[housefans]

Наверное, записи в этом сообществе предвестники зомби-апокалипсиса. Но вдруг тут кто-то еще бродит из старых знакомых))

Название: Две точки
Автор: Диран
Пейринг: Хаус/Чейз
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Жанр: драма
Саммари: Что же случилось после похорон Грегори Хауса?
Примечание: как всегда, имеет отношение к "дневникам", как и все мое по этому пейрингу)) Впрочем, на этот раз это конец, потому что моя любимая канва для вплетения закончилась.

Наконец прошло достаточно времени, и я чувствую в себе силы рассказать.
Наша совместная жизнь была похожа на нормальную совместную жизнь (насколько это было вообще возможно) тот небольшой промежуток времени, который образовался между неординарным расставанием с Кадди и диагнозом Уилсона. Понимаете, Грег, как бы он не пытался доказать иное, очень нуждается в людях. Да, в немногих и в конкретных, да местами и временами очень эгоистично, но нуждается. Знаете, эдакий стандартный набор: друг, любовник, враг, начальник, подчиненные. Эти категории периодически смешиваются и меняются местами, но тут уж ничего не поделаешь. Давайте будем честными, такое бывает не только у эксцентричного Хауса.
Так вот диагноз Уилсона. Конечно, всем было нелегко. Я сам жил с этим человеком и успел сдружиться сильнее, чем просто с коллегой. Но никто из нас не мог и представить, как нелегко было Грегу. Те чувства, которые мы делим на многих окружающих, он концентрирует на нескольких избранных. А еще он собственник и терпеть не может, когда кто-нибудь отбирает что-нибудь, принадлежащее ему. И неважно, кто это: бывшая или настоящая жена, работа допоздна или смерть. И в этот раз он делал все: он не просто из кожи вон лез, он из нее вылез и еще пробегал вокруг лучшего друга. Но все оказалось безрезультатным.
А потом случилось то, о чем все вы знаете. Смерть, опознание, торжественные речи, гроб, могила. И отнюдь не Уилсона.
Когда-то я думал, что самое тяжелое, что было в моей жизни, это смерть отца, его вранье и пропавшее наследство. Потом по моей вине умер пациент, и мне показалось, что я заслуживаю смерти сам. Но затем пришел Хаус и доказал, что он и здесь круче всех. Сделать так больно, как он, мне не мог еще никто (и ничто). Вряд ли, конечно, он ушел к Кадди только ради этого, но в любом случае не будем отвлекаться на воспоминания о ней.
Видимо, Хаус не мог уступить пальму первенства даже себе. Поэтому побил свой рекорд. В тот день я не просто хотел умереть, мне казалось, что я умираю. Каждую секунду. Впрочем, давайте все-таки по порядку.

Вечером накануне мне пришла странная смс-ка. "Не чувствуй боль..". Я сейчас не буду пояснять от кого, окей? Естественно, я ничего не понял и не предал этому никакого значения. Когда Грега нашли мертвым я...
Сейчас все, кто когда-нибудь терял любимых людей, выстроятся в длинную очередь, чтобы плюнуть мне в лицо, если вдруг мои руки поднимутся для того, чтобы попробовать описать это состояние словами. И неважно: вы нежная и трепетная женщина, испытывавшая раньше боль только от иголки для вышивания, или хирург, не помнящий, сколько раз он резал людей и скольких пациентов потеряла больница, потому что их было уже не спасти. Неважно, сколько родственников погибло у вас раньше – херня это все про то, что закаляет. Я рыдал. Рыдал до истерики, рыдал взахлеб. Кажется, я многое разбил в квартире. А еще я лежал. Просто, неподвижно лежал. Смотрел в потолок. И пытался проснуться. Пытался молиться. Пытался звать. Просто кричал. Просто молчал и проваливался куда-то в транс. Тот, кто теряет любимого, слышит смертный приговор и для себя. И сам проходит все положенные стадии. А вот дальше уже зависит от человека. Кто-то может встать и идти дальше. А кто-то ломается и так и не возвращается к нормальной жизни.
