`

[pokaking]

Здравствуйте, а у кого-нибудь сохранилось что-то из коллекции аватар? А то тут многие теперь с ватермарками.

@темы: прошу помощи зала

---

Клип

[Gvendelin]

Хаус/Чейз
Почему ты жива

---

[ZANUDA999]

Добрый день!

Прошу помощи в поиске эпизода. Молодая девушка. Начальных симптомов не помню, но в какой-то момент у неё поднялось внутричерепное давление, и швы черепа разошлись. Диагноз: попытка самоубийства с осложнениями.

Спасибо всем, кто откликнется))

@темы: прошу помощи зала

---

Перевод, хилсон "Coming out"

[hirasava]

Название: Coming out
Переводчик:  hirasava
Оригинал: Coming out, by lary, разрешение на перевод получено
Размер: мини
Пейринг/Персонажи: Грегори Хаус/Джеймс Уилсон
Категория: слэш
Жанр: юмор, флафф
Рейтинг: R
Краткое содержание:Хаус сталкивается с определенными трудностями, когда пытается выиграть пари у Уилсона.



Хаусу давно уже было известно, какая Уилсон хитрожопая сволочь. И все же устроить пари из огласки их отношений было очень коварной затеей. Хаус действительно не видел смысла посвящать кого-то в их личную жизнь, но при этом точно не собирался позволить Уилсону выиграть.

Хаус зашел в конференц-зал и бросил на стул свой рюкзак. Форман тут же стал вводить его в курс дела.

— Женщина двадцать четыре года, страдает головокружениями, обмороками и почечной недостаточностью…

— Плевать мне на пациента. Я слишком влюблен, — прервал его Хаус.

— … и диплопией*, — закончил Форман, даже не подняв головы от истории болезни.

Кэмерон больше заинтересовалась его заявлением. С лицом раненого животного, она спросила:

— В кого?

Хаус с блаженным и мечтательным выражением откинулся в кресле. Пожалуй, это обещало быть веселым.

— О, в кого-то по-настоящему особенного. С прекрасными карими глазами и реально шикарной задницей.

Чейз, кажется, наконец-то решил проявить интерес.

— И кто она?

Форман оставался таким же брюзгой, как и обычно.

— Наша пациентка — та женщина из двести шестой палаты, — постоянно кричит от ужаса, потому что ей кажется, будто по ней ползают муравьи.

Хаус проигнорировал его.

— Красивый ротик и длинные ноги… — он практически видел, как Кэмерон с Чейзом ломали головы, пытаясь угадать, кто это.

Форман разочаровывал все больше.

— Хаус, вы уже рассказали о последней проститутке, которую наняли, и мы можем уже вернуться к делу?

— Это не шлюха. Ну, в профессиональном смысле. Что же касается натуры…

— Кто-то из больницы? — спросил Чейз.

Хаус многозначительно поднял бровь.

— Конечно, мы занимаемся этим в больнице.

— И вы действительно любите ее? — прошептала Кэмерон.

Да, не стоило ходить с ней на свидание.

— И «да» и «нет».

— Да? — слава богу, Чейз и Кэмерон имели симпатичные мордашки, иначе их синхронная глупость заставила бы Хауса уволить обоих.

— Да, я люблю Уилсона, но в последний раз, когда я проверял, он не был женщиной. Однако, теперь, когда вы упомянули об этом, многое становится ясным. Его любовь к прихорашиванию у зеркала и сушка волос феном… Вероятно, мне стоит еще раз проверить.

— Ладно, я уверен, что вы с Уилсоном влюбленная гей-парочка, — вздохнул Форман. — А теперь, когда мы это определили, может, сосредоточимся на выяснении того, что, черт возьми, вызывает у нашей пациентки отказ почек?
Чейз закатил глаза, а Кэмерон разочарованно и слишком глубоко вздохнула.

Интересно.

***

Хаус ворвался в кабинет Уилсона, сияя самодовольной улыбкой.

— Отлично, я сделал это. Гони пятьдесят баксов.

Уилсон удивленно поднял брови.

— Правда? Ты сообщил своей команде? И как они восприняли?

— Форману насрать, Чейз верит, что ты женщина, а Кэмерон вздохнула с облегчением.

— Что… — Уилсон на долю секунды смутился. — Погоди, ты ведь сделал это не так, как нужно.

— Конечно, я все сделал правильно!

— Они не поверили тебе.

— Ну… нет.

Уилсон выжидающе посмотрел на него.

— Ну ладно, я снова откроюсь. Но тогда будешь торчать мне сотню, — Хаус драматично закатил глаза, а потом вышел.

***

Хаус решил, что пора испытать кого-то, кто иногда демонстрировал себя на ступеньку выше отметки «полный идиот». Поэтому направился в сторону кабинета Кадди, по дороге сцепившись с медсестрой Мэннинг, которая поджидала его у дверей клиники.

Кадди игнорировала его целых пять минут, прежде чем сдалась.

— Чего тебе, Хаус?

— Я пришел требовать повышения зарплаты, поскольку снабжаю твою главную звезду онкологического отделения регулярным сексом.

В ответ Кадди раздраженно вздохнула.

— Ты должна мне долю от программы «Неравнодушный Доктор».

— Хаус, пожалуйста, оставь меня в покое.

— Между прочим, чудо-мальчик показывает сейчас гораздо более высокие результаты, поскольку не переживает развод каждую неделю. Хотя расходы на смазку, как выяснилось, не хило возросли.

Кадди закатила глаза, а потом перешла в наступление.

— Хаус, я занята. Если ты не придумал ничего лучше, чем злить меня, можешь направить свою энергию на работу в клинике.

Хаус выскочил из кабинета с рекордной скоростью.

***

— Пятьдесят баксов, — протянул руку Уилсон.

— Это ты должен заплатить мне, — отпарировал Хаус и стащил из тарелки Уилсона картошку. — Я признался. И вообще-то, не единожды.

— Не считается, раз получатели этой информации не верят, что это правда.

— Вряд ли меня можно обвинить в том, что дебилы, с которыми я работаю, не в состоянии сложить два и два, — пожаловался Хаус. Но порадовался короткой улыбке, тронувшей губы Уилсона.

— О, уверен, ты сделал все возможное, — саркастически ответил Уилсон.

— Просто я не столь убедителен, как некоторые.

Уилсон самодовольно посмотрел на Хауса.

— Думаешь, я собираюсь помочь тебе выиграть пари у меня же?

— Хм, — Хаус крякнул, вырвал мороженое из рук Уилсона и захромал прочь.

***

Поскольку они c Уилсоном были вместе, Хаус придумал, чем заняться во время дежурства в клинике. Решение оказалось даже лучше, чем сон или игра в "Геймбой". Как только Уилсон вошел в кабинет, он запер дверь и, жадно целуя, прижал его к стене.

— Пора бы уже привыкнуть к тому, что твои вызовы для «срочной консультации», на самом деле не являются жизненно важными, — сказал Уилсон, когда смог перевести дух.

— Чем-то недоволен? — ухмыльнулся Хаус, и провел губами по шее Уилсона.
— Кроме того, я нуждаюсь в срочной медицинской помощи. У меня вот тут очень ноет, — он переместил руку Уилсона на свою эрекцию.

— Ну что ж, раз я здесь… — он умело обхватил член Хауса и сжал именно так, как нужно было.

Пейджер Хауса запиликал.

— Может, глянешь, что там? — спросил Уилсон. — Вдруг это важно.

— Не смей останавливаться, — жестко сказал Хаус и бросил свой пейджер в пустой ящик, стоявший в углу. — Мой пациент помрет позже. Как и твои детишки с раком.

Скорее всего, именно возбуждение Уилсона спасло Хауса от любых возражений. Его щеки пылали, и он нетерпеливо поцеловал любовника. Тот потащил его к кушетке.

— Иди сюда и трахни меня, — тяжело дыша, проворчал он и лег на спину.

Уилсон с еще большим энтузиазмом поцеловал его. В ящике стола, как и всегда, нашлись смазка и образцы презервативов. Хаус нетерпеливо торопил его, не позволив растянуть подготовку.

— Ну, давай уже.

— Кому-то сильно не терпится, — съязвил Уилсон.Сарказм прозвучал бы убедительнее, если бы не тихий стон, который вырвался у него, когда он толкнулся в Хауса.

— Ох-х, блять, — Хаус почувствовал, как член Уилсона вошел точно под прямым углом. –Кадди — гений, раз так точно определила нужную высоту для этих кушеток.

— Прямо сейчас я бы предпочел не говорить о Кадди, — тяжело дыша, предложил Уилсон.

— Хочешь, расскажу тебе о том, как я действительно хочу, чтобы ты меня трахнул? — прошептал Хаус, следя за тем, как от этих слов глаза Уилсона потемнели от желания. — Как сильно я жажду ощутить твой член внутри себя. Как не терпится, чтобы ты взял меня прямо сейчас — жестко и прекрасно.

Уилсон увеличил темп.

— Ох, Боже, Хаус, — выдохнул он. — Я сейчас кончу.

Хаус сжал рукой собственный член, быстро надрачивая его. Он откинулся назад и закрыл глаза.

— Ах-х, Господи, — простонал он, когда волны наслаждения настигли его. Он на мгновение замер, а потом почувствовал, что Уилсон бросил ему какие-то салфетки.

— Спасибо. Можешь подать мне телефон, а? — Хаус набрал номер своего кабинета.

— Где вы? — немедленно ответил Чейз. — Мы уже полчаса шлем вам сообщения на пейджер.

— Я был слишком занят, позволяя Уилсону трахать меня, — Хаус краем глаза следил за ухмылявшимся любовником, который в данный момент застегивал штаны.

— Ну да, конечно, — раздраженно бросил Форман. — У пациентки открылось сильное кровотечение из носа.

— И что, по-твоему, я могу тут поделать? Я только что использовал все свои салфетки, вытирая сперму.

— Хаус, чем бы вы там на самом деле не занимались, это может подождать. Помогите нам выяснить, почему она не реагирует на лечение, — настаивал Чейз.

— Серьезно, Уилсону страшно обидно, когда вы воспринимаете его, как вещь.
Уилсон закатил глаза и отвернулся.

— Ташыте уже сюда свою задницу, — акцент Чейза всегда усугублялся при общении с Хаусом.

— Хорошо, хорошо. Уилсон все равно уже тут кончил.

***

— У Шарлотты поднялась температура. Ей понадобится…

Кэмерон прервала Кадди, которая, словно фурия, ворвалась в конференц-зал.

— Хаус, ты же не думаешь, будто я одобрю ампутацию ноги твоей пациентке?! С ней все в порядке!

Кэмерон испуганно посмотрела на босса.

— Вы хотите отрезать ей ногу? Зачем?

Хаус вздохнул.

— Конечно, никто не собирается отсекать совершенно здоровые конечности.

— Боже, ну и тупицы. Хаус постучал тростью в стену, отделявшую его кабинет от офиса Уилсона. — Милый, ты мне нужен!

— У нас сейчас нет времени на ваши игры, — гневно возразил Форман.

— Это не рак, — воскликнул Чейз.

— Прикинь! Даже ты знаешь это.

— Тогда зачем нам здесь Уилсон? — спросил Чейз, как только онколог вошел в кабинет.

Уилсон поразился направленным на него взглядам.

— И почему мне кажется, что это не срочная консультация?

Хаус заткнул его поцелуем. Уилсон отстранился и покраснел, когда Хаус схватил его за задницу.

— Хаус! — рявкнула Кадди. Она, подбоченившись, смотрела на него. — Какого черта ты делаешь?

— Выражаю свою любовь. Ты не можешь остановить меня, закон Нью-Джерси запрещает дискриминацию по признаку сексуальной ориентации.

Судя по выражению лиц, Чейз и Кэмерон все еще сражались с замешательством. Ну, по крайней мере, на этот раз они делали это молча. Кадди кипела от досады.

— Раз тебе не нужна консультация, я ухожу, — сказал Уилсон.

— Но я был так уверен, что ты окажешься убедительнее меня, — разочарованно протянул Хаус.

Уилсон покачал головой, прежде чем отправиться в дверь.

«Самодовольный ублюдок», — подумал Хаус, подавляя усмешку.

Артериальное давление Формана достигало роковой отметки.

— Мы можем вернуться к пациенту?

— Обыщите квартиру на наличие токсинов, — сказал Хаус и похромал за Уилсоном.

— Думаете, между ними действительно что-то есть? — услышал он обиженный голос Кэмерон. — Хаус, наверное, хотел…

— Ох, умоляю, — остановила ее Кадди. — Если бы у Хауса были отношения со всеми, кого он сексуально домогался, сейчас он владел бы гаремом. Так, а теперь я хочу, чтобы вы пошли и сделали свою работу, прежде чем я решу закрыть это бесполезное отделение.

***

— Вот, — Хаус вечером вошел в кабинет Уилсона и бросил в него пятидесятидолларовой банкнотой.

— Сдаешься? — подняв бровь, спросил Уилсон.

— Да, да, ты победил. А теперь прекрати злорадствовать.

— Я не…

— Неважно. Пациентка спасена, так что день прошел не совсем впустую.

Хаус открыл дверь и вышел на балкон.

Уилсон быстро последовал за ним. Они облокотились на перила, стоя бок о бок.

— Что с ней?

— Хроническая глупость. Накачалась магнием.

— Как это произошло? — спросил Уилсон. Хаус краем глаза следил за ним. Тот выглядел весьма недурно.

— Она забыла рассказать нам о своем двадцатипятикилометровом пробеге. И как нормальная жертва булимии, она нашла магний-индуцированную тошноту слишком практичной, чтобы сообщить о ней врачам. Почечную недостаточность вызвали более серьезные последствия магния. Кровотечение было от дефицита витамина К, который, как ни странно, оказался результатом голодания.

Уилсон что-то невнятно пробормотал, и Хаус повернулся, чтобы посмотреть на него.

— Разве ты не должен праздновать? В конце концов, ты не каждый день выигрываешь пари у моей гениальности.

— Тебя не беспокоит это?

— Твой выигрыш? Конечно беспокоит, но тебе-то какое дело?

Уилсон вздохнул.

— Я знаю, обычно тебя не волнует, что думают люди, но меня весьма удручает тот факт, что мой лучший друг рассказывает всем о своих любовных отношениях со мной, но ему абсолютно никто не верит.

— Форман, может, и поверил бы. Трудно сказать, он такой пофигист.

— Хаус… — устало произнес Уилсон и посмотрел на горизонт.

— Эй, — успокаивающе окликнул его Хаус. Он услышал, как открылись жалюзи, но лишь потому, что ожидал этого. Он не знал, кто из тех, кому он написал, стояли там, но даже Чейз был в состоянии следовать простым инструкциям, написанным на доске.

Не оглядываясь, Хаус поднял руку и ласково провел пальцами по щеке Уилсона, а потом и по его волосам. Тот подался навстречу его ладони и коротко улыбнулся. Хаус притянул его к себе и мягко поцеловал.

Спустя какое-то время, они разорвали поцелуй. Улыбка Уилсона теперь сияла и в его глазах.

— Я люблю тебя, Хаус, — сказал он и наклонился, чтобы снова поцеловать его.

— Секундочку, — остановил его тот и обернулся. — Эй, детишки! — проревел он.

Уилсон повернулся и уставился на окна кабинета. Там замерли Чейз с Кэмерон. Их лица украшало одинаковое выражения шока, кроме того, рты у них оказались распахнуты. Форман смотрел на них широко раскрытыми глазами.

— Ха, я ошибся, — заявил Хаус, почесав подбородок. — Даже у Формана веселая реакция. Жаль, что Кадди не ответила на вызов.

Уилсон удивленно рассмеялся. Хаус ответил довольным смешком. Он постучал по стеклу, заставив Кэмерон подпрыгнуть.

— А теперь снова закройте шторы, потому что все, что будет дальше не для детских глаз.

Кэмерон покраснела и быстро опустила жалюзи. Казалось, она, наконец, поверила Хаусу, и решила, что наверняка не желает увидеть чего-то большего.

Уилсон продолжал хохотать — счастливо и расслабленно — так, как только Хаус мог заставить его смеяться. Хаус, наблюдавший за ним, ощутил стеснение в груди.

Когда Уилсон посмотрел на него, он по-настоящему улыбнулся и очень тихо сказал:

— Я тоже люблю тебя, Уилсон.
_______
*Диплопия - двоение в глазах.

