[housefans]

Название: Кривые зеркала
Автор: Дония
Бета:  Lady Rena
Персонажи: Хаус, Уилсон, Кадди, Дуглас
Рейтинг: аа... эм... Ну, до PG-13 точно дотягивает
Предупреждение: мелодрама, недослэш
Персонажи не мои, мой только взгляд на них.
Слово в свое оправдание: Результат практически беспрерывного просмотра всех сезонов сериала за один раз. Мои больные фантазии на тему отношений Хаус/Уилсон после трех первых серий пятого сезона. Я не планировала ООС, но мой взгляд на персонажей может кардинально отличаться от читательского.
Медики меня побьют. Не-медики побьют еще сильнее.
Всех пойманных блох и тапки приму с благодарностью, только кидайте нежно.

Надеюсь, меня все-таки не очень поколотят, а текст примут как взнос при вступлении в сообщество. Но внутренне я готова к любой каре.


Хаус абсолютно не думает об Уилсоне. Он много лет прекрасно обходился без него, обойдется и впредь. Ему больше не бросается в глаза отсутствие знакомой таблички на дверях соседнего кабинета. И в столовой от одиночества он тоже не страдает, ему даже не приходится самому платить за свои обеды. Жизнь течет по-прежнему, а когда вечера становятся особенно длинными, в госпитале всегда находится какой-нибудь несчастный идиот с противоречивыми симптомами и запутанным анамнезом. Отсутствие Уилсона имеет даже положительные стороны, и чем дальше, тем больше их находится. Никто не подпиливает его трость, не ворует его гитару, не провожает страдальческим взглядом каждую проглоченную таблетку викодина. Больше ничьи упреки в бессердечии не достигают своей цели… В конце концов, есть в этом мире вещи поинтереснее упрямого онколога. Например, куда это направилась Кадди в юбке такой длины и блузке с таким вырезом. Или отчего новый пациент, обремененный кучей навязчивых родственников, постоянно впадает в гипогликемию. Одна за другой отвергались причины, от инсулиномы, надпочечниковой недостаточности, реактивного гиперинсулинизма до приема всевозможных сахароснижающих препаратов. Простая на первый взгляд задачка становилась все интереснее. Хаус покрутил в руке стандартную шприц-ручку. Чем из подручных средств можно замедлить всасывание инсулина из подкожной клетчатки?.. И как снизить эффективность внутривенного введения глюкозы? Идея диагносту нравилась, но нужно было её подтвердить экспериментально… Это займет какое-то время, но домой он все равно не торопится, а в боулинг идти нет смысла. Чейз - скучный партнер, все время выигрывает. Надо бы в следующий раз взять с собой Тауба… Интересно, поймет ли Тринадцатая, что сделал с собой Хаус? Бессердечная Стерва поняла бы. Кстати, инсулиновыми комами когда-то лечили психические заболевания. Возможно, он сможет освободиться на какое-то время от викодина. Ненадолго. Кадди будет в восторге.
И позовут ли они Уилсона, когда поймут, что все очень серьезно?..

- Кадди, я не хочу говорить об этом.
- Я не хочу на тебя давить, и лезть в твои дела...
- Вот и не лезь.
- …но ему действительно плохо. И что меня пугает, он этого не показывает. Но… за прошлый месяц он шесть раз брал ночные дежурства. Это примерно столько же, сколько за все годы его работы в госпитале.
Они выбрали для беседы скамейку в парке, вполне справедливо рассудив, что вряд ли нанятый Хаусом детектив установил свои «жучки» и тут.
- Не проси меня, пожалуйста, - Уилсон выглядел еще более уставшим и несчастным, чем в прошлую их встречу, и у Кадди тревожно сжималось сердце. Он был одним из самых надежных и уравновешенных из всех, кого она знала, и видеть его разбитым было невыносимо.
- Я уважаю твое горе, но неужели ты думаешь, что твой уход что-то исправит? Её уже не вернуть. Это несчастный случай, судьба. Ты нужен ему. Хаус и так слабо управляем, представь, что он натворит, потеряв единственного друга.
- Черт вас подери! Я не смирительная рубашка! И не нянька! Этот ребенок старше меня на десять лет! – он поднялся, явно намереваясь уйти, но Кадди поймала его за руку.
- Пожалей его. Сам он себя не пожалеет. Ты же его знаешь. И ты… у тебя ведь нет никого ближе, чем он. Дайте друг другу еще один шанс. Я не верю, что тебе все равно.
