Всё проходит, и это пройдёт. (С)
Название: Надежда
Автор: allthingsdecent
Рейтинг: PG-13
Размер: 3000 слов
Пейринг: Хаус/Кадди
Саммари: После разрыва Хауса и Кадди прошло 6 месяцев. Он начал встречаться с другой. Кадди ревнует. Только из себялюбия? Или все-таки есть другая причина?
Отказ: Персонажи мне не принадлежат. Кроме Надежды.
От автора: Доминики тут нет, потому что я предпочитаю думать, что ее и не было.
От переводчика: Мне показалось, что тут будет уместно перевести имя девушки. Тем более, что и в русском языке есть такое имя, и мало ли, какая еще иностранка, кроме Доминики, попалась Хаусу. J
Название оригинала: Hope
Сайт оригинала: allthingsdecent.livejournal.com/2330.html
Переведено на сайте: www.iwtb.ru
Перевод: Alunakanula
скачать фанфик в html
читать дальшеПеремена была едва уловима, но она заметила. Все месяцы после их разрыва Хаус выглядел ужасно, но сегодня его волосы были более-менее причесаны, лицо вроде бы выбрито, и даже его рубашка была как будто поглажена.
— Хаус, ты почти... ухоженный! — сказала шокированная Кадди. — Было какое-то заседание совета по этике, о котором я не знаю?
— Я был в дневном спа, — ответил он.
— Проститутки вроде бы не гладят рубашки, — заметила она.
— Места надо знать.
Он пытался получить у нее разрешение на очередное безумство — биопсия мозга совершенно здоровой 13-летней девочки, чтобы определить, чем больна ее сестра-близнец — но Кадди должна была сначала докопаться до причины перемен во внешности Хауса.
— Похороны? — попыталась угадать она.
Он помотал головой.
— Суд?
Неа.
— Первое свидание? — пошутила она.
— Что-то вроде этого, — ответил Хаус.
Она взглянула на него — он не улыбался.
— Это серьезно.
— Серьезно как бутылка бордо и две порции стейка.
— Ты ведешь ее в «У Феликса»? — спросила она. Ей было больно — это было одно из их любимых мест.
— Это она выбрала, — ответил он, извиняясь.
— Ух ты, Хаус, это... великолепно, — она пыталась говорить радостно.
— Я знаю, — сказал он. — Думаю, что штамп «Порченный товар» у меня на лбу стал тускнеть.
Она знала, что он понятия не имел, какие чувства у нее вызывали эти новости. Его логика была неубиваема как всегда: Кадди он не нужен. Поэтому он даже не представлял, что она может ревновать.
Если бы все было так просто!
— Желаю хорошо провести время, — сказала она, пытаясь заставить себя говорить искренне. — Ты заслуживаешь этого, Хаус.
— А биопсия?
— Низачто.
Как только он ушел, она пошла к Уилсону.
— У Хауса свидание? — спросила она слегка обвиняющим тоном.
— Я знал, что есть что-то такое, что тебя совершенно не касается и что я забыл тебе рассказать! — ответил он.
Она не отреагировала.
— С настоящей девушкой? Не с проституткой или чем-то в этом роде?
— С настоящей, взрослой, нормальной женщиной, — ответил он. — Чудеса случаются.
— Где они познакомились?
У нее это в голове не укладывалось.
— На встрече анонимных наркоманов, — ответил Уилсон.
— Вот теперь ты точно врешь! — фыркнула Кадди. — Хауса туда калачом не заманишь.
— На Хауса снизошла божественная благодать, — ответил Уилсон. — Ну, только без бога. Он посмотрел в зеркало и решил, что нужно прекратить себя жалеть и казнить и взять свою жизнь в руки.
— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же Грегори Хаусе?
— Знаешь, Кадди, в каком-то смысле то, что ты его бросила, могло оказаться самым лучшим, что с ним произошло.
— Да ты что?! Спасибо, Уилсон.
— Я имею ввиду, что он упал на самое дно... и смог оттолкнуться.
— Но встреча анонимных наркоманов? При всей благодатной силе, не слишком ли высокий прыжок? Даже для Хауса...
— Когда говорят «отдайте себя на милость высшей силе», он думает только о себе.
— А вот это похоже на Хауса, которого мы знаем и любим, — хихикнула она и добавила: — А девушка?
— Ее зовут Надежда, и она — ты будешь смеяться — психиатр.
Кадди было вовсе не смешно. Ей стало только хуже. Почему-то, когда Хаус забавлялся с проститутками и стриптизершами, это ее не волновало. Но образованная женщина? Врач? Такой же наркоман, который разделял его боль, понимал, через что он проходит? Ей резко понадобилось сесть.
Уилсон, который был противоположностью Хаусу, когда дело касалось тонкостей личности, участливо посмотрел на нее:
— Ты в порядке?
— Я... в порядке.
— Так значит, я не слышу ноток ревности в твоем голосе?
Не было смысла врать Уилсону.
— Громче, чем симфония, — призналась она.
— Кадди. Прошло полгода. Ты думала, что он больше никогда ни с кем не будет встречаться?
Да. Именно так она и думала.
— Конечно же, нет, — соврала она.
— Ну вот.
— Она красивая? — это было неважно, но она должна была знать.
— Вообще-то, Кадди, она немного похожа на тебя.
Вечером по дороге домой она снова и снова проигрывала в памяти события прошедшего дня. Она знала, что ведет себя глупо. В конце концов, Уилсон был прав. Хаус имел право на личную жизнь. Это она бросила его. Было просто верхом самолюбия считать, что если она не может быть с ним, то и никто не может.
