Название: «2х2» Автор: Freakoid Фандом: Доктор Хаус Пейринг: Кадди/Стейси; Хаус/Вилсон Рейтинг: NC Размер: мини Жанр: слеш, фэмслеш, romance, немного юмора) Дисклеймер: прав не имею, ни на что не претендую
читать дальше Кадди/Стейси -Мы обе неравнодушны к Хаусу, - сказала Стейси, - но сейчас, давай не будем о нем. Лиза улыбнулась, прикусила губу и задумчиво посмотрела в окно. Она крутила в пальцах телефонный провод. -Согласна. - сказала она. - И не надейся, что я задержусь на работе. В трубке послышался кокетливый смех Стейси...
Хаус/Вилсон
-Я все понял, Хаус, ты все еще любишь Стейси. Но Кадди тебе напоминает о ней и ты как бы пытаешься соединить ее образ с образом Стейси. Но характер Лизы другой и тебя это пугает, и потому тебе кажется, что... -Вилсон, заткнись и снимай штаны. У нас мало времени...
Кадди/Стейси Они поговорили о работе. Стейси спросила, как идут дела в больнице. Лиза поинтересовалась, как идут дела в суде. Потом они перешли к белому вину и фруктам. Лизе нравилось смотреть, как Стейси ест. Она наблюдала за ней с интересом. Стейси поправила волосы, взяла с блюда виноградину и положила себе на язык. Они обе засмеялись. Лиза опустила голову и тоже пригладила волосы. Стейси коснулась губами ее ключицы, прикрывая глаза. Потом нежно обняла Кадди и мягко толкнула, чтобы она опустилась на кровать...
Хаус/Вилсон
...Да, да! …Давай же! ...Не останавливайся! Телефонный звонок. Твою же мать!!! -Надеюсь, кто-то умер, потому что, если нет, то когда я приеду, умрешь ты! -Хаус. Почки отказали. Это не аутоимунное...
Кадди/Стейси
Они лежали на сбитых простынях, наблюдая за бликами фонарей на стене. Стейси курила, лежа головой на плече Кадди. Лиза, прикрыв глаза и довольно улыбаясь, перебирала волосы Стейси. -...Интересно, что сейчас делает Хаус. - задумчиво спросила Лиза. -Нет, совсем не интересно. - ответила Стейси после паузы, приподнимаясь за пепельницей.
Название: "Эксперименты в постели" Автор: Freakoid Фандом: Доктор Хаус Пейринг: Хаус/Чейз Рейтинг: NC Жанр: юмор, romance, прикол, слэш в картинках Дисклеймер: прав не имею, ни на что не претендую Написано по первому сезону Примечание: Всё в картинкахчитать дальше
Название: "Как Хаус встретил Элви" Автор: Freakoid Фандом: Доктор Хаус Пейринг: Хаус/Элви Рейтинг: PG Жанр: юмор, romance, прикол, слэш в картинках Дисклеймер: прав не имею, ни на что не претендую Написано по серии 6x01 Примечание: Всё в картинках
трансляция происходящего вовсе не доказывает, что оно происходит
название: Четырехмиллионная стадия автор: Faggotron 5000 ссыль:о, да:) переводчик: murzum рейтинг: NC-17 / 21? 31?:) это порно в большем смысле слова, чем обычно:) персонажи: Хаус, Уилсон, Чейз, Кадди; в эпизодах: Форман, Тауб, Катнер, Тринадцать, Воглер, Триттер. предупреждение: гы:) сие есть абсурд чистой воды, с ругательствами, нелицеприятными подробностями и трупами. что важно: это жосткое стебалово:) ничего святого ни у автора, ни у переводчика:) читайте на свой страх и риск, ибо это истерика в буквах:) я спасла только уилсоновские брови (по мере сил), ибо это перебор - даже для меня. обязательно наличие здорового цинизма:)
Название: И всё вернется на круги своя... (Moving On. Coming Back.) Автор: Alunakanula Пейринг: Хаус/Кадди Спойлеры: финал 7 сезона Краткое содержание: Альтернативное окончание 7 сезона. События в каноне с одной поправкой — Хаус не «уходит в закат». Пост-эпизод 7*23 «Moving On». Рейтинг: PG Статус: закончен Размер: 7931 слово Бета: Mandoline От автора: Целую неделю не давал мне покоя этот ужасный эпик-фейл финал... А еще больше не дает мне покая то, что этим эпик-фейлом Хадди уничтожено навсегда. Но фики тем и прекрасны, что у них есть такой жанр, как АУ. Так что с этих пор, я думаю, большинство фикрайтеров пустятся на просторы этого жанра. Это мой первый самолично написанный фик по «Хаусу», так что не судите слишком строго. Вполне допускаю, что тут будет ООС (хотя я изо всех сил стараюсь этого избежать). И как говорится, Your feedback is my Vicodin!
читать дальше— Выметайся! — скомандовал Хаус сидящему рядом Уилсону. Тот непонимающе смотрел на друга, но не двигался с места, пока Хаус не повторил: — Выметайся!
Уилсон вздохнул и вылез из машины, но свирепый вид и почти видимый невооруженным взглядом пар, исходящий от Хауса, заставил его беспокоиться.
— На что ты так злишься, Хаус? Просто дай волю чувствам! — сказал Уилсон, прежде чем захлопнуть дверцу. Хаус нажал на газ и помчался вперед.
«Волю чувствам...Вы хотите, чтобы я дал волю чувствам?! Да пожалуйста! Только бы вы сами потом не пожалели об этом... Как же вы мне все надоели! Пытаетесь влезть мне в душу, думаете, что можете мне чем-то помочь, думаете, что мне станет легче, если я поплачусь вам в жилетку, и я вдруг превращусь в доброго белого и пушистого Грега? Ничего вы не понимаете! Вам никогда не было больно! Так мучительно больно каждую секунду вашей жизни!»
Машина остановилась в паре кварталов от дома Кадди. Уилсон продолжал наблюдать, пытаясь догадаться, куда направляется Хаус и что он выкинет в следующий момент. Когда машина остановилась, Уилсон почувствовал что-то неладное, но тут же отбросил эту мысль, заметив, что Хаус разворачивается и едет обратно.
«Кадди... Зачем ты это сделала?! Зачем пришла тогда ко мне?! Зачем с пеной у рта уверяла, что любишь меня таким, какой я есть и что другого тебе не нужно?! Зачем заставила меня поверить, что то, что я знал уже тогда, не может оказаться правдой?! Ты стала моим лекарством! Ты — моя жизнь! С тобой моя боль уходила, но теперь ушла ты, а я получаю этой боли в сотни раз больше, сторицей, вдогонку. И к тому же это не только нога. Еще одна мышца готова атрофироваться и остановиться, а ты спрашиваешь меня, что со мной? Неужели вы все кругом такие идиоты?!»
Уилсон продолжал стоять на тротуаре, думая, что Хаус решил вернуться за ним, но не на шутку забеспокоился, когда скорость машины по мере приближения ничуть не становилась меньше. Он только успел отскочить в сторону, чтобы не попасть под колеса, когда машина, завизжав шинами по асфальту, пронеслась мимо него в направлении дома Кадди.
— Хаус, остановись!!! — кричал Уилсон вслед, но всё было бесполезно.
Грег окаменел от ярости и боли, он даже не осознавал, что все еще упрямо жмет на газ, до судороги в поврежденной ноге. Перед его глазами была Кадди, и ничто не могло отвлечь его от этого видения. Машина неумолимо приближалась к дому. Вот уже подъездная дорожка враждебно зашуршала щебнем под колесами, вот уже резко хлещут по металлу кусты роз под окнами, вот уже и белая стена всё ближе и ближе, но Хаус не видит этого — перед глазами только Кадди, радостно улыбающаяся «какому-то очередному придурку», когда ему, Хаусу, мучительно больно, больно так, что хочется заснуть и больше никогда не просыпаться.
Еще доля секунды и бампер достигнет стены. В голове вдруг проясняется, как по мановению волшебной палочки, и проносится мгновенное: «Стой! Что ты творишь!», и тут же вмиг отрезвевший мозг посылает сигнал жать на тормоз, и еще можно было предотвратить трагедию... Но нога, предательская нога! В эту самую секунду ее скрутило такой судорогой, будто бы каждую мышцу выдрали живьем и вяжут тугими узлами. Нога не сгибается и продолжает жать на педаль, руки непроизвольно бросают руль и хватаются за горящую мышцу, и все мысли уже только о боли, об этой бесконечной адской, невыносимой боли... Гулкий грохот. Стена, разламываясь, ухает вниз, падая на машину, стекла бьются и осколки, звеня, рассыпаются вокруг, слышен хруст ломающейся мебели. Машина наконец останавливается, уперевшись во вторую стену и заглохнув, а коктейль из невыносимой боли в ноге и разрывающей на куски боли в сердце не отпускает всё равно. Сквозь бешеное пульсирование в ушах Грег краем сознания улавливает наступившую секундную тишину, но тут же откуда-то сверху доносится новый шум, будто что-то резко и стремительно обвалилось...
«И больше не больно...» — успевает подумать Хаус до того, как его поглощает кромешная тьма.
***
Кадди потеряла дар речи, глядя на руины своей гостиной и на торчащую из машины балку. Руки мелко трясутся, всё тело отказывается подчиняться, а из глаз текут неконтролируемые ручьи слез. Она не знает, что делать, не знает куда бежать, не знает, что чувствовать. Она только знает, что ее дом разрушен, а ее Хаус... Лиза, не отводя взгляда, смотрит на дверцу машины, надеясь, что вот сейчас та откроется, и он чудом выберется из под обвала, целый и невредимый. И тогда она подбежит к нему, обнимет и расцелует, и скажет, как сильно любит его, безумца, засранца, сволочь, эгоиста проклятого, и как счастлива, что он цел.... А потом... она обрушит на него весь свой праведный гнев, как только что он обрушил стену и потолок ее дома, будет кричать и проклинать его, и ругаться на чем свет стоит сколько хватит сил... Ну, выходи же ты!... Но нет... дверца не открывается. В салоне тихо и нет никаких признаков жизни, не слышно ни стона, ни голоса... Обретя наконец способность двигаться и думать рационально, Кадди пробирается через обрушившиеся куски потолка к водительскому окну машины. Закусив губу и зажмурив глаза в бесполезной попытке сдержать новый поток слез, она поворачивается ко все еще находящимся в состоянии шока сестре и мужчинам.
Время до приезда скорой помощи и спасателей показалось вечностью, Кадди не отходила от машины, боясь, что каждый еле заметный вдох Грега станет последним. Балка пробила крышу, не пощадила его голову, но снаружи невозможно было понять, насколько серьезно ранение. Лиза только видела, что было много крови, которая продолжала медленно сочиться из раны на голове, стекала по лбу, щекам... Обломанный острый конец балки уперся в больную ногу Хауса, и Кадди с ужасом думала о самых страшных последствиях... Наконец вдалеке послышался вой сирен, и вскоре помощь была уже на месте. Пробираясь через обломки, Кадди выскочила через зияющую дыру в стене на улицу, показывая и без того все понимающим бригадам спасателей и врачей, где случилась беда:
— Там! Там в машине! Скорее! Ранена голова и нога, может быть еще что-то, большая кровопотеря, он без сознания. Пожалуйста, быстрее!
На улицу вышли уже достаточно пришедшие в себя Джулия, ее муж и новоиспеченный друг Лизы. Джеффри тут же подбежал к Кадди, не совсем, правда, понимая, над чем же она больше горюет — над разрушенным домом или над тем человеком, что стал причиной всего этого ужаса.
— Лиза! Ты как? — сочувственно спросил он, беря ее за руку и заглядывая ей в глаза. — Что это за безумец?
Кадди не сводила взгляда с работающих спасателей, разбирающих завал, и врачей, пытающихся как можно скорее добраться до пострадавшего. Казалось, что для нее окружающий мир ушел на второй план, а все самое важное находилось сейчас в покореженной машине. Она не понимала, что произошло, почему и зачем, и все ее охватило полнейшее смятение. Кадди была готова ненавидеть Хауса за эти разрушения, ведь, зная его как облупленного, она не могла окончательно отбросить мысль об умышленности всего случившегося, точнее, той части, что касалась разрушения дома, но в ее сердце — и она ничего не могла с этим сделать — жила и цвела безоговорочная любовь к этому чертовому эгоисту. Пусть Кадди и пыталась искоренить, заглушить ее, выбросить Хауса из своего сердца, но, как известно, сердцу не прикажешь, и поэтому она продолжала плакать по ночам в подушку, понимая, что без него ей не жить, а с ним она жить не может. И вот теперь этот бессовестный засранец, разрушивший ее жилище, находился на грани жизни и смерти, а Кадди только лишь молилась, чтобы он остался жив и здоров.
— Лиза! Ты слышишь меня!? — Джеффри легонько потряс ее за плечо. — Кто это?
Лиза обернулась, следуя за собственной рукой, которую куда-то тянули, и, еще не до конца вернувшись в реальный мир, смогла только сказать:
— Это Хаус...
— Хаус? — не понимая, переспросил Джеффри, но на помощь поспешила Джулия, которая уже более-менее успокоилась в объятиях мужа и могла здраво мыслить.
— Джеффри, Хаус — это врач из ее больницы. Они вместе работают, — объяснила она, но Джеффри только еще больше озадачился причиной всего случившегося.
— Но как? Зачем? Лиза...
— Кадди! — она обернулась на голос Уилсона, и тут же, так и оставив новоиспеченного друга без объяснений, поспешила к другу давнему. — Ты как?
— Я... — она не знала, как обозначить свое состояние, поэтому замешкалась с ответом, а потом заметила, что с рукой Уилсона что-то не в порядке. — Что с твоей рукой?
— Пустяки. Упал, ушибся, — бросил он, махнув больной рукой, и тут же поморщился от боли. — Что с Хаусом? Где он?