Про смс-ку я не забыл. Она казалось мне глупой издевкой судьбы, не мог же Хаус предвидеть пожара, из которого не спасется? А открыть и перечитать ее я был не в состоянии, потому что любое напоминание о Греге было слишком болезненным.
Прошло два дня, прежде чем я решился. Воткнул телефон в зарядку (он сел сразу после похорон, а мне до тошноты не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать), и открыл "входящие". Перечитал раза три, пока не понял, что так режет мне глаза: две точки. Знаете, Хаус никогда не опускался до пафосных троеточий, разве, что шутил. При этом всегда ставил точки в конце предложения. Но две? В нарушение всех норм?

Уже через три часа я ехал в направлении Венстона. Понимаете, эти две точки сделали со мной что-то невероятное. Я вдруг почувствовал безумное желание выговориться. Говорить и говорить, чтоб никто не смог остановить. Говорить о Хаусе. Вспоминать про его буквоедство, про его педантизм, про его раздолбайство. Про трещину на любимой трости, заделанную герметиком (не спрашивайте!), про любимую пластинку, провалявшуюся за диваном три месяца. Про любимую марку дезодоранта и презервативов. Про марки пива и водки, которые он терпеть не мог. Единственным человеком, который смог бы меня выслушать, был Уилсон. Я собирался позвонить ему, уговорить на встречу, но моим планам не суждено было сбыться. Сначала я не смог дозвониться до него по мобильному. То ли его телефон пребывал в том же плачевном состоянии, что и мой еще десять минут назад, то ли он был в бункере. Я решил позвонить ему домой. Вот тут и случилось нечто совсем непредвиденное: трубку взяла Роуз, хозяйка дома, у которой Уилсон снимал, и сказала, что он уехал. Прямо в день похорон. Собрал почти все вещи и сказал, что уезжает в Венстон. Я поблагодарил Роуз, нажал отбой и достал сумку. Запасное белье, зубная щетка, документы – я кидал туда только самое необходимое. У меня не было ни секунды колебаний, потому что разговор с Уилсоном про две точки стал моей единственной целью. Я не мог думать ни о чем другом. Мне было жизненно необходимо увидеть Уилсона и поговорить с ним. Да, такое часто бывает в состоянии шока. Вам вдруг хочется прыгнуть с парашютом, попробовать рыбу-фугу или найти свою первую любовь времен детского сада. Вы не знаете, как жить дальше, и находите себе новую цель. Какой бы идиотской она не была.

Доехать до Венстона за один день – нереально. Но наша страна недаром славится жанром "роад-муви". США весьма неплохо приспособлены для путешествий на автомобиле. Запланированных, спонтанных – неважно, какой-нибудь мотель вас приютит. Но я вдруг понял, что какой-нибудь мне не подходит. Уилсон тоже укатил на машине. А значит, тоже должен был остановиться в мотеле на ночь. Вряд ли он гнал сутки без устали – онкологический больной даже с горя не выжмет всю дорогу до Венстона. Тем более Роуз сказала, что он был довольно спокоен. Поэтому ближе к вечеру я стал останавливаться у каждой забегаловки и как дурак, пересмотревший Касла и Полицию Майами, тыкал всем сидящим на ресепшене девочкам мобильником с фотографией Уилсона и сокровенным вопросом: "не видели ли вы этого человека?". Надо сказать, реагировали на меня довольно спокойно. "Извините, кажется, нет". "Мне жаль, ничем не могу помочь." "Я не упомню всех, но скорее нет, чем да".
Но удача улыбнулась мне. Нет, вы представьте: человек, который не имеет никакого права на такие вопросы не вызвал подозрений, полицию и психиатрическую скорую и при этом нашел тот самый мотель, когда в нем сидела та же девушка, что и в нужную мне смену, да еще и с отличной памятью на лица. Так не бывает, но мне все же повезло. Услышав заветное: "был он здесь, конечно, такого забудешь!" я онемел, не поверил и переспросил:
– Вы правда его видели?