А что, если он на самом деле менялся? Что если эта его Надежда получала теперь Хауса в лучшем виде, тогда как она, Кадди, десять лет терпеливо довольствовалась «порченым товаром»? Если Хаус наконец приходит в нормальное состояние, разве не она должна пожинать плоды?
Ей было больно, и это было самое сильное чувство. После разрыва с Хаусом у нее было несколько свиданий — черт подери, она была обручена до самого того дня, когда они с Хаусом начали отношения, — но она всегда знала, что только он всегда будет ее единственной настоящей любовью. Будут другие мужчины, другие любовники, но Хаус был единственным. И может быть, это означало, что он не чувствовал того же самого.
— Возьми себя в руки, Лиза, — сказала она сама себе вслух, сидя в машине. — Это всего лишь одно свидание. Ты ведешь себя так, будто бы он женится!
Но это было больше, чем всего лишь одно свидание. Хаус начал регулярно встречаться с Надеждой. Хуже того, он был в раздражающе хорошем настроении. Конечно же, он оставался Хаусом — грубым забиякой, способным смешать кого угодно с дерьмом одной единственной, хорошо ввинченной фразой, — но всё же разница была очень заметна. Его колючки казались не такими острыми. Однажды она даже застала его улыбающимся — Таубу!
Она пыталась радоваться за него, но чем счастливее он становился, тем несчастнее становилась она. Через месяц после того, как Хаус начал встречаться с Надеждой, Кадди наконец довелось на нее посмотреть.
— Пришла подружка Хауса, — запыхавшись доложила ей одна из сестер.
— Где она?
— Они обедают в кафетерии.
Кадди ринулась в кафетерий, остановившись возле входа, собралась, взяла поднос и пыталась не пялиться на них.
Она была примерно одного возраста с Кадди. Небольшого роста, с бледной кожей, голубоглазая и с высокими скулами. Ее темные волосы были длиной чуть выше плеч. На ней были черные блестящие кожаные сапоги, серая обтягивающая юбка, а на шее — виртуозно завязанный шарф. Боже, неужели она красивее меня?
Но больше всего Кадди пугал не тот факт, что эта женщина была красивее. Этого она и ожидала. Ее пугало то, что в ее присутствии Хаус казался расслабленным. Он не играл в игры, он не глядел через ее плечо, чтобы проверить, смотрит ли Кадди (или еще кто-нибудь) на них. Он был совершенно спокоен.
— Был ли он таким же спокойным со мной? — думала она. — Позволяла ли я быть ему таким спокойным?
Она отрешенно копалась в своем салате и жалела себя.
Надежда и Хаус закончили обедать.
— Увидимся сегодня? — услышала она слова Надежды, обращенные к Хаусу.
— Непременно, — улыбаясь, ответил он.
Она наклонилась, чмокнула его в губы.
Кадди отвернулась.
— Спасибо за обед, Надежда, — ответил он.
Он зовет ее по имени.
Кадди начала делать вещи, которыми совершенно нельзя гордиться: звонила ему по вечерам, когда знала, что у него свидание и не давала ему покоя, обсуждая какие-нибудь заумные медицинские вопросы, заставляла его работать допоздна, настаивала, чтобы он вовремя заполнял страховочные бланки.
Что она пыталась сделать? Наказать его? Держать его подальше от Надежды? Нарываться на ссору? Она не знала. Она знала только, что не может по-другому.
А он, к ее огромному неудовольствию, практически не сопротивлялся. Она хотела, чтобы он сорвался. Даже небольшая вспышка ярости дала бы ей понять, что ему не всё равно. Но он уступал ей, спокойно выполнял каждый ее каприз.
Жалел ли он ее из-за того, что у него была Надежда, а она была одна? Она оттолкнула эту мысль. Но альтернатива была еще хуже: он был в хорошем настроении просто потому, что он был счастлив.
Однажды в воскресенье, вернувшись из магазина, она копалась в сумке в поисках ключей. Она поставила сумки на землю, усадила Рейчел на порог и продолжила искать. Ключей не было. Она позвонила сестре, но включился автоответчик. Мать была в круизе в Арубе. Выбора не было, ей пришлось звонить Хаусу.
— У тебя еще остались ключи от моего дома? — спросила она, объяснив ситуацию.
— Я сейчас приеду, — ответил он.
В трубке она услышала отдаленный женский недовольный голос:
— Господи, Грег! Она говорит «прыгай», а ты спрашиваешь «с какой высоты?»
Он объявился через полчаса и поприветствовал Рейчел, потрепав ее по волосам.
— Привет, малыш, — сказал он.
— Хаус! — ответила Рейчел, радостно обнимая его за ноги.
— Мне очень жаль, Хаус, — сказала Кадди. — Наверное, я чему-то помешала?
— Пикник с Надеждой, — он пожал плечами. — Все нормально.
— О, Боже, прости, — повторила она.
Он проворно снял ее ключ со своей связки — нужно ли отмечать, что он всё еще носил ее ключ с собой? — и отдал его ей.
Она отперла дверь. Рейчел вбежала в дом и тут же направилась в детскую.
— Может, выпьешь чего-нибудь? — спросила Кадди.
Он замешкался.
— Нет, наверное, мне лучше вернуться к Надежде, — ответил он.
— Ладно. Конечно. Еще раз спасибо, что приехал так быстро.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Всегда рад помочь, Кадди.
