Если звезды зажигают, значит это кому-нибудь нужно!
О связи витаминок и счастья.
АВТОР: Эйни
БЕТА: Illusia
ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ: Хаус / Уилсон
РЕЙТИНГ: NC-17
КАТЕГОРИЯ: слэш
ЖАНР: angst, romance, fluff
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Хаус снова затеял игру, ставки в которой, на этот раз, оказались слишком высоки.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Как говорится, начала за здравие, кончила за упокой... Первые главы этого фика писались с большим воодушевлением,потом,я разочаровалась в написанном, но забросить это чудовище рука уже не поднялась. Потому пришлось его быстренько завершить. Не удивляйтесь такой поспешной концовке.
POV Уилсона… То есть много нудятины (я серьезно, фик нудный!).
читать дальшеОТКАЗ: Это - тебе, это - мне… это - тебе, это - мне…
Комментарии: Все кушали витаминки в детском саду? )
Спасибо Аленнику, методично капающему мне на мозг и всегда хвалящему меня, несмотря ни на что!
Пролог.
Все было хорошо.
Даже слишком. Настолько слишком, что реальность все больше и больше начинала напоминать мне какую-то сюрреалистическую постановку. Театр одного актера, где я сижу в первом ряду. Спектакль и впрямь хорош – сюжет выше всяких похвал, актер старается во всю… Но поверить в происходящее на сцене – невозможно, очень хочется, до отчаянных злых слез, и закушенной в кровь губы, но невозможно. И остается только с тревожным ожиданием конца продолжать наблюдать, затаив дыхание, ловя каждую секунду действия, фиксировать в памяти каждую реплику и жест, каждое слово…
Я не знаю, почему Хаус все это делает, какова его истинная цель.
Я дружу с Грегом достаточно долго, чтобы поверить, что все изменения, которые с ним произошли, не имеют причины. «Люди не меняются». Не меняются! Но Хаус изменился. Настолько, что уже две недели у Кадди нет к нему абсолютно никаких претензий - ни по работе в клинике, ни по его поведению с пациентами. Настолько, что он даже не стал орать на Формана, когда тот запорол тест на лейкоциты, из-за чего весь диф. диагноз полетел к чертям. Кадди ликовала, команда находилась в приятном шоке - впервые за годы работы у Хауса об них не вытирали каждодневно ноги и не называли идиотами.
А я ждал. Ждал, когда же, наконец, этот экспериментальный спектакль безусловно гениального режиссера закончится, занавес опустится и меня вежливо попросят пройти к выходу.
Глава 1.
Затаенное.
- Уилсон, если я услышу еще хотя бы один вопрос о своем отпуске… - не отрываясь от компьютера, предупреждающе начал Хаус, стоило мне войти в его кабинет. Я примирительно замахал руками и сел напротив, внимательно его разглядывая. Выглядел он паршиво. Вообще-то Грег всегда выглядит паршиво со своей любовью к мятым рубашкам и отрицанием существования бритвы и расчески, но сегодня ко всему этому добавились покрасневшие, с полопавшимися сосудиками глаза, и испарина на лбу, словно его лихорадило. Ко всему прочему, его коронная двухнедельная щетина постепенно подбиралась к статусу бороды. Посмотрев на его руки, я заметил, что они дрожат. И, видимо, это происходило уже давно, если даже по его собственным меркам Хаус выглядел чертовски заросшим щетиной.
- Что-то ты не очень похож на человека, вернувшегося из полуторамесячного отпуска… - Хаус скорчил зверскую рожу и со злостью щелкнул мышкой, выходя из игры.
- Уилсон, ты обещал… - с угрозой в голосе напомнил он мне. Я передернул плечами.
- Я соврал. Ну и где ты был? Ты в курсе, сколько часов у тебя накопилось в клинике? И из-за тебя, вернее, твоего отсутствия, команда чуть не угробила пациента.
Хаус закатил глаза и тяжело вздохнул. Весь его вид демонстрировал нежелание продолжать разговор, но именно из-за загадочности его отпуска, про который он никому ничего не рассказывал, а так же отчасти потому, что я просто соскучился по нашим перепалкам, я продолжал напирать.
- Если эти идиоты, проработавшие у меня уже 4 года, не смогли диагностировать волчанку, которую мы предполагаем чуть ли не в каждом диагнозе, то это значит только то, что они и впрямь идиоты. А идиотизм не лечится!
Я осуждающе глянул на него, прерывая оскорбления в адрес Кемерон, Чейза и Формана.
- Знаешь, я пойму, если ты поехал на каникулы в Диснейленд, где тебя очаровала Белоснежка, и ты решил стать ее гномом. Я пойму, если ты решил присоединиться к Свидетелям и ездил на их семинар… Я пойму… Ладно, колись, Хаус!
Меня снедало любопытство. Конечно, личная жизнь Хауса всегда была тайной за семью печатями, но обычно для меня, как для лучшего и единственного друга, он делал исключение. В этот же раз он молчал, словно пойманный разведчик на допросе - по крайней мере ни Кадди, закатившей ему взбучку, ни Кэмерон, действовавшей более мягкими методами, ничего выяснить не удалось. А когда Кадди рассказала, что Хаус за все то время, что она его отчитывала, ни разу не огрызнулся и не прошелся по поводу ее талантов как врача, так и женщины, словно ему и впрямь было СТЫДНО, ореол загадочности вокруг него и вовсе приобрел оттенок индиго.
Хаус вздохнул, бросил быстрый взгляд за дверь, убеждаясь, что там никого нет, и подманил меня к себе. Я в предвкушении перегнулся через стол и приготовился внимательно слушать.
- Я был в Амстердаме, - заговорщическим шепотом сообщил он мне, - Знаешь, там просто рай для наркоманов. И, черт, я облазил все гей-клубы города.
Я в шоке отодвинулся назад, откинувшись на спинку стула, и круглыми глазами уставился на Хауса. Гей-клубы? Хаус и гей-клубы? Это было так же абсурдно, как и предполагаемые мною ранее Диснейленд и Свидетели, но серьезное выражение лица Хауса, и его кристально честные глаза невольно заставили меня усомниться в этой абсурдности.
Хаус, видимо, почувствовал, что я вот-вот готов ему поверить, и снова подманил меня к себе пальцем. И я, все еще в состоянии прострации от последней новости, что мой лучший друг - гей, потянулся за этим движением, хотя жажда познания на сегодня у меня явно иссякла.
- Кстати, там есть клевое местечко. Парк, где люди занимаются сексом с деревьями. И это разрешено законом.
Я шумно выдохнул, словно я был надутым воздушным шариком, и меня пробили иголкой, и уронил голову на стол, не зная, что мне делать - то ли злится на Хауса за его очередной развод, то ли смеяться над собой, что в очередной раз снова поверил в его россказни. В итоге, я благоразумно выбрал второе, потому как злиться на Хауса было делом сложным и неблагодарным.
- Что? Тебе кажется это смешным? Знаешь, когда ты весь день ходишь обкуренным, мысль о сексе с деревом не покажется тебе такой уж отвратительной. - выдал очередную нелепость Хаус таким искренним голосом, что я подумал, что, не знай я Хауса так хорошо, то поверил бы… и в травку, и в гей-клубы, и в… парк этот. И даже, чем черт не шутит, и в его космическую одиссею!
Я оторвал голову от столешницы, вытер выступившие слезы, и как можно более серьезным тоном заговорил, все равно порой срываясь на глупое хихиканье:
- То есть ты утверждаешь, что был в Голландии? - что ж, это еще куда ни шло.
Хаус кивнул.
- И курил там травку.
Кивок.
- И посещал гей - клубы.
Кивок с особенно серьезным выражением лица, которое только подтвердило мою догадку, что Хаус сам еле сдерживается, чтобы не начать смеяться.
- Знаешь, я бы поверил и в Голландию, ты у нас большой выдумщик. В траву бы я тоже поверил - по части наркотиков, ты у нас еще больший выдумщик. Черт! Да я даже согласен на гей-клубы с твоей вечной тягой к экстремальному времяпрепровождению и поиску новых ощущений. Но вот поверить в то, что ты занимался сексом в парке с деревом, при твоей панической боязни, что кто-то посторонний может увидеть твою ногу… Прокол, Хаус, прокол.
Хаус с видом мятежного генерала, взятого в плен, откинулся на кресле и недовольно посмотрел на меня, хотя я знал, что еще буквально мгновение - и на его губах расползется улыбка.
- Думай, как знаешь! Если тебе так тяжело принять, что твой лучший друг - гей, что ты начинаешь придумывать нелепые опровержения, тебе нужен психолог, а не диагност. - Хаус поднялся, поморщившись от боли в ноге, и направился к выходу. - Прости, мне нужно идти, Кадди назначила мне по четыре часа работы в клинике ежедневно. И да, Джимми-бой, выпиши мне рецепт на викодин. Мой почти закончился.
И меня озарило! Ну конечно, как я раньше об этом не подумал!
- Информацию на рецепт. Приходи когда будешь готов открыться…- я тоже поднялся, обошел стоящего в дверях Хауса, на лице которого боролись недовольство и веселье, и направился к себе в кабинет.
К вечеру я буду знать, где и как проводил свой отпуск Хаус. Во всех подробностях.
Но, видимо, шантажист из меня вышел неудачный - потому как ни днем, ни вечером, Хаус так и не явился. Заглянув в обеденный перерыв к нему в кабинет, я убедился, что у него не появлялось никаких новых пациентов - доска была чистой, а значит, причина, по которой он ко мне не пришел, была в чем-то другом. Что же такого произошло в этом отпуске, что Хаус так упрямо молчит об этом? И его странная реакция на скандал, который ему закатила Кадди… По ее словам, он выглядел словно испуганный доберман, хозяин которого пришел домой и обнаружил, что его дом обокрали. За что, в конце концов, Хаусу может быть стыдно? И вообще - с каких это пор его совесть пробудилась от комы?
Теряясь в догадках и предположениях, я просидел за рабочим столом еще полчаса, то и дело прислушиваясь к шагам за дверью, а потом все-таки решил найти Хауса сам, и отдать ему этот злополучный бланк. Как бы там ни было, любопытство – это любопытство, и я найду возможность удовлетворить его другим способом, а вот Хаус без викодина вполне мог пойти на какую-нибудь очередную аферу или эксперимент над собой, только чтобы сохранить гордость и обезопасить скелет в своем шкафу.
Спустившись в главный холл, я обнаружил там Кадди, прислонившуюся к стене с папкой в руках. Ее лицо выражало сложную гамму эмоций – недоверие в сочетании с радостью и удивлением, причем последние она не так уж и удачно пыталась скрыть. Проследив за ее взглядом, я увидел Хауса, выходящего из смотрового кабинета с целой кипой папок в руках. Часы, висящие на стене напротив, показывали семь вечера, и я, как и Кадди, почувствовал недоверие и одновременно с тем радость. Хаус, работающий допоздна… Уже в одно это верилось с трудом. Но вот Хаус, работающий допоздна в клинике, это было… невозможно.
- Что ты с ним сделала? Пообещала вырезать ему еще одну мышцу из ноги, если он будет отлынивать? - пожалуй, шутка для меня получилась слишком грубой и типично хаусовской, но,черт, когда мир сходит с ума и Грегори Хаус работает в клинике до последнего пациента, разве на это стоит обращать внимание?
Кадди вздрогнула и посмотрела на меня, как, должно быть, истекающий кровью Цезарь смотрел на Брута, и вдруг неожиданно расплылась в улыбке. Улыбке довольной кошки, которой все-таки удалось показать одной настырной мышке, кто в доме хозяин.
- 6 часов… добровольно, без истерик и саботажей. До последнего пациента. И даже все карты заполнил…
Я снова посмотрел на Хауса, который уже заметил нас, и, грубо сунув папки с делами пациентов одной из проходивших мимо сестер, направился в нашу сторону. Кажется, он был уверен, что мы сплетничаем про него.
- Ну, что ж, видимо на это рождество тебе нечего будет просить у Санты? - Кадди рассмеялась своим низким грудным смехом, который удивительно шел ей, и, подмигнув мне напоследок, предпочла смыться прежде, чем злая и очень голодная мышь укусит ее за хвост.
- И о чем это вы тут так мило ворковали?- прищурившись, спросил Хаус, подозрительно смотря вслед убегающей Кадди.
- О тебе, конечно же! Какие еще у нас могут быть темы для обсуждения?
Хаус довольно хмыкнул, то ли растеряв все свое недовольство от моего честного ответа, то ли и впрямь пребывая в хорошем настроении (и это после шести-то часов работы в клинике?), и наконец-то оторвал взгляд от обтянутого узкой юбкой-карандашом зада Кадди.
- Значит, я по-прежнему номер один? - в его глазах горели веселые искорки. Но, помимо них, я заметил что-то еще… Что-то надежно спрятанное и замаскированное, а от того еще более страшное.
Как можно более бодрым голосом, чтобы не выдать своего беспокойства, я ответил:
- Конечно! И всегда им будешь!
Неожиданно Хаус сделал широкий шаг, приблизившись ко мне почти вплотную, так что мне немедля захотелось отступить назад и почувствовать спиной надежную опору стены.
Искры в его глазах угасли, обнажая то самое спрятанное и утаенное, что я заметил минуту назад.
Страх.
Хаус чего-то боялся, и таким испуганным я не видел его даже во время всей той истории с Тритером. Он боялся так, словно должен был потерять что-то очень-очень дорогое, а сил для борьбы у него уже не оставалось.
- Ловлю тебя на слове, Джимми-бой.
Чувствуя, как внутри меня самого начинают зарождаться отголоски его страха, я отчаянно попытался проанализировать возможные причины ужаса в глазах у Хауса. Это явно как-то было связано с отпуском.
Хаус выгнул бровь, ожидая от меня ответа.
Я сглотнул, и, не в силах вымолвить ни слова, боясь потерять зрительный контакт, едва заметно кивнул.
Хаус отреагировал на мой кивок своей обычной усмешкой, и, перехватив трость в другую руку, тяжело захромал в сторону лифта. Я продолжал смотреть ему в спину до тех пор, пока он не скрылся за створками дверей, и только тогда понял, что сжимаю в руке комок бумаги, некогда бывшим рецептом на викодин.
Я забыл отдать его Хаусу.
Хаус забыл забрать его у меня.
Хаус забыл про викодин.
Мир определенно сходит с ума.
И я схожу с ума вместе с ним, потому что как еще можно было объяснить это острое тянущее ощущение в животе, когда Хаус подошел ко мне так близко?
Глава 2.
Игры.
Я прятался от Хауса весь день. Скрывался от него в неведомых ему уголках онкологического отделения, пару раз резко сворачивал за угол, стоило ему появиться на моем пути, не пошел на обед в кафетерий, уломав молоденькую сестру, которая явно была не против этого, принести мне пару гамбургеров и салат.
Я понимал, что веду себя глупо, но ничего с собой поделать не мог. После вчерашних… открытий, мне не хотелось видеть Хауса, по крайней мере, до тех пор, пока я не смогу смирится с тем, что он в очередной раз наверняка во что-то влип, и, кажется, в этот раз это «что-то» не закончится так же благополучно, как история с Тритером.
А еще я пытался разобраться в себе, в своей реакции на Хауса, стоявшего ко мне так близко и почти интимно произносящего те слова…
Возможно, я просто соскучился по нему - устав ломать голову, решил я, и тут же внутренне усмехнулся очевидной смехотворности этой отговорки. Когда по кому-то скучаешь, не будешь скрываться от него весь день…
Дверь неожиданно распахнулась, и я испуганно вздрогнул.
-Доктор Уилсон, доктор Кадди просила вас зайти к ней в кабинет. - Очаровательно улыбаясь, сообщила мне Сара, которая, кажется, была уже уверена в намечающемся у нас с ней романе.
Я, убедившись в надежности дислокации, поблагодарил ее, и окольными путями направился в кабинет к начальнице. На то, чтобы спуститься с четвертого на первый этаж, избегая обычных маршрутов Хауса, у меня ушло пятнадцать минут, так что, когда я, наконец, постучал в дверь, Кадди ответила раздраженным и нервным «ДА!». Но, приглядевшись к ней повнимательней, я понял, что причиной ее плохого настроения скорее является кто-то другой. Наверняка кто-то хромой и с тростью.
-Что случилось?
Кадди недоуменно посмотрела на меня:
-Ты еще не знаешь?
Я отрицательно покачал головой.
- Он пришел сегодня на полчаса раньше положенного и вызвался помочь в амбулаторной - утром произошла довольно крупная авария на Бейкер-стрит. Я подумала, что такое поведение Хаусу несвойственно, а значит, он явно что-то задумал. – Кадди вздохнула и опустилась в кресло. - В общем, чтобы его спровоцировать, я предложила ему две недели читать курс лекций в университете - они давно просили его об этом… И он согласился! Как такое может быть? Объясни! Что с ним творится?
Я пожал плечами, переваривая новую информацию. Вся эта работа, постоянная жажда деятельности, столь не свойственная ленивому, как морской лев, Хаусу… Походило на то, что он отчаянно пытался отвлечься от чего-то. Гораздо легче не замечать проблемы, когда мозг постоянно находится в работе, и подобный метод борьбы с неприятностями вполне подходил Хаусу, вбившему себе в голову, что ничто в этом мире, за исключением викодина и ноги, не способно в достаточной мере волновать его.
- Я не знаю. Вчера он тоже вел себя странно. И про отпуск свой он ничего не говорит. Слушай, может, мы рано паникуем - ведь, в конце концов, разве не этого мы добивались все эти годы?
Кадди согласно кивнула, но по ее лицу и напряженным рукам, сжимавшим подлокотники офисного кресла, я понял, что не смог успокоить ее. Как и себя.
- Я поговорю с ним еще раз, - пообещал я ей. - Постараюсь выяснить… - я осекся, уже представив себе этот разговор.
«- Привет, Хаус, как дела? Знаешь, ты стал вести себя на удивление послушно и ответственно, так что мы с Кадди запаниковали и решили выяснить, что ты скрываешь? Колись, Хаус, мы не верим в искренность твоих поступков!
- Отъебитесь!»
- Хорошо. Только не дави на него, он слишком болезненно реагирует на попытку проникновения в его личное пространство.
- Ладно,- согласился я с ней, и вышел из кабинета, думая о том, что соблюдать осторожность мне вовсе необязательно, так как я сам являюсь частью личного пространства Хауса.
Пусть Хаус и не признавал этого.
- О! Теперь водишь ты?
Я удивленно посмотрел на развалившегося на полу Хауса, который даже не удосужился повернуть голову, чтобы убедиться, с кем разговаривает.
- Это я, Хаус. - Серьезным голосом сказал я, желая сразу настроить и себя и его на тяжелый разговор.
- Я и так знаю, что это ты, Уилсон. Ты не против, если я спрячусь под юбкой у Кадди? Туда ты залезть точно не решишься, а значит, и меня не найдешь…
Я послал Хаусу еще один недоуменный взгляд, абсолютно не понимая, о чем он говорит, и перетащил стул поближе к нему, чтобы при разговоре иметь возможность наблюдать за его лицом. На секунду у меня возникло желание поставить стул так, чтобы его ножки упирались по разные стороны бедер Хауса - по крайней мере, это бы гарантировало, что он никуда не убежит, прежде чем я вытащу из него всю правду. Но потом я представил себе возможную реакцию команды Хауса, если они зайдут сюда не вовремя, и передумал.
- Ну, я так понял, что мы с тобой весь день играли в прятки, и я водил. Но так как я обнаружил тебя, пришла моя очередь прятаться… - все-таки удосужился он мне объяснить.
Непонятно зачем я неожиданно пылко ему возразил:
- Ты меня не нашел! Я сам пришел!
Хаус закатил глаза и покачал головой из стороны в сторону.
- И я так полагаю, что ты выбрался из своего убежища для очередного МЕГА-СЕРЬЕЗНОГО разговора и препарирования моих поступков и намерений? В общем, считай до… трех миллионов семи тысяч девятисот и, возможно, за это время я сумею спрятаться под юбкой у Кадди. Если меня там не будет, ищи меня у Кэмерон. Но тогда ты можешь считать до двадцати…
- Ты закончил?
- Уилсон, я подарю тебе свой кадиллак, хочешь? Только не начинай свою психологическую дрянь…
Я сел на стул, закинул ногу на ногу и нервно вцепился руками в свою коленку. От Хауса этот мой жест не укрылся, и взгляд его потеплел, а не приобрел свое обычное иронично-презрительное выражение, хотя, возможно, мне это и показалось .
- Мы беспокоимся. – Твердо сказал я, жестом приказывая ему молчать, и Хаус, что удивительно, заткнулся. Правда, лицо у него приобрело выражение крайней скуки. - Ты ведешь себя… не естественно.
- Я веду себя адекватно!
- Нет! Для тебя подобное поведение не адекватно! Ты много работаешь, хотя пациентов у тебя сейчас нет, ты явно не спишь по ночам, у тебя трясутся руки… Ты вернулся из отпуска четыре дня назад, и еще ни разу не поцапался с Кадди…
- Уилсон, у меня акклиматизация.
