[housefans]

Три галлюцинации, изменившие мир Грегори Хауса.

АВТОР: Эйни
БЕТА: Аленник.

ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ/ПЕЙРИНГ: Хаус / Уилсон
РЕЙТИНГ: R (в основном за лексику)
КАТЕГОРИЯ: slash
ЖАНР: romance, angst

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Хаус и галлюцинации…галлюцинации и Хаус, знакомо, не так ли? Только в этот раз у галлюцинаций будут весьма неожиданные последствия.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: Главный герой-наркоман, сволочь и мизантроп. Как? И вас это не пугает?

ОТКАЗ: Все права у правообладателей, мое - лишь больная фантазия и слешные 3-D очки.
АРХИВИРОВАНИЕ: пожалуйста, предупредите автора, если хотите разместить этот фик на другом сайте.
Комментарии: Термин «Утята» был придуман не мной, как вы прекрасно понимаете.
Сразу предугадывая критику на некоторую схожесть отношений Хауса и Уилсона на описываемые мной их отношения в «Отпуске в Лас-Вегасе», хочу сказать, что это не от недостатка фантазии. Просто истории писались практически одновременно друг с другом, и в тот момент я была полностью сосредоточена именно на этом ракурсе видения Хилсона. Надеюсь, вы поняли о чем я… ^___^


Посвящается Аленику,
открывшему для меня мир «House M.D.», в результате чего и было создано это чудовище.



Я снова галлюцинировал.
Кажется, это становилось уже традицией - если год был прожит без галлюцинаций, можно было смело вычеркивать его из моей биографии. И как, наверное, любого наркомана со стажем, к тому же практикующего различного рода эксперименты над собой, сам факт наличия галлюцинаций меня не пугал. В конце концов, в них не было ничего такого, с чем бы я, после некоторого анализа, не смог бы справится сам.
Меня пугала их причина.
Ее не было.
Нет, правда, никакого коктейля из спертых в аптеке таблеток в замен викодина - оранжевая баночка по-прежнему обиталась в моем кармане и изредка радовала перестукиванием капсул, никаких чокнутых ублюдков, стрелявших в меня…
Ничего.
Разве что тот мужик, с которым я поспорил на прошлой неделе. Какой-то доморощенный психоаналитик с шаманскими замашками полчаса втирал мне, что сделает меня счастливым. В итоге, я согласился стать счастливым за двадцатку и позволил загипнотизировать себя с помощью круглой, переливающейся алмазными гранями штуковины. Сам сеанс гипноза я помню превосходно, как и слова, что все время повторял тот шарлатан. Кажется что-то о том, что мне нужно взглянуть в лица собственных демонов, и тем самым одержать над ними вверх.
Тогда мне это показалось очень забавным. Нет, правда, мне Грегори Хаусу предлагают взглянуть в лицо демонам, когда все мои демоны и так гуляют на свободе…
Но сейчас.… Сейчас это начинало пугать меня, а чувство страха я просто ненавидел. Потому чаще всего предпочитал его просто игнорировать, но игнорировать все больше разрастающееся беспокойство, нервно сжимающее желудок, уже не получалось.
Прежде всего, я считал себя врачом, а эти необъяснимые галлюцинации могли встать между мной и правильным диагнозом, потому как появлялись совершенно не вовремя - на то они и галлюцинации - и выбивали меня из колеи на весь день.
Но если честно признаться, все это до одури меня интриговало. Очередная загадка. Под названием Грегори Хаус.
Я всегда любил выигрывать у сильных противников, а эта борьба обещала ко всему прочему стать очень интересной.

Тот день начался как обычно. Я опоздал в клинику на два часа, вовремя успел скрыться от праведного гнева и возбуждающей груди Кади за закрывающимися дверьми лифта, потом какое-то время проторчал в овощехранилище, пожаловался коматозникам на несправедливость жизни - они то меня уж точно понимали - переключая от скуки кабельные каналы и не задерживаясь ни на чем конкретно. Нога привычно ныла и требовала очередной кровавой жертвы от моей печени - я привычно согласился с ее требованиями и закинулся двойной порцией викодина, лениво размышляя о том, что если в ближайшее время к нам не поступит какой-нибудь мало-мальски интересный случай, мне придется заразить мойщика окон гондурасской лихорадкой, чтобы потом понаблюдать за паникой Утят.
Или инсценировать собственное похищение и смыться с полученными в качестве выкупа деньгами в Лас-Вегас. Интересно выложит Кади за меня еще сто миллионов?
Не уверен. Зато Уилсон наверняка продаст свой дом и машину, и обворует всех без исключения из своих раковых детишек. Только вот дома у Уилсона не было, машина была старенькой, а с раковых детишек особо и взять то было нечего. Так что выходило, что даже на Атланту не хватит.
Эх, прощай, отчаянные каникулы.