Через неделю состоялось ежегодное благотворительное мероприятие в Принстон Плейнсборо. Для Кадди это был очень важный вечер. На ней было надето темно-синее расшитое блестками платье, идеально облегающее ее фигуру. Весь вечер она собиралась выглядеть прекрасно.
На протяжении всего мероприятия она вела беседы с присутствующими гостями, танцевала с членами правления, очаровательными инвесторами, успешными врачами и их таллантливыми помощниками. От таких мероприятий «в галстуках» Хаус обычно шарахался, как от чумы, поэтому она была очень удивлена, когда он объявился. К ее разочарованию, он был с Надеждой.
Она мрачно подумала, что эту вечеринку можно считать их первым официальным выходом.
Они сидели за столиком с командой Хауса, выглядели, как настоящая пара, и даже танцевали медленный танец под «Unforgettable» Нэта Кинга Коула. Надежда шептала что-то на ухо Хаусу, он улыбался.
Кадди нужно было выпить.
В баре к ней подсел мужчина. Народу не было очень много, но он находился так близко, что она чувствовала его дыхание у себя на шее.
— Содовую с лаймом мне, а даме — сухой мартини, — сказал мужчина.
Хаус.
— Боже, она пьет то же, что и я? — удивленно спросила Кадди.
Он засмеялся.
— Этот мартини тебе. Надежда вместе со мной ходит к АН. Самое большее, что мы можем себе позволить, это добавить немного сока моллюсков в безалкогольную кровавую Мэри.
Она смутилась.
— Ну да, конечно...
Он передал ей бокал, они чокнулись. Он выглядел в смокинге как всегда безупречно. Черт побери, он умеет носить официальную одежду.
— Веселишься? — спросил он.
— Сегодня приходится больше работать, чем веселиться, — призналась она. — Но всё в порядке. А ты?
— Да, всё здорово.
Наступило долгое молчание.
— Ты выглядишь великолепно, — сказал он, посмотрев на нее.
— Спасибо, — был ответ. — И... Надежда тоже.
Она не это собиралась сказать, но это было правдой. На Надежде было простое черное платье, которое был заставило Коко Шанель загордиться.
— Хочешь с ней познакомиться? — спросил Хаус.
— Обойдусь, — ответила Кадди, слегка закатив глаза.
— Кстати, — сказал он, вспомнив. — Еще одну содовую, пожалуйста.
Бармен поставил перед Хаусом еще один стакан.
— Увидимся позже? — с надеждой в голосе спросил он и исчез в толпе.
Может быть, разыгралась алкогольная смелость, может быть, из-за его близости, его взглядов, когда он сказал ей, что она прекрасно выглядит, может быть, из-за того, что он позаботился о ее потребности, ее напитке, прежде чем о напитке для Надежды, позже тем же вечером Кадди сотворила нечто безумное.
Она последовала за Хаусом в мужскую уборную.
К счастью, там больше никого не было. Она заперла дверь.
— Кадди, что ты делаешь? — спросил он, краснея.
— Я не знаю. Что я делаю? — ответила она вопросом на вопрос.
И этого ему было достаточно. Он двинулся к ней, прижал ее к стене и принялся жадно целовать.
Расстегнув ее платье, он резко снял его. Оно стоило четыре тысячи долларов, но она была слишком возбуждена, чтобы думать о сохранности наряда.
Он целовал внутреннюю сторону ее бедер, ее живот, ее грудь. Она была накрытым столом, а он — человеком, голодавшим несколько месяцев.
— О, Господи, Кадди, — застонал он. — Как хорошо... Как хорошо.
Она расстегнула его пояс и потянулась к нему. Через мгновение он уже был в ней. Они оба задохнулись — от наслаждения, от удивления, от насыщенности их взаимного желания.
Когда они закончили, его нога не могла больше выдержать, и он сполз на пол по стене — галстук развязан, грудь поцарапана, полностью изможден.
— Ух ты! Что это было? — спросил он.
— Честно говоря, я не знаю, — ответила Кадди.
— Что бы это ни было, это было... спасибо!
В дверь стучали. Они вдруг поняли, что уже прошло довольно много времени.
— Эй, там всё в порядке? Нам тут нужно...
— Простите! Приступ диареи, я сейчас выйду, — сказал Хаус, пожав плечами с видом «это было самое лучшее, что я мог придумать».
— Я пойду первым, — сказал он, застегивая рубашку, но не заботясь об испорченном галстуке-бабочке. Он оставил его висеть на шее развязанным. — Я дам тебе знать, когда берег будет чист. Кодовой фразой будет «берег чист».
— Поняла, — улыбнулась она.
— А можно повторить? — спросил он. — Или это просто твоя реакция на смокинг? Если так, то это мой личный смокинг, и ничто нам не мешает.
— Думаю, что строить из себя недотрогу совершенно бессмысленно, — призналась она.
Он подмигнул и выскользнул за дверь.
Лежа той ночью в постели, она не знала что чувствовать. Восхищение, возбуждение, вину? Что это было, черт подери? У Хауса есть девушка. Это было неправильно. Но так хорошо. Он хотел ее. Она хотела его. Их химию просто... просто невозможно отрицать. Она поняла, что она была под кайфом. Под кайфом от Хауса.
— Он — мой викодин, — думала она. И она не хотела полагаться на милость судьбы. Она хотела больше своего наркотика.
Они стали заниматься этим по всей больнице. В запертых смотровых, в служебных помещениях, на заднем сидении ее машины в гараже. (Они сидели в машине под предлогом «поговорить». Через пять минут она уже делала ему минет на переднем сидении, а еще через пять они перебрались назад, расстелили одяло из ее аптечки и взялись за дело, как два подростка.)