- Нету у тебя никакой акклиматизации. Иначе бы ты нам рассказал о ней. И вообще, что это за мрачная таинственность по поводу твоего отпуска? Все это слишком подозрительно. – Я наконец-то замолчал, усилием воли заставляя себя смотреть ему в глаза.
Хаус молчал. Я буквально слышал, как вращаются у него в мозгу шестеренки в попытке выдумать более-менее правдоподобную историю, или, на худой конец, шуточку пообиднее.
Наконец он без сил откинулся назад и полез в карман за викодином. Баночка была полной. Отсыпав себе сразу три таблетки, он отправил их в рот, но, кажется, это ему не помогло.
- Ладно. Я не могу рассказать тебе, где я был и что делал.
- Не хочешь… - поправил я его, радуясь что Хаус заговорил серьезно.
- Нет, не могу. Ну и не хочу тоже. Но, так или иначе, однажды вы все узнаете… А пока, прошу, не изводи себя попытками проанализировать меня, все нормально. По крайней мере, пока.
- Хаус, чего ты боишься? - наконец решил я задать главный вопрос.
Он вздрогнул и вскинул голову, намереваясь как обычно убедить меня в своей неустрашимости, но почему-то осекся и вместо этого долго и внимательно разглядывал мои руки, вновь сцепившиеся на коленках.
- Я боюсь… Проиграть.
- И с кем ты играешь на этот раз?
- Как всегда. С самим собой.
От злости я скрипнул зубами. Как же меня бесило, когда Хаус начинал говорить шарадами. К его сложным метафорам я уже привык, а вот шарады никогда не умел разгадывать.
- И на чьей же я стороне? За кого стоит болеть? - на всякий случай решил я поддержать разговор.
Но Хаус снова как-то странно посмотрел на меня и тихо ответил:
- Ты - ни на чьей стороне, Уилсон. В этой игре тебе уготована роль трофея.
Он его пристального… изучающего… провоцирующего взгляда у меня по спине побежали мурашки, а щеки невольно начал заливать предательский румянец, который выдал Хаусу, какой смысл я вложил в слово «трофей», впрочем, кажется, наши мысли по этому поводу совпадали.
Я встал, и, не говоря ни слова - пусть думает что хочет - вышел из кабинета.
Игра в прятки продолжается. И прятаться придется снова мне.
Рецепт на Викодин так и остался у меня в кармане.
Вечером, просто чтобы отвлечься, я пригласил ничуть не удивившуюся этому Сару на свидание. Мы зашли в уютный французский ресторанчик, где Сара без умолку трещала до, во время и после еды, а я лишь изредка подбрасывал фразы в разговор и улыбался. Но для нее и этого было достаточно, а может быть, она и сама не воспринимала происходящее в серьез, так что после ресторана мы поехали к ней домой и занялись сексом.
Вскоре после этого она уснула, а я, выбравшись из ее мягких и теплых объятий, оделся, и, черкнув записку, в которой соврал, что меня срочно вызывают на работу, вышел из ее дома в теплую августовскую ночь и зашагал по направлению к дому.
Я себя не понимал. Я только что завязал отношения с милой и симпатичной девушкой, которая явно была ко мне не равнодушна, но вместо того, чтобы радоваться этому, я думал о Хаусе.
Как, впрочем, и всегда.
Я думал о Хаусе, когда делал предложения своим женам, и когда разводился с ними. Я думал о Хаусе, когда отмечал уютные семейные праздники, окруженный своей родней, я думал о нем, когда работал, и после - возвращаясь в свой гостиничный номер, я тоже думал о нем. Словно его образ был выгравирован у меня на внутренней стороне черепной коробки.
Но теперь эти мысли приобрели несколько иной оттенок. Оттенок слова «трофей». Оттенок фразы «ловлю тебя на слове», произнесенной его обволакивающим голосом. Оттенок любопытства - и что дальше? Страха - это так не правильно. Предвкушения - а каково это? Паники - а если для него это ничего не значит? Паники - а если это разрушит нашу дружбу? Паники - в чем причина, я не понимаю?
Предвкушения.
Я старался осадить себя, убедить, что веду себя как глупый школьник, вообразивший, что учительница, пару раз ласково потрепавшая его по голове, влюблена в него, что эти две фразы могут ничего не значить, и я сам вижу в них этот скрытый подтекст…
Только вся проблема была в том, что подтекст этих слов был едва ли не очевидней их истинного смысла, и я вновь и вновь возвращался к своим сомнениям.
Когда я все же подошел к дому, проклиная свои узкие туфли на жесткой подошве, я решил, что никаких игр больше не будет. Ни пряток, ни сражений за «трофей».
Только вряд ли для Хауса это что-то меняло.
Глава3
Близость
На следующий день, к моей радости и облегчению от того, что не придется столкнуться с ним так скоро, Хаус уехал читать лекции в университет.
Его команда вяло слонялась по клинике, предлагая свою помощь везде, где только требуется, и развлекала себя предположениями о том, каков будет Хаус в роли преподавателя. В итоге мнения разделились - Кэмерон настаивала на образе эдакого Аристотеля, на что Форман, как всегда флегматично, заметил, что тогда он будет Александром Македонским, и приказал собрать войско для похода на Персию, а Чейз настаивал на Гитлере, которому доверили преподавать историю в еврейской начальной школе.
Кадди ходила по госпиталю мрачнее тучи, видимо, испытывая ломку после ежедневного употребления хаусовского сарказма многие годы, и бросалась на всех подряд с раздраженными комментариями, явно надеясь встретить достойный отпор.
Так что я предпочел избегать ее, слоняясь от рабочего места до палат, где в данный момент была занята Сара. В обед мы вместе с ней зашли в кафетерий, где я расплатился за нее, тем самым подтверждая наличие у нас отношений. Однако, скоро, поймав на себе несколько любопытных, а иногда осуждающих взглядов, пожалел об этом. Слухи о моих похождениях никогда не становились лидерами хит-парадов лишь по той простой причине, что первые места в них всегда занимал Хаус, но теперь, во время его отсутствия, я, кажется, должен был побить все рекорды. В итоге я предпочел извиниться перед Сарой и вернуться обратно в кабинет, думая по пути о том, что скоро могу стать призраком этого места - вроде я есть, но никто меня не видел.
Срочных пациентов сегодня не было, так что я занялся бумажной работой, накопившейся за пару месяцев. Непрочитанные отчеты, приглашения на конференции, рекламные проспекты новых препаратов помогали занять руки, но мои мысли снова и снова возвращались ко вчерашнему дню, хотя я отчаянно гнал их из своей головы.
Я сам не понимал, почему это происходит - для себя я все решил еще вчера, возвращаясь ночью домой, и ничего нового и грандиозного надумать сейчас был явно не в состоянии.
Отбросив бумаги на край стола, я застонал и положил голову на скрещенные на столе руки, словно это могло мне помочь. Хотелось закрыть свое сознание от мельтешащих и не дающих мне покоя, словно рой злых ос, мыслей. Или отрубить себе голову, чтобы добиться такого же результата.
Стоило мне об этом подумать, как в кабинет вошел Хаус. Мне даже не нужно было поднимать головы, чтобы понять, что это действительно он - так двери умел открывать только Грэг.
Стерев со своего лица разочарование и волнение, я все же повернул голову и посмотрел на него:
- Как прошла лекция? Я думал, ты сегодня не придешь…
Хаус выглядел усталым и очень больным. Видимо, он и чувствовал себя точно так же, потому что необычно тяжело даже для него опирался на трость, и болезненно хмурился от каждого движения.
Хаус проигнорировал мой вопрос, подошел ко мне и присел на край стола, смотря куда-то за окно, хотя я мог бы поклясться на Торе, что летний пейзаж его мало интересует.
Я уже решил снова задать свой вопрос, когда он неожиданно посмотрел на меня с такой тоской в глазах, что у меня от тревоги и желания его пожалеть перехватило горло, а глаза начало неприятно щипать. Так на меня смотрят пациенты, которым я уже поставил диагноз, но еще не сказал, что у них последняя стадия рака. С мольбой и надеждой, и невыразимой тоской, потому что уже поняли ответ по моему выражению лица.
Медленно, словно сам не зная, что делает, он наклонился и осторожно, видимо, опасаясь, что я отшатнусь, взял меня за руку.
Я почувствовал легкую дрожь его пальцев, и горячую сухую кожу ладони, накрывшей мою руку, и неожиданно для себя я повернул ее вверх и переплел наши пальцы, убеждая его, что все нормально, что если ему это сейчас требуется, я не откажу ему в таком странном жесте дружеской поддержки.
Я давно заметил, какие красивые у него руки. Руки настоящего музыканта или хирурга. Изящные и тонкокостные, но на удивление мужские и сильные.
И, как оказалось, нежные.
Хаус вычерчивал большим пальцем круги на моей ладони, и от этой невинной и несмелой ласки я почувствовал, что начинаю возбуждаться.
Против желания, против голоса разума, против собственной совести, я ощущал, как кровь устремляется к моему члену, и как тесно становится у меня в брюках.
Я столько раз касался Хауса, столько раз он касался меня. Дружеские объятия и похлопывания по спине, наши дурашливые попытки померится силой, или куда более серьезное - когда я пытался одернуть его, остановить, удержать.
Но все те прикосновения носили дружеский характер, на них не было отпечатка атмосферы пустого кабинета и двух взявшихся за руку людей, каждый из которых расценивал этот жест по-своему, но только не так, как нужно, не было этой удивительной нежности и неловкости, от воспоминаний о словах, сказанных до этого.
Я оторвал взгляд от наших переплетенных ладоней и посмотрел на Хауса, который сидел с закрытыми глазами, словно погрузился в медитацию. Болезненное выражение его лица теперь сменилось на умиротворенное, и мне захотелось окликнуть его, вернуть сюда, в эту комнату, чтобы он, так же как и я, переживал эти моменты нашей странной близости, а не витал где-то далеко отсюда, погруженный в собственные мысли.
Но любые слова сейчас были бы не уместны, как не уместен смех на похоронах, они могли разрушить искусственную атмосферу того, что ничего необычного в данный момент не происходит, что все в порядке вещей…
Так что я просто откинулся на спинку своего кресла и тоже закрыл глаза.
Будь что будет - решил я. К черту вчерашние рассуждения о том, что я не позволю вовлечь себя в хаусовские игры и планы. Если эти игры подразумевают такого Хауса - спокойного, умиротворенного, нежного, то я готов играть в них, пусть даже и не зная правил.
Сколько мы так просидели - десять минут или полчаса, я не знаю. Время перестало существовать, пока я чувствовал его горячую кожу на своей, и слушал его ровное дыхание, сам уносясь мыслями куда-то очень далеко, где Хаус был не такой уж и сволочью, а я не таким трусом и перестраховщиком…
И когда он убрал руку, аккуратно высвободив свои пальцы из моих, я почувствовал острое разочарование, что этот момент не может длиться вечно.
Хаус молча встал и, благодарно посмотрев на меня, направился к двери.
Как всегда, в моей голове теснилось множество вопросов, хотя я и знал, что для них сейчас не время и не место.
- Хаус, - мой голос дрогнул и сорвался, так что мне пришлось прочистить горло. - Викодин.
Я схватил оранжевую баночку со стола и бросил ее ему. Хаус на автомате поймал ее, и недоуменно посмотрел на меня, словно спрашивая - и это все что ты хочешь мне сказать?
На самом деле мне хотелось большего, но в этом я пока был не готов признаться даже себе, не то что ему.
Так что я, чувствуя неловкость от произошедшего здесь пару минут назад, навалившуюся на нас, стоило ему высвободить руку, уткнулся в ящик стола, якобы пытаясь там отыскать что-то очень важное.
Игнорируя что-то очень важное, произошедшее только что.
Хаус все понял. Хмыкнул - скорее для себя, чем действительно желая показать мне свой сарказм, и вышел из кабинета.
Я храбрился и пытался отогнать скручивающее внутренности волнение всю дорогу до дома Хауса. Игнорировал панические завывания внутреннего голоса и продолжал упрямо ехать вперед, решив во чтобы то ни стало снова поговорить с Хаусом о… переменах, которые с ним произошли. Сегодня взволнованная Кадди ворвалась ко мне в кабинет и сказала, что ей только что позвонил Хаус и предупредил, что не выйдет на работу.
Сначала она как всегда приняла это за очередную попытку уклониться от работы, но потом что-то в голосе Хауса все-таки убедило ее, что ему очень плохо.
- Знаешь, на что это все похоже? - подводя итог своему рассказу, спросила она.- Как будто он прощается… И старается успеть сделать все, то что не успел еще сделать.
Я вздрогнул от столь мрачной ассоциации, невольно признавая, что да - это как раз в духе Хауса.
- И ему явно хуже в последнее время. Я… - голос Кадди сорвался, и она вымучено улыбнулась, словно извиняясь за свою слабость. - Поговори с ним еще раз. Если с ним что-то происходит, мы имеем право знать.
Возможно, Кадди была права в своих предположениях. Все сходилось к этому, и даже его фраза, о том, что рано или поздно мы обо всем узнаем… То есть когда будем стоять на его похоронах?
Отогнав от себя в который раз дурные мысли, я затормозил перед хаусовским домом.
На стук в дверь никто не ответил, даже не прозвучало коронного «проваливайте все вон», хотя в квартире был включен свет.
Я достал ключ от его квартиры, выданный мне Хаусом во время моего проживания с
ним, повозился с раздолбанным замком, который, видимо, как и его хозяин не был намерен пропускать кого-то в дом, и наконец-то открыл дверь.
Три шага в гостиную, и я словно оказался три года назад, в одном маленьком веселом рождестве, чуть не окончившемся большой катастрофой.
Хаус валялся на полу без сознания, поджав ноги к животу. Рядом с ним лежала баночка с таблетками.
В моей голове пронеслись воспоминания, все еще отдающие горечью и до сих пор сохранившейся обидой. Когда-то он вот так же лежал на полу, и рядом, совсем как сейчас, валялась баночка с выписанным мною оксидоном. Когда-то Хаус предпочел рискнуть своей жизнью и принять все таблетки, запив их виски, чем попросить о помощи и признать очевидное. Когда-то я предпочел разозлиться на него за то, что он обманул меня, выкрав этот чертов оксидон , чем принять очевидное – я слишком испугался потерять его. А потом, уже выходя из квартиры, я еще более испугался своего страха.
Потому как это не был страх потери лучшего друга, это был страх потерять нечто гораздо более важное и необходимое. Часть себя.
Я замер посреди гостиной, не решаясь подойти к нему. Словно сделай я еще шаг, и тот страх, выворачивающий душу и заставляющий сердце сбиваться с ритма, вернется вновь. Чувствуя, как внутри меня нарастает паника, я все же наклонился и подобрал баночку.
Снотворное. Очень сильное.
Дрожащей рукой я потряс баночку.
И, слава богу, почти не тронутое.
Облегченно вздохнув, я поставил баночку на стол, невесело думая о том, какие эмоции вызывает во мне против воли просто спящий на полу Хаус.
Теперь, успокоившись, я заметил наушники, лежащие неподалеку, провод которых тянулся к музыкальному центру.
Видимо, Хаус принял несколько таблеток, и лег на пол послушать музыку - его странных привычек даже я до сих пор не мог понять - да так и заснул здесь.
Укрыв его одеялом и подложив ему под голову подушку, я прошел на кухню. На часах было половина одиннадцатого, а я до сих пор не ужинал. Проведя ревизию в холодильнике, я с некоторым удивлением обнаружил, что он почти полностью завален всевозможными продуктами, хотя обычно Хаус предпочитал питаться исключительно полуфабрикатами и заказанной на дом пиццей.
Я как раз промывал уже готовый рис, когда услышал возню в гостиной. Хаус, выглядевший, словно большой старый пес, которого разбудили, чтобы поиграться с ним в мячик, зашел на кухню, жмурясь от яркого электрического света. Трости у него не было, так что он прислонился к косяку, смотря на меня с некоторой долей раздражения и удивления.
- А ты здесь какого черта? - наконец выдал он осипшим после сна голосом.
Я выложил рис на тарелку и добавил сверху овощей. Выглядело как всегда аппетитно, так что я невольно начал опасаться за свой ужин, наличие которого не укрылось от рассеянного взгляда Хауса.
- Пришел проведать. Кадди сказала, что ты заболел. Что у тебя?
Хаус хмыкнул, перебрался по стенке к столу, и бесцеремонно подвинул мою тарелку к себе, расплываясь в довольной улыбке.
- И как это я не додумался вызвать врача? Ведь диагностировать ОРЗ мне самому не под силу…
Я вздохнул, глядя, как он утягивает к себе мою вилку, и достал тарелку, чтобы положить себе вторую порцию.
- Я здесь не как врач, а как друг. И даже как друг я не думаю, что у тебя ОРЗ.
Больным простудой Хаус действительно не выглядел.
Очередная отговорка, придуманная, чтобы скрыть истинные причины происходящих с ним странностей. И в этот раз я был твердо намерен выяснить правду, чтобы там ни выкинул Хаус.
- Ну да, ведь это ты у нас гениальный диагност…
Хаус с явной неохотой ковырялся в тарелке. Я невольно улыбнулся, глядя на это - есть по всей видимости ему совершенно не хотелось, и отобрал он у меня мою порцию скорее по привычке.
- А ты у нас гениальный врун и манипулятор. - Не остался в долгу я. - Хаус, говори, в чем дело…
Эта фраза опостылела мне настолько, что, казалось, произнеси я ее еще раз, и на моем языке точно появится мозоль. Честно говоря, вся эта неизвестность, которая меня так пугала в первое время, начала уже раздражать. Сколько можно, мучить близких людей, разыгрывая понятный одному себе спектакль? Сколько можно избегать разговора, ограничиваясь байками и ехидными замечаниями?
- Все! Я серьезно. Я не уйду, пока ты не признаешься, в чем дело.
Может, стоило хлопнуть кулаком по столу для убедительности? Потому что, сколько себя помню, все мои возмущенные увещевания и попытки вытянуть из него информацию Хаус мог преспокойно игнорировать.
Я отодвинул от себя тарелку, чувствуя, что аппетит абсолютно пропал.
- И какие же у вас предположения? - он тоже отодвинул от себя тарелку и пригладил торчащие во все стороны волосы.
- Ты умираешь?- озвучил я страшное предположение Кадди.
- Да.
Я почувствовал, что у меня в груди вот-вот откроется черная дыра, готовая поглотить все мое существо в свои темные безрадостные пространства. Умирает…
- Все мы умираем. Тебе в колледже не объяснили этого?
- Хаус… - угрожающе начал я, чувствуя, что еще чуть-чуть, и сам ускорю процесс его умирания.
Вот тут он и разозлился. Видимо, его окончательно достали наши совместные попытки влезть в его дела.
- Вам не нравилось мое поведение! Так какого черта вы приебались ко мне, когда оно изменилось так, как вы все того хотели? Чего вы еще хотите? Я тебе уже сказал, Уилсон, вы все узнаете, когда придет время. И не надо паниковать и устраивать общую истерию по поводу того, что я уже неделю не довожу Кадди до белого каления и исправно хожу в клинику. Со мной все в по-ряд-ке!
И он хлопнул кулаком по столу, отчего вилка, лежащая на самом его краю, подпрыгнула и упала на пол.
Я вздрогнул
- Ты обещаешь? - Полное фиаско. Белый флаг над лагерем, который должен был идти в атаку, а не оборонятся.
- Что?
- Что с тобой все в порядке?
Прежде чем ответить, Хаус на секунду задумался, потом достал из кармана баночку с викодином и заглотил сразу две таблетки. Две таблетки, молчаливо свидетельствующие о том, что с ним не «все в порядке».
- Так хорошо я себя давно не чувствовал. - Это он сказал, глядя мне прямо в глаза.
Я кивнул, хотя не поверил в эту очевидную ложь ни на грамм, подождал немного, ожидая услышать хоть что-то помимо этого, но Хаус молчал, продолжая сверлить меня своим пронзительным синим взглядом.
Я молча встал, вышел из кухни, подхватил пиджак со спинки дивана и подошел к двери.
Убегать от него стало уже традицией. Неприятной, но необходимой.
Обещания он так и не дал.
Я уже взялся за ручку двери, когда из кухни выглянула голова Хауса.
- Так и будешь от меня бегать?
Он нагло провоцировал меня. Дождался, пока я окончательно смирюсь с его нежеланием ничего объяснять, и теперь перешел в наступление. Очередной план?
Чего ты добиваешься, Хаус?
- Что мне еще остается? - зло спросил я его.
- Останься. - Так же зло ответил он мне.
Мне хотелось выскочить за дверь и поехать в ближайший бар, где я смог бы напиться и ни о чем не думать. Мне хотелось развернуться, и, схватив его за грудки, вытрясти из него всю правду. Хотелось, наконец, потребовать объяснений того, что происходит между нами. И происходит ли вообще?
- Останься. - Чуть мягче попросил он.
Я обреченно вздохнул, разжал пальцы, сжимающие ручку до побелевших костяшек, и повернулся к нему.
И я остался.