– Говорю же, да! Крутился здесь, флиртовал, смеялся – очень приятный мужчина.
– Флиртовал?! Вы уверены, что здесь был именно этот мужчина?
– Конечно! Да он даже в том же костюме был! Все болтал, что мама ему в детстве все уши прожужжала про Венстон, а тут вдруг непредвиденный отпуск и, наверное, пора наведаться. Говорил, что природа там должна быть отпад – врала его мамка, если честно, не на что там смотреть, но его прям заело. "Остановлюсь там и все тут!", – девушка эмоционально вскинула руки и облизнула губы, бросив на меня быстрый взгляд.
– О... ну ничего себе! – я достал пятидесятидолларовую банкноту и положил на стойку. Дурак! Да мне чертовски повезло с этой девицей, она уже обнамекалась вся, обызвертелась, глазами обстрелялась, но вслух не заикнулась и продолжала рассказ. Совсем бессовестный стал.
Увидев банкноту, девушка улыбнулась и тут же сгребла ее под стойку:
– Спасибо. Не подумайте, что я меркантильна, но все эти наблюдения... можно сказать еще одна часть моей работы. Не вы, так полиция. Все припоминаешь, чтоб потом подзаработать. Ай, да что я о себе. Вы не за это заплатили сейчас. Я вам вот, что скажу: я ему не верю. Не станет он сидеть в этой дыре. Мужику явно захотелось отдохнуть, а в Венстон за таким не ездят. К тому же он стащил купон.
– Какой купон?
– А вот лежат: "МотОрел". Если воспользуетесь услугами наших такси, мы даем скидку у наших партнеров в Венстоне на мото-прокат. Это сеть мото-проката по Нью-Джерси. Они дороговаты, но с нашей скидкой самое то. Только этот парень нашим такси не пользовался, на своей машине приехал. Купон ему не был положен. А он спер.
– Девушка... а сколько стоит у вас такси до Венстона? И во сколько открывается МотОрел?
– Эм... принимают круглосуточно, выдают с десяти. Но вы вроде на своей машинке приехали. Заночуйте у нас, утром тронетесь, как раз к обеду будете на месте. Что вам деньги тратить. Будете бодрым заодно.
– На такси я ведь доеду до утра? Часам к десяти?
– Да, – девушка очень внимательно посмотрела на меня. – Вам так дорог этот человек?
– Он... он мне очень нужен сейчас, – я запнулся. Но все же решил продолжить: – И его поведение не укладывается в привычные рамки. Мне кажется, что-то происходит, а я не знаю, что. Простите мне слабость, хочу поиграть в детектива.
– Такому красавчику – любой каприз, – она протянула мне таблицу с тарифами.
– За его деньги? – я рассмеялся и отсчитал нужную сумму. – Моя машина постоит у вас?
– Да, сколько угодно.

Такси я взял по понятным причинам: спать, действительно, было надо. Несмотря на то, что мой организм находился в состоянии перевозбуждения, я чувствовал огромную потребность во сне. Что нашло на Уилсона? Какой нахрен Венстон? Зачем ему МотОрел? Нет, моему мозгу, действительно, был необходим отдых.

Проснулся я, когда мы въезжали в черту города. С виду Венстон и правда был не то, чтоб очень интересен. Частные дома, небольшие участки, школа, церковь. Все как везде. Но меня интересовал только МотОрел. Поначалу я подумал, что мое везение закончилось.
– Молодой человек, мы не разглашаем имена наших клиентов без веской причины. А уж тем более подробности их поездок.
– То есть поездка была? По такому же купону? – я помахал захваченным на ресепшене листком.
– Ваши вопросы становятся все более наглыми, молодой человек. Прошу вас, не мешайте нашей работе.