- Мне все равно, - Уилсон высвободил руку и пошел прочь. Она подавила тяжелый вздох и поднялась, не собираясь отступать, не решив эту проблему. Внезапно он остановился, обернувшись.
- Ты права. Мне не все равно. Я… Мне тоже без него непросто. Он слишком долго был частью моей жизни, - он замолчал, она выжидательно на него смотрела. – Он нужен мне. Меня тянет к нему.
И замолчал, словно это все объясняло. Кадди застыла, не в силах что-то сказать. Она давно вышла из того возраста, когда такие откровения могут смутить, но впервые она действительно испугалась за Уилсона.
- О Боже, Кадди, - спохватился тот, заметив, как расширились её глаза. - Я вовсе не имею в виду секс.
Она с трудом скрыла облегченный вздох.
- Так в чем дело?
- Именно в этом. Я слишком долго был рядом с ним. Я не могу представить свою жизнь без его выходок, шуток, внезапных появлений в моем кабинете. Без его ума и язвительности. После любого мало мальски чем-то заметного происшествия я ловлю себя на мыслях, как буду рассказывать об этом Хаусу. Это зависимость от высокотоксичного препарата под названием Хаус. И сейчас ты разговариваешь с наркоманом в ломке, так что не усугубляй мои мучения.
- Разве можно сравнивать…
- Не перебивай, второй раз я на такую откровенность не решусь. Я уже сам не знаю, где кончается он и начинаюсь я. Слишком многое в моей жизни с ним связано. Иногда мне кажется, что я настоящий, только если рядом маячит этот тип. Но рано или поздно он себя прикончит. Викодином. Своими экспериментами. Просто потому что он – это он, и смертельно опасные неприятности всегда где-то неподалеку. Вспомни, сколько раз за последний год его реанимировали?
Она смотрела почти затравленно, несколько потерявшись в этом словесном потоке.
- Он всегда таким был! Что теперь-то… - и замолчала, внезапно догадавшись. – Эмбер?
- Когда-то Хаус сказал, что Эмбер меня привлекла тем, что похожа на него. И я не могу сказать, что он был совсем неправ.
- А потом Эмбер умерла. И ты представил, что с тобой было бы, если бы умер он.
- Смерть Эмбер я переживу, как бы больно это ни было. Если Хаус себя угробит, то от меня не останется даже осколков, которые можно было бы собрать, - он обхватил себя руками, словно проверяя, не начал ли уже рассыпаться. - А он себя угробит.
- Может быть, ты поговоришь с ним об этом?
- А нужно? Ты же понимаешь, что он все равно никогда не изменится, - он покачал головой, грустно глядя на Кадди. - Я хочу спасти все, что от меня осталось, пока есть что спасать.
Она нахмурилась, автоматически гладя его по плечу.
- Уилсон…
- Не нужно, - он поймал её руку, чуть сжав тонкие пальцы. – Возможно, я излишне мелодраматичен. Забудь…
Она порывисто обняла его, с трудом удерживая рвущиеся с языка слова утешения и обещания, что все будет хорошо. Слишком хорошо они оба понимали, сколько истины и сколько лжи в таких словах.

- Отдайте запись, - без предисловий потребовала Кадди, захлопывая за собой дверцу автомобиля. Микрофон она отцепила еще по дороге. – Хаус не должен этого слышать.
- У нас, кажется, был договор, - детектив Дуглас с демонстративным непониманием развел руками.
- Это была моя ошибка. Отдайте, и сумма вашего гонорара увеличится вдвое, - устало вздохнула женщина.
- Я очень принципиален.
- Вы беспринципны. В два с половиной раза.
- Э… Это уже лучше. Вчетверо, и вы получите запись.
- В два с половиной раза, или вы не получите вообще ничего, а я придумаю, как подстроить, чтобы Хаус устроил вам максимум неприятностей.
- Почему Хаус, а не вы сами? В три.
- Мелкие пакости ниже моего достоинства, но если вы будете упорствовать… Два с половиной, это мое последнее слово.
- Хм… Я тут подумал, что Хаус наверняка сочтет эту информацию настолько важной, что найдет способ защитить меня от вашего гнева. И заплатит гораздо больше.
Кадди опасно сузила глаза, но детектив продолжал как ни в чем не бывало.