@темы: слэш, команда Хауса, переводы, лиза кадди, хаус/уилсон

---

Что с нами делает осень

[Сын Филифьонки]

Фандом: Доктор Хаус
Название: Что с нами делает осень
Автор:  Сын Филифьонки
Рейтинг: R
Пейринг: Хаус/Эмбер
Время действия: AU, через несколько лет после выздоровления Эмбер.
Краткое содержание: Эмбер спасли после катастрофы, она живёт с одной почкой, замужем за Уилсоном. Хаус гостит в их загородном доме, а Уилсон в это время уезжает в гости к родителям. Хаус с Эмбер остаются наедине, и всё клонится к...
Отказ от прав: Дэвиду Шору

Глава 1

Глава 1

Осень засыпает Нью-Джерси листьями, и птицы тянутся на юг. Провода тянутся над дорогой, убегая вдаль за обшарпанные заборы. Воздух ещё хранит тепло, но к вечеру делается холодно и сыро. Вся округа уже подёрнулась золотом, листья - кленовые, золотые, берёзовые - лежат на земле мягким ковром. У леса одиноко торчащий дорожный знак, запрещающий въезд, неизвестно кем и зачем поставленный - дороги как таковой здесь всё равно нет, - торчит, покосившийся, круглым красно-белым пятном, потускневшим от времени.
Облака плывут по ярко-синему небу куда-то вдаль, кругом запах прелых листьев, сырой земли, свежего осеннего воздуха. Далеко слышно, как в этом чистом пустом воздухе разносится детский голосок.
Хаус запрокидывает голову в вязаной шапочке в небо, смотрит вдаль улетающим на юг ласточкам. Они летят по направлению дороги и проводов, миг - и исчезли за краем дороги, за темными верхушками леса. Трость шевелит прелые листья, густо лежащие на земле.
Девочка бегает вокруг забора, прыгает по лужам, топчет листья, топает по грязи. Издалека заметен её ярко-оранжевый комбинезон.
Как же сыро, промозгло, неуютно скоро будет вокруг, думает Хаус. Отвратительная комбинация времен года, отвратительна вся жизнь. С возрастом ничего не понимаешь о жизни, а понимаешь, что со временем будет только хуже, и эта ужасная погода, и боль в ноге, и возраст, возраст. Он будет наступать, и никуда от него не денешься. В пятьдесят пять лет уже понимаешь, что, как бы ни было плохо, всё, что раньше, было лучше, чем теперь. А когда становишься ещё старше - и того больше.
Девочка подбегает к нему, прыгает, теребит за полы куртки, настойчиво окликает. Он наконец отрывается от зрелища осеннего неба.
Что от него хотят? Ах, да: он обещал заступиться перед ее матерью за заляпанный комбинезон.
Теплое кольцо детских рук обвивает его шею.
- …Что, правда будет бить?
- Ага. Она знаешь как больно дерется!
Хаус, как может, пристраивается на корточки, берёт руки девочки в свои. Смотрит в ее глаза, и она смотрит - шестилетняя красавица, уверенная в себе. Смотрит в ее глаза, похожие на глаза Беспощадной Стервы.
- А если я не стану тебя спасать за просто так?
- Станешь! Я знаю, - говорит она.
- Ладно. Пошли, - говорит он, и они отправляются к дому, где всюду раскрыты двери, где на кухне в одиночестве молчит Беспощадная Стерва.
Он с трудом взбирается по ступенькам, стуча тростью. Кусочек кухни видно из прихожей в раскрытые двери. Светлые занавески развеваются от сквозняка.
Она резко оборачивается к нему, когда он входит. Смахивает что-то со щеки - волосы? сигаретный дым? Подносит ко рту сигарету, закуривает. Густо накрашенные рот и ресницы, и завитые длинными локонами, яркие волосы. И всё её сильное, красивое тело.
Хаус, постукивая тростью, входит в кухню.
- Закуриваешь?
- А тебе что? - отзывается она.
- Мне - ничего, сжалься над единственной почкой.
- Навыдумываешь, - отвечает она и отгоняет дым.
Хаус смотрит на нее.
- Мне поручено быть делегацией от младшего поколения. По поводу слякотной погоды.
- А, - отзывается она, - нажаловалась уже. (Дым плывет, серый, густой, завиваясь волнами).
- Меня попросили воздействовать на тебя, в надежде, что за испачканный комбинезон ты не будешь её, э-э, ругать.
- С тобой всё воспитание будет насмарку, - говорит она и снова затягивается.
…А вокруг звенит и дышит осень, высокая, прозрачная, дымная, золотая осень. Колышется занавесками, влетает в отпертые двери. Оставляет сквозняк в углах и закоулках дома. Оставляет темноту в тёмных, промежуточных углах.
Хаус смотрит в её подкрашенные глаза. "Кукла моя…" Как он переживал за неё тогда, десять ночей не спал, пока ей пересаживали почку, пока шла вся, вся долгая реабилитация организма. Переживал не меньше Уилсона, боясь за их дружбу с Уилсоном. За то, как будет смотреть в глаза лучшему другу, если с ней что-то случится. Потому что случилось бы это по его вине, Хауса, нечего отрицать. "Кукла…"
- Все ваши морально-воспитательные установки давно прогнили, - говорит он.
- Да ну? - отзывается она, смахивая дым. - Интересно…
- Короче, не бей её, - говорит он, - а то Уилсон узнает всё.
- Что всё? - спрашивает она.
- Всё! - говорит он и смотрит ей в глаза.
- Ладно, - говорит она, упершись руками в край стола, - садитесь чай пить, я сейчас налажу.
- А для меня есть что-нибудь? - спрашивает он, криво усмехаясь.
- Я достану тебе викодин, - говорит она без улыбки.

Глава 2

Глава 2

Осень плывёт по земле, веет золотом, светом, листьями и высокими прозрачными светлыми днями. День ото дня ее голос слышнее, воздух прозрачней, голоса птиц тянутся по всей земле, вся округа наполнена листвой.
…Как среднестатистический американский родитель должен наказывать своего ребёнка? Сначала он должен объяснить нерадивому отпрыску его проступок, объяснить, почему это было плохо и что из-за этого могло случиться. По пунктам, в согласии с Конституцией и законодательством штата. Пояснить, что должен его наказать, и т. д. и т. д. По окончании же экзекуции родитель должен спросить у ребенка: "Ты понял, за что я тебя наказал?". …Но боже мой, как это делает она! Набрасывается на девочку, бьет ее и повторяет: "Ты понимаешь, за что… ты понимаешь…" И сама плачет. Слезы скапливаются в уголках глаз, она отворачивается, нервно смахивает их, закуривает, нервно дергает сигаретой, зажигая ее.
Почему она плачет?
Хаус сует сигарету в рот, зажимает ее зубами. Смотрит на тянущихся по небу птиц.
Что он тут забыл, что они делают друг возле друга в эту осень? В эту бесконечную осень, когда Уилсон гостит у своих родителей в Детройте, а Хаус гостит у них, и Уилсона все нет и нет, а он почему-то здесь.
Женщина, помогающая ей по хозяйству, приходит по вторникам, четвергам и субботам. Большую часть недели они в доме втроем. Да и в соседних домах тихо, словно вымерло все. Одинокая, промозглая, скверная осень.
Он стоит в кухне напротив неё.
- Я достала тебе викодин, - говорит она, - лежит в шкафу, в третьем ящичке.
- А ты помассируешь мне ногу обнажённой? - спрашивает он с ухмылкой, и в глазах его проглядывает прежний Хаус.
"Сейчас даст пощёчину, - думает он, - она, конечно, прекрасно умеет это делать, как в кино - хлестко, красиво, размашисто". Он уже почти физически чувствует, как ее ладонь опускается на его лицо, чувствует жгучую боль, и чувствует, как мотается от удара его голова.
Но она не даёт пощёчины, она молча смотрит ему в глаза, и уголки ее губ опускаются, подрагивают, и он замечает уже явственно наметившиеся морщинки вниз от крыльев носа к губам, от уголков рта.
Хаус идет во двор, бродит вокруг дома, шевелит палкой опавшие листья. Соседний участок возле дома, метрах в трех от их территории, огорожен глухим покосившимся забором, на который зачем-то наброшена рваная проволочная сетка. Что за этим забором? Между углом дома и соседским забором у Уилсонов насажен небольшой сад, в нем созревают яблоки. По ночам в своей спальне - угловой, на втором этаже, - он иногда слышит, как они падают с деревьев.
"Уилсон становится настоящим семьянином", - думает Хаус, усмехаясь.
Как он сделал ей предложение? Это случилось в тот год, когда врачи сказали, что она окончательно оправилась после аварии, когда Хаус чувствовал такое огромное облегчение, что несколько раз напивался больше обычного. В одну из их поездок - в Испанию, кажется. Наверняка обошлось без всех этих становлений на одно колено, кольца в коробочке - Уилсон такой неловкий, он на это не решился бы. А она, конечно, все и так поняла.
И свадьба была без всего этого - без дурацких обрядовых ритуалов - белого платья, фаты. Что толку имитировать то, что было давно потеряно, неизвестно когда и с кем? Хаус не знает этого наверняка, но ему хочется так думать.
Холодный дождь моросит с утра, затягивает небо белой пеленой. Утки снова тянутся на юг мимо их окон, крякают над лесом.
Обо всем этом - об осени, о своей жизни - он думает, ходя вокруг дома, вдавливая палкой утреннюю - после дождя - грязь, играя с девочкой.
Постель в его комнате, расстеленная по вечерам, пахнет свежестью, мылом - легкий травянистый запах, против воли напоминающий Хаусу о чем-то летнем. Свежие простыни аж скрипят.
Яблоки стоят на столе в вазе - одно выкатилось на скатерть, рядом брошено полотенце.
Взобравшись на табуретку на кухне, она, в тёмной юбке чуть ниже колен и белой блузке с длинными рукавами, снимает с гардины шторы для стирки. Руки её быстро двигаются, отцепляя колечко за колечком, блестящая ткань падает, она ловко прихватывает её, набрасывая на плечо, придерживая подбородком. Хаус, войдя в кухню, отводит глаза, потом вспоминает - ей надо помочь, не с её здоровьем прыгать-скакать по мебели. Одна почка все-таки, и та пересажена. Да и бедро после травмы, не один Хаус такой инвалид.
Он подходит, молча подхватывает конец шторы. Она продолжает ловко отцеплять их. Кидает ему на руки, он принимает и придерживает. Закончив, она приседает и опирается рукой о стол, чтобы спрыгнуть, и он запоздало протягивает руку, чтобы поддержать ее.
Она спрыгивает на пол, секунду стоит молча, глядя на него и отводит его руку. Он тоже молчит и смотрит в ее серо-зеленые глаза. Она забирает шторы и уходит из кухни. Никто их них так не сказал и ни слова.
День тянется к вечеру - морось, туман, холодный ветер. На дворе уже просто так не походишь.
Женщина, приходившая стирать шторы, отпущена на выходные. Девочка уложена спать в своей комнате наверху.
Она вешала на кухне новые шторы - стоя на табуретке, так же ловко, быстро перебирая руками. Хаус вошел в кухню, постоял у порога, молча прошел, постукивая тростью, к окну. Глянул на неё снизу, прислонился к стене, устроился, опираясь на трость, между стенкой и краем стола, чтобы быть устойчивее. Потом подался вперед, обхватил ее под коленки, чуть притиснул к груди, возя руками по тёмной ткани юбки. Лёгкая заминка, сбой в ритмичном движении рук - и затем - напрягаться ему особо не пришлось, она, конечно же, сама скользнула сверху вниз, в его объятия, как будто оба сделали вид, что это он снимает её с табуретки; а дальше - серия на диво выверенных движений, когда, уже слезая на пол и обхватывая одной рукой его за шею, быстро повернулась, чтобы задернуть штору свободной рукой - и снова вернулась в его объятия.

Глава 3

Глава 3

Девочка спит, повернувшись на бок и сунув руку под подушку, воздух в комнате прозрачен и невесом от легкого дыхания.
Она заглядывает к ней, неслышно ступая, смотрит в ее лицо, белеющее в светлых сумерках, убирает с лица разлетевшуюся невесомую прядку, потом возвращается к нему. Садится на край постели, сбрасывает халат. Тянется за сигаретой. "Ты много стала курить", - Хаус, закинув руки за голову, поворачивается к ней.
Ночные сумерки здесь, на втором этаже, кажутся странно светлее.
…Она лежала у него на коленях, теплой шелковистой тяжестью, спутанностью волос, затылком упираясь в колено, потянулась за сигаретой - немного сдвинулась, щекоча разметанными волосами, щёлкнула зажигалкой, прикурила. Потом точно так же сдвинулась, чтобы бросить сигарету.
Глядя в её лицо, он вдруг явственно вспомнил её проснувшейся после аварии, на реанимационной койке, измученную, с пятнами запёкшейся крови на лбу и висках. о, как я за тебя переживал, как ни за кого из пациентов - уже думал - переживать не буду.
Отмотал время назад, вспоминая возню в кухне у окна, быстрые поцелуи, нервный шепот, обрывки фраз: "ну что же ты…" "как ты мог…" "я тебя столько времени…"
Утро наступало странным, туманным, полуреальным-полусном, как будто здесь, в комнате на втором этаже, все сместилось куда-то от остального мира, придвинулось к потолку, как будто здесь, где они двое рядом, придвинувшись друг к другу, в обволакивающей серой реальности мутного утра, как будто ничего не осталось в целом мире, кроме них - и лезли в голову разные воспоминания жизни.
Ночью первые холода сменились новым теплом, и проглянуло солнце. Вновь потянулись, расправились пожухшие, прибитые травинки. Снова ярко зажелтели пригретые солнцем, оставшиеся еще листья.
Девочка, играя, убегает за кусты сада - далеко, к соседским кустам. Бросает обруч, издали мелькает ее полосатая шапочка.
Желтые астры осыпаются на столике в гостиной. Лепестки подсыхают и скручиваются снизу, как и листья.
Каждый раз они приходили друг к другу - вечером, после того, как уснет девочка; убедившись, что она уложена и уснула. Всегда только в его комнате, угловой спальне для гостей на втором этаже. Ни разу не осквернили Уилсоново супружеское ложе. И ночью было слышно, как глухо и тяжело ударяются о землю в саду яблоки.
И снова желтели, оранжевели, осыпались все больше листья с веток. И снова он шурудил палкой листья вокруг дома, обходя в сотый, бессмысленный раз границу участка, сад, соседский забор с сеткой. о, как я за тебя - переживал, как я тебя - вынес, выстрадал. Как боялся за нашу дружбу с Уилсоном, как боялся, что он никогда не простит меня.
В доме впервые затопили камин, угли просверкивали искрами, на них летели поздние, вновь оживившиеся мошки.
Как-то он спросил ее:
- Если бы ты была тогда на месте моей жены - осталась бы со мной, инвалидом?
Она затянулась сигаретой, моргая непокрашенными ресницами, глядя на него.
- Нет ничего, что я бы для тебя не сделала, - сказала она, и через паузу, затянувшись и выпустив дым ему в лицо, прибавила: - Хотя ты, конечно, скотина и этого не заслуживаешь.
Вечернее мягкое, бледное электрическое освещение, тени ложатся по углам, белый абажур лампы качается под потолком, двоясь, троясь серыми контурами теней. Все было сделано; все рассказано про Уилсона, раскрыты их интимные секреты, сданы явки, пароли, выболтан жалкий шифр имен и прозвищ для самых близких минут: Бледная Блудница, Кукла, Долли, Бэмби. Она жмурилась на свет, когда зажигалась лампа, щуря белесые ресницы.
Что думал он, водя пальцем по бледной коже женщины, лежавшей рядом с ним, обводя родинку у лопатки? Сколько знал он женщин? Сколько из них было шлюх? Разве может что-то новое дать сознанию, развращенному шлюхами, какой-то очередной секс? Все они надоедают. И это надоест, и надо будет уходить. "Все женщины - шлюхи", - подлая, самооправдательная мысль. Как простецкие вульгаризмы, в любую минуту слетавшие с ее губ, как дурацкие психологические книжки для домохозяек - хлам, который она поглощает сутками, лежа на тахте.
Она сказала ему, что принимает противозачаточные таблетки, в первый же вечер. "Врешь ты все, Стерва", - равнодушно откликнулся он, - Ты и Уилсона так же подловила, я знаю". Повернулся на спину, закидывая руки за голову. "Только для меня ты, конечно, с сыном постараешься".
Наступал вечер, и рано зажегшийся электрический свет казался неестественно бледным. Хаус заходил в комнату, просто так гуляя по дому, постукивая тростью. Эмбер сидела на кровати и что-то вязала, вытянув ноги в пестрых вязаных гольфах, положив одну на другую. Он ухмыльнулся про себя. "Стерва…" Поздним вечером в доме так тихо, стук трости, кажется, разносится по всему дому.
Поздно вечером яркая лампа белеет в серых сумерках, поздние мошки летят на свет, вьются у стола, где в сумерках слышался тихий шепот: "Ложись на меня совсем. Мне не тяжело". - "Не больно?" - "Нет". - "А нога?" - "Я потом помассирую".
Вспыхивали искорки, остывая, в камине. Последние мушки вились, летя на лампу. Густо-серые, как фото, сумерки, переходили в ночь. В саду глухо всю ночь ударялись о землю яблоки.