– Но я очень прошу вас! – эта девица была полной противоположностью той милашки из мотеля. Может вы и ждете, что в мото-прокате вас должны встретить байкеры, которые либо пошлют, либо хлебнут с тобой пива и побратаются, услышав, кто твой любимый исполнитель, но передо мной сидела дама в очках и строгом офисном костюме. Она ковырялась в бумажках на столе и базе данных в компьютере, и ей не было никакого дела до приставучего клиента.
– А если я возьму у вас мотоцикл?
– Мы вам предоставим его, как только вы оплатите залог. Но причем тут разглашение информации других клиентов? – она посмотрела на меня исподлобья. Долго. Выжидательно.
Я тяжело вхдохнул. В горле снова начал образовываться ком.
Вы спросите: "а чего ты ждал, маленький наивный Роберт? Что тебя ждет увлекательный квест, где все готовы тебе помочь? Где в конце тебя ждет волшебная кнопка: "проснись, ничего этого не было"?". И будете правы. Потому что: Хаус мертв. Мертв, и никакие мои метания по Нью-Джерси не могли вытащить его из могилы. А Уилсон имел право свихнуться или просто отдохнуть от всего – ему было тяжелее, чем мне, он сам был одной ногой на том свете. И вот, когда мне казалось, что пора вернуться домой и закинуться снотворным, появился он. Меня всегда учили, что ангелы – это такие кудрявые светящиеся мальчики, источающие свет и нежность. Но в моей жизни ангел оказался бородатым мужиком в перепачканной кожаной жилетке. Он явился к нам, пнув дверь служебного помещения коленом, потому что вытирал руки от бензина. Пах он как настоящий бог механики, сипел как истинный жрец Джим-Бима.
– Лили. Так это же он!
– Кто он? – еще не осознавшая всей священности момента смертная повернулось к бородатому ангелу и удивленно вскинула брови.
– Ну, помнишь, нам оставили письмо. Дали сотку и сказали вскрыть, если появится грустный блондин и будет интересоваться. Ты посмотри на него – если он не блондин, то я балерина!
– Да, Гейб, наверное, ты прав. Я ведь еще тогда не хотела в это ввязываться! Какие-то письма, тайны, все в обход договора.
Ангел, чье имя оказалось Гейб, хохотнул:
– Ну, тогда давай мне свои пятьдесят, я сам займусь.
– А сказала, что не хотела, но не говорила, что не буду.
Я уже даже не пытался понять, что происходит. Просто переводил взгляд с одного работника МотОрла на другого и, кажется, хлопал ртом как рыба.

Вам, наверное, интересно, почему я наградил того механика столь возвышенными эпитетами? Дело в том, что после его напоминания, Лили вскрыла какой-то конверт, удивленно крякнула и распечатала мне на принтере весь маршрут движения мотоцикла с номером "251 TLQ". Джеймс Эван Уилсон взял его здесь и сдал в Престоне. Но затем он снова воспользовался услугами сети МотОрел. Конечным пунктом маршрутного листа являлся город Мелвилл. Но самое важное, что филиал МотОрла в Мелвилле был при гостинице "Игуана". И судя по записям, предоставленным мне Лили, Уилсон был еще там. Он заселился в "Игуану" и периодически брал мотоцикл на короткие периоды, все время возвращаясь через несколько часов.
Я так вцепился в несчастный лист, что он промок под моими вспотевшими пальцами и помялся.
– Значит, он в "Игуане"... – я скорее пробормотал это себе под нос, но мой ангел услышал.
– Вы какие-то больные чуваки, но я люблю таких. Я тебе сейчас набросаю, как побыстрее в Мелвилл добраться. А то твой дружок крюк сделал, тут можно срезать. Пара дней и ты его догонишь. Смотри, чего...
Гейб достал из ящика Лили карту-календарик с логотипом МотОрла и начеркал пару кривоватых линий по некрупным шоссе.
– Можешь мотоцикл у нас взять или авто из проката напротив, у них тоже филиал в Мелвилле есть.
Я такой же мертвой хваткой вцепился в календарик.
– А что здесь с пробками?