- В три раза, и только потому, что это был ваш заказ. Двести за запись разговора, и четыреста за то, что вы получите её обратно.
- Пятьсот за все, и вы сейчас же отдадите мне запись, - холодно отрезала женщина.
- Идет, - вздохнул Дуглас. Не то, чтобы он испугался козней Кадди, но не хотелось на своей шкуре проверять, на что она способна. К тому же после ряда неприятных инцидентов он приучился дублировать информацию.
Женщина спрятала предмет спора в сумку и вышла из машины, аккуратно прикрыв дверь.
- Хэй! И это всё? – высунулся следом Дуглас. – Вы не будете её уничтожать на моих глазах, или там…
Она только громко фыркнула и, не оборачиваясь, покачала головой.
- Может, пообедаем вместе? - детектив догнал удаляющуюся Кадди, и теперь шел спиной вперед, заглядывая в непроницаемые светлые глаза женщины и пытаясь понять, насколько она раздражена необходимостью торговаться. – Я приглашаю.
- На те деньги, которые вы вынудили меня заплатить? – она скептически приподняла брови, но Дуглас состроил такую несчастную физиономию, что Кадди чуть не рассмеялась, сама не понимая причин внезапно улучшившегося настроения.
- К тому же я хорошо запомнил содержание разговора, - увлекшийся детектив налетел на лоток с газетами, начал было извиняться перед ругавшимся продавцом и поднимать рассыпавшуюся прессу, но, оглянувшись на исчезавшую в людском потоке спину Кадди, снова бросился вдогонку.
- Ну, так что?
- Что «что»? – насмешливо покосилась женщина на наматывающего вокруг неё круги Дугласа. Она сама не понимала, почему не может рассердиться на некоторых особо навязчивых типов.
- Один обед, и я забуду, о чем вы разговаривали с Уилсоном.
- Хорошо, - сдалась Кадди.
- И еще один, чтобы я совсем забыл, с кем вы сегодня встречались.
- Это шантаж! – она с негодованием прожгла зарвавшегося детектива взглядом. Дуглас, проверив себя на предмет возгораний, снова состроил умильную щенячью физиономию.


Всю дорогу до клиники Кадди ловила себя на совершенно несоответствующей ситуации улыбке. После тяжелого разговора с Уилсоном она потеряла последнюю надежду на то, что её лучший онколог вернется и вернет ей контроль над её лучшим диагностом. Сама эта идея казалась ей эгоистичной теперь, когда она поняла истинные причины отчаяния Уилсона. Двое ставших ей близкими людей переживали тяжелое время, и она совершенно зря пыталась влезть их отношения, добившись только того, её саму теперь шантажировал этот детектив. Лукас Дуглас. Кадди снова улыбнулась.
На входе в кабинет её поймал Тауб со стопкой направлений, всем своим видом сигнализируя, что случилось что-то плохое.
- Что там у вас? – спросила она, чувствуя, как исчезает её неоправданно хорошее настроение.
- Пациент, мужчина, 45 лет, эпизоды выраженной гликемии за последние два месяца. Гипогликемическая кома при поступлении. Сейчас постоянная инфузия 10% глюкозы со скоростью 200 миллилитров в час. На этом фоне сохраняются эпизоды гипогликемии. Уровень инсулина и С-пептида значительно снижен, никакой другой эндокринной патологии не выявлено. МРТ без особенностей. Тесты на сахароснижающие препараты отрицательны. Мы подозреваем гормонпродуцирующую опухоль желудочно-кишечного тракта, которая не была обнаружена на МРТ из-за небольших размеров. И хотим провести ряд дополнительных тестов, чтобы выявить в крови измененный инсулиноподобный фактор, вызывающий гипогликемию.
- Стоп, - Кадди нахмурилась. – Это пациент Хауса. Зачем вам мои подписи?
- Стоимость тестов…
- С каких пор Хауса беспокоит, как дорого обходятся клинике его пациенты?
- Мы уже превысили лимит на этот месяц…
- Хауса это никогда бы не смутило. Что у вас случилось?
Тауб вздохнул, несколько секунд смотрел в пол, а затем передал Кадди еще одну стопку распечаток.

Мониторы наблюдения подняли тревогу, но тут же к какофонии присоединился возмущенный писк перфузоров и инфузоматов. Кадди, метнувшаяся было к боксу, жестом остановила сестер, поправила прическу и спокойно вошла в комнату. Взъерошенный Хаус с сосредоточенным выражением лица вытаскивал из себя инфузионные канюли и выпутывался из проводов и трубок. Кадди прислонилась спиной к двери и наблюдала за ним со спокойным любопытством.