Глава 4

Глава 4

Деревья вдоль дороги густели, рыжели, поднимались сплошным забором, стеной уходили дальше - туда, за горизонт, становились то выше, то ниже. Дорога виляла, уходила под гору вместе с разметкой, густо и бело намалёванной, так же виляющей под горой. Вчерашнее тепло за ночь прошло, сменилось новым холодом, и утро взошло стелющимся туманом. Но вскоре развеялось; прояснилось, об утреннем напоминали только белые мутные облака и холод. По-прежнему ярко желтели листья, в густом золоте стояли леса, куда ни посмотришь, с одной и другой стороны трассы. Небо ровно убегало вдаль, голубея в рваных облаках.
Из-за леса снова летели какие-то птицы, пронзительно крича, снижались, махая крыльями, потом выровнялись, поднялись в небо и исчезли за лесом.
Стрелка спидометра показывала хорошую скорость. Хаус глянул на нее мельком и покосился на заднее сиденье.
Девочка уснула на заднем сиденье, привалившись к её груди. Она смотрела в окно, одной рукой прижимая к себе девочку, слегка нервно барбаня пальцами по сиденью.
Небо то прояснялось, то снова затягивалось белым, мутнело. Дорога шла чуть под горку, лес редел.
- Ждать здесь хуже нет, автобусы ходят редко, - сказала она, не глядя на него. - Позвони, как приедешь.
- Позвоню, - кивнул он.
Они договорились, что проводят его, не доезжая до остановки. Потом ему ехать на автобусе до остановки, до старого шлагбаума, а потом - поездом в город, а оттуда - на самолет.
Хаус поглядывал на нее искоса: шапочка с помпончиком, как у девочки, губы подкрашены, как ни в чем ни бывало. Во всеоружии… Смотрит в окно, не глядя на него.
- Мэри-Энджела уснула… - сказала она, обернувшись к нему, словно почувствовав, что он думает о ней, точно прося прощения за свою неподвижность. Повернулась к окну, снова часто моргая, сделала жест, будто хотела смахнуть что-то со щеки. Девочка спала, сдвинув темные Уилсоновы брови.
Желтые деревья мелькнули, кончились, открывая просвет и поворот на дорогу; Хаус съехал с горы и остановил машину под склоном. Обернулся, посмотрел в ее лицо.
Здесь надо было расставаться - дальше он сам, в город на автобусе. Она наклонилась растормошить девочку.
Медленно, подобрав трость, он выбрался из машины.
- Попрощайся с дядей Хаусом, - сказала она, наклонясь к ребенку, выдавливая из себя улыбку. Девочка сонно вздохнула. Помахала рукой и снова привалилась к груди матери.
Он посмотрел ей в лицо. Надо было что-то сказать - но что? Он молча кивнул и пожал ее руку выше запястья.
Пошел по опавшим, пожухлым листьям. Через три-четыре метра оглянулся. Они стояли у машины с открытой дверцей и смотрели ему вослед. Издалека светлела ее светло-розовая куртка и темно-клетчатая - коричнево-желтая - девочки. Потом обошла вокруг машины, открыла дверцу и села в нее. "Как я за тебя - переживал…"
…Он знал, что через два дня приедет Уилсон, и она всё ему расскажет, и Джеймс простит её - хотя лучше было бы ему ничего не знать, нашему Уилсону, думает Хаус. Он надвинул на голову капюшон и тяжёлым шагом пошёл к остановке - здесь недалеко, перевалить небольшой холм, и будет людная дорога, автомобили, автобусы. Он шёл, и ему казалось, что всё это когда-то уже было - пожухлая осень, автомобиль, девочка, которую не с кем оставить.
Он шёл и шёл, и листья скрипели под ногами, и осенний воздух стыл вокруг, и молчанье тишины било в уши. Как он переживал о ней, если б кто знал… Как её выстрадал, вынес - ради дружбы с Уилсоном, ради единственной дружбы. Спасая дружбу, страдая за нашу дружбу, чтобы спустя годы самому подписать приговор этой дружбе - из-за этой женщины. Все женщины шлюхи, да, верь в это.
Автобусная остановка, вывернув из-за горы, оказалась такой же, как он и ожидал - людной, шумной по сравнению с лесной дорогой. В углу остановки пристроился бомж с костылем. Уже подходил автобус, и он постарался ускориться, насколько мог, по буграм и ухабам, по песчаному склону. Автобус подождал его, призывно мигая, держа открытой дверцу.
В салоне он уселся у окна. Народу на удивление оказалось не так много, было довольно просторно, все расселись по сиденьям. Он смотрел в окно. Осень бежала навстречу по дорогам, светом, воздухом, ветром, бледным днём.
Сойдя на своей остановке, он помедлил, пошевелил палкой листья и медленно пошёл по жухлой траве в сторону шлагбаума.

запись создана: 12.07.2017 в 15:15

@музыка: чайковский пётр ильич

@настроение: мм..

@темы: грегори хаус, фанфики, эмбер волакис, гет

---

[Сын Филифьонки]

Пейринг: Хаус/Эмбер, Уилсон/Эмбер, свой персонаж/Эмбер
Рейтинг: PG
Жанр: виньетка, серийный фик
Саммари: что-то о жизни Эмбер и после её смерти, что-то крайне обрывочное и бессвязное, в стиле поток сознания. Присутствуют цитаты из прозы Набокова и его же стихотворения «Блудница»; присутствует хэдканон.
Комментарий автора: Простите. Меня прёт. Я вообще посмотрел Хауса позже, чем остальные, а нынешней зимой ностальгия пробила и со мной случилось небольшое болдино, в основном по пейрингу Хаус/Эмбер. Если кто-то ещё читает это сообщество и кому-то интересно, я всё это повыкладываю (или можете приходить ко мне на дневник...)


Детство: розовые колготки. Розочка-бантик в светлых подстриженных под каре волосах.
Мама целый день лежит на кровати - смятое покрывало, яркий маникюр - и равнодушно листает журналы. Говорит отчиму: зайди за продуктами, - не отрывая глаз от страниц.
Стоишь в дверях и смотришь, как они ругаются. Розовый вкус земляничной жвачки.
Когда отчим уходил, то долго возился с дверью, дёргал дверь, ключи, оставил царапину на обоях. От отчима у нее греческая фамилия. "Мама была ко мне совершенно равно-душна."

Первый муж был неофициальный: здоровенный, как слон, русый бугай. Не пропускал ни одной рюмки. Запомни на всю жизнь: все_люди_лгут. Все мужья изменяют. Все женщины делают аборты. Все дети обманывают родителей.
_Всех_бьют.
Она слизывает с губ соленую кровь, рассматривает рисунок на обоях. "Слушай, уймись уже. Давай спать, а?"
...Так распахивай же перед ними своё тёплое, мягкое, женское, материнское. Переходи от одного к другому. Будь стервой, топи и выбирайся, выживай среди них всех. Уходи же от него, беги к Уилсону, одному, другому, третьему, четвертому. Выйдешь перед ним из ванной, чистенькая, в халатике, волосы начесаны и взлохмачены (brilliantly brushed, как это только умеют американские девочки). Губы ярко накрашены, улыбайся ему, раз-вязывай халат. Яркое, семейное, домашнее, рекламное, американское счастье. "…где дует ветер и мигают звезды над амбарами... и все вокруг — мразь, гниль, смерть".
...Соком и млеком всех Родин, тысячу раз несбывшихся, тысячу раз предавших нас! - войско в далекой степи взметнулось и вскинуло стрелы, и далеко-далеко видно, как на ладони… После смерти являешься только Хаусу. Капли хереса на молочной, белой-белой коже. Он прижимается лицом в вырез красного костюма, слизывает их. "Почему такая белая?" - хочет спросить он.
Снова и снова в его повторяющихся снах -
Скользишь, безвольна и чиста,
из сновиденья в сновиденье,
не изменяя чистоте
своей таинственной, кому бы
ни улыбались в темноте
твои затравленные губы.

@настроение: болею)

@темы: фанфики, эмбер волакис, гет

---

[di carne e sangue]

Доброго вечера!

Есть кто живой?
Напомните, пожалуйста: были ли в арках с Эмбер или Сэм сцены, в которых ревнующий друга Хаус вслух говорил что-то вроде "Мне она не нравится, но раз ты её любишь, я с ней смирюсь"? Есть смысл их искать?

@темы: хаус/уилсон, прошу помощи зала, 4 сезон, 6 сезон

---

На лавочке

[Kommissar]

предупреждение: легкий слэш
Хаус/Уилсон

@настроение: философское

@темы: слэш, фото, шутки юмора, хаус/уилсон

---

[Lea Bo]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Kommissar]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Дерзкий классный - Хью Лори прекрасный

[AnikaVoinn]

@темы: фото, грегори хаус, hugh laurie

---

Хаусизмы)

[AnikaVoinn]

@темы: фото, грегори хаус

---

Понимайте кто как хочет

[AnikaVoinn]

@темы: грегори хаус, фанарт

---

Нет слов, одни эмоции

[AnikaVoinn]

@темы: фото, грегори хаус, актеры

---

[WTF doctors 2015]

Добрый день.
На зимнюю фандомную битву собирается мудьтифандомная команда докторов.
А как же в этой команде без доктора Хауса?
Приглашаем к нам!

@темы: рекомендации

---

[Диран]

Наверное, записи в этом сообществе предвестники зомби-апокалипсиса. Но вдруг тут кто-то еще бродит из старых знакомых))

Название: Две точки
Автор: Диран
Пейринг: Хаус/Чейз
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Жанр: драма
Саммари: Что же случилось после похорон Грегори Хауса?
Примечание: как всегда, имеет отношение к "дневникам", как и все мое по этому пейрингу)) Впрочем, на этот раз это конец, потому что моя любимая канва для вплетения закончилась.

Наконец прошло достаточно времени, и я чувствую в себе силы рассказать.
Наша совместная жизнь была похожа на нормальную совместную жизнь (насколько это было вообще возможно) тот небольшой промежуток времени, который образовался между неординарным расставанием с Кадди и диагнозом Уилсона. Понимаете, Грег, как бы он не пытался доказать иное, очень нуждается в людях. Да, в немногих и в конкретных, да местами и временами очень эгоистично, но нуждается. Знаете, эдакий стандартный набор: друг, любовник, враг, начальник, подчиненные. Эти категории периодически смешиваются и меняются местами, но тут уж ничего не поделаешь. Давайте будем честными, такое бывает не только у эксцентричного Хауса.
Так вот диагноз Уилсона. Конечно, всем было нелегко. Я сам жил с этим человеком и успел сдружиться сильнее, чем просто с коллегой. Но никто из нас не мог и представить, как нелегко было Грегу. Те чувства, которые мы делим на многих окружающих, он концентрирует на нескольких избранных. А еще он собственник и терпеть не может, когда кто-нибудь отбирает что-нибудь, принадлежащее ему. И неважно, кто это: бывшая или настоящая жена, работа допоздна или смерть. И в этот раз он делал все: он не просто из кожи вон лез, он из нее вылез и еще пробегал вокруг лучшего друга. Но все оказалось безрезультатным.
А потом случилось то, о чем все вы знаете. Смерть, опознание, торжественные речи, гроб, могила. И отнюдь не Уилсона.
Когда-то я думал, что самое тяжелое, что было в моей жизни, это смерть отца, его вранье и пропавшее наследство. Потом по моей вине умер пациент, и мне показалось, что я заслуживаю смерти сам. Но затем пришел Хаус и доказал, что он и здесь круче всех. Сделать так больно, как он, мне не мог еще никто (и ничто). Вряд ли, конечно, он ушел к Кадди только ради этого, но в любом случае не будем отвлекаться на воспоминания о ней.
Видимо, Хаус не мог уступить пальму первенства даже себе. Поэтому побил свой рекорд. В тот день я не просто хотел умереть, мне казалось, что я умираю. Каждую секунду. Впрочем, давайте все-таки по порядку.

Вечером накануне мне пришла странная смс-ка. "Не чувствуй боль..". Я сейчас не буду пояснять от кого, окей? Естественно, я ничего не понял и не предал этому никакого значения. Когда Грега нашли мертвым я...
Сейчас все, кто когда-нибудь терял любимых людей, выстроятся в длинную очередь, чтобы плюнуть мне в лицо, если вдруг мои руки поднимутся для того, чтобы попробовать описать это состояние словами. И неважно: вы нежная и трепетная женщина, испытывавшая раньше боль только от иголки для вышивания, или хирург, не помнящий, сколько раз он резал людей и скольких пациентов потеряла больница, потому что их было уже не спасти. Неважно, сколько родственников погибло у вас раньше – херня это все про то, что закаляет. Я рыдал. Рыдал до истерики, рыдал взахлеб. Кажется, я многое разбил в квартире. А еще я лежал. Просто, неподвижно лежал. Смотрел в потолок. И пытался проснуться. Пытался молиться. Пытался звать. Просто кричал. Просто молчал и проваливался куда-то в транс. Тот, кто теряет любимого, слышит смертный приговор и для себя. И сам проходит все положенные стадии. А вот дальше уже зависит от человека. Кто-то может встать и идти дальше. А кто-то ломается и так и не возвращается к нормальной жизни.
Про смс-ку я не забыл. Она казалось мне глупой издевкой судьбы, не мог же Хаус предвидеть пожара, из которого не спасется? А открыть и перечитать ее я был не в состоянии, потому что любое напоминание о Греге было слишком болезненным.
Прошло два дня, прежде чем я решился. Воткнул телефон в зарядку (он сел сразу после похорон, а мне до тошноты не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать), и открыл "входящие". Перечитал раза три, пока не понял, что так режет мне глаза: две точки. Знаете, Хаус никогда не опускался до пафосных троеточий, разве, что шутил. При этом всегда ставил точки в конце предложения. Но две? В нарушение всех норм?

Уже через три часа я ехал в направлении Венстона. Понимаете, эти две точки сделали со мной что-то невероятное. Я вдруг почувствовал безумное желание выговориться. Говорить и говорить, чтоб никто не смог остановить. Говорить о Хаусе. Вспоминать про его буквоедство, про его педантизм, про его раздолбайство. Про трещину на любимой трости, заделанную герметиком (не спрашивайте!), про любимую пластинку, провалявшуюся за диваном три месяца. Про любимую марку дезодоранта и презервативов. Про марки пива и водки, которые он терпеть не мог. Единственным человеком, который смог бы меня выслушать, был Уилсон. Я собирался позвонить ему, уговорить на встречу, но моим планам не суждено было сбыться. Сначала я не смог дозвониться до него по мобильному. То ли его телефон пребывал в том же плачевном состоянии, что и мой еще десять минут назад, то ли он был в бункере. Я решил позвонить ему домой. Вот тут и случилось нечто совсем непредвиденное: трубку взяла Роуз, хозяйка дома, у которой Уилсон снимал, и сказала, что он уехал. Прямо в день похорон. Собрал почти все вещи и сказал, что уезжает в Венстон. Я поблагодарил Роуз, нажал отбой и достал сумку. Запасное белье, зубная щетка, документы – я кидал туда только самое необходимое. У меня не было ни секунды колебаний, потому что разговор с Уилсоном про две точки стал моей единственной целью. Я не мог думать ни о чем другом. Мне было жизненно необходимо увидеть Уилсона и поговорить с ним. Да, такое часто бывает в состоянии шока. Вам вдруг хочется прыгнуть с парашютом, попробовать рыбу-фугу или найти свою первую любовь времен детского сада. Вы не знаете, как жить дальше, и находите себе новую цель. Какой бы идиотской она не была.

Доехать до Венстона за один день – нереально. Но наша страна недаром славится жанром "роад-муви". США весьма неплохо приспособлены для путешествий на автомобиле. Запланированных, спонтанных – неважно, какой-нибудь мотель вас приютит. Но я вдруг понял, что какой-нибудь мне не подходит. Уилсон тоже укатил на машине. А значит, тоже должен был остановиться в мотеле на ночь. Вряд ли он гнал сутки без устали – онкологический больной даже с горя не выжмет всю дорогу до Венстона. Тем более Роуз сказала, что он был довольно спокоен. Поэтому ближе к вечеру я стал останавливаться у каждой забегаловки и как дурак, пересмотревший Касла и Полицию Майами, тыкал всем сидящим на ресепшене девочкам мобильником с фотографией Уилсона и сокровенным вопросом: "не видели ли вы этого человека?". Надо сказать, реагировали на меня довольно спокойно. "Извините, кажется, нет". "Мне жаль, ничем не могу помочь." "Я не упомню всех, но скорее нет, чем да".
Но удача улыбнулась мне. Нет, вы представьте: человек, который не имеет никакого права на такие вопросы не вызвал подозрений, полицию и психиатрическую скорую и при этом нашел тот самый мотель, когда в нем сидела та же девушка, что и в нужную мне смену, да еще и с отличной памятью на лица. Так не бывает, но мне все же повезло. Услышав заветное: "был он здесь, конечно, такого забудешь!" я онемел, не поверил и переспросил:
– Вы правда его видели?
– Говорю же, да! Крутился здесь, флиртовал, смеялся – очень приятный мужчина.
– Флиртовал?! Вы уверены, что здесь был именно этот мужчина?
– Конечно! Да он даже в том же костюме был! Все болтал, что мама ему в детстве все уши прожужжала про Венстон, а тут вдруг непредвиденный отпуск и, наверное, пора наведаться. Говорил, что природа там должна быть отпад – врала его мамка, если честно, не на что там смотреть, но его прям заело. "Остановлюсь там и все тут!", – девушка эмоционально вскинула руки и облизнула губы, бросив на меня быстрый взгляд.
– О... ну ничего себе! – я достал пятидесятидолларовую банкноту и положил на стойку. Дурак! Да мне чертовски повезло с этой девицей, она уже обнамекалась вся, обызвертелась, глазами обстрелялась, но вслух не заикнулась и продолжала рассказ. Совсем бессовестный стал.
Увидев банкноту, девушка улыбнулась и тут же сгребла ее под стойку:
– Спасибо. Не подумайте, что я меркантильна, но все эти наблюдения... можно сказать еще одна часть моей работы. Не вы, так полиция. Все припоминаешь, чтоб потом подзаработать. Ай, да что я о себе. Вы не за это заплатили сейчас. Я вам вот, что скажу: я ему не верю. Не станет он сидеть в этой дыре. Мужику явно захотелось отдохнуть, а в Венстон за таким не ездят. К тому же он стащил купон.
– Какой купон?
– А вот лежат: "МотОрел". Если воспользуетесь услугами наших такси, мы даем скидку у наших партнеров в Венстоне на мото-прокат. Это сеть мото-проката по Нью-Джерси. Они дороговаты, но с нашей скидкой самое то. Только этот парень нашим такси не пользовался, на своей машине приехал. Купон ему не был положен. А он спер.
– Девушка... а сколько стоит у вас такси до Венстона? И во сколько открывается МотОрел?
– Эм... принимают круглосуточно, выдают с десяти. Но вы вроде на своей машинке приехали. Заночуйте у нас, утром тронетесь, как раз к обеду будете на месте. Что вам деньги тратить. Будете бодрым заодно.
– На такси я ведь доеду до утра? Часам к десяти?
– Да, – девушка очень внимательно посмотрела на меня. – Вам так дорог этот человек?
– Он... он мне очень нужен сейчас, – я запнулся. Но все же решил продолжить: – И его поведение не укладывается в привычные рамки. Мне кажется, что-то происходит, а я не знаю, что. Простите мне слабость, хочу поиграть в детектива.
– Такому красавчику – любой каприз, – она протянула мне таблицу с тарифами.
– За его деньги? – я рассмеялся и отсчитал нужную сумму. – Моя машина постоит у вас?
– Да, сколько угодно.