– Хах, издеваешься, парень?! Какое там...
– Тогда лучше машину. Спасибо вам огромное! – я с искренней благодарностью посмотрел на Гейба и Лили, те только плечами пожали.
– Нам уже заплатили. Но если ты все же хочешь отблагодарить...
– Извините, но я разорюсь на этой поездке, – я рассмеялся и вышел из офиса. Судя по тому, как они переглянулись, мой смех больше смахивал на хохот психопата, чем обрадованного человека, и я поспешил ретироваться.

Следующие два дня я провел в пути. Моя жизнь окончательно превратилась в игру. Я не чувствовал больше выворачивающую наизнанку боль, потому что не мог верить в происходящее. И я в какой-то момент понял, что благодарен Уилсону. Даже, если он там сейчас снимает проституток и обкалывается наркотой, если он выставит меня взашей и скажет, что не желает слушать не про какие две точки Грегори Хауса, я все равно был благодарен за то, что он подарил мне несколько дней дыхания полной грудью. Не знаю, специально ли... Да, понимаю, вы задаетесь вопросами, что же это было за письмо. Вы помните про него и потому не воспринимаете всерьез смоделированный мной вариант. Я бы на вашем месте тоже не поверил. Но сейчас я пью кофе в обеденный перерыв, подбираю слова, чтоб описать все происходившее тогда и... честно говоря, попутно обдумываю планы на вечер. Вы сейчас ведь тоже: чай, кофе, на завтра надо купить хлеб и помидоры, скоро придет с работы он/она, завтра ребенка в школу, что же я подарю другу на день рождения, тусовка-то уже через два дня? Ну? А? Вот.
А тогда, в те два майских вечера, мои аналитические способности равнялись нулю. Абсолютному нулю. Ни малейшего шевеления мысли. Я просто видел цель и двигался к ней, как зашоренная лошадь, подгоняемая острыми шпорами.
Поэтому, когда я приехал, я даже не знал, как мне войти в "Игуану". Я вдруг понял, что если все случится, как я навоображал (ну, Уилсон, девочки, кальян и "пошел отсюда!"), то я снова потеряю цель. Мне было бы не жалко, что я впустую потерял эти дни, но я снова остался бы ни с чем... Впрочем, вариантов у меня не было. Только надеяться, что Уилсон уже уехал, и я смогу продолжить свою погоню.
Когда я вошел в гостиницу, разочарование настигло меня сразу. Знакомый голос: Джеймс сидел в кресле в углу и говорил по телефону. Успокаивал я себя тем, что он был одет, рядом не наблюдалось ни единой живой души, кроме скучающего парня у стойки регистрации, да и воздух пах средством для мытья полов, а не курительной смесью.
– Э... Джеймс?..
Уилсон заметил меня сразу. Дернулся, но удивился не очень сильно. Кивнул мне, чтоб я подождал, а сам прижал телефонную трубку ко рту.
– Код "Валлаби", код "Валлаби".
Когда я устало опустился в соседнее кресло, он уже прятал телефон.
– Джеймс. Пожалуйста. Что за черт происходит? Какой "код"? Куда тебя вообще снесло? И... я не мог тебе дозвониться!
– Сколько вопросов, меня сейчас со стула сметет. Я поменял номер. Хотел разорвать связь с прошлой жизнью.
Можно было бы обвинить Уилсона в вежливых попытках отделаться от меня, но это было бы не совсем честно. В его голосе не было ни капли негатива. Его голос вообще был... достаточно бесцветным.
– Я гнался за тобой несколько дней!
– Мне бы следовало удивиться, но из меня хреновый актер, Чейз, ты в курсе. Я буду честен: я знал, что ты приедешь. Но ты ведь и сам знаешь: я имею право гульнуть больше, чем многие другие, – и опять. Говорит такие вещи, что сюда куда больше подошел бы пафосный надрыв, чем эта сдержанность и взгляд в пустоту.