Тут на мое счастье я наткнулся на повтор сорок пятой серии «Главного Госпиталя» и смог полностью отключить свой мозг. Как раз на второй рекламе, после которой наконец-то должно было быть объявлено имя отца ребенка Луизы, в палату вошел чем-то сильно недовольный Уилсон. К слову о Уилсоне: довольным он по-моему бывал только на собственных свадьбах, возможно, именно поэтому и был женат на половине женщин штата Нью-Джерси.
-Хаус! Тебя Кади обыскалась, - сообщил он мне. Жаль, что эта истина была мне так же известна, как и то, что дважды два равняется четырем, а то бы я сделал хоть какую-то попытку удивится.
Видя отсутствие правильной реакции на моем лице - если конечно не считать увлеченное пережевывание «Сникерса» правильной реакцией, он добавил.
-Есть пациент.
Я продолжал его игнорировать, хотя внутри все уже радостно сжималось в предвкушении интересного дела.
-Подросток, семнадцати лет. Доставлена к нам с передозировкой наркотиков.
Как будто к нам доставляют с передозировкой счастья или одухотворенности.
-И еще, она слышит голоса. Слышит их с детства.
А вот это интересно. Голоса в голове – это всегда интригует, если только ты сам их не слышишь. Хотя… сам бы я, пожалуй, не отказался от ежедневных концертов Боба Марли в моей черепной коробке.
Я бодро скинул ноги с кушетки всем своим видом демонстрируя намерение изгнать прочь голоса, ну или хотя бы всласть натешиться над Утятами.
И тут меня накрыло.
Перед глазами замелькали несвязные образы, а потом я обнаружил себя идущим по коридору больницы. Я был одет в белый халат, и люди, проходившие мимо - и сотрудники и посетители, -улыбались мне и доброжелательно кивали. Обычно все вокруг при моем появлении напрягались, ожидая очередной идиотской выходки в моем исполнении, но в этот раз они все вели себя так, словно я стал счастливым обладателем миллиона долларов, который должен был непременно потратить и раздарить до вечера. Вот молоденькая сестра из педиатрии подмигнула мне, а я, к своему Уласу, улыбнулся ей в ответ. Ординатор из неотложки - кажется, его звали Дэн, проходя мимо меня, кинул какую-то глупую шутку, и мы как два последних идиота синхронно рассмеялись над ней. Ярко светило солнце, играла какая-то веселая песенка про любовь, а сам я был в очень хорошем расположении духа. Черт, да я просто сиял!
До омерзения отвратительная картина-мир, где все любят Грегори Хауса. И где Грегори Хаус ведет себя так, чтобы его все любили.
Невозможно.
-Хаус! Хаус!
Я крепко зажмурился, не желая наблюдать за происходящим бредом, а когда вновь открыл глаза, то обнаружил себя лежащим на полу. Надо мной висело явно обеспокоенное лицо Уилсона, который тут же с воодушевлением начал светить мне в глаз фонариком. Я недовольно поморщился от света, и попытался подняться, но проворный онколог немедля пригвоздил меня к полу.
-Лежи, Хаус. Ты неожиданно отключился, это может оказаться что-нибудь серьезное. И ты кажется, разговаривал. Это что, была галлюцинация?- в его голосе помимо волнения присутствовала львиная доля подозрения.
-Нет, конечно, нет! Кажется, у меня начались преждевременные роды, немедленно зови сюда акушерку.
Объяснять ему мне ничего не хотелось. Не сейчас. Я все еще не отошел от только что увиденной сцены, и мог ненароком проболтаться, а Уилсон уже несколько лет только и ждал удобного случая, чтобы вручить меня своим друзьям из психиатрического отделения.
Я оттолкнул Уилсона и поднялся, опираясь на кушетку.
Мой мозг уже пришел в полную активность и теперь возбужденно перебирал все возможные причины галлюцинации. Возможно, кто-нибудь решил повеселиться и подменил мои таблетки? Или…
-Хаус? Ты меня слышишь?
Я раздраженно повернулся к Уилсону. Иногда этот тип до жути бесил меня своим занудством и поведением а-ля мамочка. Иногда.
-Да! И какого черта ты еще здесь делаешь? Ты хочешь, чтобы твои будущий крестник родился среди полумертвых тел под звуки рекламы шампуня?
Уилсон раздраженно и как-то подозрительно внимательно глянул на меня цепким взглядом врача и, передернув плечами, вышел из палаты.
«Возможно, он обиделся», - смотря вслед его удаляющейся фигуре подумал я.
В этом весь Уилсон - его невозможно вывести из себя годами воруя у него деньги, жестоко подшучивая над ним и в открытую называя его идиотом. Но стоит мне только в очередной раз отмахнуться от его трепетного отношения к моему здоровью, он оскорблялся, словно герцогиня, получившая приглашение посетить открытие борделя. Как будто мое здоровье принадлежало больше ему, чем мне. Или он был заинтересован в нем больше, чем я.
Спустя несколько минут я поковылял за Уилсоном, с сожалением оставляя за собой загадку имени отца ребенка Луизы, и троих человек, полностью разделявших мое отношение к жизни.
Но с другой стороны меня ждало интересное дело, издевательство над Утятами, и припасенная на дом загадка галлюцинации.
