if it's stupid, but it works - it's not stupid
Как-то мы с Dayel'ом услышали кусочек записи аудиокниги Роберта Леонарда
послушать
...ну и Дайел написал первую часть. Я сказала, что здесь чего-то не хватает, и написала вторую.
Название: Вино из одуванчиков
Автор: Dayel & Eisa
Жанр: RPS (слэш - то есть, если очень не любите - лучше не надо...))
Пейринг: Лори\Леонард
Рейтинг: PG
Дисклаймер: они оба сами свои, а "Вино из одуванчиков" - Бредберри. И он тоже сам свой)
Комментарии: established relationship) исключительно наше с соавтором литературное видиние этих двоих)
Ворнинг: использован текст бредберревского"вина изт одуванчиков" - в приличном количестве.
Сейчас, когда прошло столько времени, он не помнил точно, как это случилось впервые. Сейчас, когда прошло столько времени, он не помнил точно, как это случилось впервые. И для себя – про себя – принимал за точку отсчета повесть, которую любил лет с шестнадцать. Это было жизненно, достаточно правдиво и очень… да, очень романтично.
«…В то утро, проходя по лужайке, Дуглас наткнулся на паутину. Невидимая нить коснулась его лба и неслышно лопнула.
И от этого пустячного случая он насторожился: день будет не такой, как все. Не такой еще и потому, что бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть, - так объяснял Дугласу и его десятилетнему брату Тому отец, когда вез их в машине за город. А в другие дни, говорил еще отец, можно услышать каждый гром и каждый шорох вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, а иные - на ощупь. А бывают и такие, когда есть все сразу. Вот, например, сегодня - пахнет так, будто в одну ночь там, за холмами, невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает. В воздухе пахнет дождем, но на небе - ни облачка. Того и гляди, кто-то неведомый захохочет в лесу, но пока там тишина...»
- Dammit!..
Роберт Леонард, которого весьма громкий хлопок входной двери отвлек от попыток утрясти свое довольно плотное расписание на будущую неделю, обернулся ко входу в комнату и снял очки:
- Что случилось, Хью..?
Англичанин передернул плечами, резким движением бросая куртку на спинку дивана:
- Ничего нового, если можно так выразиться, - я всегда знал, что ничего не могу сделать по-человечески, не говоря уже о том, чтобы записать эту чертову музыку хотя бы с пятого раза! Впрочем, выучить несколько медицинских терминов и произнести их на камеру не заикаясь и не сбиваясь я тоже не могу!..
Роберт украдкой взглянул на часы: так и есть, Лори вернулся из студии звукозаписи позже, чем рассчитывал… а неделю назад, на площадке, метался из павильона в павильон в буквальном смысле слова, и обе сцены были именно «медицинскими». И ни к одной он не успел толком подготовиться. Несколько километров запоротой кинопленки. А теперь, по-видимому, - еще и аудиопленки, или на чем там сейчас телевизионщики музыку записывают…
- Тебе предложить выпить или лучше не надо?
Вознаграждением за попытку иронии был сверкающий праведным негодованием взгляд:
- Ради Бога, Роберт! Сейчас твои шутки абсолютно неуместны, если не сказать больше. Стивен всю жизнь мне твердил, что я зарываю таланты в землю, видел бы он меня пару часов назад! Коты в марте и то меньше фальшивят!.. Черт… эти ребята приехали в студию из Глазго только из-за меня, и мы умудрились ничего не сделать за шесть часов!..
- Шесть чесов?! – Леонард прикрыл крышку ноутбука, решив пока не выключать его, и повернулся к мечущемуся по комнате Хью, оперевшись локтями о спинку стула: – надеюсь, ты не сорвал себе голос.
- Чтобы что-то сорвать, надо это что-то иметь! А в пятницу!.. Мне надо были повеситься после пятнадцатого дубля, ни один из которых не был достаточно качественно сделан, чтобы пойти в монтаж. Тогда у всех было бы меньше проблем... и у тебя, кстати, тоже!
- По-моему, я не говорил, что у меня какие-то проблемы…
- Ты просто слишком вежлив, Ромео… зря я поверил тебе вчера, когда ты час уверял меня, что это случайность и неудачный день…
- И отсутствие Джеффа. – Их главный оператор действительно болел уже неделю, а ни у одного из его группы больше не было такого чувства света, тени и того, как подать их на ведущего актера.
- Это самообман. Я не хочу врать сам себе. – Хью остановился, оглянулся по сторонам и взъерошил себе волосы: - Извини. Да, я знаю, что в данный момент еще и на тебя срываюсь… причем второй вечер подряд, хотя ты точно ни при чем. – Взгляд мельком. - Мне жаль, правда. Не стоило тебе здесь оставаться, я уж точно способен разве что испортить тебе настроение. Или жизнь, если называть вещи своими именами. Ладно… я пошел, пока не наговорил тебе чего-нибудь, о чем потом пожалею. Искренне советую ближайшие несколько часов находиться подальше от меня – исключительно ради твоего же душевного спокойствия.
Сделав этот логический вывод, Лори передернул плечами и быстрым шагом ушел в спальню, хлопнув дверью второй раз за пять минут. Его кареглазый собеседник проследил за ним - и еле заметно улыбнулся.
- Спишь?
- А похоже?
- Не очень, если честно. Не возражаешь, я порепетирую? У меня первая запись послезавтра, а сдать все целиком надо через неделю.
- Делай, что хочешь.
Роберт улыбнулся сам себе еще раз, выключил верхний свет, зажег оранжевую настольную лампу и занял кресло в углу просторной спальни (квартирка, которую снимал Лори в Лондоне – после развода , состояла всего из трех комнат, причем спальня, на его взгляд, была самой уютной) и открыл книгу в потрепанной обложке. Возможно, идея и была дурацкой, но, во-первых, попробовать стоило, а во-вторых… Он рассудил чисто практически: вряд ли бы кто-то платил деньги за его аудиокниги, если бы они были неприятными на слух.
Так и не удосужившийся раздеться Хью лежал на неразобранной кровати лицом к стене. Весь такой бездарный, безголосый и вообще источник большей части мировых проблем.