Такси я взял по понятным причинам: спать, действительно, было надо. Несмотря на то, что мой организм находился в состоянии перевозбуждения, я чувствовал огромную потребность во сне. Что нашло на Уилсона? Какой нахрен Венстон? Зачем ему МотОрел? Нет, моему мозгу, действительно, был необходим отдых.

Проснулся я, когда мы въезжали в черту города. С виду Венстон и правда был не то, чтоб очень интересен. Частные дома, небольшие участки, школа, церковь. Все как везде. Но меня интересовал только МотОрел. Поначалу я подумал, что мое везение закончилось.
– Молодой человек, мы не разглашаем имена наших клиентов без веской причины. А уж тем более подробности их поездок.
– То есть поездка была? По такому же купону? – я помахал захваченным на ресепшене листком.
– Ваши вопросы становятся все более наглыми, молодой человек. Прошу вас, не мешайте нашей работе.
– Но я очень прошу вас! – эта девица была полной противоположностью той милашки из мотеля. Может вы и ждете, что в мото-прокате вас должны встретить байкеры, которые либо пошлют, либо хлебнут с тобой пива и побратаются, услышав, кто твой любимый исполнитель, но передо мной сидела дама в очках и строгом офисном костюме. Она ковырялась в бумажках на столе и базе данных в компьютере, и ей не было никакого дела до приставучего клиента.
– А если я возьму у вас мотоцикл?
– Мы вам предоставим его, как только вы оплатите залог. Но причем тут разглашение информации других клиентов? – она посмотрела на меня исподлобья. Долго. Выжидательно.
Я тяжело вхдохнул. В горле снова начал образовываться ком.
Вы спросите: "а чего ты ждал, маленький наивный Роберт? Что тебя ждет увлекательный квест, где все готовы тебе помочь? Где в конце тебя ждет волшебная кнопка: "проснись, ничего этого не было"?". И будете правы. Потому что: Хаус мертв. Мертв, и никакие мои метания по Нью-Джерси не могли вытащить его из могилы. А Уилсон имел право свихнуться или просто отдохнуть от всего – ему было тяжелее, чем мне, он сам был одной ногой на том свете. И вот, когда мне казалось, что пора вернуться домой и закинуться снотворным, появился он. Меня всегда учили, что ангелы – это такие кудрявые светящиеся мальчики, источающие свет и нежность. Но в моей жизни ангел оказался бородатым мужиком в перепачканной кожаной жилетке. Он явился к нам, пнув дверь служебного помещения коленом, потому что вытирал руки от бензина. Пах он как настоящий бог механики, сипел как истинный жрец Джим-Бима.
– Лили. Так это же он!
– Кто он? – еще не осознавшая всей священности момента смертная повернулось к бородатому ангелу и удивленно вскинула брови.
– Ну, помнишь, нам оставили письмо. Дали сотку и сказали вскрыть, если появится грустный блондин и будет интересоваться. Ты посмотри на него – если он не блондин, то я балерина!
– Да, Гейб, наверное, ты прав. Я ведь еще тогда не хотела в это ввязываться! Какие-то письма, тайны, все в обход договора.
Ангел, чье имя оказалось Гейб, хохотнул:
– Ну, тогда давай мне свои пятьдесят, я сам займусь.
– А сказала, что не хотела, но не говорила, что не буду.
Я уже даже не пытался понять, что происходит. Просто переводил взгляд с одного работника МотОрла на другого и, кажется, хлопал ртом как рыба.

Вам, наверное, интересно, почему я наградил того механика столь возвышенными эпитетами? Дело в том, что после его напоминания, Лили вскрыла какой-то конверт, удивленно крякнула и распечатала мне на принтере весь маршрут движения мотоцикла с номером "251 TLQ". Джеймс Эван Уилсон взял его здесь и сдал в Престоне. Но затем он снова воспользовался услугами сети МотОрел. Конечным пунктом маршрутного листа являлся город Мелвилл. Но самое важное, что филиал МотОрла в Мелвилле был при гостинице "Игуана". И судя по записям, предоставленным мне Лили, Уилсон был еще там. Он заселился в "Игуану" и периодически брал мотоцикл на короткие периоды, все время возвращаясь через несколько часов.
Я так вцепился в несчастный лист, что он промок под моими вспотевшими пальцами и помялся.
– Значит, он в "Игуане"... – я скорее пробормотал это себе под нос, но мой ангел услышал.
– Вы какие-то больные чуваки, но я люблю таких. Я тебе сейчас набросаю, как побыстрее в Мелвилл добраться. А то твой дружок крюк сделал, тут можно срезать. Пара дней и ты его догонишь. Смотри, чего...
Гейб достал из ящика Лили карту-календарик с логотипом МотОрла и начеркал пару кривоватых линий по некрупным шоссе.
– Можешь мотоцикл у нас взять или авто из проката напротив, у них тоже филиал в Мелвилле есть.
Я такой же мертвой хваткой вцепился в календарик.
– А что здесь с пробками?
– Хах, издеваешься, парень?! Какое там...
– Тогда лучше машину. Спасибо вам огромное! – я с искренней благодарностью посмотрел на Гейба и Лили, те только плечами пожали.
– Нам уже заплатили. Но если ты все же хочешь отблагодарить...
– Извините, но я разорюсь на этой поездке, – я рассмеялся и вышел из офиса. Судя по тому, как они переглянулись, мой смех больше смахивал на хохот психопата, чем обрадованного человека, и я поспешил ретироваться.

Следующие два дня я провел в пути. Моя жизнь окончательно превратилась в игру. Я не чувствовал больше выворачивающую наизнанку боль, потому что не мог верить в происходящее. И я в какой-то момент понял, что благодарен Уилсону. Даже, если он там сейчас снимает проституток и обкалывается наркотой, если он выставит меня взашей и скажет, что не желает слушать не про какие две точки Грегори Хауса, я все равно был благодарен за то, что он подарил мне несколько дней дыхания полной грудью. Не знаю, специально ли... Да, понимаю, вы задаетесь вопросами, что же это было за письмо. Вы помните про него и потому не воспринимаете всерьез смоделированный мной вариант. Я бы на вашем месте тоже не поверил. Но сейчас я пью кофе в обеденный перерыв, подбираю слова, чтоб описать все происходившее тогда и... честно говоря, попутно обдумываю планы на вечер. Вы сейчас ведь тоже: чай, кофе, на завтра надо купить хлеб и помидоры, скоро придет с работы он/она, завтра ребенка в школу, что же я подарю другу на день рождения, тусовка-то уже через два дня? Ну? А? Вот.
А тогда, в те два майских вечера, мои аналитические способности равнялись нулю. Абсолютному нулю. Ни малейшего шевеления мысли. Я просто видел цель и двигался к ней, как зашоренная лошадь, подгоняемая острыми шпорами.
Поэтому, когда я приехал, я даже не знал, как мне войти в "Игуану". Я вдруг понял, что если все случится, как я навоображал (ну, Уилсон, девочки, кальян и "пошел отсюда!"), то я снова потеряю цель. Мне было бы не жалко, что я впустую потерял эти дни, но я снова остался бы ни с чем... Впрочем, вариантов у меня не было. Только надеяться, что Уилсон уже уехал, и я смогу продолжить свою погоню.
Когда я вошел в гостиницу, разочарование настигло меня сразу. Знакомый голос: Джеймс сидел в кресле в углу и говорил по телефону. Успокаивал я себя тем, что он был одет, рядом не наблюдалось ни единой живой души, кроме скучающего парня у стойки регистрации, да и воздух пах средством для мытья полов, а не курительной смесью.
– Э... Джеймс?..
Уилсон заметил меня сразу. Дернулся, но удивился не очень сильно. Кивнул мне, чтоб я подождал, а сам прижал телефонную трубку ко рту.
– Код "Валлаби", код "Валлаби".
Когда я устало опустился в соседнее кресло, он уже прятал телефон.
– Джеймс. Пожалуйста. Что за черт происходит? Какой "код"? Куда тебя вообще снесло? И... я не мог тебе дозвониться!
– Сколько вопросов, меня сейчас со стула сметет. Я поменял номер. Хотел разорвать связь с прошлой жизнью.
Можно было бы обвинить Уилсона в вежливых попытках отделаться от меня, но это было бы не совсем честно. В его голосе не было ни капли негатива. Его голос вообще был... достаточно бесцветным.
– Я гнался за тобой несколько дней!
– Мне бы следовало удивиться, но из меня хреновый актер, Чейз, ты в курсе. Я буду честен: я знал, что ты приедешь. Но ты ведь и сам знаешь: я имею право гульнуть больше, чем многие другие, – и опять. Говорит такие вещи, что сюда куда больше подошел бы пафосный надрыв, чем эта сдержанность и взгляд в пустоту.
– Да. Да. Ты прав, – я положил руки на колени, стараясь дышать ровнее. Все эти дни копились ожидания, и их накопилось слишком много. Я ждал чего-то необычного в конце. А Уилсон сейчас смотрел куда-то за меня, в сторону входа, как будто ждал, что кто-то войдет. Люди часто смотрят на двери и окна, когда им нечего делать: в очередях, в клиниках. И раз звука открывшейся двери я не слышал, Джеймс, скорее всего, просто скучал. И его голос. Ему стало все равно? Эмоциональная защита? Или правда выгорел? Впрочем... раз он никуда меня не гнал, быть может, мне стоит просто сделать то, зачем я его искал?
– Знаешь, Хаус всегда был точен и грамотен. Но в последний вечер он прислал мне сообщение, в котором вместо одной поставил две точки.
– Ошибка? – Уилсон приподнял брови. – Опечатка? С кем не бывает?
– С Грегом! Даже по пьяни! Он всегда писал смс-ки грамотно.
– Может случайно задел?
– Он всегда перепроверяет перед отправкой. Хотя, наверное, ты прав. Других объяснений нет. Просто, эти две точки... так зацепили меня. Я сразу подорвался и... И даже нашел тебя. Смешно, но мне больше не с кем поговорить о Греге.
– А тебе надо о нем говорить?
– Сначала я думал, что нет. Потому что никто, никто не знает, какового это – быть с ним, любить его и одновременно быть любимым. У него вечно все наперекосяк. То он любит, то его. Мы тоже, – я горько усмехнулся, – не сразу в одну фазу вошли.
– Знаешь... давай продолжим не здесь, – Уилсон встал и тронул меня за плечо. – У меня в номере нам будет проще говорить.
Я опять ненормально расхохотался, чувствуя как в уголках глаз собираются слезы.
– Ты представляешь, как это сейчас выглядит?
– Три брака, Чейз! У меня их было три! Не считая просто подружек. Так что давай без пошлых шуточек.
– А Грег говорил, что три разрушенных брака наоборот повод задуматься о твоей ориентации, – я встал и пошел за Уилсоном, незаметно вытирая уголки глаз и стараясь выровнять голос.
– Пфф...
– Да, он и с того света достанет, – пробормотал я, наблюдая как Джеймс вызывает лифт.
– Есть такое.

Мы еще о чем-то болтали в лифте. Какие-то незначительные фразы. Честно говоря, не помню. Не помню, как вышли из лифта, куда пошли: направо или налево, какой был номер. Потому что потом...
Он открыл дверь и приглашающе махнул рукой. Я сделал шаг вперед и... дверь захлопнулась. Да, Уилсон меня запер! Как в детстве. Шутка с зашкаливающим уровнем идиотизма! И в номере, кстати, куревом пахло. Так что я опять стал сомневаться в его вменяемости.
Впрочем, ненадолго. Сразу после того, как я повернулся к двери, чтобы постучать и высказать Уилсону все, что я думаю о его чувстве юмора, я услышал за спиной мягкое, тихое: "Роберт". В этот момент я понял, что единственный, кто съехал с катушек – это я. Последние несколько дней у меня галлюцинации. Яркие, сочные, убедительные, как положено психопату.
– Роберт, это правда я. Повернись.
Я не мог не слушаться. Мое тело словно повиновалось приказу, без какого-либо участия мозга.
Хаус стоял передо мной не просто живой, а очень даже здоровый. Футболка, джинсы, ну да – трость, но явно не труп.
– Г-гр-грег... Я был на твоих похоронах.
– Это был фарс, Роберт.
– Фарс? – я откинулся спиной на дверь, чтоб не съехать на пол от передоза бушующих эмоций.
Я шарил глазами по комнате. Это не был номер Уилсона, это был номер Хауса. Его гитара на кресле, его пиджак на стуле. И сигарета в пепельнице за его спиной – еще дымилась. Я настолько очумел, что не узнал этот запах сразу, но сейчас я почти пьянел от него. Любимые сигареты. Я оттолкнулся от двери и сделал несколько шагов вперед, втянул носом воздух. Да, Хаус недавно из душа. Значит и дезодорант мне не показался. Эта смесь... Я сжал виски пальцами.
– Хаус! Тебе кто-нибудь говорил, что фарс – комедийный жанр? В комедии должно быть весело!
– В комедии должно заканчиваться хорошо. Я знал, что ты поедешь за Уилсоном. Я продумал это еще с вечера, когда оказался в том доме. Написал тебе. Я не знал, сколько дней у тебя займет собраться с мыслями, но нам с Уилсоном надо было уезжать сразу. Потом пара незаконченных дел в Престоне и сюда. Но здесь я планировал долгую остановку: столько, сколько понадобиться, чтобы ты сообразил и добрался.
– Зачем? Зачем ты устроил все это? – у меня в висках стучало так, что казалось, меня сейчас разорвет.
– Нужно было, что бы твой отъезд был не одновременно с нашим, чтобы все было правдоподобно, но если бы я просто позвонил тебе и пригласил, ты был бы не подготовлен психологически. А так, я уверен, что это небольшое приключение дало тебе сил на столь сильное эмоциональное переживание. Это как полить сухую землю – превратить ее в подготовленную к посадке почву.
– И ты доверил всю эту схему двум точкам? Я же мог не заметить! Мог стереть сообщение, выкинуть телефон! Но ты доверился двум точкам! Двум точкам. Двум... точкам.
Я подошел к Хаусу вплотную и завел руку за его спину. Не знаю, что на меня тогда нашло, но я хотел этого, как хотят секса на пике возбуждения – безумно, до зубовного скрежета. И я схватил сигарету, и вдавил ее в руку Хауса. В двух местах.
– Двум, блядь, точкам!!!
Грег даже не дернулся. Только с силой схватил меня рукой за шею и тряхнул. Я выронил окурок, который он тут же предусмотрительно потушил ногой.
– Роберт! Роберт! Успокойся. Я не мог иначе, я следил за тобой, и если бы... А знаешь, это неважно.
И он поцеловал меня.
Нет, правда, в тот момент было неважно. Потом, уже потом, через неделю, он вернулся к этому разговору и стал все объяснять в мельчайших деталях. Его план выглядел куда продуманней, чем с первого взгляда, но в тот момент... Если бы он стал объяснять дальше в тот момент, я бы его возненавидел. И поэтому он просто целовал меня.
– Грег...
– Пока с твоих губ не сорвались непростительные заклятия, – Хаус прижимал меня к себе очень сильно. Это уже больше походило на захват, чем объятия. – Я хочу тебе сказать одну вещь, только одну. Когда я оказался в том доме я потерял сознание. Мне не хватало кислорода, и я должен был умереть. У меня начались галлюцинации. Я видел Кэмерон, Мастерс... всех. Они все говорили со мной о чем-то. И я собирался умереть, я не чувствовал сил ползти к выходу. Но потом ко мне пришел ты. Ты просто смотрел на меня, не говорил ничего, не просил не о чем. Просто смотрел. И я... я смог доползти до окна, чтобы подышать. Смог придумать этот план, смог подменить зубы и часы. Смог сбежать. Потому что видел твои глаза.
– Хаус, это бред, какой же все это бред!
– Заткнись, Златовласка, когда твой рыцарь рассказывает!
Я хохотнул, хотя и на этот раз это был скорее не смех, а нервный выдох.
– Уилсон заслужил оторваться в последние полгода. И у него нет никого, кроме меня.
– А потом? Что потом? С тобой, со мной, с нами?
– У нас полгода, чтобы придумать. Любому идиоту за это время придет в голову, что можно сделать. Тем более мне.
Я уже плохо слушал. Я уткнулся в его шею и вдыхал запах. Наверное, со мной должна была случиться истерика, но я свое уже отрыдал. Я мог только стоять вот так, пытаясь поверить в то, что руки на плечах, пытающиеся унять мой озноб, принадлежат Хаусу. Живому, настоящему Хаусу. Он ослабил хватку и легко гладил меня. Не знаю, сколько мы так стояли.
– В последние дни я иногда думал о том, что мне, правда, стоило умереть. Хотя бы для тебя. Ты... заслуживаешь кого-то типа Уилсона.
– Хаус! Ты ведь...
Зря, зря он ослабил хватку. Потому что сейчас я просто не выдержал и врезал. Хорошо так, с замахом. Зубы чудом на месте остались, но губа была сильно рассечена, а судя по царапине на скуле, вскоре там расцветет здоровенный синяк.
– Ты ждешь, что я вместо того, чтобы злиться, стану успокаивать тебя? На жалость давишь? О нет, ты мне нужен и только ты, ля-ля, мой любимый Грег! – я закричал так, что в горле запершило.
Грег коснулся пальцами скулы, подбородка, проверяя на целостность, а потом выставил руку вперед, словно защищаясь.
– Нет, просто Уилсон не стал меня слушать.
– И правильно сделал! Потому что ты говоришь такую... такое... И кстати! Уилсон! Он знал! Он знал и позволил тебе так себя повести со мной!
– Он согласился с моим планом. План был ему не по душе, но ты, когда успокоишься, поймешь, что все было рассчитано точно и...
Я тихо зарычал, и Хаус вздохнул, опуская руку.
– Да, ты прав, Роберт, – Грег, кажется, меня за всю жизнь столько по имени не называл, как в тот вечер. На работе всегда "Чейз", дома как-то без имен, разве что в постели, но сегодня что-то с ним произошло. И я готов был слушать и слушать, лишь бы еще раз "Роберт" его голосом. – Прости, – Хаус говорил медленно, без лишней эмоциональности, ровно, но очень медленно и потому я понимал, что и сколько всего стоит за каждым словом: – Просто прости меня. Ты можешь сейчас развернуться и уехать, начать новую жизнь, можешь сдать меня полиции, а можешь остаться со мной. Я прошу тебя простить и остаться со мной.
– Как будто у меня есть выбор, – теперь настала моя очередь целовать. Я почувствовал вкус крови, но не собирался останавливаться. Мне было все равно.