Так что я даже мог бы почувствовать себя чуточку счастливым, если бы не идиотская реакция Уилсона на мое идиотское поведение.

Второй раз меня накрыло несколько дней спустя, прямо в кабинете у Кади, которая разошлась во всю, распекая меня за неэтичное поведение с пациентом. Ничего неэтичного в своих действиях я не видел - ну подумаешь, намекнул вновь беременной мамаше и без того семерых детей, что колонизация Марса еще не началась. Но Кади, двинутая на идее материнства, мою шутку не оценила.
Как раз когда она уже перешла ко второй части своей обличительной речи, (я держу тебя в клинике и терплю все твои выходки бла-бла-бла) перед глазами у меня все поплыло. Я не обратил на это внимание. Уже две ночи подряд я толком не спал, размышляя над Моей Загадкой, и потребляя немыслимое количество спиртного, так что некоторая расфокусировка зрения меня не пугала. А вот когда я обнаружил, что все погружается в темноту, я заволновался. Галлюцинировать перед Кади не хотелось. Этот эсесовский генерал в юбке и с грудью третьего размера (между прочим, весьма симпатично обтянутой блузкой) могла потом всю жизнь доставать меня, припоминая услышанное. К тому же она могла отобрать у меня Мою Загадку, отдав ее на растерзание каким-нибудь опытным психиатрам, которые с наслаждение Каннибала Лектора вгрызутся в мои мозги, и вряд ли что-то оставят от них после себя
Я лежал, привязанным к кушетке в темной палате. От моих рук тянулись нити капельниц, а голова была зафиксирована металлическими держателями. Впервые за несколько дней я ощутил укол страха – на безобидную предыдущую галлюцинацию это похоже не было. Это вообще не было похоже на мои обычные галлюцинации, скорее это напоминало один из ночных кошмаров, изредка мучавших меня. Но я предпочел, как всегда проигнорировать это чувство, в конце концов, чтобы дальше не произошло - это всего лишь мираж, видение, и пока я ясно осознаю это, ничего со мной не случится.
Неожиданно из окружающей меня темноты к кушетке подошел человек, одетый в хирургический костюм для операции. Половину его лица скрывала маска, но не узнать самого себя я не мог.
- Тебе не кажется, что она слишком многого требует?
-Я тоже всегда считал, что третий размер груди не дает тебе право издеваться над другими.- Шутить для самого себя было странно.
-Я не про Кади. Грэг, обычно человек управляет своей ногой, а не нога человеком. Я помогу тебе это осознать.
Теперь это больше напоминало малобюджетный фильм ужасов, хотя непосредственное участие в нем придавало определенную пикантность. Ладно, не пикантность. Я просто затрясся от страха, потому как Джейсон (так я про себя окрестил свою копию немного позже) достал с тумбочки с инструментами автоматическую пилу, предназначенную для ампутаций. И только тогда я понял, что не чувствую свою ногу - не просто не чувствую боли, а всю ногу в целом. Видимо она была заботливо подвергнута местной анестезии.
В тот момент пульс у меня зашкалил под сто сорок. Не каждый день увидишь, как сам себе отпиливаешь ногу, пусть даже это всего лишь…
А что это? Галлюцинация?
Как я ни старался не выпускать эту мысль из головы, она все равно просачивалась и убегала, оставляя после себя чувство первобытного ужаса перед надвигающимся.
-Эй, ты совсем ебнулся? Оставь мою ногу в покое!
-Брось, Грэг. Она тебе не нужна. С протезом тебе будет легче. - Он немного помолчал, занятый тем, что протирал мою ногу йодовым раствором.- Или тебе нужна не нога, а боль в ней?
А потом он включил инструмент и начал пилить. Я не почувствовал ничего. Ни малейшего дискомфорта.
Только ужас от вида металла, вгрызающегося в мою плоть все глубже и глубже. И этот ужасный звук. И кровь.
Не подумайте, что у меня не все в порядке с нервами, или что я слабак, но я просто отключился.
Придя в себя и обнаружив, что лежу в палате своего госпиталя я с чувством затаенного трепета начал перебирать картины недавнего прошлого. Разбирать галлюцинацию по кадрам. Осмыслять ее.
Это было улетно. Такой встряски и такого выплеска адреналина я не ощущал давно. Это было даже круче…черт, я даже не знал с чем это сравнить.
И тут в палату вошел Джейсон.
Он по-доброму мне улыбнулся - а я и не знал, что умею так - и протянул мне какой-то сверток.
Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди, явно не справляясь с тем ужасом, что пронзил меня, стоило мне взглянуть на то, что лежало в свертке.
Я в панике отбросил покрывало и обнаружил вместо моей ноги жалкий обрубок, перетянутый голубоватыми бинтами.
-Я принес тебе ногу, Грэг. Ведь это она нужна тебе, а не боль в ней, ведь так?

-Хаус, ты меня слышишь???
Я открыл глаза, все еще переживая последние моменты галлюцинации.
Наверное, в первый раз в жизни я был настолько рад видеть рассерженную Кади, и ощущать дикую боль в своей ноге. Моей ноге, черт подери!
