очередной перевод

[housefans]

Давно лежал сохраненным у меня этот фик...решилась все-таки его перевести.

Название: We live together in a photograph of time
Автор: Ignazwisdom ignazwisdom.livejournal.com/236748.html
Перевод мой, бета Zavrja
Разрешение на размещение получено.
Пейринг: Хаус/Уилсон
Жанр: драма/ангст
Рейтинг/Предупреждение: NC-17



Каждый раз, когда они трахаются, волосы Уилсона влажнеют от выступившего пота и начинают виться.

А еще они вьются после его утренних пробежек, или летом, когда стоит пройти от парковки до больничного холла – и ты уже вспотел. Хаус знает об этом, потому что за долгие годы успел изучить его чертовски хорошо; он определяет его шаги по одному лишь звуку, знает, как темнеют его глаза, когда он возбужден и как завиваются его волосы на жаре.

Однако в последнее время Хаус связывает это в основном с сексом.

…Который был у них семь раз.

Не то, чтобы Хаус специально считал, просто фиксировал где-то в подкорке своего мозга. Отслеживал на всякий случай – вдруг пригодится, чтобы шантажировать Уилсона в будущем. Однако это не единственная причина. Если бы он боялся, что из памяти сотрутся хотя бы мельчайшие детали этих семи раз, он бы всё тщательно задокументировал. Сколько ещё продлятся их отношения? Любой - восьмой, девятый или десятый раз - может оказаться последним. Кто знает, когда на горизонте появится очередная экс-миссис Уилсон… Он старается не подпускать их на опасно близкое расстояние, как блокирующий полузащитник на футбольном поле, но к концу матча способен лишь на то, чтобы отбегать подальше и вяло отражать атаки противника. Как - никак, он инвалид.

Уилсон мог сколько угодно зарекаться связывать себя брачными узами после очередного развода, но ведь Хаус не дурак. Не важно, сколько времени алкоголик не пьет, он все равно останется алкоголиком, как и наркоман - наркоманом.

Первый раз случился ещё в первый переезд Уилсона к Хаусу, как раз перед тем, как он сбежал (так быстро, что Хаус мог бы поклясться, что слышал визг шин "Вольво" после того как Уилсон пулей вылетел за дверь). Они пришли домой с одной из больничных вечеринок далеко за полночь, немного подвыпившие и изрядно вымотавшиеся, каждый - слегка под кайфом от собственного триумфа (Уилсон выиграл в покер, а Хаус наконец-то поставил точку в одном медицинском деле, которое не давало ему покоя целых двенадцать лет). И кто-то из них вдруг оступился или прикоснулся к другому в ненадлежащий момент – и вот Хаус уже водит рукой по эрекции Уилсона поверх его брюк, а тот тем временем тискает его вовсю, практически задыхаясь ему в лицо.
В итоге они оказались в постели, отдрачивая друг другу, поцелуи Уилсона обжигали и без того разгоряченную кожу Хауса. Уилсон застонал сквозь зубы, забрызгав спермой живот Хауса и судорожно сжав рукой его предплечье.
Все произошло слишком быстро. Уилсон встал и ушел прежде, чем Хаус успел подумать, хочется ли ему что-то возразить. Он провалился в сон и проснулся только после полудня. К тому времени Уилсон уже собрал манатки и надолго исчез.
Они никогда не говорили об этом.

***

Второй раз случился, когда Уилсон вернулся к Хаусу. Сам. И сказать, что вел он себя необычно - значит не сказать ничего.
Начать с того, что он даже не присел. А принялся ходить по квартире, поправляя стопки журналов и убирая весь хлам, который попадался на его пути, словно нервная домохозяйка. Какое-то время Хаус наблюдал за Уилсоном с дивана, а потом встал и направился прямиком к нему, так что когда тот повернулся, то натолкнулся прямо на Хауса и был вынужден прекратить свою бурную деятельность.
Уилсон содрогнулся, а потом глубоко вздохнул, почему-то уставившись на его шею, и положил руку ему на плечо.

Что было очень странно.