- Скажи моим идиотам, что у того типа апудома, - проворчал Хаус, на мгновение подняв на неё взгляд и вновь возвращаясь к особенно тщательно закрепленной канюле. – Я не понял, женщина, ты еще здесь? Ему нужно…
- Тауб и Хадли справились сами. Пациент прооперирован, ему гораздо лучше, - ответила Кадди, пристально глядя на Хауса.
- Только идиот не справился бы, - пробормотал тот, продолжая бороться с проводами. Когда он, приподняв простыню, уставился на что-то, не в силах скрыть возмущение, она злорадно усмехнулась. Хаус этой усмешки не заметил. Когда он, справившись с негодованием, поднял на неё взгляд, лицо Кадди снова выражало полное спокойствие.
- Проклятие, женщина, чья идея это была?
- Формана. Он решил, что временный дискомфорт будет напоминать тебе, что нужно думать, что делаешь, - она развела руками. – Не смотри на меня так, лично я в эффективности этой меры сомневаюсь.
- Он просто озабоченный черномазый извращенец, ненавидящих белых, которые умнее его и выше по служебному положению. Ты должна это знать, ты наблюдала за ним столько же, сколько и я. Ооооо, - он аккуратно вытащил мочевой катетер и плотнее закутался в простыню. – Почему никто не помешал воплощению его эротических фантазий? И где моя одежда?
- Остальные в это время убеждали Чейза, что тебя не нужно интубировать и вводить в лекарственную кому.
- Чейз идиот, я это всегда говорил.
- Не знаю, не знаю, - с сомнением протянула Кадди. – Лично мне понравился его аргумент, что в коме ты, по крайней мере, никому не нахамишь и ничего с собой не сделаешь.
- Вы меня ни с кем не путаете? – Хаус попробовал встать, но головокружение уложило его обратно в постель.
- Я так понимаю, что объяснений не будет? – голос Кадди стал усталым и раздраженным. Хаус только покачал головой.
- О каких объяснениях речь? Ты, вообще, о чем? – он рассматривал потолок в палате, с видом «ты меня достала, мамочка». У Кадди не осталось сомнений, что ни объяснить свой поступок, ни, тем более, извиняться за него Хаус не станет.
- Значит так. Возвращаясь к твоим же словам, «только идиот не разобрался бы с этим случаем»…
- Я не так сказал.
- Значит ты или идиот, и тебе для постановки диагноза потребовался рискованный эксперимент на себе, - Кадди уселась в кресло рядом с кроватью, закинула ногу на ногу и в упор посмотрела на Хауса. – Или ты пытаешься столь экзотическим способом свести счеты с жизнью. И первое, и второе недопустимо, если ты собираешься и дальше тут работать. Если подобное повторится еще хоть раз, уволю без предварительного уведомления. А пока я отстраняю тебя на месяц от работы. Считай это последним предупреждением.
- Вы все равно без меня не выдержите. Когда придешь умолять посмотреть пациента, не удивляйся, если мои условия покажутся тебе грабительскими.
Кадди лишь пожала плечами.
-Попробуй провести этот месяц с пользой для душевного и психического здоровья, - она поднялась и направилась к двери, лишь на пороге обернувшись. - Я дам тебе телефон моего психоаналитика.
- Не стоит, как раз на следующий месяц у меня абонемент в бордель, - одарил её крокодильей улыбкой закутанный в простыню Хаус.
Кадди хлопнула дверью и крокодил улыбнулся еще шире. А потом Хаус откинулся на подушку, и бездумно пялился в потолок, пока не пришла сестра с его одеждой.