— Без сознания, — Кадди беспомощно посмотрела в сторону разрушенного дома, в котором усердно выполняли свой долг люди в спецодежде, и почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы, а по телу проносится волна нервной дрожи. — Балка упала прямо в машину и пробила крышу, его серьезно задело... и нога... — к горлу вдруг подступил ком, и она запнулась, — я боюсь, Уилсон... Очень боюсь...
Джеймс подошел ближе, обнял Лизу за плечи здоровой рукой и прижал к себе.
— Успокойся, пожалуйста. Сейчас мы ничего не можем сделать. Нужно ждать, пока его отвезут в больницу. Я поеду с ним и буду держать тебя в курсе.
— Я тоже поеду! — вдруг подняв на него бледное лицо, выпалила Кадди.
— Нет, тебе придется остаться тут, — покачал головой Уилсон и на немой вопрос в глазах коллеги спокойно объяснил: — Спасатели или скорая обязательно вызовут полицию, и тебе с ними разбираться...
— Ну да, конечно... — обреченно вздохнула Кадди и снова посмотрела в направлении дома, в надежде, что что-то уже сдвинулось с мертвой точки. Вдруг ее будто осенило, и она спросила:
— Уилсон, а что тут вообще произошло?
Джеймс, конечно, был мастером сообщать плохие новости, но в этой ситуации, где были замешаны двое его близких друзей, ему пришлось туго.
— Понимаешь... — начал он, задумался на секунду, и продолжил: — Мы приехали... Хаус хотел вернуть тебе расческу... Пошел к дому, но увидел в окне... тебя и твоего друга... и в него будто бы бес вселился.
Кадди высвободилась от руки Уилсона, всё ещё её обнимавшей, встала напротив Джеймса и внимательно слушала. При каждом его слове ее глаза расширялись, черты лица менялись, становясь суровее, и Уилсон понимал, что надвигается настоящая буря.
— Он выгнал меня из машины. Я видел, что он буквально не в себе от злости, и сказал ему, что пора уже прекратить копить все в себе и дать, наконец, волю чувствам... Через две минуты он уже въехал в твою стену...
Кадди закрыла лицо руками, не в силах поверить в только что услышанное. У нее от возмущения перехватывало дыхание, и снова стало сложно думать четко и здраво. Всего лишь ревность! Глупая, идиотская, банальная ревность! Причем когда она уже ясно дала ему понять, что между ними всё кончено! Это никак не могло стать оправданием тому, что пол ее дома превратилось в развалины. В этот момент в душе Лизы Кадди ярость, возмущение, злость и огромная обида затмили все остальные чувства, внутри нее все кипело от гнева, и в эту секунду в ее мире Хаусу не было оправдания и никогда не могло быть.
— Но как?! Уилсон, как?! — она была в полном замешательстве, ей не хватало ни зла, ни слов, ни чего бы то ни было еще. Она буквально хваталась за голову, не веря своим ушам. — Как можно было выдумать такое?! Разве он не понимает, что мой дом — это не какой-нибудь... детский конструктор! Его не соберешь заново по первому желанию! Боже, он просто безумец! Ненормальный эгоист! Господи, Уилсон! Я убью его!
— Может быть, и не успеешь... — мрачно проговорил Уилсон, заметив, как бригада скорой помощи на носилках выносит Грега из дома, и когда они подошли к машине, оставив Кадди, устремился к ним, чтобы отправиться в больницу вместе с другом. — Я позвоню тебе.
Кадди даже не обернулась. Так и стояла, застыв на месте, пытаясь хоть каким-то образом найти хотя бы одно зерно здравомыслия в действиях Хауса, но всё было безуспешно. Его поведение напоминало ей поведение подростка, который, обозлившись на весь мир, творит, что пожелает, и не думает даже на полчаса вперед, не говоря уже о глобальных последствиях своих идиотских поступков. Но в еще большее бешенство ее приводило то, что причиной всего этого кошмара стала не болезнь, не катастрофа, не вселенское горе, не природный катаклизм, не трагедия, а банальная глупая ревность, вспыльчивость и неспособность или — что еще хуже — нежелание человека находить, а главное, признавать свои проблемы и справляться с ними без ущерба для окружающих его и любящих его людей. В этот момент ее покинули все оставшиеся сомнения по поводу правильности ее решения порвать с Хаусом... Только так и могло быть. Другого не дано. Как бы там ни было.
Вскоре приехала вызванная спасателями полиция. Они осматривали место происшествия, фиксировали все детали в протоколе, делали фотографии, опрашивали свидетелей, и эти процедуры заняли весь оставшийся вечер. Когда, наконец, офицеру понадобилось допросить последнего свидетеля и по совместительству владелицу дома, он долго не мог найти ее среди снующего туда-сюда в спускающихся сумерках народа, но в конце концов заметил неподвижно сидящую поодаль фигуру и поспешил к ней.
Кадди, бледная и заплаканная — чем же она заслужила все это?!, — сидела на траве, укутавшись в принесенный сестрой плед, и тщетно пыталась продумать дальнейшие свои действия. Ничего не выходило, потому что в ее сознании, как большие рекламные плакаты, затмевали своей кричащей яркостью все остальные мысли только три вопроса — почему?? Как можно любить?? И как ненавидеть??
— Лиза Кадди? — уточнил подошедший полицейский, и Кадди вздрогнула от неожиданности.
— Да... — тихо ответила она, не вставая с газона, а только подняв голову.
— Мне нужно узнать, будете ли вы выдвигать кому-то обвинения по поводу случившегося здесь.
Вопрос пришелся как раз кстати, чтобы вмиг расставить все мысли по местам, как ей тогда показалось. Она еще раз взглянула на свой разрушенный дом, еще раз у нее перед глазами пронеслись вереницей все выходки Хауса — одна другой ужаснее с каждым разом — и как через рупор зазвучали у нее в ушах слова Уилсона, сказанные ей пару часов назад. Она резко встала на ноги, решительно посмотрела на полицейского и твердо произнесла:
— Если Грегори Хаус хоть когда-нибудь приблизится ко мне, к моем дому или к Принстон Плейнсборо, я хочу, чтобы он оказался за решеткой!
***
— Едем в Принстон Плейнсборо! — скомандовал забравшийся в карету скорой помощи Уилсон.
— Но... — попытался возразить кто-то из бригады.
— Быстро! — не дал договорить Джеймс и уселся рядом с Хаусом, озабоченно оглядывая его перепачканное в крови бессознательное тело.
Дышал Грег самостоятельно, но очень тихо и медленно, что не могло не настораживать. Джинсы на правой ноге были разорваны и наложенная повязка угрожающе быстро пропитывалась алой жидкостью. Джеймс смог заметить, что, скорее всего балка попала не в старую рану, а разорвала мышцу в другом месте и, несомненно, была задета артерия — иначе откуда взяться такому количеству крови.
Лицо Грега тоже было всё в крови. Врачи скорой сказали, что балка, видимо, прошла по касательной, но нанесенный ею вред всё же был достаточно серьезен — она будто бы сняла скальп на правой части головы Хауса. Волосы там были перепутаны и превратились в бурую от крови липкую массу. Уилсону показалось, что он заметил белеющую кость черепа, когда один из врачей менял уже изрядно намокшую повязку, и поэтому молил бога, чтобы Хаус отделался пусть сильным, но всего лишь сотрясением мозга.
Через несколько минут приемный покой Принстон Плейнсборо уже принимал самого своего сварливого доктора, но на этот раз в качестве самого тихого пациента. К счастью, этот день выдался достаточно спокойным для больницы, и поэтому мгновенно нашлась свободная операционная. Как и подумал Уилсон, у Хауса была повреждена артерия, поэтому хирургам пришлось зашивать не только уродливо разорванную мышцу, но и сам сосуд. Кровопотеря была очень существенной, так что нельзя было сказать, что операция проходила «без сучка, без задоринки» — каждый из тех двух раз, когда у Хауса останавливалось сердце и на всю операционную раздавался мерзкий, рвущий барабанную перепонку писк сердечного монитора, за которыми следовали не менее режущие ухо команды «заряжаю!» и «разряд!», Уилсон вспоминал все молитвы, которые когда-то в детстве учил в воскресной школе. Его ли молитвами или просто Господь Бог решил еще немного позабавиться со своим «трудным ребенком», но сердце Хауса, запустившись во второй раз, уже больше не отказывалось, размеренно стуча, гонять по жилам кровь.
Что касается головы Грега, то переносной рентгеновский аппарат в операционной показал, что ни проломов, ни трещин в черепе нет, поэтому хирурги только лишь должны были вернуть на место кожу. Естественно, сильнейшее сотрясение мозга от удара огромной балки имело место быть, но это, как посчитали врачи, было наименьшим из зол.
Уилсон смог более менее спокойно вздохнуть, только когда Грегори Хаус оказался в послеоперационной палате, и только тогда Джеймс вспомнил, что обещал позвонить Кадди. На часах была уже почти полночь, но всё же он решил попробовать.
Естественно, глупо было бы звонить домой, поэтому он сразу набрал ее мобильный...
***
Лиза лежала на большой кровати в спальне для гостей в доме своей сестры. Малышка Рейчел тихонько сопела у мамы под боком. В другой день в других обстоятельствах размеренное дыхание дочери убаюкало бы Кадди в считанные секунды, но не в этот раз. Как бы ей ни хотелось забыться сном и хотя бы несколько часов не проигрывать заново весь тот кошмар, через который она прошла днем, она не могла этого сделать, потому что мысли отказывались останавливаться, а продолжали неугомонно роиться в голове, споря одна с другой не на жизнь, а на смерть. Часть Кадди была настолько зла на Хауса, на его безумную выходку, которая стала последней каплей в ее огромнейшей чаше терпения, что она хотела навсегда выкинуть из головы этого человека, забыть о его существовании и больше никогда не вспоминать, но другая ее часть требовала сию же секунду схватить телефон и позвонить Уилсону.
«Нет, я не буду этого делать! Не хочу ничего знать об этом чертовом эгоисте!» — сказала сама себе Кадди, но тут на прикроватной тумбочке завибрировал мобильник, оповещая о входящем звонке. Лиза повернулась лицом к тумбочке и просто смотрела на пляшущий на столике аппарат. Сомнений в личности звонящего не было, но она запрещала себе поднимать трубку. Она не хотела слышать сейчас ничего — ни плохого, ни хорошего. Точнее, она боялась услышать самые страшные новости, так уж лучше оставаться в неведении. Хотя бы до утра. Так проще злиться... После еще одной долгой попытки достучаться, звонящий потерял надежду, и дисплей телефона погас. Лиза закрыла глаза.
«Мне больно!» — эти слова, будто разряд тока, пронзили ее сознание, а в памяти тут же всплыло лицо Хауса, его черты, его голубые глаза, в которых в тот один единственный короткий момент отражались не злость, не сарказм, не язвительность, не издевка и не бравада, а ничем неприкрытая изнуряющая, выпивающая все силы боль. Кадди открыла глаза и посмотрела в темноту. Он сказал ей, что она не виновата... Если бы она могла в это поверить...
Но было сложно спорить с собственным здравым смыслом, который рисовал ей уже не впервые все самые нелицеприятные картины, что могут стать реальностью, пусти она снова Хауса в свою жизнь, но ровно настолько же сложно было спорить и с собственным сердцем, которое твердило лишь об одном — «ты любишь его, любишь таким, какой он есть, и только с ним ты можешь быть счастливой по-настоящему, не смотря ни на что». Этой ночью, тем не менее, на стороне здравого смысла оказались еще и злость и раздражение, поэтому сердцу пришлось временно выкинуть белый флаг.
***
Утро застало Уилсона все там же, в больничной палате друга. Он остался ждать, пока Хаус придет в сознание после операции, но, не дождавшись, так и уснул на кушетке.
— Не явится твой принц, спящая красавица... — неожиданно раздавшийся в палате хриплый голос мгновенно вырвал Джеймса из мира сновидений и, дернувшись от неожиданности, он чуть не упал на пол. — Эй, не надо так убиваться... Ты ж так не убьешься...
— Хаус! — Уилсон встал и подошел к кровати больного. — Вижу, тебе уже совсем хорошо.
— Совсем хорошо мне будет, когда у меня башка прекратит гудеть как рой пчел и когда я свалю отсюда, — Хаус раздраженно откинул одеяло и попытался подняться из лежачего положения.
— Эй-эй, — Уилсон придержал друга за плечи и вернул на место. — Хватит с тебя уже безумств на эти сутки. Ты будешь лежать столько, сколько тебе скажет твой врач.
— Я сам себе врач, — буркнул Грег, но послушался и лег, затем, почувствовав повязку на голове, пощупал ее и спросил: — Там что?
— Тебе повезло, что не трепанация. Отделался легким испугом, можно считать. И ногу зашили наилучшим образом, — сказал Уилсон, кивнув на ноги Хауса.
И вот только сейчас Грег вдруг осознал, что не чувствует боли в ноге. Нет, не так. Хаус осознал, что не чувствует ногу вообще. Очевидно, лицо его перекосилось настолько, что Уилсон не на шутку испугался.
— Что? Что случилось? — тут же потребовал он объяснений.
Хаус схватился обеими руками за правую ногу и заорал:
— Что эти мясники наделали?! Я не чувствую ногу!
В считанные минуты в палате уже была вся команда Хауса, и самым первым предположением нынешнему состоянию пациента стала возможность образования тромба или гематомы в голове. Хаус тут же был доставлен в радиологическое отделение для проведения МРТ с контрастным веществом. Сам бы диагност не взялся за свое дело — все оказалось банально просто: от удара балкой в мозгу образовалась гематома, которая стала давить на двигательный центр, в результате чего возник паралич правой ноги.