Что касалось Хауса, он казался бесконечно благодарным, просто благоговел. Он постоянно говорил ей «спасибо». Однажды, после быстрячка в уборной в ее кабинете она сказала:
— Хаус, что мы делаем?
Он поднес палец к ее губам, как будто бы не хотел разрушить красоту момента.
В ту ночь она лежала в постели и думала о нем. Она не могла дождаться завтрашнего дня. Сев в машину, она поехала к нему, надеясь, что он будет дома и что Надежды там не будет.
Но как раз когда она собиралась выйти из машины, она увидела, как свободное место у обочины заняла машина Хауса. Он был с Надеждой. Они зашли в его квартиру, молча, едва касаясь друг друга. Наблюдая за ними, Кадди показалось, что они похожи на спокойную женатую пару. Она дождалась, пока они войдут, и уехала.
— Уилсон, что я наделала? — сокрушалась она, рухнув в кресло в его офисе.
— Поменяла поставщика оборудования?
Она устала взглянула на него.
— Ты не знаешь?
— Я всегда все узнаю последним.
— Я... встречаюсь с Хаусом.
Он прищурился.
— Встречаешься?
— Сплю с ним, — призналась она.
— Вчера вечером я видел его с Надеждой.
Он выглядел сбитым с толку, так, как может выглядеть только Уилсон.
— Кажется, у нас интрижка, — сказала она и, обхватив голову руками, добавила: — Боже, я — Хестер Принн.
— Кадди, это плохо.
— Я знаю, — сказала она, виновато выглядывая из-под ладоней.
— Хаус наконец нашел покой, а ты... снова его путаешь.
— Я не собиралась этого делать, Уилсон. Я просто не могу сопротивляться ему. Ничего не могу с собой поделать.
— Нужно попытаться, Кадди. То, что ты делаешь, неправильно. И ты это знаешь.
Нужно знать кое-что важное о Уилсоне, самое важное: он любит своего друга и сделает всё возможное, чтобы тот был счастлив. Именно поэтому много месяцев назад он изо всех сил пытался уговорить Кадди вернуться к Хаусу. А теперь он хотел, чтобы Кадди отошла в сторону.
Потому что с Надеждой он счастлив, — думала она, повторяя эту фразу как мантру. — Потому что с Надеждой он счастлив.
В ту ночь она написала Хаусу письмо на своей самой любимой бумаге для писем:
Дорогой Хаус,
Я пишу тебе это письмо, потому что мы больше не можем с тобой видеться. Будет тяжело, но я думаю, что мы оба знаем, что это правильно.
Ты строишь отношения с Надеждой, а я просто всё усложняю и мешаю.
Знаешь, как говорится в той холмарковской открытке «Если любишь кого-то, отпусти его»? Вот это я и делаю. Я люблю тебя настолько, что отпускаю.
Я не хочу вставать на пути твоего счастья, Хаус. Потому что твоё счастье очень важно для меня, честно.
Твоя навеки,
Лиза
Она приехала рано и сунула записку под карту пациента у него на столе. Ей было грустно, но она была настроена решительно, почти самоотверженно. Она поступала верно. Она стала Жанной Д’Арк тайного служебного романа.
Как и было задумано, она весь день избегала Хауса. Вечером раздался стук в дверь. Есть чуть заметная разница, когда в дверь колотят кулаком или тростью. Кадди очень хорошо это знала.
Он держал в руке ее письмо, злобно размахивая им будто повесткой в суд.
— Ты просто идиотка! — сказал он.
Она была обижена до глубины души.
— Что? — спросила она.
— Ты идиотка, — повторил он, непрошенно входя в дом.
— Ты пьян? — поинтересовалась она, разглядывая его пристальнее.
Но в отличие от того раза, когда он без звонка явился к ней, он был трезв, как стеклышко.
— Ты приносишь какую-то жертву, — сказал он. — Ради чего?
— Ради... тебя и Надежды, — пробормотала она.
— Зачем? — спросил он.
— Потому что ты ее любишь.
— С чего это ты взяла?
Она секунду подумала.
— Уилсон сказал...
— Уилсон?! — он добродушно засмеялся. — Ах ты глупая, глупая девочка. Я не люблю Надежду.
— Не любишь? — она почувствовала, что ее нижняя губа дрожит.
— Нет, Кадди. Я тебя люблю.
— Но вы казались такими счастливыми вместе, — возразила она.
— Надежда... хорошая. Милая. Мы отлично ладим. Она мне нравится.
— Но вы же ходите вместе к АН!
Вдруг эти слова ей показались бесконечно глупыми.
И теперь он уставился на нее так, будто бы его голубые глаза обладали способностью рентгена.
— Кадди, какое из слов «я всегда буду выбирать тебя» ты не поняла? — сказал он, уже более мягким тоном.
Она не верила, что он помнит то, что говорил в ту ночь. Он был так пьян! Но, конечно, это был Хаус. Он ничего не забывал.
Она заплакала.
— Я подумала, что ты пережил это, — сказала она. — Я отпустила тебя.
— Я никогда переживу чувства к тебе, — сказал он, подходя к ней и целуя ее слезы. — Никогда.
— Я тоже не могу.
Ее голова опустилась ему на грудь, слезы стали слезами облегчения, радости и немного страха.
— Наверное, я тоже всегда буду выбирать тебя, — сказала она, понимая, что это чистая правда. — Я всегда буду выбирать тебя.
— Значит, мы завязли вместе.