-М? Что? - в голову как назло не лезло ничего путного, чтобы обезопасить Свою Загадку от цепких ручонок глав. врача.
-Ты галлюцинировал… - она сказала это, словно застукала меня с бомбой в руках в окружении спящих детсадовцев.
-Ничего подобного.- Моя Загадка. Не отдам.
-Да, Хаус. Ты отрубился, потом начал умолять не трогать твою ногу, пульс у тебя зашкаливал, а дыхание сбилось. Ты явно видел что-то, что испугало тебя. Галлюцинировал.
Жадная еврейка. И ничего я не умолял.
-Мне пора. – я со всей возможной скоростью направился в сторону двери.- Пациенты ждут, знаешь ли.
Мне действительно надо было смыться домой прежде, чем Кади найдет Уилсона, или Уилсон найдет Кади, и они узнают друг от друга о произошедшем сегодня и несколько днями ранее, и решат меня принудительно госпитализировать.


Когда полчаса спустя я приехал домой, меня уже ждало несколько сообщений на автоответчике от Уилсона, который просил перезвонить ему, как только смогу.
Выдернув шнур из розетки, я решил все проблемы со связью с внешним миром, и прошел на кухню, где накормил себя и Стива МакКвина вчерашними спагетти. Стив МакКвин был явно доволен сменой обычного рациона, на что-то более вредное и калорийное, и решил продемонстрировать мне свою радость бешеным передвижением по клетке из угла в угол.
И тут меня озарило. Я, наконец, вспомнил того мужика, снабдившего меня двадцаткой, и его слова о демонах и прочей чепухе. Теперь я стоял перед выбором - позвонить ему и признать тем самым, что он не шарлатан, либо все-таки сделать, как он советовал, и…
Что и.…Стать счастливым?
Черт!
Загадка была разгадана, спагетти съедены, а галлюцинации остались.
Как и работа, с которой в сложившихся обстоятельствах я не мог наверняка справиться.
Ладно, хоть ту девчонку с голосами я диагностировал еще вчера, а новых случаев пока не поступало. Ну и ко всему прочему не стоило забывать об Утятах, которые наверняка в лепешку расшибутся, только чтобы доказать мне свою значимость и полноценность в умственном плане.
Так что, немного поразмышляв, я решил воспользоваться отпуском, от которого отказался два месяца назад. По прикидкам - викодина, припасенного в квартире на такие вот дни, мне должно хватить не то, что на отпуск, с ним я и ядерную зиму пережил бы ни о чем не волнуясь. Денег можно было стрельнуть у Уилсона, или на крайняк украсть их у него. Где-то у меня завалялась его кредитка, которую я выкрал у него на прошлой неделе.
Поразмышляв над ситуацией еще пару минут, я бросил тарелку в раковину и направился в гостиную, вступать в бой со своими демонами, и ждать очередной галлюцинации.


Три дня и миллион оставленных на автоответчике сообщений от Кади спустя, я валялся на полу в собственной гостиной, с интересом изучая потолок. Я был пьян.
Вообще-то я был пьян все эти три дня подряд, но именно сегодня степень моего опьянения вполне могла бы посостязаться с Великой Китайской Стеной. Я был вымотан физически и духовно. Постоянные размышления о смысле тех галлюцинаций не давали мне заснуть по ночам, и требовали все новых порций алкоголя для их развития.
Я взглянул в лица собственных демонов, и выводы, к которым я пришел в результате этого, были не утешительны. Нет, они были просто омерзительны.
Вывод первый.
Мне хотелось нравиться людям.
Чушь!
Люди, желающие нравиться всем, не ведут себя как законченные мерзавцы. И я не такой кретин, чтобы допустить хотя бы мысль о том, чтобы вести себя со всеми как Уилсон.
Или, что еще хуже, как Кэмерон.
Вывод второй.
Я был привязан к боли. То бишь я был мазохистом.
Чушь! Люди, любящие боль, не страдают от нее, и не принимают обезболивающие, они наслаждаются и упиваются ею.
…………………………………………………………………………………
Ладно, я действительно порой подумывал о том, чтобы относится к людям получше. По крайней мере к тем, кто этого заслуживает. Но это вовсе не значит, что мне хочется им нравиться. А боль…Боль теперь определяла всю мою жизнь - мои поступки, настроение, поведение, слова. Боль определяла меня. Позволяла мне плевать на правила, и на людей, и на их отношение ко мне…Боль делала меня тем, кем я являюсь.
Пусть даже таким я себе самому не всегда нравился.
Но отказаться от нее, означало бы начать все по - новой. Перекроить всю свою жизнь и мировоззрение, и совершенно непонятно к чему придти в итоге.
Я нужен людям таким, и именно за мое стремление во всех случаях искать правду, а потом бросать ее на всеобщее обозрение, невзирая на чужие чувства, меня ценят. Не любят, но ценят. И не факт, что, изменив себя, я не потеряю большую часть своей ценности, и не факт, что обрету их любовь.