Уилсон чувствовал себя абсолютно разбитым. Страшная дисгармония между эмоциями и мыслями лишала сна и аппетита. Постоянные сомнения в таком правильном и логичном решении избавиться от собственной хаусозависимости изводили хуже тоски по Эмбер. Порою он начинал тихо ненавидеть её за то, что оставила его, поставив перед этой дилеммой. Порою ему жутко её не хватало, и тогда он перебирал в памяти их недолгие месяцы вместе, пытаясь заменить отчаяние светлой грустью. Эмбер хотела бы, чтобы воспоминания о ней стали его защитой, принося не боль, а силы жить дальше еще и за неё. Господи, дай мужество принять то, что не можешь изменить. Но по причуде памяти образ Эмбер таял, ускользая. Вместо её глаз он почти наяву видел другие. Слова, которые она сказала бы ему, произносил совсем другой голос, болезненно знакомый. И в комнате с настежь открытыми окнами не хватало воздуха, но вместе с тем все сильнее бил озноб. Правильно ли он сделал, что ушел?.. Он хотел спасти остатки себя. Но, может быть, уже поздно и спасать нечего? Его душа продана хромому демону с голубыми глазами, и теперь тело страдает, потому что не может существовать без души. А что творится с самим Хаусом? Вдруг ему еще хуже? Он готов был ради тебя рискнуть жизнью и здоровьем. Он и так постоянно вредит своему здоровью и не ценит собственную жизнь. Разговор с Кадди не шел из головы. А вдруг он что-нибудь с собой сделает? Мониторы перемигиваются красными тревожными огнями, кардиограф пронзительно и однотонно гудит, показывая прямую линию на экране. Тьфу. Подумается же такое! Уилсон тяжелой походкой доплелся до ванной и сунул голову под струю холодной воды. А вроде бы ничего алкогольного не пил. Продуло его, что ли? Или инфекция какая? Только гриппа сейчас и не хватает.
Решение прогуляться показалось вдруг очень логичным. Прохладный вечерний воздух освежал, тяжесть в голове слегка отпустила. Недавние мысли отступали и казались полной галиматьей. Видимо, он действительно простудился. Противный сухой кашель и першение в горле подтверждали этот диагноз. Нужно было остаться дома, залезть в постель с чашкой горячего чая, выпить аспирин и снотворное, и спать-спать-спать. Но возвращаться не хотелось, потому двери бара показались вполне приемлемой альтернативой, а подогретое вино было даже предпочтительнее чая. Сидя за столиком в самом темном и уединенном углу, грея руки о медленно остывающий стакан и ощущая, как под действием глинтвейна исчезает внутренний озноб, Уилсон окончательно успокоился и даже начал получать удовольствие от вечера.
И тут его взгляд остановился на двух мужчинах, беседовавших за столиком в некотором отдалении. Сердце на миг сжалось, и Уилсон отодвинулся подальше в тень, так, чтобы между ним и теми двумя оказалась кадка с развесистым фикусом. Черт тебя побери, так и продолжаешь напиваться по барам, не думая о последствиях. Смерть Эмбер тебя ничему не научила. Расслышать, о чем шла речь, из его угла было невозможно, но он прекрасно видел выражение лица Хауса. Абсолютно нормальное. С точно выверенной долей скепсиса и насмешки. С чего Кадди взяла, что тот нуждается в помощи? На взгляд Уилсона Хаусу было совсем неплохо. Облегчение от этой мысли смешивалось с изрядным разочарованием. Приходилось признаться самому себе, он ждал, что Хаус будет страдать без него. Не бесконечно, конечно, но хотя бы… Сочтя эту мысль недостойной и загнав её в глубины подсознания, Уилсон заказал еще глинтвейна, не решаясь покинуть бар на глазах бывшего друга и его собеседника. Пялиться на Хауса он тоже не собирался, потому старательно смотрел в стакан, игнорируя все вокруг. Но совершенно против воли, он то и дело вскидывал глаза на явно дружески болтавшую парочку. Вот Хаус нахмурился. Вот раздраженно сощурился. А вот это выражение бывает у него на лице, когда он язвит, то есть практически всегда. А вот так… так тепло и насмешливо-серьезно Хаус смотрел только на него. Раньше. Очень редко. Чем тот, другой, заслужил этот взгляд? Тсссс. Спокойно, Уилсон. Куда это ты собрался? Что ты собираешься сказать тому парню? «Убирайся от него, он тебя уничтожит», или «Оставь его в покое, он мой»? Ты же сам решил уйти. Вот и уходи.
Он сам не помнил потом, как добрался до двери и куда шел по безлюдным полуночным улицам. Странное оцепенение отпускало медленно, уступая место злости на себя, на Хауса, на того парня из бара, на весь мир. Это чувство Уилсону тоже не нравилось. Прижавшись лбом к прохладной и шершавой стене, он медленно считал до ста, выравнивая сбившееся дыхание. Ни Хаусу, ни воспоминаниям о Хаусе, ни собственной ревности он не даст себя разрушить. Он не будет чувствовать того, что не хочет. Он не будет злиться. Вот и все. Облегчение от вновь обретенного контроля над эмоциями вызвало легкое головокружение и ощущение ватных коленей.