***
С трудом уснув только под утро, Кадди проснулась очень скоро, потому что у Рейчел, в отличие от взрослых, все было в порядке, и вставала она вместе с солнцем. Обнаружив рядом маму, девочка тут же подползла к ней поближе и принялась целовать в лицо, громко сообщая, что уже рассвело и пора вставать. Первой мыслью Кадди, когда она открыла глаза, было отнюдь не «доброе утро, деточка», а «как там Хаус?» Сейчас, когда гнев уже поутих, а ярость потускнела, Лиза была в состоянии рассуждать более хладнокровно и непредвзято, и поэтому ее не покидала мысль о том, что при всей своей неординарности, циничности, способности на безумия и прочих недостатках, Хаус всё-таки любил ее — это она знала точно, была уверена в этом на все сто. От злости он мог совершить что-то из разряда мелкой пакости или хулиганства — разбить окно или просто как-то напугать, или может быть сотворить что-то с собой, надеясь на то, что ее замучит совесть, но он всё-таки не стал бы умышленно рушить ее дом. Должна была быть какая-то причина. Какая-то другая причина и посерьезнее, чем ревность...
Решив, что для начала нужно позвонить Уилсону и спросить о состоянии Хауса, Лиза поднялась с постели, но Рейчел, конечно же, перебила все планы, тут же потащив маму на кухню с криками «хочу кушаааать!». На кухне обнаружилась Джулия, которая уже готовила завтрак для своих «спиногрызов» и поэтому звонок Уилсону снова пришлось отложить. Свободное время, наконец, появилось ближе к ланчу, когда дети Джулии были в школе, а Марина забрала Рейчел в парк. Взяв оставленный в спальне телефон, Кадди набрала номер Уилсона. На первый вызов тот не ответил, и в голову Кадди снова начали лезть мысли о самом страшном, поэтому, когда Джеймс , наконец, поднял трубку, ей пришлось сначала взять себя в руки, чтобы голос не дрогнул.
— Привет, — поздоровалась она. — Прости, я вчера не отвечала...
— Все в порядке, Кадди, я понимаю, — ответил Уилсон и, не дожидаясь ее вопроса, сказал: — Хаусу сейчас делают вторую операцию.
— Вторую?! — Лиза от неожиданности и волнения сжала в ладони телефон так, что побелели костяшки пальцев. — Что произошло?
— У него... у него парализовало больную ногу, — ответил Уилсон и, желая хоть немного успокоить Кадди, быстро продолжил: — Ребята обнаружили у него гематому в голове, которая давит на двигательный центр. Сейчас ее убирают. Он будет в порядке.
Кадди молчала несколько секунд, убеждая себя, что нужно успокоиться, потому что команда Хауса знает свое дело и им можно доверять, а потом спросила:
— Уилсон... ты говорил с ним, когда он пришел в себя? Он тебе что-то рассказывал?
— Нет, — с сожалением ответил Джеймс. — Мы не успели поговорить... Минут через пять, как он очнулся, он обнаружил, что не чувствует ногу, так что нам было не до разговоров уже.
— Понятно, — Кадди ходила туда-сюда по комнате, будучи не в состоянии сидеть на одном месте. — Я сейчас приеду. Надо поговорить...
— Операция только началась, так что поговорить... — начал Джеймс, но Лиза его перебила:
— Да нет, я сначала хочу поговорить с тобой. Скоро буду. До встречи.
— До встречи, — попрощался Уилсон и задумчиво пошел в свой кабинет, размышляя о том, что же может спросить у него Кадди и — что гораздо важнее — что ему следует отвечать. Через пятнадцать минут после окончания разговора он всё ещё проигрывал в голове различные варианты разговора с Кадди, как вдруг его размышления прервал входящий звонок на мобильном. Звонящей оказалась Лиза, которая сообщила, что только что ей позвонили из страховой компании и сказали, что хотят приехать, чтобы оценить ущерб, нанесенный дому и уладить все формальности, связанные со страховкой. Пообещав отделаться от них как можно быстрее и сразу приехать, Кадди сбросила звонок, а Уилсон отправился ждать возвращения Хауса из операционной.
***
Вторую операцию Грегори Хаус перенес благополучно. Очнувшись от наркоза и удивительно быстро придя в себя, он тут же схватился за покалеченную ногу и с облегчением почувствовал боль от прикосновения к свежим швам. Голова по-прежнему гудела, сейчас, наверное, даже еще больше, но это всё мелочи, потому что нога тоже болела и впервые в жизни он был этому рад. Он знал, что пройдет день, и он снова начнет проклинать эту сросшуюся с ним намертво боль, но сознание того, что вместе с исчезнувшей болью могла исчезнуть и возможность свободно — пусть и относительно — передвигаться, превращало самую страшную кару в благословение.
Долго оставаться наедине со своей радостью Хаусу не пришлось — в палату вошел Уилсон c кофе в руке.
— О! Кофейку мне принес? Спасибо! — как ни в чем не бывало сказал Хаус, пытаясь дотянуться до стаканчика. — Надо было еще и сэндвич захватить, а то я страшно есть хочу.
— Полегче, Хаус! — Уилсон отодвинул кофе в сторону и тоном строгого учителя проговорил: — Во-первых, это мой кофе, а во-вторых, тебе вообще сейчас ничего нельзя. Как будто ты не знаешь...
— Ладно-ладно, я тебе припомню! — погрозил Хаус и театрально надулся. — Вот будешь ты умирать от жажды на больничной койке...
— Нормально нога. Болит, — буркнул Грег. — Как обычно...
Уилсон кивнул, улыбнулся одними губами — получилось неискренне. Оно и не мудрено, потому что думал он сейчас о том, как поговорить с Хаусом о произошедшем. Решив, что лучший способ — рубить с плеча, Джеймс спросил:
— Хаус, я тебе хочу задать один вопрос...
— Если это о Бермудском треугольнике в холодильнике, где пропадают твои обеды, то я ничего не знаю, — Хаус состроил невинную мину.
Уилсон проигнорировал шутку друга и продолжил:
— Скажи мне, что произошло вчера у Кадди?
Хаус мгновенно посерьезнел. Он хотел отшутиться и на эту тему, но при воспоминании о Кадди, ее новоиспеченном кавалере и их семейной идилии ему меньше всего хотелось балагурить. Тем не менее...
— А что такого произошло? — он пожал плечами. — Кадди давно пора было делать ремонт в столовой, так что как раз есть повод...
— Хаус! Как ты так можешь?! — недоумевал Уилсон. — Ты снес ей полдома и хочешь сказать, что всё это было сделано умышленно?!
— Я что-то не понимаю твоего удивления, — Хаусу стоило огромных усилий продолжать изображать из себя бессердечную сволочь. Почему-то теперь это было сложнее, чем обычно. Вероятно, сказывалось действие наркоза, а может быть, была и другая причина... — Ты же сам мне посоветовал дать волю чувствам, так что я следовал исключительно твоему совету.
Услышав это, Уилсон стал похож на рыбу, выброшенную на берег — его рот открывался, но сказать он не мог ни слова. Когда, наконец, дар речи к нему вернулся, он продолжил:
— То есть, ты хочешь сказать, что во всем случившемся виноват я? Или может быть, Кадди? Или может быть, еще кто-то?
— Ну... — протянул Хаус. — Если тебе станет легче, можете с Кадди разделить вину пополам.
— Да ты понимаешь вообще, что ты говоришь?! Ты понимаешь, что произошло?! Это же безумие!!! Могли погибнуть люди! Ты вон себя чуть не угробил! Еще бы сантиметр в сторону, и ты лежал бы сейчас отнюдь не в теплой постели!
Хаус слушал увещевания друга, прекрасно понимая, что каждое его слово — святая истина, что он прав на все сто, но он не мог сознаться, что всему виной стала его чертова нога. Не мог признаться в своей слабости, в том, что он калека. Не хотел, чтобы его опять жалели.
— Знаешь, Уилсон, ты прав, — Хаус склонил голову на бок, как бы задумываясь, и мечтательно прищурился, — еще бы сантиметр в сторону, и я бы в самом деле лежал сейчас не на постели, а на жарком пляже где-нибудь в Калифорнии.
— Хаус, ты... — начал было Джеймс, но на лице Грега отражались насмешка, издевка и совершеннейший цинизм, поэтому Уилсон не мог сделать ничего, кроме как развести руками, растерянно помотать головой и удалиться, потому что на это ему больше возразить было нечего.
***
Хаус был рад, что друг ушел. Пусть даже и на такой ноте закончился их разговор. Сейчас он не хотел обсуждать причины случившегося. Ни с кем. Даже с Уилсоном. Он не мог признаться, что сцена, увиденная им в окне, оказалась для него еще больнее, чем уход Кадди. Он не мог признаться, что ему больно от ее лжи. Он не мог признаться, что в какой-то момент хотел потерять сознание и больше никогда не очнуться. Он не мог признаться, что когда его любовь, наконец, взяла верх и разбудила здравый смысл, он не сумел ничего сделать из-за судороги в проклятой ноге. Он не мог в этом признаться кому-то... Достаточно, что он признался в этом себе, что тоже было непросто. Поэтому теперь ему оставалось только лежать, оправляться от операции и молить Бога, в которого он не верил, чтобы Кадди смогла его простить за это, особенно после того, что он только что наговорил Уилсону. Он уже не надеялся, что она примет его обратно, но честно признался себе, что ему необходимо ее прощение.
За этими мыслями Грегори Хауса застал Морфей и неспешно увел в свое царство. Неожиданно для себя Хаус очутился на песчаном пляже. Он сидел на бревне, облокотившись спиной на длинный сук, торчавший вверх, и смотрел в синюю даль. Вдруг на его плече появился ангел с до боли знакомым лицом, в котором через пару секунд Грег узнал себя.
— Грег, ах, Грег, — укоризненно проговорил ангел, сложив у груди руки и качая головой. — Как же ты так можешь? Зачем ты лжешь своему другу? Зачем не рассказываешь правду? Какая бы она ни была, правда — самое лучшее в любой ситуации.
— Сгинь... — буркнул Хаус, махнув рукой над плечом.
Ангел исчез, но только чтобы через мгновение снова появиться и тихо, но требовательно заговорить:
— Грег, пойди сейчас же к Лизе и объяснись, скажи, что в том, что случилось, нет твоей вины...
— Ага! Конечно! Нет его вины! — донесся ехидно смеющийся голосок с другого плеча. Хаус повернул голову — на плече сидел чертик с таким же знакомым лицом. Чертик подмигнул своему подопечному и продолжил: — Конечно, он во всем виноват! Разве он просто так в этот дом зарулил, а? Еще чего! Возненавидел и того чувака, и эту Лизу свою и решил камня на камне не оставить! Молодец, мужик!
— А ну-ка прекрати сейчас же! — ангел позволил себе даже чуть повысить голос, и Хаус тут же переключил внимание на него. — Ты же прекрасно знаешь, что Грег одумался! Он все понял вовремя и уже хотел нажать на тормоза, раскаявшись в своих дурных намерениях, но его ногу скрутила судорога. Твоя, наверное, работа, нечистый!
— Очень надо! — обиженно отвел глаза черт. — Нога сама по себе, я — сам по себе. А Грег сделал то, что должен был сделать! Так что теперь нужно быстро хватать ноги в руки и мотать куда-нибудь подальше, пока не пришлось ремонт оплачивать. Да, Грег? Давай мотанем в Вегас,а? Покутим там, девочек полапаем, ширнемся... Красота! А они тут пусть разбираются сами!
Хаус хотел было что-то возразить, но снова вмешался ангел и требовательным тоном заявил:
— Нет, Грег, ты сейчас же пойдешь к Лизе и все объяснишь! Если не поверит — докажешь. Ты знаешь, как. Так будет лучше. Ведь ты ее любишь, ты сам это знаешь, поэтому тебе просто необходимо ее прощение. А она тебя простит, потому что она тебя тоже любит, и если ты по какой-то причине в этом сомневаешься, уверяю тебя, что это так.
— Какое, к дьяволу, прощение? — снова заорал рогатый на другом плече.
— Не смей при мне это слово произносить! Достаточно твоего присутствия! — возмутился ангел.
— Да идите вы оба откуда пришли!! — не выдержал Хаус и, резко поднявшись, заставил обоих персонажей раствориться в воздухе, после чего медленно пошел вдоль кромки воды, погрузившись в собственные мысли.
***
Лиза Кадди появилась в больнице ближе к вечеру и тут же отправилась в кабинет к Уилсону, надеясь найти его именно там, потому что знала, что в палате Хауса она точно не сможет поговорить с Джеймсом. Постучав, она открыла дверь и вошла.
— Привет... — тихо сказала она, чем вырвала Уилсона из глубокой задумчивости.
— А... привет... — он тряхнул головой и сел ровнее, но больше ничего не говорил и даже не смотрел на Кадди.
Та мгновенно поняла, что что-то не так, встала напротив друга и мягко, но настойчиво потребовала объяснений:
— Уилсон, что тут случилось за это время? Почему ты в таком состоянии?
Джеймс не знал, как ей передать его разговор с Хаусом, потому что он сам не хотел верить в то, что услышал пару часов назад, но, понимая, что деваться некуда, он встал из-за стола, подошел к Кадди, взял ее за руку и, усадив на диван, сел рядом.
— Уилсон, — настороженным голосом проговорила Кадди, не на шутку разволновавшись, — мне очень не нравятся эти твои действия. Хаусу хуже? Говори!
Мужчина вздохнул, потер ладонью лицо, чтобы выторговать еще пару секунд размышлений, после чего сказал:
— Лиза... Мне кажется, Хаус совсем плох, — он многозначительно коснулся пальцем виска. У Лизы округлились глаза, а Джеймс продолжил: — Он мне заявил, что ничуть не жалеет, что въехал в твою гостиную, отшутился, что тебе давно пора делать ремонт и вообще вел себя как классическая циничная сволочь. Это было слишком даже для Хауса, каким мы его всегда знали. Я боюсь, что он слишком долго держал все в себе, а потом увидел тебя с твоим другом и... окончательно... съехал с катушек...