В любом случае я рискую потерять больше, чем приобрету. А потерять некоторых людей я просто не могу. Это даже хуже того, чтобы лишиться ноги - без нее-то я как-нибудь справлюсь, а вот, к примеру, без дружбы и понимания Уилсона жизнь может потерять последние краски. Без его рассерженного взгляда, и вечных нотаций по поводу моего образа жизни, без наших споров и подколок, без обсуждения нового бюстгальтера Кади или отношений Кэмерон и Чейза
Я лежал на полу и думал, о том, что две галлюцинации и три дня самокопания позволили мне взглянуть на свою жизнь по-новому, и осознать, как многое я предпочитал игнорировать и не замечать ранее. Я наконец смог признаться хотя бы себе в том, что я как и все люди жажду тепла и понимания, жажду быть любимым не за что-то, а просто так, и в боязни не получить желаемое, сам отвергаю людей.
Простое осознание факта. Что оно могло изменить? На самом деле это меняло все, потому как изменило меня самого.
Ощущение, будто я был не в трехдневном запое, а в долине Тибета изучал истины йогов.
Но теперь мне действительно стало не по себе.
Я боялся очередной галлюцинации, и того на что она еще может мне указать. А таких вещей было много. О чем еще я неосознанно старался не думать, игнорируя свои ощущения.
Например…
Уилсон заходит в комнату. Он как всегда безупречно выглядит, даже после рабочего дня. Рубашка свежая и не помятая, галстук идеально гармонирует с ее цветом, а туфли глянцево поблескивают.
Педант. За это я его тоже порой ненавижу. Порой.
Я смотрю на него, не совсем понимая - реальность это или мой мозг снова решил поиграться, развлекая себя сценами моих затаенных желаний.
Уилсон тем временем оглядывает комнату, и садится на диван рядом со мной.
-Ты хотел мне что-то сказать, Хаус?
НЕТ.
НЕТ.
НЕТ.
-Я…
-Говори, я всего лишь твой глюк. Причем последний. Признайся себе, и тебе наконец-то станет легче.
-Нет.
Уилсон равнодушно передергивает плечами и откидывается на спинку дивана, закидывая ноги на столик.
-Ладно. Тогда за тебя скажу это я. Ведь это надоело тебе так же сильно, как и мне. Правда, в том, что ты уже 4 года подумываешь о том, чтобы трахнуть меня. То есть его, конечно. О, нет, ты не педик, но ведь Уилсон особенный. Единственный. Ты ненавидел всех его жен и подружек. Он единственный кто принимает тебя таким, какой ты есть. Он умен и успешен. И просто физически привлекателен. И иногда у тебя встает на своего лучшего друга. Вот она - вся, правда. Не так уж и ужасно, если подумать. Особенно, если учесть то, что твои отношения с ним - это самые длинные отношения в твоей жизни. Рекордно длинные надо заметить. Тебя устраивает в нем почти все, а то, что не устраивает, ты вполне способен не замечать и игнорировать. Делай выводы, Хаус. Если не признаешься ему, признайся в своих чувствах хотя бы самому себе, и перестань, наконец, разрушать вашу дружбу.
Я смотрю на него, от шока не в силах понять - чего мне хочется больше - подняться и двинуть ему разок в челюсть, либо и впрямь повалить на диван и оттрахать.
Нет, это получится какой-то извращенный нарциссизм.
Блядь, а вот это уже не смешно. В отношениях вообще мало смешного, как я успел сделать вывод. Обычно они либо оканчиваются плохо, либо вовсе не оканчиваются, и продолжают мучить некогда наивных простаков. А друг, притом единственный, гораздо лучше…гипотетической возможности ненормальных отношений. К тому же Уилсон явный натурал. По крайней мере, три жены, и куча перетраханных им медсестер в клинике утверждали, что это так. Да и вообще, я тоже убежденный натурал.
Со второй попытки я все-таки поднялся с пола, и, шатаясь, проковылял на кухню, оставив в гостиной трость и свою галлюцинацию.
Стив МакКвин не ел ничего уже вторые сутки, вдруг вспомнилось мне. Да и посуду бы не мешало помыть.
-Тебе не мешало бы подумать о своей жизни, Хаус. Как долго ты будешь отталкивать тех, кто… - голос Уилсона звучит прямо в моей голове, только интонации в нем скорее мои собственные.
Я не выдерживаю и запускаю тарелку в стену, ее осколки разлетаются и один из них чиркает меня по лицу.
-Заткнись, черт подери!
Я действительно не хочу об этом думать. Я человек действия, и если я приду к решению, я воплощу его в жизнь немедля. И потеряю лучшего друга. А Уилсон…он слишком дорог мне, чтобы вот так вот позволить себе вычеркнуть его из своей жизни
-Хаус?- в кухню входит Уилсон. Наваждение прямо какое-то. Я по инерции чуть не посылаю его снова, но вовремя понимаю, что этот - настоящий. Не та рубашка , не такой идеальный пробор, и выглядит он если честно не очень. Темные круги залегли под глазами, кожа бледнее, чем обычно. С этой мыслью приходиться признаться себе, что я знаю, как обычно выглядит кожа Уилсона. Блядь.