- « - …А у меня в спичечном коробке есть снежинка, - сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, - она была вся красная от ягод, как в перчатке.
Замолчи! - чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет...
Постой-ка... Том болтает, а оно подходит все ближе! значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно...»
Как было справедливо замечено сотни тысяч раз – эта повесть действительно была квинтэссенцией лета. Лета, тепла и детства. Даже не счастья, а… может, чего-то более важного. Роберт Леонард забыл, насколько ее любит, пока ему не пришло это предложение насчет аудиокниги.
- «- Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, - Том хихикнул, - поймал одну снежинку побольше и - раз! - захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник!
Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать - ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит...
- Да, сэр, - задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. - На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть...
В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул - ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба - и он лишь зажмурился и кивнул.
Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.»
Минуту назад – он мог бы поклясться – англичанин начал прислушиваться. А только что – чуть повернул голову. И открыл глаза.
- «Дуглас застыл, сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга.
Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг... Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились, да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего?
Вот оно, все тут, все как есть!
Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир.
И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет.
Я ЖИВОЙ, подумал он.
Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые... Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность?
Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был - одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост - вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг.
- Ты что, Дуг? - спросил Том.
Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный.
Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.
Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню…»
Ведущий актер House, M.D. лежал на спине, забросив руки за голову, и смотрел в потолок, на котором отсвечивал огромный полукруг от лампы. Квартиру он снял на удивительно тихой улице, и в спальне не было слышно никаких звуков – кроме негромкого спокойного голоса и шелеста страниц время от времени. Роберт остановился на пару секунд – восстановить дыхание.
- Иди сюда. – Засветилось маленькое бра над изголовьем.
Он кивнул, выключил свою лампу и переместился на кровать, слева от Хью. Поправил подушку, чтобы удобно было сидеть, сунул босые ступни под одеяло и снова открыл книгу.
- «…Когда пожарные и соседи ушли, Лео Ауфман остался с дедушкой Сполдингом, Дугласом и Томом; все они задумчиво смотрели на догорающие остатки гаража. Лео ткнул ногой в мокрую золу и медленно высказал то, что лежало на душе:
- Первое, что узнаешь в жизни, - это что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак. Многое передумал я за один только час. И сказал себе:
да ведь ты слепой, Лео Ауфман! Хотите увидать настоящую Машину счастья? Ее изобрели тысячи лет тому назад, и она все еще работает: не всегда одинаково хорошо, нет, но все-таки работает. И она все время здесь.
- А пожар... - начал было Дуглас.
- Да, конечно, пожар, гараж! Но Лина права, долго раздумывать над этим незачем: то, что сгорело в гараже, не имеет никакого отношения к счастью.
Он поднялся по ступеням крыльца и поманил их за собой.
- Вот, - шепнул Лео Ауфман. - Посмотрите в окно. Тише, сейчас вы все увидите.
Дедушка Сполдинг, Дуглас и Том нерешительно заглянули в большое окно, выходившее на улицу.
И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из-за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто-то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это - самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это - живое, неподдельное.
Дедушка, Дуглас и Том обернулись и поглядели на Лео Ауфмана, а тот неотрывно смотрел в окно, и розовый отсвет лампы лежал на его лице…»
Роберт оторвался от страницы: уже четверть часа или около того Хью наблюдал за тем, как он читает, повернувшись на бок, головой на согнутом локте. У самого Леонарда от такого положения через полминуты бы затекла рука. Сейчас голубые глаза были прикрыты, мышцы расслабились, не то что сразу по возвращении… и от англичанина веяло покоем, а не напряжением.
- Спишь..? – Тихонько, чтобы не разбудить, если и правда уснул. С одной стороны, не очень-то это было бы лестно, учитывая, что читать Роберт старался не монотонно, но с другой… типичный неврастеник Лори обычно спал мало и плохо и засыпал с трудом.
- Нет. – Яркие глаза мгновенно открылись, перехватив мягкие карие. И смотрели уже совсем иначе, чем пару часов назад. - Ты читаешь не скучно.
- В общем, это даже радует. – Смешок. – Дальше буду тоскливо бубнить, тогда, может, заснешь – ты третьи сутки на кофе с колой…
- Ты не сможешь так читать, Бобби.
Хью приподнялся и осторожно вынул книгу у него из рук. Бра погасло, и в комнате стало почти совсем темно – настолько, насколько может быть темно в городе. Леонард снял очки, зевнул и сполз ниже, мысленно согласившись, что так даже лучше – глаза почти закрывались.
- Не смогу? Почему?..
Роберт привычно устроился головой на жестком плече, вдыхая знакомый теплый запах кожи, смешанный с едва слышным ароматом одеколона; спутавшиеся волосы легонько взъерошили…
- Потому что нельзя сделать вино из одуванчиков зимой. Good night, Bobby.
***
Он любил Лондон. Любил ездить по его улицам, когда рассасывались дневные пробки и дышать его воздухом. Любил выгуливать по утрам собаку в Кенсингтонском саду, возвращаться и будить Роберта. Или будить его еще до этого и выгуливать собаку вместе.
Когда еще только открыли ворота и в парке совсем никого. Только ветер.
Он любил Лондон. И он не ненавидел пробки. Час назад звукорежиссер устало скинул наушники и махнул рукой: «Ребята, Хью, закругляемся…да что сегодня с тобой?»
- Как обычно, я не могу ни черта сделать, когда поджимают сроки!, - кинул на ребят виноватый взгляд и встал из-за синтезатора.
- Ты простыл, - заключил звукорежиссер Крэг, - тебе надо отдохнуть. Утром запишем. Ребята переночуют в отеле.
- Я не простыл!...и утром будет тоже самое!
- Хью, езжай домой. Утром попробуем еще раз.
А что ему оставалось? Оставалось вежливо-виновато распрощаться с музыкантами, ехавшими ради него в такую даль, проклясть про себя последние пару дней на съемках, 5и часовую задержку самолета в Лондон, потерю багажа в Хитроу и звонок Джо с сообщением, что у Ребекки аппендицит, и она в больнице, и завтра надо бы к ней заехать.