Конец
Автор: allthingsdecent
Рейтинг: PG-13
Размер: 3000 слов
Пейринг: Хаус/Кадди
Саммари: После разрыва Хауса и Кадди прошло 6 месяцев. Он начал встречаться с другой. Кадди ревнует. Только из себялюбия? Или все-таки есть другая причина?
Отказ: Персонажи мне не принадлежат. Кроме Надежды.
От автора: Доминики тут нет, потому что я предпочитаю думать, что ее и не было.
От переводчика: Мне показалось, что тут будет уместно перевести имя девушки. Тем более, что и в русском языке есть такое имя, и мало ли, какая еще иностранка, кроме Доминики, попалась Хаусу. J
Название оригинала: Hope
Сайт оригинала: allthingsdecent.livejournal.com/2330.html
Переведено на сайте: www.iwtb.ru
Перевод: Alunakanula
скачать фанфик в html
читать дальшеПеремена была едва уловима, но она заметила. Все месяцы после их разрыва Хаус выглядел ужасно, но сегодня его волосы были более-менее причесаны, лицо вроде бы выбрито, и даже его рубашка была как будто поглажена.
— Хаус, ты почти... ухоженный! — сказала шокированная Кадди. — Было какое-то заседание совета по этике, о котором я не знаю?
— Я был в дневном спа, — ответил он.
— Проститутки вроде бы не гладят рубашки, — заметила она.
— Места надо знать.
Он пытался получить у нее разрешение на очередное безумство — биопсия мозга совершенно здоровой 13-летней девочки, чтобы определить, чем больна ее сестра-близнец — но Кадди должна была сначала докопаться до причины перемен во внешности Хауса.
— Похороны? — попыталась угадать она.
Он помотал головой.
— Суд?
Неа.
— Первое свидание? — пошутила она.
— Что-то вроде этого, — ответил Хаус.
Она взглянула на него — он не улыбался.
— Это серьезно.
— Серьезно как бутылка бордо и две порции стейка.
— Ты ведешь ее в «У Феликса»? — спросила она. Ей было больно — это было одно из их любимых мест.
— Это она выбрала, — ответил он, извиняясь.
— Ух ты, Хаус, это... великолепно, — она пыталась говорить радостно.
— Я знаю, — сказал он. — Думаю, что штамп «Порченный товар» у меня на лбу стал тускнеть.
Она знала, что он понятия не имел, какие чувства у нее вызывали эти новости. Его логика была неубиваема как всегда: Кадди он не нужен. Поэтому он даже не представлял, что она может ревновать.
Если бы все было так просто!
— Желаю хорошо провести время, — сказала она, пытаясь заставить себя говорить искренне. — Ты заслуживаешь этого, Хаус.
— А биопсия?
— Низачто.
Как только он ушел, она пошла к Уилсону.
— У Хауса свидание? — спросила она слегка обвиняющим тоном.
— Я знал, что есть что-то такое, что тебя совершенно не касается и что я забыл тебе рассказать! — ответил он.
Она не отреагировала.
— С настоящей девушкой? Не с проституткой или чем-то в этом роде?
— С настоящей, взрослой, нормальной женщиной, — ответил он. — Чудеса случаются.
— Где они познакомились?
У нее это в голове не укладывалось.
— На встрече анонимных наркоманов, — ответил Уилсон.
— Вот теперь ты точно врешь! — фыркнула Кадди. — Хауса туда калачом не заманишь.
— На Хауса снизошла божественная благодать, — ответил Уилсон. — Ну, только без бога. Он посмотрел в зеркало и решил, что нужно прекратить себя жалеть и казнить и взять свою жизнь в руки.
— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же Грегори Хаусе?
— Знаешь, Кадди, в каком-то смысле то, что ты его бросила, могло оказаться самым лучшим, что с ним произошло.
— Да ты что?! Спасибо, Уилсон.
— Я имею ввиду, что он упал на самое дно... и смог оттолкнуться.
— Но встреча анонимных наркоманов? При всей благодатной силе, не слишком ли высокий прыжок? Даже для Хауса...
— Когда говорят «отдайте себя на милость высшей силе», он думает только о себе.
— А вот это похоже на Хауса, которого мы знаем и любим, — хихикнула она и добавила: — А девушка?
— Ее зовут Надежда, и она — ты будешь смеяться — психиатр.
Кадди было вовсе не смешно. Ей стало только хуже. Почему-то, когда Хаус забавлялся с проститутками и стриптизершами, это ее не волновало. Но образованная женщина? Врач? Такой же наркоман, который разделял его боль, понимал, через что он проходит? Ей резко понадобилось сесть.
Уилсон, который был противоположностью Хаусу, когда дело касалось тонкостей личности, участливо посмотрел на нее:
— Ты в порядке?
— Я... в порядке.
— Так значит, я не слышу ноток ревности в твоем голосе?
Не было смысла врать Уилсону.
— Громче, чем симфония, — призналась она.
— Кадди. Прошло полгода. Ты думала, что он больше никогда ни с кем не будет встречаться?
Да. Именно так она и думала.
— Конечно же, нет, — соврала она.
— Ну вот.
— Она красивая? — это было неважно, но она должна была знать.
— Вообще-то, Кадди, она немного похожа на тебя.
Вечером по дороге домой она снова и снова проигрывала в памяти события прошедшего дня. Она знала, что ведет себя глупо. В конце концов, Уилсон был прав. Хаус имел право на личную жизнь. Это она бросила его. Было просто верхом самолюбия считать, что если она не может быть с ним, то и никто не может.
