трансляция происходящего вовсе не доказывает, что оно происходит
название: Катастрофа или Трахнуть Кармен Электру
автор: murzum
пэйринг: хилсон, на этот раз настоящий
рейтинг: оченно много секаса
саммари: Нью-Джерси в снегу, а наши обожаемые герои - в ловушке...
время: хбз
очевидно, зима, шестой сезон и после Сэм.
отказ: ну, всё, ебствественно, не моё. готова отказаться от авторских прав, если ЭТО экранизируют
от автора: мой мозг спал, пока я дописывала фик. указывайте, пожалуйста, на косяки.
читать дальше«...Спецслуждбы Нью-Джерси сообщают, что снегопад, который начался в минувшую среду, будет только усиливаться. Синоптики не могут с уверенностью сказать, сколько продлится стихийное бедствие, и предполагают, что вскоре ситуация ухудшится. Техника не справляется с обилием снега на дорогах и тротуарах, все маршруты общественного транспорта отменены. Мы убедительно просим вас оставаться дома...»
Джеймс вздохнул и вырубил телевизор.
«Великолепно,» - думал он, - «просто замечательно! И как теперь прикажете добираться до работы? Пешком?!»
Опуская кружку с остатками кофе, он подумал, что, наверное, единственный человек во всем Нью-Джерси, который будет рад сложившимся обстоятельствам, - это Грегори Хаус, который все еще мирно спал в своей комнате. Не заставит же Кадди инвалида продираться через это ледяное безобразие, просто чтобы отработать свои положенные 4 часа в клинике. У нее наверняка не хватит духа даже подумать об этом, не то что совершить.
«Значит, мне придется отдуваться за двоих. А то и за четверых».
Он надел теплое пальто, взял кейс и вышел.
Лифт не работал. Очевидно, несчастный онколог в очередной раз чем-то провинился, и Небеса решили наказать его за все разом именно сегодня.
«Ну, и что у нас на очереди? Гром небесный или обойдемся последней стадией обморожения?» - он невесело усмехнулся сам себе и толкнул входную дверь. Дверь не поддалась. Он удивленно воззрел на нее и толкнул еще раз, теперь уже прилагая к этому все усилия, на которые был способен. Но никакого эффекта это не произвело. Наверное, он бы и дальше продолжал толкать и пинать ни в чем не повинный кусок дерева, если бы его не окликнул консьерж.
-Не тратьте зря силы, доктор Уилсон, - печально сообщил он. - Дверь не откроется, я уже пытался и не раз. Нас завалило снегом.
Уилсон округлил глаза и уставился на консьержа, пытаясь осознать смысл его слов.
- К-как?! То есть...насколько все плохо?
- Очень плохо, доктор Уилсон, очень. Я пытался определить уровень снега, простукивал дверь. Ее завалило почти полностью. Видимо, за ночь снег еще и смерзся, так что теперь сами мы не откопаемся.
- Но вы же уже позвонили в соответствующую службу? 911 или куда так нужно звонить в таких случаях?
- Позвонил, - уныло подтвердил мужчина. - Они весьма нелюбезно заявили, что сегодня таких жалоб поступило не меньше сотни, и они ничем не могут помочь. Вся техника пущена на уборку снега с дорог.
- И как я должен идти на работу?...
Вопрос был явно риторическим, и Уилсон это осознавал. Видимо, осознавал это и консьерж, ибо он только пожал плечами и поплелся обратно в свою каморку.
Пока Джеймс на автопилоте поднимался по лестнице обратно в квартиру, он вяло обдумывал перспективы такого затворничества. А перспективы были, и их было много. Пожалуй, даже слишком много для одного маленького несчастного онколога. В любом случае, их было больше, чем он смог бы вынести. Потому что все они подразумевали не просто затворничество, но затворничество наедине с Хаусом. На неизвестный срок. От этого по спине Уилсона начинали бегать мурашки, колени подгибались, а руки опускались от бессилия. Даже два дня наедине с Хаусом были пыткой, а здесь - «неизвестный срок». Если брать по максимуму, то это месяца два - пока не наступит весна. Впрочем, была вероятность, что так долго Кадди ждать не будет и уже через пару недель найдет способ вызволить их из этой мышеловки и запереть непосредственно в Принстон Плейнсборо - на случай ураганов, цунами и Армагеддона заодно. Ведь если наступит конец света, два ее выдающихся врача будут особенно популярны.
Он снова вздохнул, достал из кармана телефон и набрал номер Кадди.
- Уилсон, какого черта ты еще не на работе? - рыкнула начальница вместо приветствия. Что было очень странно, учитывая, с каким теплом она всегда относилась к своему зав отделения онкологии. Видимо, для нее это утро тоже было не особенно добрым.
- Лиза, я не смогу сегодня прийти на работу. И Хаус, кстати, тоже не сможет.
- Мне следует удивиться или уволить вас обоих, чтобы вы и дальше могли спокойно наслаждаться друг другом?
И еще раз Уилсон вздохнул. Ну почему именно ему всегда приходится все объяснять?
- Лиза, у нас тут неприятности с дверью... - и он вкратце описал ей сложившуюся ситуацию.
Голос Кадди, как ни странно, смягчился, и она даже сделала слабую попытку посочувствовать ему. А под конец совсем уже мирно призналась:
- Ладно, у нас тут все равно почти никого нет. Думаю, мы справимся без вас какое-то время. Но как только откопаетесь - сразу в больницу!
- Есть, босс.
***
Вернувшись домой и переодевшись, Уилсон принялся готовить завтрак на две персоны. Во-первых, потому, что Хаус все равно скоро проснется и наверняка отберет как минимум половину порции Джеймса, если не получит собственную. А во-вторых, ему позарез нужно было чем-то себя занять, чтобы не думать обо всех этих заманчивых перспективах, маячивших впереди этой «бесконечной бездны времени в опасной близости с Хаусом».
А опасной она была по двум причинам. Во-первых, находиться рядом с Грегом 24 часа в сутки было просто невозможно, особенно в закрытом пространстве: уже через 10 минут он начинал сходить с ума от безделия, через час его сарказм и непрекращающиеся шуточки начинали намеренно бить по самым слабым местам, через два он уже буквально потрошил собеседника, пытаясь выведать абсолютно все его тайны. И дальше по нарастающей. А во-вторых, в последнее время Уилсон начал его попросту бояться. Все чаще он чувствовал на спине его прожигающий взгляд, а когда оборачивался и встречался с ним глазами, Хаус хмурился и быстро ретировался в произвольном направлении. И он, вопреки обыкновению, все реже захаживал в кабинет Уилсона и вообще старался лишний раз с ним не сталкиваться. Что-то происходило в этой гениальной голове с тех пор, как в жизни Уилсона снова появилась Сэм. Появилась - и так же быстро и незаметно исчезла, но, по-видимому, оставила после себя нечто очень, очень дурно пахнущее.
Так что либо к концу всего этого погодного безобразия они оба будут мертвы, либо он попытается-таки выяснить, что происходит в голове Хауса, и все равно будет мертв. И если смерть наступит не от руки друга, то уж точно от его собственной. И причин для этого было опять-таки две: либо его сердце разобьется, когда их дружба рухнет, либо он пустит себе пулю в лоб, когда их дружба рухнет по вине Уилсона. Потому что он очень сомневался, что сможет находиться рядом с Хаусом так близко - и так долго - и не выдать наличия нечестивых мыслей на его счет.
«Хаус же чертов телепат! Я вообще не понимаю, как он еще не догадался обо всем».
Уилсон оборвал поток мыслей и мужественно попытался взять себя в руки, когда услышал шум воды в ванной. Виновник «торжества» проснулся.
***
- Решил продинамить сегодня своих несчастных лысеньких детишек, а, Уилсон?
Улыбающаяся физиономия Хауса показалась в дверном проеме как раз в тот момент, когда Джеймс ставил чашку дымящегося кофе на стол.
- И завтрак мне приготовил, надо же! - присвистнул Грег, усаживаясь и хватая первый блинчик. - У нас что, медовый месяц?
- Завтрак я приготовил не только тебе, - скрипнул зубами Уилсон, возвращая общую тарелку обратно на середину стола. - И у нас катастрофа.
- Надо же, с утра и уже не в духе! Так и что у нас за катастрофа? Еще один опоссум в ванной? Впрочем, я бы его заметил, да и не в стиле Лукаса повторять одну шутку дважды...
- Мы погребены под толстенным слоем снега, - мрачно прервал его Уилсон. Взгляд Хауса тут же метнулся к окну. - Нет. Дверь внизу. Она не открывается. А это значит...
- А это значит, никакой клиники и нотаций Кадди! - радостно закончил за него Грег.
- И никакой еды на вынос. И никаких проституток. И никаких новых головоломок. Ты должен быть в отчаянии.
Хаус весело фыркнул.
- Да брось, Уилсон, с чего бы мне отчаиваться? У меня уже есть все это. У меня же есть ты!
Джеймс побледнел и только беззвучно шлепал губами от такого хамства. Что он хочет этим сказать? Ну, с едой все понятно. С тех пор, как они живут вместе (как это вообще получилось?!), готовит в основном именно он. Не потому, что Хаус не умеет, и даже не потому, что он ленится. Однажды он прямо заявил Уилсону: «Просто мне нравится, когда это делаешь ты», и в глазах его в тот момент помимо улыбки сверкнуло что-что еще, что-то очень странное.
Головоломки, в общем, тоже объяснимы. Хаус наверняка опять будет пытать его каленым железом, выдавливая самые потаенные секреты. В прошлый раз храбрый онколог позорно сбежал с поля боя, то есть из бара, где они коротали вечерок. Это было, конечно, не самым умным поступком, но Хаус просто не оставил ему выбора. Тогда они сделали вид, что никакого разговора об их специфических отношениях и вовсе не было, а был только полутемный бар и задушевная беседа двух старых приятелей. Но теперь номер точно не пройдет - они же оба в ловушке...
Последний пункт своей опрометчивой речи он обдумать не успел, потому что длинные пальцы вцепились ему в плечи, а тихий вкрадчивый голос Хауса раздался прямо над ухом:
- Чего ты так напрягаешься, Уилсон? Просто расслабься и получай удовольствие! У нас же целых «неизвестно сколько» выходных! Мы можем столько всего сделать...у-ух!!
От этого радостно-воинственного «у-ух» Уилсону стало совсем плохо. И он вдруг понял, что до сих пор недооценивал масштабы надвигающейся катастрофы. А потом он с удивлением обнаружил, что указательные пальцы Хауса каким-то чудесным образом оказались под воротником его рубашки и ненавязчиво поглаживают ключицы.
- Ты слишком напряжен, Уилсон, - продолжал горячо шептать этот змей искуситель, еще ближе наклоняясь к многострадальному уху. - Может быть, я сделаю тебе массаж, м?...
- Х...Хаус! - его голос предательски дрожал. Картинка, нарисовавшаяся в мозгу при слове «массаж», обратилась горячим комком желания и тяжело опустилась в его пах. - А м...может, мы лучше в нарды поиграем?
Грег послушно исчез из-за его спины и материализовался где-то в противоположном конце кухни. Он выглядел разочарованным, но лишь равнодушно дернул плечами:
- Как хочешь. Можно и в нарды.
***
Уже к концу первого дня заточения у них закончились все настольные игры, а также игры альтернативные - вроде гляделок.
В ту же ночь в доме неожиданно кончилось все спиртное - от пива до бурбона. Остался, конечно, уилсоновский кефир, но Хаус наотрез отказался надираться кисло-молочными, даже если это приведет его ЖКТ к вечной жизни, и ушел спать.
В следующие 24 часа они прикончили хаусовскую коллекцию фильмов, сериалов, ТВ-шоу и прочей дребедени, по одному ему известным причинам оказавшихся на дисках.
А к концу третьего дня вырубили электричество.
Скрипя зубами от негодования и напряжения, не покидавшего его все эти дни, Уилсон достал свечи и зажег сразу несколько.
- Надо же, какая романтика! - фыркнул Хаус, глядя на одну из свечей - в форме сердечка.
- Сэм подарила, - вяло отмахнулся Джеймс.
Удивительно, но Грег никак не отреагировал на прозвучавшее имя, хотя - Уилсон мог поклясться на чем угодно - его желваки заиграли под кожей.