Хаус притащил из кухни пиво, мы устроились перед телевизором, закинув ноги на журнальный столик, и, наконец, занялись тем, чем так давно не занимались из-за всей этой кутерьмы. Бессмысленным трепом, с обсуждением общих знакомых, их половых отношений, последними слухами госпиталя, многие из которых Хаус пропустил, пока был в отпуске. Пообсуждали Кадди и ее возможность выйти замуж до пятидесяти. Кэмерон и ее возможное замужество за Чейза. Кучу всяких глупых, бессмысленных вещей, о которых можно было просто говорить. Как же я соскучился по всему этому…
По легкости общения с ним, когда не нужно обдумывать каждую фразу, не нужно замирать в ожидании ответа, а потом переживать, что ответ этот не несет ничего, кроме очередной порции уверток и лжи.
- Я думаю, если Кадди не выйдет замуж до пятидесяти, то ее шансы повысятся в два раза.
- В смысле?
- К этому времени ты успеешь развестись со своей очередной женой и решишь обзавестись новой Миссис Уилсон, а она созреет для того, чтобы схватить первого попавшегося hоmо мужского пола, что попадется ей под руку, и утащить его под венец.
Я представил, как однажды, лет через 7, зайду в кабинет к Лизе, чтобы посоветоваться насчет нового препарата, а она будет дожидаться меня там уже с раввином и попросит поставить подпись на якобы документе о моем повышении, и, засмеявшись, чуть не захлебнулся пивом.
- Или Кэмерон наконец-то осознает, что перед ней все это время был более достойный объект для жалости, сменит ориентацию, и сама затащит Кадди под венец.
- Однополые браки у нас не регистрируются. - Решил я блеснуть знанием законов Нью-Джерси, но Хауса это нисколько не смутило.
- Я к этому времени создам правозащитную организацию и добьюсь, чтобы регистрировались.
- Зачем? - не понял я.
- Как зачем? Чтобы сбагрить этих озабоченных мною идиоток в тихий пригород, где они будут растить помидоры и смотреть телешоу.
- Озабоченных идиоток? - переспросил я, чувствуя, как угасает все веселье. Значит, вот как относится Хаус ко всем, кому не безразлична его судьба. Я в его глазах тоже выгляжу… озабоченным идиотом?
Хаус заметил перемену в моем настроении, убавил звук телевизора, где Джеки Чан как раз сражался с парой сотней гангстеров, и сердито глянул на меня.
- Брось, Уилсон. Тебя я таковым не считаю.
- А кем ты меня считаешь?
Он ткнул в меня пальцем и с неожиданной серьезностью в глазах, которая совершенно не вязалась с его обычной усмешкой, ответил.
- Ты - влюбленный в меня идиот. Который не хочет в этом признаваться.
Я замер. Даже дышать перестал. Сердце в груди глухо отсчитывало удары, не сбиваясь, впрочем, с ритма, а в голове шумело, как шумит толпа раздосадованных болельщиков.
По-хорошему, мне нужно было засмеяться. И сострить в его сторону. Но я, то ли пораженно, то ли пьяно, таращился на него, не зная, что ответить Хаусу на столь возмутительную характеристику. Возмутительную в своей правдивости.
- Почему не хочу?
Потом… потом я что-нибудь придумаю, чтобы оправдаться в его глазах. А сейчас мне нестерпимо захотелось узнать его мнение по поводу «моей влюбленности в него».
- Хочу.
Бутылка выскользнула из моей ослабевшей руки, и я отстраненно стал наблюдать, как пиво из нее выливается на ковер Хауса. Молчание затянулось.
И когда я, уже отчаявшись услышать хоть что-нибудь в ответ, потянулся за ней, Хаус неожиданно перехватил мою руку и заставил повернуться к нему. А потом он меня поцеловал. Нежно и легко, как целуют девушку на первом свидании, едва касаясь моих губ своими, то и дело замирая на несколько мгновений, чтобы дать мне возможность отстраниться, но отстраняться мне вовсе не хотелось, так что я, словно загипнотизированный, потянулся навстречу этим губам, ближе, еще ближе, так, чтобы в полной мере ощутить их вкус и жар, почувствовать неприятное, и оттого еще более возбуждающее, покалывание щетины Хауса на своей коже.
Хаус только застонал и крепче вцепился в мою руку, другой рукой обхватывая меня за шею и забираясь длинными пальцами ко мне в волосы.
Его губы уже перестали быть нежными и несмелыми, теперь он целовал меня страстно, почти исступленно, кружа своим языком вокруг моего, прикусывая зубами мою нижнюю губу и заставляя меня тихо стонать от желания.
Я ощущал, как в животе у меня скручивается в тугую пружину желание, еще не настолько сильное, чтобы придать смелости и безрассудства моим дальнейшим действиям, но и не такое слабое, чтобы их не предпринять.
Я несмело протянул руку и забрался Хаусу под футболку, проведя ладонью по его обнаженному животу, чувствуя, как непроизвольно напрягаются там мышцы, и груди, случайно задев при этом сосок.
Хаус неожиданно вздрогнул, будто его пронзил сильный электрический разряд, и отстранился, уткнувшись лбом куда-то мне в шею.
- Нет, не сейчас. Ты пьян. - Кажется, эти слова давались Хаусу труднее, чем ему самому этого хотелось бы. - Если захочешь, продолжим, когда протрезвеешь.
Я пребывал в какой-то прострации после случившегося. Я только что целовался со своим лучшим другом, и, нужно сказать, я давно так потрясно не целовался, и если бы он вовремя не остановился, дело бы не закончилось одними только поцелуями.
С осознанием того, что остановился как раз Хаус, хотя из нас двоих более благоразумным всегда был я, меня накрыла волна смущения и… стыда.
И как я теперь ему в глаза буду смотреть?
Но Хаус, кажется, не испытывал подобных терзаний, потому как неожиданно припал к моей шее и поцеловал ее, затягивая нежную кожу в рот, так что утром у меня наверняка там будет красоваться засос.
Довольно хмыкнув, он, видимо, остался удовлетворенным проделанной работой, и я тут же понял, что засос он мне поставил слишком высоко, чтобы я смог скрыть его воротом рубашки. Козел.
- Откуда такая щепетильность? - наконец смог я выдавить из себя.
- Не хочу, чтобы ты потом жалел об этом. На кону наша дружба.
Я нехотя кивнул, соглашаясь с ним, хотя чувствовал себя немного обиженным за то, что Хаус сумел контролировать ситуацию подобную этой, и прислушаться к голосу разума в нужный момент. Хаус! В то время как я готов был переспать с ним, не задумываясь о том, что нас ждет утром - проснувшихся с похмельем и в одной постели.
И если Хаус смог бы это принять со своим набившим оскомину безразличием ко всему, что не связано с его ногой и викодином, то я наверняка бы в панике унесся прочь из его квартиры, а потом, возможно, и из штата, просто чтобы не встречаться с ним.
Но это вовсе не значило, что я не поведу себя так из-за поцелуя. Хотя…
Возможно, я чрезмерно драматизировал ситуацию. Судя по поведению Хауса, для него сейчас не случилось ничего сверх уникального… Словно все шло так, как должно было идти. То есть по плану. Тут же мне вспомнились его слова о трофее, и неприятный холодок сомнения пробежался по нервам. Может быть, этот поцелуй тоже часть непонятной игры, затеянной Хаусом? Тогда становилось совсем непонятным его нежелание торопиться и ставить под удар нашу дружбу…
Я вздохнул, в который раз за вечер признавая свое полное поражение, и устало потер глаза.
Хаус притянул меня к себе, заставив положить голову к нему на плечо, и вновь включил звук телевизора. Джеки Чан по-прежнему сражался с толпой каких-то гангстеров.
Я, совершенно вымотанный за весь этот день и окончательно добитый алкоголем вперемешку с поцелуем Хауса, сам не почувствовал, как заснул.
Проснувшись, я обнаружил, что так и лежу на плече спящего Хауса. Его лицо даже во сне отражало отголоски постоянно его терзающей боли. Я посмотрел на его ногу, по-прежнему закинутую на кофейный столик, и с жалостью подумал о том, что после ночи, проведенной в такой позе, его мучения будут просто невыносимыми. Но вместе с этим я почувствовал теплую волну, поднимающуюся у меня в душе - Хаус прекрасно знал, что будет ждать его утром, и все-таки предпочел остаться здесь, со мной, спящим в его объятиях, а не перебраться в спальню и уснуть на своей удобной кровати.
Однако много времени на раздумья у меня не было.
Нужно было смыться отсюда прежде, чем Хаус проснется, чтобы хотя бы разобраться с тем бардаком, что творился у меня в голове, прежде чем говорить с ним. А говорить придется.
Так что я аккуратно выполз из его уютных объятий, зашел в ванную, где, воспользовавшись его зубной щеткой и бритвой, привел себя в относительный порядок, не считая помятой рубашки и засоса на шее.
Обнаружить в квартире Хауса утюг было так же невозможно, как и заставить исчезнуть засос с моей шеи. Так что, смирившись с неизбежным, я отправился на кухню, приготовил несложный завтрак себе и Хаусу, побыстрее съел свою порцию и вышел из квартиры. Как раз в тот момент, когда я тихонько прикрывал за собой дверь, я услышал громкий стон, и последовавшую за ним громкую ругань.
- С добрым утром, Хаус. - Сев в машину, прошептал я в зеркало заднего вида.
***
Однако, добрым утро так и не стало. Началось все с того, что в холле я столкнулся с Кадди, явно поджидающую то ли меня, то ли Хауса, то ли нас с ним вместе.
- С каких это пор ты опаздываешь? - удивленно, но совершенно беззлобно спросила она. Да, мои опоздания были редкостью, так что я мог рассчитывать, что отделаюсь от начальницы малой кровью, и поскорее доберусь до своего кабинета, где у меня хранилась запасная пара рубашек и галстуков.
Я виновато пожал плечами и уже развернулся, чтобы успеть попасть в открывающийся лифт, но тут у Кадди на лице появилось нехорошее выражение, свидетельствующее о том, что так просто она меня не отпустит, и она схватила меня за плечо, разворачивая к себе.
- И с каких это пор ты… - она остановилась. Просканировала меня цепким взглядом, от которого наверняка не укрылись ни мой в целом помятый вид, ни засос на шее, - появляешься на работу в таком виде? Вы что, решили поменяться ролями с Хаусом? И теперь ты будешь называть своих пациентов врунами и идиотами, отпускать в мой адрес пошлые комментарии и игнорировать работу в госпитале?
- Нет… Просто мы вчера напились и… вырубились.
А еще поцеловались и заснули в объятиях друг друга. Но этого Кадди было знать не обязательно.
Взгляд Кадди стал еще более цепким, но теперь к нему примешивались и искорки подозрения, которые всегда появлялись в ее взгляде, когда она выслушивала очередное убедительное объяснение Хауса по поводу проведенных над пациентами тестов.
- А засос на шее тебе тоже оставил Хаус?
Я замер и, словно рыба, вытащенная на берег, бесполезно то открывал, то снова закрывал рот, не зная, что ответить на ее вопрос, столь метко отражающий истинное положение вещей.
- Уилсон, если ты провел ночь, развлекаясь с какой-нибудь красоткой, подцепленной тобой в баре, я не стану тебя обвинять. Но хотя бы ты мне не ври. Я так понимаю с Хаусом все нормально?
Я вяло покивал, радуясь удачному объяснению, которое придумала сама Кадди, и поплелся к лифту. Там, на четвертом этаже, в моем маленьком уютном кабинете меня ждали свежая рубашка, и тяжелые мысли о Хаусе. Вернее, уже не столько о нем, сколько о нас с ним.
Вместе.
Весь день за стеной моего кабинета раздавались недовольные крики, из чего я смог сделать два вывода: нога у Хауса, как и ожидалось, болела зверски, и у него наконец-то появился новый пациент. Видимо, это и стало причиной того, что он еще не вломился ко мне с очередной порцией непонятностей и требованиями «продолжить» то, что мы начали вчера. Это и успокаивало, и напрягало одновременно. Потому что сейчас, хорошо все обдумав, мне неожиданно стало страшно за нашу дружбу, пусть такую странную и неправильную, но от того не менее ценимую мной. Не получится ли в итоге, что, перейдя границу между дружбой и сексом, мы в случае чего не сможем вернуться обратно?
Хотя, уже сейчас мы не сможем вернуться обратно, но пока у нас есть хотя бы шанс сделать вид, что ничего не было…
Тяжело вздохнув, я вышел на балкон и подставил лицо теплому южному ветру. Как бы было хорошо, если бы он смог выдуть из моей головы все мысли и унес их подальше…
Я напоминал себе человека, блуждающего в лабиринте по кругу. Думаешь, что за поворотом обязательно будет выход, но там лишь такой же поворот… и очередная пустая надежда на еще один такой же поворот, маячивший впереди.
Было бы проще, намного проще, если бы Хаус поделился со мной своими мыслями на этот счет, а не делал вид, что ничего необычного с нами не происходит. Наверняка ведь сам сейчас сидит в своем кабинете, и думает на эту же тему…
А может, и не думает, теперь, когда у него появился пациент.
- Что надумал? - голос Хауса заставил меня вздрогнуть. Сам он как раз перебирался через перегородку наших балконов. С заметными усилиями он все-таки преодолел препятствие и подошел ко мне. По его лицу сложно было сказать, что он сейчас чувствует, и как он сам смотрит на сложившуюся ситуацию, так что я решил зайти издалека.
- Ничего. - Сказал я, ежась под пристальным взглядом голубых глаз. - Что тут можно надумать? Ты ведешь себя странно, делаешь намеки… - все-таки то, что было между нами, уже перестало быть намеками, но об этом я сейчас предпочел благоразумно забыть. - Ничего не объясняешь. Что я должен был надумать?
Последние слова я произнес как-то совсем жалобно, почти просяще, но мне было наплевать на это.
Хаус кивнул, словно соглашаясь со мной, а потом шагнул ко мне еще ближе, заставляя меня вжаться в стенку, и поцеловал. Я попытался вырваться, оттолкнуть его, но страх задеть его ногу не позволил мне этого сделать. А может быть, все дело было в его губах… в его чуть подрагивающих пальцах, так нежно гладящих меня по щекам. Как бы там ни было, я сдался и притянул его ближе. К черту объяснения! Их у нас с ним столько было, а вот поцелуев… М-м-м…
Я обнял его, просунув руки под пиджак, и прижался к нему всем телом. Послушно приоткрыл рот, пропуская его язык, и ощущая странный привкус на его губах. Что-то горько-кислое, и в то же время сладкое, как и сам Хаус. Мне захотелось ощутить этот вкус сильнее, возможно, слизать его с губ и языка Хауса, но Хаус вдруг потерял равновесие, и, если бы не я, вцепившийся в его рубашку, словно утопающий в спасателя, он точно бы упал.
- Очень плохо?
- Нормально. Приезжай ко мне сегодня вечером?
Я замер, чувствуя, как многое сейчас зависит от моего ответа. Потому что сегодня вечером мы будем оба трезвы. Потому что после уже нельзя будет проигнорировать то, что между нами было. Потому что…
Впрочем, многие годы дружбы с Хаусом научили меня рисковать.
- Ладно.
Хаус довольно улыбнулся, но отстраняться из моих объятий не торопился. Так мы и стояли, молча обнимаясь, на балконе, под косыми лучами еще по-летнему яркого солнца. Было удивительно хорошо и спокойно. Возможно, лет через тридцать я буду вспоминать об этом моменте, как о самом счастливом в моей жизни. Потому что меня абсолютно ничего не интересовало - ни вопросы, ни ответы, ни объяснения, ни команда Хауса, которая в любой момент могла выйти на балкон.
Я был счастлив. И это чувство затмевало все остальное… даже тот факт, что Хаус аккуратно вытаскивает мой бумажник у меня из кармана… Я только улыбнулся и уткнулся ему куда-то в плечо, потворствуя его маленькому воровству.
Хаус довольно хмыкнул, а я в отместку, зная. как он это ненавидит, решил немного поиграть в психолога-философа:
- Все это так странно… Этого не должно было быть, но оно всегда было между нами, пряталось и скрывалось, и если бы не…
Договорить я не сумел.
Потому как в очередной раз озарил Хауса, и он, с разгоревшимся взглядом, отстранился, явно уже прокручивая и сопоставляя симптомы с диагнозом, а потом вышел через дверь моего кабинета, бросив напоследок.
- Я буду тебя ждать!
АВТОР: Эйни
БЕТА: Illusia
ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ: Хаус / Уилсон
РЕЙТИНГ: NC-17
КАТЕГОРИЯ: слэш
ЖАНР: angst, romance, fluff
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Хаус снова затеял игру, ставки в которой, на этот раз, оказались слишком высоки.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Как говорится, начала за здравие, кончила за упокой... Первые главы этого фика писались с большим воодушевлением,потом,я разочаровалась в написанном, но забросить это чудовище рука уже не поднялась. Потому пришлось его быстренько завершить. Не удивляйтесь такой поспешной концовке.
POV Уилсона… То есть много нудятины (я серьезно, фик нудный!).
читать дальшеОТКАЗ: Это - тебе, это - мне… это - тебе, это - мне…
Комментарии: Все кушали витаминки в детском саду? )
Спасибо Аленнику, методично капающему мне на мозг и всегда хвалящему меня, несмотря ни на что!
Пролог.
Все было хорошо.
Даже слишком. Настолько слишком, что реальность все больше и больше начинала напоминать мне какую-то сюрреалистическую постановку. Театр одного актера, где я сижу в первом ряду. Спектакль и впрямь хорош – сюжет выше всяких похвал, актер старается во всю… Но поверить в происходящее на сцене – невозможно, очень хочется, до отчаянных злых слез, и закушенной в кровь губы, но невозможно. И остается только с тревожным ожиданием конца продолжать наблюдать, затаив дыхание, ловя каждую секунду действия, фиксировать в памяти каждую реплику и жест, каждое слово…
Я не знаю, почему Хаус все это делает, какова его истинная цель.
Я дружу с Грегом достаточно долго, чтобы поверить, что все изменения, которые с ним произошли, не имеют причины. «Люди не меняются». Не меняются! Но Хаус изменился. Настолько, что уже две недели у Кадди нет к нему абсолютно никаких претензий - ни по работе в клинике, ни по его поведению с пациентами. Настолько, что он даже не стал орать на Формана, когда тот запорол тест на лейкоциты, из-за чего весь диф. диагноз полетел к чертям. Кадди ликовала, команда находилась в приятном шоке - впервые за годы работы у Хауса об них не вытирали каждодневно ноги и не называли идиотами.
А я ждал. Ждал, когда же, наконец, этот экспериментальный спектакль безусловно гениального режиссера закончится, занавес опустится и меня вежливо попросят пройти к выходу.
Глава 1.
Затаенное.
- Уилсон, если я услышу еще хотя бы один вопрос о своем отпуске… - не отрываясь от компьютера, предупреждающе начал Хаус, стоило мне войти в его кабинет. Я примирительно замахал руками и сел напротив, внимательно его разглядывая. Выглядел он паршиво. Вообще-то Грег всегда выглядит паршиво со своей любовью к мятым рубашкам и отрицанием существования бритвы и расчески, но сегодня ко всему этому добавились покрасневшие, с полопавшимися сосудиками глаза, и испарина на лбу, словно его лихорадило. Ко всему прочему, его коронная двухнедельная щетина постепенно подбиралась к статусу бороды. Посмотрев на его руки, я заметил, что они дрожат. И, видимо, это происходило уже давно, если даже по его собственным меркам Хаус выглядел чертовски заросшим щетиной.
- Что-то ты не очень похож на человека, вернувшегося из полуторамесячного отпуска… - Хаус скорчил зверскую рожу и со злостью щелкнул мышкой, выходя из игры.
- Уилсон, ты обещал… - с угрозой в голосе напомнил он мне. Я передернул плечами.
- Я соврал. Ну и где ты был? Ты в курсе, сколько часов у тебя накопилось в клинике? И из-за тебя, вернее, твоего отсутствия, команда чуть не угробила пациента.
Хаус закатил глаза и тяжело вздохнул. Весь его вид демонстрировал нежелание продолжать разговор, но именно из-за загадочности его отпуска, про который он никому ничего не рассказывал, а так же отчасти потому, что я просто соскучился по нашим перепалкам, я продолжал напирать.
- Если эти идиоты, проработавшие у меня уже 4 года, не смогли диагностировать волчанку, которую мы предполагаем чуть ли не в каждом диагнозе, то это значит только то, что они и впрямь идиоты. А идиотизм не лечится!
Я осуждающе глянул на него, прерывая оскорбления в адрес Кемерон, Чейза и Формана.
- Знаешь, я пойму, если ты поехал на каникулы в Диснейленд, где тебя очаровала Белоснежка, и ты решил стать ее гномом. Я пойму, если ты решил присоединиться к Свидетелям и ездил на их семинар… Я пойму… Ладно, колись, Хаус!