Как Роберт выносил его эту последнюю неделю, он не знал. Отлично…получалось, что ему он тоже жизнь портит. Бездарный актер, хреновый музыкант и человек, который портит жизнь тем, кого больше всего любит.
Обо все этом он думал уже дыша выхлопными газами в пробке на Кингсли роуд. А еще мотоцикл заглох в трех кварталах от дома.
- Dammit! – c трудом открывая заевший замок и скидывая куртку.
- Что случилось, Хью?
Он сидел за столом и что-то писал. Лондонский Королевский театр пригласил Роберта записать радио-версию «Вина из одуванчиков» Бредберри. Для этого не обязательно было ехать в Лондон, но Роберт тогда подумал, что стоит проветриться. Подумал сразу после того, как на съемочной площадке, после 7ого дубля, Хью улыбнулся, извинился, попросил 5 минут перерыва, ушел в трейлер и разбил там кружку о стену. С ним что-то происходило, и Леонард никак не мог понять, что.
- Ничего нового, если можно так выразиться, - я всегда знал, что ничего не могу сделать по-человечески, не говоря уже о том, чтобы записать эту чертову музыку хотя бы с пятого раза! Впрочем, выучить несколько медицинских терминов и произнести их на камеру не заикаясь и не сбиваясь я тоже не могу!..
- Тебе предложить выпить или лучше не надо?
«Мне предложить сдохнуть, Бобби!»
- Ради Бога, Роберт! Сейчас твои шутки абсолютно неуместны, если не сказать больше. Стивен всю жизнь мне твердил, что я зарываю таланты в землю, видел бы он меня пару часов назад! Коты в марте и то меньше фальшивят!.. Черт… эти ребята приехали в студию из Глазго только из-за меня, и мы умудрились ничего не сделать за шесть часов!..
- Шесть чесов?! – закрывая ноут и смотря на него взглядом «ничего, успокойся». -надеюсь, ты не сорвал себе голос.
«Успокойся»?!
- Чтобы что-то сорвать, надо это что-то иметь! А в пятницу!.. Мне надо были повеситься после пятнадцатого дубля, ни один из которых не был достаточно качественно сделан, чтобы пойти в монтаж. Тогда у всех было бы меньше проблем... и у тебя, кстати, тоже!
- По-моему, я не говорил, что у меня какие-то проблемы…
- Ты просто слишком вежлив, Ромео… зря я поверил тебе, когда ты час уверял меня, что это случайность и неудачный день…
- И отсутствие Джеффа. – спокойным тоном. Лучше бы орал, честное слово..хотя, что бы Роберт кричал, он вообще не помнил.
- Это самообман. Я не хочу врать сам себе. –остановился и запустил руки в волосы: - Извини. Да, я знаю, что в данный момент еще и на тебя срываюсь… причем второй вечер подряд, хотя ты точно ни при чем. – Взгляд мельком. - Мне жаль, правда. Не стоило тебе здесь оставаться, я уж точно способен разве что испортить тебе настроение. Или жизнь, если называть вещи своими именами. Ладно… я пошел, пока не наговорил тебе чего-нибудь, о чем потом пожалею. Искренне советую ближайшие несколько часов находиться подальше от меня – исключительно ради твоего же душевного спокойствия.
«Fuck, что я несу…», - мысли в голове крутились так, будто их рассадили по кабинкам London Eye и запустили несчастное колесо обозрения в режиме 120 оборотов в минуту. За окном начинало темнеть.
Хью выдохнул, закрыл лицо руками, и почти убежал в спальню – не найдя в себе сил все-таки не хлопать дверью. И когда она хлопнула за его спиной, упал на кровать, закрывая голову подушкой. Как в детстве, когда мама ругала его за что-то и он не знал, как еще спрятаться от мира. В кармане джинсов завибрировал мобильный телефон, и он, с недовольным вздохом, вытащил его, уронил, поднял, выругался и прочитал пришедшие смс. Сообщений было 2. От Джо и Стивена.
Джо спрашивала, был ли он у Бекки. Стивен спрашивал, как прошла запись.
«Был, она в порядке, завтра позвоню» - Джо.
«Не сегодня» - Стивену.
Джо не ответила. Стивен ответил: «Понял. Выспись.»
Выспись…черт.
Он кинул подушку на другой конец кровати и посмотрел на дверь. Господи, Роберт…
Оставалось тихо выругаться и отвернуться к стене.
Через минут 10 дверь тихо щелкнула.
- Спишь?
Поворачиваться не хотелось.
- А похоже?
- Не очень, если честно. Не возражаешь, я порепетирую? У меня первая запись послезавтра, а сдать все целиком надо через неделю.
- Делай, что хочешь.
В комнате погас свет. И зажглась любимая оранжевая лампа Роберта. Хью представил, как он сидит в кресле с открытой книгой, время от времени поправляет очки и водит глазами по строчкам. И улыбается чему-то время от времени.
Вечер прокрался в комнату и свернулся где-то у кресла, греясь в свете оранжевой лампы.
За окном зажглись фонари и послышался звонок велосипеда. Тихо-тихо.
- « - …А у меня в спичечном коробке есть снежинка, - сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, - она была вся красная от ягод, как в перчатке.
Замолчи! - чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет...
Постой-ка... Том болтает, а оно подходит все ближе! значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно...»
Когда он начал читать, Хью почти вздрогнул. Он любил эту книгу, когда был маленьким. От нее становилось теплее. Даже когда было очень холодно. А Роберт умел читать так, что, казалось, его слова обнимают, казалось, будто кто-то успокаивающе гладит по спине и становится не так одиноко. Не так холодно.
Когда он читал эту книгу в детстве, он никогда не думал, что ее можно читать так.
- «- Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, - Том хихикнул, - поймал одну снежинку побольше и - раз! - захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник!
Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать - ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит...
- Да, сэр, - задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. - На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть...
В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул - ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба - и он лишь зажмурился и кивнул.
Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.»
Сердце стало биться медленнее. Он открыл глаза и чуть повернул голову.