Он явно чем-то напуган и расстроен.
Возможно, сразу несколько из его раковых детишек сегодня отправились на небо. И он так не вовремя решил напиться в дребезги со своим лучшим другом.
Он осматривает кухню, заваленную упаковками из-под заказанной на дом еды, и пустыми бутылками, на осколки, рассыпанные по полу.
На меня.
Я три дня не мылся, пил как сатанист во время второго пришествия, и я разговариваю сам с собой. Та еще картина. Полный улет.
Теперь мне становятся понятными и его испуг и расстройство. Никаких новоявленных ангелочков, просто, по его мнению, я в очередной раз устраиваю себе процесс саморазрушения. Или окончательно схожу с ума, что в принципе не так уж и далеко от истины.
И он как всегда винит себя во всех моих бедах и глупостях, потому что, по его мнению, лучшие друзья и созданы, чтобы предотвращать подобное. Потому что он должен был вовремя заметить и правильно среагировать, а не позволить себе разозлится на меня и выйти тогда из кабинета. Бог весть, что они с Кади успели нафантазировать за эти три дня. Наверняка перебрали все возможные причины - начиная от незаконных экспериментов инопланетян над людьми и заканчивая внезапно пробудившейся во мне способностью видеть будущее.
Я бросаю мокрую губку обратно в раковину и без сил сажусь на стул.
-Что? - как можно спокойнее спрашиваю я, предплечьем стараясь стереть кровь с щеки.
-Тебя три дня не было в клинике. С тобой все в порядке? Выглядишь если честно паршиво.
На самом деле ему хочется сказать, что я вижу достаточно убедительно, чтобы вызвать сюда бригаду врачей, которые, не медля, меня госпитализируют. Что я разговариваю сам с собой.
-Кади рассказала мне про галлюцинацию. – Он вновь смотрит на меня с видом побитой собаки. Собаки побитой ни за что собственным хозяином. - Ты опять чем-то долбаешься? - Нет, я всегда буду верен викодину, хочется огрызнуться мне, но я заставляю себя молчать. Кажется, Уилсону и впрямь не помешает выговориться. - Сколько можно Хаус? Тебе самому не надоело? Вечно играть со смертью даже у тебя не получится.
Я без сил откидываюсь на спинку. Ну конечно они подумали, что я опять закидался какой-нибудь сильнодействующей дрянью просто ради развлечения, поэтому так долго и не объявлялись здесь.
Галлюцинации так просто не появляются у здоровых людей. Они не возникают сами по себе, помогая разобраться в жизни и отношениях.
Не предлагают решения.
Я человек действия, напоминаю я себе.
Интересно, если я сейчас встану и поцелую его - как он отреагирует? Наверняка просто даст мне по роже, зато потом все можно будет списать на действие не существующих галлюциногенов.
Уилсон откуда-то находит в кухонном хаосе более-менее чистый бокал, и наливает себе немного виски, сливая остатки со всех бутылок подряд. Его руки дрожат, и мне становится стыдно. Потому что я знаю, что причина этой дрожи - я.
-Тебе не все ли равно. - Вместо того, чтобы утешить его, я по привычке бью как можно больнее, сам себя проклиная за это.- Много мир потеряет с моей смертью?
Я себе отвратителен. Фраза достойная байроновского героя, разочарованного в жизни.
В мгновение ока бокал Уилсона становится пустым.
-Мир, возможно, ничего не потеряет. Я потеряю многое. И Кади, и Кэмерон. И все те люди, которые в будущем будут обречены на смерть. Потому что лучший диагност в мире решил окончательно наплевать на себя и съехал с катушек.
Он смотрит на меня. Прямо мне в глаза. И я понимаю, что сейчас сделаю это.
Перегибаюсь через стол, и, схватив его за воротник, притягиваю к себе. А потом, прежде чем включатся все мои защитные рефлексы, натренированные годами, наконец, целую.
Фанфары не звучат, оглашая округу победным маршем, салюты не взрываются над моей головой, и мы не воспаряем в воздух.
Но лишь до того момента, пока я не понимаю, что он мне отвечает.
Что его губы больше не неподвижны, а с такой же страстью льнут к моим губам. И язык проскальзывает в мой рот, внезапно перехватив инициативу. Этот поцелуй не наполнен ни нежностью, ни пылкостью первых поцелуев, мы просто изучаем, постепенно шаг за шагом продвигаемся вперед от дозволенного к недозволенному. Его губы теплые и сухие, и ощущение от них неожиданно новое и сильное - это совсем не то, что целоваться с женщинами. Никакой осторожности и неспешности, словно мы заранее уже знаем, друг о друге достаточно, чтобы боятся оттолкнуть. Я целую его и понимаю, что страх быть отвергнутым наконец отпускает меня, уходит прочь, не оставляя места неуверенности и сомнениям.
Я целую его, и он мне отвечает.