- Ладно, я спать, - заявил Хаус и, захватив с собой свечу (не ту, которая была в форме сердца, а вполне обычную), утопал в комнату.
Уилсон переоделся в пижамные штаны и футболку и еще какое-то время бесцельно слонялся по квартире, в поисках хоть какого-то занятия. Спать не хотелось, а будить Хауса было глупо. Учитывая все эти «романтические» обстоятельства, они сейчас много чего могли наговорить друг другу, о чем непременно пожалели бы утром. Ну, хорошо, это Уилсон мог бы много чего наговорить. А Хаус наговорил бы в ответ, терпеливо объясняя своему другу-идиоту, почему земля круглая, ветер дует, а один мужчина не может желать другого.
Но дело в том, что Уилсон желал, да еще как! Ему стоило больших трудов держать свою похоть в узде в условиях постоянно сокращающегося расстояния между ними. Он не мог понять, кто повинен в том, что за эти тря дня их пальцы сталкивались в воздухе чаще, чем за все время их дружбы. И почему когда они смотрели фильм, он вдруг обнаруживал, что Хаус практически лежит на нем, полностью оттеснив к ручке дивана. И к чему, черт возьми, была эта нелепая ревность, все эти сжатые кулаки и стиснутые зубы? Нет, Уилсон определенно был не в силах постичь смысл происходящего.
Уговорив, наконец, свой организм отправиться в постель, Уилсон потопал в свою комнату. Но проходя мимо неплотно прикрытой двери в комнату Хауса, почему-то остановился. Он заметил едва пробивающийся из-под двери свет и удивился, что Грег еще не спит. Он сам не понял, какого черта его понесло «проверить, как там Хаус». Дверь совершенно бесшумно подалась, и ошарашенному Уилсону открылась картина на миллион баксов, не меньше.
Хаус все-таки спал. На прикроватном столике стояла непотушенная свеча, и в ее неровном свете комната казалась восхитительно уютной и даже волшебной. На кровати, раскинув руки и ноги, очаровательно откинув голову на подушке, возлежал ее хозяин. Одеяло сбилось к ногам, хотя Уилсон точно знал, что его друг всегда спит очень спокойно и никогда не скидывает одеяло. Но обдумать эту странность он решил позже, потому что его мозг уже зафиксировал другую странность, от созерцания которой его диафрагма подпрыгнула к горлу и, судя по всему, решила там и остаться. Хаус лежал почти поперек кровати «звездочкой», такой расслабленный, такой трогательный...и абсолютно голый. И в центре всего этого великолепия была его внушительная эрекция.
Мозг бедного Уилсона забился в истерике и отступил под натиском гормонов, силе которых сейчас мог бы позавидовать любой ураган. К тому же, не так-то просто соображать, когда вся твоя кровь сосредоточилась в одном-единственном органе, совершенно наплевав на нужды остальных. Ноги Уилсона дрожали и подгибались, пока он медленно приближался к кровати и опускался на пол рядом с ней.
Пару секунд он пытался понять, какого черта он делает. Он тяжело дышал и терзал свою многострадальную переносицу, как будто это она была виновата в том, что ее хозяин такой идиот. Но желания уйти не появилось. Более того - он даже не подумал, что можно сейчас просто встать и уйти. Либо это был подарок свыше, либо наказание - на самом деле, разница не велика. А избавиться от искушения можно лишь поддавшись ему.
«Я хочу только дотронуться», - уговаривал Уилсон себя, - «только дотронуться...а потом я сразу...сразу же...»
Он не успел придумать, что сделает сразу после, потому что его рука уже опиралась локтем на кровать в опасной близости от бедра Хауса, а пальцы уже тянулись к его члену, медленно, но настойчиво. Уилсон наблюдал за собственной рукой со страхом и любопытством. А в его голове кто-то торопливо шептал одну и ту же фразу: Хаус спит очень крепко.
Его кожа оказалась мягкой, бархатистой и еще - очень горячей. Как завороженный, Уилсон все водил и водил указательным пальцем по всей длине, изучая выпиравшие вены, нажимая на них кончиком пальца, обводя по контуру головку. Ему казалось, что никогда прежде он не видел ничего более восхитительного и ошеломляющего. Он аккуратно сжал ствол ладонью и медленно спустился к основанию, наблюдая, как кожа на головке натягивается, от чего она становится еще более гладкой. Он сжал чуть сильнее, снова пару раз провел рукой вверх-вниз. Наградой ему была маленькая полупрозрачная капля, выступившая на самой вершине. Не думая вообще ни о чем, он наклонился и убрал ее долгим и сильным движением языка, который через мгновение онемел от сочетания соленого, сладкого и пряного.
Остановить Уилсона теперь не смогла бы даже Кадди, ворвись она сейчас в эту самую комнату с какими угодно угрозами. Потому что он уже сидел рядом с ни на что не реагировавшим Хаусом и, наклоняясь еще ниже, нежно обхватывал его головку губами, неустанно поглаживая ее языком у себя во рту. А еще через несколько секунд его рот уже скользил по всей длине мягко подрагивающего члена Хауса, постепенно наращивая темп. Наверное, Уилсон совсем не дышал, потому что у него не возникало никаких проблем с тем, чтобы подстроить ритм своих скольжений под ритм своего дыхания.
Уилсон был так увлечен процессом и ощущением этого воистину прекраснейшего из когда-либо виденных им органов в своем горле, что пропустил момент, когда его рассудок тихо собрал вещи и покинул своего выжившего из ума хозяина. О, да, Джеймс определенно сходил с ума, но сейчас все его ментальные и физические способности были сконцентрированы на том, чтобы скользить, посасывать, сжимать и облизывать. Он снова замедлил темп и выпустил член Хауса изо рта, с совершенно детским восторгом наблюдая, как растягивается едва заметная паутинка слюны, соединяющая головку и его язык. Он немного подумал, а потом быстро и сильно лизнул уздечку. В ответ член Грега трогательно дернулся, явно требуя добавки. Еще немного и Уилсон бы точно начал беседовать с этой, бесспорно, самой благодарной, частью Хауса, но остатков его разжиженных мозгов (а может, инстинкта самосохранения) хватило, чтобы этого не делать; потому он просто еще раз взглянул на него с умилением и очень нежно обвел нижнюю часть головки кончиком языка. А потом резко втянул в себя почти весь ствол, так что головка оказалась где-то в середине его горла, и это ощущение было настолько захватывающим, что он принялся снова и снова насаживаться ртом, с каждым разом заглатывая член еще глубже и ускоряя и без того бешеный темп.
В общем, Уилсон был очень, очень занят, и окружающий мир его совсем не интересовал. Потому он не заметил, как Хаус вдруг чуть плотнее сжал веки и стиснул зубы, а его руки резко напряглись, комкая простынь в слегка подрагивающих кулаках. И уж конечно, Уилсон не мог увидеть судорогу, прострелившую тело Грега, когда он в очередной раз заглотил член целиком и тихонько застонал от избытка эмоций, посылая в распростертое под ним тело легкую вибрацию. Этой вибрации оказалось достаточно, чтобы Хаус растерял последние крохи самоконтроля и бурно кончил глубоко в горле Уилсона. Все его силы ушли на то, чтобы просто не завопить в голос и не схватить Уилсона за волосы, чтобы тот ни в коем случае не отстранился. Но Джеймс даже и не думал этого делать. Он, напротив, прижался к паху Хауса, полностью сконцентрировавшись на подрагивании его члена в своем горле, и еще плотнее обхватил губами основание, чтобы не дай бог не потерять хоть каплю драгоценной влаги.
Он отстранился только тогда, когда почувствовал, что член Хауса стал мягким. Выпустив его изо рта, Уилсон снова склонился и любовно облизал его в последний раз, а потом выпрямился и бросил осторожный взгляд на хозяина этого чуда. Хаус тяжело дышал, но судя по всему, продолжал крепко спать, его дыхание постепенно выравнивалось. Тогда Уилсон встал, заботливо укрыл обнаженное тело одеялом, задул свечу и тихонько выскользнул из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Уже в собственной спальне он горестно вздохнул, лениво стаскивая абсолютно мокрые трусы, в которые он умудрился кончить где-то в процессе, и провалился в сон, как только его голова коснулась подушки.
- Матерь божья!.. – шепотом резюмировал он и мгновенно заснул.
* * *
На следующее утро Уилсон проснулся от странного ощущения. Веки жгло, но это чувство было почти неуловимым, как будто на лицо падал солнечный зайчик, хотя шторы совершенно определенно были задернуты. Он зевнул, сладко потянулся, так что одеяло соскользнуло до талии, и открыл глаза. И первое, что он увидел, было, конечно же, Грегори Хаусом. Тот неподвижно сидел в кресле в углу комнаты – руки на рукоятке трости, подбородок упирается в переплетенные пальцы – и неотрывно смотрел на Уилсона. Его лицо было абсолютно непроницаемым.
- Хаус, скажи на милость, что ты здесь делаешь?
- Мне снился очень странный сон, - задумчиво протянул Хаус и снова отправился путешествовать по телу Уилсона взглядом.
На секунду Джеймсу вдруг показалось, что вот сейчас Хаус встанет, медленно приблизится к изножью кровати и заберется на нее, удобно устраиваясь прямо между широко разведенных ног Уилсона, а потом резко сдернет одеяло, стянет свои пижамные штаны к коленям и войдет в него одним стремительным движением, попутно вдавливая Джима в матрас собственным весом, царапая щетиной его плечо... От таких мыслей по телу Уилсона пронеслась горячая волна возбуждения, и он едва сдержался, чтобы не застонать и не толкнуться бедрами навстречу воображаемому члену Хауса в порыве впустить его еще глубже.
- Поднимайся, Спящая Красавица, завтрак стынет.
И ушел, оставив все еще удивленного и слегка разочарованного Уилсона наедине с его эротическими фантазиями.
«Завтрак?» - недоумевал Джеймс, быстро натягивая домашние штаны и футболку. – «Он приготовил для меня завтрак?! И потрепал по волосам?!.. Что, черт возьми, творится в этом доме?..»
На кухне его действительно ждал завтрак – нечто с непроизносимым названием из серии «язык проглотишь» плюс чашка дымящегося кофе – и порядком повеселевший – по крайней мере внешне – Хаус. Он чинно восседал за столом, потягивая кофе и листая какой-то сомнительный журнал. Когда Уилсон появился в дверном проеме, он поднял глаза и изобразил самую милую из своих улыбок:
- Доброе утро. Хорошо спал?
- Д...да, спасибо...
Сказать, что Джеймс был удивлен, значит не сказать ничего. Он просто охреневал от ТАКОГО Хауса, и даже подозрительность, которую дорогой друг любовно взращивал в нем годами, никак себя не проявляла, хотя поведение Грега этим утром было из ряда вон выходящим. Мягко говоря. Уилсон молча жевал и изредка косился на Хауса, который всякий раз встречал его пронзительный взгляд неизменно благодушной улыбкой и вопросительным движением брови, чем окончательно сбивал первого с толку.
Покончив с чудом кулинарного искусства, Уилсон встал, поставил тарелку в раковину, налил себе вторую чашку кофе и подошел к окну. Вид занесенных снегом тротуаров и дорог мало способствовал мыслительному процессу, так что он снова повернулся к Хаусу, вперив в него взгляд а-ля рентген и напрягая все свои экстрасенсорные способности, чтобы понять, что происходит в этой взлохмаченной голове. Разумеется, прочитать мысли Хауса было более чем нереально, так что он решил завести обычную беседу:
- Ну, так и что за странный сон тебе снился?
- Думал, ты уже никогда не спросишь, - немного слишком поспешно ответил Хаус, тут же стирая свою оплошность очередной милой улыбкой. – Это был удивительный по своей реалистичности эротический сон. С Кармен Электрой в главной роли.
Он тоже встал, убирая посуду.
- С Кармен Электрой, - скептически сощурился Уилсон. – Ладно, допустим. И о чем был твой «удивительно реалистичный» сон?
- О! – Хаус закатил глаза, его улыбка растянулась в мечтательно-похотливый оскал. – Если вкратце, она делала мне минет.