Что было потом, спросите вы? Ну, Грег уложил меня спать и заставил выпить снотворное. Я проснулся весьма отдохнувшим, нервы стали приходить в порядок. Джеймс оказался совестливее Хауса. Извинялся многократно и смотрел так грустно-грустно (и как при первой встрече продержался? А говорил, плохой актер). Грег-то уже на следующий день делал вид, что ничего и не было. Да-да, и синяка на пол-лица у него нет, всем вокруг кажется. Только вечером в постели смотрел на меня так, будто это я воскрес из мертвых, а не он. Еще через пару дней в наши отношения вернулся секс. Я вышел из душа в одном полотенце и... ну вы знаете, как это бывает, прекрасно знаете.

Прошел год с тех пор. Я по рекомендации покойного Грегори Хауса возглавляю диагностическое отделение в небольшой больнице в Мэрилэнде. Под моим началом работает замечательная девушка, застолбившая себе шкафчик номер тринадцать (да, так сложилось и я этому безумно рад, мы снова встретились), пара интернов и один инвалид Джером Хосс. Ворчит, ведет себя вызывающе, но он так божественно трахается, что я никак не могу его уволить.
Вот, у меня закончился кофе и, судя по лицу направляющегося ко мне Хосса, у нас либо новое дело, либо ему срочно надо помочь принять душ. Надеюсь, не слишком утомил вас своим рассказом, но ведь, как вы заметили, я с тех пор так и не смог никому выговориться. Мне было это необходимо.

– Доктор Чейз, нельзя столько работать.
Мою руку накрыла ладонь с двумя темными шрамами от ожогов и стащила с клавиатуры.
– У меня как раз для вас есть замечательный отдых: кровь из глаз и сыпь синюшного цвета. И все это в пять лет.

@темы: слэш, грегори хаус, фанфики, роберт чейз, хаус/чейз

---

[Saviliya]

Название: Who will love you like I do?
Автор: Saviliya
Беты (редакторы): неадекват_с_Марса
Фэндом: Доктор Хаус
Пэйринг или персонажи: Грегори Хаус/Джеймс Уилсон
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, ER (Established Relationship)
Размер: Мини
Статус: Завершен
Описание: Это цикл рассказов, основанных и не основанных на сериале одновременно. Увиденный мною слэш, вписанный в сюжет эпизода. Спойлеры.
Посвящение: Моему любимому сериалу, второй просмотр которого вдохновил меня написать это. Хью, Роберт, спасибо. И группе Modern Talking, Томасу Андерсу в частности, за прекрасную и такую разную музыку, которая помогала мне в написании <3
Примечания автора: Слэш там, где его нет. Отсутствие сюжета как такового. Название фанфика соответствует названию песни Modern Talking.

Период после второго сезона

Период после второго сезона

Джеймс Уилсон перестал провожать его преданным щенячьим взглядом, перестал обижаться на каждое брошенное вскользь слово. Перестал удивляться резким появлениям или внезапным звонкам. Привык и принял это как должное. Но понимать его не перестал. И стонать под ним тоже. Не перестал участвовать в его бесконечно глупых, но не лишенных смысла аферах. И быть его совестью, конечно, тоже. Только Уилсон может по-настоящему его восхитить, обмануть и развеселить.

Грегори Хаус не перестал оскорблять его и высказывать правду в глаза. Не перестал быть сволочным в общепринятом смысле. И слушать его советы, но делать по-своему тоже не перестал. Не полюбил перемены и остался по-прежнему человеком дела. Но он становился лучше. А может быть, хуже, Грег пока не решил.

Уилсон ждет Хауса, а он приходит. Их отношения значат больше, чем может показаться. Они направляют и дополняют друг друга.

Второй сезон, двадцать третья серия; почему обижается Уилсон

Второй сезон, двадцать третья серия; почему обижается Уилсон

Хаус крутится на стуле, когда заходит Уилсон с явным намерением с ним поговорить.

Вопрос не заставляет себя долго ждать. Уилсон либо решает сказать все сразу, чтобы это не показалось подозрительным, либо слишком много думал об этом и хочет скорее услышать ответ.

— Ну и почему ты дружил с этим парнем? - спрашивает он, излишне внимательно вглядываясь в монитор.
— Нам было по двадцать и у него была машина, - верно оценив его поведение, отвечает Грег и добавляет, поймав взгляд так кстати повернувшегося Джеймса: - Если бы он был женщиной, я бы на нем женился.

Уилсон кивает и отворачивается, выдавливая из себя слабую улыбку, но тут же спохватывается: он сдал себя с потрохами. И резкая смена темы помогла бы, если бы была не столь очевидна. Разговор скатывается до фото, на котором Грег, должно быть, «милашка», и ревность почти осязаема. Их спасает, если можно так сказать в ее ситуации, бедная девочка, которая надолго отвлекает Хауса от странностей в поведении Уилсона.

***


Уилсон приходит к нему в кабинет с едой, чтобы разрядить атмосферу между ними и немного запутать Хауса. Но соблазн все высказать сильнее него, и Джеймс снова ступает на зыбкую почву:

— По-моему, очень приятно, что ты защищаешь человека, которого не видел столько. Приятно, что друг всегда за тебя, твой друг и защитник.

Хаус избегает этого серьезного разговора, защищается в привычной ему манере, снова пытаясь отобрать еду, но Уилсон еще не закончил. Он выдает какую-то глупую теорию о ревности Хауса и о ее возможных причинах, но Грег пропускает все мимо ушей, удивленный даже существованием этой ревности и не желающий о ней ничего слышать. Он по привычке пытается достать Уилсона, но четко ощущает, что шутки кончились, когда тот задает очередной волнующий его вопрос:

— Почему ты так о нем беспокоишься?

Хаус заливает ему историю о любовном треугольнике, и Джеймс злится, немного нервно ставит еду на стол и уходит, надеясь, что не слишком выдал свои чувства.

***


Когда в следующий раз Уилсон буквально влетает к нему в кабинет, окрыленный новыми мыслями, его первая мысль: "Лучше бы я сделал это позже". Во взгляде снова мелькает ревность и даже неверие, но он быстро берет себя в руки.

— Это не то, что ты подумал, - говорит ему Хаус, и Джеймс кивает. Ведь правда, не то.
Уилсон отчаянно ищет правду или очередной подвох, поэтому выкладывает свои мысли начистоту и ждет реакции.

— Я не делал тест, - настаивает Хаус.

Когда Уилсон хочет возразить, в кабинет заходит Кэмерон. Она, явно смутившись, докладывает о состоянии пациентки и быстро уходит, бросив на «массажистку» какой-то странный, обвиняющий взгляд. Уилсона почему-то радует ее реакция — или то, что Хаус больше не наслаждается массажем — и он уходит, не желающий больше говорить на эту тему.

***


Сидя в своем кабинете после завершенного дела, Хаус размышляет над поведением Уилсона. Просто ревнует? Подозревает, что между ними что-то было в юности? Тогда причем тест ДНК? Ну, конечно, тест! Хаус быстро встает с кресла.

***


Дверь открывается с резкого удара тростью.

— Ты ревнующий и завистливый идиот, - заявляет Хаус с порога, и Уилсон поднимает голову в ожидании продолжения.

Грег садится на диван и продолжает:

— Мало того, что ты ревнуешь без причины, еще и обижаешься.

Уилсон не хочет попадаться на его уловки и отвечает, как можно осторожнее:

— Я ничему не завидую. Сейчас заканчиваю, и мы можем пойти домой.

Хаус встает и подходит к столу.

— Да брось, Уилсон. Ты же не понимаешь, почему я не сделал тест, верно? Тебя терзает любопытство?

— Меня терзает не любопытство, Хаус, - стараясь сдержать себя, отвечает Джеймс.

Хаус останавливается ровно напротив Уилсона, собирающего вещи, и заглядывает ему в глаза.

— А что тогда? Думаешь, что я нарочно тебе лгу, а сам уже давно знаю правду и плюс все тайны мира?

— Да мне плевать, сделал ты тест или нет! - повышает голос Уилсон.

Хаус саркастично поднимает брови, и Джеймс хватает пальто, смущенно потирая шею.

— Мы можем идти домой, - объявляет он с нажимом, наблюдая за замершим у его стола Хаусом.

Размышляющий, полностью сосредоточенный Грег обычно сулит гениальные, но никому не нужные и по большей части неприятные выводы. Но когда ты к этим выводам готов, думает Джеймс, у тебя есть время придумать ответные аргументы.

— Ты не просто ревнуешь... - начинает Хаус, приближаясь к нему, и Джеймс ухмыляется, но не перебивает.

— Ты не просто удивлен. Ты оскорблен.

Оба понимают, что он прав, и Уилсон в этот раз не желает спорить.

— Да, черт возьми. Ты не сделал тест, только потому что он «тебе запретил»! Сколько вещей я прошу тебя не делать, а ты делаешь только из принципа! - вскидывая руки, отвечает он. - Ты не можешь пойти мне навстречу, хотя мы с тобой живем вместе, спим вместе, а какому-то старому другу, которого ты не видел сотню лет, ты хранишь поразительную преданность!

Хаус жадно всматривается в его лицо, ловя каждое слово и движение, как будто Уилсон — интересная загадка. Быстро выпустив пар, Джеймс растерянно смотрит на Хауса в ожидании дальнейших действий с его стороны. Грег подходит еще ближе и хищно улыбается:

— Вау, Джимми, обожаю тебя злить.

Их поцелуй жаркий и нежный одновременно. Уилсон обижен и расстроен результатом разговора, Хаус, кажется, всем предельно доволен. Прижатый к стене и все еще одетый в пальто, Джеймс кусается чуть сильнее, чем требуется, и Грег, охнув, говорит:

— Я сделал тест, Уилсон, сделал, - будто заглаживая свою вину, он целует его в шею. - Но ничего им не сказал. Оба уверены, что родственники, - и прикусив язык, Грег продолжает поцелуй, по большей части лишь для того, чтобы прервать очередной психологический сеанс на тему «каким ты можешь быть хорошим человеком, Хаус».

Четвертый сезон, пятая серия; Хаус пристает к Уилсону

Четвертый сезон, пятая серия; Хаус пристает к Уилсону

Они идут по коридору в сторону аудитории, обсуждая интересного пациента Хауса. Уилсон сочится самодовольством, весело рассказывая про особенность зеркального синдрома.

— В наших отношениях главный я, - на вид серьезно заявляет Уилсон и уже готовится к возражениям со стороны Хауса.

— Там шла операция, ты был хирургом в тот момент, - возмущенно спорит Хаус.

Джеймс искренне радуется во время таких вот перепалок.

— Ты бы мне шмотки из стирки забирал, если бы я попросил, - парирует он и улыбается.

— Ну попроси, - передразнивает его наглый тон Хаус, и его глаза лукаво блестят.

Грег открывает дверь и пропускает довольного Уилсона вперед. Обнаружив совершенно пустую аудиторию и надпись на доске, они удивленно переглядываются, и в глазах Хауса мгновенно отражается напряженный мыслительный процесс.

Они уже поворачиваются к выходу, и Джеймс почти касается ручки двери, когда Хаус резко разворачивает его за плечо и толкает назад. Уилсон, неплохо приложившись спиной и затылком, удивленно распахивает глаза. Хаус жестко целует его, еще сильнее прижимая к двери, и грубо хватает его двумя руками за задницу, протискивая колено между его ног и притягивая его бедра ближе к себе. Уилсон давится вздохом.

— Ты любишь подчиняться, - говорит Хаус и кусает его за ухо, - любишь, когда тебя жестко...

Уже проникнувшийся ситуацией Уилсон издает смешок, и Хаусу кажется, что он слышит довольство.

Уилсон лениво отвечает на эти поцелуи-укусы, подставляясь под ласки и млея от его настойчивости. Он знает, что Хаус сейчас преследует другую цель, и его активное участие не требуется.
Одна рука Хауса продолжает гладить его ягодицу, спускаясь к промежности и дразня короткими ногтями через брюки. Джеймс подается назад, но его тут же притягивают обратно, и он издает короткий стон от соприкосновения члена с бедром Хауса. Грег усмехается и целует его в шею, свободной рукой лаская его спереди.

Когда стоны становятся чаще и громче, Хаус отстраняется, и бессознательно Уилсон тянется за ним.

— Я главный, - усмехается он снова, обводя взглядом дело рук своих, и Уилсон готов поклясться, что не только торжество мелькает в его глазах.

Хаус уходит, а Джеймс сует руки в карманы, чтобы прикрыть полами халата свое возбуждение. Он знает, что, если бы Хаус был действительно главным, этой сцены бы не было.

Пятый сезон, двадцать четвертая серия; Уилсон и его мастерство

Пятый сезон, двадцать четвертая серия; Уилсон и его мастерство

Когда Хаус приглашает Уилсона помочь, Тауб удивляется, но ничего не говорит. Вся команда уважает Джеймса Уилсона, и Хаусу лучше знать, какие у того умения.

***

Хаус бросает быстрый взгляд на Джеймса и возвращается к монитору. Уилсон уже дал понять, что не уверен, что нужно делать, но Хаус ждет. Ведь отрицательный результат...

— Ну, скажи уже что-нибудь, - подталкивает Грег, и Уилсон пытается что-то придумать.

Сам Хаус не знает, что говорить, но снова подстегивает Уилсона. Онколог говорит что-то, явно соображая на ходу, и кидает на Хауса недовольный взгляд. То, что Грег заинтересован больше пациента и втайне восхищен его умением, Джеймс, конечно, не замечает.

— Правому полушарию нравится то, что он говорит: ни единого движения за все время сканирования, - сообщает Грег пациенту в микрофон.

По-прежнему, отрицательный результат...