Даже более странно, чем тот эпизод с взаимной мастурбацией, ведь он хотя бы преследовал конкретную цель – добиться разрядки - а так Уилсон ни за что не прикоснулся бы к Хаусу без какой-либо определенной цели. В этом смысле Уилсон был слишком прагматичен.

И когда Хаус наконец сообразил, что сейчас Уилсон добивается того же, у него в голове будто щелкнул невидимый тумблер.

- В чем дело? - спросил он Уилсона, - кончились нуждающиеся в сексуальном утешении пациентки?

Уилсон нахмурился, и на его лице отпечаталось мучение, стойкое, словно древний резной орнамент на каменных стенах.
Джеймс Уилсон ничем не отличался от других головоломок, которые Хаусу приходилось решать. Разве что был чуть более привлекательным, и куда лучше в плане исполнения орального секса - в этом Хаус убедился парой мгновений спустя, но в целом - никакой разницы.

Третий раз закончился непосредственно трахом, что заставило Хауса задуматься – не пересмотрел ли Уилсон накануне порно в Интернете. Потому что на утро после минета, Уилсон проснулся первым, навалился на Хауса всем телом и, вжимая его в матрас, жарко шептал ему в ухо: "Мне нужно… позволь… позволь мне…" до тех пор, пока тот не застонал и не развел ноги. Пальцы Уилсона проскользнули в него, прямо внутрь, именно так, как надо, и ласкали до тех пор, пока он не начал задыхаться и сходить с ума от сдерживаемого оргазма.
Он с радостью позволил бы Уилсону загнать себе туда грузовик, лишь бы он позволил ему кончить. И Уилсон сжалился над ним, но не раньше, чем полностью вошел в него несколькими короткими, настойчивыми толчками. Спустя всего несколько минут он кончил, вцепившись в плечи Хауса и скользя губами по его шее, а потом отстранился - пресыщенный и все еще дрожащий. И вот тогда Хаус впервые заметил влажные темные завитки на его висках и затылке. Ему вдруг очень захотелось их потрогать – прямо как в детском саду, когда у него порой чесались руки при виде девчоночьих косичек. Наверное, ему хотелось их дёрнуть ради чисто научного эксперимента - хотя в то время он, конечно, и слов-то таких не знал. Как и тогда, он сдержался, нахмурившись и отвернувшись.…

В четвертый раз Хаус первым схватил любрикант и стремительно перевернул Уилсона на спину, справедливо решив, что заслуживает полноценной компенсации. Два его пальца оказались у Уилсона во рту и два - в заднице - еще до того, как тот смог выразить хоть какой-то протест. Уилсон жадно всосался в его пальцы, а Хаус смотрел и думал - какая же Джули чертова дура. Но тут Уилсон выгнулся, застонал, его член скользнул по внутренней стороне руки Хауса, и тот перестал думать о чём бы то ни было. Они трахались, пока Уилсон не вскрикнул. Хаус поначалу решил, что от оргазма, но оказалось, что его ногу просто свело судорогой - и в самом деле, они уже не так молоды.

Поэтому они сменили позу. Уилсон встал на четвереньки, позволяя иметь себя сзади, что Хаус делал с радостью, пока ощущение тугой плоти вокруг члена, созерцание соблазнительных завитков на шее партнёра и осознание того, им является именно Уилсон, не скинуло его за грань.

Утром Хаус проснулся в одиночестве.

И вот тогда он начал считать.

***

Слабость Уилсона - не секс. Измены - вот его слабость. А чтобы изменять, необходим тот, кому ты изменяешь. Нужны отношения.

Поэтому у Хауса и Уилсона нет отношений.

О, разумеется - они друзья. Закадычные приятели и всё такое. Но они не вместе. Потому что если бы они были вместе, если бы они были парой, тогда было бы вопросом времени, когда же Уилсон ощутит потребность трахать кого-то еще, просто чтобы все разрушить. Почти двадцати лет достаточно, чтобы понять: такова уж природа Уилсона, и будь Хаус проклят, если позволит тому издеваться над ним таким образом.
Поэтому они не вместе. Даже и близко к этому нет.