– Да. Да. Ты прав, – я положил руки на колени, стараясь дышать ровнее. Все эти дни копились ожидания, и их накопилось слишком много. Я ждал чего-то необычного в конце. А Уилсон сейчас смотрел куда-то за меня, в сторону входа, как будто ждал, что кто-то войдет. Люди часто смотрят на двери и окна, когда им нечего делать: в очередях, в клиниках. И раз звука открывшейся двери я не слышал, Джеймс, скорее всего, просто скучал. И его голос. Ему стало все равно? Эмоциональная защита? Или правда выгорел? Впрочем... раз он никуда меня не гнал, быть может, мне стоит просто сделать то, зачем я его искал?
– Знаешь, Хаус всегда был точен и грамотен. Но в последний вечер он прислал мне сообщение, в котором вместо одной поставил две точки.
– Ошибка? – Уилсон приподнял брови. – Опечатка? С кем не бывает?
– С Грегом! Даже по пьяни! Он всегда писал смс-ки грамотно.
– Может случайно задел?
– Он всегда перепроверяет перед отправкой. Хотя, наверное, ты прав. Других объяснений нет. Просто, эти две точки... так зацепили меня. Я сразу подорвался и... И даже нашел тебя. Смешно, но мне больше не с кем поговорить о Греге.
– А тебе надо о нем говорить?
– Сначала я думал, что нет. Потому что никто, никто не знает, какового это – быть с ним, любить его и одновременно быть любимым. У него вечно все наперекосяк. То он любит, то его. Мы тоже, – я горько усмехнулся, – не сразу в одну фазу вошли.
– Знаешь... давай продолжим не здесь, – Уилсон встал и тронул меня за плечо. – У меня в номере нам будет проще говорить.
Я опять ненормально расхохотался, чувствуя как в уголках глаз собираются слезы.
– Ты представляешь, как это сейчас выглядит?
– Три брака, Чейз! У меня их было три! Не считая просто подружек. Так что давай без пошлых шуточек.
– А Грег говорил, что три разрушенных брака наоборот повод задуматься о твоей ориентации, – я встал и пошел за Уилсоном, незаметно вытирая уголки глаз и стараясь выровнять голос.
– Пфф...
– Да, он и с того света достанет, – пробормотал я, наблюдая как Джеймс вызывает лифт.
– Есть такое.

Мы еще о чем-то болтали в лифте. Какие-то незначительные фразы. Честно говоря, не помню. Не помню, как вышли из лифта, куда пошли: направо или налево, какой был номер. Потому что потом...
Он открыл дверь и приглашающе махнул рукой. Я сделал шаг вперед и... дверь захлопнулась. Да, Уилсон меня запер! Как в детстве. Шутка с зашкаливающим уровнем идиотизма! И в номере, кстати, куревом пахло. Так что я опять стал сомневаться в его вменяемости.
Впрочем, ненадолго. Сразу после того, как я повернулся к двери, чтобы постучать и высказать Уилсону все, что я думаю о его чувстве юмора, я услышал за спиной мягкое, тихое: "Роберт". В этот момент я понял, что единственный, кто съехал с катушек – это я. Последние несколько дней у меня галлюцинации. Яркие, сочные, убедительные, как положено психопату.
– Роберт, это правда я. Повернись.
Я не мог не слушаться. Мое тело словно повиновалось приказу, без какого-либо участия мозга.
Хаус стоял передо мной не просто живой, а очень даже здоровый. Футболка, джинсы, ну да – трость, но явно не труп.
– Г-гр-грег... Я был на твоих похоронах.
– Это был фарс, Роберт.
– Фарс? – я откинулся спиной на дверь, чтоб не съехать на пол от передоза бушующих эмоций.
Я шарил глазами по комнате. Это не был номер Уилсона, это был номер Хауса. Его гитара на кресле, его пиджак на стуле. И сигарета в пепельнице за его спиной – еще дымилась. Я настолько очумел, что не узнал этот запах сразу, но сейчас я почти пьянел от него. Любимые сигареты. Я оттолкнулся от двери и сделал несколько шагов вперед, втянул носом воздух. Да, Хаус недавно из душа. Значит и дезодорант мне не показался. Эта смесь... Я сжал виски пальцами.