***

Нравится что или как, отвлеченно думает Хаус. Ему самому всегда нравилось, как говорит Уилсон. Иногда он несет чушь, но чушь логичную с его совестливой, заботливой и гиперпереживающей точки зрения. Часто Джеймс несет чушь и занудствует одновременно, но его речь «осеняет» больше, чем что-либо другое. Хаус может слушать его краем уха, засматриваясь на Уилсона, когда тот говорит, но определенные, нужные вещи он вылавливает без труда.
Иногда бывает и так, что Хаус смущает Уилсона своим отсутствующим и каким-то глубоким взглядом, направленным прямо на него. Уилсон до сих пор не может понять, как во время любой его речи Хаус умудряется терять мысль и глупо пялиться на него. Но также Уилсон умалчивает, что благодаря этому, иногда Хауса удается развести на что-нибудь, на что его вообще сложно уговорить. Ну, а уж то, что его бессмысленные, по мнению Грега, разговоры спасают жизни, пусть и косвенно, не может не радовать. И в очередной раз, когда Хаус смотрит как-то странно, явно пребывая в своих мыслях, Уилсон просто целует его, давая понять, что разговор не окончен, но отложен. До тех пор, пока Хаус не научится слушать.

Шестой сезон, седьмая серия; Хаус - хороший друг

Шестой сезон, седьмая серия; Хаус - хороший друг

Хаус зачитывает отрывки из речи Уилсона с листа, при этом отлично владея аудиторией.
Как только Джеймс заходит в зал и начинает прислушиваться к словам с трибуны, Хаус убирает листок и говорит, поймав его взгляд:

― Я был не прав, когда это писал. Я всегда делаю все, что в моих силах, и я не умею отклоняться от ответственности.

Уилсон не верит, что Хаус говорит это.

― ...Я знаю, что сделал для пациента все, что мог, и что он тоже это знал...

***

Уилсон, все еще злой, не понимающий истинные мотивы Хауса, проходит вслед за ним на веранду. Он уже готов наорать как следует, но Форман сказал...

― Спасибо, что передал. Продолжай.

И Уилсон устраивает ему разнос за то, что тот украл его речь, когда Джеймс решился заявить открыто такую важную вещь. Это было решением не пяти минут, и Уилсон расстроен, зол и сбит с толку.

― ...Решился на крутой и тупой шаг, решил стать героем, тогда да, прости, я все испортил, - говорит ему в ответ Хаус, и Уилсон понимает, что он снова прав.

― Ты перешел черту, - не сдается Уилсон, хотя бой явно им проигран. - Это не тебе было решать!

Хаус отвечает для себя слишком эмоционально, но прерывает свою мысль на полуслове. Выражение его лица тут же меняется, он тянется за телефоном, и Уилсон поджимает губы, немного обиженный на такое неуважение к себе.

― Конечно, мы даже ругаться не можем, когда мне удобно.

***

Уилсон подходит к Хаусу, когда тот смотрит на счастливую семейку Кадди и Лукаса. Грег что-то шутит, но Джеймс полон решимости ему все сказать сразу.

― ...То, что ты мне сказал с трибуны... Спасибо, - говорит он в заключение и целует его.

На улице они обычно не проявляли своих чувств, но сейчас происходит то, что происходит, и Хаус чувствует те эмоции, что Уилсон не облек в слова, и позволяет ему ощутить глубину тех чувств, что испытал сам.

Он определенно хороший друг.

Шестой сезон, тринадцатая серия; неудачные проделки Лукаса

Шестой сезон, тринадцатая серия; неудачные проделки Лукаса

Они сидят на полу уже третью ночь подряд. Это неудобно, Уилсон устал и хочет спать. Но так же не спящий Хаус заставляет его сидеть на месте.

— Я ухожу, - говорит Уилсон, поднимаясь с пола, но Хаус тут же его хватает за рукав.

— Для двух ночей это было забавно, Хаус, но теперь это уже мука: спать не даешь, но ничего не происходит... - объясняет Уилсон, но его грубо тянут вниз и целуют.

— Так интересней? - спустя пару минут спрашивает Хаус, разрывая поцелуй и возвращаясь к нему снова, чтобы Уилсон не смог ответить. Потому что ему и не нужно отвечать, его заинтересованность вполне очевидна. И Джеймс думает, что это не так уж плохо и даже романтично. Целоваться с Хаусом на полу, в сумраке ночной квартиры, ожидая неизвестно чего или кого. Когда еще такое будет? И можно даже рискнуть и попросить большего. Что Уилсон и делает, запустив руку под пижамные штаны Хауса и погладив его член через ткань трусов. Хаус меняет позу, завалив Джеймса на пол, и наваливается сверху. Тот слегка улыбается и продолжает гладить его, периодически сменяя ласки, вызывая все более громкие стоны. Когда Хаус перехватывает его руку и уже собирается что-нибудь предложить: остаться здесь или пойти в спальню, — срабатывает система противопожарной безопасности, и их заливает водой.

Уилсон вскакивает на ноги и бежит к телевизору, хватая со стола две маленькие салфетки. Он понимает, что это глупо, и зло кидает их на пол. Хаус, наблюдающий за этими манипуляциями, улыбается, заинтриговано блестя голубыми глазами. В них плещется азарт напополам с легким восхищением.

— А этот парень хорош! - заявляет он с улыбкой, и Джеймс злится еще больше.

— Он залил нашу квартиру, испортил ванную, а ты веселишься!

Хаус обходит стол и приближается к Уилсону, который без толку пытается стереть с лица воду и осмотреть квартиру. Грег останавливается в полушаге от него и ловит взгляд. Физическое, а теперь и эмоциональное возбуждение явно читается в его глазах, когда он снова целует Уилсона. Тот поддается, потому что это все еще романтично, но ненадолго, потому что квартиру все еще заливает, Хаус!

Уже после отключения воды и долгих попыток привести квартиру в порядок и спасти по возможности вещи, Уилсон говорит:

— Поезжай в гостиницу, отоспись. А завтра я вызову специалистов, и ты за все мне заплатишь, Хаус.

Сам Грег, все это время сидевший на накрытом сухим полотенцем столе, улыбается, продолжая наблюдать за Джеймсом. Если кто и пытался нагадить Хаусу и поссорить их с Уилсоном, то у него ничего не вышло.

А после той подножки Уилсон вовсе перестал злиться и возжелал отомстить еще больше. Потому что физические увечья — это уже чересчур.

Седьмой сезон, двадцать вторая серия; Хаус и Уилсон переходят на другой уровень отношений (не ER)

Седьмой сезон, двадцать вторая серия; Хаус и Уилсон переходят на другой уровень отношений (не ER)

Уилсон сидит в кресле, одновременно желая и не желая, чтобы Хаус проснулся. Ему безумно жаль, что он не услышал этот чертов звонок прошлой ночью. И сидеть у его кровати — это меньшее, что он может сделать для Хауса и для того, чтобы успокоить свою совесть.
Уилсон здесь уже несколько часов, и его внешний вид дает об этом знать: пиджак снят, рукава рубашки закатаны, прическа не так идеальна, как с утра. Медсестры косо смотрят на него с тех самых пор, как поняли, что он не на пять минут заскочил. А ему плевать. Тысячу раз плевать на такую мелочь, когда Хаус чуть не умер.

Уилсон за это время многое успел передумать, но главное, как всегда, одно: Хаусу нужно что-то менять. Жить, уничтожая себя, больше нельзя.
"В следующий раз он не выкарабкается", - с отчаянием думает Джеймс и отгоняет эту мысль, закрывая глаза в попытке успокоиться. В таком нервном состоянии его и застает Хаус, проснувшись. Грег проверяет свою ногу, а потом несколько секунд просто смотрит на уставшее измученное лицо Уилсона, поджав губы.

— Тебе повезло, - говорит Джеймс.

— Что ты здесь делаешь? - спрашивает Хаус, пряча за недовольством свои эмоции.

— А ты ждал кого-то другого?

И Уилсон знает, что да. Думает, что знает. И в ответ на очередную шутку Хауса он устало встает с кресла и зачитывает вслух письмо, оставленное дочкой Кадди. Хаус мигом теряется и ляпает первое, что приходит в голову. Джеймс делает вид, что не замечает этого, и подает ему бутылку.

Хаус отбивается от его помощи, немного неловко хлестая Джеймса по рукам с видом оскорбленной невинности. Уилсон, скрипя зубами, разрешает ему встать самому и еле сдерживает себя, чтобы не подхватить его в ту же секунду. Когда попытка Хауса терпит крах, Джеймс поддерживает его под руку, обнимая за спину и за грудь. Хаус делает первые неуверенные шаги, Уилсон останавливается и говорит:

— Нужно что-то менять, Хаус.

— Начнем с наших отношений?

В голове Джеймса мелькают мысли, что бы это могло значить, пока Хаус смотрит ему в глаза, давая время это осмыслить. А потом наклоняется и целует мягко, словно на пробу. И Уилсон мог бы отойти, врезать ему по лицу или просто дать понять, что это лишнее. Но если Уилсон отстранится, то Хаус рухнет на пол. Именно это и не дает ему испугаться, оттолкнуть или повести себя неправильно как-то иначе.

Уилсон отвечает на поцелуй спустя несколько секунд, в которые он не может не подумать о том, насколько правильно они поступают. Но губы Хауса шершавые и не очень уверенные, и устоять почти невозможно. А о том, верный ли это поступок, они подумают в другой раз.

Восьмой сезон, вторая серия; примирение

Восьмой сезон, вторая серия; примирение

Когда они видятся в первый раз через долгий тяжелый год, Уилсон старается не выглядеть взволнованным. Они долго смотрят другу в глаза, пытаясь донести каждый свое. Если взгляд Хауса тяжелый и серьезный, то взгляд Уилсона немного удивленный и злой. А может быть, уставший, Хаус пока не решил.

Чтобы отвлечься, оба переключаются на легкие, которые стали «пациентом» Хауса в этот раз. И эта мелкая — бывало гораздо хуже — перебранка злит Уилсона еще больше, потому что Грег так и не изменился. А Хауса злит то, что Джеймс вообще на это надеялся.

Когда Хаус в своей обычной манере ставит всех на место и все собираются на выход, Уилсон кидает на него последний взгляд и уходит, не обращая внимания на то, как выжидательно пялится на него Грег.
Удивленный и непонимающий происходящего, Хаус догоняет Джеймса в коридоре.

— Мы больше не друзья, - говорит Уилсон, надеясь, что Хаус поймет и примет его решение.

Хаус несколько секунд стоит в ступоре, а потом в его голове созревает единственно верный план: спасти эти чертовы легкие, чего бы ему это ни стоило.

***

Уилсон ужасно четко осознает, что никак без него не может. Романтичная песня Селин Дион, разговор по телефону, сэндвич, все эти сладкие намеки — да Хаус обхаживает его. И у Джеймса сжимается сердце. За этот год он, казалось, твердо решил: с него хватит дурацких выходок, нервотрепки и пустых переживаний. Хаус не изменится. И осознание этого факта в тысячный раз помогает ему воздержаться от лишнего общения с ним.

***

Он, бесконечно уставший, переживающий и немного злой, находит Хауса в туалете. Ему нужно на ком-то отыграться, и Грег пока единственный, кому можно хоть что-то предъявить. Вместо облегчения Уилсон чувствует еще большую злобу, но по большей части на себя: он сдался вместе с ней, а Хаус помог ему понять, что он должен биться до конца.

Затея Уилсона срабатывает, и он заставляет пациентку жить еще хотя бы некоторое время. Впервые за этот день Джеймс чему-то рад. И этой радостью он обязан Хаусу. Ну, конечно...

***

Джеймс с трудом находит Хауса в кабинете для МРТ.

— Все под контролем, я ушел в себя, - с ироничным подмигиванием поясняет Хаус и жмет на кнопку.

Уилсон слегка улыбается и нажимает на кнопку снова. Грег уже не сопротивляется.

— Ванесса согласна на искусственную вентиляцию, - сообщает он, и Хаус заинтересованно приподнимается в ожидании продолжения. - Ты был прав, что тогда подстегнул меня. Спасибо.

Хаусу всегда нравилось смущение Уилсона, но сейчас Грег слишком боится ошибиться.

— Значит, мир? - неуверенно спрашивает он.

— Я просто зашел сказать спасибо, - спокойно отвечает Уилсон и уже собирается уйти.

— Ты мне нужен, - глубоко вздохнув, кидает ему в спину Хаус за несколько шагов до двери, и Уилсон поворачивается. - Мне с тобой хорошо. И, если ты, положив руку на сердце, скажешь, что я тебе не нужен и тебе со мной плохо, я это приму.

Он раскрыл все карты в своей попытке отчаянно его вернуть. Хаус сейчас беззащитен как никогда.

Но он не изменился. Люди не меняются. Не меняются... Уилсон старается скрыть нежность и волнение, слушая дальше.

— Просто сделай то, что тебе поможет перебороть это: дай мне по морде, пни по яйцам... Или — или! И то, и то — перебор.

Хаус смотрит на него с нескрываемой тревогой, и Джеймс почти сдается. Но люди не меняются...

— Видишь ли, Хаус... Ты мне не нужен, - безбожно, но уверенно лжет он, для достоверности выдержав тяжелый взгляд.

Когда за ним закрывается дверь, Уилсон низко опускает голову, чтобы забыть эти чертовы голубые глаза.

***

Уилсон твердой походкой входит в его кабинет. Его лицо выражает отчаяние напополам с сочувствием, и Хаус знает, что это значит. Удар приходится в челюсть, Грег валится на пол. Джеймс выглядит несчастнее, чем сам пострадавший, и, когда он скромно предлагает ужин, Хаус готов счастливо улыбнуться. Но нормально улыбаться, а также есть он не сможет еще ближайшие сорок минут.

***

Когда Уилсон приходит, на часах уже десять. Он неровной походкой проходит в квартиру и ставит на стол пакет с едой.

— Да ты набрался! - с азартным удивлением замечает Хаус. - Что за повод?

Уилсон останавливается в полушаге от Грега.

— Грегори Хаус, я официально заявляю: я никак не могу выкинуть тебя из своей жизни! - объявляет он, глядя прямо в глаза, и Хаус пугается.

— Ты чего это, Уилсон?

Джеймс подходит еще ближе и выдыхает в сантиметре от губ Хауса. Грег неосознанно задерживает дыхание и уже почти сам тянется за поцелуем, когда это делает Уилсон. Не встретив сопротивления, Уилсон целует жадно и немного грубо, но все же стараясь доставить удовольствие. Не прерывая поцелуя, он срывает с Грега рубашку, и Хаус теряется под его напором. Джеймс слегка толкает его в грудь, и они перемещаются к дивану. Еще один толчок в грудь — и Хаус садится, а Уилсон пристраивается сверху. Он снимает с Хауса футболку и, осыпая поцелуями все, до чего может добраться, жарко шепчет:

— Блять, Хаус, как я скучал. Все это время так переживал... Хотел даже прекратить с тобой общение. Да где там...

Хаус тонет в этом горячем шепоте, обоюдном желании и берущих верх эмоциях. Он крепко прижимает к себе Уилсона и подставляется под его настойчивые ласки.

***

Утро встречает Хауса легкой болью и пустой постелью. Он, неуверенно ступая на обе ноги, заходит на кухню, где возится Уилсон.

Джеймс нервно оглядывается и тут же отворачивается, из чего Хаус делает вывод, что сейчас будет разговор на тему: «Давай все забудем».

— Послушай, Хаус, насчет того, что было вчера...

— ...Давай все забудем? - подсказывает Грег, с удовольствием замечая разочарование напополам с облегчением в его глазах.

— Да, - удивленно отвечает он.

— Нет, Уилсон. Я не намерен больше тебя терять, - и, чтобы поддержать немного ошарашенного друга, добавляет: - Мы справимся.

Восьмой сезон, четырнадцатая серия; неудачный ужин с мамой и ее "сожителем"

Восьмой сезон, четырнадцатая серия; неудачный ужин с мамой и ее "сожителем"

Эта история с «отцом» и матерью Хауса жутко раздражает и волнует Джеймса. Он переживает за Грега, ему не нравится то, что его мать захотела объединить «семью» вообще и именно сейчас. И сидя в ресторане напротив парочки «молодоженов», Уилсон думает, что это было глупостью — звать их всех на ужин. Даже лучше, если Хаус не придет.

— Он придет, - заверяет их Блайт.

Хаус заявляется как раз в тот момент, когда Томас начинает выдавать пошлые шутки, и Уилсону становится неловко.

— Мама, мамин сожитель, - торжественно заявляет Грег, - знакомьтесь: Доминика, моя жена.

Уилсона передергивает от этой фразы, но он не подает виду, продолжая удивленно смотреть то на родителей, то на «супругов». Они усаживаются за стол, и Хаус поясняет:

— Джеймс убедил меня, что в отношениях главное — открытость и честность, - говорит он, лукаво поглядывая на Уилсона. Тот снова вздрагивает от звуков своего имени из его уст.

Все смотрят на него так, будто он виноват во всех смертных грехах, и ему правда становится стыдно. Вот же черт.