Кадди молча покачала головой, встала и подошла к окну, где простояла с минуту, затем развернулась на каблуках, вернулась обратно к дивану и, сев напротив Уилсона, закусила губу.
Она будто бы хотела что-то сказать, но не решалась. Тогда Уилсон продолжил:
— Послушай, может быть еще не поздно? Да, я понимаю, что разрушить твой дом — это полнейшее безумие, которому объяснением может быть только диагноз... — он поднял на Кадди взгляд и прочитал отчаяние в ее глазах, — но, может быть, в случае с Хаусом... еще не все потеряно? Лиза, сходи, поговори с ним. Я знаю, что у него была причина, почему он не остановился. Он ненормальный, но не настолько, чтобы творить такое с любимой женщиной... Он слишком тебя любит... Он не мог умышленно, как бы больно ему ни было... Прошу, поговори с ним...
Уилсон с надеждой заглянул в глаза Кадди. Она вздохнула, уперлась локтями в колени и взялась за голову. В ней еще оставались какие-то ничтожные частицы гнева, вызванного выходкой Хауса, но с каждой минутой их становилось все меньше и меньше, а все ее мысли занимало только одно: должно быть объяснение этому безумству. Приняв решение, она встала и, уже находясь у двери, обернулась:
— В какой он палате? — голос звучал решительно.
— В 415.
***
Идя по коридору к лифту, Кадди старалась не думать о том, что она скажет Хаусу. Она решила, что самым лучшим вариантом будет пустить разговор на самотек и действовать по обстоятельствам. По логике вещей, после того, что Хаус наговорил Уилсону, она должна сейчас прийти к нему, обругать на чем свет стоит и пригрозить судом, но что-то подсказывало ей (может быть, сердце?), что такое поведение было бы в корне неправильно , и ситуация только бы ухудшилась. Стало бы еще тяжелее и чернее на душе. У обоих.
«Это я виновата... — думала она, нажимая на кнопку лифта и ожидая, пока кабина подъедет. — Я довела его до такого состояния... Я ведь прекрасно понимала, что я важна для него, что он очень сильно любит меня, как и я — его, и что, если я его брошу, он, в свою очередь, бросится во все тяжкие... — Лиза тяжело вздохнула. — Он сказал вчера, что ему больно... Он не выдержал, признался... А потом увидел меня с... и это стало последней каплей... наверное...»
Дальнейшее самобичевание стало невозможным, поскольку подъехал лифт, и створки двери услужливо разъехались, впуская Лизу внутрь. Лифт оказался вовсе не пуст, как ей хотелось бы, — команда Хауса почти в полном составе что-то горячо обсуждала:
— У него есть проблемы с дыханием, — заявил Тауб. — Вероятно, это из-за наркоза.
— Тогда нужно ввести ему доксапрам, чтобы не начались осложнения с легкими, — заключила Тринадцатая.
— Какой доксапрам! — воскликнул Чейз. — Ты в своем уме! Хочешь, чтобы ему снова ногу скрутило? Доксапрам вызывает судороги, а ему и так уже досталось вчера.
Последняя фраза доктора Чейза заставила Кадди насторожиться.
— У вас какой-то новый пациент, о котором я не знаю? — она всё-таки немного сомневалась по поводу предмета разговора.
— Нет, доктор Кадди, — ответила Реми. — Мы говорим о Хаусе. А почему вы спрашиваете?
— Тогда с чего вы взяли, что Хаусу нельзя доксапрам, который как раз показан после операций? Он не настолько подвержен судорогам, чтобы лекарство ему навредило, — Кадди сложила руки на груди и посмотрела на Чейза, требуя объяснений.
— У него в крови, вчера, когда он поступил в приемный покой, креатинкиназа просто зашкаливала, выше показателей я в жизни своей не видел, а это говорит о том... — Кадди перебила Чейза, опуская руки и заканчивая предложение за него:
— Что у него была сильнейшая судорога.
— Именно так, — кивнул Чейз. Как раз в это время лифт оказался на нужном этаже, и двери открылись. Роберт спросил, обращаясь к Кадди: — Вы к Хаусу?
Лиза не торопилась с ответом, полностью поглощенная собственными мыслями. Новая информация совершенно меняла суть дела. Лиза, наконец, получила ответ на вопрос — почему. Но тут же возник новый вопрос, который оказался еще сложнее разрешившегося — зачем Хаус молчит и зачем делает вид, что всё произошло специально?
— Доктор Кадди? — снова позвал Чейз. — Все в порядке?
— А, да, — Лиза мотнула головой, желая прояснить мысли, — всё нормально. Идите к нему вы, а я зайду минут через пятнадцать. Мне еще нужно... — она замешкалась, придумывая отговорку, но вскоре нашлась: — Мне нужно дать медсестрам кое-какие указания.
Подопечные Хауса вежливо улыбнулись, кивнули и отправились в палату 415. Кадди же пошла в другую сторону в поисках укромного уголка — подумать. Ноги сами принесли ее в излюбленный уголок Хауса — палату с коматозником.
Мысленно извинившись за беспокойство перед безмолвным пациентом, Кадди опустилась в кресло, откинула голову назад и закрыла глаза.
Нет, это просто невероятно! Насколько же он не в состоянии смириться с собственной болью, что даже перспектива обвинения, суда, наказания и всего прочего, чем может ему обернуться такое хулиганство, не может заставить его открыть истинную причину его безумного поведения. Хаус, Боже мой, Хаус! Ну почему же ты никак не можешь понять — в этом нет ничего предосудительного! Да, у тебя постоянно болит нога, но ты жив! Тебе не нужна посторонняя помощь! Ты живешь полной жизнью! Ты работаешь! Ты гениальный врач! Тебя уважают! Тебя... любят... очень... А ты продолжаешь... глупо геройствовать... без какой-либо надобности...
Неожиданно для себя самой Лиза очутилась в собственном доме, в собственной столовой, которая почему-то была в целости и сохранности. С ней снова были Джеффри и сестра с мужем, и вот они уже собрались уходить, встали из-за стола и пошли в холл. Внезапный оглушительный грохот заставил всех разом обернуться и замереть на месте, прикипев к полу. Когда пыль от обрушившегося потолка и стен рассеялась, все увидели торчащую из машины балку. Обретя способность двигаться и подобравшись через завалы к машине, Лиза медленно закрыла лицо руками, опустилась на колени и беззвучно заплакала, о чем свидетельствовали лишь ее дрожащие плечи...
...Пасмурный день, огромное поле зеленой ухоженной травы, белеющие аккуратные надгробия и кресты, зияющая черная дыра в земле, закрытый гроб. Вокруг Лизы все в черном, и сама она в черном. Она не плакала, она уже не могла плакать, слез не осталось. Его больше нет, Хауса нет, и если бы не Рейчел, то и жить было бы незачем. Священник прочитал молитву — пусть Хаус и не верил в Бога, но так нужно, так правильно. Гроб медленно, степенно опустили в яму, и вот все по очереди стали подходить и бросать вниз горсти земли. И этот стук... он начал превращаться в какой-то топот, а сквозь топот стали раздаваться крики, непонятные, на много голосов. Шум оглушал, Лиза зажмурилась, вдохнула...
...И, выдохнув, открыла глаза. Коматозник. Любимая палата Хауса. А по коридору неслись медсестры и дежурные врачи — видимо, с одним из пациентов случилось совсем плохо. Она знала, что бежали не по Хаусову душу. Она чувствовала. Проведя рукой по лицу, чтобы стереть остатки сна, и поблагодарив Бога за то, что это оказался всего лишь кошмар, а не явь, Кадди встала и вышла из палаты. И вот теперь больше ничто не должно было ей помешать.
***
Она уже издалека разглядела его, сидящего в постели и изучающего что-то в мобильном телефоне. Подойдя к двери, Лиза замешкалась, но Хаус, будто почувствовал ее присутствие, поднял голову и встретился с ней взглядом. Кадди сама не поняла, как оказалась внутри палаты — так заворожил ее взгляд этих любимых (Да! Да! Любимых!) голубых глаз, пусть на этот раз они и смотрели сердито и даже зло.
— Привет, — тихо сказала она, так и оставшись стоять у двери.
— Что, иск мне принесла? — не удосужившись поздороваться, пробубнил Хаус, поглядел на Лизу исподлобья и снова уставился в телефон. — Я тебе пришлю номер моего адвоката — все вопросы к нему.
— Хаус, прекрати... — Кадди подошла ближе и, встав у изножья кровати, взялась за перекладину. — Я пришла не для того, чтобы ругаться с тобой.
— О! — горько усмехнувшись, воскликнул Хаус. — Давай тогда выкурим трубку мира на руинах твоего дома и построим тебе вигвам, чтобы было где укрыться от палящего солнца и проливного дождя.
Кадди сжала ладони так, что, казалось, она раскрошит в порошок пластиковую трубку, но сейчас нельзя было злиться, нельзя было выходить из себя и доставлять ему удовольствие избежать этого разговора.
— Я не курю, Хаус, ты же знаешь, — сдержанно ответила она, и ни одна черточка на ее лице не дрогнула.
Следующую минуту они просто смотрели друг на друга. Хаус — нагло и с вызовом, Кадди — терпеливо и бесстрастно, но всё это были лишь дешевые маски. Хаусу хотелось протянуть к ней руку и попросить прощения. Да, именно попросить и именно прощения. Впервые в жизни. Искренне. А Кадди... Кадди тоже хотелось попросить у него прощения и пообещать быть рядом с ним всегда. Им хотелось, но они не могли. Не сейчас.
— Зачем ты это сделал, Хаус? — Лиза упрямо не отводила глаз, а Хаус был слишком самолюбив и горд, чтобы разорвать зрительный контакт первым.
— Расчесочку тебе привез, — язвительно произнес он. — А дверь закрыта была. Я звонил — никто не слышал, все были очень заняты обедом. Так пришлось прорубать новую дверь.
— Это я уже слышала, — у Кадди ныло сердце, потому что в каждом слове Грега она слышала боль, обиду и горечь. Пусть он мастерски скрывал их за ехидством, но она слишком долго была с ним знакома, чтобы упустить печальные нотки. — А теперь я хочу услышать правду.
— Кадди, чего тебе от меня нужно? — Хаус продолжал гнуть свою линию, но чувствовал, что так просто она не уйдет, и знал, что только она может заставить его сказать то, чего он говорить не хочет, только она может заставить признаться. — Да, я безумный псих. Да, я снес тебе полдома просто потому, что мне нужно было выпустить пар, а тут как раз под рукой и машинка, и стеночка оказались. Невезуха, правда, что стеночка от твоего дома, но что уж поделаешь. Зато как я шикарно оттянулся. Полегчало несказанно. Теперь как новенький.
Он не злился, ему было больно. А когда ему было больно, он просто отпускал тормоза. И давил на газ... Кадди видела это, читала боль в его глазах. Не физическую боль, душевную. И ей самой становилось просто невыносимо стоять и молчать. Как только прозвучало его последнее слово, Кадди сказала:
— Я знаю про твою судорогу, Хаус. — Он нахмурился и подозрительно посмотрел на нее — «угадала или действительно знает?», и тогда она добавила всего одно слово: — Креатинкиназа.
— Даже карту мою изучила? — ему хотелось вложить в этот вопрос побольше издевки, но не вышло. Вышло как-то с надеждой.
— Не успела, — честно призналась Лиза, отпустив, наконец, перекладину кровати и принявшись потирать затекшие пальцы, — от твоих ребят услышала...
Между ними снова воцарилось молчание. Лиза подошла ближе, хотела присесть на край постели Хауса, но тот вдруг выпалил:
— Чего усаживаешься? Тебя разве не ждут? Беги к своему как-его-там...
— «Как-его-там» зовут Джеффри, — с чуть заметной грустной улыбкой на губах произнесла Лиза, — но он не мой и бежать мне к нему незачем.
— Ой, вот только не надо! — Хаус скорчил недоверчиво издевательскую мину. — Сначала врешь мне, что ни с кем после меня не встречалась, а потом, когда я тебя с поличным поймал, пытаешься отнекиваться и опять врешь.
— Хаус, перестань, — как же ей хотелось сейчас обнять его, но он был еще слишком на взводе, — я тебе не врала. Когда мы с тобой разговаривали, я сказала правду.
— Ну да, конечно! — фыркнул он. — А через два часа ты уже ему лыбишься и глазки строишь!
— Ты прекратишь, наконец, вести себя как подросток?! — Кадди так хотелось достучаться до него, но, казалось, что его броня из обиды просто непробиваема. — Неужели так сложно мне поверить? Сестра меня пыталась познакомить с ним, я их позвала на обед. Всё. — Скептический взгляд Хауса, которым тот одарил Лизу, заставил ее продолжить объяснения: — Да, может быть, я и хотела попытаться... но...
— Попытаться узнать, «есть ли жизнь после Хауса»? — самодовольно съязвил Грег. — И как? Шикарная, должно быть, житуха! Никаких тебе заморочек!
— Хаус... — она пристально посмотрела на него, приковав его взгляд к своему и тем самым заставив последнюю каплю язвительности исчезнуть из его глаз, — я хочу попросить у тебя прощения... и, выражаясь твоими терминами, сказать, что «после Хауса жизни нет»... по крайней мере, для меня...