А что, если он на самом деле менялся? Что если эта его Надежда получала теперь Хауса в лучшем виде, тогда как она, Кадди, десять лет терпеливо довольствовалась «порченым товаром»? Если Хаус наконец приходит в нормальное состояние, разве не она должна пожинать плоды?
Ей было больно, и это было самое сильное чувство. После разрыва с Хаусом у нее было несколько свиданий — черт подери, она была обручена до самого того дня, когда они с Хаусом начали отношения, — но она всегда знала, что только он всегда будет ее единственной настоящей любовью. Будут другие мужчины, другие любовники, но Хаус был единственным. И может быть, это означало, что он не чувствовал того же самого.
— Возьми себя в руки, Лиза, — сказала она сама себе вслух, сидя в машине. — Это всего лишь одно свидание. Ты ведешь себя так, будто бы он женится!
Но это было больше, чем всего лишь одно свидание. Хаус начал регулярно встречаться с Надеждой. Хуже того, он был в раздражающе хорошем настроении. Конечно же, он оставался Хаусом — грубым забиякой, способным смешать кого угодно с дерьмом одной единственной, хорошо ввинченной фразой, — но всё же разница была очень заметна. Его колючки казались не такими острыми. Однажды она даже застала его улыбающимся — Таубу!
Она пыталась радоваться за него, но чем счастливее он становился, тем несчастнее становилась она. Через месяц после того, как Хаус начал встречаться с Надеждой, Кадди наконец довелось на нее посмотреть.
— Пришла подружка Хауса, — запыхавшись доложила ей одна из сестер.
— Где она?
— Они обедают в кафетерии.
Кадди ринулась в кафетерий, остановившись возле входа, собралась, взяла поднос и пыталась не пялиться на них.
Она была примерно одного возраста с Кадди. Небольшого роста, с бледной кожей, голубоглазая и с высокими скулами. Ее темные волосы были длиной чуть выше плеч. На ней были черные блестящие кожаные сапоги, серая обтягивающая юбка, а на шее — виртуозно завязанный шарф. Боже, неужели она красивее меня?
Но больше всего Кадди пугал не тот факт, что эта женщина была красивее. Этого она и ожидала. Ее пугало то, что в ее присутствии Хаус казался расслабленным. Он не играл в игры, он не глядел через ее плечо, чтобы проверить, смотрит ли Кадди (или еще кто-нибудь) на них. Он был совершенно спокоен.
— Был ли он таким же спокойным со мной? — думала она. — Позволяла ли я быть ему таким спокойным?
Она отрешенно копалась в своем салате и жалела себя.
Надежда и Хаус закончили обедать.
— Увидимся сегодня? — услышала она слова Надежды, обращенные к Хаусу.
— Непременно, — улыбаясь, ответил он.
Она наклонилась, чмокнула его в губы.
Кадди отвернулась.
— Спасибо за обед, Надежда, — ответил он.
Он зовет ее по имени.
Кадди начала делать вещи, которыми совершенно нельзя гордиться: звонила ему по вечерам, когда знала, что у него свидание и не давала ему покоя, обсуждая какие-нибудь заумные медицинские вопросы, заставляла его работать допоздна, настаивала, чтобы он вовремя заполнял страховочные бланки.
Что она пыталась сделать? Наказать его? Держать его подальше от Надежды? Нарываться на ссору? Она не знала. Она знала только, что не может по-другому.
А он, к ее огромному неудовольствию, практически не сопротивлялся. Она хотела, чтобы он сорвался. Даже небольшая вспышка ярости дала бы ей понять, что ему не всё равно. Но он уступал ей, спокойно выполнял каждый ее каприз.
Жалел ли он ее из-за того, что у него была Надежда, а она была одна? Она оттолкнула эту мысль. Но альтернатива была еще хуже: он был в хорошем настроении просто потому, что он был счастлив.
Однажды в воскресенье, вернувшись из магазина, она копалась в сумке в поисках ключей. Она поставила сумки на землю, усадила Рейчел на порог и продолжила искать. Ключей не было. Она позвонила сестре, но включился автоответчик. Мать была в круизе в Арубе. Выбора не было, ей пришлось звонить Хаусу.
— У тебя еще остались ключи от моего дома? — спросила она, объяснив ситуацию.
— Я сейчас приеду, — ответил он.
В трубке она услышала отдаленный женский недовольный голос:
— Господи, Грег! Она говорит «прыгай», а ты спрашиваешь «с какой высоты?»
Он объявился через полчаса и поприветствовал Рейчел, потрепав ее по волосам.
— Привет, малыш, — сказал он.
— Хаус! — ответила Рейчел, радостно обнимая его за ноги.
— Мне очень жаль, Хаус, — сказала Кадди. — Наверное, я чему-то помешала?
— Пикник с Надеждой, — он пожал плечами. — Все нормально.
— О, Боже, прости, — повторила она.
Он проворно снял ее ключ со своей связки — нужно ли отмечать, что он всё еще носил ее ключ с собой? — и отдал его ей.
Она отперла дверь. Рейчел вбежала в дом и тут же направилась в детскую.
— Может, выпьешь чего-нибудь? — спросила Кадди.
Он замешкался.
— Нет, наверное, мне лучше вернуться к Надежде, — ответил он.
— Ладно. Конечно. Еще раз спасибо, что приехал так быстро.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Всегда рад помочь, Кадди.