Демоны побеждены, и я знаю, что никаких галлюцинаций больше не будет. По крайней мере, в этом году.
Один поцелуй заводит меня до предела, я издаю громкий стон, и включаюсь в борьбу за доминирование. Мне хочется повалить его прямо на пол и разорвать его рубашку на лоскуты, мне хочется ощутить жар его тела на своей коже, мне хочется выпить все его дыхание этим поцелуем. Этот шквал желаний просто сносит прочь остатки моего разума, сжимает всю вселенную до двух точек - той, где наши губы соприкасаются и переплетаются языки, и той, где я ладонью ощущаю как бешено стучит его сердце, разгоняя кровь по телу.
Уилсон, кажется объятый похожими желаниями, протягивает руку и притягивает меня еще ближе, но как это ни прозаично, моя спина ясно дает понять, что столь изощренная поза для поцелуев ее не устраивает, и я с сожалением отрываюсь от него
Мы оба тяжело дышим, и, взглянув друг на друга, синхронно краснеем.
Но он не отводит глаз, все так же смотрит на меня. Прямо в глаза. И ничто не меняется в его взгляде после этого поцелуя.
Все тот же Уилсон, которого я знаю дюжину лет.
-Что мы делаем?
Я спрашиваю это только чтобы дать ему шанс сбежать, для себя я все уже решил.
Он мне нужен, с ним я стану счастливым, и сделаю счастливым его, если он только мне позволит. Но он - не я, а значит, он должен позволить.
-Не знаю. Завтра я смогу оправдать себя тем, что ты был пьян и под кайфом, и первым меня поцеловал.
-А евреи никому не отказывают?
Он ухмыляется.
-Только не старым друзьям.
Я скептически выгибаю бровь, и он, наконец, сдается.
-Ладно, Хаус, что ты хочешь услышать от меня? Что я чувствую себя женатым на тебе больше, чем на ком-либо из своих жен? Или что я влюблен в тебя больше, чем в любую из них?
Теперь его взгляд меняется. Он ждет от меня язвительного комментария, либо пошлой шуточки, ждет, что я вновь оттолкну его, как отталкивал всех, кто осмеливался приблизиться ко мне достаточно близко, чтобы причинить боль. Но в нем я на удивление уверен. Он не причинит мне боли, и не позволит мне самому стать ее причиной. Уилсон есть Уилсон.
-Вообще-то я ожидал услышать, что ты предпочитаешь быть снизу.
Я улыбаюсь, и киваю в сторону спальни.
Наверное, стоит ему объяснить, что я вовсе не под кайфом, да и алкогольные пары уже изрядно повыветрились из моего мозга, но единственное что действительно меня сейчас занимает, это, что я три дня не был в душе и не чистил зубы. Остальное потерпит до завтра.
Но Уилсон, кажется, не согласен.
-Хаус? Что мы делаем?
Я долго думаю, прежде чем ответить. Я не привык открываться кому-либо, я не привык говорить о своих чувствах. Но он не обидит. Я помню.
-Я… кажется аналогично.
Он, копируя мой жест, выгибает бровь и хмыкает:
-Что аналогично? Ты женат на мне больше чем на ком-либо из моих жен и любишь меня больше чем любую из них? Если учесть что ты их просто терпеть не мог, то я тронут глубиной твоего чувства.
Как же это сложно.
- … Я… люблю тебя.
- Как давно?
Это уже выше моих сил.
-Извини, сейчас сбегаю за календарем, эта дата обведена в нем красным сердечком.
-Хаус, я имею виду, понял ты это сегодня или раньше? Мне это действительно важно.
- Раньше. Просто сегодня мне показалось, если я тебя чем-нибудь не заткну, ты не закончишь причитать к утру.
Слушай, тебе и вправду так необходимо об этом говорить? Я напоминаю себе чувствительного педика. Еще немного и я решу, что мне просто необходимо подкрасить ресницы.
Уилсон хмыкает, и я вижу, что в его глазах танцуют чертенята. И не просто танцуют, а бьются в экстазе, словно обкуренные шаманы племен, взывающие к духам предков.
Честно говоря, я не был готов к такой спокойной реакции на мои слова.
Словно, он и так уже давно знал об этом, и не упоминал о своем знании только вследствие своей обостренной до болезненности тактичности.
Словно то чувство, сознательно игнорируемое нами обоими так долго, сегодня смогло наконец-то пробиться сквозь все барьеры и облечься в слова, пусть скупые и такие неуклюжие, но необходимые в своей значимости.
-Ты прав, пора нам заткнуться и заняться тем, чем обычно занимаются педики друг с другом.

И мы занялись.


Утром я привычно проснулся от боли в ноге. И привычно потянулся за баночкой викодина - это уже стало традицией, которую я не нарушал многие годы. Но прежде чем, проглотить две белых капсулы я вдруг осознал, что почему-то боль, обычно совсем невыносимая по утрам, сегодня ощущается иначе. Сегодня, я мог игнорировать ее, не позволить ей управлять мной, чувствуя тяжелую мужскую руку, перекинутую мне через грудь, Это было очень странно.