- Она делала тебе минет, - тупо повторил Уилсон.
Он слегка напрягся, неожиданно для себя вспомнив школьные уроки психологии, точнее, ту их часть, где говорилось, что реальные внешние раздражители могут легко вторгнуться в разум спящего и каким-то образом повлиять на его сновидения. Вот, значит, как это работает.
- О, да! – Хаус вдруг оказался настолько близко, что Джим занервничал еще больше, когда уже знакомый запах перекрыл ему доступ кислорода; они почти соприкасались, и даже два слоя одежды не могли уберечь от столь волнующего тепла чужого тела. Грег наклонился к его уху, стирая малейший намек на хоть какое-то расстояние между ними, и доверительно зашептал низким и очень – ОЧЕНЬ! - возбуждающим голосом: - Скажу тебе по секрету, Джимми, сосет она просто отменно! Мисс Глубокая Глотка по сравнению с ней не сексуальнее надувной куклы! Мне кажется, в какой-то момент я даже смог почувствовать ее голосовые связки...а ощущения были такими, как будто все это происходило наяву... Эй, Уилсон, чего ты вдруг покраснел? Я ж не тебе тут комплименты отвешиваю...
Хаус осекся и подозрительно прищурился, отступая на шаг назад, чтобы окинуть быстрым взглядом всю его фигуру. Джеймс отчетливо слышал, как кусочки мозаики щелкают в гениальной голове, угрожая вот-вот собрать в правильную картинку. Нужно было срочно что-то сказать, пока Хаус не приступил к излюбленной части своих допросов – артобстрелу под названием «я-знаю-ты-что-то-скрываешь-Джимми!»
- Хорошо, Хаус, ты меня раскусил, - Уилсон постарался вздохнуть как можно более фальшиво. – Я полночи не спал: шаманил, чтобы Небеса послали тебе Кармен Электру с ее талантливым ртом. Рад, что мне удалось преуспеть в этом.
Джеймс и сам не был уверен, к чему именно относилось «это», в котором он преуспел, но очень надеялся, что все еще говорит про сон.
- Джимми-Джимми, - Грег покачал головой; Уилсону показалось, что он сейчас снова нежно потреплет его по голове, но Хаус не сдвинулся с места, - мой маленький самоотверженный онколог... Даже представить себе невозможно, скольким ты жертвуешь ради нашей дружбы!.. Кстати, если себе не трудно, пошамань и этой ночью тоже, ладно? Пока Кармен самозабвенно мне отсасывала, я неожиданно понял, что больше всего на свете хотел бы ее как следует трахнуть.
А потом он развернулся на пятках и с завидной скоростью скрылся в своей комнате, оставив багрового от смущения Уилсона недоуменно хлопать глазами и запивать застрявший в горле комок нервов остывшим кофе.
* * *
Джеймс плохо понимал, что он делает, когда тайком переливал оливковое масло в маленькую бутылочку из-под бурбона, каких обычно находится в достатке в мини-барах отелей.
Весь день он слонялся по квартире, иногда обессилено падал на диван и по несколько минут пялился в абсолютно черный экран телевизора. Пару раз он попытался его включить, но когда эн-ная по счету попытка проваливалась, вспоминал, что электричество им так и не дали. А это значит, что снова будут свечи, и вероятность того, что мозг Уилсона опять отключится под воздействием слишком интимной обстановки, была высока как никогда. Теперь ему требовалось совсем чуть-чуть: одно мимолетное упоминание об альтернативном источнике освещения, и перед его глазами надолго застывало изображение его обнаженного друга, по телу которого прыгали отблески пламени. А потом включалась память...и Джеймс хватался руками за голову и принимался снова бродить из угла в угол, тихонько поскуливая.
Он пытался думать...анализировать себя, Хауса, это ночное наваждение...он пытался понять хоть что-то, но разум постоянно подсовывал ему эти чертовы образы...так что он мгновенно заливался краской и ускорял шаги.
Больше всего Уилсона беспокоила эта странная реплика Грега насчет «трахнуть Кармен Электру». Это определенно было шуткой...должно было быть шуткой. Но чем оно было в действительности, Джеймс не знал. Зато он знал, что когда Хаус шутит – не важно, насколько серьезны его лицо и тон, - его глаза всегда улыбаются. За все время их дружбы он выучил и не такие тонкости, так что научился подмечать это на полном автопилоте. А этим утром он долго – и очень напряженно – вглядывался в эти голубые зеркала души, и чем дольше Уилсон в них смотрел, тем тревожнее ему становилось. Потому что за все это чертово утро он не заметил даже намека на улыбку в спокойных глазах Хауса.
Совершенно вымотанный и окончательно запутавшийся, Уилсон упал на свою кровать и зарылся лицом в подушку. Был уже поздний вечер, и стоило бы позаботиться об освещении, но он решил, что света полной луны будет вполне достаточно. По крайней мере, луна не вызывала у него нервной дрожи.
Хаус весь день – с тех пор, как покинул кухню – просидел в своей комнате. Судя по сосредоточенному выражению лица, он усиленно думал о чем-то и посылал Уилсона к чертовой матери, стоило тому появиться на пороге. Может быть, Грег нашел новую логическую игрушку в собственной голове и теперь с упоением ею развлекался. Во всяком случае, Уилсону очень хотелось в это верить. А еще ему хотелось верить, что если бы Хаус все-таки проснулся прошлой ночью, то не выгнал бы Джима – из своей постели, комнаты и жизни, – а...сделал бы что-нибудь другое. Например, простонал бы его имя и вцепился своими восхитительными пальцами ему в волосы. И сегодня ночью трахал бы его, а не фантазийную Кармен Электру, будь она неладна.
Уилсон горестно вздохнул и сам не заметил, как соскользнул в сон.
* * *
Проснулся он глубоко за полночь от того, что в его штанах стало вдруг неприятно тесно, а резинка трусов больно давила на возбужденный член. Он вспомнил, что ему снились пронзительно голубые глаза и расплывшийся в ехидной усмешке рот, и большие сильные руки, которые……о, господи!!....
Уилсон взвыл от стыда и безысходности, энергично потер лицо руками, отгоняя наваждение. Ну конечно, для полного счастья ему не хватало именно этого: эротических снов с Хаусом в главной роли! Да уж...для полного счастья и безоговорочной капитуляции.
Он лежал, не шевелясь, игнорируя свое возбуждение, в надежде, что его члену скоро надоест торчать по стойке смирно. Он просто лежал в темноте, пялился в потолок и считал минуты, чтобы хоть как-то отвлечься.
Минут через десять все его достижения свелись к тому, что неприятные ощущения в области паха усугубились болезненной пульсацией. Это было несправедливо. Это было так дьявольски нечестно! Сначала его заперли здесь наедине с Хаусом. Потом испытывали его стойкость видом Хауса Обнаженного...и это испытание он позорно провалил. А теперь ему презентовали такую несгибаемую эрекцию, какой у него отродясь не было. И хоть бы объяснили, в чем он провинился перед...уже даже не важно, перед кем.
Еще через пять минут Уилсон сдался. Он встал и поплелся в ванную, где быстро разделся, бросив одежду на пол. И очень удивился, когда услышал стеклянное звяканье, не слишком характерное для ткани. Оказалось, что звук породила маленькая бутылочка из-под бурбона, которую Джеймс обнаружил в кармане. Какое-то время он тупо стоял и смотрел на нее, а потом вспомнил: оливковое масло для... Волна возбуждения прошила его раньше, чем он успел подумать, для какой цели весь день таскал с собой стратегический запас оливкового масла. Он обессилено сполз на пол и в знак окончательной и бесповоротной капитуляции послушно открыл бутылочку и плеснул немного масла себе на ладонь.
Левая рука медленно обхватила член и привычно задвигалась вверх-вниз. Вместо правой руки, которая неторопливо ползла вверх по внутренней стороне бедра, Уилсон вообразил руку Хауса. Его дыхание оборвалось, когда пальцы нащупали вход и стали все так же неторопливо продвигаться вперед.
Через некоторое время он заменил руку Хауса уже самим Хаусом. Еще два пальца скользнули внутрь: ведь совершенно очевидно, что член Хауса должен быть никак не Уже четырех.
Он то убыстрял, то снова замедлял движения обеих рук, изо всех сил стараясь не думать о том, как жалко выглядит сейчас: голый и страждущий, на ледяном кафеле ванной комнаты, отчаянно мастурбирующий, представляя, что его трахает лучший друг. Нет, об этом совершенно точно нельзя думать. Это отвлекает. А Уилсон хотел как можно скорее кончить и забыть обо всем.
Когда развязка была уже близка, и движения рук из лихорадочных перешли в сумасшедшие, он вдруг услышал громкий стон. Уилсон замер. Стон определенно не было его: все это время он дышал ртом, и в горле теперь было так сухо, что он при всем желании смог бы издать только хрип. Нет, стонал не он. А значит...
Через мгновение он уже стоял у двери в комнату Хауса, судорожно запахивая халат, в карман которого зачем-то сунул пресловутую бутылочку. Уилсон перевел дыхание и решительно толкнул дверь.
То, что Хаус спал, стало очевидным с первого взгляда на его лицо. Глазные яблоки беспорядочно бегали под плотно прикрытыми веками; видимо, ему-таки снилась обожаемая Кармен Электра. Весь он метался по кровати и шевелил руками под одеялом. Уилсон подошел, отдернул одеяло и застыл на месте от удивления и...смущения, когда понял, что Грег сжимает свой возбужденный член рукой, пытаясь мастурбировать. И это тоже, как ни странно, означало, что он крепко спит: его движения были смазанными, хаотичными и имели крайне мало общего с настоящей мастурбацией.
Хаус замер, когда Джеймс, не особенно раздумывая, наклонился и нежно обвел языком головку. Абсолютно бесполезная теперь рука безвольно упала на кровать, а из груди вырвался еще один – совершенно идентичный первому – стон. И в нем было все: удовольствие, нетерпение, страсть...и даже мольба.
Каким-то загадочным образом озвученное утром желание Хауса и его собственное снова совпали, и было в этом совпадении что-то неуловимо закономерное. Конечно, Уилсон мало походил на Кармен Электру, но Хаус ведь спит и никогда не узнает о подмене. И даже если и узнает...нет, не сейчас. Вот когда узнает, тогда Джеймс об этом и подумает. А сейчас надо действовать.
Халат бесшумно соскользнул на пол; кровать так же бесшумно спружинила, принимая его вес, и, кажется, ничуть не возражала против этого несанкционированного вторжения. Уилсон встал на колени и перешагнул через Хауса одной ногой, так что теперь считанные сантиметры отделяли его от нетерпеливо подрагивающего члена. Он аккуратно размазывал масло по всей длине мягкими возвратно-поступательными движениями, от чего Хаус снова еле слышно застонал. Все было готово, они оба были готовы, но Уилсон медлил. Сейчас ему отчаянно не хватало какого-нибудь командного свистка, чтобы он точно знал, когда нужно набрать в легкие побольше воздуха и нырнуть. Он презрительно фыркнул. Хаус бы наверняка высмеял его за такую нерешительность и обозвал девчонкой. И был бы совершенно прав: Уилсон действительно вел себя как самая настоящая девчонка. Но каким-то образом он уже умудрился зайти так далеко, что отступать было попросту некуда.
Он зачем-то закрыл глаза и стал медленно опускаться на член Хауса, направляя его рукой. Когда головка оказалась внутри целиком, он замер, прислушиваясь к новым ощущениям, давая себе время привыкнуть к ним. Пожалуй, это была не самая плохая вещь на свете, пусть и немного непривычная. Но еще через пару мгновений Джеймс отчетливо понял, что умрет, если не продолжит свой маленький эксперимент. И он стал опускаться еще ниже, остро ощущая каждый новый миллиметр внутри себя, закусив губу, чтобы не застонать. Была пройдена уже половина пути, когда он слегка приподнялся для того, чтобы снова – по-прежнему в смертельно медленном темпе – опуститься на этот огромный, горячий и пульсирующий внутри него кол, принимая его еще немного глубже.