Меня снедало любопытство. Конечно, личная жизнь Хауса всегда была тайной за семью печатями, но обычно для меня, как для лучшего и единственного друга, он делал исключение. В этот же раз он молчал, словно пойманный разведчик на допросе - по крайней мере ни Кадди, закатившей ему взбучку, ни Кэмерон, действовавшей более мягкими методами, ничего выяснить не удалось. А когда Кадди рассказала, что Хаус за все то время, что она его отчитывала, ни разу не огрызнулся и не прошелся по поводу ее талантов как врача, так и женщины, словно ему и впрямь было СТЫДНО, ореол загадочности вокруг него и вовсе приобрел оттенок индиго.
Хаус вздохнул, бросил быстрый взгляд за дверь, убеждаясь, что там никого нет, и подманил меня к себе. Я в предвкушении перегнулся через стол и приготовился внимательно слушать.
- Я был в Амстердаме, - заговорщическим шепотом сообщил он мне, - Знаешь, там просто рай для наркоманов. И, черт, я облазил все гей-клубы города.
Я в шоке отодвинулся назад, откинувшись на спинку стула, и круглыми глазами уставился на Хауса. Гей-клубы? Хаус и гей-клубы? Это было так же абсурдно, как и предполагаемые мною ранее Диснейленд и Свидетели, но серьезное выражение лица Хауса, и его кристально честные глаза невольно заставили меня усомниться в этой абсурдности.
Хаус, видимо, почувствовал, что я вот-вот готов ему поверить, и снова подманил меня к себе пальцем. И я, все еще в состоянии прострации от последней новости, что мой лучший друг - гей, потянулся за этим движением, хотя жажда познания на сегодня у меня явно иссякла.
- Кстати, там есть клевое местечко. Парк, где люди занимаются сексом с деревьями. И это разрешено законом.
Я шумно выдохнул, словно я был надутым воздушным шариком, и меня пробили иголкой, и уронил голову на стол, не зная, что мне делать - то ли злится на Хауса за его очередной развод, то ли смеяться над собой, что в очередной раз снова поверил в его россказни. В итоге, я благоразумно выбрал второе, потому как злиться на Хауса было делом сложным и неблагодарным.
- Что? Тебе кажется это смешным? Знаешь, когда ты весь день ходишь обкуренным, мысль о сексе с деревом не покажется тебе такой уж отвратительной. - выдал очередную нелепость Хаус таким искренним голосом, что я подумал, что, не знай я Хауса так хорошо, то поверил бы… и в травку, и в гей-клубы, и в… парк этот. И даже, чем черт не шутит, и в его космическую одиссею!
Я оторвал голову от столешницы, вытер выступившие слезы, и как можно более серьезным тоном заговорил, все равно порой срываясь на глупое хихиканье:
- То есть ты утверждаешь, что был в Голландии? - что ж, это еще куда ни шло.
Хаус кивнул.
- И курил там травку.
Кивок.
- И посещал гей - клубы.
Кивок с особенно серьезным выражением лица, которое только подтвердило мою догадку, что Хаус сам еле сдерживается, чтобы не начать смеяться.
- Знаешь, я бы поверил и в Голландию, ты у нас большой выдумщик. В траву бы я тоже поверил - по части наркотиков, ты у нас еще больший выдумщик. Черт! Да я даже согласен на гей-клубы с твоей вечной тягой к экстремальному времяпрепровождению и поиску новых ощущений. Но вот поверить в то, что ты занимался сексом в парке с деревом, при твоей панической боязни, что кто-то посторонний может увидеть твою ногу… Прокол, Хаус, прокол.
Хаус с видом мятежного генерала, взятого в плен, откинулся на кресле и недовольно посмотрел на меня, хотя я знал, что еще буквально мгновение - и на его губах расползется улыбка.
- Думай, как знаешь! Если тебе так тяжело принять, что твой лучший друг - гей, что ты начинаешь придумывать нелепые опровержения, тебе нужен психолог, а не диагност. - Хаус поднялся, поморщившись от боли в ноге, и направился к выходу. - Прости, мне нужно идти, Кадди назначила мне по четыре часа работы в клинике ежедневно. И да, Джимми-бой, выпиши мне рецепт на викодин. Мой почти закончился.
И меня озарило! Ну конечно, как я раньше об этом не подумал!
- Информацию на рецепт. Приходи когда будешь готов открыться…- я тоже поднялся, обошел стоящего в дверях Хауса, на лице которого боролись недовольство и веселье, и направился к себе в кабинет.
К вечеру я буду знать, где и как проводил свой отпуск Хаус. Во всех подробностях.
Но, видимо, шантажист из меня вышел неудачный - потому как ни днем, ни вечером, Хаус так и не явился. Заглянув в обеденный перерыв к нему в кабинет, я убедился, что у него не появлялось никаких новых пациентов - доска была чистой, а значит, причина, по которой он ко мне не пришел, была в чем-то другом. Что же такого произошло в этом отпуске, что Хаус так упрямо молчит об этом? И его странная реакция на скандал, который ему закатила Кадди… По ее словам, он выглядел словно испуганный доберман, хозяин которого пришел домой и обнаружил, что его дом обокрали. За что, в конце концов, Хаусу может быть стыдно? И вообще - с каких это пор его совесть пробудилась от комы?
Теряясь в догадках и предположениях, я просидел за рабочим столом еще полчаса, то и дело прислушиваясь к шагам за дверью, а потом все-таки решил найти Хауса сам, и отдать ему этот злополучный бланк. Как бы там ни было, любопытство – это любопытство, и я найду возможность удовлетворить его другим способом, а вот Хаус без викодина вполне мог пойти на какую-нибудь очередную аферу или эксперимент над собой, только чтобы сохранить гордость и обезопасить скелет в своем шкафу.
Спустившись в главный холл, я обнаружил там Кадди, прислонившуюся к стене с папкой в руках. Ее лицо выражало сложную гамму эмоций – недоверие в сочетании с радостью и удивлением, причем последние она не так уж и удачно пыталась скрыть. Проследив за ее взглядом, я увидел Хауса, выходящего из смотрового кабинета с целой кипой папок в руках. Часы, висящие на стене напротив, показывали семь вечера, и я, как и Кадди, почувствовал недоверие и одновременно с тем радость. Хаус, работающий допоздна… Уже в одно это верилось с трудом. Но вот Хаус, работающий допоздна в клинике, это было… невозможно.
- Что ты с ним сделала? Пообещала вырезать ему еще одну мышцу из ноги, если он будет отлынивать? - пожалуй, шутка для меня получилась слишком грубой и типично хаусовской, но,черт, когда мир сходит с ума и Грегори Хаус работает в клинике до последнего пациента, разве на это стоит обращать внимание?
Кадди вздрогнула и посмотрела на меня, как, должно быть, истекающий кровью Цезарь смотрел на Брута, и вдруг неожиданно расплылась в улыбке. Улыбке довольной кошки, которой все-таки удалось показать одной настырной мышке, кто в доме хозяин.
- 6 часов… добровольно, без истерик и саботажей. До последнего пациента. И даже все карты заполнил…
Я снова посмотрел на Хауса, который уже заметил нас, и, грубо сунув папки с делами пациентов одной из проходивших мимо сестер, направился в нашу сторону. Кажется, он был уверен, что мы сплетничаем про него.
- Ну, что ж, видимо на это рождество тебе нечего будет просить у Санты? - Кадди рассмеялась своим низким грудным смехом, который удивительно шел ей, и, подмигнув мне напоследок, предпочла смыться прежде, чем злая и очень голодная мышь укусит ее за хвост.
- И о чем это вы тут так мило ворковали?- прищурившись, спросил Хаус, подозрительно смотря вслед убегающей Кадди.
- О тебе, конечно же! Какие еще у нас могут быть темы для обсуждения?
Хаус довольно хмыкнул, то ли растеряв все свое недовольство от моего честного ответа, то ли и впрямь пребывая в хорошем настроении (и это после шести-то часов работы в клинике?), и наконец-то оторвал взгляд от обтянутого узкой юбкой-карандашом зада Кадди.
- Значит, я по-прежнему номер один? - в его глазах горели веселые искорки. Но, помимо них, я заметил что-то еще… Что-то надежно спрятанное и замаскированное, а от того еще более страшное.
Как можно более бодрым голосом, чтобы не выдать своего беспокойства, я ответил:
- Конечно! И всегда им будешь!
Неожиданно Хаус сделал широкий шаг, приблизившись ко мне почти вплотную, так что мне немедля захотелось отступить назад и почувствовать спиной надежную опору стены.
Искры в его глазах угасли, обнажая то самое спрятанное и утаенное, что я заметил минуту назад.
Страх.
Хаус чего-то боялся, и таким испуганным я не видел его даже во время всей той истории с Тритером. Он боялся так, словно должен был потерять что-то очень-очень дорогое, а сил для борьбы у него уже не оставалось.
- Ловлю тебя на слове, Джимми-бой.
Чувствуя, как внутри меня самого начинают зарождаться отголоски его страха, я отчаянно попытался проанализировать возможные причины ужаса в глазах у Хауса. Это явно как-то было связано с отпуском.
Хаус выгнул бровь, ожидая от меня ответа.
Я сглотнул, и, не в силах вымолвить ни слова, боясь потерять зрительный контакт, едва заметно кивнул.
Хаус отреагировал на мой кивок своей обычной усмешкой, и, перехватив трость в другую руку, тяжело захромал в сторону лифта. Я продолжал смотреть ему в спину до тех пор, пока он не скрылся за створками дверей, и только тогда понял, что сжимаю в руке комок бумаги, некогда бывшим рецептом на викодин.
Я забыл отдать его Хаусу.
Хаус забыл забрать его у меня.
Хаус забыл про викодин.
Мир определенно сходит с ума.
И я схожу с ума вместе с ним, потому что как еще можно было объяснить это острое тянущее ощущение в животе, когда Хаус подошел ко мне так близко?
Глава 2.
Игры.
Я прятался от Хауса весь день. Скрывался от него в неведомых ему уголках онкологического отделения, пару раз резко сворачивал за угол, стоило ему появиться на моем пути, не пошел на обед в кафетерий, уломав молоденькую сестру, которая явно была не против этого, принести мне пару гамбургеров и салат.
Я понимал, что веду себя глупо, но ничего с собой поделать не мог. После вчерашних… открытий, мне не хотелось видеть Хауса, по крайней мере, до тех пор, пока я не смогу смирится с тем, что он в очередной раз наверняка во что-то влип, и, кажется, в этот раз это «что-то» не закончится так же благополучно, как история с Тритером.
А еще я пытался разобраться в себе, в своей реакции на Хауса, стоявшего ко мне так близко и почти интимно произносящего те слова…
Возможно, я просто соскучился по нему - устав ломать голову, решил я, и тут же внутренне усмехнулся очевидной смехотворности этой отговорки. Когда по кому-то скучаешь, не будешь скрываться от него весь день…
Дверь неожиданно распахнулась, и я испуганно вздрогнул.
-Доктор Уилсон, доктор Кадди просила вас зайти к ней в кабинет. - Очаровательно улыбаясь, сообщила мне Сара, которая, кажется, была уже уверена в намечающемся у нас с ней романе.
Я, убедившись в надежности дислокации, поблагодарил ее, и окольными путями направился в кабинет к начальнице. На то, чтобы спуститься с четвертого на первый этаж, избегая обычных маршрутов Хауса, у меня ушло пятнадцать минут, так что, когда я, наконец, постучал в дверь, Кадди ответила раздраженным и нервным «ДА!». Но, приглядевшись к ней повнимательней, я понял, что причиной ее плохого настроения скорее является кто-то другой. Наверняка кто-то хромой и с тростью.
-Что случилось?
Кадди недоуменно посмотрела на меня:
-Ты еще не знаешь?
Я отрицательно покачал головой.
- Он пришел сегодня на полчаса раньше положенного и вызвался помочь в амбулаторной - утром произошла довольно крупная авария на Бейкер-стрит. Я подумала, что такое поведение Хаусу несвойственно, а значит, он явно что-то задумал. – Кадди вздохнула и опустилась в кресло. - В общем, чтобы его спровоцировать, я предложила ему две недели читать курс лекций в университете - они давно просили его об этом… И он согласился! Как такое может быть? Объясни! Что с ним творится?
Я пожал плечами, переваривая новую информацию. Вся эта работа, постоянная жажда деятельности, столь не свойственная ленивому, как морской лев, Хаусу… Походило на то, что он отчаянно пытался отвлечься от чего-то. Гораздо легче не замечать проблемы, когда мозг постоянно находится в работе, и подобный метод борьбы с неприятностями вполне подходил Хаусу, вбившему себе в голову, что ничто в этом мире, за исключением викодина и ноги, не способно в достаточной мере волновать его.
- Я не знаю. Вчера он тоже вел себя странно. И про отпуск свой он ничего не говорит. Слушай, может, мы рано паникуем - ведь, в конце концов, разве не этого мы добивались все эти годы?
Кадди согласно кивнула, но по ее лицу и напряженным рукам, сжимавшим подлокотники офисного кресла, я понял, что не смог успокоить ее. Как и себя.
- Я поговорю с ним еще раз, - пообещал я ей. - Постараюсь выяснить… - я осекся, уже представив себе этот разговор.
«- Привет, Хаус, как дела? Знаешь, ты стал вести себя на удивление послушно и ответственно, так что мы с Кадди запаниковали и решили выяснить, что ты скрываешь? Колись, Хаус, мы не верим в искренность твоих поступков!
- Отъебитесь!»
- Хорошо. Только не дави на него, он слишком болезненно реагирует на попытку проникновения в его личное пространство.
- Ладно,- согласился я с ней, и вышел из кабинета, думая о том, что соблюдать осторожность мне вовсе необязательно, так как я сам являюсь частью личного пространства Хауса.
Пусть Хаус и не признавал этого.
- О! Теперь водишь ты?
Я удивленно посмотрел на развалившегося на полу Хауса, который даже не удосужился повернуть голову, чтобы убедиться, с кем разговаривает.
- Это я, Хаус. - Серьезным голосом сказал я, желая сразу настроить и себя и его на тяжелый разговор.
- Я и так знаю, что это ты, Уилсон. Ты не против, если я спрячусь под юбкой у Кадди? Туда ты залезть точно не решишься, а значит, и меня не найдешь…
Я послал Хаусу еще один недоуменный взгляд, абсолютно не понимая, о чем он говорит, и перетащил стул поближе к нему, чтобы при разговоре иметь возможность наблюдать за его лицом. На секунду у меня возникло желание поставить стул так, чтобы его ножки упирались по разные стороны бедер Хауса - по крайней мере, это бы гарантировало, что он никуда не убежит, прежде чем я вытащу из него всю правду. Но потом я представил себе возможную реакцию команды Хауса, если они зайдут сюда не вовремя, и передумал.
- Ну, я так понял, что мы с тобой весь день играли в прятки, и я водил. Но так как я обнаружил тебя, пришла моя очередь прятаться… - все-таки удосужился он мне объяснить.
Непонятно зачем я неожиданно пылко ему возразил:
- Ты меня не нашел! Я сам пришел!
Хаус закатил глаза и покачал головой из стороны в сторону.
- И я так полагаю, что ты выбрался из своего убежища для очередного МЕГА-СЕРЬЕЗНОГО разговора и препарирования моих поступков и намерений? В общем, считай до… трех миллионов семи тысяч девятисот и, возможно, за это время я сумею спрятаться под юбкой у Кадди. Если меня там не будет, ищи меня у Кэмерон. Но тогда ты можешь считать до двадцати…
- Ты закончил?
- Уилсон, я подарю тебе свой кадиллак, хочешь? Только не начинай свою психологическую дрянь…
Я сел на стул, закинул ногу на ногу и нервно вцепился руками в свою коленку. От Хауса этот мой жест не укрылся, и взгляд его потеплел, а не приобрел свое обычное иронично-презрительное выражение, хотя, возможно, мне это и показалось .
- Мы беспокоимся. – Твердо сказал я, жестом приказывая ему молчать, и Хаус, что удивительно, заткнулся. Правда, лицо у него приобрело выражение крайней скуки. - Ты ведешь себя… не естественно.
- Я веду себя адекватно!
- Нет! Для тебя подобное поведение не адекватно! Ты много работаешь, хотя пациентов у тебя сейчас нет, ты явно не спишь по ночам, у тебя трясутся руки… Ты вернулся из отпуска четыре дня назад, и еще ни разу не поцапался с Кадди…
- Уилсон, у меня акклиматизация.
- Нету у тебя никакой акклиматизации. Иначе бы ты нам рассказал о ней. И вообще, что это за мрачная таинственность по поводу твоего отпуска? Все это слишком подозрительно. – Я наконец-то замолчал, усилием воли заставляя себя смотреть ему в глаза.
Хаус молчал. Я буквально слышал, как вращаются у него в мозгу шестеренки в попытке выдумать более-менее правдоподобную историю, или, на худой конец, шуточку пообиднее.
Наконец он без сил откинулся назад и полез в карман за викодином. Баночка была полной. Отсыпав себе сразу три таблетки, он отправил их в рот, но, кажется, это ему не помогло.
- Ладно. Я не могу рассказать тебе, где я был и что делал.
- Не хочешь… - поправил я его, радуясь что Хаус заговорил серьезно.
- Нет, не могу. Ну и не хочу тоже. Но, так или иначе, однажды вы все узнаете… А пока, прошу, не изводи себя попытками проанализировать меня, все нормально. По крайней мере, пока.
- Хаус, чего ты боишься? - наконец решил я задать главный вопрос.
Он вздрогнул и вскинул голову, намереваясь как обычно убедить меня в своей неустрашимости, но почему-то осекся и вместо этого долго и внимательно разглядывал мои руки, вновь сцепившиеся на коленках.
- Я боюсь… Проиграть.
- И с кем ты играешь на этот раз?
- Как всегда. С самим собой.
От злости я скрипнул зубами. Как же меня бесило, когда Хаус начинал говорить шарадами. К его сложным метафорам я уже привык, а вот шарады никогда не умел разгадывать.
- И на чьей же я стороне? За кого стоит болеть? - на всякий случай решил я поддержать разговор.
Но Хаус снова как-то странно посмотрел на меня и тихо ответил:
- Ты - ни на чьей стороне, Уилсон. В этой игре тебе уготована роль трофея.
Он его пристального… изучающего… провоцирующего взгляда у меня по спине побежали мурашки, а щеки невольно начал заливать предательский румянец, который выдал Хаусу, какой смысл я вложил в слово «трофей», впрочем, кажется, наши мысли по этому поводу совпадали.
Я встал, и, не говоря ни слова - пусть думает что хочет - вышел из кабинета.
Игра в прятки продолжается. И прятаться придется снова мне.
Рецепт на Викодин так и остался у меня в кармане.
Вечером, просто чтобы отвлечься, я пригласил ничуть не удивившуюся этому Сару на свидание. Мы зашли в уютный французский ресторанчик, где Сара без умолку трещала до, во время и после еды, а я лишь изредка подбрасывал фразы в разговор и улыбался. Но для нее и этого было достаточно, а может быть, она и сама не воспринимала происходящее в серьез, так что после ресторана мы поехали к ней домой и занялись сексом.
Вскоре после этого она уснула, а я, выбравшись из ее мягких и теплых объятий, оделся, и, черкнув записку, в которой соврал, что меня срочно вызывают на работу, вышел из ее дома в теплую августовскую ночь и зашагал по направлению к дому.
Я себя не понимал. Я только что завязал отношения с милой и симпатичной девушкой, которая явно была ко мне не равнодушна, но вместо того, чтобы радоваться этому, я думал о Хаусе.
Как, впрочем, и всегда.
Я думал о Хаусе, когда делал предложения своим женам, и когда разводился с ними. Я думал о Хаусе, когда отмечал уютные семейные праздники, окруженный своей родней, я думал о нем, когда работал, и после - возвращаясь в свой гостиничный номер, я тоже думал о нем. Словно его образ был выгравирован у меня на внутренней стороне черепной коробки.
Но теперь эти мысли приобрели несколько иной оттенок. Оттенок слова «трофей». Оттенок фразы «ловлю тебя на слове», произнесенной его обволакивающим голосом. Оттенок любопытства - и что дальше? Страха - это так не правильно. Предвкушения - а каково это? Паники - а если для него это ничего не значит? Паники - а если это разрушит нашу дружбу? Паники - в чем причина, я не понимаю?
Предвкушения.
Я старался осадить себя, убедить, что веду себя как глупый школьник, вообразивший, что учительница, пару раз ласково потрепавшая его по голове, влюблена в него, что эти две фразы могут ничего не значить, и я сам вижу в них этот скрытый подтекст…
Только вся проблема была в том, что подтекст этих слов был едва ли не очевидней их истинного смысла, и я вновь и вновь возвращался к своим сомнениям.
Когда я все же подошел к дому, проклиная свои узкие туфли на жесткой подошве, я решил, что никаких игр больше не будет. Ни пряток, ни сражений за «трофей».
Только вряд ли для Хауса это что-то меняло.
Глава3
Близость
На следующий день, к моей радости и облегчению от того, что не придется столкнуться с ним так скоро, Хаус уехал читать лекции в университет.