Неожиданно шеи коснулось холодное лезвие.
- Бумажник, живо! – громко прошептали в ухо.
Видимо, сказалось напряжение и не до конца ушедшая злость, но вместо того, чтобы по велению логики отдать бумажник, в котором было не так уж и много денег, Уилсон стремительно развернулся, выворачиваясь из захвата. Кулак с глухим хрустом встретился с челюстью нападавшего, и, глядя на тело, с коротким стоном на рухнувшее к его ногам, Уилсон ощутил вдруг абсолютно неконтролируемое злорадное удовлетворение. Но инстинкт врача всё же взял верх. Коротко вздохнув, он полез в карман за мобильником, вызвать «скорую». И тут внезапный удар по затылку короткой вспышкой боли отправил Уилсона в темноту.

- Чего ты здесь делаешь?
- Вы собираетесь напиться в одиночку, а я собираюсь на это посмотреть. Должно быть преомерзительнейшее зрелище.
- Скажи честно, тебя Кадди послала за мной присмотреть? Я видел, как вы шушукались. Она может выставить меня из госпиталя на месяц, но не может оставить в покое.
- Ну, разумеется, - Дуглас без приглашения плюхнулся на стул напротив Хауса и теперь изучал стащенное с соседнего столика меню. – Не думаете ли вы, что внимание к вашей персоне может быть продиктовано чем-нибудь кроме меркантильного денежного интереса? Кадди неплохо платит за присмотр.
- Врешь, - констатировал Хаус. Он заказал бутылку виски и теперь постепенно наливал из неё в стакан.
- Вру, - легко согласился детектив. – Она обещала дать мне, если вы переживете этот месяц.
- Опять врешь.
- С вами не интересно, вы все знаете, - Дуглас развел руками.
- Так чего ты не уходишь?
- А может, я не соврал? Если я уйду, вы никогда не узнаете, правда это, или нет.
- А с чего ты взял, что мне это интересно?
- Но вам же интересно.
- Мне нужны доказательства, что ты не врешь, - Хаус задумчиво покачал виски в стакане, исподлобья глядя на детектива.
- Я предоставлю фотоотчет, - закатил глаза Дуглас.
- …сделанный в фотошопе.
- Зачем такие сложности? Я просто скажу, что Кадди случайно нашла и отняла камеру.
- И я должен буду в это поверить? Чего тебе нужно? – Хаус недобро посмотрел на собеседника. – Я, кажется, просил оставить меня в покое. Иногда мне хочется побыть одному. Знаешь, бывают такие причуды у людей.
- Это из-за него? – и не думал отступаться детектив. – Вы напиваетесь из-за вашего Уилсона. Что в нем такого, ради чего можно себя угробить? Только не говорите, что вы с ним спали.
- Редкая проницательность, - невозмутимо ответил Хаус, наливая второй стакан виски и пододвигая его детективу. – Если хочешь торчать тут со мной, то придется вместе со мной и напиваться.
- Так все-таки, - Дуглас сделал большой глоток, даже не поморщившись, чем заслужил одобрительный взгляд Хауса. – Вы, конечно, вольны делать со своей жизнью, что пожелаете, и убивать себя тем способом, что вам больше по вкусу…
- Вот, - Хаус отсалютовал стаканом. – Приятно, когда тебя понимают.
- …но скажите, какой смысл делать это назло человеку, который явно дал понять, что вы ему не нужны?
- Это неправда, - Хаус медленно поднял взгляд и Дуглас изумился произошедшей перемене. Столько теплоты было в этом взгляде, что предназначаться детективу он просто не мог. Хаус едва заметно улыбнулся какой-то своей мысли, но уже в следующий миг наваждение исчезло. – Впрочем, черт с ним. Почему бы тебе не поверить, что я могу напиваться и ради себя самого? Потому что мне скучно, некуда девать свободное время и я давно иду по пути саморазрушения, сворачивать с которого мне просто лень. Можешь спросить Кадди, она тебе все подтвердит.
Дуглас открыл было рот для новых аргументов, но Хаус его перебил.