- «Дуглас застыл, сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга.
Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг... Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились, да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего?
Вот оно, все тут, все как есть!
Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир.
И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет.
Я ЖИВОЙ, подумал он.
Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые... Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность?
Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был - одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост - вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг.
- Ты что, Дуг? - спросил Том.
Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный.
Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.
Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню…»
Живой…
На потолке мягко расплывался оранжевый круг от лампы. На улице было тихо. Шелестели страницы. Шелестел голос, который он так любил.
Живой. Прежде он этого не знал, а может, и знал. Но не помнил. В Кенсингтонсом саду, наверное, сейчас закрывали ворота…
Роберт читал именно так, как он себе представлял. С книгой на коленях, закинув ногу на ногу. И с мягким светом на лице. Таким, что было не понятно, свет от него – или от лампы. Наверное, почувствовал, что Хью за ним наблюдал. Поднял голову и улыбнулся.
- Иди сюда, - тихо, вернув ему улыбку и включая ночник у кровати.
«Прости. Не должен был. Я люблю тебя»
Роберт выключил оранжевую лампу и лег на левую сторону от него. Накрыл ноги одеялом и снова открыл книгу.
«Я знаю. Все хорошо»
. - «…Когда пожарные и соседи ушли, Лео Ауфман остался с дедушкой Сполдингом, Дугласом и Томом; все они задумчиво смотрели на догорающие остатки гаража. Лео ткнул ногой в мокрую золу и медленно высказал то, что лежало на душе:
- Первое, что узнаешь в жизни, - это что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак. Многое передумал я за один только час. И сказал себе:
да ведь ты слепой, Лео Ауфман! Хотите увидать настоящую Машину счастья? Ее изобрели тысячи лет тому назад, и она все еще работает: не всегда одинаково хорошо, нет, но все-таки работает. И она все время здесь.
- А пожар... - начал было Дуглас.
- Да, конечно, пожар, гараж! Но Лина права, долго раздумывать над этим незачем: то, что сгорело в гараже, не имеет никакого отношения к счастью.
Он поднялся по ступеням крыльца и поманил их за собой.
- Вот, - шепнул Лео Ауфман. - Посмотрите в окно. Тише, сейчас вы все увидите.
Дедушка Сполдинг, Дуглас и Том нерешительно заглянули в большое окно, выходившее на улицу.
И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из-за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто-то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это - самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это - живое, неподдельное.
Дедушка, Дуглас и Том обернулись и поглядели на Лео Ауфмана, а тот неотрывно смотрел в окно, и розовый отсвет лампы лежал на его лице…»
И желтый отсвет лампы лежал на его лице. Хью прикрыл глаза и представил лето. Оксфорд, 1964 год. Жаркое и солнечное. Он лежал на животе во внутреннем дворике и наблюдал за большим черным жуком. Пока отец не позвал его обедать.
- Спишь?, - почти шепотом.
- Нет, - так же тихо, - ты нескучно читаешь.
Вдруг показалось, что отсвет лета 64-ого мелькнул в теплых карих глазах. Хью снова улыбнулся.
- В общем, это даже радует. – коротко засмеялся. – Дальше буду тоскливо бубнить, тогда, может, заснешь – ты третьи сутки на кофе с колой…
- Ты не сможешь так читать.
Вдруг нестерпимо захотелось показать ему то лето. И того жука. Каждый солнечный день и каждую пронизанную солнцем травинку.
Он осторожно вынул книгу из его рук и посмотрел в сонные глаза. А лето он ему еще покажет…потом. Обязательно покажет.
Свет погас. Вечер выбрался из-за кресла и растянулся по стенам, завешивая окна и мебель. Бобби снял очки и сполз на подушку рядом с Хью.
- Не смогу? Почему?
Знакомая ощущение тяжести его головы на плече. И знакомые холодные ноги под одеялом. Частичка лета.
Он взъерошил ему волосы и поцеловал висок.
- Потому что нельзя приготовить вино из одуванчиков зимой. Good night, Bobby.
послушать
...ну и Дайел написал первую часть. Я сказала, что здесь чего-то не хватает, и написала вторую.
Название: Вино из одуванчиков
Автор: Dayel & Eisa
Жанр: RPS (слэш - то есть, если очень не любите - лучше не надо...))
Пейринг: Лори\Леонард
Рейтинг: PG
Дисклаймер: они оба сами свои, а "Вино из одуванчиков" - Бредберри. И он тоже сам свой)
Комментарии: established relationship) исключительно наше с соавтором литературное видиние этих двоих)
Ворнинг: использован текст бредберревского"вина изт одуванчиков" - в приличном количестве.
Сейчас, когда прошло столько времени, он не помнил точно, как это случилось впервые. Сейчас, когда прошло столько времени, он не помнил точно, как это случилось впервые. И для себя – про себя – принимал за точку отсчета повесть, которую любил лет с шестнадцать. Это было жизненно, достаточно правдиво и очень… да, очень романтично.
«…В то утро, проходя по лужайке, Дуглас наткнулся на паутину. Невидимая нить коснулась его лба и неслышно лопнула.
И от этого пустячного случая он насторожился: день будет не такой, как все. Не такой еще и потому, что бывают дни, сотканные из одних запахов, словно весь мир можно втянуть носом, как воздух: вдохнуть и выдохнуть, - так объяснял Дугласу и его десятилетнему брату Тому отец, когда вез их в машине за город. А в другие дни, говорил еще отец, можно услышать каждый гром и каждый шорох вселенной. Иные дни хорошо пробовать на вкус, а иные - на ощупь. А бывают и такие, когда есть все сразу. Вот, например, сегодня - пахнет так, будто в одну ночь там, за холмами, невесть откуда взялся огромный фруктовый сад, и все до самого горизонта так и благоухает. В воздухе пахнет дождем, но на небе - ни облачка. Того и гляди, кто-то неведомый захохочет в лесу, но пока там тишина...»
- Dammit!..
Роберт Леонард, которого весьма громкий хлопок входной двери отвлек от попыток утрясти свое довольно плотное расписание на будущую неделю, обернулся ко входу в комнату и снял очки:
- Что случилось, Хью..?