Его команда вяло слонялась по клинике, предлагая свою помощь везде, где только требуется, и развлекала себя предположениями о том, каков будет Хаус в роли преподавателя. В итоге мнения разделились - Кэмерон настаивала на образе эдакого Аристотеля, на что Форман, как всегда флегматично, заметил, что тогда он будет Александром Македонским, и приказал собрать войско для похода на Персию, а Чейз настаивал на Гитлере, которому доверили преподавать историю в еврейской начальной школе.
Кадди ходила по госпиталю мрачнее тучи, видимо, испытывая ломку после ежедневного употребления хаусовского сарказма многие годы, и бросалась на всех подряд с раздраженными комментариями, явно надеясь встретить достойный отпор.
Так что я предпочел избегать ее, слоняясь от рабочего места до палат, где в данный момент была занята Сара. В обед мы вместе с ней зашли в кафетерий, где я расплатился за нее, тем самым подтверждая наличие у нас отношений. Однако, скоро, поймав на себе несколько любопытных, а иногда осуждающих взглядов, пожалел об этом. Слухи о моих похождениях никогда не становились лидерами хит-парадов лишь по той простой причине, что первые места в них всегда занимал Хаус, но теперь, во время его отсутствия, я, кажется, должен был побить все рекорды. В итоге я предпочел извиниться перед Сарой и вернуться обратно в кабинет, думая по пути о том, что скоро могу стать призраком этого места - вроде я есть, но никто меня не видел.
Срочных пациентов сегодня не было, так что я занялся бумажной работой, накопившейся за пару месяцев. Непрочитанные отчеты, приглашения на конференции, рекламные проспекты новых препаратов помогали занять руки, но мои мысли снова и снова возвращались ко вчерашнему дню, хотя я отчаянно гнал их из своей головы.
Я сам не понимал, почему это происходит - для себя я все решил еще вчера, возвращаясь ночью домой, и ничего нового и грандиозного надумать сейчас был явно не в состоянии.
Отбросив бумаги на край стола, я застонал и положил голову на скрещенные на столе руки, словно это могло мне помочь. Хотелось закрыть свое сознание от мельтешащих и не дающих мне покоя, словно рой злых ос, мыслей. Или отрубить себе голову, чтобы добиться такого же результата.
Стоило мне об этом подумать, как в кабинет вошел Хаус. Мне даже не нужно было поднимать головы, чтобы понять, что это действительно он - так двери умел открывать только Грэг.
Стерев со своего лица разочарование и волнение, я все же повернул голову и посмотрел на него:
- Как прошла лекция? Я думал, ты сегодня не придешь…
Хаус выглядел усталым и очень больным. Видимо, он и чувствовал себя точно так же, потому что необычно тяжело даже для него опирался на трость, и болезненно хмурился от каждого движения.
Хаус проигнорировал мой вопрос, подошел ко мне и присел на край стола, смотря куда-то за окно, хотя я мог бы поклясться на Торе, что летний пейзаж его мало интересует.
Я уже решил снова задать свой вопрос, когда он неожиданно посмотрел на меня с такой тоской в глазах, что у меня от тревоги и желания его пожалеть перехватило горло, а глаза начало неприятно щипать. Так на меня смотрят пациенты, которым я уже поставил диагноз, но еще не сказал, что у них последняя стадия рака. С мольбой и надеждой, и невыразимой тоской, потому что уже поняли ответ по моему выражению лица.
Медленно, словно сам не зная, что делает, он наклонился и осторожно, видимо, опасаясь, что я отшатнусь, взял меня за руку.
Я почувствовал легкую дрожь его пальцев, и горячую сухую кожу ладони, накрывшей мою руку, и неожиданно для себя я повернул ее вверх и переплел наши пальцы, убеждая его, что все нормально, что если ему это сейчас требуется, я не откажу ему в таком странном жесте дружеской поддержки.
Я давно заметил, какие красивые у него руки. Руки настоящего музыканта или хирурга. Изящные и тонкокостные, но на удивление мужские и сильные.
И, как оказалось, нежные.
Хаус вычерчивал большим пальцем круги на моей ладони, и от этой невинной и несмелой ласки я почувствовал, что начинаю возбуждаться.
Против желания, против голоса разума, против собственной совести, я ощущал, как кровь устремляется к моему члену, и как тесно становится у меня в брюках.
Я столько раз касался Хауса, столько раз он касался меня. Дружеские объятия и похлопывания по спине, наши дурашливые попытки померится силой, или куда более серьезное - когда я пытался одернуть его, остановить, удержать.
Но все те прикосновения носили дружеский характер, на них не было отпечатка атмосферы пустого кабинета и двух взявшихся за руку людей, каждый из которых расценивал этот жест по-своему, но только не так, как нужно, не было этой удивительной нежности и неловкости, от воспоминаний о словах, сказанных до этого.
Я оторвал взгляд от наших переплетенных ладоней и посмотрел на Хауса, который сидел с закрытыми глазами, словно погрузился в медитацию. Болезненное выражение его лица теперь сменилось на умиротворенное, и мне захотелось окликнуть его, вернуть сюда, в эту комнату, чтобы он, так же как и я, переживал эти моменты нашей странной близости, а не витал где-то далеко отсюда, погруженный в собственные мысли.
Но любые слова сейчас были бы не уместны, как не уместен смех на похоронах, они могли разрушить искусственную атмосферу того, что ничего необычного в данный момент не происходит, что все в порядке вещей…
Так что я просто откинулся на спинку своего кресла и тоже закрыл глаза.
Будь что будет - решил я. К черту вчерашние рассуждения о том, что я не позволю вовлечь себя в хаусовские игры и планы. Если эти игры подразумевают такого Хауса - спокойного, умиротворенного, нежного, то я готов играть в них, пусть даже и не зная правил.
Сколько мы так просидели - десять минут или полчаса, я не знаю. Время перестало существовать, пока я чувствовал его горячую кожу на своей, и слушал его ровное дыхание, сам уносясь мыслями куда-то очень далеко, где Хаус был не такой уж и сволочью, а я не таким трусом и перестраховщиком…
И когда он убрал руку, аккуратно высвободив свои пальцы из моих, я почувствовал острое разочарование, что этот момент не может длиться вечно.
Хаус молча встал и, благодарно посмотрев на меня, направился к двери.
Как всегда, в моей голове теснилось множество вопросов, хотя я и знал, что для них сейчас не время и не место.
- Хаус, - мой голос дрогнул и сорвался, так что мне пришлось прочистить горло. - Викодин.
Я схватил оранжевую баночку со стола и бросил ее ему. Хаус на автомате поймал ее, и недоуменно посмотрел на меня, словно спрашивая - и это все что ты хочешь мне сказать?
На самом деле мне хотелось большего, но в этом я пока был не готов признаться даже себе, не то что ему.
Так что я, чувствуя неловкость от произошедшего здесь пару минут назад, навалившуюся на нас, стоило ему высвободить руку, уткнулся в ящик стола, якобы пытаясь там отыскать что-то очень важное.
Игнорируя что-то очень важное, произошедшее только что.
Хаус все понял. Хмыкнул - скорее для себя, чем действительно желая показать мне свой сарказм, и вышел из кабинета.
Я храбрился и пытался отогнать скручивающее внутренности волнение всю дорогу до дома Хауса. Игнорировал панические завывания внутреннего голоса и продолжал упрямо ехать вперед, решив во чтобы то ни стало снова поговорить с Хаусом о… переменах, которые с ним произошли. Сегодня взволнованная Кадди ворвалась ко мне в кабинет и сказала, что ей только что позвонил Хаус и предупредил, что не выйдет на работу.
Сначала она как всегда приняла это за очередную попытку уклониться от работы, но потом что-то в голосе Хауса все-таки убедило ее, что ему очень плохо.
- Знаешь, на что это все похоже? - подводя итог своему рассказу, спросила она.- Как будто он прощается… И старается успеть сделать все, то что не успел еще сделать.
Я вздрогнул от столь мрачной ассоциации, невольно признавая, что да - это как раз в духе Хауса.
- И ему явно хуже в последнее время. Я… - голос Кадди сорвался, и она вымучено улыбнулась, словно извиняясь за свою слабость. - Поговори с ним еще раз. Если с ним что-то происходит, мы имеем право знать.
Возможно, Кадди была права в своих предположениях. Все сходилось к этому, и даже его фраза, о том, что рано или поздно мы обо всем узнаем… То есть когда будем стоять на его похоронах?
Отогнав от себя в который раз дурные мысли, я затормозил перед хаусовским домом.
На стук в дверь никто не ответил, даже не прозвучало коронного «проваливайте все вон», хотя в квартире был включен свет.
Я достал ключ от его квартиры, выданный мне Хаусом во время моего проживания с
ним, повозился с раздолбанным замком, который, видимо, как и его хозяин не был намерен пропускать кого-то в дом, и наконец-то открыл дверь.
Три шага в гостиную, и я словно оказался три года назад, в одном маленьком веселом рождестве, чуть не окончившемся большой катастрофой.
Хаус валялся на полу без сознания, поджав ноги к животу. Рядом с ним лежала баночка с таблетками.
В моей голове пронеслись воспоминания, все еще отдающие горечью и до сих пор сохранившейся обидой. Когда-то он вот так же лежал на полу, и рядом, совсем как сейчас, валялась баночка с выписанным мною оксидоном. Когда-то Хаус предпочел рискнуть своей жизнью и принять все таблетки, запив их виски, чем попросить о помощи и признать очевидное. Когда-то я предпочел разозлиться на него за то, что он обманул меня, выкрав этот чертов оксидон , чем принять очевидное – я слишком испугался потерять его. А потом, уже выходя из квартиры, я еще более испугался своего страха.
Потому как это не был страх потери лучшего друга, это был страх потерять нечто гораздо более важное и необходимое. Часть себя.
Я замер посреди гостиной, не решаясь подойти к нему. Словно сделай я еще шаг, и тот страх, выворачивающий душу и заставляющий сердце сбиваться с ритма, вернется вновь. Чувствуя, как внутри меня нарастает паника, я все же наклонился и подобрал баночку.
Снотворное. Очень сильное.
Дрожащей рукой я потряс баночку.
И, слава богу, почти не тронутое.
Облегченно вздохнув, я поставил баночку на стол, невесело думая о том, какие эмоции вызывает во мне против воли просто спящий на полу Хаус.
Теперь, успокоившись, я заметил наушники, лежащие неподалеку, провод которых тянулся к музыкальному центру.
Видимо, Хаус принял несколько таблеток, и лег на пол послушать музыку - его странных привычек даже я до сих пор не мог понять - да так и заснул здесь.
Укрыв его одеялом и подложив ему под голову подушку, я прошел на кухню. На часах было половина одиннадцатого, а я до сих пор не ужинал. Проведя ревизию в холодильнике, я с некоторым удивлением обнаружил, что он почти полностью завален всевозможными продуктами, хотя обычно Хаус предпочитал питаться исключительно полуфабрикатами и заказанной на дом пиццей.
Я как раз промывал уже готовый рис, когда услышал возню в гостиной. Хаус, выглядевший, словно большой старый пес, которого разбудили, чтобы поиграться с ним в мячик, зашел на кухню, жмурясь от яркого электрического света. Трости у него не было, так что он прислонился к косяку, смотря на меня с некоторой долей раздражения и удивления.
- А ты здесь какого черта? - наконец выдал он осипшим после сна голосом.
Я выложил рис на тарелку и добавил сверху овощей. Выглядело как всегда аппетитно, так что я невольно начал опасаться за свой ужин, наличие которого не укрылось от рассеянного взгляда Хауса.
- Пришел проведать. Кадди сказала, что ты заболел. Что у тебя?
Хаус хмыкнул, перебрался по стенке к столу, и бесцеремонно подвинул мою тарелку к себе, расплываясь в довольной улыбке.
- И как это я не додумался вызвать врача? Ведь диагностировать ОРЗ мне самому не под силу…
Я вздохнул, глядя, как он утягивает к себе мою вилку, и достал тарелку, чтобы положить себе вторую порцию.
- Я здесь не как врач, а как друг. И даже как друг я не думаю, что у тебя ОРЗ.
Больным простудой Хаус действительно не выглядел.
Очередная отговорка, придуманная, чтобы скрыть истинные причины происходящих с ним странностей. И в этот раз я был твердо намерен выяснить правду, чтобы там ни выкинул Хаус.
- Ну да, ведь это ты у нас гениальный диагност…
Хаус с явной неохотой ковырялся в тарелке. Я невольно улыбнулся, глядя на это - есть по всей видимости ему совершенно не хотелось, и отобрал он у меня мою порцию скорее по привычке.
- А ты у нас гениальный врун и манипулятор. - Не остался в долгу я. - Хаус, говори, в чем дело…
Эта фраза опостылела мне настолько, что, казалось, произнеси я ее еще раз, и на моем языке точно появится мозоль. Честно говоря, вся эта неизвестность, которая меня так пугала в первое время, начала уже раздражать. Сколько можно, мучить близких людей, разыгрывая понятный одному себе спектакль? Сколько можно избегать разговора, ограничиваясь байками и ехидными замечаниями?
- Все! Я серьезно. Я не уйду, пока ты не признаешься, в чем дело.
Может, стоило хлопнуть кулаком по столу для убедительности? Потому что, сколько себя помню, все мои возмущенные увещевания и попытки вытянуть из него информацию Хаус мог преспокойно игнорировать.
Я отодвинул от себя тарелку, чувствуя, что аппетит абсолютно пропал.
- И какие же у вас предположения? - он тоже отодвинул от себя тарелку и пригладил торчащие во все стороны волосы.
- Ты умираешь?- озвучил я страшное предположение Кадди.
- Да.
Я почувствовал, что у меня в груди вот-вот откроется черная дыра, готовая поглотить все мое существо в свои темные безрадостные пространства. Умирает…
- Все мы умираем. Тебе в колледже не объяснили этого?
- Хаус… - угрожающе начал я, чувствуя, что еще чуть-чуть, и сам ускорю процесс его умирания.
Вот тут он и разозлился. Видимо, его окончательно достали наши совместные попытки влезть в его дела.
- Вам не нравилось мое поведение! Так какого черта вы приебались ко мне, когда оно изменилось так, как вы все того хотели? Чего вы еще хотите? Я тебе уже сказал, Уилсон, вы все узнаете, когда придет время. И не надо паниковать и устраивать общую истерию по поводу того, что я уже неделю не довожу Кадди до белого каления и исправно хожу в клинику. Со мной все в по-ряд-ке!
И он хлопнул кулаком по столу, отчего вилка, лежащая на самом его краю, подпрыгнула и упала на пол.
Я вздрогнул
- Ты обещаешь? - Полное фиаско. Белый флаг над лагерем, который должен был идти в атаку, а не оборонятся.
- Что?
- Что с тобой все в порядке?
Прежде чем ответить, Хаус на секунду задумался, потом достал из кармана баночку с викодином и заглотил сразу две таблетки. Две таблетки, молчаливо свидетельствующие о том, что с ним не «все в порядке».
- Так хорошо я себя давно не чувствовал. - Это он сказал, глядя мне прямо в глаза.
Я кивнул, хотя не поверил в эту очевидную ложь ни на грамм, подождал немного, ожидая услышать хоть что-то помимо этого, но Хаус молчал, продолжая сверлить меня своим пронзительным синим взглядом.
Я молча встал, вышел из кухни, подхватил пиджак со спинки дивана и подошел к двери.
Убегать от него стало уже традицией. Неприятной, но необходимой.
Обещания он так и не дал.
Я уже взялся за ручку двери, когда из кухни выглянула голова Хауса.
- Так и будешь от меня бегать?
Он нагло провоцировал меня. Дождался, пока я окончательно смирюсь с его нежеланием ничего объяснять, и теперь перешел в наступление. Очередной план?
Чего ты добиваешься, Хаус?
- Что мне еще остается? - зло спросил я его.
- Останься. - Так же зло ответил он мне.
Мне хотелось выскочить за дверь и поехать в ближайший бар, где я смог бы напиться и ни о чем не думать. Мне хотелось развернуться, и, схватив его за грудки, вытрясти из него всю правду. Хотелось, наконец, потребовать объяснений того, что происходит между нами. И происходит ли вообще?
- Останься. - Чуть мягче попросил он.
Я обреченно вздохнул, разжал пальцы, сжимающие ручку до побелевших костяшек, и повернулся к нему.
И я остался.
Хаус притащил из кухни пиво, мы устроились перед телевизором, закинув ноги на журнальный столик, и, наконец, занялись тем, чем так давно не занимались из-за всей этой кутерьмы. Бессмысленным трепом, с обсуждением общих знакомых, их половых отношений, последними слухами госпиталя, многие из которых Хаус пропустил, пока был в отпуске. Пообсуждали Кадди и ее возможность выйти замуж до пятидесяти. Кэмерон и ее возможное замужество за Чейза. Кучу всяких глупых, бессмысленных вещей, о которых можно было просто говорить. Как же я соскучился по всему этому…
По легкости общения с ним, когда не нужно обдумывать каждую фразу, не нужно замирать в ожидании ответа, а потом переживать, что ответ этот не несет ничего, кроме очередной порции уверток и лжи.
- Я думаю, если Кадди не выйдет замуж до пятидесяти, то ее шансы повысятся в два раза.
- В смысле?
- К этому времени ты успеешь развестись со своей очередной женой и решишь обзавестись новой Миссис Уилсон, а она созреет для того, чтобы схватить первого попавшегося hоmо мужского пола, что попадется ей под руку, и утащить его под венец.
Я представил, как однажды, лет через 7, зайду в кабинет к Лизе, чтобы посоветоваться насчет нового препарата, а она будет дожидаться меня там уже с раввином и попросит поставить подпись на якобы документе о моем повышении, и, засмеявшись, чуть не захлебнулся пивом.
- Или Кэмерон наконец-то осознает, что перед ней все это время был более достойный объект для жалости, сменит ориентацию, и сама затащит Кадди под венец.
- Однополые браки у нас не регистрируются. - Решил я блеснуть знанием законов Нью-Джерси, но Хауса это нисколько не смутило.
- Я к этому времени создам правозащитную организацию и добьюсь, чтобы регистрировались.
- Зачем? - не понял я.
- Как зачем? Чтобы сбагрить этих озабоченных мною идиоток в тихий пригород, где они будут растить помидоры и смотреть телешоу.
- Озабоченных идиоток? - переспросил я, чувствуя, как угасает все веселье. Значит, вот как относится Хаус ко всем, кому не безразлична его судьба. Я в его глазах тоже выгляжу… озабоченным идиотом?
Хаус заметил перемену в моем настроении, убавил звук телевизора, где Джеки Чан как раз сражался с парой сотней гангстеров, и сердито глянул на меня.
- Брось, Уилсон. Тебя я таковым не считаю.
- А кем ты меня считаешь?
Он ткнул в меня пальцем и с неожиданной серьезностью в глазах, которая совершенно не вязалась с его обычной усмешкой, ответил.
- Ты - влюбленный в меня идиот. Который не хочет в этом признаваться.
Я замер. Даже дышать перестал. Сердце в груди глухо отсчитывало удары, не сбиваясь, впрочем, с ритма, а в голове шумело, как шумит толпа раздосадованных болельщиков.
По-хорошему, мне нужно было засмеяться. И сострить в его сторону. Но я, то ли пораженно, то ли пьяно, таращился на него, не зная, что ответить Хаусу на столь возмутительную характеристику. Возмутительную в своей правдивости.
- Почему не хочу?
Потом… потом я что-нибудь придумаю, чтобы оправдаться в его глазах. А сейчас мне нестерпимо захотелось узнать его мнение по поводу «моей влюбленности в него».
- Хочу.
Бутылка выскользнула из моей ослабевшей руки, и я отстраненно стал наблюдать, как пиво из нее выливается на ковер Хауса. Молчание затянулось.
И когда я, уже отчаявшись услышать хоть что-нибудь в ответ, потянулся за ней, Хаус неожиданно перехватил мою руку и заставил повернуться к нему. А потом он меня поцеловал. Нежно и легко, как целуют девушку на первом свидании, едва касаясь моих губ своими, то и дело замирая на несколько мгновений, чтобы дать мне возможность отстраниться, но отстраняться мне вовсе не хотелось, так что я, словно загипнотизированный, потянулся навстречу этим губам, ближе, еще ближе, так, чтобы в полной мере ощутить их вкус и жар, почувствовать неприятное, и оттого еще более возбуждающее, покалывание щетины Хауса на своей коже.
Хаус только застонал и крепче вцепился в мою руку, другой рукой обхватывая меня за шею и забираясь длинными пальцами ко мне в волосы.
Его губы уже перестали быть нежными и несмелыми, теперь он целовал меня страстно, почти исступленно, кружа своим языком вокруг моего, прикусывая зубами мою нижнюю губу и заставляя меня тихо стонать от желания.
Я ощущал, как в животе у меня скручивается в тугую пружину желание, еще не настолько сильное, чтобы придать смелости и безрассудства моим дальнейшим действиям, но и не такое слабое, чтобы их не предпринять.
Я несмело протянул руку и забрался Хаусу под футболку, проведя ладонью по его обнаженному животу, чувствуя, как непроизвольно напрягаются там мышцы, и груди, случайно задев при этом сосок.
Хаус неожиданно вздрогнул, будто его пронзил сильный электрический разряд, и отстранился, уткнувшись лбом куда-то мне в шею.