Он не поверил своим ушам. Она просила прощения. Она, чей дом лежал в руинах по его вине. Она, которую он постоянно мучает и доводит. Она, которую он... любит больше всего на свете. Грег мечтал, чтобы она его ПРОСТИЛА, но вместо этого она просит прощения У НЕГО. Этого не выдержала даже его броня из цинизма и безразличия, и в ту же секунду на волю стали пробираться истинные чувства, которые до сих пор усердно загонялись Хаусом в самые темные уголки его сердца, его души. Хаус взял руки Кадди в свои и, не сводя взгляда с ее лица, поднес ее пальцы к своим губам и поцеловал. В ответ она крепко сжала его ладони и закусила губу, пытаясь удержать уже давно рвущиеся наружу слезы, но эта попытка потерпела полное фиаско, когда Кадди услышала:
— Нет... — Хаус говорил тихо и очень серьезно, — мне не за что тебя прощать. Это я должен просить у тебя прощения за всё, что я натворил. Я боялся, что эта выходка станет последней каплей, и ты больше не захочешь иметь со мной ничего общего. — Кадди отрицательно покачала головой и чуть заметно улыбнулась. — Это было бы для меня... в миллион раз хуже моей боли.
— Хаус, ты ни в чем не виноват, — Лиза высвободила одну ладонь из его рук и ласково погладила его по заросшей щетиной щеке, — я знаю, что ты не сделал бы этого по собственной воле. Ты бы не смог... Я просто знаю это... Я знаю, что тебе было плохо и больно, но ты не смог бы так поступить со мной. Ведь правда?
Кадди с надеждой в глазах смотрела на него, а он молчал. Просто сжимал ее пальцы, боясь, что одно его слово — и она уйдет, и молчал, но в то же время понимал, что врать нельзя. Сейчас врать нельзя. Иначе — все кончено. Навсегда.
— Правда... — выдохнул он. — Я не смог бы так поступить с тобой. Признаюсь честно — хотел, — Лиза насторожилась и попыталась высвободить вторую руку, но Грег не пустил, — но в последний момент на меня как воды холодной вылили, и я опомнился. Было бы еще не поздно, но ногу скрутило так сильно, боль была настолько адской, что, казалось, единственным спасением от нее была бы смерть. И я не смог остановить машину...
Лиза тяжело выдохнула, понимая, что он говорит правду, соглашаясь и принимая эту правду.
— Твое желание могло исполниться... — тихо проговорила она и, проглотив ком в горле, подступивший от нахлынувших воспоминаний о недавнем ужасном сне, добавила: — Но я рада, что этого не случилось...
Она улыбнулась сквозь уже неудержимые слезы, наклонилась и поцеловала Хауса. Он понял: она простила.
— Но ведь тогда ты бы навсегда избавилась от занозы в заднице, — лукаво улыбнулся он, когда она снова отстранилась.
— Я люблю свою занозу в заднице, — отпарировала она, снова поверив, что у них всё самое хорошее ещё впереди.
Была ли картинка, не знаю? Если была, то пардон. Но главная тема сообщения не в ней. Как сообщили на днях общие знакомые, в городе-герое Петрозаводске недавно рожденный человек до сих пор - уже около трех месяцев - является предметов жарких споров его родителей. Причиной явился выбор имени сына. Официально мальчик зарегистрирован под именем Андрей, однако, по словам родителей, оно было вписано в документы при рождении временно, "чтобы власть и общественность не предъявляли претензий к безымянному гражданину". Оба родителя являются поклонниками сериала "Доктор Хаус", за просмотром которого когда-то и познакомились. Теперь они желают назвать сына в честь одного из героев. Отец выступает за вариант Грегори, матери больше нравится Кадди. При этом, по ее утверждению, нет ничего страшного в том, что Кадди - имя женское. Звучит оно нейтрально, и по крайней мере в России вполне может встать рядом с такими же нейтральными именами, как Саша или Женя. Другие имена - Чейз, Форман, Тауб и тд. - родители отвергли, поскольку, по их мнению, звучат они все-таки "слишком не по-русски", а некоторые персонажи просто не настолько симпатичны, чтобы называть в их честь ребенка. Когда мама и папа сойдутся наконец-таки во мнении относительно настоящего имени для сына, официальное "Андрей" будет аннулировано и вычеркнуто из анналов семейной истории, а документы заменены.
Вот так порой бывает... К вопросу о диагнозе. Что бы сказал непосредственно гражданин Хаус?))
Название: Дневник Автор: allthingsdecent Рейтинг: R (язык, ситуации с сексуальным подтекстом, разговор о пенисе Хауса) Отказ: Возможно, в другой вселенной эти персонажи принадлежат мне, но не в этой. Саммари: Хаус крадет дневник Кадди и получает даже больше, чем ожидал. Название оригинала: The Diary Сайт оригинала:allthingsdecent.livejournal.com/3573.html
Переведено на сайте:www.iwtb.ru Перевод: Alunakanula
Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он знал, что Кадди ведет дневник, — просто она слишком поглощена собой, чтобы НЕ записывать каждую свою мысль.
Но, конечно же, она не могла быть настолько легкомысленной, чтобы ВСЁ ЕЩЁ хранить его в своем компьютере. Особенно, после нескольких попыток Хауса стащить ее лэптоп. (По правде сказать, пароль она сменила, но «Мама Рейчел» едва ли было достойной ЦРУ защитой.)
Он решил было, что это «развод». Просмотрел первые буквы каждого предложения на предмет не составляют ли они фразу ПОШЕЛ НА ХЕР ХАУС, но дневник был настоящим. Слишком длинный — больше 50000 слов — и слишком скучный (по большей части), чтобы быть подделкой.
Скопировав файл на диск, он, крадучись, вернул компьютер на место в офис Кадди, после чего вставил диск в свой ноутбук. Откинувшись на спинку кресла, он вытянул ноги вперед, готовясь получить удовольствие.
Он просматривал страницы в поисках чего-нибудь интересного (т.е. о себе). Записи начинались полтора года назад, как раз перед тем, как они с Кадди сошлись.
Йога, бла-бла-бла. Медбрат Джеффри, бла-бла-бла. Милый момент с Рейчел. Еще один милый момент с Рейчел. Иииии снова милый момент с Рейчел.
Он подавил зевок и продолжил читать.
Нашел вот это:
Сегодня Лукас прямо спросил, люблю ли я Х. Я сказала, что нет. Он обвинил меня во лжи. Во лжи не ему, а себе самой. Он сказал, что Х. всегда будет стоять между нами и что ему всё сложнее состязаться. Я, конечно же, всё отрицала, но, может быть, он был прав? Может быть, я всё ещё люблю Х.?
— Прости, приятель, — сказал Хаус сам себе. — Она была моей с самого начала. — И продолжил читать.
Ходила к Х. в офис. Я скучаю по нему. Скучаю по нам — по соперничеству. По играм. Даже по его дурацким похотливым замечаниям. Он был не в настроении играть. Казался меланхоличным. Я сказала, что хочу снова быть друзьями, а он ответил: «Это последнее, чем я хочу нас считать.» Где был этот Х. год назад? В тот день в его офисе, когда он схватил меня за грудь — мальчишеская дружеская проделка, когда я искала настоящей близости. Это потому, что он слез с викодина? Он больше не прячет свою боль — ни эмоционально, ни физически. Я горжусь им. И я буду поддерживать его трезвость, даже если это будет означать, что я не смогу быть частью его жизни. Но я хочу, чтобы все было по-другому.
Хаус виновато посмотрел на полупустой пузырек викодина, стоявший на его столе. Моргнул. Продолжил читать.
Самые важные два дня в моей жизни... Я шагнула в неизвестность.
— Ну вот, начинается, — сказал Хаус.
Все как в тумане. Я напишу побольше потом. Сейчас хочу записать несколько впечатлений: лицо Лукаса, когда я сказала, что между нами всё кончено. Грустное, но не удивленное. Он как будто ожидал этого. Шрам Х. Я коснулась его. Целовала его. Я еще никогда не чувствовала себя так близко к нему, или к кому бы то ни было. Шрам символизирует нас — то, что мы построили, как мы боролись, то, что мы значим друг для друга. Я могла бы жить в том шраме.
— Ух ты! Оригинально, — сказал Хаус, потирая ногу.
Я боюсь этой новой страницы в жизни, но и одновременно очень жду ее. Было бы так просто остаться с Лукасом, в спокойствии. Но тогда я бы всю жизнь мучалась вопросом «А если?» Я должна знать, можем ли мы с Х. быть вместе. Я должна ответить на этот вопрос всей моей взрослой жизни.
— Спойлеры, — с горечью пробормотал Хаус. — Ответ — нет. — И снова вернулся к экрану.
Х. сказал: «Я безумный выбор для женщины с ребенком». И он прав. Но я радуюсь. Я чувствую, что могу бросить вызов всему миру, что МЫ можем бросить вызов миру. Я до мозга костей уверена, что мы созданы друг для друга. В конце концов, такой великолепный секс не может быть просто так, да?
Хаус довольно улыбнулся во все тридцать два.
— Какая девчонка, а! — сказал он и вспомнил их первый день вместе, в его квартире, как будто бы они были единственными людьми на всей планете.
Ему хотелось найти еще записи о сексе, но вместо этого нашлось следующее:
Х. пришел на ужин. Я очень волновалась, как он будет вести себя в присутствии Рейчел. Всего-то нужно хотя бы изображать, что тебе не все-равно, что ты интересуешься. Но Х. неспособен на такие социальные любезности, даже по отношению к двухлетке. Так что он не сюсюкал, не улюлюкал и не трепал ее по головке. Но, кажется, Рейчел он все равно понравился. Может быть, она оценила то, что взрослый человек был с ней настоящим? Она ему даже спела песенку. Выходит, что моя малышка любит гениальных, сложных, проблемных мужчин так же, как и я. Нужно будет быть по внимательнее с этим.
Хаус улыбнулся, задумался на секунду о Рейчел и о той дурацкой песенке. Что-то там было про единорогов.
— Что читаешь?
Он чуть не подпрыгнул на месте.
— Господи, Уилсон! А не пришло в голову кашлянуть, постучать или еще что-нибудь, чтобы подготовить к своему появлению?
— Я стучал. Ты был так погружен в чтение, что не слышал. Так что читаешь? — Уилсон попытался заглянуть в монитор.
— Дневник Кадди, — ответил Хаус. — Сочная штучка.
Уилсон удивленно приподнял брови.
— Ладно. Не хочешь мне говорить — так и скажи.
— Я не хочу тебе говорить, — сказал Хаус.
— Пива хочешь?
— Нет. Думаю, что заберу этот суперсекретный документ домой и дочитаю там.
— Тогда в другой раз? — с надеждой спросил Уилсон.
— Конечно, — был ответ.
Дома он налил себе скотч, сел на диван и понадеялся, что дальнейший текст будет меньше похож на «помоги себе сам» и больше — на «Пентхаус-форум».
Доминика ушла в клуб со своим парнем. Вернется поздно, если вообще вернется.
Он прочитал:
Секс с Х. — откровение. Он намного нежнее, чем я ожидала. Такой уязвимый.
Боже, как я хочу быть с ним сегодня! Хочу чувствовать на себе его руки, хочу слышать, как он шепчет мое имя. Хочу ощутить его внутри себя, хочу, чтобы он заполнил меня. Но нельзя его неволить. Интуитивно я знаю, что должна давать ему его собственное пространство. Так что сегодня, кажется, у нас будет вечер с мистером Пинки. ЛОЛ
Мистер Пинки — это вибратор Кадди. Не совсем Пентхаус-форум, но тоже подойдет. Хаус сунул руку в штаны, начал думать о Кадди, одиноко лежащей в постели, мастурбирующей и думающей о нем. Пошел в ванную, помастурбировал, вернулся обратно, глотнул скотча и продолжил читать.
Медсестры о нас сплетничают. Спрашивают, каков Хаус в качестве бойфренда. Я говорю им, что это не их дело, но они видят, что я все время улыбаюсь. Они видят, как я счастлива.
Хаус снова широко улыбнулся. Совершенно непроизвольно. И гордо подумал: «Я делал ее счастливой! Пусть и недолго, но я делал ее счастливой!»
Работа превратилась в минное поле. Как разрываться между обязанностями администратора и обязанностями подружки? Если бы Х. хоть немного шел навстречу! Он он никогда не идет на компромисс. Иногда я просто хочу сбежать вместе с ним. На какой-нибудь отдаленный остров. Только я и Х., и Рейчел. Но кого я пытаюсь обмануть? Он бы скучал по своим загадкам. Я бы скучала по власти... Нам придется найти способ ужиться в Принстоне. Это реальный мир и нам в нем жить.
Дальше — хуже.
Его потребность в эмоциональной поддержке просто огромная, как океан. Она заполняет всё пространство вокруг. Я забочусь о Рейчел, я забочусь о больнице, я забочусь о Х. А обо мне кто позаботится?
«Я мог бы о тебе позабоиться, — мрачно подумал Хаус, — если бы ты дала мне шанс».
Он мысленно вернулся к Кадди, лежащей на больничной койке и думающей, что умирает. И она ждет, ждет и ждет, что он придет. Он вздохнул.
— Мистер доктор Хаус, хотите секса?
Это Доминика вернулась из клуба. Слегка покачивается на огромных «возьми меня» каблуках и в обтягивающем платье.
— Почему бы и нет? — сказал он. Возможно, это был самый необычный ответ на этот вопрос за всю историю человечества.
Итак, он занялся сексом со своей фиктивной женой, думая о настоящей женщине, которая когда-то спала в этой постели, о женщине, которую он любил и разочаровал, о той, что ушла.
— Мне нужен твой отчет о расходах, Хаус. Сегодня. — Кадди казалась расстроенной.
На секунду он задумался о том, что они разделили вчера ночью что-то очень личное. Но потом он вспомнил, что это не так. Они даже не говорили — по-нормальному — с самого разрыва.
Обычно чувство вины не входило в его репертуар. Это для дураков. Но почему-то в ее присутствии он почувствовал себя неуютно. Почувствовал, что краснеет. И компенсировал это в своем духе.
— Не возражаешь, если представлю его в рублях? — спросил он.
Она скорчила гримасу.
— Так значит, твои отчеты теперь твоя шлюха пишет?