Англичанин передернул плечами, резким движением бросая куртку на спинку дивана:
- Ничего нового, если можно так выразиться, - я всегда знал, что ничего не могу сделать по-человечески, не говоря уже о том, чтобы записать эту чертову музыку хотя бы с пятого раза! Впрочем, выучить несколько медицинских терминов и произнести их на камеру не заикаясь и не сбиваясь я тоже не могу!..
Роберт украдкой взглянул на часы: так и есть, Лори вернулся из студии звукозаписи позже, чем рассчитывал… а неделю назад, на площадке, метался из павильона в павильон в буквальном смысле слова, и обе сцены были именно «медицинскими». И ни к одной он не успел толком подготовиться. Несколько километров запоротой кинопленки. А теперь, по-видимому, - еще и аудиопленки, или на чем там сейчас телевизионщики музыку записывают…
- Тебе предложить выпить или лучше не надо?
Вознаграждением за попытку иронии был сверкающий праведным негодованием взгляд:
- Ради Бога, Роберт! Сейчас твои шутки абсолютно неуместны, если не сказать больше. Стивен всю жизнь мне твердил, что я зарываю таланты в землю, видел бы он меня пару часов назад! Коты в марте и то меньше фальшивят!.. Черт… эти ребята приехали в студию из Глазго только из-за меня, и мы умудрились ничего не сделать за шесть часов!..
- Шесть чесов?! – Леонард прикрыл крышку ноутбука, решив пока не выключать его, и повернулся к мечущемуся по комнате Хью, оперевшись локтями о спинку стула: – надеюсь, ты не сорвал себе голос.
- Чтобы что-то сорвать, надо это что-то иметь! А в пятницу!.. Мне надо были повеситься после пятнадцатого дубля, ни один из которых не был достаточно качественно сделан, чтобы пойти в монтаж. Тогда у всех было бы меньше проблем... и у тебя, кстати, тоже!
- По-моему, я не говорил, что у меня какие-то проблемы…
- Ты просто слишком вежлив, Ромео… зря я поверил тебе вчера, когда ты час уверял меня, что это случайность и неудачный день…
- И отсутствие Джеффа. – Их главный оператор действительно болел уже неделю, а ни у одного из его группы больше не было такого чувства света, тени и того, как подать их на ведущего актера.
- Это самообман. Я не хочу врать сам себе. – Хью остановился, оглянулся по сторонам и взъерошил себе волосы: - Извини. Да, я знаю, что в данный момент еще и на тебя срываюсь… причем второй вечер подряд, хотя ты точно ни при чем. – Взгляд мельком. - Мне жаль, правда. Не стоило тебе здесь оставаться, я уж точно способен разве что испортить тебе настроение. Или жизнь, если называть вещи своими именами. Ладно… я пошел, пока не наговорил тебе чего-нибудь, о чем потом пожалею. Искренне советую ближайшие несколько часов находиться подальше от меня – исключительно ради твоего же душевного спокойствия.
Сделав этот логический вывод, Лори передернул плечами и быстрым шагом ушел в спальню, хлопнув дверью второй раз за пять минут. Его кареглазый собеседник проследил за ним - и еле заметно улыбнулся.
- Спишь?
- А похоже?
- Не очень, если честно. Не возражаешь, я порепетирую? У меня первая запись послезавтра, а сдать все целиком надо через неделю.
- Делай, что хочешь.
Роберт улыбнулся сам себе еще раз, выключил верхний свет, зажег оранжевую настольную лампу и занял кресло в углу просторной спальни (квартирка, которую снимал Лори в Лондоне – после развода , состояла всего из трех комнат, причем спальня, на его взгляд, была самой уютной) и открыл книгу в потрепанной обложке. Возможно, идея и была дурацкой, но, во-первых, попробовать стоило, а во-вторых… Он рассудил чисто практически: вряд ли бы кто-то платил деньги за его аудиокниги, если бы они были неприятными на слух.
Так и не удосужившийся раздеться Хью лежал на неразобранной кровати лицом к стене. Весь такой бездарный, безголосый и вообще источник большей части мировых проблем.
- « - …А у меня в спичечном коробке есть снежинка, - сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, - она была вся красная от ягод, как в перчатке.
Замолчи! - чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет...
Постой-ка... Том болтает, а оно подходит все ближе! значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно...»
Как было справедливо замечено сотни тысяч раз – эта повесть действительно была квинтэссенцией лета. Лета, тепла и детства. Даже не счастья, а… может, чего-то более важного. Роберт Леонард забыл, насколько ее любит, пока ему не пришло это предложение насчет аудиокниги.
- «- Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, - Том хихикнул, - поймал одну снежинку побольше и - раз! - захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник!
Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать - ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит...
- Да, сэр, - задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. - На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть...
В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул - ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба - и он лишь зажмурился и кивнул.
Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.»
Минуту назад – он мог бы поклясться – англичанин начал прислушиваться. А только что – чуть повернул голову. И открыл глаза.
- «Дуглас застыл, сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга.
Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг... Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились, да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего?
Вот оно, все тут, все как есть!
Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир.
И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет.
Я ЖИВОЙ, подумал он.
Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые... Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность?
Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был - одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост - вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг.
- Ты что, Дуг? - спросил Том.
Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный.
Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.
Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню…»
Ведущий актер House, M.D. лежал на спине, забросив руки за голову, и смотрел в потолок, на котором отсвечивал огромный полукруг от лампы. Квартиру он снял на удивительно тихой улице, и в спальне не было слышно никаких звуков – кроме негромкого спокойного голоса и шелеста страниц время от времени. Роберт остановился на пару секунд – восстановить дыхание.
- Иди сюда. – Засветилось маленькое бра над изголовьем.
Он кивнул, выключил свою лампу и переместился на кровать, слева от Хью. Поправил подушку, чтобы удобно было сидеть, сунул босые ступни под одеяло и снова открыл книгу.