– Хаус! Тебе кто-нибудь говорил, что фарс – комедийный жанр? В комедии должно быть весело!
– В комедии должно заканчиваться хорошо. Я знал, что ты поедешь за Уилсоном. Я продумал это еще с вечера, когда оказался в том доме. Написал тебе. Я не знал, сколько дней у тебя займет собраться с мыслями, но нам с Уилсоном надо было уезжать сразу. Потом пара незаконченных дел в Престоне и сюда. Но здесь я планировал долгую остановку: столько, сколько понадобиться, чтобы ты сообразил и добрался.
– Зачем? Зачем ты устроил все это? – у меня в висках стучало так, что казалось, меня сейчас разорвет.
– Нужно было, что бы твой отъезд был не одновременно с нашим, чтобы все было правдоподобно, но если бы я просто позвонил тебе и пригласил, ты был бы не подготовлен психологически. А так, я уверен, что это небольшое приключение дало тебе сил на столь сильное эмоциональное переживание. Это как полить сухую землю – превратить ее в подготовленную к посадке почву.
– И ты доверил всю эту схему двум точкам? Я же мог не заметить! Мог стереть сообщение, выкинуть телефон! Но ты доверился двум точкам! Двум точкам. Двум... точкам.
Я подошел к Хаусу вплотную и завел руку за его спину. Не знаю, что на меня тогда нашло, но я хотел этого, как хотят секса на пике возбуждения – безумно, до зубовного скрежета. И я схватил сигарету, и вдавил ее в руку Хауса. В двух местах.
– Двум, блядь, точкам!!!
Грег даже не дернулся. Только с силой схватил меня рукой за шею и тряхнул. Я выронил окурок, который он тут же предусмотрительно потушил ногой.
– Роберт! Роберт! Успокойся. Я не мог иначе, я следил за тобой, и если бы... А знаешь, это неважно.
И он поцеловал меня.
Нет, правда, в тот момент было неважно. Потом, уже потом, через неделю, он вернулся к этому разговору и стал все объяснять в мельчайших деталях. Его план выглядел куда продуманней, чем с первого взгляда, но в тот момент... Если бы он стал объяснять дальше в тот момент, я бы его возненавидел. И поэтому он просто целовал меня.
– Грег...
– Пока с твоих губ не сорвались непростительные заклятия, – Хаус прижимал меня к себе очень сильно. Это уже больше походило на захват, чем объятия. – Я хочу тебе сказать одну вещь, только одну. Когда я оказался в том доме я потерял сознание. Мне не хватало кислорода, и я должен был умереть. У меня начались галлюцинации. Я видел Кэмерон, Мастерс... всех. Они все говорили со мной о чем-то. И я собирался умереть, я не чувствовал сил ползти к выходу. Но потом ко мне пришел ты. Ты просто смотрел на меня, не говорил ничего, не просил не о чем. Просто смотрел. И я... я смог доползти до окна, чтобы подышать. Смог придумать этот план, смог подменить зубы и часы. Смог сбежать. Потому что видел твои глаза.
– Хаус, это бред, какой же все это бред!
– Заткнись, Златовласка, когда твой рыцарь рассказывает!
Я хохотнул, хотя и на этот раз это был скорее не смех, а нервный выдох.
– Уилсон заслужил оторваться в последние полгода. И у него нет никого, кроме меня.
– А потом? Что потом? С тобой, со мной, с нами?
– У нас полгода, чтобы придумать. Любому идиоту за это время придет в голову, что можно сделать. Тем более мне.
Я уже плохо слушал. Я уткнулся в его шею и вдыхал запах. Наверное, со мной должна была случиться истерика, но я свое уже отрыдал. Я мог только стоять вот так, пытаясь поверить в то, что руки на плечах, пытающиеся унять мой озноб, принадлежат Хаусу. Живому, настоящему Хаусу. Он ослабил хватку и легко гладил меня. Не знаю, сколько мы так стояли.