- Нет, не сейчас. Ты пьян. - Кажется, эти слова давались Хаусу труднее, чем ему самому этого хотелось бы. - Если захочешь, продолжим, когда протрезвеешь.
Я пребывал в какой-то прострации после случившегося. Я только что целовался со своим лучшим другом, и, нужно сказать, я давно так потрясно не целовался, и если бы он вовремя не остановился, дело бы не закончилось одними только поцелуями.
С осознанием того, что остановился как раз Хаус, хотя из нас двоих более благоразумным всегда был я, меня накрыла волна смущения и… стыда.
И как я теперь ему в глаза буду смотреть?
Но Хаус, кажется, не испытывал подобных терзаний, потому как неожиданно припал к моей шее и поцеловал ее, затягивая нежную кожу в рот, так что утром у меня наверняка там будет красоваться засос.
Довольно хмыкнув, он, видимо, остался удовлетворенным проделанной работой, и я тут же понял, что засос он мне поставил слишком высоко, чтобы я смог скрыть его воротом рубашки. Козел.
- Откуда такая щепетильность? - наконец смог я выдавить из себя.
- Не хочу, чтобы ты потом жалел об этом. На кону наша дружба.
Я нехотя кивнул, соглашаясь с ним, хотя чувствовал себя немного обиженным за то, что Хаус сумел контролировать ситуацию подобную этой, и прислушаться к голосу разума в нужный момент. Хаус! В то время как я готов был переспать с ним, не задумываясь о том, что нас ждет утром - проснувшихся с похмельем и в одной постели.
И если Хаус смог бы это принять со своим набившим оскомину безразличием ко всему, что не связано с его ногой и викодином, то я наверняка бы в панике унесся прочь из его квартиры, а потом, возможно, и из штата, просто чтобы не встречаться с ним.
Но это вовсе не значило, что я не поведу себя так из-за поцелуя. Хотя…
Возможно, я чрезмерно драматизировал ситуацию. Судя по поведению Хауса, для него сейчас не случилось ничего сверх уникального… Словно все шло так, как должно было идти. То есть по плану. Тут же мне вспомнились его слова о трофее, и неприятный холодок сомнения пробежался по нервам. Может быть, этот поцелуй тоже часть непонятной игры, затеянной Хаусом? Тогда становилось совсем непонятным его нежелание торопиться и ставить под удар нашу дружбу…
Я вздохнул, в который раз за вечер признавая свое полное поражение, и устало потер глаза.
Хаус притянул меня к себе, заставив положить голову к нему на плечо, и вновь включил звук телевизора. Джеки Чан по-прежнему сражался с толпой каких-то гангстеров.
Я, совершенно вымотанный за весь этот день и окончательно добитый алкоголем вперемешку с поцелуем Хауса, сам не почувствовал, как заснул.
Проснувшись, я обнаружил, что так и лежу на плече спящего Хауса. Его лицо даже во сне отражало отголоски постоянно его терзающей боли. Я посмотрел на его ногу, по-прежнему закинутую на кофейный столик, и с жалостью подумал о том, что после ночи, проведенной в такой позе, его мучения будут просто невыносимыми. Но вместе с этим я почувствовал теплую волну, поднимающуюся у меня в душе - Хаус прекрасно знал, что будет ждать его утром, и все-таки предпочел остаться здесь, со мной, спящим в его объятиях, а не перебраться в спальню и уснуть на своей удобной кровати.
Однако много времени на раздумья у меня не было.
Нужно было смыться отсюда прежде, чем Хаус проснется, чтобы хотя бы разобраться с тем бардаком, что творился у меня в голове, прежде чем говорить с ним. А говорить придется.
Так что я аккуратно выполз из его уютных объятий, зашел в ванную, где, воспользовавшись его зубной щеткой и бритвой, привел себя в относительный порядок, не считая помятой рубашки и засоса на шее.
Обнаружить в квартире Хауса утюг было так же невозможно, как и заставить исчезнуть засос с моей шеи. Так что, смирившись с неизбежным, я отправился на кухню, приготовил несложный завтрак себе и Хаусу, побыстрее съел свою порцию и вышел из квартиры. Как раз в тот момент, когда я тихонько прикрывал за собой дверь, я услышал громкий стон, и последовавшую за ним громкую ругань.
- С добрым утром, Хаус. - Сев в машину, прошептал я в зеркало заднего вида.
***
Однако, добрым утро так и не стало. Началось все с того, что в холле я столкнулся с Кадди, явно поджидающую то ли меня, то ли Хауса, то ли нас с ним вместе.
- С каких это пор ты опаздываешь? - удивленно, но совершенно беззлобно спросила она. Да, мои опоздания были редкостью, так что я мог рассчитывать, что отделаюсь от начальницы малой кровью, и поскорее доберусь до своего кабинета, где у меня хранилась запасная пара рубашек и галстуков.
Я виновато пожал плечами и уже развернулся, чтобы успеть попасть в открывающийся лифт, но тут у Кадди на лице появилось нехорошее выражение, свидетельствующее о том, что так просто она меня не отпустит, и она схватила меня за плечо, разворачивая к себе.
- И с каких это пор ты… - она остановилась. Просканировала меня цепким взглядом, от которого наверняка не укрылись ни мой в целом помятый вид, ни засос на шее, - появляешься на работу в таком виде? Вы что, решили поменяться ролями с Хаусом? И теперь ты будешь называть своих пациентов врунами и идиотами, отпускать в мой адрес пошлые комментарии и игнорировать работу в госпитале?
- Нет… Просто мы вчера напились и… вырубились.
А еще поцеловались и заснули в объятиях друг друга. Но этого Кадди было знать не обязательно.
Взгляд Кадди стал еще более цепким, но теперь к нему примешивались и искорки подозрения, которые всегда появлялись в ее взгляде, когда она выслушивала очередное убедительное объяснение Хауса по поводу проведенных над пациентами тестов.
- А засос на шее тебе тоже оставил Хаус?
Я замер и, словно рыба, вытащенная на берег, бесполезно то открывал, то снова закрывал рот, не зная, что ответить на ее вопрос, столь метко отражающий истинное положение вещей.
- Уилсон, если ты провел ночь, развлекаясь с какой-нибудь красоткой, подцепленной тобой в баре, я не стану тебя обвинять. Но хотя бы ты мне не ври. Я так понимаю с Хаусом все нормально?
Я вяло покивал, радуясь удачному объяснению, которое придумала сама Кадди, и поплелся к лифту. Там, на четвертом этаже, в моем маленьком уютном кабинете меня ждали свежая рубашка, и тяжелые мысли о Хаусе. Вернее, уже не столько о нем, сколько о нас с ним.
Вместе.
Весь день за стеной моего кабинета раздавались недовольные крики, из чего я смог сделать два вывода: нога у Хауса, как и ожидалось, болела зверски, и у него наконец-то появился новый пациент. Видимо, это и стало причиной того, что он еще не вломился ко мне с очередной порцией непонятностей и требованиями «продолжить» то, что мы начали вчера. Это и успокаивало, и напрягало одновременно. Потому что сейчас, хорошо все обдумав, мне неожиданно стало страшно за нашу дружбу, пусть такую странную и неправильную, но от того не менее ценимую мной. Не получится ли в итоге, что, перейдя границу между дружбой и сексом, мы в случае чего не сможем вернуться обратно?
Хотя, уже сейчас мы не сможем вернуться обратно, но пока у нас есть хотя бы шанс сделать вид, что ничего не было…
Тяжело вздохнув, я вышел на балкон и подставил лицо теплому южному ветру. Как бы было хорошо, если бы он смог выдуть из моей головы все мысли и унес их подальше…
Я напоминал себе человека, блуждающего в лабиринте по кругу. Думаешь, что за поворотом обязательно будет выход, но там лишь такой же поворот… и очередная пустая надежда на еще один такой же поворот, маячивший впереди.
Было бы проще, намного проще, если бы Хаус поделился со мной своими мыслями на этот счет, а не делал вид, что ничего необычного с нами не происходит. Наверняка ведь сам сейчас сидит в своем кабинете, и думает на эту же тему…
А может, и не думает, теперь, когда у него появился пациент.
- Что надумал? - голос Хауса заставил меня вздрогнуть. Сам он как раз перебирался через перегородку наших балконов. С заметными усилиями он все-таки преодолел препятствие и подошел ко мне. По его лицу сложно было сказать, что он сейчас чувствует, и как он сам смотрит на сложившуюся ситуацию, так что я решил зайти издалека.
- Ничего. - Сказал я, ежась под пристальным взглядом голубых глаз. - Что тут можно надумать? Ты ведешь себя странно, делаешь намеки… - все-таки то, что было между нами, уже перестало быть намеками, но об этом я сейчас предпочел благоразумно забыть. - Ничего не объясняешь. Что я должен был надумать?
Последние слова я произнес как-то совсем жалобно, почти просяще, но мне было наплевать на это.
Хаус кивнул, словно соглашаясь со мной, а потом шагнул ко мне еще ближе, заставляя меня вжаться в стенку, и поцеловал. Я попытался вырваться, оттолкнуть его, но страх задеть его ногу не позволил мне этого сделать. А может быть, все дело было в его губах… в его чуть подрагивающих пальцах, так нежно гладящих меня по щекам. Как бы там ни было, я сдался и притянул его ближе. К черту объяснения! Их у нас с ним столько было, а вот поцелуев… М-м-м…
Я обнял его, просунув руки под пиджак, и прижался к нему всем телом. Послушно приоткрыл рот, пропуская его язык, и ощущая странный привкус на его губах. Что-то горько-кислое, и в то же время сладкое, как и сам Хаус. Мне захотелось ощутить этот вкус сильнее, возможно, слизать его с губ и языка Хауса, но Хаус вдруг потерял равновесие, и, если бы не я, вцепившийся в его рубашку, словно утопающий в спасателя, он точно бы упал.
- Очень плохо?
- Нормально. Приезжай ко мне сегодня вечером?
Я замер, чувствуя, как многое сейчас зависит от моего ответа. Потому что сегодня вечером мы будем оба трезвы. Потому что после уже нельзя будет проигнорировать то, что между нами было. Потому что…
Впрочем, многие годы дружбы с Хаусом научили меня рисковать.
- Ладно.
Хаус довольно улыбнулся, но отстраняться из моих объятий не торопился. Так мы и стояли, молча обнимаясь, на балконе, под косыми лучами еще по-летнему яркого солнца. Было удивительно хорошо и спокойно. Возможно, лет через тридцать я буду вспоминать об этом моменте, как о самом счастливом в моей жизни. Потому что меня абсолютно ничего не интересовало - ни вопросы, ни ответы, ни объяснения, ни команда Хауса, которая в любой момент могла выйти на балкон.
Я был счастлив. И это чувство затмевало все остальное… даже тот факт, что Хаус аккуратно вытаскивает мой бумажник у меня из кармана… Я только улыбнулся и уткнулся ему куда-то в плечо, потворствуя его маленькому воровству.
Хаус довольно хмыкнул, а я в отместку, зная. как он это ненавидит, решил немного поиграть в психолога-философа:
- Все это так странно… Этого не должно было быть, но оно всегда было между нами, пряталось и скрывалось, и если бы не…
Договорить я не сумел.
Потому как в очередной раз озарил Хауса, и он, с разгоревшимся взглядом, отстранился, явно уже прокручивая и сопоставляя симптомы с диагнозом, а потом вышел через дверь моего кабинета, бросив напоследок.
- Я буду тебя ждать!
@темы: слэш, Грегори Хаус, фанфики, Джеймс Уилсон
-
-
13.06.2009 в 12:03Шаг вперед
Он и впрямь меня ждал. Я видел это по его нарочито-расслабленной позе, и по тому, как на секунду просветлело его лицо, стоило мне зайти в квартиру.
Но Хаус был бы не Хаусом, если бы позволил себе продемонстрировать свое ожидание.
А я был бы не я, если бы не понял этого.
Все-таки мы идеально друг другу подходили. Нет, не в том плане, что мы были бы идеальной парой, как раз таки насчет этого я был вовсе не уверен, как впрочем, и насчет того, будем ли мы парой вообще - все таки это слишком… неожиданный шаг для каждого из нас - нет, мы идеально друг другу подходили в плане характеров и взаимоотношений. В отношениях я привык отдавать больше, чем получать, и не моя вина, что мои жены не были в состоянии оценить это по достоинству, для Хауса же отдача - хоть какая-то - всегда представлялась чем-то вроде унижения, попранием его прав на свободу и независимость… Так что в этом мы дополняли друг друга, как впрочем и в сотне других вещей…
- Пришел… - деланно-равнодушным тоном поприветствовал меня Хаус, на секунду оторвавшись от созерцания реслинга.
Я смущенно кивнул, и чтобы хоть как-то взять себя в руки прошел на кухню, чтобы приготовить себе кофе.
Пока я засыпал зерна в кофемолку, мне неожиданно пришло в голову, что Хаус, по всей видимости, смущен не меньше, а, возможно, с учетом его панической боязни перемен, даже больше меня.
От этого осознания мне почему-то полегчало. Как бы пафосно это ни прозвучало, но мы с ним оба сознательно вступили на этот Путь. И оба в случае чего разделим ответственность за свое решение.
- Кофе?
Хаус, погруженный в свои думы, как-то странно посмотрел на меня, словно я был тенью отца Гамлета, а он - самим Гамлетом, и неуверенно кивнул.
Быть или не быть….
Я поставил перед ним кружку с дымящимся кофе и присел на диван, вопросительно смотря на него.
Я все еще не был уверен в правильности происходящего… Да и о какой вообще правильности может идти речь, когда двое людей, знающих друг друга тысячу лет, за неделю переходят от дружбы к… более серьезным отношениям…
- Хаус?
Тот отпил кофе, аккуратно поставил кружку на стол, и повернулся ко мне.
- Хочешь поговорить?
Объясни мне хоть что-нибудь!!!! Пожалуйста!!!! Ради все…
- Нет. Я хочу заняться с тобой сексом. Если ты не против.
Я был, конечно, не против, но для начала мне хотелось бы узнать, что все это значит для Хауса.
- Позже. Я о другом.
Хаус задумался, рассеяно покрутил чашку с кофе, оставлявшую на столе разводы.
- Ты же сам сказал, что как бы это ни было неправильно, оно было и есть… Просто мне показалось, что сейчас нам в любом случае нечего терять. Кроме друг друга.
И снова этот деланно-равнодушный тон. Хотя, пылкое признание в исполнении Хауса выглядело бы еще более нелепым.
- Ладно. - согласился я. - И все таки…
- Я думаю, нам стоит начать отношения.
Я замер. Не то, чтобы это прозвучало несвоевременно… но все же…
- Ты уверен?
- Нет. Но я так думаю.
Опять вспомнились слова про игру и трофей…
- Это очередной глобальный развод? Эксперимент? - все-таки решил я опровергнуть свои последние из оставшихся по этому поводу подозрения.
Я был на удивление спокоен. Мой лучший друг предлагал мне начать отношения, выходящие за рамки платонических, а я просто сидел и ждал, когда он подтвердит, что он серьезно этого хочет.
Это было не нормально, но почему-то, мне казалось, что если он и впрямь говорит о чем-то более серьезном, нежели дружеский секс, это будет самой естественной вещью, которая смогла случиться с нашей дружбой.
Мне вспомнились мои чувства и мысли по поводу всего происходящего на этой недели - да, была паника, был страх, было непонимание - но удивление… его не было. Как будто я давно знал, что рано или поздно мы с ним придем к этому - к этой комнате, заваленной журналами и книгами, к чашке с дымящимся кофе, к его немного трясущимся рукам, и немного испуганному переменами взгляду…
Всего то и нужно было, что пара вскользь брошенных фраз, полчаса держания за руку, и пьяный поцелуй.
- Нет. – он все таки ответил. Потом схватил меня за галстук и притянул к себе. – Это - шаг вперед. И я хочу, чтобы ты сделал его вместе со мной. Потому что… потому что я тебе доверяю.
Я улыбнулся.
Хаус нахмурился.
Я аккуратно высвободил свой галстук из его руки и встал.
На его лице на секунду отобразилась паника. Видимо он решил, что я собираюсь уйти. Но я просто развязал галстук и повесил его на край дивана. Кажется, сегодня ночью домой мне попасть не суждено, а второй раз явится в госпиталь помятым я не мог.
- Хаус, может, ты объяснишь мне, что происходит с тобой в целом? - попытка не пытка…
- Может, лучше ты объяснишь мне, что за блондинка постоянно увивается за тобой в госпитале? - в тон мне ответил он, и достал из баночки с викодином две таблетки. Баночка была почти пуста. При том, что я выдал ее ему только день назад. Странно.
Словно прочитав мои мысли Хаус прокомментировал:
- Старые запасы…
А потом, прежде чем я успел задать вопрос, о каких это запасах идет речь, когда я и так задержал ему новую порцию болеутоляющих, он встал и притянул меня к себе.
В его движениях снова сквозила неуверенность.
- Ты раньше делал это?
- Нет…
Я залился краской. Вся ситуация в целом была настолько смущающей, что я, наверное, предпочел бы провалится сквозь землю, не будь ощущение от теплых Хаусовских объятий таким приятным.
- А ты?
Я все же заставил смотреть себя ему в лицо, задавая этот вопрос. Потому от меня не укрылась череда микровыражений (да здравствует ЛАЙТМЕН!!!!!!), промелькнувшая на его лице поочередно.
Ирония - его привычная реакция на все. Задумчивость. Неуверенность – кажется, сегодня она превалирует в его настроении.
- Нет. Но я же тебе рассказывал, что был в Голландии, а там…
Я оборвал его ложь поцелуем.
Он, кажется, был не против.
-
-
13.06.2009 в 12:04- Черт!
Я рассмеялся, запустил ему в волосы пальцы, и продолжил его целовать. И, хотя это было очень приятно и ужасно возбуждающе, но, мои глупые мысли, которым по всем правилам нужно было расщепится в образованном в голове вакууме, не давали мне покоя. В целом - и что дальше? В частности - кто под кого?
Совсем обыденно, и даже как-то пошловато, но, тем не менее, меня, как человека, давно перевалившего третий десяток и намеревающегося распрощаться с последней из оставшихся в моем распоряжении невинностей, этот вопрос занимал чрезвычайно.
Тем временем мы с Хаусом успели добраться до кровати.
- Стой… - внезапно я ощутил волну страха и неуверенности.
Хаус, оторвавшийся от вылизывания моего горла, недовольно замычал и посмотрел мне в глаза. Его взгляд был затуманен желанием и страстью, без единой цельной мысли, не связанной с сексом.
- Только не говори, что ты собрался ломаться как девчонка. Пьяным ты был более сговорчивым. – тон хаусовских слов был… уверенным.
Он потерся скулой о мою щеку и мазнул своими губами по моим.
-Уилсон, не бойся… Я же не прошу обо всем сразу.
Но в том то и дело - мне хотелось всего и сразу.
Хотелось. Как хочется прыгнуть с парашютом без предварительной и скучной подготовки, разъясняющей как правильно его складывать и как не перепутать стропы, хотя ты все равно в итоге не сложишь как надо.
Хаус откинулся на кровать и потянул меня за собой, а потом резким движением перевернулся и улегся сверху, тихонько зашипев от боли.
И тут же снова впился в мои губы.
Я попытался отогнать панические завывания в своей голове, и полностью переключится на ощущения, а они… ах-х-х… были великолепными, потому как Хаус уже успел вытащить мою рубашку из брюк и теперь осторожно водил большими пальцами вокруг моих сосков, не задевая их. Я протестующе замычал и немного поерзал под ним, желая ощутить это прикосновение. Хаус оторвался от моих губ, и, с третьей попытки разорвав рубашку у меня на груди, сполз ниже…
- О… - это все, на что меня хватило, когда я почувствовал, как горячий влажный язык скользит по моим соскам, как мягко охватывают их губы, заставляя сжиматься.
Схватив Хаусовскую футболку, я потащил ее вверх, и после нескольких секунд невнятной борьбы и непрекращающихся грязных ругательств, она была отправлена на пол. Хаус уже было вернулся к вылизыванию моих сосков, но я решительно отстранил его и, перевернув на бок, сам занялся изучением его тела.
Поцеловал шею, укусил и тут же, вспомнив, какая у хауса здесь нежная кожа, виновато зализал укус. Попробовал на вкус его соски. Целовать их, не ощущая мягкой упругости женской груди, оказалось на удивление странным и непривычным, так что сомнения вновь вернулись, но я поспешил прогнать их прочь. Продолжая целовать его грудь, я опустил руки на бедра Хауса, погладил их и скользнул к внутренней стороне. Услышав судорожный вздох в ответ, и почувствовав, как недвусмысленно упирается мне в живот член Хауса, решительно потянулся к пряжке ремня. Я больше не мог играть в эти игры. Мне хотелось всего и сейчас, иначе сомнения взяли бы надо мной верх и я позорно смылся бы отсюда, проклиная себя потом за это всю оставшуюся жизнь.