- «…Когда пожарные и соседи ушли, Лео Ауфман остался с дедушкой Сполдингом, Дугласом и Томом; все они задумчиво смотрели на догорающие остатки гаража. Лео ткнул ногой в мокрую золу и медленно высказал то, что лежало на душе:
- Первое, что узнаешь в жизни, - это что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак. Многое передумал я за один только час. И сказал себе:
да ведь ты слепой, Лео Ауфман! Хотите увидать настоящую Машину счастья? Ее изобрели тысячи лет тому назад, и она все еще работает: не всегда одинаково хорошо, нет, но все-таки работает. И она все время здесь.
- А пожар... - начал было Дуглас.
- Да, конечно, пожар, гараж! Но Лина права, долго раздумывать над этим незачем: то, что сгорело в гараже, не имеет никакого отношения к счастью.
Он поднялся по ступеням крыльца и поманил их за собой.
- Вот, - шепнул Лео Ауфман. - Посмотрите в окно. Тише, сейчас вы все увидите.
Дедушка Сполдинг, Дуглас и Том нерешительно заглянули в большое окно, выходившее на улицу.
И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из-за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто-то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это - самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это - живое, неподдельное.
Дедушка, Дуглас и Том обернулись и поглядели на Лео Ауфмана, а тот неотрывно смотрел в окно, и розовый отсвет лампы лежал на его лице…»
Роберт оторвался от страницы: уже четверть часа или около того Хью наблюдал за тем, как он читает, повернувшись на бок, головой на согнутом локте. У самого Леонарда от такого положения через полминуты бы затекла рука. Сейчас голубые глаза были прикрыты, мышцы расслабились, не то что сразу по возвращении… и от англичанина веяло покоем, а не напряжением.
- Спишь..? – Тихонько, чтобы не разбудить, если и правда уснул. С одной стороны, не очень-то это было бы лестно, учитывая, что читать Роберт старался не монотонно, но с другой… типичный неврастеник Лори обычно спал мало и плохо и засыпал с трудом.
- Нет. – Яркие глаза мгновенно открылись, перехватив мягкие карие. И смотрели уже совсем иначе, чем пару часов назад. - Ты читаешь не скучно.
- В общем, это даже радует. – Смешок. – Дальше буду тоскливо бубнить, тогда, может, заснешь – ты третьи сутки на кофе с колой…
- Ты не сможешь так читать, Бобби.
Хью приподнялся и осторожно вынул книгу у него из рук. Бра погасло, и в комнате стало почти совсем темно – настолько, насколько может быть темно в городе. Леонард снял очки, зевнул и сполз ниже, мысленно согласившись, что так даже лучше – глаза почти закрывались.
- Не смогу? Почему?..
Роберт привычно устроился головой на жестком плече, вдыхая знакомый теплый запах кожи, смешанный с едва слышным ароматом одеколона; спутавшиеся волосы легонько взъерошили…
- Потому что нельзя сделать вино из одуванчиков зимой. Good night, Bobby.
***
Он любил Лондон. Любил ездить по его улицам, когда рассасывались дневные пробки и дышать его воздухом. Любил выгуливать по утрам собаку в Кенсингтонском саду, возвращаться и будить Роберта. Или будить его еще до этого и выгуливать собаку вместе.
Когда еще только открыли ворота и в парке совсем никого. Только ветер.
Он любил Лондон. И он не ненавидел пробки. Час назад звукорежиссер устало скинул наушники и махнул рукой: «Ребята, Хью, закругляемся…да что сегодня с тобой?»
- Как обычно, я не могу ни черта сделать, когда поджимают сроки!, - кинул на ребят виноватый взгляд и встал из-за синтезатора.
- Ты простыл, - заключил звукорежиссер Крэг, - тебе надо отдохнуть. Утром запишем. Ребята переночуют в отеле.
- Я не простыл!...и утром будет тоже самое!
- Хью, езжай домой. Утром попробуем еще раз.
А что ему оставалось? Оставалось вежливо-виновато распрощаться с музыкантами, ехавшими ради него в такую даль, проклясть про себя последние пару дней на съемках, 5и часовую задержку самолета в Лондон, потерю багажа в Хитроу и звонок Джо с сообщением, что у Ребекки аппендицит, и она в больнице, и завтра надо бы к ней заехать.
Как Роберт выносил его эту последнюю неделю, он не знал. Отлично…получалось, что ему он тоже жизнь портит. Бездарный актер, хреновый музыкант и человек, который портит жизнь тем, кого больше всего любит.
Обо все этом он думал уже дыша выхлопными газами в пробке на Кингсли роуд. А еще мотоцикл заглох в трех кварталах от дома.
- Dammit! – c трудом открывая заевший замок и скидывая куртку.
- Что случилось, Хью?
Он сидел за столом и что-то писал. Лондонский Королевский театр пригласил Роберта записать радио-версию «Вина из одуванчиков» Бредберри. Для этого не обязательно было ехать в Лондон, но Роберт тогда подумал, что стоит проветриться. Подумал сразу после того, как на съемочной площадке, после 7ого дубля, Хью улыбнулся, извинился, попросил 5 минут перерыва, ушел в трейлер и разбил там кружку о стену. С ним что-то происходило, и Леонард никак не мог понять, что.
- Ничего нового, если можно так выразиться, - я всегда знал, что ничего не могу сделать по-человечески, не говоря уже о том, чтобы записать эту чертову музыку хотя бы с пятого раза! Впрочем, выучить несколько медицинских терминов и произнести их на камеру не заикаясь и не сбиваясь я тоже не могу!..
- Тебе предложить выпить или лучше не надо?
«Мне предложить сдохнуть, Бобби!»
- Ради Бога, Роберт! Сейчас твои шутки абсолютно неуместны, если не сказать больше. Стивен всю жизнь мне твердил, что я зарываю таланты в землю, видел бы он меня пару часов назад! Коты в марте и то меньше фальшивят!.. Черт… эти ребята приехали в студию из Глазго только из-за меня, и мы умудрились ничего не сделать за шесть часов!..
- Шесть чесов?! – закрывая ноут и смотря на него взглядом «ничего, успокойся». -надеюсь, ты не сорвал себе голос.
«Успокойся»?!