— Она не шлюха. Она моя жена. Ну, жена/шлюха. Жлюха. И к твоему сведению, у себя на родине она — известный математик.
Кадди покачала головой.
— Послушай, мне наплевать, сделает ли отчет твоя шлюха, бухгалтер русской мафии или сам Алан Гринспан. Принеси мне его завтра. Последний срок был уже месяц назад.
— Она еще и окна моет. А под мойкой окон я подразумеваю...
Но Кадди уже вышла из его кабинета и даже не собиралась дослушивать окончание его шутки.
Вечером он налил еще скотча и уселся за дневник Кадди. Доминика была в спальне и слушала какую-то ужасную русскую попсу. Она слушала через наушники и дверь была закрыта, но он все равно мог слышать пульсирующий ритм.
Поставив Колтрана, чтобы заглушить шум, он с некоторым беспокойством начал читать. Было похоже на просмотр фильма, где главного героя в конце убьют, и ты об этом знаешь.
Чувствую себя такой одинокой. Я умираю? Мне так страшно. Транквилизаторы не помогают. Я буквально трясусь. Где, черт подери, Х.?
Хаус невольно вздрогнул. Перескочил вперед.
Нужно прекратить плакать. Рейчел нельзя видеть меня такой. Разрыв с Х. был самым трудным поступком в моей жизни. Но это было правильно. Я знаю. Только не было бы так больно... Хотела бы я быть сильнее. Мне нужно быть сильнее ради нее.
«Ты очень сильная, Кадди», — подумал Хаус и глотнул скотч.
Уилсон умоляет меня дать Х. еще один шанс. Но если бы Уилсон и в самом деле обо мне заботился, он бы не давил. Конечно, Уилсон всегда будет предан Х. в первую очередь. Таков он есть.
Хаус поднял стакан, знаменуя тост за своего отсутствующего лучшего друга, и продолжил читать.
Только однажды до этого я на меня обрушивался такой гнев Х. Это ошеломляюще, поистине ужасающе. Я знаю, что он хочет причинить мне такую же боль, как я причинила ему, но это не сработает. Он меня не сломает. Странно, но он мне наоборот помогает. Его поступки уменьшают мое чувство вины из-за того, что он снова на викодине и снова эмоционально нестабилен. Если он хочет напомнить мне, почему я с ним порвала, то это у него отлично получается.
— Черт подери, — пробормотал Хаус. Не такой реакции он добивался.
Прочитал дальше: о том какая Хаус задница на работе. По поводу некоторых фраз Хаусу даже стало досадно. Неужели так? Игрушечные самолетики, когда она проводила экскурсию по больнице для инвесторов? Фальшивые таблички «Не работает» на туалетах? Дарение сигар и распространение лже-слухов, что Доминика от него беременна?
— Боже мой, я — урод, — сказал он.
И прочитал:
Не могу найти кулон Звезды Давида, что отец мне подарил. Боюсь, что он упал за кровать Х. Я хочу получить его обратно, но не могу попросить Х. Он не в настроении оказывать мне какие-то услуги. Он обязательно найдет способ использовать это против меня.
«Господи, Кадди, не такая уж я и сволочь,» — подумал он, затем пошел в спальню, чем напугал Доминику, и забрался под кровать в поисках кулона.
Появилось лицо Доминики.
— Вы хотите секса, мистер доктор Хаус?
Он подумал о том дне — под кроватью с Кадди. Начало конца.
— Нет, — устало ответил он. — Но ты ложись тут. Я сегодня спать не буду.
— Думаю, это твое.
Он стоял в кабинете Кадди, держа на пальце свисающую цепочку с кулоном. Ее глаза засветились.
— Моя цепочка! — она улыбнулась ему впервые за несколько месяцев. — Где ты ее нашел?
— Под кроватью. Я вспоминал старые добрые времена.
Она не обратила внимания на последнюю фразу. Хаус отдал ей цепочку, и она смотрела на нее, глазам своим не веря.
— Спасибо, Хаус. Это для меня очень много значит.
— Да пожалуйста, — он пожал плечами и вышел.
Вечером он прочитал:
Я представляю, что у нас могло бы быть перемирие. Он бы пришел ко мне и извинился за свое поведение, сказал бы, что сожалеет, что подвел меня, что понимает, почему я ушла от него. Тогда и только тогда мы сможем заново строить нашу дружбу... Это все воздушные замки, я знаю, но девушке мечтать не запретишь.
На следующий день в очереди в кафетерии он столкнулся с ней подносами.
— Прости, что подвел тебя, — тихо сказал он.
— Что? — не поняла она, и ее голос звучал как-то обвиняюще.
— Дождь, — быстро ответил он. — Польет как из ведра.
Она склонила голову на бок.
— Как из ведра? Утром даже облаков не было.
— Внезапный ливень, — сказал он, взял булочку и, не заплатив, похромал обратно в свой кабинет.
Он дочитал до конца дневника и вернулся в те записи, которые ему понравились: Хочу чувствовать на себе его руки... его внутри себя... Они видят, как я счастлива. Он ждал неделю, а потом снова вломился в ее кабинет, чтобы скопировать последнюю версию.
Я познакомилась кое с кем. Его зовут Пол Голдблатт. Он предприниматель и похож на того доктора из «Анатомии Грей», которого они называют МакДрими.
Хаус закатил глаза. Продолжил читать.
Джуди из отдела кадров уже давно пыталась нас познакомить. Только я не была готова. Теперь я рада, что не торопилась. Он уверен в себе и очарователен, и доволен собой, но в такой степени, что это мне дает какое-то внутреннее спокойствие. И он обожает детей! После нашего первого свидания мы поцеловались на прощание, и я почувствовала, как у меня колени задрожали. Сегодня он придет ко мне ужинать, а Рейчел будет у мамы. Сегодня все случится?
«Ох, Кадди, Кадди, Кадди, что ты делаешь?»
Он нетерпеливо принялся читать дальше.
Пол — великолепный любовник. Отличается от Х. — более сдержанный, не так сильно стремится доставить удовольствие. Конечно, у него нет ничего, что приходилось бы компенсировать.
Хаус чуть не выплюнул скотч.
— Вот стерва! — сказал он вслух и отчаянно посмотрел на свои ноги в пижамных штанах. — А что случилось с «хочу его внутри себя»? Она никогда не жаловалась.
Он забавный, умный, сексуальный, уравновешенный. Думаю, что я нашла мужчину, который наконец заставит меня забыть доктора Грегори Хауса раз и навсегда.
Что ж, иди нафик. Он пролистал вперед, но на этом документ закончился.
На следующий день он увидел ее на работе. Это просто его воображение или вырез ее блузки и в самом деле был глубже, волосы лучше уложены, а макияж был легкомысленнее? И она что,... сияет?
— Планов громадье на вечер, доктор Кадди? — спросил он, стараясь говорить спокойно.
— Я просто собираюсь провести вечер в объятиях проститутки за просмотром «Настоящих домохозяек Джерси» и накачаться наркотой. А, нет, подожди... это же ты.
— Мило. А если серьезно... от тебя пахнет жаром. Горячее свидание?
— Ишь ты! Даже словами не могу передать насколько это НЕ твое дело, Хаус.
— Значит, ответ «да», — сказал он.
— Можешь думать, что хочешь, Хаус. Мне все равно.
Он хотел снова залезть к ней в кабинет и вечером почитать дневник, но в этом не было никакого смысла. Иногда она днями ничего не писала. Он подождет неделю, даже если просто смерть как захочется почитать раньше. Поэтому он пошел к Уилсону.
— Кадди с кем-то встречается? — спросил он.
— Ты имеешь ввиду, с психотерапевтом?
— Нет, с мужиком. Новый бойфренд. Такой с прекрасными волосами.
В голосе Уилсона зазвучало беспокойство:
— Даже если и так, она мне ничего не говорила.
— А тебе не кажется, что последнее время она в очень уж хорошем настроении? — поинтересовался Хаус.
— Кадди? Правда, что ли? По мне, так глядя на вас двоих создается впечатление, что в больнице снимают «Отверженных».
Он был горд своей шуткой, но Хаус даже не улыбнулся.
— Приглядывай за ней, Уилсон. У нее что-то на уме.
Неделю спустя он наконец-то добрался до ее дневника. Пролистал скукотищу про заседание Совета, потом что-то про простуду Рейчел, потом про какие-то жалобы. И добрался до этого:
Мы с Полом уезжаем на выходные в Монт Сен-Мишель. Я давно мечтаю туда поехать и это самое романтичное место на земле. Нужное место, нужное время и правильный человек. Только подумаю, что чуть не поехала туда с Х....
Пятница. Она уже, наверное, в самолете. Хаус ощущал физическую тошноту. Поковылял в ванную, попытался вырвать, но не удалось. Покопавшись в ящике комода, он достал свой паспорт.
Он был не совсем уверен, что будет делать, когда прилетит. Как минимум, испортит ей выходные. И может быть, только может быть, убедит ее вернуться к нему.
Конечно же, это было совершенно нелогично:
«Эй, детка, я прочитал твой дневник, залез в твои самые личные мысли и унизил тебя перед твоим новым бойфрендом. Давай снова будем вместе?»
Не совсем правильный способ налаживать отношения. Но он чувствовал, что сходит с ума. Ни за что нельзя было допустить, чтобы у Кадди с этим парнем вышел романтический уикэнд. Только не в том месте, куда они собирались ехать. Только не в том месте, о котором в момент слабости — после особо прекрасного секса, когда Кадди спала в его объятиях — он думал, что мог бы провести там медовый месяц.
Через семь часов он взял в аренду паршивенький Рено и проехал еще пять часов до Монт Сен-Мишеля. Он был уставший, голодный и злой. Естественно, чтобы добраться до гостиницы, нужно было пройти кучу ступенек (в конце концов, «монт» означает «гора»). Он поковылял вверх, держась за перила. По французскому времени было два часа утра.
Он позвонил в звонок на ресепшене. Вышел мучжина в возрасте, который был очень удивлен появлению гостя.
— Вы говорите по-английски? — спросил Хаус.
— Немного, — ответил мужчина, большим и указательным пальцем обозначая, как немного он говорит.
— Я ищу одного из ваших гостей — доктора Лизу Кадди.
— Мсье, я не в праве сообщать вам, кто живет в этой гостинице.
— Это моя жена, — сказал Хаус. Эту ложь он придумал в самолете именно для этого случая. — И я думаю, что она мне изменяет. Я ехал весь день.
Мужчина недоверчиво посмотрел на Хауса. Дневная щетина, ужасное дыхание, мятая одежда, конечно же, создавали нужное впечатление человека в отчаянии. Он с неохотой проверил список постояльцев.
— Простите, мсье. Никого с таким именем нет.
— А Пол? Пол Голдблатт?
Мужчина снова проверил.
— Нет, мсье.
— Вы уверены?
— Да! Вполне уверен.
Хауса вдруг будто молнией ударило. Он вспомнил День Благодарения. Как он стоял в дверях дома сестры Кадди. Это было как гром среди ясного неба. С ним играли в игрушки. Должно быть, на его лице отобразился шок.
— Простите, мсье. Наверное, хорошо, что вашей жены здесь нет, да? Наверное, она передумала?
Хаус молча кивнул, потом сказал:
— Думаю, я возьму один номер на ночь.
Мужчина засмеялся, будто бы Хаус сказал что-то глупое.
— Мсье, Монт Сен-Мишель забронирован на несколько месяцев вперед. У нас нет номеров.
Хаус устало потер шею.
— Можно хотя бы что-нибудь поесть?
— Это не — как вы говорите — «Холидей Инн», мсье. Кухня на ночь закрывается.
Хаус подумал о длинной дороге обратно в аэропорт, долгом перелете, напрасной поездке, том факте, что Кадди его сделала, как младенца.
— Спасибо за помощь, — грустно сказал он и заковылял к выходу.
— Мсье, — позвал мужчина. Он зашел в заднюю комнату и вернулся с коричневым пакетом. — Моя жена дала мне кое-что перекусить. Думаю, вам это нужнее, чем мне.
Хаус был слишком голоден и изможден, чтобы отказываться. Он заглянул в пакет — сэндвич с ветчиной, булочка и яблоко.
— Спасибо, — сказал он. — Знаете, к вам, французам, несправедливо относятся.
В понедельник она зашла к нему в офис позлорадствовать.
— Мсье Хаус, я полагаю? — спросила она.
Он еще злился, чувствовал себя униженным, но пришлось признать ее победу.
— Квиты, — сухо ответил он. Кадди села на стул.
— Ты идиот, — сказала она.
— Втирать — это не очень по-спортивному.
— Я не думала, что ты ПОЛЕТИШЬ в Монт Сен-Мишель. Я просто хотела, чтобы ты приревновал.
— Ревность оставь новичкам, — устало проговорил Хаус. — Я — человек дела.
Она покачала головой.
— А что ты собирался делать там?
— Так далеко я не думал.
Она закусила ноготь, посмотрела на него.
— Знаешь, ты получил по заслугам. Мой дневник, Хаус? Правда? Это низко, даже для тебя.
— И как долго ты знала?
— Цепочка вызвала подозрения. А «Прости, я тебя подвел» стало решающим аргументом.
— Я думал, ты не слышала, — сказал он.
— Я не сразу расслышала. Мне пришлось еще подумать над этим.
— А Пол?
— Ты имеешь в виду МакДрими? — улыбаясь, спросила она. — Чистой воды моя фантазия.
— Значит, ты не была недовольна моими... эм.. размерами?
Смеясь, Кадди помотала головой.
— Мужчины такие предсказуемые. Я пишу, что Пол дает мне эмоциональную и духовную поддержку, и как раз об этом ты и беспокоишься. Нет, Хаус. У моего воображаемого бойфренда член не больше твоего.
— Хорошо, — сказал он.