На удивление, Хаус не только не протестовал против своего бездействия, он, кажется, наслаждался моей активностью… По крайней мере его прикрытые от удовольствия глаза, и чертовски сексуально приоткрытый рот с припухшими после поцелуев губами весьма недвусмысленно свидетельствовали об этом.
И почему-то эта его покорность придала мне уверенности.
Я расстегнул ремень его джинсов, и аккуратно, стараясь не задеть больную ногу, стянул их, с него, спустившись для этого с кровати на пол.
Замер, оценивая открывшуюся передо мной картину.
Хаус приподнял голову и выгнул бровь, словно спрашивая: Что ты медлишь?
А что я и вправду медлю?
Поспешно принесенный мной из ванны тюбик с гелем для душа (прим.автора - Ну не думаю, что в доме Хауса есть крем для рук… а до кухни далеко слишком), часть которого я успел выдавить себе на руку, сорванная одежда, и нетерпеливо стянутые с Хауса трусы летят в сторону. Наши разгоряченные тела переплетаются, мы стонем и ругаемся, и смеемся, когда пытаемся занять удобную позицию, и то и дело сталкиваясь лбами, потому как поцелуй снова увлек нас, а потом замираем оба, не зная как поступить дальше. И снова смеемся, когда Хаус, тяжко вздыхая и строя комичную рожу, демонстративно ложится на живот, с видом эдакого великомученика.
Ну уж неееет, Хаус… Боли с тебя достаточно!
Я медленно ввожу в него палец, и все-таки слышу, как Хаус шипит то ли от боли, то ли выражая свое отношение к своей пассивной роли. Потом второй, и немного погодя третий.
А потом, налегаю на него всем телом, ощущая влажную кожу его спины грудью, и вхожу в него сам.
Первый толчок получился у меня неуверенным, хотя в теории я уже занимался этим, и не раз… Второй… третий… четвертый толчок… Хаус выгибает спину и сквозь стон матерится, но конец его фразы теряется в очередном стоне.
Я прижимаюсь к нему всем телом, впиваюсь пальцами в его плечи так сильно, что у него наверняка назавтра останутся там синяки, и толкаюсь… в это горячее и тесное. Навстречу волнам удовольствия, красно-желтым кругам перед глазами.
Переворачиваюсь на бок, увлекая за собой Хауса, утыкаюсь ему в макушку, и продолжаю двигаться, где-то на грани сознания отмечая, что Хаус уже и сам подмахивает мне. Обхватываю рукой его член, и начинаю водить по нему ладонью в такт своим толчкам.
Я уже на грани, но Хаусу этого явно недостаточно, так что я замираю и ласкаю его член до невнятных стонов и метаний, до срывающегося на свист шепота:
-Черт, Уилсон… еще… пожалуйста…
Люблю, когда Хаус вежлив. Да и вообще… люблю…
Мир, против ожиданий, не взрывается фейерверком из радужных искр.
Он просто на полсекунды оказывается слишком далеко от нас, чтобы привлечь наше внимание. Поэтому все, что нам остается, это слушать сбитое дыхание друг друга, слепо целовать кожу нежными рассеянными поцелуями, и пытаться выровнять сердцебиение.
Когда мне наконец-то удается это сделать, я выхожу из Хауса, и он снова шипит.
И подводит итог нашему «первому разу».
-Охуеть, блядь! Знал бы - ни за что бы тебя не позвал!
Я вытираю сперму с его живота своей рубашкой, укрываю нас одеялом и пристраиваюсь у него на плече.
Я улыбаюсь.
Потому что знаю - позвал бы.
-
-
13.06.2009 в 12:06О связи витаминок и счастья
Все это было на удивление приятно.
Перевезти к Хаусу свои вещи, радуясь тому, что мой переезд вовсе не временная мера, к которой я прибегал каждый раз при разводе, и видеть, как сдержанно радуется вместе со мной Хаус, в этот раз давший себе послабление и почему-то не ставший прятать свои эмоции. Готовить на двоих завтраки, обеды и ужины, и все равно не обнаруживать свой контейнер с едой в общем холодильнике. Каждое утро настаивать на том, чтобы он наконец-то нормально побрился - раздражение у меня все-таки началось - и удовлетворенно ухмыляться про себя, когда он отказывался это сделать. Будить его по ночам, когда приходили экстренные вызовы из больницы, и провожать его мягким поцелуем, и слушать его ворчание по этому поводу, что он якобы не пидораст.
Но самым приятным было то, что Хаусу, кажется, все это нравилось не меньше чем мне.
Нет, он так и остался все тем же саркастичным мерзавцем и беспринципным ублюдком, каким был всегда. Никаких розовых очков, никакой эйфории… Чуда не произошло.
Но кому оно нужно, это чудо?
Мне вполне хватало и того, что из его глаз ушло то выражение загнанного, обреченного на смерть зверя, что я тогда заметил в вестибюле. Мне хватало удивления команды Хауса по поводу того, что их уже неделю как не смешивали с грязью и не ставили их умственные способности под вопрос. Мне хватало довольного вида Кадди, вышагивающей по корпусам с видом монарха, подавившего затяжное восстание…
И все-таки…
Я был не настолько наивен, чтобы принять все это без вопросов и оговорок.
Хаус изменился.
Люди не меняются.
Каждый вечер меня так и подмывало задать ему вопрос - один из сотни крутящихся в моей голове, и каждый вечер я обрывал себя, боясь разрушить ту хрупкую атмосферу совместного быта, что у нас сложилась.
А сложилось у нас все так, словно ничего и не произошло.
Словно мы все 15 лет, что знаем друг друга, жили в одной квартире, целовались в самых неподходящих для этого местах и занимались сексом.
Люди не меняются.
Хаус был оживлен больше, чем обычно.
Это и радовало, и напрягало одновременно.
Но все-таки больше радовало.
Загадочная болезнь, следы которой я находил у него в последнее время, и наличие которой Хаус упрямо продолжал отрицать, стала отступать, и теперь он носился по госпиталю с требованиями найти ему новое дело.
Команда носилась вслед за ним с теми же требованиями, видимо, не желая ставить его благодушный настрой под удар.
Проходя мимо подсобки в отделении педиатрии, я внезапно почувствовал, как меня достаточно грубо хватают сзади за халат и втаскивают в маленькое темное помещение.
- Хаус, какого черта?
В темноте раздался довольный смешок, от которого у меня по загривку пробежала стая мурашек.
- Я вдруг понял, что непозволительно долго не нарушал больничных правил… - прошептал он мне на ухо, и я почувствовал, как от него пахнуло одеколоном. Моим одеколоном.
Все-таки, стоило признать за Хаусом слабую форму клептомании.
В следующее мгновение он толкнул меня к стене, и я почувствовал, как его руки ловко расстегивают пряжку моего ремня. Секундой позже его теплая ладонь обхватила мой член, и он довольно резко провел по нему вверх-вниз.
Я согнулся, прижимаясь лбом к прохладной стене и упираясь ягодицами ему в пах, ощущая, что Хаус тоже возбужден.
Большим пальцем он погладил головку моего уже полностью эрегированного члена, а потом слегка оттянул крайнюю плоть, заставив меня громко застонать.
Мысль о том, что в любой момент сюда может кто-нибудь войти, делала происходящее нереально возбуждающим.
И все-таки…
- Погоди… - сквозь стоны и срывающиеся с губ всхлипы все-таки смог пробормотать я.
Хаус замер.
Я неловко повернулся, мягко поцеловал его наугад в темноте, сначала в щеку, потом в губы, и стянул брюки. К щиколоткам…
Как бы ни был хорош экстремальный секс, мысль о том, что потом мне придется ходить по госпиталю с мокрым пятном собственной спермы была в стократ весомее…
Хаус хмыкнул, угадав мои манипуляции.
- Педант.
Вставить в ответ ехидную реплику у меня не вышло, потому как он возобновил прерванные мной действия, так что мне оставалось лишь бессильно всхлипывать, толкаться ему в руку и до боли закусывать губу, чтобы не закричать…
Когда в итоге я привалился к стене, пытаясь выровнять пульс и дыхание, Хаус крепко придерживал меня сзади, не давая мне сползти вниз на обессиленных ногах.
Потом он зашевелился, вытащил из кармана сотовый телефон, включив его для освещения, и демонстративно вытер руку, вымазанную в жемчужной жидкости, о светло-синюю стену подсобки.
- Фу!!! - а ведь кому-то придется это отмывать…
- Педант - дыша мне в затылок, повторил Хаус.
Я вдруг понял, что он так и не кончил… вернее, даже не начинал… Черт! Обычно я не забываю об ответном удовольствии для партнера, но та стремительность, с которой Хаус провернул свою маленькую диверсию, кажется, отправила мои мозги в отключку.
- Прости… Я забыл.
Я попытался было развернуться, но Хаус не позволил мне это сделать. Я повернул голову, и вопросительно выгнул бровь. Света от мобильника едва хватало, чтобы освещать наши лица, но я все-таки разглядел на лице Хауса выражение такого удовольствия, как будто это он только что пережил оргазм.
- Спасибо.
Он быстро чмокнул меня в щеку и вышел из подсобки.
А я так и продолжал стоять, упираясь лбом в стену, и безуспешно пытаясь согнать абсолютно идиотскую улыбку со своих губ.
С трудом мне это все же удалось, но только до тех пор, пока я не подумал, что потраченные на секс калории нужно восстановить, и не решил пообедать
Открыв свой контейнер с едой – невероятно, что Хаус забыл о нем, я внезапно обнаружил там сосиски, разрезанные в форме осьминогов.
Абсолютно идиотская улыбка влюбленного болвана вернулась.
Вчера мы сидели с пивом у телевизора и как всегда о чем-то переругивались, беззлобно поддевая друг друга. Шел какой-то японский фильм, и там был момент, когда влюбленная девушка готовила своему парню обед и положила туда точно такие же сосиски в виде осьминогов. Я невольно улыбнулся, глядя на такое милое проявление любви. Хаус подозрительно скосился на меня и самым ехиднейшим, из всех возможных, голосом поинтересовался у меня - уж не надеюсь ли я, что он будет готовить мне подобное. Я только горько вздохнул и ответил, что, скорее ад замерзнет, чем Хаус хоть единожды приготовит мне обед.
И вот…
Видимо, все-таки замерз…
Потому как четыре осьминожки, с глазами-горошинками и кривыми улыбками, пялились на меня из моего контейнера с обедом, а я, совершенно, обалдевший, пялился на них в ответ.
- Что такое? - Кэмерон, зашедшая за кофе, заинтересованно подошла ко мне и глянула мне через плечо. - Какая прелесть! - прокомментировала она увиденных осьминогов. Завтра сделаю Чейзу таких же.
Дойдя до двери, она все же остановилась и конспиративным шепотом посоветовала:
- Съешьте их лучше сейчас. Будет обидно, если Хаус доберется до них первым.
Не то, что бы я отличался особой романтичностью, но в этот раз мне действительно захотелось устроить нам настоящее свидание. То есть настолько настоящее, насколько это вообще возможно по отношению к Хаусу.
Воспоминания о вчерашнем - секс в подсобке и осьминожки, по-прежнему не выходили у меня из головы, и к середине дня я решил, что хочу порадовать Хауса в ответ.
Сам он, наконец-то обретя долгожданного пациента, корчил из себя роль Бога, впрочем, вполне успешно, так что его верные Ангелы Апокалипсиса в количестве трех штук смотрели на него с таким обожанием и восхищением, что я начинал потихоньку ревновать. Обожать Хауса – это моя прерогатива!
Пораньше отпросившись у Кадди, я заехал в винный магазин, купил бутылку красного вина, потом, немного посомневавшись, купил еще две, зашел в видеопрокат, где набрал кучу дисков, и приехал домой.
Спустя два часа ужин был готов, стол сервирован, а я смотрел на все это сотворенное собственными руками безумие с некоторой толикой страха. Как Хаус это воспримет? Не будет ли этот ужин противоречить нашему негласному уговору, что ничего не происходит и все осталось по-прежнему?
Пару раз я даже порывался избавиться от этого свидетельства моей сентиментальности, отправив ужин в ведро, а тарелки - в посудомойку, но в последний момент замирал, и все-таки признавал, что ничего страшного в этом нет.
Хаус пришел только спустя три часа, когда я уже благополучно дремал на диване.
Ужин давно остыл, две свечи, поставленные мной на стол, успели оплавиться и потухнуть, а мой романтический настрой испарился, стоило мне увидеть более хмурое, чем обычно лицо друга.
- У нас праздник?- подозрительно поинтересовался он.
Что мне оставалось сделать? Только спрятать лицо в ладонях, и потрясти головой.
- Нет…
Сейчас начнется…
И началось, только, к моему удивлению, вовсе не долгая и нудная выволочка, доказывающая мне, какая же я все-таки девчонка. Нет.
Пальцы Хауса пробрались ко мне в волосы и нежно потрепали меня по затылку.
- Спасибо.
Я неуверенно отнял одну ладонь от лица и глянул на него.
Стоит, улыбается.
Я улыбнулся в ответ.
- Что так долго?
- Эти идиоты…
Ужин был благополучно забыт, вино так же благополучно выпито, и даже один из фильмов, взятых мною на прокат, просмотрен.
Потом Хаус, измученный долгим днем и идиотизмом своих подчиненных (Форман запорол тест на лейкоциты, а Кэмерон, разругавшаяся с Чейзом, весь день проработала в скорой, тогда как в итоге у пациента оказалось аутоиммунное), уснул прямо на диване, положив после некоторых сомнений голову мне на колени.
Я смотрел на его лицо, и против воли улыбался, видя, как он чему-то хмурится во сне, и как едва заметно дрожат его ресницы.
Мне вдруг нестерпимо захотелось поцеловать его в глаза, чтобы ощутить этот трепет у себя на губах, и я сделал это, тут же отпрянув, чтобы не разбудить его.
Какая же я все-таки девчонка!
-
-
13.06.2009 в 12:22Приведя себя в относительный порядок, я сел в машину и, благодаря пустым улицам, уже через пятнадцать минут был в отделении.
Спустя еще полчаса, когда под всхлипы и мольбы беснующихся родителей наконец-то умер пятнадцатилетний Томми Фарел, и мне ничего не осталось, кроме как сухо констатировать время смерти, я понял, что до безумия хочу увидеть Хауса.
Хотя, нет, даже не увидеть, а ощутить. Прижаться к нему всем телом, почувствовать его тепло, уткнуться носом в его шею и замереть, слушая его ровное дыхание, изредка прерываемое хмыками, когда он явно хотел произнести что-то обидное и злое, но сдерживал себя.
В этот момент я отчетливо понял, что люблю его.
Странно, для человека, спокойно принявшего недолгие заигрывания и секс с лучшим другом, в полной мере осознать свои чувства только спустя три недели. Но вот - осознал.
Люблю. Этого невозможного Хауса со всеми его выходками и отношением к людям. Со всей его замкнутостью и недоверием ко всему миру. Такого же сложного, как устройство космического шаттла последней модели.
Я вышел из стерильной палаты, со злостью срывая с себя халат. Родители мальчика, уже понявшие - стены то прозрачные - но еще не осознавшие в полной мере, что случилось, смотрели на меня, ища понимания и поддержки. Я должен был помочь им осознать.
Кто бы мне помог осознать!
Но все же положение обязывало: я со скорбным лицом подошел к ним, положил руку на плечо матери. Пара привычных слов. Грустный вздох. Опущенные к полу глаза.
Мне не хотелось их утешать. Мне хотелось утешить себя.
Хаусом.
Выполнив все, что от меня требовалось, я побрел к своему кабинету.
Это как с молоком, подумалось мне. Всю жизнь ты привычно пьешь по утрам обезжиренное, пастеризованное молоко, и только после того, как попробуешь настоящее - с фермы, еще теплое - ты понимаешь, что любишь его. Молоко.
Вот так и я с Хаусом. Попробовал его - настоящего, теплого, не прячущего свою суть под непробиваемым панцирем из едкости и безразличия. И полюбил.
Не так уж и страшно, учитывая сложившиеся обстоятельства.
Более странным было то, что я только что это наконец-то осознал, несмотря на сказанные тогда в гостиной слова.
Как говорится, дошло.
И я решил. Решил, что сейчас зайду к нему в кабинет, и наговорю ему кучу всяких ненужных вещей, несмотря на то, что Хаус-то давно все знает. Наверняка он успел все это миллион раз проанализировать, разложить по полочкам, рассмотреть под рентгеном и даже провести ЭМРТ. Признаюсь в любви. По-настоящему. И буду требовать, чтобы и он признался. То же по-настоящему.
Потому что такого Хауса - живого, спокойного, и чуть менее ироничного, чем всегда, любить было можно. И даже совсем не страшно.
И пусть меня все еще настораживает эта его необъяснимая перемена в поведении. Пусть меня настораживает выражение его лица, когда он сидит, глубоко задумавшись о чем-то, и думает, что я на него не смотрю. Я смотрю. И вижу. То, что он так отчаянно пытается от меня скрыть - он себя сдерживает. Постоянно.
То есть, по сути, он так и не изменился, остался все тем же ублюдком и мерзавцем, что и был, только наконец-то осознавшим, что не всегда нужно говорить то, что думаешь, и не всегда можно делать то, что хочется. Он сдерживает свой страх быть отвергнутым и еще кучу своих комплексов, любезно взращенных им самим на почве своей гениальности, сдерживает свою злость на по-прежнему раздражающую его глупость подчиненных.
Но мне и этого достаточно.
Свет в его кабинете горел.
Я улыбнулся, представив себе, что вот сейчас зайду, а он сидит там, и совсем по-мальчишески играет в мячик, пытаясь сопоставить симптомы с одним из предполагаемых диагнозов. Или слушает музыку и рубится в Геймбой. И возможно даже, фразе на второй или третьей, я озарю его. И он попытается убежать, чтобы тут же проверить свою догадку на практике.
Но я ему не позволю. Нет, конечно же, я не буду препятствовать лечению его пациента, но я не отпущу Хауса из кабинета, пока не скажу ему все те глупости, которые мне так хотелось сказать.
И пока не уткнусь ему куда-нибудь в шею, чтобы почувствовать запах его пота вперемешку с запахом стирального порошка.
В диагностическом кабинете света не было, поэтому Хаус, сидящий за столом, не мог видеть меня, хотя я стоял в метре от стеклянной двери.
Я улыбнулся.
Он действительно был занят глупостями. Пересчитывал таблетки викодина, с таким серьезным лицом, словно от этого зависела его жизнь. Хотя, учитывая Хауса, и впрямь зависела.
Рецепт я выписал ему вчера, так и не дождавшись напоминания от самого Хауса. Последнее время он стал как-то странно рассеян в своих домогательствах нового рецепта, хотя продолжал поглощать болеутоляющие в немыслимых количествах.
Я уже потянулся к дверной ручке, как внезапно появившееся ощущение неправильности открывшейся мне картины заставило меня остановиться.
Хаус… С ним все в порядке. Разве что вид немного усталый, но не более того. По крайней мере, выглядит он уже не так ужасно, как несколько недель назад. Вернувшись из своего загадочного отпуска.
Что? Что? Что?
И тут я понял - что….
На столе, рядом с баночкой викодина, стоял еще один пузырек. Зрение у меня ни к черту, но даже отсюда я видел, что он ярко-голубой. И с желтой крышечкой сверху.
Как у анбигенаксила ( Прим.авт: O_o бля… че за слово я выдумала…)
Сильнейшее болеутоляющее, запрещенное в половине штатов, с кучей побочных эффектов, таких, как…
Таких, как поведение Хауса в последнее время.
Повышенная температура, трясущиеся руки, повышенная возбудимость, в его случае вылившаяся в желание работать в клинике и читать лекции…
Все наконец-то встало на свои места.
Спектакль окончен. Браво!
Вместо тысячи нежных слов, у меня в груди зародился какой-то нечеловеческий, звериный стон, словно я был дикой собакой, которую долго и искусно приручали, чтобы потом вывести на ринг.
Я развернулся, и, стараясь, чтобы звук моих шагов был как можно более приглушенным, вышел прочь из кабинета.
У меня в голове непонимание боролось с пониманием.
Я все еще не верил, что Хаус мог так поступить. Не мог! После всего, что было, к черту секс, после нашей дружбы, так зло и ублюдочно-подло предать меня. Находясь под кайфом, словить кайф еще больший - сыграть со мной, обмануть и соблазнить…
Дать мне почти поверить, что его поведение –реальность, что он действительно решил пересмотреть свои взгляды на жизнь…
Отличная игра. Отличный спектакль.
Сейчас я его ненавидел. Ненавидел этого мерзавца, сидящего в кабинете и пересчитывающего свои маленькие порции счастья, такого же сублимированного, как и все наши отношения. Вспомнились слова Хауса, произнесенные тогда на кухне в ответ на мой вопрос, все ли с ним в порядке: «Так хорошо мне никогда не было…»
Ну конечно! Новые, более сильные дозы - это все, что ему нужно; ну и секс со мной, как приятный бонус к переставшей болеть ноге.
И чего я сейчас злюсь - он ведь сразу предупредил: я – всего лишь трофей.
- Доктор Уилсон, с вами все в порядке? -Гарри, старший мед-брат, обеспокоенно вглядывался в мое лицо.