- Чтобы что-то сорвать, надо это что-то иметь! А в пятницу!.. Мне надо были повеситься после пятнадцатого дубля, ни один из которых не был достаточно качественно сделан, чтобы пойти в монтаж. Тогда у всех было бы меньше проблем... и у тебя, кстати, тоже!
- По-моему, я не говорил, что у меня какие-то проблемы…
- Ты просто слишком вежлив, Ромео… зря я поверил тебе, когда ты час уверял меня, что это случайность и неудачный день…
- И отсутствие Джеффа. – спокойным тоном. Лучше бы орал, честное слово..хотя, что бы Роберт кричал, он вообще не помнил.
- Это самообман. Я не хочу врать сам себе. –остановился и запустил руки в волосы: - Извини. Да, я знаю, что в данный момент еще и на тебя срываюсь… причем второй вечер подряд, хотя ты точно ни при чем. – Взгляд мельком. - Мне жаль, правда. Не стоило тебе здесь оставаться, я уж точно способен разве что испортить тебе настроение. Или жизнь, если называть вещи своими именами. Ладно… я пошел, пока не наговорил тебе чего-нибудь, о чем потом пожалею. Искренне советую ближайшие несколько часов находиться подальше от меня – исключительно ради твоего же душевного спокойствия.
«Fuck, что я несу…», - мысли в голове крутились так, будто их рассадили по кабинкам London Eye и запустили несчастное колесо обозрения в режиме 120 оборотов в минуту. За окном начинало темнеть.
Хью выдохнул, закрыл лицо руками, и почти убежал в спальню – не найдя в себе сил все-таки не хлопать дверью. И когда она хлопнула за его спиной, упал на кровать, закрывая голову подушкой. Как в детстве, когда мама ругала его за что-то и он не знал, как еще спрятаться от мира. В кармане джинсов завибрировал мобильный телефон, и он, с недовольным вздохом, вытащил его, уронил, поднял, выругался и прочитал пришедшие смс. Сообщений было 2. От Джо и Стивена.
Джо спрашивала, был ли он у Бекки. Стивен спрашивал, как прошла запись.
«Был, она в порядке, завтра позвоню» - Джо.
«Не сегодня» - Стивену.
Джо не ответила. Стивен ответил: «Понял. Выспись.»
Выспись…черт.
Он кинул подушку на другой конец кровати и посмотрел на дверь. Господи, Роберт…
Оставалось тихо выругаться и отвернуться к стене.
Через минут 10 дверь тихо щелкнула.
- Спишь?
Поворачиваться не хотелось.
- А похоже?
- Не очень, если честно. Не возражаешь, я порепетирую? У меня первая запись послезавтра, а сдать все целиком надо через неделю.
- Делай, что хочешь.
В комнате погас свет. И зажглась любимая оранжевая лампа Роберта. Хью представил, как он сидит в кресле с открытой книгой, время от времени поправляет очки и водит глазами по строчкам. И улыбается чему-то время от времени.
Вечер прокрался в комнату и свернулся где-то у кресла, греясь в свете оранжевой лампы.
За окном зажглись фонари и послышался звонок велосипеда. Тихо-тихо.
- « - …А у меня в спичечном коробке есть снежинка, - сказал Том и улыбнулся, глядя на свою руку, - она была вся красная от ягод, как в перчатке.
Замолчи! - чуть не завопил Дуглас, но нет, кричать нельзя: всполошится эхо и все спугнет...
Постой-ка... Том болтает, а оно подходит все ближе! значит, оно не боится Тома, Том только притягивает его, Том тоже немножко оно...»
Когда он начал читать, Хью почти вздрогнул. Он любил эту книгу, когда был маленьким. От нее становилось теплее. Даже когда было очень холодно. А Роберт умел читать так, что, казалось, его слова обнимают, казалось, будто кто-то успокаивающе гладит по спине и становится не так одиноко. Не так холодно.
Когда он читал эту книгу в детстве, он никогда не думал, что ее можно читать так.
- «- Дело было еще в феврале, валил снег, а я подставил коробок, - Том хихикнул, - поймал одну снежинку побольше и - раз! - захлопнул, скорей побежал домой и сунул в холодильник!
Близко, совсем близко. Том трещал без умолку, а Дуглас не сводил с него глаз. Может, отскочить, удрать - ведь из-за леса накатывается какая-то грозная волна. Вот сейчас обрушится и раздавит...
- Да, сэр, - задумчиво продолжал Том, обрывая куст дикого винограда. - На весь штат Иллинойс у меня у одного летом есть снежинка. Такой клад больше нигде не сыщешь, хоть тресни. Завтра я ее открою, Дуг, ты тоже можешь посмотреть...
В другое время Дуглас бы только презрительно фыркнул - ну да, мол, снежинка, как бы не так. Но сейчас на него мчалось то, огромное, вот-вот обрушится с ясного неба - и он лишь зажмурился и кивнул.
Том до того изумился, что даже перестал собирать ягоды, повернулся и уставился на брата.»
Сердце стало биться медленнее. Он открыл глаза и чуть повернул голову.
- «Дуглас застыл, сидя на корточках. Ну как тут удержаться? Том испустил воинственный клич, кинулся на него, опрокинул на землю. Они покатились по траве, барахтаясь и тузя друг друга.
Нет, нет! Ни о чем другом не думать! И вдруг... Кажется, все хорошо! Да! Эта стычка, потасовка не спугнула набегавшую волну; вот она захлестнула их, разлилась широко вокруг и несет обоих по густой зелени травы в глубь леса. Кулак Тома угодил Дугласу по губам. Во рту стало горячо и солоно. Дуглас обхватил брата, крепко стиснул его, и они замерли, только сердца колотились, да дышали оба со свистом. Наконец Дуглас украдкой приоткрыл один глаз: вдруг опять ничего?
Вот оно, все тут, все как есть!
Точно огромный зрачок исполинского глаза, который тоже только что раскрылся и глядит в изумлении, на него в упор смотрел весь мир.
И он понял: вот что нежданно пришло к нему, и теперь останется с ним, и уже никогда его не покинет.
Я ЖИВОЙ, подумал он.