Уилсон обхватил рукой собственный член, старательно подстраивая движения под ритм своих бедер, а другой рукой оперся о бедро, чтобы сохранить равновесие. Он слабо представлял, что будет делать, когда возникнет необходимость двигаться быстрее, - он и сейчас не очень-то твердо держался на ногах. Его ощутимо трясло от напряжения и возбуждения, и он, кажется, прокусил губу, но совсем не почувствовал боли – только слабый металлический привкус...
- Однако, забавные у тебя представления о шаманизме, Уилсон. И где ты только нахватался такой похабщины?
Голос Хауса – не слишком громкий и далеко не сонный – прозвучал как удар гонга, означающий, что приговоренного к смерти можно, наконец, вздернуть. Джеймс замер, в ужасе глядя на издевательски улыбающуюся физиономию расширенными глазами. Пару секунд он не чувствовал вообще ничего – как будто его поглотил вакуум, - но в следующее мгновение его накрыла тихая, парализующая паника.
Хаус не спал. Хаус. Не. Спал. Не спал сейчас и, возможно, прошлой ночью тоже. Возможно, он слышал – или видел? – все, что Уилсон вытворял с ним. И теперь он пойман с поличным. А это могло означать миллион вещей: от пожизненных шуточек до возможности потерять Хауса. Потерять не когда-нибудь, а теперь, когда он знает запах его кожи, вкус его спермы и это потрясающее ощущение его члена внутри. И винить в этом Уилсон мог только себя.
Он не делал никаких попыток пошевелиться, скованный целым ураганом разнообразных эмоций, которые возглавлял страх. Наверное, он даже не дышал. Просто смотрел на Грега в немом ужасе, ожидая неизвестно чего. А тот, очевидно, наслаждался этим зрелищем.
- Мне больше нравится, когда ты закусываешь губу и откидываешь голову назад, - как бы между прочим заметил Хаус, и голос его звучал насмешливо и...необычайно мягко.
Способность двигаться вернулась к Уилсону так же неожиданно, как покинула. Он резко дернулся, явно намереваясь сбежать, но Грег вдруг на удивление проворно схватил его за талию и с силой дернул вниз, полностью насаживая на свой член. Джеймс непроизвольно вскрикнул и выгнул спину, запрокидывая голову.
- Вот так, - ласково пропел Грег, - хороший мальчик.
А еще через секунду он сгреб дезориентированного Уилсона в охапку и опрокинул на спину, всем своим весом вдавив его в матрас. Ноги Хауса, согнутые в коленях и широко расставленные для опоры, почти вплотную прижались к бедрам Джеймса, так что вся нижняя часть тела последнего от поясницы фактически висела в воздухе, и только его бедра опирались на бедра Грега. В таком положении Уилсон был полностью открыт и беззащитен. Хаус хорошо понимал это, но одной только беззащитности было недостаточно. Он всегда стремился к тотальному контролю.
Он почти целиком выскользнул и тут же вернулся, тараня Уилсона с невероятной скоростью. Одного такого толчка хватило, чтобы Джим на время потерял связь с реальностью. И пока он приходил в себя, Грег стянул его запястья поясом халата и прикрутил их к спинке кровати. Вот теперь Джеймс действительно был полностью в его распоряжении.
Победно улыбаясь, Грег опять очень медленно отстранился и с мощью торпеды двинулся вперед, одновременно насаживая Уилсона на свой член руками. Все последующие толчки были такими же: резкими, сильными и глубокими, с неизменной долгой паузой между ними. Эти паузы Хаус тоже использовал по назначению; он наклонился к самому уху Джеймса и заговорил низким, жестким голосом:
- В твоем идеальном плане, Уилсон....был только один....но очень существенный....минус. конечно, ты не знал....но мог бы и догадаться....что я люблю....делать это....грубо.
В подтверждение своих слов он, кажется, удвоил усилия и снова яростно впечатался в Джима, вырывая из его груди особенно громкий, задыхающийся стон, и замер. Уилсон не сразу понял, что происходит, но когда толчки не возобновились даже через пять ударов сердца, открыл глаза. Грег смотрел на него с поистине садистским наслаждением, и от этого взгляда по его спине побежали мурашки, и Уилсон ощутил острую потребность в движении.
- Х...х-ха-аус...?
Больше всего это было похоже на полувопросительный, полу умоляющий – и в чрезвычайной степени страстный – стон. Однако Грег оставался равнодушным к его мольбам. Не в состоянии сформулировать что-то более вразумительное, Уилсон, насколько позволяли врезающиеся в запястья оковы, толкнулся навстречу Хаусу, пытаясь убедить его двигаться. Этот небольшой маневр произвел поразительный эффект: Грег задохнулся, его глаза распахнулись, чертова ухмылка наконец-то исчезла с его лица, уступая место причудливой смеси восхищения и вожделения.
- Т-ты.... – слова с шипением выходили из его горла. – Да ты просто маленькая....похотливая....сучка, Джимми!...
В ответ Уилсон снова выгнулся и потерся болезненно напряженным членом о живот Хауса. Его голова самопроизвольно откинулась назад, губы приоткрылись, и с них сорвался очаровательно громкий, протяжный стон.
Грега как будто оглушило. Он все смотрел и смотрел на такого незнакомого, до крайности непристойного Уилсона, и его дыхание замирало где-то в горле. Кто бы мог подумать, что Джеймс Уилсон, общеизвестный тихоня и пай-мальчик, однажды САМ заберется к нему в постель и станет вести себя так...так... Нет, он не мог подобрать слов, потому что Джеймс снова стонал так, что от одного этого звука покраснели бы даже стены, а у самого Хауса от него кровь застывала в жилах. Ему никак не удавалось осознать, что это Уилсон, его привычный, надежный Уилсон сейчас дрожит под ним, совершенно по-шлюшьи трется о его живот членом – таким твердым, что это казалось почти нереальным – и всем своим видом требует, безмолвно вопит, чтобы его немедленно – прямо, мать его, сейчас! – оттрахали настолько грубо, насколько это вообще возможно.
И тут несгибаемый, почти железный Грегори Хаус окончательно потерял контроль над собственным телом. Он возобновил толчки, старательно выбирая нужный угол, скорость, частоту, глубину...все что угодно, только бы хоть чуть-чуть отвлечься и не кончить прямо сейчас от одного взгляда на искаженное гримасой удовольствия лицо Уилсона. Он и не заметил, как на секунду вцепился зубами в его плечо – достаточно сильно, чтобы утром на этом месте появился синяк. Хаус оставил плечо в покое, уткнулся носом в шею Джима и забормотал скороговоркой:
- Огосподибожеуилсон!... ты просто восхитителен...невероятен...даже не представляешь, как ты прекрасен...в своем возбуждении...скажи мне...скажи, чего ты хочешь...я это сделаю...я сделаю для тебя все...всечтоугодно...только скажи...Уилсон...
Почти не улавливая смысла его слов, Джеймс бормотал в ответ что-то нечленораздельное, поминутно натягивая свои оковы так, что ткань немилосердно резала кожу, и выгибался навстречу каждому толчку с такой силой, что позвоночник опасно трещал.
Хаус очень четко осознал, что не продержится больше ни секунды – он либо кончит сейчас же, либо умрет от сердечного приступа, - когда различил в невнятном шуме, который издавал Уилсон напополам с криками, стонами и шипением, одно-единственное слово. Он определенно уже встречал его раньше, но никогда не думал, что когда-нибудь оно станет одним из самых любимых его слов.
Джеймс двигался под ним все более неистово, беспорядочно, как можно сильнее прижимая уже готовый взорваться член к его животу, одновременно с энтузиазмом отвечая на бесконечные – и бесконтрольные – глубокие проникновения члена Грега, не вполне ручаясь сейчас за слова, слетающие с его приоткрытых губ:
- Ххххххххххаааааааааауууссссссссс....аххх….я никогда....мне никогда....так....хорошшшшшшоо....Ххххааауссс....пожа...луйста....ещщщщщщщщщё......
Вот на этом свистящем «ещё» Хаус обхватил его член ладонью, резко дернул рукой вверх-вниз, а потом сильно сжал у самого основания, одновременно поистине сокрушительно впечатываясь в Уилсона. И в ту же секунду мощнейший оргазм накрыл их обоих, на время вырвав из действительности.
Последнее, что он слышал, было совершенно неподражаемое «Грррррррррррргггггггг!!!», когда Джим буквально взорвался в его руке, пачкая все вокруг. А потом была лишь тишина, и мягкое, податливое тепло Уилсона под ним.
. . .
- Ну, так и что это было, Джимми-бой? – почти ласково (за минусом саркастичных ноток) пропел Грег. – Попытка изнасилования или просто внезапный порыв твоей некрофильской натуры?
- Не тебе говорить об изнасиловании, мистер Я Люблю Делать Это Грубо, - съязвил Уилсон. – Мне следовало еще прошлой ночью догадаться, что все это было наглой подставой.
- Что-то мне подсказывает, что тебе это понравилось, - он едва уловимо провел кончиком пальца по груди Уилсона, вызвав новый приступ дрожи, и удовлетворенно хмыкнул.
- Это еще не повод! Я за эти сутки прошел все круги ада, причем дважды! Я ведь честно думал, что ты спал...
- Наивная ты душа, Уилсон! Учу тебя, учу, а все бестолку. Ты сам-то когда-нибудь пробовал спать в то время, как твой член находится в чьем-то горле?
- Ну...вообще-то...бывало пару раз...
Хаус неодобрительно фыркнул.
- И это лишь подтверждает мою гипотезу о том, что у тебя самый талантливый рот на всем белом свете!
Джеймс зарделся от комплимента.
- А как же талантливый рот Кармен Электры?
- Джимми-бой, ты идиот, - добродушно и даже ласково констатировал Хаус. – И сегодня утром я говорил о тебе.
- О господи! – очевидно, Уилсон все-таки схлопотал необратимое повреждение мозга за эти сутки. Грег закатил глаза и сгреб его в охапку, притягивая к себе. – Беру свои слова назад, ты не идиот. Ты кретин! – его взгляд вдруг потеплел. – Мне уже давно не снится никто, кроме тебя.
- И сегодня?..
- И сегодня, и вчера, и две тысячи лет назад.
Добавить здесь было нечего, тем более, что обоих уже немилосердно клонило в сон. В конце концов, обо всем остальном они могут поговорить утром.
Джеймс уютнее устроился в руках Грега и мгновенно заснул с совершенно идиотской улыбкой на губах.
автор: murzum
пэйринг: хилсон, на этот раз настоящий
рейтинг: оченно много секаса
саммари: Нью-Джерси в снегу, а наши обожаемые герои - в ловушке...
время: хбз
очевидно, зима, шестой сезон и после Сэм.отказ: ну, всё, ебствественно, не моё. готова отказаться от авторских прав, если ЭТО экранизируют
от автора: мой мозг спал, пока я дописывала фик. указывайте, пожалуйста, на косяки.
читать дальше«...Спецслуждбы Нью-Джерси сообщают, что снегопад, который начался в минувшую среду, будет только усиливаться. Синоптики не могут с уверенностью сказать, сколько продлится стихийное бедствие, и предполагают, что вскоре ситуация ухудшится. Техника не справляется с обилием снега на дорогах и тротуарах, все маршруты общественного транспорта отменены. Мы убедительно просим вас оставаться дома...»
Джеймс вздохнул и вырубил телевизор.
«Великолепно,» - думал он, - «просто замечательно! И как теперь прикажете добираться до работы? Пешком?!»
Опуская кружку с остатками кофе, он подумал, что, наверное, единственный человек во всем Нью-Джерси, который будет рад сложившимся обстоятельствам, - это Грегори Хаус, который все еще мирно спал в своей комнате. Не заставит же Кадди инвалида продираться через это ледяное безобразие, просто чтобы отработать свои положенные 4 часа в клинике. У нее наверняка не хватит духа даже подумать об этом, не то что совершить.
«Значит, мне придется отдуваться за двоих. А то и за четверых».
Он надел теплое пальто, взял кейс и вышел.
Лифт не работал. Очевидно, несчастный онколог в очередной раз чем-то провинился, и Небеса решили наказать его за все разом именно сегодня.