— Понравилось? — почти мечтательно спросила Кадди.
— Что понравилось?
— Монт Сен-Мишель, конечно.
— Я не знаю. Было темно. Я был уставший. Он казался большим замком. Парень на ресепшене дал мне сендвич.
Он понял, что несет чепуху — все еще не отдохнул от поездки. Кадди вздохнула.
— Хаус... может, объявим перемирие? — наконец сказала она. — Меня уже тошнит от этой враждебности между нами.
— Меня тоже, — согласился он. — Ладно, мир.
Он протянул руку вперед. Она взяла его ладонь, но вместо того, чтобы пожать, она удивила его, прижав ее к губам.
читать дальшеИ снова Комиссия Контроля сидела напротив взбешенного Хауса и Кадди. Пусть решение и затронет всех, но Комиссии было важно встретиться отдельно с главным виновником и ближайшим «сочувствующим». Один из членов Комиссии пристально глядел на них.
— Лиза, — начал он. — Хаус собирается попытаться вас убить.
Хаус и Кадди оба смотрели на него, разинув рот.
— Что? — через мгновение выдохнула Кадди, не веря своим ушам.
— Он собирается въехать в ваш дом на машине, ведомый ревностью, — заявила Комиссия.
Кадди покачала головой.
— Ничего не понимаю, — нервно сказала она. — Он пытается убить меня?
— Он видит вас с другим мужчиной после того, как вы сказали ему, что ни с кем не встречаетесь. К вашей чести, то было первое свидание, так что вы не врали. А он думал — врали, — объяснила Комиссия. Хаус почувствовал, как ярость заливает краской его лицо.
— Но я люблю ее, — возразил он. — Я не стал бы пытаться убить ее. Конечно, причинить боль, обмануть, наврать, украсть, что угодно, но убивать? Нет. Слишком радикально даже для меня, — Хаус помотал головой. — Я не убийца. И вообще, к чему вы клоните? Нельзя же снять сезон, где я буду в тюрьме.
Комиссия пожала плечами.
— Вы же знаете, что мы не очень то продумываем события.
— О, это я хорошо знаю, — ответила все еще не пришедшая в себя Кадди. — Почему нам нужно превратиться в это? Почему... разве нельзя просто поговорить? Ладно, хорошо, это не Хаус... Почему мы не можем попытаться сделать что-то разумное? Хаус.... ненормальный. Но не настолько ненормальный.
— Нам все равно, — заявила Комиссия. — Нам наплевать на персонажей! Нам наплевать на отношения! Нам наплевать на продолжительность! Нас не интересует поддерживать качество шоу!
— Это очевидно, — холодно произнес Хаус.
Кадди сидела молча и вдруг сказала:
— Не думаю, что смогу пойти на это.
— Что? — одновременно спросили Комиссия и Хаус.
— Ты попытаешься меня убить, — повторила она. — А поскольку я — это я, то я подам на тебя в суд. Это не сработает. Мы будем ссориться и игнорировать проблемы друг друга снова и снова, пока уже станет слишком невыносимо. Может быть... — она недоговорила и замолкла.
— Что? — тихо спросил Хаус, крутя в руке трость.
— Может быть, мне просто уйти... — закончила она.
Повисла тишина.
— Нет, — Хаус вскочил. — Нет. Не поступай так со мной, с шоу. Без тебя все развалится... Принстон Плейнсборо не будет. Серьезно... ты... — он умоляюще глядел на нее. — Ты нужна нам.
Она закрыла лицо руками.
— Мне жаль, — сказала она. — Я не буду хвататься за тонущий корабль.
Она встала.
— Уважаемая Комиссия, — официальным тоном начала она. — Я подаю заявление об уходе. Считайте, что меня больше нет.
— Подожди! — Хаус вскочил и встал рядом с ней. — Куда ты собираешься уйти?
Она пожала плечами.
— Кто знает? Куда угодно подальше отсюда. Я... не могу на это все смотреть. Это как наблюдать за аварией.
— Лиза, — зазвучал скрипучий голос Комиссии. — Пожалуйста, одумайтесь. Хаус прав. Вы нужны этому шоу. Вы незаменимая часть состава, всей истории... Истории Хауса.
— А разве есть незаменимые? — с вызовом спросила она. — Вы, очевидно, думаете, что сохранность персонажа ничего не значит, так почему же персонажи должны заботиться об этой сохранности? — она ухмыльнулась и стерла слезу со щеки. — Думаете, мы все останемся и будем смотреть, как вы уничтожаете шоу? Думаете, мы будем держаться за это дерьмо?
И снова воцарилась тишина.
— Кадди, я — Хаус. И у меня контракт на еще один сезон, — напомнил он. — Я не могу уйти.
— Я и не прошу тебя уходить, — ответила она. — Я прошу тебя уважать мое решение. И, если ты чувствуешь то же, что и я, набраться смелости, уйти и справляться с последствиями.
— Хаус, — вмешалась Комиссия. — Тут дело не в вашей смелости. Хотите вы быть тут или нет, вы должны быть тут до конца следующего сезона. Лиза... — Комиссия вздохнула. — Без вас будет трудно. Мы не хотим вашего ухода, но останавливать не будем.
— Нет! — воскликнул Хаус и взял ее за руки. — Мне будет тебя не хватать, — честно сказал он.
По ее щекам скатилось несколько слезинок.
— О, Хаус, — она обняла его. — Мне тоже будет тебя не хватать, — прошептала она ему на ухо. — Я всегда хотела, чтобы мы были вместе.
Она поцеловала его в щеку.
Затем, забрав сумочку, она вышла, но на секунду задержалась у двери:
— Не надо был так всё заканчивать, — грустно сказала она и закрыла за собой дверь.
В комнате ощущалось напряжение. Рука Хауса начала дрожать. Комиссия нервно и выжидающе наблюдала. Хаус поднял на них взгляд.
— Простите, — хрипло пробормотал он и пошел за Лизой.
Комиссия едва смогла собраться с мыслями и понять, что же только что произошло, когда огромный грузовик влетел в окно, разбрасывая повсюду стекло и вжимая Комиссию в стену.
— Ааааааа! — кричали они.
— Очевидно, что я не в себе! — закричал Хаус с водительского сиденья. — Ха! Видите!
Он маниакально смеялся, бросая бомбочки и ручные гранаты из окна грузовика в раненых членов Комиссии. Маленькие взрывы раздавались по всему помещению, сжигая книги, бумаги и креативный хаос.
Член Комиссии плакали и бежали, зовя на помощь и пытаясь открыть погнутые двери. Хаус злорадно усмехнулся и начал записывать все происходящее на камеру телефона. Запись получила название «Конец Доктора Хауса». Кадди беспомощно за всем этим наблюдала.
Выбравшись из грузовика, он улыбнулся ей.
— Хочешь убежать со мной? — спросил он. — Мы вместе пустим под откос это шоу. Забери Рейчел, и мы убежим навстречу закату.
Кадди оглядела разрушения. Это было безумием... но, если посмотреть с другой стороны, вероятно, теперь Хаус был таким. Он был ненормальным.
— Ладно, — кивнула она, улыбаясь сквозь слезы и беря его за руку. — Хорошо. Это похоже на приемлемый план.
— Только ты и я, — он поцеловал ее.
— Я и ты, — улыбнулась она, целуя его в ответ. — И без этого бреда.
Название: Хождение по рее Автор: Spot and Punk Пейринг: Хаус/Кадди Спойлеры: так как же Кадди вытащила Хауса из ванны? (7*22 «Сверхурочная работа») Размер: 3500 слов Отказ: Персонажи принадлежат «Фокс», и Шору и Ко.
читать дальшеЦелую минуту Кадди стояла и не мигая глядела на зияющую рану в ноге Хауса. Несмотря на то, что он всё объяснил по телефону, несмотря на ее профессиональность, несмотря на то, что она знала, что никогда нельзя недооценивать Хауса, она была в растерянности — что же делать?
У нее не было выбора — только верить в то, что Рейчел была достаточно разумным ребенком, чтобы не трогать ничего опасного в гостиной Хауса и делать ставку на необъяснимую способность дочери включать любой телевизор, попадавшийся ей на пути.
— Милая, подожди маму на диване, хорошо? Давай!
Хаус первым сдвинулся с «мертвой точки».
— Я пытался дозвониться до всех, ты была последней в списке, — казалось, что он готов выслушать все колкости, которые она могла бы обрушить на него.
— А почему в списке не было 911?
— Это не критическая ситуация.
— Так... ты решил поквитаться с жизнью?
— Я не пытаюсь сделать шунтирование, опухоли очень маленькие, и они находятся близко к коже, — он улыбнулся и добавил нечто вроде личной шутки: — Я думал это как бородавку убрать.
— А до утра нельзя было подождать? Отнести снимки томографии хирургу?
— Хирурги идиоты, они просто вырезают мышцу..., — остальные его слова были потеряны в нескрываемой боли и негодовании Кадди.
— Тебе просто стыдно, что ты колол себе лекарство, которое даже не прошло проверки, которое никогда не было опробовано на людях!
— Я вынул одну из опухолей, вторая близко. Ты можешь использовать снимок КТ, чтобы найти третью.
— Я везу тебя в больницу.
— ... просто... просто вынь опухоли, — теперь он отчаянно умолял.
— Низачто.
И вот тогда до нее дошло. В этот самый момент она увидела Хауса таким, каким он был: бледный, дрожащий, слабый и беспомощный, как любой другой пациент. Она быстро пересекла помещение и присела возле ванны. Она увидела собравшуюся под ним кровь и попыталась оценить кровопотерю, чтобы заранее заказать переливание.
Закрыв глаза, Хаус уронил голову, и казалось, что теперь он спокойно отключился, зная, что он больше не один.
Она была рада этому, рада шансу воспринимать его, как обычного пациента, забыть всю боль и ужас от его поведения и забыть ужасное, топящее чувство потери, возникшее после их разрыва.
Она надела перчатки и осторожно сняла распорки, раскрывавшие операционное поле. Накрыв рану кожей, она промокнула кровь, всё ещё сочащуюся по ноге. Затем она поднялась и стала искать аптечку первой помощи — у Хауса обычно такие вещи не были наготове.
Но на этот раз оказалось, что всё, что могло ей понадобиться было под рукой — на тумобчке возле ванны. Она заметила свернутое и прикрепленное к стене полотенце, снимок КТ и записи. Конечно, она может вспоминать это всё потом, проигрывать в памяти ужасные картины и страшные детали, но всё это могло подождать.
Раскрыв стерильную повязку, она наложила ее на рану, потому еще одну, и еще. Она не могла закрыть всё наглухо. Единственное, что она могла сделать, это предотвратить дальнейшее попадание в ногу инфекции, которая будет доедать то, что осталось от плоти. Она схватила полотенце из тумобчки, обернула его вокруг ноги и закрепила хирургической лентой. К счастью, во время всей этой процедуры он молчал, напрягаясь, когда она касалась его ноги.
— Нам нужно вытащить тебя отсюда. Хаус? — она встала над ним, уперев руки в бока, пытаясь понять, как вынуть его из ванны.
— Я не могу...
Она смотрела на его жалкие попытки схватиться трясущимися руками за край ванны и подняться. Должен был быть другой способ, она должна была найти его.
— Рейчел? Рейчел? Ты там в порядке? — крикнула она в направлении гостиной, разываясь между двумя нуждавшимися в ней людьми.
— Йо-хо, Капитан, — был ответ ее дочери.
Кадди была рада, что гиперактивное воображение Рейчел составило девочке компанию, что она, вероятно, не будет помнить эту жуткую ночь с безумством Хауса, потому что сейчас ее головка занята пиратами и давно забытым жаргоном.
— Так, вот что мы будем делать. Обхвати меня за шею и, когда я досчитаю до трех, левой ногой упрись в дно, хорошо? Хаус?
Он то отключался, то снова приходил в себя, и она даже не надеялась, что это сработает. Он был слишком высок и слишком тяжел для нее. Глупо, все это было очень глупо.
— Хаус? Ты должен оставаться со мной! Хаус! — он должен сделать это. Она не сможет ничего сама, но она и не понимала, чем он может ей помочь. Она подумала о звонке в 911, но это было в пылу отчаяния. Она должна сама.
Казалось, что прошло столетие, когда он наконец кивнул, закусив губу — из-под полотенца засочилась кровь.
— Обувь... мне нужна... обувь.
Так, конечно, ему нужна обувь, если есть хоть какой-то шанс, что она дотащит его до машины.
— Оставайся тут, не шевелись. Я на секундочку, хорошо? — она увидела его мобильник на тумбочке и забрала с собой.
Он кивнул в знак согласия. Она вышла в холл, взяла из шкафа пару кроссовок, прошла в гостиную и захватила ключи от дома Хауса.
Рейчел будто бы приклеилась к телевизору и сидела, уютно устроившись на диване Хауса. Она накрылась одеялом и выглядела так, будто бы уже была готова уснуть, совершенно не осознавая того ужаса, что творился в ванной. Кадди была рада этому.
Она опустилась на корточки рядом с дочерью, убрала с ее личика волосы и сунула в пухленькую ручку девочки телефон Хауса и ключи.
— Милая, сейчас нам нужно отвезти Хауса в больницу.
— Почему, мамочка?
— Он очень сильно поранил ногу и нужно, чтобы другой доктор его полечил.
— Которую ногу?
— Больную. Понимаешь? Милая? Нужно, чтобы ты стояла у двери с телефоном и ключами — береги их — готовая идти за мной, поняла? Я должна помочь Хаусу идти. Он сам идти не может.
— Хорошо, — она сжала телефон и ключи в ручке, как будто это был какой-то тайный приз.
— У него очень болит нога. Он очень сильно порезался, и поэтому там много крови, но в больнице его вылечат. Ты не волнуйся, ладно?
— Хорошо, мамочка.