- Ну вот, - протянул он. – Кадди обещала мне номер своего психотерапевта, но, кажется, решила прислать его самого. Дуглас, ты прекрасно маскировался все это время под безобидного честного детектива. У тебя талант, не всякий так смо…
Замолкнув на полуслове, Хаус вдруг встал из-за стола и решительно направился к двери. Детектив удивленно последовал за ним.
- Что за черт? – он ухватил довольно быстро хромающего Хауса за рукав. – Мне пришлось за вас расплачиваться. Это такой хитрый ход?
- Тссс. Он не должен нас слышать, - прошипел тот тихо.
- Кто? – Дуглас тоже перешел на шепот.
- Уилсон. Он был в баре. Заметил нас и ушел.
- И что?
- И теперь мы идем за ним.
- Зачем?
На этот вопрос ответа у Хауса не оказалось, потому он только пожал плечами, сворачивая в переулок, где минуту назад скрылась знакомая фигура.
- Вы сами себе противоречите, - продолжал шептать Дуглас. – Четверть часа назад вы послали его к черту, а теперь преследуете.
- Я не преследую, я просто проверяю, что он благополучно доберется до дома.
- Хаус, вы пьяны.
- И что?
Внезапно их внимание привлекло какое-то движение в темноте, и Хаус, оттолкнув Дугласа, бросился на звуки, забыв о собственной хромоте и не замечая боли в ноге. Рванувшись следом секундой позже, детектив застал три лежащих на земле тела и Хауса на коленях возле одного их них.
- Скорую, быстро.
Дуглас едва успел ухватить ударивший его в грудь телефон.


- Небольшая внутричерепная гематома.
- Вторая операционная готова.
- Спасибо, поняли.
- Жар не спадает.
- Повреждение гипоталамуса?
- К счастью нет, просто банальная пневмония.
- Чем его так?
- Судя по повреждениям, тупым твердым предметом, предположительно отрезком тонкой металлической трубы.
- Спроси у полицейских.
- Или у нападавших, когда снова смогут говорить. После Хауса у них обоих сложные переломы челюсти.
- Но если так сильно надо, то можешь попросить их написать.
Хаус ничего не слышал, кроме мерного писка приборов. Пожалуй, впервые в жизни он не смог бы отдать внятного распоряжения. Из всех эмоций остался только страх. Он изо всех сил старался взять себя в руки, но хватало их только на то, чтобы в изнеможении не сползти на пол по прозрачной стене палаты интенсивной терапии.
- Все в порядке. С ним все будет в порядке. Ничего такого, с чем бы мы не справились, - повторял кто-то, встряхивая Хауса за плечи.
- Да уведите же его отсюда.
- Нет!
- Идем, Хаус, ты все равно ничем не поможешь, - кто-то подхватил его под руки и поволок прочь по коридору. – А где его трость?
- Я-то откуда знаю, осталась где-то. Не до неё было. Могу днем поискать, если нужно.
- Все, - Хаус внезапно остановился. – Отцепитесь от меня, я уже соображаю и до собственного кабинета найду дорогу самостоятельно.
Поддерживающие руки исчезли, и он вдруг зашипел, привалившись к стене и вцепившись обеими руками в бедро.
- А до этого момента и не вспоминал о своей ноге.
- Психосоматический характер боли…
- Прекратите меня обсуждать, - зло зарычал Хаус на застывших в паре шагов Кадди и Дугласа. Собрав всю силу воли и придерживаясь руками за стенку, он медленно побрел в сторону своего кабинета. – И принесите мне кто-нибудь кофе!
- Присмотри за ним, - Кадди пихнула Дугласа в бок. Тот вопросительно на неё посмотрел, и она вздохнула.- А я за кофе. И доделаю кое-какие бумаги, раз уж меня все равно вытащили из постели посреди ночи.


Хаус вернулся домой только под утро, полностью вымотанный физически и психологически, и сразу упал на диван, не в силах пошевелиться или раздеться. Прошла, наверное, пара часов, пока он стряхнул с себя оцепенение и начал стягивать одежду. Выпавший откуда-то конверт привлек его внимание только потому, что он точно помнил, что ничего подобного в его карманах быть не должно. Вытряхнув на ладонь почти невесомую карту памяти, он недоуменно на неё посмотрел и сунул в специальное гнездо ноутбука. На карте оказался всего один аудиофайл, который Хаус без особых раздумий запустил. Постепенно его лицо становилось все более задумчивым. В какой-то момент он откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза рукой, и остался в такой позе, даже когда запись кончилась и в комнате повисла тишина.