Пальцы его дрожали, розовея на свету стремительной кровью, точно клочки неведомого флага, прежде невиданного, обретенного впервые... Чей же это флаг? Кому теперь присягать на верность?
Одной рукой он все еще стискивал Тома, но совсем забыл о нем и осторожно потрогал светящиеся алым пальцы, словно хотел снять перчатку, потом поднял их повыше и оглядел со всех сторон. Выпустил Тома, откинулся на спину, все еще воздев руку к небесам, и теперь весь он был - одна голова; глаза, будто часовые сквозь бойницы неведомой крепости, оглядывали мост - вытянутую руку и пальцы, где на свету трепетал кроваво-красный флаг.
- Ты что, Дуг? - спросил Том.
Голос его доносился точно со дна зеленого замшелого колодца, откуда-то из-под воды, далекий и таинственный.
Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. И где-то далеко, в теннисных туфлях, шевельнул пальцами. В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лед и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.
Я и правда живой, думал Дуглас. Прежде я этого не знал, а может, и знал, да не помню…»
Живой…
На потолке мягко расплывался оранжевый круг от лампы. На улице было тихо. Шелестели страницы. Шелестел голос, который он так любил.
Живой. Прежде он этого не знал, а может, и знал. Но не помнил. В Кенсингтонсом саду, наверное, сейчас закрывали ворота…
Роберт читал именно так, как он себе представлял. С книгой на коленях, закинув ногу на ногу. И с мягким светом на лице. Таким, что было не понятно, свет от него – или от лампы. Наверное, почувствовал, что Хью за ним наблюдал. Поднял голову и улыбнулся.
- Иди сюда, - тихо, вернув ему улыбку и включая ночник у кровати.
«Прости. Не должен был. Я люблю тебя»
Роберт выключил оранжевую лампу и лег на левую сторону от него. Накрыл ноги одеялом и снова открыл книгу.
«Я знаю. Все хорошо»
. - «…Когда пожарные и соседи ушли, Лео Ауфман остался с дедушкой Сполдингом, Дугласом и Томом; все они задумчиво смотрели на догорающие остатки гаража. Лео ткнул ногой в мокрую золу и медленно высказал то, что лежало на душе:
- Первое, что узнаешь в жизни, - это что ты дурак. Последнее, что узнаешь, - это что ты все тот же дурак. Многое передумал я за один только час. И сказал себе:
да ведь ты слепой, Лео Ауфман! Хотите увидать настоящую Машину счастья? Ее изобрели тысячи лет тому назад, и она все еще работает: не всегда одинаково хорошо, нет, но все-таки работает. И она все время здесь.
- А пожар... - начал было Дуглас.
- Да, конечно, пожар, гараж! Но Лина права, долго раздумывать над этим незачем: то, что сгорело в гараже, не имеет никакого отношения к счастью.
Он поднялся по ступеням крыльца и поманил их за собой.
- Вот, - шепнул Лео Ауфман. - Посмотрите в окно. Тише, сейчас вы все увидите.
Дедушка Сполдинг, Дуглас и Том нерешительно заглянули в большое окно, выходившее на улицу.
И там, в теплом свете лампы, они увидели то, что хотел им показать Лео Ауфман. В столовой за маленьким столиком Саул и Маршалл играли в шахматы. Ребекка накрывала стол к ужину. Ноэми вырезала из бумаги платья для своих кукол. Рут рисовала акварелью. Джозеф пускал по рельсам заводной паровоз. Дверь в кухню была открыта: там, в облаке пара, Лина Ауфман вынимала из духовки дымящуюся кастрюлю с жарким. Все руки, все лица жили и двигались. Из-за стекол чуть слышно доносились голоса. Кто-то звонко распевал песню. Пахло свежим хлебом, и ясно было, что это - самый настоящий хлеб, который сейчас намажут настоящим маслом. Тут было все, что надо, и все это - живое, неподдельное.
Дедушка, Дуглас и Том обернулись и поглядели на Лео Ауфмана, а тот неотрывно смотрел в окно, и розовый отсвет лампы лежал на его лице…»
И желтый отсвет лампы лежал на его лице. Хью прикрыл глаза и представил лето. Оксфорд, 1964 год. Жаркое и солнечное. Он лежал на животе во внутреннем дворике и наблюдал за большим черным жуком. Пока отец не позвал его обедать.
- Спишь?, - почти шепотом.
- Нет, - так же тихо, - ты нескучно читаешь.
Вдруг показалось, что отсвет лета 64-ого мелькнул в теплых карих глазах. Хью снова улыбнулся.
- В общем, это даже радует. – коротко засмеялся. – Дальше буду тоскливо бубнить, тогда, может, заснешь – ты третьи сутки на кофе с колой…
- Ты не сможешь так читать.
Вдруг нестерпимо захотелось показать ему то лето. И того жука. Каждый солнечный день и каждую пронизанную солнцем травинку.
Он осторожно вынул книгу из его рук и посмотрел в сонные глаза. А лето он ему еще покажет…потом. Обязательно покажет.
Свет погас. Вечер выбрался из-за кресла и растянулся по стенам, завешивая окна и мебель. Бобби снял очки и сполз на подушку рядом с Хью.
- Не смогу? Почему?
Знакомая ощущение тяжести его головы на плече. И знакомые холодные ноги под одеялом. Частичка лета.
Он взъерошил ему волосы и поцеловал висок.
- Потому что нельзя приготовить вино из одуванчиков зимой. Good night, Bobby.
@темы: слэш, фанфики, robert sean leonard, хаус/уилсон, hugh laurie
-
-
30.04.2008 в 12:12-
-
30.04.2008 в 12:26Роберт тогда подумал, что стоит проветриться. Подумал сразу после того, как на съемочной площадке, после 7ого дубля, Хью улыбнулся, извинился, попросил 5 минут перерыва, ушел в трейлер и разбил там кружку о стену.
знакомое ощущение.
Мне нравится, как ты пишешь.
-
-
30.04.2008 в 16:22первая часть вся Дайела, вторая - моя, так что за первое предложение спасибо ему)))
спасибо))))
-
-
30.04.2008 в 16:26