***

Пятый и шестой раз были в номере отеля, куда Уилсон переехал из квартиры Хауса. И вряд ли это вообще произошло бы, не ввались Хаус к нему без предупреждения, как всегда со спиртным.
Он плюхнулся на односпальную кровать с пивом в одной руке, с телевизионным пультом - в другой. Уилсон, залившись румянцем и усиленно делая вид, что раздражен неожиданным визитом, сел в кресло рядом. Как будто бы они оба не знали, чем закончится этот вечер…

Седьмой раз случился после ранения Хауса, после кетаминового лечения, после выхода из больницы и начала восстановления. Намного позже всего этого. Оказалось, что для человека, чья работа заключалась в том, чтобы диагностировать и успокаивать больных и умирающих, Уилсон весьма отстойно выполнял свои обязанности, когда "больными и умирающими" были самые дорогие в его жизни люди. Не то, чтобы Хаус был бойфрендом Уилсона. Нет - они не были вместе. Но кто-то мог бы справедливо предположить, что Уилсон будет рядом со своим лучшим другом, приходящим в себя после операции в той же чертовой больнице, где работал и сам Уилсон.

Этот кто-то бы глубоко заблуждался.

Когда Уилсон наконец-то зашел к нему домой - казалось, единственное место, где он мог позволить себе расслабиться, как на некой нейтральной территории, вроде Швейцарии, где не давили воспоминания о женах и былой гетеросексуальности – Хаус уже настолько привык к изоляции от внешнего мира, отсутствию какого-либо человеческого общения и неизменному обществу своей правой руки, что чуть не захлопнул дверь прямо перед его носом.

И захлопнул бы, если бы тот не умудрился поставить ногу на порог, не давая ему этого сделать. Право, это было бы забавно - увидеть, как их роли поменялись, хоть ненадолго: инвалид и не-инвалид.

Уже в гостиной Уилсон спросил:

- Ну и как ты? Рецидива нет?

- Бодр и весел как никогда, - ответил он ровным голосом.

Тогда Уилсон кивнул, нервно переступил с ноги на ногу и вдруг бросился к Хаусу, как неуклюжий, соскучившийся по хозяину щенок - весь сплошные язык и лапы. На этот раз Хаус не позволил ему сделать себя. Он нагнул Уилсона над кожаным диваном, и, стоя на обеих благословенно здоровых ногах, трахал его до тех пор, пока они оба не упали в изнеможении.

***

А потом была история с копом.
Хаус старается не думать об этом. Потому что тот период жизни он предпочел бы забыть раз и навсегда. Возвратившуюся боль, унижение, деградацию, предательство Уилсона…

Они не прикасались друг к другу много месяцев. Уилсон перестал появляться на пороге дома Хауса по вечерам, с робким видом и безмолвной просьбой войти, без труда читавшейся в его в темных глазах. Вот когда Хаус понял, что не только брак способен заставить Джеймса Уилсона бросить тебя.

Через какое-то время ему стало казаться, что этих семи раз не было вообще.

Это можно было бы с чистой совестью назвать началом конца - пока Эмбер Волакис не ворвалась в их жизни; и пока она снова не ушла также внезапно, как и появилась.
В сущности, до этого момента он даже и не подозревал, что означает - "конец всему".

***

Он пришел в себя во второй раз. И обнаружил в кресле возле своей кровати Кадди, свернувшуюся калачиком - маленькие босые ступни, темные волосы, обрамляющие ее лицо. Скорее всего, уснула совсем недавно.
Он ощутил ее присутствие, близость и тепло - и в то же время, её будто не было здесь.

В уме он уже подсчитал часы и минуты, в течение которых Эмбер была еще жива, и, проснувшись во второй раз, он уже знал, что все кончено.

Уилсон стоял в дверях отделения интенсивной терапии - волосы растрепаны, одежда помята, лицо красное и опухшее от слез.

Что бы ни говорили его глаза - Хаус не смог этого распознать.

Тихое пиканье мониторов оглушало его в тишине больничной палаты, когда Уилсон развернулся и ушел.

Хаус закрыл глаза и выжил. Как всегда.


Примечание: название рассказа – строчка из песни Antony And the Johnsons «Fistful of love»
www.youtube.com/watch?v=1-524bnuYdM