«Ну, и что у нас на очереди? Гром небесный или обойдемся последней стадией обморожения?» - он невесело усмехнулся сам себе и толкнул входную дверь. Дверь не поддалась. Он удивленно воззрел на нее и толкнул еще раз, теперь уже прилагая к этому все усилия, на которые был способен. Но никакого эффекта это не произвело. Наверное, он бы и дальше продолжал толкать и пинать ни в чем не повинный кусок дерева, если бы его не окликнул консьерж.
-Не тратьте зря силы, доктор Уилсон, - печально сообщил он. - Дверь не откроется, я уже пытался и не раз. Нас завалило снегом.
Уилсон округлил глаза и уставился на консьержа, пытаясь осознать смысл его слов.
- К-как?! То есть...насколько все плохо?
- Очень плохо, доктор Уилсон, очень. Я пытался определить уровень снега, простукивал дверь. Ее завалило почти полностью. Видимо, за ночь снег еще и смерзся, так что теперь сами мы не откопаемся.
- Но вы же уже позвонили в соответствующую службу? 911 или куда так нужно звонить в таких случаях?
- Позвонил, - уныло подтвердил мужчина. - Они весьма нелюбезно заявили, что сегодня таких жалоб поступило не меньше сотни, и они ничем не могут помочь. Вся техника пущена на уборку снега с дорог.
- И как я должен идти на работу?...
Вопрос был явно риторическим, и Уилсон это осознавал. Видимо, осознавал это и консьерж, ибо он только пожал плечами и поплелся обратно в свою каморку.
Пока Джеймс на автопилоте поднимался по лестнице обратно в квартиру, он вяло обдумывал перспективы такого затворничества. А перспективы были, и их было много. Пожалуй, даже слишком много для одного маленького несчастного онколога. В любом случае, их было больше, чем он смог бы вынести. Потому что все они подразумевали не просто затворничество, но затворничество наедине с Хаусом. На неизвестный срок. От этого по спине Уилсона начинали бегать мурашки, колени подгибались, а руки опускались от бессилия. Даже два дня наедине с Хаусом были пыткой, а здесь - «неизвестный срок». Если брать по максимуму, то это месяца два - пока не наступит весна. Впрочем, была вероятность, что так долго Кадди ждать не будет и уже через пару недель найдет способ вызволить их из этой мышеловки и запереть непосредственно в Принстон Плейнсборо - на случай ураганов, цунами и Армагеддона заодно. Ведь если наступит конец света, два ее выдающихся врача будут особенно популярны.
Он снова вздохнул, достал из кармана телефон и набрал номер Кадди.
- Уилсон, какого черта ты еще не на работе? - рыкнула начальница вместо приветствия. Что было очень странно, учитывая, с каким теплом она всегда относилась к своему зав отделения онкологии. Видимо, для нее это утро тоже было не особенно добрым.
- Лиза, я не смогу сегодня прийти на работу. И Хаус, кстати, тоже не сможет.
- Мне следует удивиться или уволить вас обоих, чтобы вы и дальше могли спокойно наслаждаться друг другом?
И еще раз Уилсон вздохнул. Ну почему именно ему всегда приходится все объяснять?
- Лиза, у нас тут неприятности с дверью... - и он вкратце описал ей сложившуюся ситуацию.
Голос Кадди, как ни странно, смягчился, и она даже сделала слабую попытку посочувствовать ему. А под конец совсем уже мирно призналась:
- Ладно, у нас тут все равно почти никого нет. Думаю, мы справимся без вас какое-то время. Но как только откопаетесь - сразу в больницу!
- Есть, босс.
***
Вернувшись домой и переодевшись, Уилсон принялся готовить завтрак на две персоны. Во-первых, потому, что Хаус все равно скоро проснется и наверняка отберет как минимум половину порции Джеймса, если не получит собственную. А во-вторых, ему позарез нужно было чем-то себя занять, чтобы не думать обо всех этих заманчивых перспективах, маячивших впереди этой «бесконечной бездны времени в опасной близости с Хаусом».
А опасной она была по двум причинам. Во-первых, находиться рядом с Грегом 24 часа в сутки было просто невозможно, особенно в закрытом пространстве: уже через 10 минут он начинал сходить с ума от безделия, через час его сарказм и непрекращающиеся шуточки начинали намеренно бить по самым слабым местам, через два он уже буквально потрошил собеседника, пытаясь выведать абсолютно все его тайны. И дальше по нарастающей. А во-вторых, в последнее время Уилсон начал его попросту бояться. Все чаще он чувствовал на спине его прожигающий взгляд, а когда оборачивался и встречался с ним глазами, Хаус хмурился и быстро ретировался в произвольном направлении. И он, вопреки обыкновению, все реже захаживал в кабинет Уилсона и вообще старался лишний раз с ним не сталкиваться. Что-то происходило в этой гениальной голове с тех пор, как в жизни Уилсона снова появилась Сэм. Появилась - и так же быстро и незаметно исчезла, но, по-видимому, оставила после себя нечто очень, очень дурно пахнущее.
Так что либо к концу всего этого погодного безобразия они оба будут мертвы, либо он попытается-таки выяснить, что происходит в голове Хауса, и все равно будет мертв. И если смерть наступит не от руки друга, то уж точно от его собственной. И причин для этого было опять-таки две: либо его сердце разобьется, когда их дружба рухнет, либо он пустит себе пулю в лоб, когда их дружба рухнет по вине Уилсона. Потому что он очень сомневался, что сможет находиться рядом с Хаусом так близко - и так долго - и не выдать наличия нечестивых мыслей на его счет.
«Хаус же чертов телепат! Я вообще не понимаю, как он еще не догадался обо всем».
Уилсон оборвал поток мыслей и мужественно попытался взять себя в руки, когда услышал шум воды в ванной. Виновник «торжества» проснулся.
***
- Решил продинамить сегодня своих несчастных лысеньких детишек, а, Уилсон?
Улыбающаяся физиономия Хауса показалась в дверном проеме как раз в тот момент, когда Джеймс ставил чашку дымящегося кофе на стол.
- И завтрак мне приготовил, надо же! - присвистнул Грег, усаживаясь и хватая первый блинчик. - У нас что, медовый месяц?
- Завтрак я приготовил не только тебе, - скрипнул зубами Уилсон, возвращая общую тарелку обратно на середину стола. - И у нас катастрофа.
- Надо же, с утра и уже не в духе! Так и что у нас за катастрофа? Еще один опоссум в ванной? Впрочем, я бы его заметил, да и не в стиле Лукаса повторять одну шутку дважды...
- Мы погребены под толстенным слоем снега, - мрачно прервал его Уилсон. Взгляд Хауса тут же метнулся к окну. - Нет. Дверь внизу. Она не открывается. А это значит...
- А это значит, никакой клиники и нотаций Кадди! - радостно закончил за него Грег.
- И никакой еды на вынос. И никаких проституток. И никаких новых головоломок. Ты должен быть в отчаянии.
Хаус весело фыркнул.
- Да брось, Уилсон, с чего бы мне отчаиваться? У меня уже есть все это. У меня же есть ты!
Джеймс побледнел и только беззвучно шлепал губами от такого хамства. Что он хочет этим сказать? Ну, с едой все понятно. С тех пор, как они живут вместе (как это вообще получилось?!), готовит в основном именно он. Не потому, что Хаус не умеет, и даже не потому, что он ленится. Однажды он прямо заявил Уилсону: «Просто мне нравится, когда это делаешь ты», и в глазах его в тот момент помимо улыбки сверкнуло что-что еще, что-то очень странное.
Головоломки, в общем, тоже объяснимы. Хаус наверняка опять будет пытать его каленым железом, выдавливая самые потаенные секреты. В прошлый раз храбрый онколог позорно сбежал с поля боя, то есть из бара, где они коротали вечерок. Это было, конечно, не самым умным поступком, но Хаус просто не оставил ему выбора. Тогда они сделали вид, что никакого разговора об их специфических отношениях и вовсе не было, а был только полутемный бар и задушевная беседа двух старых приятелей. Но теперь номер точно не пройдет - они же оба в ловушке...
Последний пункт своей опрометчивой речи он обдумать не успел, потому что длинные пальцы вцепились ему в плечи, а тихий вкрадчивый голос Хауса раздался прямо над ухом:
- Чего ты так напрягаешься, Уилсон? Просто расслабься и получай удовольствие! У нас же целых «неизвестно сколько» выходных! Мы можем столько всего сделать...у-ух!!
От этого радостно-воинственного «у-ух» Уилсону стало совсем плохо. И он вдруг понял, что до сих пор недооценивал масштабы надвигающейся катастрофы. А потом он с удивлением обнаружил, что указательные пальцы Хауса каким-то чудесным образом оказались под воротником его рубашки и ненавязчиво поглаживают ключицы.
- Ты слишком напряжен, Уилсон, - продолжал горячо шептать этот змей искуситель, еще ближе наклоняясь к многострадальному уху. - Может быть, я сделаю тебе массаж, м?...
- Х...Хаус! - его голос предательски дрожал. Картинка, нарисовавшаяся в мозгу при слове «массаж», обратилась горячим комком желания и тяжело опустилась в его пах. - А м...может, мы лучше в нарды поиграем?
Грег послушно исчез из-за его спины и материализовался где-то в противоположном конце кухни. Он выглядел разочарованным, но лишь равнодушно дернул плечами:
- Как хочешь. Можно и в нарды.
***
Уже к концу первого дня заточения у них закончились все настольные игры, а также игры альтернативные - вроде гляделок.
В ту же ночь в доме неожиданно кончилось все спиртное - от пива до бурбона. Остался, конечно, уилсоновский кефир, но Хаус наотрез отказался надираться кисло-молочными, даже если это приведет его ЖКТ к вечной жизни, и ушел спать.
В следующие 24 часа они прикончили хаусовскую коллекцию фильмов, сериалов, ТВ-шоу и прочей дребедени, по одному ему известным причинам оказавшихся на дисках.
А к концу третьего дня вырубили электричество.
Скрипя зубами от негодования и напряжения, не покидавшего его все эти дни, Уилсон достал свечи и зажег сразу несколько.
- Надо же, какая романтика! - фыркнул Хаус, глядя на одну из свечей - в форме сердечка.
- Сэм подарила, - вяло отмахнулся Джеймс.
Удивительно, но Грег никак не отреагировал на прозвучавшее имя, хотя - Уилсон мог поклясться на чем угодно - его желваки заиграли под кожей.
- Ладно, я спать, - заявил Хаус и, захватив с собой свечу (не ту, которая была в форме сердца, а вполне обычную), утопал в комнату.
Уилсон переоделся в пижамные штаны и футболку и еще какое-то время бесцельно слонялся по квартире, в поисках хоть какого-то занятия. Спать не хотелось, а будить Хауса было глупо. Учитывая все эти «романтические» обстоятельства, они сейчас много чего могли наговорить друг другу, о чем непременно пожалели бы утром. Ну, хорошо, это Уилсон мог бы много чего наговорить. А Хаус наговорил бы в ответ, терпеливо объясняя своему другу-идиоту, почему земля круглая, ветер дует, а один мужчина не может желать другого.
Но дело в том, что Уилсон желал, да еще как! Ему стоило больших трудов держать свою похоть в узде в условиях постоянно сокращающегося расстояния между ними. Он не мог понять, кто повинен в том, что за эти тря дня их пальцы сталкивались в воздухе чаще, чем за все время их дружбы. И почему когда они смотрели фильм, он вдруг обнаруживал, что Хаус практически лежит на нем, полностью оттеснив к ручке дивана. И к чему, черт возьми, была эта нелепая ревность, все эти сжатые кулаки и стиснутые зубы? Нет, Уилсон определенно был не в силах постичь смысл происходящего.
Уговорив, наконец, свой организм отправиться в постель, Уилсон потопал в свою комнату. Но проходя мимо неплотно прикрытой двери в комнату Хауса, почему-то остановился. Он заметил едва пробивающийся из-под двери свет и удивился, что Грег еще не спит. Он сам не понял, какого черта его понесло «проверить, как там Хаус». Дверь совершенно бесшумно подалась, и ошарашенному Уилсону открылась картина на миллион баксов, не меньше.