Через неделю состоялось ежегодное благотворительное мероприятие в Принстон Плейнсборо. Для Кадди это был очень важный вечер. На ней было надето темно-синее расшитое блестками платье, идеально облегающее ее фигуру. Весь вечер она собиралась выглядеть прекрасно.
На протяжении всего мероприятия она вела беседы с присутствующими гостями, танцевала с членами правления, очаровательными инвесторами, успешными врачами и их таллантливыми помощниками. От таких мероприятий «в галстуках» Хаус обычно шарахался, как от чумы, поэтому она была очень удивлена, когда он объявился. К ее разочарованию, он был с Надеждой.
Она мрачно подумала, что эту вечеринку можно считать их первым официальным выходом.
Они сидели за столиком с командой Хауса, выглядели, как настоящая пара, и даже танцевали медленный танец под «Unforgettable» Нэта Кинга Коула. Надежда шептала что-то на ухо Хаусу, он улыбался.
Кадди нужно было выпить.
В баре к ней подсел мужчина. Народу не было очень много, но он находился так близко, что она чувствовала его дыхание у себя на шее.
— Содовую с лаймом мне, а даме — сухой мартини, — сказал мужчина.
Хаус.
— Боже, она пьет то же, что и я? — удивленно спросила Кадди.
Он засмеялся.
— Этот мартини тебе. Надежда вместе со мной ходит к АН. Самое большее, что мы можем себе позволить, это добавить немного сока моллюсков в безалкогольную кровавую Мэри.
Она смутилась.
— Ну да, конечно...
Он передал ей бокал, они чокнулись. Он выглядел в смокинге как всегда безупречно. Черт побери, он умеет носить официальную одежду.
— Веселишься? — спросил он.
— Сегодня приходится больше работать, чем веселиться, — призналась она. — Но всё в порядке. А ты?
— Да, всё здорово.
Наступило долгое молчание.
— Ты выглядишь великолепно, — сказал он, посмотрев на нее.
— Спасибо, — был ответ. — И... Надежда тоже.
Она не это собиралась сказать, но это было правдой. На Надежде было простое черное платье, которое был заставило Коко Шанель загордиться.
— Хочешь с ней познакомиться? — спросил Хаус.
— Обойдусь, — ответила Кадди, слегка закатив глаза.
— Кстати, — сказал он, вспомнив. — Еще одну содовую, пожалуйста.
Бармен поставил перед Хаусом еще один стакан.
— Увидимся позже? — с надеждой в голосе спросил он и исчез в толпе.
Может быть, разыгралась алкогольная смелость, может быть, из-за его близости, его взглядов, когда он сказал ей, что она прекрасно выглядит, может быть, из-за того, что он позаботился о ее потребности, ее напитке, прежде чем о напитке для Надежды, позже тем же вечером Кадди сотворила нечто безумное.
Она последовала за Хаусом в мужскую уборную.
К счастью, там больше никого не было. Она заперла дверь.
— Кадди, что ты делаешь? — спросил он, краснея.
— Я не знаю. Что я делаю? — ответила она вопросом на вопрос.
И этого ему было достаточно. Он двинулся к ней, прижал ее к стене и принялся жадно целовать.
Расстегнув ее платье, он резко снял его. Оно стоило четыре тысячи долларов, но она была слишком возбуждена, чтобы думать о сохранности наряда.
Он целовал внутреннюю сторону ее бедер, ее живот, ее грудь. Она была накрытым столом, а он — человеком, голодавшим несколько месяцев.
— О, Господи, Кадди, — застонал он. — Как хорошо... Как хорошо.
Она расстегнула его пояс и потянулась к нему. Через мгновение он уже был в ней. Они оба задохнулись — от наслаждения, от удивления, от насыщенности их взаимного желания.
Когда они закончили, его нога не могла больше выдержать, и он сполз на пол по стене — галстук развязан, грудь поцарапана, полностью изможден.
— Ух ты! Что это было? — спросил он.
— Честно говоря, я не знаю, — ответила Кадди.
— Что бы это ни было, это было... спасибо!
В дверь стучали. Они вдруг поняли, что уже прошло довольно много времени.
— Эй, там всё в порядке? Нам тут нужно...
— Простите! Приступ диареи, я сейчас выйду, — сказал Хаус, пожав плечами с видом «это было самое лучшее, что я мог придумать».
— Я пойду первым, — сказал он, застегивая рубашку, но не заботясь об испорченном галстуке-бабочке. Он оставил его висеть на шее развязанным. — Я дам тебе знать, когда берег будет чист. Кодовой фразой будет «берег чист».
— Поняла, — улыбнулась она.
— А можно повторить? — спросил он. — Или это просто твоя реакция на смокинг? Если так, то это мой личный смокинг, и ничто нам не мешает.
— Думаю, что строить из себя недотрогу совершенно бессмысленно, — призналась она.
Он подмигнул и выскользнул за дверь.
Лежа той ночью в постели, она не знала что чувствовать. Восхищение, возбуждение, вину? Что это было, черт подери? У Хауса есть девушка. Это было неправильно. Но так хорошо. Он хотел ее. Она хотела его. Их химию просто... просто невозможно отрицать. Она поняла, что она была под кайфом. Под кайфом от Хауса.
— Он — мой викодин, — думала она. И она не хотела полагаться на милость судьбы. Она хотела больше своего наркотика.
Они стали заниматься этим по всей больнице. В запертых смотровых, в служебных помещениях, на заднем сидении ее машины в гараже. (Они сидели в машине под предлогом «поговорить». Через пять минут она уже делала ему минет на переднем сидении, а еще через пять они перебрались назад, расстелили одяло из ее аптечки и взялись за дело, как два подростка.)
