это обманчивое впечатление. Он помогал – или пытался помочь – Хаусу, когда тот налаживал новую жизнь, с ограниченной подвижностью и непрекращающейся болью. Он оставался верен долгу дружбы даже тогда, когда викодин обращал Хауса в невыносимого ублюдка.
Уилсон искренне полагал, что видел Хауса в его чернейшие дни, и что тот не может в потенции быть еще хуже. Жизнь доказала ему, что он не прав, когда Чейз пригласил Кэмерон на спектакль бродвейской постановки, как утверждали больничные слухи. Узнав об этом, Хаус стал поистине невыносим, беспрестанно оскорбляя и коллег, и пациентов. Уилсон почувствовал, что пора вмешаться, пока кто-нибудь не применил насилие.
Первую попытку дать совет в романтических делах и при желании нельзя было счесть удачной.
- Почему ты все еще здесь? – невежливо поинтересовался Хаус, после того как разбежался его отдел.
- Ты ведь знаешь, что она отменит это свидание, если ты попросишь, - ответил Уилсон напрямик. Может, к вопросу стоило подойти с большей деликатностью, но деликатность и Хаус?..
Тот поглядел на друга в упор.
- Понятия не имею, о чем ты.
- Ой, да ладно. С тобой нельзя иметь дело с тех пор, как Чейз пригласил Кэмерон.
- Хочешь сказать, что в другое время со мной можно иметь дело?
Уилсон закатил глаза.
- Я хочу сказать, что всем будет намного проще, если ты поведаешь ей о своих чувствах.
- О чем мы сейчас говорим? О твоем третьем разводе? – хмыкнул Хаус, поднимаясь на ноги. – Увидимся позже.
Уилсон не мог не признать, что замечание Хауса имеет смысл, но это не отменяло необходимость откровенного разговора с Кэмерон, потому что в противном случае Хауса могут просто убить за его сучество. К примеру, Чейз или Форман, но и Кадди нельзя сбрасывать со счетов.
Следующий представившийся ему удобный случай скорее напоминал попытку самоубийства. Чейз и Кэмерон вместе обедали в кафетерии. На самом деле эти двое прохладно относились к больничной кухне, но в последнее время Хаус держал их на коротком поводке. Уилсон поискал взглядом свободный столик и увидел притулившегося в углу Хауса, не сводящего с парочки глаз.
Кто-то поумнее, вероятно, просто убрался бы от греха подальше, но Уилсон был храбрым человеком и направился прямо к Хаусу.
- Этак ты трость сломаешь.
- Не усматриваю никакой логики в твоем заявлении.
- Ты стискиваешь ее так сильно, что у тебя суставы побелели. Ты все еще не разговаривал с ней?
- Если под «ней» ты подразумеваешь Кэмерон, я говорю с ней постоянно. Последний сеанс целительной беседы состоялся буквально десять минут назад, когда я велел ей доедать быстрее и возвращаться в лабораторию.
- Прекрасное начало. Думаю, она вся трепещет от предвкушения.
- А то как же. Обожаю наблюдать, как люди давятся, торопясь доесть.
- Ну и засранец же ты. Неудивительно, что она предпочла Чейза.
Хаус, очевидно, утратил терпение, поднялся с места, заявив:
- Мне надо работать.
Уилсон попытался было и в третий раз, упорствуя в намерении свести Хауса и Кэмерон вместе, как вдруг случилась странность. Хаус ухватил Чейза за воротник и втащил в свой кабинет. Очевидно, он намеревался заявить Чейзу, чтобы тот держался от Кэмерон подальше. Очевидно, Хаусу для такого разговора потребуется приватность. Столь же очевидно, что Уилсон станет подслушивать – конечно, только чтобы убедиться, что все останутся живы.
- Тебе надо прекратить это, - сказал Хаус.
Чейз невозмутимо стоял рядом, сунув руки в карманы.
- Понятия не имею, о чем ты.
Господи, парень перенял от Хауса не только его обширные познания в медицине.
- Имеешь, - буркнул Хаус, - а коли ты так глуп, скажу открытым текстом: перестань видеться с Кэмерон.
- Трудновато, когда мы работаем вместе. Видеться – вроде как ежедневное проклятие. Или погоди, ты имеешь в виду «ходить на свидания»? Ну так это тебя не касается.
- Ты ее используешь. Серьезные отношения тебе не нужны, и когда она это поймет, достанется всем, - Хаус усмехнулся. - Я пекусь исключительно о благе больницы.
- Не беспокойся, никаких завышенных ожиданий у нее нет. Мы просто проводим вместе время, когда есть настроение, вот и все, - Чейз удобно уселся на столе и только что не принялся болтать ногами. Уилсон подумал, нет ли у парня суицидальных наклонностей, потому что по лицу Хауса можно было заключить, что он созрел для убийства.
- Роберт! – прорычал Хаус, заставив незримого наблюдателя удивиться, с каких пор он запоминает коллег по именам.
- Нечего на меня орать. Ты сам сказал, что отношения тебя не интересуют, что мы должны встречаться с другими людьми. Я и встречаюсь, так какие проблемы?
Ух ты, если слух его не обманывает и слова эти значат как раз то, что значат – когда это Хаус стал заглядываться на молоденьких реаниматологов?
- И ты поверил? Чему я тебя научил в первую очередь, ммм? – Хаус заговорил как учитель со способным, но ленивым учеником, и нет, Уилсон точно не хотел знать, чему он там учил Чейза.
- Все лгут, - Чейз спрыгнул со стола и приблизился к Хаусу – уж слишком приблизился, ага. – Так что, это будут отношения, и никаких посторонних людей рядом?
- Слова ничего не значат.
- Ты ревнуешь, прелесть какая, - тут Чейз Хауса поцеловал, мягко и целомудренно, и Уилсон усомнился в наличии в госпитале достаточного количества антисептических средств, годных для промывания глаз, потому как - мягкость и Хаус?..
- Я не ревную и уж точно не прелесть. Скажи еще что-нибудь в таком роде, и останешься работать в ночную смену до конца дней своих, - пригрозил Хаус, но неубедительно.
- Опять лжешь. Ты станешь скучать, если я застряну в больнице на все ночи. И мы с Кэмерон не встречаемся. Я ей сказал, что у меня кое-кто есть, и мы развлекаемся просто по-дружески.
Хаус фыркнул, притянул Чейза к себе еще ближе (если то было допустимо законами физики), прикусил его за ухо.
- И кто теперь врет? Отзови приглашение, - заявил он и в свою очередь Чейза поцеловал.
Уилсон решил, что уже может удалиться. Дело сделано: он помог Хаусу, у того есть деву… ну, то есть австралиец, и коль скоро Хаус доволен, персонал может вздохнуть с облегчением. В конце концов, они все пекутся исключительно о благе больницы.
@темы: переводы, грегори хаус, фанарт, фанфики, роберт чейз, джеймс уилсон, 7 сезон