Впервые за много лет меня определяло что-то иное, нежели боль.
Это было здорово.
Я отложил капсулы в сторону и посмотрел на спящего Уилсона.
Круги у него под глазами только усилились - последствие почти бессонной ночи, а губы выглядели немного припухшими. На левой стороне его щеки отчетливо отпечатались складки подушки- и это выглядело и смешно…и мило одновременно, так что мне немедленно захотелось провести кончиком пальца по каждой из этих вмятинок на его лице.
Обычно, просыпаясь с кем-то наутро, я всегда стремился побыстрее выбраться из спальни, намеренно громко хлопая дверью, чтобы разбудить очередную спящую красотку и дать ей понять, чтобы она поскорее убиралась.
Сегодня я лежал тихо, боясь лишний раз пошевелится, чтобы не разрушить хрупкий утренний сон Уилсона, и это тоже было для меня новым. Чувствуется, нового отныне будет в моей жизни много.
-Я думал, ты смоешься.- Его хриплый ото сна голос прозвучал на удивление сексуально, и я почувствовал, что начинаю заводиться от одной его только интонации.
-Не надейся.- Я постарался сказать это как можно более безразлично, в конце концов, мы не двадцатилетние молодожены, проснувшиеся после первой брачной ночи.
Но внизу уже все предательски напряглось, игнорируя мое видении наших с Уилсоном…отношений.
Отношений.
У
Меня
С
УИЛСОНОМ
КАКОЙ
БРЕД
Но почему-то бред на удивление приятный и логичный в своей непонятной естественности.
Уилсон повернулся на спину и до хруста в костях потянулся. Одеяло соскользнуло с его груди, обнажая алые отметины на шее и плечах. Я и не думал, что так умею.
-Значит, это был не нарко-алкогольный бред или очередной эксперимент на прочность нашей дружбы?
Я на мгновение прикрыл глаза, прежде чем ответить.
-Не было никаких наркотиков, кроме викодина. Галлюцинации - были, но ничего страшного, можешь уж мне поверить, я, знаешь ли, вроде как окончил медицинский колледж с отличием…
Уилсон улыбнулся и потерся носом о мою уже четырехдневную щетину. Наверняка после этой ночи у него будет раздражение на лице.
-Ну и… Я все еще жду если не серенады, то хотя бы констатации некоторых очевидных фактов.
Иногда Уилсон меня раздражал. Иногда.
- Ладно, я четыре года подумывал о том, чтобы улучить удобный момент и трахнуть тебя. Только каждый раз, когда я собирался это сделать, либо ты был недостаточно пьян, либо я недостаточно трезв.
Он рассмеялся и больно заехал мне локтем в бок.
-Хорошо, тогда начну я, у меня в этих делах побольше практики. Я понял, что ты мне …больше чем друг, после возвращения Стейси. Наверное, я слишком долго обладал монополией на отношения с тобой, так что когда она появилась я начал ревновать.А потом понял, что ревную вовсе не как друг. Боже, я ведь действительно думал, что если рискну хотя бы намекнуть тебе на это, на следующий же день ты переберешься в Китай. Предварительно съездив мне по морде.
Он так спокойно говорил об этом, словно ни сколько не боясь быть понятным не верно.
Или это действительно не так уж страшно?
- Ты мне очень дорог. И без тебя моя жизнь потеряла бы смысл. Я говорю о доведении до ручки добропорядочных евреев. - Ну не смог я удержаться! Произносить романтические признания я никогда не умел, и учиться этому сейчас было уже, наверное, поздно. Хотя, Уилсону по-моему этого было и ненужно. Но все же не желая оставлять еще что-то несказанным, я решил добавить.- И я, наверное, люблю тебя.
Это правда, был максимум, на что я сегодня способен.
-Ну, это даже больше чем необходимо.
Неожиданно Уилсон ловко перевернулся и, оказавшись сидящим на мне верхом, прижал мои руки к кровати. Его встрепанные волосы щекотали мне лицо и лезли в глаза, пока он говорил:
-А теперь слушай, Хаус. Я знаю тебя, ты знаешь меня. И не нужно ничего бояться, даже если мы где-нибудь напортачим - а это обязательно случится - все можно будет исправить, главное постараться. И еще. Объяснять все Кади будешь ты, ты единственный в больнице, кто сможет перенести ее девятый вал.
Ха! Объяснить Лучшей Самке Мира, что она только что лишилась возможности быть однажды оплодотворенной Лучшим Самцом Мира. Это будет круто. А еще будет круто понаблюдать за недоуменным выражением лиц Утят, когда они поймут, что я и вправду серьезен. Интересно, Чейз будет меня ревновать?
Уилсон нагнулся еще ниже и поцеловал меня в уголок рта.
-Ну, так что, ты согласен сам ей все объяснить?
Боже, да я готов был объясниться хоть с Папой Римским, только бы он сейчас меня снова поцеловал.
И снова.
И…
Кажется, им придется расстроить Кадди еще и двойным опозданием на работу на несколько часов.
М-м-м… День начинался отлично!