Хаус все-таки спал. На прикроватном столике стояла непотушенная свеча, и в ее неровном свете комната казалась восхитительно уютной и даже волшебной. На кровати, раскинув руки и ноги, очаровательно откинув голову на подушке, возлежал ее хозяин. Одеяло сбилось к ногам, хотя Уилсон точно знал, что его друг всегда спит очень спокойно и никогда не скидывает одеяло. Но обдумать эту странность он решил позже, потому что его мозг уже зафиксировал другую странность, от созерцания которой его диафрагма подпрыгнула к горлу и, судя по всему, решила там и остаться. Хаус лежал почти поперек кровати «звездочкой», такой расслабленный, такой трогательный...и абсолютно голый. И в центре всего этого великолепия была его внушительная эрекция.
Мозг бедного Уилсона забился в истерике и отступил под натиском гормонов, силе которых сейчас мог бы позавидовать любой ураган. К тому же, не так-то просто соображать, когда вся твоя кровь сосредоточилась в одном-единственном органе, совершенно наплевав на нужды остальных. Ноги Уилсона дрожали и подгибались, пока он медленно приближался к кровати и опускался на пол рядом с ней.
Пару секунд он пытался понять, какого черта он делает. Он тяжело дышал и терзал свою многострадальную переносицу, как будто это она была виновата в том, что ее хозяин такой идиот. Но желания уйти не появилось. Более того - он даже не подумал, что можно сейчас просто встать и уйти. Либо это был подарок свыше, либо наказание - на самом деле, разница не велика. А избавиться от искушения можно лишь поддавшись ему.
«Я хочу только дотронуться», - уговаривал Уилсон себя, - «только дотронуться...а потом я сразу...сразу же...»
Он не успел придумать, что сделает сразу после, потому что его рука уже опиралась локтем на кровать в опасной близости от бедра Хауса, а пальцы уже тянулись к его члену, медленно, но настойчиво. Уилсон наблюдал за собственной рукой со страхом и любопытством. А в его голове кто-то торопливо шептал одну и ту же фразу: Хаус спит очень крепко.
Его кожа оказалась мягкой, бархатистой и еще - очень горячей. Как завороженный, Уилсон все водил и водил указательным пальцем по всей длине, изучая выпиравшие вены, нажимая на них кончиком пальца, обводя по контуру головку. Ему казалось, что никогда прежде он не видел ничего более восхитительного и ошеломляющего. Он аккуратно сжал ствол ладонью и медленно спустился к основанию, наблюдая, как кожа на головке натягивается, от чего она становится еще более гладкой. Он сжал чуть сильнее, снова пару раз провел рукой вверх-вниз. Наградой ему была маленькая полупрозрачная капля, выступившая на самой вершине. Не думая вообще ни о чем, он наклонился и убрал ее долгим и сильным движением языка, который через мгновение онемел от сочетания соленого, сладкого и пряного.
Остановить Уилсона теперь не смогла бы даже Кадди, ворвись она сейчас в эту самую комнату с какими угодно угрозами. Потому что он уже сидел рядом с ни на что не реагировавшим Хаусом и, наклоняясь еще ниже, нежно обхватывал его головку губами, неустанно поглаживая ее языком у себя во рту. А еще через несколько секунд его рот уже скользил по всей длине мягко подрагивающего члена Хауса, постепенно наращивая темп. Наверное, Уилсон совсем не дышал, потому что у него не возникало никаких проблем с тем, чтобы подстроить ритм своих скольжений под ритм своего дыхания.
Уилсон был так увлечен процессом и ощущением этого воистину прекраснейшего из когда-либо виденных им органов в своем горле, что пропустил момент, когда его рассудок тихо собрал вещи и покинул своего выжившего из ума хозяина. О, да, Джеймс определенно сходил с ума, но сейчас все его ментальные и физические способности были сконцентрированы на том, чтобы скользить, посасывать, сжимать и облизывать. Он снова замедлил темп и выпустил член Хауса изо рта, с совершенно детским восторгом наблюдая, как растягивается едва заметная паутинка слюны, соединяющая головку и его язык. Он немного подумал, а потом быстро и сильно лизнул уздечку. В ответ член Грега трогательно дернулся, явно требуя добавки. Еще немного и Уилсон бы точно начал беседовать с этой, бесспорно, самой благодарной, частью Хауса, но остатков его разжиженных мозгов (а может, инстинкта самосохранения) хватило, чтобы этого не делать; потому он просто еще раз взглянул на него с умилением и очень нежно обвел нижнюю часть головки кончиком языка. А потом резко втянул в себя почти весь ствол, так что головка оказалась где-то в середине его горла, и это ощущение было настолько захватывающим, что он принялся снова и снова насаживаться ртом, с каждым разом заглатывая член еще глубже и ускоряя и без того бешеный темп.
В общем, Уилсон был очень, очень занят, и окружающий мир его совсем не интересовал. Потому он не заметил, как Хаус вдруг чуть плотнее сжал веки и стиснул зубы, а его руки резко напряглись, комкая простынь в слегка подрагивающих кулаках. И уж конечно, Уилсон не мог увидеть судорогу, прострелившую тело Грега, когда он в очередной раз заглотил член целиком и тихонько застонал от избытка эмоций, посылая в распростертое под ним тело легкую вибрацию. Этой вибрации оказалось достаточно, чтобы Хаус растерял последние крохи самоконтроля и бурно кончил глубоко в горле Уилсона. Все его силы ушли на то, чтобы просто не завопить в голос и не схватить Уилсона за волосы, чтобы тот ни в коем случае не отстранился. Но Джеймс даже и не думал этого делать. Он, напротив, прижался к паху Хауса, полностью сконцентрировавшись на подрагивании его члена в своем горле, и еще плотнее обхватил губами основание, чтобы не дай бог не потерять хоть каплю драгоценной влаги.
Он отстранился только тогда, когда почувствовал, что член Хауса стал мягким. Выпустив его изо рта, Уилсон снова склонился и любовно облизал его в последний раз, а потом выпрямился и бросил осторожный взгляд на хозяина этого чуда. Хаус тяжело дышал, но судя по всему, продолжал крепко спать, его дыхание постепенно выравнивалось. Тогда Уилсон встал, заботливо укрыл обнаженное тело одеялом, задул свечу и тихонько выскользнул из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Уже в собственной спальне он горестно вздохнул, лениво стаскивая абсолютно мокрые трусы, в которые он умудрился кончить где-то в процессе, и провалился в сон, как только его голова коснулась подушки.
Когда шуршание за стеной стихло, Хаус перевернулся на бок, подтянул колени к груди и поуютнее закутался в одеяло.
- Матерь божья!.. – шепотом резюмировал он и мгновенно заснул.
* * *
На следующее утро Уилсон проснулся от странного ощущения. Веки жгло, но это чувство было почти неуловимым, как будто на лицо падал солнечный зайчик, хотя шторы совершенно определенно были задернуты. Он зевнул, сладко потянулся, так что одеяло соскользнуло до талии, и открыл глаза. И первое, что он увидел, было, конечно же, Грегори Хаусом. Тот неподвижно сидел в кресле в углу комнаты – руки на рукоятке трости, подбородок упирается в переплетенные пальцы – и неотрывно смотрел на Уилсона. Его лицо было абсолютно непроницаемым.
- Хаус, скажи на милость, что ты здесь делаешь?
Уилсон снова лениво потянулся и перевалился на живот, даже не удосужившись подтянуть одеяло, обхватил подушку обеими руками и глянул на Грега поверх плеча. Надо заметить, все его движения вообще и эта поза в частности выглядели более чем...необычно. Было в этой нарочитой медлительности что-то соблазняющее, что-то игривое, даже приглашающее. Он почувствовал, как обжигающий взгляд сосредоточенных голубых глаз скользнул по его обнаженной спине, изучая каждый сантиметр, а потом замер где-то в районе поясницы.
- Мне снился очень странный сон, - задумчиво протянул Хаус и снова отправился путешествовать по телу Уилсона взглядом.
На секунду Джеймсу вдруг показалось, что вот сейчас Хаус встанет, медленно приблизится к изножью кровати и заберется на нее, удобно устраиваясь прямо между широко разведенных ног Уилсона, а потом резко сдернет одеяло, стянет свои пижамные штаны к коленям и войдет в него одним стремительным движением, попутно вдавливая Джима в матрас собственным весом, царапая щетиной его плечо... От таких мыслей по телу Уилсона пронеслась горячая волна возбуждения, и он едва сдержался, чтобы не застонать и не толкнуться бедрами навстречу воображаемому члену Хауса в порыве впустить его еще глубже.
Он весь трепетал и ошарашено глазел на Грега, который действительно встал и двинулся к кровати. Тяжело опираясь на трость, он подошел к изголовью и прежде, чем Джеймс успел хотя бы пискнуть, наклонился, несколько неуклюже потрепал его по голове и произнес без тени своего обычного ехидства:
- Поднимайся, Спящая Красавица, завтрак стынет.
И ушел, оставив все еще удивленного и слегка разочарованного Уилсона наедине с его эротическими фантазиями.
«Завтрак?» - недоумевал Джеймс, быстро натягивая домашние штаны и футболку. – «Он приготовил для меня завтрак?! И потрепал по волосам?!.. Что, черт возьми, творится в этом доме?..»
На кухне его действительно ждал завтрак – нечто с непроизносимым названием из серии «язык проглотишь» плюс чашка дымящегося кофе – и порядком повеселевший – по крайней мере внешне – Хаус. Он чинно восседал за столом, потягивая кофе и листая какой-то сомнительный журнал. Когда Уилсон появился в дверном проеме, он поднял глаза и изобразил самую милую из своих улыбок:
- Доброе утро. Хорошо спал?
- Д...да, спасибо...
Сказать, что Джеймс был удивлен, значит не сказать ничего. Он просто охреневал от ТАКОГО Хауса, и даже подозрительность, которую дорогой друг любовно взращивал в нем годами, никак себя не проявляла, хотя поведение Грега этим утром было из ряда вон выходящим. Мягко говоря. Уилсон молча жевал и изредка косился на Хауса, который всякий раз встречал его пронзительный взгляд неизменно благодушной улыбкой и вопросительным движением брови, чем окончательно сбивал первого с толку.
Покончив с чудом кулинарного искусства, Уилсон встал, поставил тарелку в раковину, налил себе вторую чашку кофе и подошел к окну. Вид занесенных снегом тротуаров и дорог мало способствовал мыслительному процессу, так что он снова повернулся к Хаусу, вперив в него взгляд а-ля рентген и напрягая все свои экстрасенсорные способности, чтобы понять, что происходит в этой взлохмаченной голове. Разумеется, прочитать мысли Хауса было более чем нереально, так что он решил завести обычную беседу:
- Ну, так и что за странный сон тебе снился?
- Думал, ты уже никогда не спросишь, - немного слишком поспешно ответил Хаус, тут же стирая свою оплошность очередной милой улыбкой. – Это был удивительный по своей реалистичности эротический сон. С Кармен Электрой в главной роли.
Он тоже встал, убирая посуду.
- С Кармен Электрой, - скептически сощурился Уилсон. – Ладно, допустим. И о чем был твой «удивительно реалистичный» сон?
- О! – Хаус закатил глаза, его улыбка растянулась в мечтательно-похотливый оскал. – Если вкратце, она делала мне минет.
- Она делала тебе минет, - тупо повторил Уилсон.
Он слегка напрягся, неожиданно для себя вспомнив школьные уроки психологии, точнее, ту их часть, где говорилось, что реальные внешние раздражители могут легко вторгнуться в разум спящего и каким-то образом повлиять на его сновидения. Вот, значит, как это работает.
- О, да! – Хаус вдруг оказался настолько близко, что Джим занервничал еще больше, когда уже знакомый запах перекрыл ему доступ кислорода; они почти соприкасались, и даже два слоя одежды не могли уберечь от столь волнующего тепла чужого тела. Грег наклонился к его уху, стирая малейший намек на хоть какое-то расстояние между ними, и доверительно зашептал низким и очень – ОЧЕНЬ! - возбуждающим голосом: - Скажу тебе по секрету, Джимми, сосет она просто отменно! Мисс Глубокая Глотка по сравнению с ней не сексуальнее надувной куклы! Мне кажется, в какой-то момент я даже смог почувствовать ее голосовые связки...а ощущения были такими, как будто все это происходило наяву... Эй, Уилсон, чего ты вдруг покраснел? Я ж не тебе тут комплименты отвешиваю...