- Да… да… - я слабо покивал, хотя ни хрена со мной не было в порядке. - У тебя есть сигареты?
Удивленный моим вопросом, Гарри кивает, потом уходит куда-то, и пока я продолжаю стоять все на том же месте, убеждая себя, что ничего в сущности не случилось - ну развел меня Хаус, привыкать что ли, ну и что, что больнее в тысячу раз… - возвращается и протягивает мне пачку.
Я беру ее, и иду к лифту.
- Завтра отдам.
На крыше хорошо. Уже почти утро, и небо на востоке начинает заходиться первыми рассветными лучами. Правда, на крыше еще и холодно, все-таки почти октябрь, но это уже мелочи, особенно по сравнению с тем, что творится у меня в голове, и там, где предположительно у человека душа.
Я знаю, звучит пафосно, и меня самого от этого перекашивает, но сейчас я чувствую, будто эту самую душу из меня вынули и методично, не без удовольствия, потоптались на ней.
-
-
13.06.2009 в 12:23что я, зная это, зная его как никто другой, повелся… позволил себе поверить в то, что он так усиленно изображал последние недели. Заинтересованность. НЕ безразличие. Порядочность, насколько она вообще возможна по отношении к нему.
Я же знал, что люди не меняются. И так глупо повелся…
Я затягиваюсь сигаретным дымом так глубоко, как только могу. Возможно, никотиновый яд доберется до того места, где корчится то истоптанное и пораненное, что было моей душой, и добьет ее?
- Ну просто фотография к выпуску «Онколог года»!
Пришел… Нужно было попросить Гарри никому не говорить, что видел меня.
В противовес своим ехидным словам Хаус подходит ко мне и нежно обнимает со спины за плечи.
А мне хочется спросить, сколькими таблетками анбигенаксила он закидался, чтобы позволить себе изобразить эту нежность.
- Уилсон, да не переживай ты так… Он же отмучился наконец. - Это он про пациента. Утешает. Ну, да, для чего еще нужны друзья?
Я резко скидываю его руки с плеч, и поворачиваюсь к нему. Целую, просто прикоснувшись губами к его губам - лишь на секунду, чтобы доказать себе, что без этого мне будет лучше.
- Да пошел ты на хуй, наркоман хренов!
Хаус удивленно смотрит на меня. Анализирует. Сопоставляет.
- Игры для инвалидов - уложи друга в постель? Или что это было?
Я вижу в его глазах боль. Но ее недостаточно. Мне хочется, чтобы ему было больно так же, как и мне. И я хочу сам причинить ему эту боль.
- Объясни мне только одну вещь - зачем ты выбрал меня? Почему не Кадди? Ее-то трахать наверняка было бы приятнее… Или она предпочитает позу наездницы, а твоя нога не позволяет тебе этого…
Теперь в его глазах настоящий шок. Да, не часто меня увидишь столь злым, и так отборно матерящимся…
Ну и хуй с ним!
- Уилсон, ты о чем?- осторожно, словно обращаясь к психу, спрашивает он меня.
Но я-то знаю, кто из нас двоих псих. Кто из нас двоих готов пойти на все, только чтобы в очередной раз доказать и себе, и миру, какой он умелый манипулятор и обманщик.
А потом он делает одну очень неправильную, но естественную вещь.
Тянется рукой в карман, и достает оттуда баночку с таблетками, как всегда поступает, когда волнуется или раздражен. Только я знаю, что вместо викодина там анбигенаксил…
Дарящий пару-тройку лет безоблачной жизни, на протяжении которых он методично добивает иммунитет и убивает почки и печень.
И это окончательно сносит мне башню.
Я бью Хауса кулаком в челюсть. Тот успевает только коротко охнуть, и падает…
Баночка, уже открытая, летит на бетонный пол крыши, и таблетки из нее высыпаются с противным звуком.
- Сколько тебе нужно, чтобы стать счастливым?
Я сажусь на него, еще дезориентированного, и он снова коротко охает от боли в ноге. А мне плевать!
Как ему было плевать, когда он начинал эту игру на то, что будет со мной после ее завершения.
- Уилсон, ты спятил! - он пытается меня скинуть, но я прижимаю его плечи к бетону, и улыбаюсь.
- Сколько?- повторяю я свой вопрос.
- Сколько чего?
- Анбигенаксила?
Я сгребаю четыре таблетки, валяющиеся неподалеку, и пытаюсь просунуть ему их в рот.
Подавись, сука, своим счастьем. Чтоб ты…
Хаус послушно глотает таблетки, отплевывается от налипшего на них песка, и тут до меня доходит…
Он принял как минимум две, перед тем, как придти сюда. И сейчас еще четыре.
Я смотрю расширившимися от ужаса глазами, как его кадык послушно дергается, пропуская таблетки в пищевод.
- Успокоился?
Я резко вскочил, не зная, что мне делать - то ли бежать звать на помощь, то ли вызывать по мобильнику реанимацию… то ли…
- Уилсон, ты идиот? Ты видел меня в кабинете?
Я киваю, соглашаясь. И с первым, и со вторым. Потому как я действительно идиот, и уже ничего не понимаю. Как минимум секунд тридцать назад у него должна была случиться остановка сердца. А он лежит, смотрит на меня своими голубыми глазами и улыбается.
А потом подбирает еще несколько таблеток и закидывает их в рот.
Видя выражение ужаса на моем лице, закатывает глаза и объясняет:
- Я был в Сиэтле. Слезал с викодина. И если тебя все еще интересует вопрос, сколько витаминов мне нужно, что бы почувствовать себя счастливым, то… наверное, нисколько. Пока ты рядом. - Он потирает ушибленную челюсть, и пытается подняться, но трость во время падения улетела в сторону, и у него ничего не выходит. Хаус выгибает бровь и протягивает мне руку, прося помочь, но я его игнорирую.
Подбираю одну таблетку и внимательно ее разглядываю. Очень похоже. Наконец, закидываю ее в рот и раскусываю… горько-кисло-сладкое обжигает язык.
Хаус все-таки принимает горизонтальное положение и подходит ко мне, заключая мое ничего не понимающее, но уже явно счастливое тело в объятия.
- Не хотел тебе говорить, чтобы не обнадеживать. И… я должен был сделать это сам, понимаешь? Победить без чьей-либо помощи. Черт! Каждый день думал, что сорвусь, и снова приму викодин… Хотя сейчас вроде бы стало полегче.
- Почему ты не сказал? Если бы я знал…
- То что? Окружил бы меня заботой и вниманием, устраивал бы многочасовые чтения по поводу того, как правильно я поступаю… и лег бы со мной только чтобы я не сорвался. А если бы я сорвался? Ты бы перестал верить в меня… И плакал бы как девчонка, у которой отобрали куклу. - Он замер, нежно целуя меня в щеку, а потом тихим шепотом на ухо добавил,- Ты бы все ради меня сделал, Уилсон. Мне хотелось сделать что-то для тебя.
- Отпуск?
- Да… Там хорошая клиника, специализирующаяся на подобных случаях. Мозгоправы там и впрямь отменные. Объяснили, что в жизни помимо наркотиков есть миллион вещей, помогающих забыть о боли. Для меня - это ты. И работа. Извини, но отдать приоритет кому-то из вас я не смогу.
Я обнял его в ответ. Прижал его к себе так крепко, как только смог.
Мне хотелось сказать ему тысячу глупых нежных вещей, но я молчал.
Иногда поступки бывают красноречивее любых слов.
А слова… слова… Они для девчонок.
-
-
13.06.2009 в 15:23-
-
13.06.2009 в 15:42и как я буду потом смотреть Хауса?оО
я же их до этого не яоила(((
*прочитано, между прочим, на одном дыхании, а в такое поведение Хауса все равно не верится*
спасибо)
-
-
13.06.2009 в 16:17-
-
13.06.2009 в 16:48Надеюсь, это не последний ваш пост такого рода
-
-
13.06.2009 в 17:50Я почему-то очень люблю Wilson's POV, даже больше, чем House's)))
Эйни, это первая написанная вами нц-а? Удалось, Удалось!
Единственное - имхо, не помешала бы чуть более грамотная работа беты
И еще - матюки, особенно от Уилсона... эта.. греют мне душу..Спасибо большое за этот замечательный фик!
-
-
13.06.2009 в 17:51Бальзам на измученную страшными снами душу)))
ох, еще какой..))
-
-
13.06.2009 в 20:16muchacha ingenua *прочитано, между прочим, на одном дыхании, а в такое поведение Хауса все равно не верится*
Да, и мне отоже не верится, просто ООС забыла поставить. Рада. что на одном дыхании-потому как писалось это отчего-то очень сложно и занудно)Думала, что и читателю такого же придется)
Rebekka_L:очень смирный и покладистый Хаус и очень какой- то вспыльчивый и агрессивный Уилсон
Жаль, что не смогла объяснить этого в фанифке, но на мой взгляд покладистость Хауса объясняется тем, что у него все шло "по-плану", он твердо поставил себе цель и добивался ее, а покладистость как раз таки входила в один из методов ее достижения...
У Уилсона же наоборот-абсолютное непонимание творящихся с родным человеком перемен, беспокойство, переживания по поводу их новых отношений...Все это в итоге и вылилось в некую агрессию. А ООС я даже оспаривать не буду. Знаете, мне хотелось бы суметь приподнести эту историю с канноными персонажами, но пока не хватает не выдержки( объяснять-то ООС все легче!), ни мастерства. Впреть буду страться!
А осьминожки делаются очень просто:разрезаете сосиску на две части, и потом рассекаете ее крестом поперек(там где у нее надрезанный кружочек.) Варите.При желании вставляете горошинки вместо глазок.)))
Тут Уилсон ведет себя, как типичный мужЫк, а Хаус, как не менее типичный уке).
Пожалуй, не соглашусь...Все-таки Хаус начал соблазнять Джеймса. И соблазнил....Просто с учетом того. что до этого никто из них не занимался яоем (по вашему УКЕ я поняла, что вам определенно знакомо это слово), возникли некоторые заминки.... Ну, и так как Уилсон более ответственны-он решил все взять в свои руки)))) А насчет геля для душа-Уилсон его не приносил с собой, он его из ванны притащил.А почему не захватил с собой любрикант-даже я не знаю...O_o
Рада. что вам понравилось!!!! Вы радуете меня своими адаптациями переводов-я радую вас... Симбиоз?
Насчет бальзама:отдохнули???? Расслабились??? *может дальше за перевод сядете?*
Pennyroyal~Tea, я тоже на это надеюсь...))))
Smothered Hope, да первая НЦа... И то, просто захотелось попробовать написать что-то в этом жанре. Определенно не мое. Пока писала-краснела, смущалась, и чувствовала себя самым наипошлейшим существом на планете.))) Хотя читать высокорейтинговое-очень даже люблю.А я вот как раз-таки с POV Уилсон очень обламалась-все-таки он сложный персоонаж. Хауса мы все уже изучили, даже его тараканов под лупой разглядели, а с Уилсоном все не так уж и ясно...
Спасибо за отзыв!
-
-
13.06.2009 в 22:49Хаус все-таки принимает горизонтальное положение и подходит ко мне, заключая мое ничего не понимающее, но уже явно счастливое тело в объятия.
Если Хаус не дельфин или морской котик, то, чтобы подойти к Уилсону, ему понадобилось бы принять вертикальное положение, а не наоборот.
Извините, этот момент просто очень явственно бросается в глаза.
А в целом фанфик просто отменный. Хаус в качестве пассива получился замечательный, а агрессивный и злой Уилсон - моя мечта с самой первой серии.
Ну и что, что ООСВ общем, спасибо Вам за это чудо.
-
-
13.06.2009 в 23:23Народ, а кто-нито знает как редактировать комментарии, чтобы убрать этот косяк?(я завершающие главы комментами выкладывала)
-
-
13.06.2009 в 23:45-
-
14.06.2009 в 00:03Мир, против ожиданий, не взрывается фейерверком из радужных искр.
особенно порадовало. тонкий стеб над кучей фанфиков, в которых мир таки этим фейерверком взрывается)))
гель для душа правда смутил... нежному эпителию прямой кишки должно быть не особо приятно от подобных любрикантов)
Вощем, спасибо автору, порадовали))
-
-
14.06.2009 в 00:18пасибо, кстати, за рецепт осьминожков и за такой славный симбиоз!
А какой все же няшный фанфик))) и плевать на ООС слюнями с высокой башни))) Видала я такие ООСы по сравнению с которыми этот- чистый канон!)))читать дальше
Утащила себе в закрома. чтобы перечитывать долгими зимними вечерами, кушая сосисочных осьминожков с глазками из аскорбинок
Насчет бальзама:отдохнули???? Расслабились??? *может дальше за перевод сядете?*
Да уже сели давно) Скоро будет)
-
-
14.06.2009 в 02:14-
-
14.06.2009 в 11:44Да уже сели давно) Скоро будет)
А я почему-то решила, что вы сделали перерыв и решили отдохнуть))) Ну, значит будем ждать, и собирать деньги на поминки Стива....
-Morrigan-, Пожайлуста!Хаус с низу, и флаф-да, согласна, давно такого не появлялось.)))
Насчет геля: Ну, не знаю я , что еще можно было бы использовать в качестве смазки... Масло?До кухни далеко... Крема для рук и лица вряд ли у Хауса водятся.... Подскажите, переделаю!)))
Гость почему Вы написали,что фик нудный
Гость, я когда его писала мне было так неинтересно то, что я пишу и казалось, что из-за постоянных однотипных мыслей Уилсона этот фик получится очень нудным. Писать продолжала, только по причине понукания подруги"ДОПИШИ ЭТО, ДОПИШИ", и просто из-за элементарного желания. чтобы уже написанные 20 листов не пропали даром.
Это вовсе не особый прием, чтобы получить комплимент, ну знаете, как худенькие девушки громоглассно объявляют, что они толстые, и их все начинают заверять, что они чудесно выглядят))) Наверное, просто к своему творчеству я более придирчива, нежели к остальным фанфикам))) (и слава Мерлину, что так!)
Рада, что вышло весело!!! А с НЦ обещаю еще попрактиковаться!
-
-
14.06.2009 в 17:31-
-
14.06.2009 в 19:58Адекватная реакция это нормально. Она встречается довольно часто.
С ув. последующий Гость №1, 2, а также с 4-ого по 11-ый
-
-
14.06.2009 в 20:49-
-
14.06.2009 в 21:18Выяснять, почему реакция Эйни показалась вам уникальной, не буду, мне страшно.
Но уверяю вас, авторов, которые не прибегают к выражениям Ну и пиши сама ,дура достаточно в этом сообществе. Недавно имел возможность наблюдать адекватную реакцию со стороны Х-хромосомы в ветке с фанфиком "Без названия" даже не откровенный гостевой стеб.
Эйни, извините за засорение темы, больше не буду, просто обиделся за остальных авторов.
-
-
15.06.2009 в 00:10я два вечера ждала подходящего времени для чтения, ну чтобы тишина, никто не отвлекал и не мешал )) и как же это того стоило! Эйни, у вас получилась невероятная прелесть, и даже близко не нудная, а напротив - в напряжении и ожидании держит до самого конца! насчёт ООС... имхо, он проявляется только в том, что Хаус неожиданно осознал неправильность своей жизни и поехал слезать с викодина)) а вот способ - уже его, в смысле, сам и только сам. ну, может ещё нежные поцелуи в щёчку в финале)) кстати, о финале, он вовсе не поспешен, он очень вовремя, ничего лишнего или недостающего.
а Уилсон - это отдельный ах *__* размышляющий Уилсон, беспокоящийся и заботливый Уилсон - это ляля, а вот смущённый, злой, да ещё матерящийся Уилсон - это уже рвёт сердце))) а курящий Уилсон - это уже слёзы восторга!
ой, только одна вещь меня так натянула.. этот пресловутый гель для душа)) всё-таки это неудобно хотя бы потому, что у него кислотность другая и он раздражение непременно вызовет... а они ж врачи. и Хаус вообще предусмотрительный. раз уж он ждал, у него всё должно было быть готово и лежать под подушкой)) но это так, моя тяга прицепиться и поразмышлять.
отдельное спасибо за осьминожки!! ^__^ я так понимаю, вы смотрите аниме?? и ещё попробую предположить, что вы не смотрели junjou romantica, потому что я познакомилась с осьминожками именно оттуда и теперь я их жарю))) (или смотрели???)
и хосспади, о чём это я! я забыла про самый первый и пламенный вам поклон - за Хауса в пассиве! и так органично, и так характерно, это просто неземное наслаждение читать))) спасииибо! (почему-то меня возмущает, когда "мягкий" характер Уилсона заставляет авторов непременно пихнуть его вниз. не такой уж и мягкий, коли с Хаусом справляется! а он справляется))
а вот моя единственная к вам претензия - по выбору беты. ваша бета должна была трудиться в поте лица и шлифовать такой фанф до идеального состояния и зеркального блеска, но она вообще непонятно куда смотрела. и вы обе простите меня, но я её работой недовольна. =(
-
-
15.06.2009 в 14:08Подруге сказала, вот с сессией разберемся обе-и все....насядет она на меня, и я обещаю вас порадовать продолжениями.)))
CherryBill, конечно смотрела!!! Чистая романтика-это такое НЯЯЯЯЯЯ!* кавай со..*
Знаете, меня тоже поражает, что Уилсона всегда стремятся подложить под Хауса. Уж, не такой он и типичный Уке, если только не действовать по правилу роста. Мне кажется, что если у них с Хаусом и начнутся отношения, то Уилсон, как более опытный(я говорю о его опыте с любовницами, ну да и женами тоже), и открытый для всего нового вполне может взять ситуацию в свои руки, тогда как Хаус будет сомневаться и боятся ПЕРЕМЕН и пресловутого шага вперед.)))И вообще, не такой уж он и мягкий и нежный, они с Хаусом всегда были на равне,и даже больше-Хаус в какой-то мере зависит от Уилсона,просто даже эту зависимость он выставляет как некую власть что-ли(ну и харизма Хаусовская тоже играет роль) так что почему Джимми должен быть пассивом- реально не понятно!
ГЕЛЬ ДЛЯ ДУША, Спаси меня Мерлин!!!
Вобщем, скажите, мне, люди добрые, как это убрать, и я все подправлю.
(Черри, я свою часть договора на крови Хилсономанов исправно выполняю... теперь ваша очередь)-
-
15.06.2009 в 14:34а насчёт распределения ролей можно спорить сколько угодно... а определить Хауса сверху можно, по-моему, только по той причине, что он может испугаться чувства уязвимости. но, я как-то уже говорила, только Уилсону он может доверяться настолько... в общем, тут рассуждать и рассуждать, и всё равно без ответа))
я очень жду продолжений. а ещё вы меня вдохновляете! а ещё я настаиваю, чтобы вы нашли хорошую бету, которая будет превращать ваши произведения в конфетки))
ой, и я хотела сказать насчёт POV Уилсона и его долгих размышлений. по мне, это большой плюс, потому что, когда события развиваются быстро, герои не пережёвывают происходящее в своих мыслях, мы просто проглатываем и не успеваем как следует ориентироваться. а такие отступления между событиями дают возможность прочувствовать, втянуться, ощутить и распробовать настоящий вкус фика. я, по крайней мере, не могу читать без такой нудятины)))
как комментарии редактировать, не знаю.. это, наверно, к модераторам? и ситуация ведь забавная, можно насладиться)) ничего страшного нет...
а что до моей части договора)), я потихоньку пишу... сама запуталась в том, чего намешала...
а ещё у меня приступ совести... не знаю, как спастись от него. чувство вины перед каноническими героямис вами не бывает? =(-
-
15.06.2009 в 19:20По-моему, ничего нудного нет, все очень мило и приятно, и Нц очень даже... в стиле. Так что вы молодец, ждем прочих интересных историй с ХЭ и высоким рейтингом))).
Кстати насчет распределения ролей между в Хильсоне ППКС
-
-
15.06.2009 в 21:15-
-
15.06.2009 в 22:29я тоже хотела это сделать, но у меня получилась бы огромная статья с придирками... поленилась. либо я плохо чувствую русский, либо бета эта для одного названия. я зла, зла, зла!!
-
-
15.06.2009 в 22:30Нет, у меня такого не бывает((( Чувство вины перед читателем-это да, перед героем-нет...(кроме очень редких случаев, когда читаешь совсем уж безумный/плохой/слишкомООСный фик, и просто становится жаль тот "чистый и светлый" образ героя, что запороли и извратили)Но вы, не растраивайтесь, оставьте свои сомнения, и пишите))) Думаю, что каноному Хаусу похер на наши попытки слэша с ним , а Уилсон только порадуется, что мы радуемся..)))Вот....
Createress, спасибо! Будем стараться!
Гость, ради Бога! Мне не жалко, что недочеты будут у всех на виду, не думаю, что это кого-то так уж сильно шокирует.(а под кат убирать очень легко-выделяете текст который хотите спрятать, и нажимаете МОRE, которое есть в клавишах настройки текста и формата сообщения(сверху)И все! Текст исчезает.)
Рада что вам понравилось))))