***

Джеймс злится, слушая, как Хаус рассказывает об их с Доминикой семейной жизни. Иногда они действительно проживают вместе, и Уилсон жутко ревнует, хотя старается это скрывать.

Этот ужин абсурден и логичен одновременно: Хаус вываливает на мать и его «сожителя» свои секреты, а она реагирует совершенно спокойно. За этим столом все — даже Грег немного - стараются вести себя правильно, и Уилсона это почему-то раздражает.

Хаус намекает на то, что пора бы маме выдать самую главную тайну, но она как нарочно не понимает намеков. И Уилсон знает, что Хаус сейчас выкинет какой-нибудь финт, за который ему, Уилсону, будет жутко стыдно

— Это невозможно! - восклицает Томас спустя несколько секунд.

И тогда Хаус поднимается со стула и расстегивает ремень. Все дружно пялятся на то, как он снимает боксеры и демонстрирует... родинку. Уилсон сглатывает, но вряд ли от удивления. Он переводит взгляд на пару напротив в ожидании их реакции, и это не то, что он хотел бы услышать.

— Так этот чертов псих — мой сын?! - возмущенно спрашивает Томас, и Блайт тут же вступает в спор.

Уилсона очень злят резкие высказывания, звучащие в адрес Хауса, но он произносит спокойно и примирительно:

— Давайте все успокоимся.

— А теперь что, ты глянь, - продолжает Томас, - социопат на колесах!

Блайт пытается его угомонить, оскорбленная его словами не меньше, чем Джеймс, но он не слушает, и они ругаются все громче и громче. Хаус заметно замыкается в себе, и Уилсон уже почти выходит из себя, когда Томас встает из-за стола:

— Меня сейчас удар хватит. Это - мой сын?! Пойду проветрюсь.

— Извините, я сейчас, - говорит Уилсон через несколько секунд после его ухода и тоже встает.

Он быстрым шагом нагоняет Томаса почти в дверях ресторана, окликает его по имени и бьет кулаком прямо в нос. Удар выверенный, и мужчина падает на пол с глухим стоном.

— Никто не смеет про него так говорить, - шепчет Джеймс ему в лицо и отстраняется.

К этому моменту Блайт, Хаус и Доминика уже подбегают к ним. Уилсон извиняется за испорченный ужин, хватает свое пальто с вешалки у входа и быстро покидает зал. Хаус смотрит в глаза удивленной и расстроенной матери, затем выходит вслед за Уилсоном.

***

Хаус садится к нему в машину и несколько секунд вглядывается в его лицо.

— Тебе не стоило этого делать, - говорит он через некоторое время, смотря прямо перед собой.

Уилсон жестко усмехается.

— Я и сам могу решить, что мне делать. Или тебе жаль «папочку»? - раздраженно спрашивает он, но тут же тает под уставшим, но каким-то нежным взглядом Хауса. - Никто не смеет про тебя так говорить.

— Но это правда, - немного удивленно отвечает Грег.

— Нет! - со злостью выкрикивает Джеймс. - Это только лишь то, что все хотят видеть и что ты им демонстрируешь!

Уилсон прерывает себя, слишком взвинченный, чтобы говорить спокойно, и слишком усталый, чтобы вообще продолжать этот разговор.

— Я собираюсь домой, могу подбросить тебя, - жестко бросает он, вставляя ключ зажигания и полностью концентрируясь на дороге.

— Стой, Уилсон, - внезапно обрывает его Хаус и кладет ладонь ему на колено.

Джеймс вздыхает и поворачивается к нему. Хаус смотрит несколько выжидательно и, видимо, ничего не собирается говорить. Уилсон отворачивается.

— Когда я говорил о честности и открытости, я имел в виду, что ты им расскажешь о нас, а не... - он осекается, но продолжает, - а не о своей фиктивной жене.

— Господи, Уилсон! - неожиданно весело говорит Хаус. - Да ты ревнуешь! Я уж было подумал, что тут что-то более серьезное.

— Ну да, - бросает он в ответ и поворачивает ключ зажигания.

— Уилсон, - окликает его Грег и проводит ладонью вверх, не дразня, скорее, успокаивая. - Не думал, что ты можешь завестись на пустом месте. Я, конечно, знаю о твоей маниакальной заботе и нескончаемом беспокойстве о близких и не очень, но сейчас ничего же не случилось!

И Уилсон с ужасом понимает, что действительно ничего не произошло.

— Я просто устал, - немного смущенно оправдывается он и трогается с места, полностью переключившись на дорогу.

***

Они приезжают домой к Джеймсу и сразу идут в постель. Уилсон думает, что им бы лучше сразу лечь спать, но Хаус так нежен и не настойчив, стремится успокоить его после трудного дня, показать действиями то, что ему сложно сказать словами, что Джеймса снова посещает мысль о том, что Хаус лучше, чем хочется казаться.

@темы: слэш, грегори хаус, фанфики, хаус/уилсон, джеймс уилсон

---

Еще один фанфик.

[Saviliya]

Фэндом: House M.D.
Пейринг: Грегори Хаус/Джеймс Уилсон
Рейтинг: R
Размер: Мини
Жанры: Слэш, ER (Established Relationship), драма
Предупреждения: ООС
Дисклеймер: Все герои не мои, мне ничего не принадлежит.
Размещение: Пришлите, пожалуйста, ссылку.
Саммари: Хаус узнает, что Уилсон ему изменил. Что они будут делать? И как поступит Кадди?
От автора: Ангст ради happy end`а. Но автор искренне надеется, что Уилсон Хаусу все же не изменил бы.

Уилсон открывает дверь своим ключом. Квартира встречает его негромким бормотанием телевизора и спящим на диване Хаусом. Джеймс проходит в спальню как можно тише, но не разбудить Хауса ему не удается. Поэтому, переодевшись, он присаживается к нему на диван и прикрывает глаза, утомленно выдыхая. Хаус ждет, когда Уилсон будет готов и сам начнет разговор.

— Как дела? – через некоторое время спрашивает Уилсон.

— Отлично, - коротко отзывается Хаус, и Джеймсу кажется, что он слышит неохоту говорить.

— Как твой пациент?

— Умирает.

Разговор не клеится, и Уилсон снова вздыхает, кивая в ответ.

— Кадди заходила, - спустя минуту небрежно бросает он, но Грег знает, что эта небрежность показная и дальше наверняка последует что-то серьезное – в данном случае нравоучения. - Сказала, что ты не отработал свои часы в клинике. Опять. А еще она сказала, что ты вынудил ее дать тебе рецепт на викодин.

Хаус саркастично фыркает, немного удивленный столь неактуальной темой очередной выволочки, и пытается устроиться на плече Уилсона. Тот его решительно отталкивает.

— Послушай, Хаус, я понимаю, что ты уже наплевал на себя, на свое здоровье, понимаю, что ты ни о ком, кроме себя, не думаешь, но просить у Кадди рецепт – это уже слишком, - немного запальчиво заявляет Джеймс, повернувшись к Хаусу лицом. - Она и так прикрывает тебя, потому что знает, что ты спасаешь людей. Но долго это не продлится. Лишняя таблетка – и ты перестанешь отдавать себе отчет в своих действиях. Я вообще удивляюсь, как твоя печень еще жива! – он осекается, потому что чувствует, что явно перешел границы обычной тирады в стиле хаус-ты-гробишь-свою-жизнь, рискуя теперь продемонстрировать свои настоящие, более серьезные чувства к Хаусу, которые никто из них пока не готов принять. – Отчитывать тебя бесполезно...

— Но ты почему-то это делаешь…

— Но вскоре, - не обращая внимания на его реплику, продолжает Уилсон, - тебе никто не будет выписывать эти чертовы рецепты, потому что ни я, ни Кадди, ни кто-то из твоей команды не хотим тебя убивать. И что ты тогда будешь делать? Раз-другой ты обведешь вокруг пальца аптекаря, а потом? Тюрьма за воровство? Ты можешь придумать какие-то обходные пути, но я в этом участвовать не буду!..

— Что-то ты разошелся, Уилсон, - замечает Хаус и кладет ладонь ему на колено, чтобы немного успокоить.

— Подожди! – слишком резко говорит Уилсон, скидывая его руку. - Я не буду играть в твои игры, Хаус. Что бы ты там не собирался делать, я тебе помогать не буду. Считай, что твой иммунитет в виде нас с Кадди отказывается тебя защищать и потакать тоже...

Внезапно лицо Хауса приобретает странное выражение, глаза его расширяются, а дыхание замедляется.
— Что? – негромко спрашивает Уилсон, увлеченный своей речью, он не сразу соображает, что снова «осенил» Хауса.

Ничего не объяснив, Хаус хватает телефон и быстро набирает номер. Поговорив с Чейзом не больше минуты, Грег бросает трубку.

Джеймс, растерявший всю свою резкость и злость, немного глупо смотрит на довольного Хауса, который только что спас человека.

Грег с удовольствием смотрит на сбитого с толку Уилсона, отмечая в его лице усталость, удивление и легкую неловкость. Он раздумывает над тем, поцеловать его или заставить еще немного помучиться, но спустя несколько секунд желание сделать первое пересиливает, и Уилсон удивляется – уже в который раз за вечер – его напору и нежности.

Они целуются пару минут. Грег иногда переходит легкими короткими поцелуями на подбородок и шею, поглаживая руками его спину под футболкой. У Уилсона вырывается тихий выдох, и Хаус слегка прикусывает его нижнюю губу. Когда поцелуй становится уж слишком горячим, Джеймс говорит, переводя дыхание:

— Нужно поужинать…

— К черту ужин.

***


Уилсон привычно заходит к Хаусу в кабинет в свой перерыв. Тот недавно поставил диагноз особенно сложному пациенту и еще не мучается от скуки, но уже бездельничает. В эти дни у обоих было много дел, и они толком не могли даже поговорить.

Протягивая Хаусу стаканчик кофе и присаживаясь на стул, Уилсон начинает какой-то ничего не значащий, но такой нужный им разговор. Они болтают, и Джеймс делает вид, что не замечает чересчур внимательно следящих за ним голубых глаз. Когда перерыв заканчивается и Уилсон собирается уже уходить, Хаус поднимает на него взгляд и отчетливо говорит:

— Ты с ней переспал.

На секунду у Джеймса останавливается сердце и резко учащается пульс.

— С кем? – слишком резко спрашивает он, заставляя свой голос звучать спокойно.

— С молоденькой сестричкой своей раковой.

— Я не понимаю…

— Заткнись, Уилсон! – внезапно повышает голос Хаус, заранее готовый к его жалким оправданиям. – Мы оба знаем, что переспал. И как она? Понравилось утешать несчастную, горюющую девицу? Долго обхаживать пришлось?

Уилсон не может успокоить бешеное биение сердца и низко опускает голову, не желая слышать все это.

— Я… я…

— Что? – снова кричит Хаус. – Не смог смотреть, как она страдает, и угостил ее кофе? Да так перестарался, что отымел?!

— Хаус, я…

— Пошел вон.

Уилсон догадывался, что услышит эти слова, но все равно удивленно вскидывает голову.

— Пошел вон! – громче повторяет Грег и упрямо смотрит на Уилсона, пока тот не уходит из его кабинета.

И когда за ним закрывается дверь, Хаус зло бьет кулаком по столу.

***


Уилсон приходит к нему в кабинет спустя два дня. Он слишком взволнован, чтобы присесть, и слишком смущен, чтобы смотреть в глаза. Хаус не обращает на него внимания.

— Послушай, Хаус… Она тогда нуждалась в поддержке, ей было тяжело. Я подвез ее домой, она сказала, что не хочет оставаться одна. - Уилсон и сам понимает, что его слова звучат жалко, но не попытаться всё исправить он не может. – Это ничего не оправдывает, но, Хаус… Грег…

Наконец, Хаус поднимает на него взгляд и немного саркастично говорит:

— Оставь эти пламенные речи для своих миссис Уилсон. Я – не одна из них. А теперь вали.

Уилсон смотрит отчаянно и грустно, но отступать не намерен.

— Хаус, я правда очень сожалею… Не знаю, что на меня нашло. Она была такой несчастной и ей нужен был хоть кто-то! Мы тогда не виделись с тобой почти. Это не имеет никакого значения, я… Прости меня.

Уилсон смотрит в лицо Хаусу, пытаясь заметить хоть какой-то эффект, произведенный его словами, но не видит ничего, и тогда произносит еще раз:

— Прости меня.

Лицо Хауса на секунду смягчается, и Уилсону кажется, будто тот сейчас его действительно простит.

— Я тебе не верю, - выделяя каждое слово, пугающе холодным тоном отвечает Хаус, и в груди Джеймса что-то обрывается.

Он еще недолго смотрит на него с какой-то печальной безнадежностью, а потом закрывается в себе, отрывисто кивает и уходит.

Больше Уилсон не приходит к нему в кабинет ни на следующий день, ни на тот, что после него.

***


Джеймс бы и рад на несколько дней отвлечься от их с Хаусом ссоры, не видеть ни самого Хауса, ни его команду, но работа и расположенные рядом кабинеты этого не позволяют. Первые дни их не-общения Хаус не появляется и в пяти метрах от него, посылая за консультацией своих утят. Те сначала не обращают на это внимания, потом начинают задавать вопросы. Уилсон уверен, что не одному ему. Кэмерон как-то бросает вскользь, что Хаус много на них кричит, и не мог ли бы Уилсон как-то на него повлиять, на что Джеймс тяжело вздыхает и говорит, что ничего не может сделать.

Спустя неделю Хаус со снимком в руках заявляется в его кабинет сам. Уилсон мгновенно настораживается, но виду не подает, и они несколько минут обсуждают вероятность рака у хаусовского пациента.

Он уходит так же стремительно, как пришел, и Уилсон думает, что это хороший признак.

Он понимает, что ошибся, когда Хаус нагоняет его в очереди в кафетерии и случайно обливает кофе. В случайности этого небольшого происшествия Уилсон не сомневается.

Уилсон почти сохраняет спокойствие, когда Хаус аккуратно уводит у него из-под носа порцию картошки фри и стейк.

Но Джеймс кричит, когда Хаус подменяет анализы его пациента.

Уилсон приходит в свой кабинет и замечает папку на столе. Он недавно запросил анализы мистеру Оланду, и это, должно быть, они. Джеймс кидает взгляд на часы - встреча через десять минут, – и открывает папку.

Сообщить, что у него тоже рак, сложно, и мистер Оланд верит не сразу. Но когда тот все же перестает проклинать себя, эту больницу, а в частности – Уилсона, и соглашается на лечение, приходят еще одни результаты.

— Но я уже получил его анализы, папка лежала у меня на столе, - говорит Джеймс медсестре.

— Вы просили перепроверить, и результаты готовы только сейчас, - упрямо отвечает она, протягивая лист.

Уилсон принимает из ее рук анализ, и в его голове вспыхивает мысль.
Как только он читает диагноз: "рака нет", эта мысль укрепляет свои позиции, и Уилсон вылетает из кабинета, сбивчиво извиняясь перед мистером Оландом.

— Какого черта ты подменил результаты? – кричит Джеймс, близко подлетая к столу Хауса.

Тот стоит возле него, держа в руках кучу каких-то бумажек, издалека похожих на карты пациентов.

— О чем ты? - невинно спрашивает Грег, бросив короткий взгляд на Уилсона.

— О моем пациенте. Да ты хоть знаешь, сколько мне пришлось его уговаривать на анализы? У него предрасположенность, мать и сестра скончались от рака за последние три года. Он боялся!

— О-о. Ты решил и его успокоить? И как он?

Уилсон сжимает кулаки и зло сверкает глазами.

— Не смей, Хаус.

Грег заинтересованно смотрит на Уилсона, подходя к нему почти вплотную.

— А чего ты так завелся? - спрашивает он. - Неужели он тебе отказал? Бедного Джимми продинамили? - наигранно продолжает Хаус, на что Уилсон реагирует незамедлительно: кулаком в челюсть.
Хаус падает на пол, не сумев удержать равновесие, и Джеймс тут же жалеет о содеянном, но быстро разворачивается и уходит.

***


Кадди заходит в кабинет Хауса в конце рабочего дня. Он увлеченно играет в гейм-бой и, кажется, не обращает на нее внимания.

— Утята уже пожаловались? - спрашивает он внезапно.

— Это только слепой не заметит, - отвечает она, имея в виду то ли синяк, то ли напряженную атмосферу в целом.

— Чего пришла? Если это пациент, я отказываюсь.

— Поговори с ним.

Взгляд Хауса ожесточается, и Лиза уже готова к оскорблениям.

— Мне не о чем с ним говорить. Люди не меняются.

— Он изменится для тебя, - произносит Кадди и уходит, совершенно не желая тратить время на пустые разговоры, которыми их не проймешь.

***


Через несколько дней Хаус хромает в кабинет начальницы, и тут же закатывает глаза, разворачиваясь. Кадди быстро хватает его под локоть.

— Что происходит? - спрашивает Уилсон, поднявшись с дивана.

— Я решила, что вам нужно поговорить и во всем разобраться, - отвечает Лиза, сажая сопротивляющегося Хауса на диван. - Я освободила вас на два часа. Надеюсь, вы уложитесь.