Хаус осекся и подозрительно прищурился, отступая на шаг назад, чтобы окинуть быстрым взглядом всю его фигуру. Джеймс отчетливо слышал, как кусочки мозаики щелкают в гениальной голове, угрожая вот-вот собрать в правильную картинку. Нужно было срочно что-то сказать, пока Хаус не приступил к излюбленной части своих допросов – артобстрелу под названием «я-знаю-ты-что-то-скрываешь-Джимми!»
- Хорошо, Хаус, ты меня раскусил, - Уилсон постарался вздохнуть как можно более фальшиво. – Я полночи не спал: шаманил, чтобы Небеса послали тебе Кармен Электру с ее талантливым ртом. Рад, что мне удалось преуспеть в этом.
Джеймс и сам не был уверен, к чему именно относилось «это», в котором он преуспел, но очень надеялся, что все еще говорит про сон.
- Джимми-Джимми, - Грег покачал головой; Уилсону показалось, что он сейчас снова нежно потреплет его по голове, но Хаус не сдвинулся с места, - мой маленький самоотверженный онколог... Даже представить себе невозможно, скольким ты жертвуешь ради нашей дружбы!.. Кстати, если себе не трудно, пошамань и этой ночью тоже, ладно? Пока Кармен самозабвенно мне отсасывала, я неожиданно понял, что больше всего на свете хотел бы ее как следует трахнуть.
А потом он развернулся на пятках и с завидной скоростью скрылся в своей комнате, оставив багрового от смущения Уилсона недоуменно хлопать глазами и запивать застрявший в горле комок нервов остывшим кофе.
* * *
Джеймс плохо понимал, что он делает, когда тайком переливал оливковое масло в маленькую бутылочку из-под бурбона, каких обычно находится в достатке в мини-барах отелей.
Весь день он слонялся по квартире, иногда обессилено падал на диван и по несколько минут пялился в абсолютно черный экран телевизора. Пару раз он попытался его включить, но когда эн-ная по счету попытка проваливалась, вспоминал, что электричество им так и не дали. А это значит, что снова будут свечи, и вероятность того, что мозг Уилсона опять отключится под воздействием слишком интимной обстановки, была высока как никогда. Теперь ему требовалось совсем чуть-чуть: одно мимолетное упоминание об альтернативном источнике освещения, и перед его глазами надолго застывало изображение его обнаженного друга, по телу которого прыгали отблески пламени. А потом включалась память...и Джеймс хватался руками за голову и принимался снова бродить из угла в угол, тихонько поскуливая.
Он пытался думать...анализировать себя, Хауса, это ночное наваждение...он пытался понять хоть что-то, но разум постоянно подсовывал ему эти чертовы образы...так что он мгновенно заливался краской и ускорял шаги.
Больше всего Уилсона беспокоила эта странная реплика Грега насчет «трахнуть Кармен Электру». Это определенно было шуткой...должно было быть шуткой. Но чем оно было в действительности, Джеймс не знал. Зато он знал, что когда Хаус шутит – не важно, насколько серьезны его лицо и тон, - его глаза всегда улыбаются. За все время их дружбы он выучил и не такие тонкости, так что научился подмечать это на полном автопилоте. А этим утром он долго – и очень напряженно – вглядывался в эти голубые зеркала души, и чем дольше Уилсон в них смотрел, тем тревожнее ему становилось. Потому что за все это чертово утро он не заметил даже намека на улыбку в спокойных глазах Хауса.
Совершенно вымотанный и окончательно запутавшийся, Уилсон упал на свою кровать и зарылся лицом в подушку. Был уже поздний вечер, и стоило бы позаботиться об освещении, но он решил, что света полной луны будет вполне достаточно. По крайней мере, луна не вызывала у него нервной дрожи.
Хаус весь день – с тех пор, как покинул кухню – просидел в своей комнате. Судя по сосредоточенному выражению лица, он усиленно думал о чем-то и посылал Уилсона к чертовой матери, стоило тому появиться на пороге. Может быть, Грег нашел новую логическую игрушку в собственной голове и теперь с упоением ею развлекался. Во всяком случае, Уилсону очень хотелось в это верить. А еще ему хотелось верить, что если бы Хаус все-таки проснулся прошлой ночью, то не выгнал бы Джима – из своей постели, комнаты и жизни, – а...сделал бы что-нибудь другое. Например, простонал бы его имя и вцепился своими восхитительными пальцами ему в волосы. И сегодня ночью трахал бы его, а не фантазийную Кармен Электру, будь она неладна.
Уилсон горестно вздохнул и сам не заметил, как соскользнул в сон.
* * *
Проснулся он глубоко за полночь от того, что в его штанах стало вдруг неприятно тесно, а резинка трусов больно давила на возбужденный член. Он вспомнил, что ему снились пронзительно голубые глаза и расплывшийся в ехидной усмешке рот, и большие сильные руки, которые……о, господи!!....
Уилсон взвыл от стыда и безысходности, энергично потер лицо руками, отгоняя наваждение. Ну конечно, для полного счастья ему не хватало именно этого: эротических снов с Хаусом в главной роли! Да уж...для полного счастья и безоговорочной капитуляции.
Он лежал, не шевелясь, игнорируя свое возбуждение, в надежде, что его члену скоро надоест торчать по стойке смирно. Он просто лежал в темноте, пялился в потолок и считал минуты, чтобы хоть как-то отвлечься.
Минут через десять все его достижения свелись к тому, что неприятные ощущения в области паха усугубились болезненной пульсацией. Это было несправедливо. Это было так дьявольски нечестно! Сначала его заперли здесь наедине с Хаусом. Потом испытывали его стойкость видом Хауса Обнаженного...и это испытание он позорно провалил. А теперь ему презентовали такую несгибаемую эрекцию, какой у него отродясь не было. И хоть бы объяснили, в чем он провинился перед...уже даже не важно, перед кем.
Еще через пять минут Уилсон сдался. Он встал и поплелся в ванную, где быстро разделся, бросив одежду на пол. И очень удивился, когда услышал стеклянное звяканье, не слишком характерное для ткани. Оказалось, что звук породила маленькая бутылочка из-под бурбона, которую Джеймс обнаружил в кармане. Какое-то время он тупо стоял и смотрел на нее, а потом вспомнил: оливковое масло для... Волна возбуждения прошила его раньше, чем он успел подумать, для какой цели весь день таскал с собой стратегический запас оливкового масла. Он обессилено сполз на пол и в знак окончательной и бесповоротной капитуляции послушно открыл бутылочку и плеснул немного масла себе на ладонь.
Левая рука медленно обхватила член и привычно задвигалась вверх-вниз. Вместо правой руки, которая неторопливо ползла вверх по внутренней стороне бедра, Уилсон вообразил руку Хауса. Его дыхание оборвалось, когда пальцы нащупали вход и стали все так же неторопливо продвигаться вперед.
Через некоторое время он заменил руку Хауса уже самим Хаусом. Еще два пальца скользнули внутрь: ведь совершенно очевидно, что член Хауса должен быть никак не Уже четырех.
Он то убыстрял, то снова замедлял движения обеих рук, изо всех сил стараясь не думать о том, как жалко выглядит сейчас: голый и страждущий, на ледяном кафеле ванной комнаты, отчаянно мастурбирующий, представляя, что его трахает лучший друг. Нет, об этом совершенно точно нельзя думать. Это отвлекает. А Уилсон хотел как можно скорее кончить и забыть обо всем.
Когда развязка была уже близка, и движения рук из лихорадочных перешли в сумасшедшие, он вдруг услышал громкий стон. Уилсон замер. Стон определенно не было его: все это время он дышал ртом, и в горле теперь было так сухо, что он при всем желании смог бы издать только хрип. Нет, стонал не он. А значит...
Через мгновение он уже стоял у двери в комнату Хауса, судорожно запахивая халат, в карман которого зачем-то сунул пресловутую бутылочку. Уилсон перевел дыхание и решительно толкнул дверь.
То, что Хаус спал, стало очевидным с первого взгляда на его лицо. Глазные яблоки беспорядочно бегали под плотно прикрытыми веками; видимо, ему-таки снилась обожаемая Кармен Электра. Весь он метался по кровати и шевелил руками под одеялом. Уилсон подошел, отдернул одеяло и застыл на месте от удивления и...смущения, когда понял, что Грег сжимает свой возбужденный член рукой, пытаясь мастурбировать. И это тоже, как ни странно, означало, что он крепко спит: его движения были смазанными, хаотичными и имели крайне мало общего с настоящей мастурбацией.
Хаус замер, когда Джеймс, не особенно раздумывая, наклонился и нежно обвел языком головку. Абсолютно бесполезная теперь рука безвольно упала на кровать, а из груди вырвался еще один – совершенно идентичный первому – стон. И в нем было все: удовольствие, нетерпение, страсть...и даже мольба.
Уилсон, наконец, понял, зачем сунул в карман злополучную бутылочку.
Каким-то загадочным образом озвученное утром желание Хауса и его собственное снова совпали, и было в этом совпадении что-то неуловимо закономерное. Конечно, Уилсон мало походил на Кармен Электру, но Хаус ведь спит и никогда не узнает о подмене. И даже если и узнает...нет, не сейчас. Вот когда узнает, тогда Джеймс об этом и подумает. А сейчас надо действовать.
Халат бесшумно соскользнул на пол; кровать так же бесшумно спружинила, принимая его вес, и, кажется, ничуть не возражала против этого несанкционированного вторжения. Уилсон встал на колени и перешагнул через Хауса одной ногой, так что теперь считанные сантиметры отделяли его от нетерпеливо подрагивающего члена. Он аккуратно размазывал масло по всей длине мягкими возвратно-поступательными движениями, от чего Хаус снова еле слышно застонал. Все было готово, они оба были готовы, но Уилсон медлил. Сейчас ему отчаянно не хватало какого-нибудь командного свистка, чтобы он точно знал, когда нужно набрать в легкие побольше воздуха и нырнуть. Он презрительно фыркнул. Хаус бы наверняка высмеял его за такую нерешительность и обозвал девчонкой. И был бы совершенно прав: Уилсон действительно вел себя как самая настоящая девчонка. Но каким-то образом он уже умудрился зайти так далеко, что отступать было попросту некуда.
Он зачем-то закрыл глаза и стал медленно опускаться на член Хауса, направляя его рукой. Когда головка оказалась внутри целиком, он замер, прислушиваясь к новым ощущениям, давая себе время привыкнуть к ним. Пожалуй, это была не самая плохая вещь на свете, пусть и немного непривычная. Но еще через пару мгновений Джеймс отчетливо понял, что умрет, если не продолжит свой маленький эксперимент. И он стал опускаться еще ниже, остро ощущая каждый новый миллиметр внутри себя, закусив губу, чтобы не застонать. Была пройдена уже половина пути, когда он слегка приподнялся для того, чтобы снова – по-прежнему в смертельно медленном темпе – опуститься на этот огромный, горячий и пульсирующий внутри него кол, принимая его еще немного глубже.
Уилсон обхватил рукой собственный член, старательно подстраивая движения под ритм своих бедер, а другой рукой оперся о бедро, чтобы сохранить равновесие. Он слабо представлял, что будет делать, когда возникнет необходимость двигаться быстрее, - он и сейчас не очень-то твердо держался на ногах. Его ощутимо трясло от напряжения и возбуждения, и он, кажется, прокусил губу, но совсем не почувствовал боли – только слабый металлический привкус...
- Однако, забавные у тебя представления о шаманизме, Уилсон. И где ты только нахватался такой похабщины?
Голос Хауса – не слишком громкий и далеко не сонный – прозвучал как удар гонга, означающий, что приговоренного к смерти можно, наконец, вздернуть. Джеймс замер, в ужасе глядя на издевательски улыбающуюся физиономию расширенными глазами. Пару секунд он не чувствовал вообще ничего – как будто его поглотил вакуум, - но в следующее мгновение его накрыла тихая, парализующая паника.