– В последние дни я иногда думал о том, что мне, правда, стоило умереть. Хотя бы для тебя. Ты... заслуживаешь кого-то типа Уилсона.
– Хаус! Ты ведь...
Зря, зря он ослабил хватку. Потому что сейчас я просто не выдержал и врезал. Хорошо так, с замахом. Зубы чудом на месте остались, но губа была сильно рассечена, а судя по царапине на скуле, вскоре там расцветет здоровенный синяк.
– Ты ждешь, что я вместо того, чтобы злиться, стану успокаивать тебя? На жалость давишь? О нет, ты мне нужен и только ты, ля-ля, мой любимый Грег! – я закричал так, что в горле запершило.
Грег коснулся пальцами скулы, подбородка, проверяя на целостность, а потом выставил руку вперед, словно защищаясь.
– Нет, просто Уилсон не стал меня слушать.
– И правильно сделал! Потому что ты говоришь такую... такое... И кстати! Уилсон! Он знал! Он знал и позволил тебе так себя повести со мной!
– Он согласился с моим планом. План был ему не по душе, но ты, когда успокоишься, поймешь, что все было рассчитано точно и...
Я тихо зарычал, и Хаус вздохнул, опуская руку.
– Да, ты прав, Роберт, – Грег, кажется, меня за всю жизнь столько по имени не называл, как в тот вечер. На работе всегда "Чейз", дома как-то без имен, разве что в постели, но сегодня что-то с ним произошло. И я готов был слушать и слушать, лишь бы еще раз "Роберт" его голосом. – Прости, – Хаус говорил медленно, без лишней эмоциональности, ровно, но очень медленно и потому я понимал, что и сколько всего стоит за каждым словом: – Просто прости меня. Ты можешь сейчас развернуться и уехать, начать новую жизнь, можешь сдать меня полиции, а можешь остаться со мной. Я прошу тебя простить и остаться со мной.
– Как будто у меня есть выбор, – теперь настала моя очередь целовать. Я почувствовал вкус крови, но не собирался останавливаться. Мне было все равно.

Что было потом, спросите вы? Ну, Грег уложил меня спать и заставил выпить снотворное. Я проснулся весьма отдохнувшим, нервы стали приходить в порядок. Джеймс оказался совестливее Хауса. Извинялся многократно и смотрел так грустно-грустно (и как при первой встрече продержался? А говорил, плохой актер). Грег-то уже на следующий день делал вид, что ничего и не было. Да-да, и синяка на пол-лица у него нет, всем вокруг кажется. Только вечером в постели смотрел на меня так, будто это я воскрес из мертвых, а не он. Еще через пару дней в наши отношения вернулся секс. Я вышел из душа в одном полотенце и... ну вы знаете, как это бывает, прекрасно знаете.

Прошел год с тех пор. Я по рекомендации покойного Грегори Хауса возглавляю диагностическое отделение в небольшой больнице в Мэрилэнде. Под моим началом работает замечательная девушка, застолбившая себе шкафчик номер тринадцать (да, так сложилось и я этому безумно рад, мы снова встретились), пара интернов и один инвалид Джером Хосс. Ворчит, ведет себя вызывающе, но он так божественно трахается, что я никак не могу его уволить.
Вот, у меня закончился кофе и, судя по лицу направляющегося ко мне Хосса, у нас либо новое дело, либо ему срочно надо помочь принять душ. Надеюсь, не слишком утомил вас своим рассказом, но ведь, как вы заметили, я с тех пор так и не смог никому выговориться. Мне было это необходимо.

– Доктор Чейз, нельзя столько работать.
Мою руку накрыла ладонь с двумя темными шрамами от ожогов и стащила с клавиатуры.
– У меня как раз для вас есть замечательный отдых: кровь из глаз и сыпь синюшного цвета. И все это в пять лет.