Что касалось Хауса, он казался бесконечно благодарным, просто благоговел. Он постоянно говорил ей «спасибо». Однажды, после быстрячка в уборной в ее кабинете она сказала:
— Хаус, что мы делаем?
Он поднес палец к ее губам, как будто бы не хотел разрушить красоту момента.
В ту ночь она лежала в постели и думала о нем. Она не могла дождаться завтрашнего дня. Сев в машину, она поехала к нему, надеясь, что он будет дома и что Надежды там не будет.
Но как раз когда она собиралась выйти из машины, она увидела, как свободное место у обочины заняла машина Хауса. Он был с Надеждой. Они зашли в его квартиру, молча, едва касаясь друг друга. Наблюдая за ними, Кадди показалось, что они похожи на спокойную женатую пару. Она дождалась, пока они войдут, и уехала.
— Уилсон, что я наделала? — сокрушалась она, рухнув в кресло в его офисе.
— Поменяла поставщика оборудования?
Она устала взглянула на него.
— Ты не знаешь?
— Я всегда все узнаю последним.
— Я... встречаюсь с Хаусом.
Он прищурился.
— Встречаешься?
— Сплю с ним, — призналась она.
— Вчера вечером я видел его с Надеждой.
Он выглядел сбитым с толку, так, как может выглядеть только Уилсон.
— Кажется, у нас интрижка, — сказала она и, обхватив голову руками, добавила: — Боже, я — Хестер Принн.
— Кадди, это плохо.
— Я знаю, — сказала она, виновато выглядывая из-под ладоней.
— Хаус наконец нашел покой, а ты... снова его путаешь.
— Я не собиралась этого делать, Уилсон. Я просто не могу сопротивляться ему. Ничего не могу с собой поделать.
— Нужно попытаться, Кадди. То, что ты делаешь, неправильно. И ты это знаешь.
Нужно знать кое-что важное о Уилсоне, самое важное: он любит своего друга и сделает всё возможное, чтобы тот был счастлив. Именно поэтому много месяцев назад он изо всех сил пытался уговорить Кадди вернуться к Хаусу. А теперь он хотел, чтобы Кадди отошла в сторону.
Потому что с Надеждой он счастлив, — думала она, повторяя эту фразу как мантру. — Потому что с Надеждой он счастлив.
В ту ночь она написала Хаусу письмо на своей самой любимой бумаге для писем:
Дорогой Хаус,
Я пишу тебе это письмо, потому что мы больше не можем с тобой видеться. Будет тяжело, но я думаю, что мы оба знаем, что это правильно.
Ты строишь отношения с Надеждой, а я просто всё усложняю и мешаю.
Знаешь, как говорится в той холмарковской открытке «Если любишь кого-то, отпусти его»? Вот это я и делаю. Я люблю тебя настолько, что отпускаю.
Я не хочу вставать на пути твоего счастья, Хаус. Потому что твоё счастье очень важно для меня, честно.
Твоя навеки,
Лиза
Она приехала рано и сунула записку под карту пациента у него на столе. Ей было грустно, но она была настроена решительно, почти самоотверженно. Она поступала верно. Она стала Жанной Д’Арк тайного служебного романа.
Как и было задумано, она весь день избегала Хауса. Вечером раздался стук в дверь. Есть чуть заметная разница, когда в дверь колотят кулаком или тростью. Кадди очень хорошо это знала.
Он держал в руке ее письмо, злобно размахивая им будто повесткой в суд.
— Ты просто идиотка! — сказал он.
Она была обижена до глубины души.
— Что? — спросила она.
— Ты идиотка, — повторил он, непрошенно входя в дом.
— Ты пьян? — поинтересовалась она, разглядывая его пристальнее.
Но в отличие от того раза, когда он без звонка явился к ней, он был трезв, как стеклышко.
— Ты приносишь какую-то жертву, — сказал он. — Ради чего?
— Ради... тебя и Надежды, — пробормотала она.
— Зачем? — спросил он.
— Потому что ты ее любишь.
— С чего это ты взяла?
Она секунду подумала.
— Уилсон сказал...
— Уилсон?! — он добродушно засмеялся. — Ах ты глупая, глупая девочка. Я не люблю Надежду.
— Не любишь? — она почувствовала, что ее нижняя губа дрожит.
— Нет, Кадди. Я тебя люблю.
— Но вы казались такими счастливыми вместе, — возразила она.
— Надежда... хорошая. Милая. Мы отлично ладим. Она мне нравится.
— Но вы же ходите вместе к АН!
Вдруг эти слова ей показались бесконечно глупыми.
И теперь он уставился на нее так, будто бы его голубые глаза обладали способностью рентгена.
— Кадди, какое из слов «я всегда буду выбирать тебя» ты не поняла? — сказал он, уже более мягким тоном.
Она не верила, что он помнит то, что говорил в ту ночь. Он был так пьян! Но, конечно, это был Хаус. Он ничего не забывал.
Она заплакала.
— Я подумала, что ты пережил это, — сказала она. — Я отпустила тебя.
— Я никогда переживу чувства к тебе, — сказал он, подходя к ней и целуя ее слезы. — Никогда.
— Я тоже не могу.
Ее голова опустилась ему на грудь, слезы стали слезами облегчения, радости и немного страха.
— Наверное, я тоже всегда буду выбирать тебя, — сказала она, понимая, что это чистая правда. — Я всегда буду выбирать тебя.
— Значит, мы завязли вместе.
Конец
@темы: фанфики, хаус/кадди