Хаус не спал. Хаус. Не. Спал. Не спал сейчас и, возможно, прошлой ночью тоже. Возможно, он слышал – или видел? – все, что Уилсон вытворял с ним. И теперь он пойман с поличным. А это могло означать миллион вещей: от пожизненных шуточек до возможности потерять Хауса. Потерять не когда-нибудь, а теперь, когда он знает запах его кожи, вкус его спермы и это потрясающее ощущение его члена внутри. И винить в этом Уилсон мог только себя.
Он не делал никаких попыток пошевелиться, скованный целым ураганом разнообразных эмоций, которые возглавлял страх. Наверное, он даже не дышал. Просто смотрел на Грега в немом ужасе, ожидая неизвестно чего. А тот, очевидно, наслаждался этим зрелищем.
- Мне больше нравится, когда ты закусываешь губу и откидываешь голову назад, - как бы между прочим заметил Хаус, и голос его звучал насмешливо и...необычайно мягко.
Способность двигаться вернулась к Уилсону так же неожиданно, как покинула. Он резко дернулся, явно намереваясь сбежать, но Грег вдруг на удивление проворно схватил его за талию и с силой дернул вниз, полностью насаживая на свой член. Джеймс непроизвольно вскрикнул и выгнул спину, запрокидывая голову.
- Вот так, - ласково пропел Грег, - хороший мальчик.
А еще через секунду он сгреб дезориентированного Уилсона в охапку и опрокинул на спину, всем своим весом вдавив его в матрас. Ноги Хауса, согнутые в коленях и широко расставленные для опоры, почти вплотную прижались к бедрам Джеймса, так что вся нижняя часть тела последнего от поясницы фактически висела в воздухе, и только его бедра опирались на бедра Грега. В таком положении Уилсон был полностью открыт и беззащитен. Хаус хорошо понимал это, но одной только беззащитности было недостаточно. Он всегда стремился к тотальному контролю.
Он почти целиком выскользнул и тут же вернулся, тараня Уилсона с невероятной скоростью. Одного такого толчка хватило, чтобы Джим на время потерял связь с реальностью. И пока он приходил в себя, Грег стянул его запястья поясом халата и прикрутил их к спинке кровати. Вот теперь Джеймс действительно был полностью в его распоряжении.
Победно улыбаясь, Грег опять очень медленно отстранился и с мощью торпеды двинулся вперед, одновременно насаживая Уилсона на свой член руками. Все последующие толчки были такими же: резкими, сильными и глубокими, с неизменной долгой паузой между ними. Эти паузы Хаус тоже использовал по назначению; он наклонился к самому уху Джеймса и заговорил низким, жестким голосом:
- В твоем идеальном плане, Уилсон....был только один....но очень существенный....минус. конечно, ты не знал....но мог бы и догадаться....что я люблю....делать это....грубо.
В подтверждение своих слов он, кажется, удвоил усилия и снова яростно впечатался в Джима, вырывая из его груди особенно громкий, задыхающийся стон, и замер. Уилсон не сразу понял, что происходит, но когда толчки не возобновились даже через пять ударов сердца, открыл глаза. Грег смотрел на него с поистине садистским наслаждением, и от этого взгляда по его спине побежали мурашки, и Уилсон ощутил острую потребность в движении.
- Х...х-ха-аус...?
Больше всего это было похоже на полувопросительный, полу умоляющий – и в чрезвычайной степени страстный – стон. Однако Грег оставался равнодушным к его мольбам. Не в состоянии сформулировать что-то более вразумительное, Уилсон, насколько позволяли врезающиеся в запястья оковы, толкнулся навстречу Хаусу, пытаясь убедить его двигаться. Этот небольшой маневр произвел поразительный эффект: Грег задохнулся, его глаза распахнулись, чертова ухмылка наконец-то исчезла с его лица, уступая место причудливой смеси восхищения и вожделения.
- Т-ты.... – слова с шипением выходили из его горла. – Да ты просто маленькая....похотливая....сучка, Джимми!...
В ответ Уилсон снова выгнулся и потерся болезненно напряженным членом о живот Хауса. Его голова самопроизвольно откинулась назад, губы приоткрылись, и с них сорвался очаровательно громкий, протяжный стон.
Грега как будто оглушило. Он все смотрел и смотрел на такого незнакомого, до крайности непристойного Уилсона, и его дыхание замирало где-то в горле. Кто бы мог подумать, что Джеймс Уилсон, общеизвестный тихоня и пай-мальчик, однажды САМ заберется к нему в постель и станет вести себя так...так... Нет, он не мог подобрать слов, потому что Джеймс снова стонал так, что от одного этого звука покраснели бы даже стены, а у самого Хауса от него кровь застывала в жилах. Ему никак не удавалось осознать, что это Уилсон, его привычный, надежный Уилсон сейчас дрожит под ним, совершенно по-шлюшьи трется о его живот членом – таким твердым, что это казалось почти нереальным – и всем своим видом требует, безмолвно вопит, чтобы его немедленно – прямо, мать его, сейчас! – оттрахали настолько грубо, насколько это вообще возможно.
И тут несгибаемый, почти железный Грегори Хаус окончательно потерял контроль над собственным телом. Он возобновил толчки, старательно выбирая нужный угол, скорость, частоту, глубину...все что угодно, только бы хоть чуть-чуть отвлечься и не кончить прямо сейчас от одного взгляда на искаженное гримасой удовольствия лицо Уилсона. Он и не заметил, как на секунду вцепился зубами в его плечо – достаточно сильно, чтобы утром на этом месте появился синяк. Хаус оставил плечо в покое, уткнулся носом в шею Джима и забормотал скороговоркой:
- Огосподибожеуилсон!... ты просто восхитителен...невероятен...даже не представляешь, как ты прекрасен...в своем возбуждении...скажи мне...скажи, чего ты хочешь...я это сделаю...я сделаю для тебя все...всечтоугодно...только скажи...Уилсон...
Почти не улавливая смысла его слов, Джеймс бормотал в ответ что-то нечленораздельное, поминутно натягивая свои оковы так, что ткань немилосердно резала кожу, и выгибался навстречу каждому толчку с такой силой, что позвоночник опасно трещал.
Хаус очень четко осознал, что не продержится больше ни секунды – он либо кончит сейчас же, либо умрет от сердечного приступа, - когда различил в невнятном шуме, который издавал Уилсон напополам с криками, стонами и шипением, одно-единственное слово. Он определенно уже встречал его раньше, но никогда не думал, что когда-нибудь оно станет одним из самых любимых его слов.
Джеймс двигался под ним все более неистово, беспорядочно, как можно сильнее прижимая уже готовый взорваться член к его животу, одновременно с энтузиазмом отвечая на бесконечные – и бесконтрольные – глубокие проникновения члена Грега, не вполне ручаясь сейчас за слова, слетающие с его приоткрытых губ:
- Ххххххххххаааааааааауууссссссссс....аххх….я никогда....мне никогда....так....хорошшшшшшоо....Ххххааауссс....пожа...луйста....ещщщщщщщщщё......
Вот на этом свистящем «ещё» Хаус обхватил его член ладонью, резко дернул рукой вверх-вниз, а потом сильно сжал у самого основания, одновременно поистине сокрушительно впечатываясь в Уилсона. И в ту же секунду мощнейший оргазм накрыл их обоих, на время вырвав из действительности.
Последнее, что он слышал, было совершенно неподражаемое «Грррррррррррргггггггг!!!», когда Джим буквально взорвался в его руке, пачкая все вокруг. А потом была лишь тишина, и мягкое, податливое тепло Уилсона под ним.
. . .
Джеймс очнулся только через несколько минут и обнаружил, что Хаус уже скатился с него и теперь мирно лежит рядом на боку, подперев голову рукой, и смотрит на него...с такой нехарактерной для этих голубых глаз нежностью. Освобожденные запястья немного ныли - он умудрился содрать кожу в некоторых местах.
Их обоих все еще потряхивало от напряжения и недавнего опустошающего оргазма, но способность связно мыслить уже вернулась к ним.
- Ну, так и что это было, Джимми-бой? – почти ласково (за минусом саркастичных ноток) пропел Грег. – Попытка изнасилования или просто внезапный порыв твоей некрофильской натуры?
- Не тебе говорить об изнасиловании, мистер Я Люблю Делать Это Грубо, - съязвил Уилсон. – Мне следовало еще прошлой ночью догадаться, что все это было наглой подставой.
- Что-то мне подсказывает, что тебе это понравилось, - он едва уловимо провел кончиком пальца по груди Уилсона, вызвав новый приступ дрожи, и удовлетворенно хмыкнул.
- Это еще не повод! Я за эти сутки прошел все круги ада, причем дважды! Я ведь честно думал, что ты спал...
- Наивная ты душа, Уилсон! Учу тебя, учу, а все бестолку. Ты сам-то когда-нибудь пробовал спать в то время, как твой член находится в чьем-то горле?
- Ну...вообще-то...бывало пару раз...
Хаус неодобрительно фыркнул.
- И это лишь подтверждает мою гипотезу о том, что у тебя самый талантливый рот на всем белом свете!
Джеймс зарделся от комплимента.
- А как же талантливый рот Кармен Электры?
- Джимми-бой, ты идиот, - добродушно и даже ласково констатировал Хаус. – И сегодня утром я говорил о тебе.
- Но твой сон...
- О господи! – очевидно, Уилсон все-таки схлопотал необратимое повреждение мозга за эти сутки. Грег закатил глаза и сгреб его в охапку, притягивая к себе. – Беру свои слова назад, ты не идиот. Ты кретин! – его взгляд вдруг потеплел. – Мне уже давно не снится никто, кроме тебя.
- И сегодня?..
- И сегодня, и вчера, и две тысячи лет назад.
Добавить здесь было нечего, тем более, что обоих уже немилосердно клонило в сон. В конце концов, обо всем остальном они могут поговорить утром.
Джеймс уютнее устроился в руках Грега и мгновенно заснул с совершенно идиотской улыбкой на губах.
продолжение смотрим в комментах.
@настроение: ого! это я, значит, вот как умею...
@темы: слэш, Грегори Хаус, фанфики, Джеймс Уилсон
-
-
08.05.2010 в 20:20-
-
08.05.2010 в 20:46-
-
08.05.2010 в 21:02рада видеть вас здесь, дорогая
-
-
08.05.2010 в 21:55хочу, жду-жду-жду продолжения!
-
-
09.05.2010 в 00:06ЭТО, не экранизируют! Слишком горячо (что там после NC-21?), экран TV просто расплавиться! А вот связка монитор-человек-фантазия, покрепче будет. Поскорее поделитесь с нами продолжением!
-
-
09.05.2010 в 02:07syslim ну что же вы со мной делаете? даже помечтать не позволяете
хрен с ним, с экраном ТВ....можно и из сети скачать....
-
-
09.05.2010 в 02:08вы считаете, это тянет больше, чем на NC-21???
-
-
09.05.2010 в 05:05+ их завалило
+ все выпито
+ игры надоели
+ света нет
+ Уилсон готов
+ Хаус не только готов, но и чую все подстроил
думаю, это ПОТЯНЕТ на рейтинг выше чем NC-21
-
-
09.05.2010 в 06:54-
-
09.05.2010 в 07:06думаю, рейтинга такого нет, чтобы всё это туда вместить....
скоро будет. скоро-скоро. я вот покурю, заряжусь энергией, и дальше....
-
-
09.05.2010 в 10:03читать дальше
-
-
09.05.2010 в 10:13-
-
09.05.2010 в 10:17то есть?
-
-
09.05.2010 в 10:27-
-
09.05.2010 в 10:29кажеццо, манипулятор у них Джимми
-
-
09.05.2010 в 11:34-
-
09.05.2010 в 12:08-
-
09.05.2010 в 12:33-
-
09.05.2010 в 13:25Автор, респектище Вам
-
-
09.05.2010 в 15:36Коростель
а вы вот, дамочка, особенно
-
-
09.05.2010 в 16:11-
-
09.05.2010 в 20:33-
-
10.05.2010 в 00:22murzum, спасибо большое!
-
-
10.05.2010 в 03:42-
-
10.05.2010 в 07:22murzum она была потырена где-то на просторах ЖеЖешечки. Уже не помню.
-
-
10.05.2010 в 13:26-
-
10.05.2010 в 15:47-
-
11.05.2010 в 13:03-
-
11.05.2010 в 15:33-
-
11.05.2010 в 17:50