Она покидает кабинет так стремительно, как может, закрывая дверь на ключ и оставляя двух удивленных мужчин наедине. Эта немного детская выходка грозит ей разгромленным кабинетом в лучшем случае, или увольнением одного из них — в худшем. Но попробовать стоит.

***


Спустя четверть часа тишины, нарушаемой только шуршанием оберток от конфет для посетителей, Уилсон встает со своего места и начинает нервно прохаживаться по кабинету.

— Предлагаю сделать вид, что мы помирились, и пойти по своим делам, - говорит Джеймс через какое-то время.

Хаус в ответ строит неверящую гримасу:

— Шутишь, Джимми? Хочешь, чтобы я добровольно пошел работать в клинику, когда я могу сидеть здесь?

Уилсон зло сверкает глазами в его сторону, наблюдая, как тот поедает конфеты. Как выуживает языком сладость, доставая ее из этикетки, потом проводит языком по губам, слизывая остатки. Уилсон забывается на несколько секунд, а когда приходит в себя, Хаус уже саркастично смотрит на него, довольный такой реакцией. Джеймс отворачивается, сжимая кулаки. Злиться на себя нет смысла, но черт, как его все это бесит!

Еще через десять минут бессмысленных перемещений по кабинету, Уилсон предпринимает вторую попытку:

— Хаус, у меня пациенты и отчет для комиссии. Мне нужно работать.

— Что ты от меня хочешь, это же не я нас здесь запер! - наигранно удивленно отвечает он, смотря лукавыми голубыми глазами прямо на Джеймса.

— А кто в этом виноват? - злится Уилсон. - Может, ты, когда вел себя по-детски и доставал меня? Именно поэтому она решила нас «помирить».

Хаус встает из кресла и подходит ближе, немного возмущенный такой наглостью.

— А о себе ты не думаешь? Кто у нас не умеет держать в штанах своего маленького друга? Если бы ты не трахал кого попало, сейчас бы сидел со своими раковыми! - кричит он, тяжело опираясь на трость, но все равно умудряясь смотреть на Уилсона сверху вниз.

Эта фраза явно немного усмиряет Уилсона, но уже срабатывает защитный механизм:

— Я извинился! Ты же знаешь, что мне жаль! - с истерическими нотками в голосе отвечает он, хмурясь.

Они стоят уже совсем близко, оба на взводе, не отводя друг от друга глаз. Внезапно взгляд Хауса опускается на губы Уилсона, а потом поднимается снова, и Джеймс уже не может терпеть. Так же, как и Хаус, который тоже подается вперед, целуя Уилсона в ответ.

Поцелуй жаркий, как после долгой разлуки, но Джеймс все же немного осторожный и напуганный. Хаус мягко гладит его по спине и бедрам, и Уилсон не может поверить, что тот его простил.

— Хаус... - разрывает он поцелуй, и Грег знает, что тот хочет сказать.

— Да, простил, - легкий поцелуй в уголок губ. - Потому что ты действительно мучился, - еще один поцелуй в щеку. - Даже больше, чем когда изменял своим женам, - и снова настойчивый поцелуй в губы. - Но не смей делать это снова.

Теперь Джеймс целуется так, будто снова просит прощения или благодарит. Хауса начинает немного раздражать его чувство вины, но Уилсон слишком старается, чтобы вот так его прервать.

— Мы не можем... - выдыхает Джеймс, когда чувствует, что Хаус толкает его к дивану.

Тем не менее Грег садится на диван и тянет Уилсона на свои колени. Тот аккуратно присаживается сверху, перенося почти весь вес на свои ноги по обе стороны от Хауса. Они целуются страстно, глубоко и напористо несколько минут, а затем Уилсон, отвлекая Хауса горячими поцелуями в шею, расстегивает его ширинку и сползает вниз. Хаус не успевает даже удивиться, как Джеймс берет его член в рот.

«Все-таки чувство вины ему явно на пользу» - думает Хаус перед тем, как кончить с глухим стоном.

***


Кадди смотрит на плохо скрываемую радость Хауса и легкое смущение Уилсона, когда они выходят из ее кабинета, и улыбается. У нее все же получилось. И без ущерба для больницы.

@темы: слэш, грегори хаус, фанфики, лиза кадди, хаус/уилсон, джеймс уилсон

---

Помогите!

[Морская капуста]

Ребята, давным давно когда деревья были маленькими, читала я одну серию фанфиков с парой Хаус/Чейз. Сюжет был не замысловат- автор вписывал канву отношений хауса и чейза в события сериала. Я закончила читать этот волшебный фанфик когда он был в процессе но явок-паролей не сохранила. Я еще помню что когда по сериалу Хаус с Уилсосном жили вместе в фанфике с ними жил и чейз. Может кто-что вспомнит и даст ссылку? Буду крайне признательна!

@темы: грегори хаус, фанфики, роберт чейз, хаус/чейз, прошу помощи зала

---

Фанфик. Не знаю, актуально ли еще.

[Saviliya]

Фэндом: House M.D.
Пейринг: Грегори Хаус/Джеймс Уилсон
Рейтинг: NC-17
Размер: Мини
Жанры: Слэш, PWP, ER (Established Relationship)
Предупреждения: ООС
Дисклеймер: Все герои не мои, мне ничего не принадлежит.
Размещение: Пришлите, пожалуйста, ссылку.
Саммари: Когда нога временно позволяет ему наслаждаться жизнью, Хаус решает воспользоваться этой возможностью по полной.
От автора: Эта NC`а - сексуальная фантазия автора. Автор холил и лелеял эту мечту, периодически представляя такую картину. Просто Уилсона невозможно не трахнуть на столе! Простите, Роберт.

Уилсон привычно заходит в свой кабинет и подходит к столу, даже не обратив внимания на Хауса, сидящего в кресле для посетителей.
—Привет, - после недолгой тишины первым здоровается Уилсон, выискивая какие-то документы из папки. - Ты что-то хотел?
Ответом ему становится Хаус, прижавшийся к его спине.
—Что ты делаешь?! - возмущенно шипит Уилсон, пытаясь его отстранить. - Сюда же могу войти!
Но Хаус его не слушает. Он проводит языком по нежной коже на шее и слегка прикусывает ее, одновременно с этим вытягивая тщательно заправленную рубашку из брюк Джеймса. Уилсон отзывается легким стоном.
—Что на тебя нашло? - злится он, скидывая его руки со своей талии. - Ты перепутал Викодин с Виагрой?
—Заткнись, Джимми, и поддайся, - жарко выдыхает тот ему за ухо, продолжая свои ласки.
Уилсон несколько мгновений размышляет, а потом запрокидывает голову, решив сдаться, пристраивает ее на плече мужчины и шумно говорит:
—Надо закрыть дверь на ключ.
Широкие ладони Хауса тут же ныряют в карманы на халате Джеймса, и он извлекает ключ от кабинета.
Пока Грег запирает дверь, Уилсон поворачивается спиной к своему столу и складывает руки на груди.
—И что это было? - поджав губы, упрямо спрашивает он, давая понять, что Хаусу не избежать ответа.
—Боже, Уилсон! - взвывает Хаус. - Давай мы трахнемся, и я покину твой кабинет с чувством выполненного долга! - он подходит ближе и обнимает Уилсона за пояс, медленно опуская руки на его задницу.
Джеймс поднимает на него взгляд и долго смотрит в глаза, дожидаясь ответа. После нескольких минут игры в "гляделки" Хаус ломается:
—Ладно! Пока моя нога позволяет, мы должны сделать это здесь, - он взмахивает руками, обводя весь кабинет, а потом чуть тише добавляет: - На столе.
Упрямство в глазах Уилсона сменяется недоумением, а недоумение — смущением. Кровь приливает к щекам, и он отворачивается, ругая себя за такую девчачью реакцию.
—Ну что ты, Джимми? - наигранно сочувственно спрашивает Хаус. – Неужто стесняешься?
Уилсон со злости обвивает шею Грега руками и целует, ощутимо прикусывая его губы.
—Хэй, хэй, Джим! - вскрикивает Хаус. - За что?
—За то, что ты не закрыл жалюзи, - невозмутимо отвечает Джеймс и продолжает его целовать.
Грег усмехается и принимается развязывать галстук на шее Уилсона, не прекращая поцелуя. Получается откровенно плохо.
От его попыток Уилсон начинает хохотать и отрывается от желанных, уже припухших и покрасневших губ.
—Лучше я, - говорит он, легкими, изящными движениями развязывает свой галстук и мягко кладет его на стол.
Засмотревшись на красивые руки онколога, Грег не сразу замечает, что Уилсон уже справляется с пряжкой на его ремне.
—Оперативно ты, - язвит Грег, и Уилсон усмехается.
—У меня еще отчеты и обход, - поясняет Джеймс, - поэтому давай быстрее.
—"Давать" здесь будешь ты, - тем же язвительным тоном продолжает Хаус, за что получает легкий тычок под ребра.
Спустя минуту возни с одеждой, футболка Грега небрежно брошена на диван, боксеры вместе с джинсами спущены, а брюки и нижнее белье Уилсона аккуратно сложены.
Хаус подсаживает Уилсона за бедра, смахнув почти все вещи со стола. Стопка папок с громким шелестением падает на пол, а ручки рассыпаются по поверхности стола и ковра.
—А мне еще здесь убирать, - как бы между прочим замечает Уилсон, цокая.
—Напомни мне посмотреть за тем, как ты будешь ползать по полу, собирая все это, - снова ехидничает Хаус и чуть отводит голову в сторону, осматривая Уилсона.
Ноги широко разведены, голова наклонена в бок, растрепанные прядки волос забавно вьются, а из-под полов рубашки выглядывает эрегированный член. От такой картины у любого встанет. «Но никому больше такого не увидеть», - злорадно и несколько собственнически думает Хаус. Все его мысли, видимо, отразились на лице, потому как Уилсон робко спрашивает:
—Что-то не так? - и откровенно пошло улыбается, потому что знает, что все именно так.
Грег издает непонятный рык и нависает над Уилсоном, почти укладывая его на стол. Тот снова смеется, заражая неуместным весельем и Хауса.
—Что? Что опять, Уилсон? - раздраженно и немного обиженно спрашивает Грег.
—Ничего, - сквозь смех отвечает Джеймс. - Просто ты такой забавный.
Брови Хауса подскакивают вверх от удивления, и он уже хочет сказать какую-нибудь колкость, но Уилсон его целует, возвращая руки партнера на свои бедра.
—Не обижайся, Грег, - в перерывах между поцелуями шепчет Уилсон. - Ты же знаешь, я тебя люблю...
—Ты всех любишь, - парирует Хаус и кусает Уилсона в шею, проводя ладонью по его члену, Уилсон подается вперед и протяжно стонет. - И своих бывших жен, и медсестер, которых перетрахал, и...
—Неправда, Хаус, - серьезность в его голосе заставляет прислушаться. - Я тогда ошибался. Но мне хотелось бы думать, что сейчас все всерьез.
Несколько секунд они смотрят друг другу в глаза, а потом Хаус просто овладевает губами Уилсона, сминая их во властном поцелуе.
Джеймс не собирается сообщать Хаусу, что все понял. Хороши поступки, а не слова. Поэтому он кладет свою руку ему на член и делает пару движений вверх-вниз, Хаус отзывается тихим мычанием.
Непродолжительные ласки, и Грег отстраняется, вытаскивая из своих брюк презервативы и смазку.
Уилсон смотрит, как тот натягивает презерватив, выдавливает смазку, и его прошибает дрожь от таких откровенных, пусть и привычных, действий.
Хаус с силой хватается за бедра Уилсона, а тот обнимает его ногами, скрещивая их в щиколотках за его спиной.
Ритмичные движения, и Уилсон уже тихо постанывает, будто бы забывая о том, что они на работе. Хаус целует его в губы, в шею, в ключицы, куда только может дотянуться. Уилсон отвечает на поцелуи в лениво-отрешенной манере.
—Сильнее, Грег... Сильнее, - стонет Джеймс, чуть ли не срываясь на крик.
Хаус увеличивает темп, двигаясь жестче. Толчок. Еще один. Три деликатных стука в дверь возвращают их к реальности.
—Доктор Уилсон? - слышится из-за двери знакомый голос. Кемерон.
Хаус и Уилсон быстро переглядываются. В глазах Уилсона страх, а в глазах Хауса... Азарт?..
—Можно мне войти? - настойчиво спрашивает она, явно собираясь это сделать.
—Нет! - с внезапно истеричными нотками в голосе вскрикивает Уилсон и пугается своего же тона. Он прочищает горло и продолжает более спокойно. - Нет, Кемерон. Я занят. Зайди позже.
—Ладно... А вы случайно не знаете, где доктор Хаус? У его пациентки...
—Не знаю, Кэмерон, - слишком грубо для себя прерывает ее он, на что Хаус саркастично хмыкает и медленно двигается назад, заставляя Джеймса подавится воздухом и началом фразы. – Он... Он ушел. Куда - не знаю. Мне надо работать. Пока.
Кэмерон за дверью молчит с минуту, бросая невнятное "до встречи" после.
Уилсон несколько секунд ждет, слушая удаляющиеся цоки каблуков о плитку, а потом шипит, срываясь от возмущения:
—Она же могла все слышать! А если она пойдет и расскажет об этом всем?! Черт возьми, Хаус!..
—Кричи громче, и тогда она точно услышит. А помимо нее еще и все твое отделение.
Уилсон награждает его убийственным взглядом.
—На чем мы там остановились?..
Хаус возобновляет движение, и Уилсон закрывает глаза, откидывая назад голову. Грег пользуется этим и припадает к его кадыку, чередуя укусы и поцелуи. Толчок. Толчок. Еще один. Ритм начинает сбиваться, и Уилсон стонет громче, все более отчетливей, закусывая губы и цепляясь руками за плечи Хауса. Грег тихо рычит, вбиваясь все сильней. Хаус чувствует, как тело под ним начинает мелко дрожать. Раскрасневшийся Уилсон крутит головой из стороны в сторону, насаживаясь все глубже.
—Еще... Еще... – громко стонет он, и Хаус думает, что пора бы его заткнуть. Уилсон охотно, умело и с удовольствием отвечает на поцелуй, теряя голову от наслаждения, похоже, забывая, где находится.
Еще несколько толчков, и они кончают почти одновременно, разминувшись на пару секунд и теряясь в сладких мгновениях совместного оргазма.
—Я выхожу, - слегка прикусив губу партнера, шепотом сообщает Хаус и отстраняется.


Приведя себя в порядок и одевшись, Хаус усаживается на диване и смотрит, как Уилсон застегивает пряжку на своих брюках.
—Разве ты не должен уйти? – спокойно спрашивает Уилсон, уже отошедший от недавнего оргазма, повязывая галстук.
—А разве ты не должен поднять с пола вещи? - с лукавой полуулыбкой отзывается Хаус.
Уилсон потрясенно качает головой и отворачивается, скрывая нежную улыбку.
Джеймс ловко нагибается и поднимает упавшие папки. Собирая их в ровную стопку, он бросает короткий взгляд на Хауса, чтобы отметить довольное выражение его лица. Онколог усмехается про себя и наклоняется еще ниже, медленней, чем нужно, подбирая карандаши и ручки.
—Да, вот так, - приговаривает диагност, следя за Уилсоном.
"И зачем я это делаю?.." - думает Джеймс и становится на четвереньки, изящно забираясь под стол за коварным карандашом, что будто специально забрался в самый угол.
—О, да-а. Так еще лучше.
Уилсон выбирается из-под стола, тщетно пытаясь не улыбаться и не смотреть на Хауса, который ловит каждое его движение.
—Уже все? - с грустнейшей состроенной гримасой спрашивает Грег, когда Уилсон выпрямляется и опускает письменные принадлежности в стаканчик. - А как же номер на "бис"?
Уилсон склоняет голову и говорит:
—Мне надо работать. Давай ты сейчас уйдешь как можно незаметнее, а я продолжу заполнять отчеты, а то у меня тут... - он для наглядности обводит руками гору документов на столе и поднимает брови.
—Хм-м. Ну, я подумаю над твоим предложением, - отвечает Хаус и резко хватает Уилсона за руку, тот от неожиданности валится точно на Грега, усаживаясь на его коленях.
—Твою мать, Грег!.. - восклицает Уилсон, упираясь ладонями в плечи мужчины. - Какого черта ты снова делаешь? Я!..
Продолжение фразы пропадает в поцелуе, которым Хаус отвлекает Уилсона. Тот отвечает не сразу, приняв пару попыток отстраниться. Но в итоге они все равно самозабвенно целуются, тесно прижимаясь друг к другу, будто не виделись несколько дней.

Наблюдавшая за всем этим Кемерон отшатывается от окна, прикрывая рот рукой. Она прижимается к стене, пытаясь привести в порядок бушующие роем мысли в голове. Но возвращается в кабинет, ничем не выдавая свое состояние.
—Ну что там? Хаус у него? - подает голос Чейз.
Девушка несколько секунд смотрит на него, а затем спокойно и четко отвечает:
—Нет.

@темы: слэш, грегори хаус, фанфики, элисон кэмерон, хаус/уилсон, джеймс уилсон