Раздавшийся через несколько часов телефонный звонок не сразу вывел Хауса из задумчивости.
-Слова лгут, - пробормотал тот, нашаривая телефонную трубку. – Как же любим мы все усложнять. Да, Кадди? Нужда во мне оказалась сильнее твоего упрямства?
- Я думаю, нам нужно поговорить об Уилсоне.
- Что с ним? – вскинувшись, нахмурился Хаус.
- С медицинской точки зрения, все в порядке. Через пару дней будет дома, - поспешно ответила женщина. – Я… недавно говорила с ним, думаю это важно.
- Какого черта?! – рявкнул Хаус, неожиданно взрываясь. – Уилсон, Уилсон. Других тем для разговоров нет? Да оставлю я в покое вашего драгоценного Уилсона! И, знаешь, Кадди… Я увольняюсь.
Трубка резко ударилась об стену и осыпалась на пол по частям. Хаус тяжело вздохнул.
- Если вам от этого легче.


Уилсон до сих пор чувствовал себя идиотом. События того вечера перед ударом по голове местами словно терялись в тумане, но мысли и эмоции вспоминались достаточно четко и оставляли ощущение неловкости и непонятной ошибки. Хотелось верить, что все это было порождением жара и воспаления легких. Глупостью было в таком состоянии вообще выходить на улицу, а уж тем более пить вино, возвращаться одному по темноте и лезть в драку. Можно сказать, он еще легко отделался. Откуда тогда это чувство упущенной возможности? Нет, он просто еще не совсем здоров.
Еще большей глупостью была странная обида на Хауса за то, что тот ни разу не зашел его навестить. Кадди сказала, что он отстранен от работы на месяц, но не стала уточнять за что именно. А Уилсон не стал спрашивать. Он ведь решил забыть о существовании Хауса, не так ли? Рассказ о том, насколько Хаус был испуган его травмой, приятно грел сердце, оставляя вместе с тем горькое чувство вины, временами переходившее в легкое злорадство. Вот тебе тем же самым по тому же месту.
В результате Уилсон взял лист бумаги и начал чертить схему своего отношения к Хаусу. Через десять минут одного листа стало мало, и он приклеил к нему второй прозрачным скотчем. Еще через полчаса Уилсон подумал, что все это бред и рано он выписался из больницы. В этот момент раздался звонок в дверь. Теоретически там мог быть кто угодно, начиная от рекламного агента, но Уилсон ни на миг не сомневался, кого увидит за дверью.
- Наверное, ты прав, - без предисловий начал Хаус, остановившись на пороге и не пытаясь пройти дальше. – Я эгоцентричный наркоман с дурным характером и суицидальными наклонностями. Я боюсь открываться и не умею выражать свои чувства словами. А тебе всегда были важны слова.
- Хаус… - Уилсон тяжело вздохнул, сжав виски пальцами. Кажется, у него начиналась мигрень. – Мы оба здорово виноваты. Давай не будем запутывать все еще больше. Я не готов к разговору с тобой.
Он попытался закрыть дверь, но Хаус с легкостью её удержал.
- Подожди. Я просто хочу, чтобы ты знал. Ты мой единственный друг, чтобы ты не говорил и не думал по этому поводу. Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Если для этого нужно уйти, я уйду. Мне достаточно просто знать, что с тобой все в порядке. Вот теперь все. Прости, мне пора. У меня через полчаса самолет.
Хаус начал тяжело и медленно спускаться по лестнице. Уилсон закрыл дверь и прижался лбом к косяку. Хаус опять оказался сильнее и пошел дальше по пути принятого решения. Он всегда идет до конца, а ты довольствуешься полумерами. Проклятие. Уилсон с силой ударил кулаком по двери. Хаус сейчас улетит, а он даже не спросил куда именно. Поспешно одевшись, он быстро слетел по лестнице. Он не знал, успеет ли застать Хауса в аэропорту и что ему скажет, но сейчас это казалось неважным. Слова найдутся, нашелся бы Хаус.

Хаус нашелся даже ближе, чем Уилсон собирался искать. На последней ступеньке лестницы. Уилсон застыл, во рту пересохло, и ноги отказались идти дальше. Он молча опустился рядом с Хаусом, задумчиво смотревшим на часы.
- Двадцать минут. Я уже начал сомневаться, что придешь.
Уилсон покачал головой и расхохотался.

Конец.