— А теперь не отставай от меня! Будь всё время рядом. Я не могу держать тебя за ручку, поэтому будь рядом со мной, да? Рейчел? — ей противело, что ей приходится тащить дочь через город среди ночи с окровавленным больным человеком. Так начинаются кошмары. И это еще одна причина, почему она не могла быть с Хаусом. Рейчел заслуживала большего. Ее жизнь началась в таких ужасных условиях, что Кадди поклялась больше никогда не допускать такого мрака вокруг девочки.
— Я буду ждать у двери. Мама?
— Да, детка?
— Мужайся, мама!
Кадди улыбнулась и помогла дочери слезть с дивана. Она удостоверилась, что Рейчел встала там, где ей было сказано, и направилась в ванную.
Дрожащий и мертвенно бледный Хаус лежал в ванне, и казалось, что он сейчас в ней растворится.
— Костыли... в шкафу, — прошептал он, сглатывая подступившую к горлу желчь.
— Сейчас.
Она пробежала через спальню, вдыхая знакомый терпкий запах, который она любила, мельком взглянула на незастеленную кровать, брошенную у изножья одежду и задалась вопросом, а что он думал будет после того, как он решит разрезать себе ногу. Думал ли он, что придет сюда, отоспится ночь, а потом объявится на работе как ни в чем не бывало? И всё же, это она знала. Знала, что часто он не думает дальше своего носа. Долговременные последствия затерялись где-то в закрученных махинациях его разума.
Она открыла шкаф и достала костыли, которые у него были, должно быть, со времени его операции. Она вернулась в ванную и поставила костыли к стене на изготовку.
— Готов? — спросила она, беря его руки и кладя себе на шею. Его кожа была прохладной, покрытой «мурашками», и Кадди знала, что нужно действовать быстро.
Он снова кивнул и сцепил пальцы в тугой замок.
Она ждала, пока он выпрямит здоровую ногу, упрется ею в ванну, и смотрела как двигались его мышцы, напрягалось лицо, отображая готовность к неизбежной боли.
— Раз, два... — она взяла его под руки и напрягла каждый мускул своего тела, — три!
Она потянула, он оттолкнулся, и вместе они каким-то образом подняли его в нестабильное, но вертикальное положение.
Он крикнул, не в силах бороться с болью и теперь стоял, еще больше дрожа и с трудом дыша.
— Подожди... подожди.
Она крепко держала его, не хотела отпускать — им нужно было выбраться, пока у нее есть силы, пока у него есть силы.
— Все хорошо, хорошо. Я тебя держу.
Она услышала напуганный и усталый голос Рейчел, стоящей у двери.
— Все хорошо, милая, мы идем. Просто стой там, мамочка идет, — она обернулась и увидела, как он напряженно глядит на нее. — Хаус?
— Подожди... подожди... подожди...
Кадди почувствовала, что ее собственные руки начинают дрожать, — Хаус был очень тяжелым.
— Хаус, ты должен это сделать. Я не смогу удержать тебя одна. Хаус? Хорошо?
— Ладно... готов, я готов... моя нога...
— Держись крепко, ладно? Я отпущу тебя и подвину твою ногу. Переложи вес на меня. Просто обопрись на меня и повернись лицом вон к той стене. Хаус?
Он передвинул здоровую ногу и отвернулся от Кадди, всё ещё отчаянно цепляясь за ее шею правой рукой.
— Хорошо, молодец, — она наклонилась, чтобы он мог опереться на стену. — Только... мы тебя сейчас посадим на край ванны. Ты держись и обопрись всем весом на меня, хорошо?
Он застонал в ответ, когда из-под повязки вновь засочилась кровь. Его шорты, задняя часть ног и майка были испачканы густой кровью. Он сильно потел и дрожал тем сильнее, чем дольше продолжались действия. Она взяла на себя вес его ноги и придерживала его, а он осторожно сел на край ванны, стоная и пытаясь удержать слезы.
— Так, и ещё чуть-чуть. Мы сейчас тебя повернем — дай я передвину твою ногу, а ты просто отолкнись здоровой ногой. Хаус? — ей казалось, что она сражается в битве за его сознание, за то, чтобы он не провалился в небытие.
Она поддерживала его больную ногу и смотрела, как он поворачивается. Полотенце, закрывавшее рану, было насквозь пропитано кровью, поэтому она аккуратно сняла его, а Хаус упал на ее плечо, дрожа, стуча зубами и изо всех сил стараясь не взвыть. Она взяла другое полотенце, снова обернула ногу, а затем жестом показала ему обхватить ее за шею.
— На счет три мы встаем, да, Хаус? Давай, мы уже почти сделали это. Только не вырубайся, хорошо?
— Я иду, Рейчел, жди там. Я иду! — она снова повернулась к Хаусу и взяла его лицо в ладони. — Мы должны это сделать. Нужно отвезти тебя в больницу.
— Хорошо.
— Ладно. Раз... два... три!
Хаус вскрикнул, резко и хрипло. Они подняли его, дрожащего, и Кадди потянулась за одним из костылей.
— Вот, возьми... — она подставила костыль под руку Хауса и закрепила. — Больной стороной обопрись на меня и пойдем.
— Х... х... холодно.
— Да, да, я знаю. Рейчел? Рейчел, милая?
— Да, мамочка?
— Мне нужно, чтобы ты попробовала найти Хаусу свитер. Ты видешь его где-нибудь, детка? Стой там, мы к тебе идем.
— Я взяла свитер, мамочка.
— Отлично, молодец. Ты ждешь нас у двери?
— Да.
— Хорошо, так, мы идем. Приготовься открыть дверь, хорошо?
Кадди и Хаус, двигаясь по сантиметру, пробирались из ванны в коридор, оставляя кровавый след.
Рейчел стояла возле двери, как на посту, и казалось, что игра ей нравится. Когда она увидела маму, держащую мужчину, который почти в два раза больше, девочка улыбнулась.
— Сильная мамочка!
— Да, малышка. А теперь возьми, пожалуйста, мамочкину сумку. Ключи и телефон Хауса у тебя? Молодец. Давай теперь откроем дверь и оставайся рядом со мной, как приклеенная, помнишь?
Все трое поковыляли к машине, шаг за болезненным шагом в холодную ночь.
Кадди помогла Хаусу выпутать руку из костыля и оперла его на машину, пока выуживала из сумочки ключи.
Вдруг она поняла, что нужно переставить сиденье Рейчел вперед, чтобы Хаус мог вытянуть ноги на сиденье.
— Стой рядом с дверью, Рейчел, да? Мама переставит твое кресло.
Она обежала машину и попыталась одновременно вынимать детское сиденье и наблюдать за Рейчел и Хаусом через окна машины. Ремни не отстегивались так быстро, как ей хотелось бы, и она чуть слышно выругалась.
— Я сейчас... — Хауса вырвало на задний бампер и в сточную канаву.
Кадди побежала обратно, помогла Рейчел забраться в машину и помогла Хаусу усесться на край заднего сиденья, пока она разберется с ремнями безопасности дочки.
— Я справлюсь... я справлюсь... — еле слышным шепотом повторяла она. Вся эта ситуация быстро превращалась в одну из таких, которые выходят из под контроля. Но если подумать здраво, за повышения ставок нужно было благодарить только Хауса. Любой здравомыслящий человек понял бы безумство этой идеи, любой здравомыслящий человек проигнорировал бы поздний звонок и уложил дочь спать в ее собственную кроватку. Она предполагала, что все эти года она поддавалась какому-то влиянию Хауса. Конечно же, я приеду и помогу тебе сделать операцию на твоей ноге в твоей же ванной в двеннадцать часов ночи. Почему нет? И для пущего веселья захвачу свою дочку-трехлетку.
Наконец, Рейчел была пристегнута, а Хаус лежал на заднем сидении. Он подозрительно затих, а его кожа чуть ли не сияла в лунном свете — таким бледным он был. Она завела машину и едва не выругалась вслух, когда Хаус остановил ее.
— Подожди...
— Что?
— Ви...ви... викодин... надо... — из-за усилившейся от перемещения боли в ноге он даже не мог сказать предложение целиком.
— Черт тебя дери, Хаус, — она откинула с лица волосы и глубоко вздохнула, — ладно, где он? Я принесу.
Она отстегнула веселящуюся при виде переволновавшейся мамы Рейчел — ни за что нельзя оставлять ее один на один с Хаусом в машине среди ночи.
— Раковина, ванная... — глаза его были закрыты, дыхание частое и сбивчивое.
Кадди была уверена, что викодин совершенно не поможет от такой боли, но она предполагала, что для него это станет просто химическим успокоительным.
Держа Рейчел на бедре, она заперла машину и побежала обратно в его квартиру, чтобы найти чертовы таблетки. Она шла по оставленному кровавому следу с надеждой, что Рейчел ничего не заметит, если она будет петь и подбрасывать ее по дороге. По правде говоря, квартира была в ужасном состоянии. Она выглядела, как место какого-нибудь ужасного убийства. Кадди почти решила приехать позже и помочь убраться, но потом с сожалением вспомнила, что теперь он — чужая проблема.
Когда они вошли в ванную, она повернула голову Рейчел к своему плечу и оглядела край раковины, ища таблетки. Схватив пузырек, она развернулась и направилась обратно, пока девочка не начала хныкать.
Тихонько молясь, чтобы Хаус был еще жив, она отперла машину и посадила Рейчел в кресло, после чего наклонилась проверить пульс Хауса. Пульс был нитевидный и очень быстрый, но определенно был. Она окрыла его ладонь и положила пузырек викодина. Не открывая глаз, он снял крышку и бросил в рот три таблетки.
— Лучше?
— Мхм.
— Теперь можем ехать? Или тебе еще что-то вдруг понадобится?
— Милая Кадди, давай просто поедем — быстро.
Ей не нужно было никакого поощрения. Она завела машину и поехала. Через каждые несколько метров она смотрела в зеркало заднего вида и — ничего не могла с собой поделать — сочувствовала. Он казался застывшим в пространстве, замер в одной позе, при которой рана не открывалась, и терпел непроходящую боль.
Рейчел пела Хаусу какую-то совершенно не к месту пиратскую песенку по дороге в больницу. Кадди включила телефон и позвонила в приемный покой.
Более чем уверенная в том, что ни дочь, ни Хаус не поблагодарят ее, если она попадет в аварию, она ехала очень осторожна, радуясь своей способности доехать до работы почти на автопилоте. Хотя бы на несколько секунд она могла забыть обо всем этом безумстве. Ей не нужно было думать о последствиях для Хауса или о том, какая будет капризная Рейчел на утро после этого ночного приключения.
Почти не осознавая своих действий, она остановилась возле дверей приемного покоя и позвала медсестер. Им удалось аккуратно и бережно вынуть Хауса из машины и переложить на каталку, а Кадди тем временем отправилась искать врача.
Несмотря на ее положение, приемный покой был переполнен и после того, как подключили сердечный монитор, Хауса закатили в коридор. Он лежал неподвижно и выглядел так, будто бы его кто-то с огромной высоты бросил на каталку. У него был такой уязвимый вид — Хаус в шортах и кроссовках — поэтому Кадди пришлось очень сильно постараться, чтобы под действием сопереживания не наделать глупостей.
Держа Рейчел на коленях, она наблюдала за линией на мониторе. Она знала, что это был один шанс из тысячи, знала, что если бы он прождал еще дольше, то нарушения были бы необратимыми.
— У тебя пульс больше 120, тебя знобит. Я думаю, у тебя сейчас будет шок. Голова не кружится?
— Я в порядке... — Кадди могла практически видеть, как в его мозгу включился режим отвлечения, когда он повернулся к Рейчел: — Видела новую серию «Бурой Бороды»?
— Было очень смешно! — весело ответила Рейчел.
— Да ну, он такой неубедительный. Полный корабль пиратов-мужиков, и они пускают пирата-девчонку по рее?
— Она поплыла!
— Это потому что у нее были большие сиси...
— Нужно определить тебя в операционную. Где эта сестра? — перебила Кадди из заботы о Хаусе, а также о морали своей дочери.
— Рейчел, пойдем найдем сестру.
Они оставили его сжимающим в ладони викодин, как будто бы это был источник всей его силы, и зашагали к стойке регистратуры, чтобы ускорить процесс.
Рейчел топала за Кадди, радостно тыкая воображаемым мечом в проходящих мимо людей. После пары звонков и пары крепких слов Кадди, Рейчел и операционная сестра вернулись к Хаусу. Кадди попыталась догадаться, с кем он говорил по телефону, но вскоре оставила попытки — ей никогда не удавалось расшифровывать его действия несмотря на все годы, что они были знакомы.
Сестра провела рукой по лбу Хауса в попытке успокоить очень больного пациента. Кадди была рада, что в этом слабом состоянии у него не хватало силы, чтобы смахнуть руку сестры, но тут же осознала, что, вероятно, ему было намного хуже, чем он показывал.
— Я найду кого-нибудь, с кем оставить Рейчел, и приду к тебе в предоперационную комнату. Веди себя хорошо, ладно?
Он кивнул в знак согласия, сестра покатила каталку к лифтам, а Кадди смотрела вслед, крепко сжимая ручку Рейчел.
— Так, давай найдем Джоэлу. Она за тобой присмотрит, пока я удостоверюсь, что с Хаусом все в порядке.
— Стоять, дорогуша! Агррр! — закричала Рейчел и воткнула воображаемый меч в живот маме.
— Эй, Рейчел! Маме же больно!
— Агррр! Ты грязное морское животное!
На этот раз Кадди не могла не улыбнуться дочери. Трехлетка с легкостью может вернуть на землю кого угодно.
— О, йохохо и тебе тоже! Пойдем, милая, отведем тебя к Джоэле.
— Нет, я хочу остаться! Я хочу увидеть Хауса! У него и правда будет деревянная нога?
— Надеюсь, что нет, дорогая, надеюсь, нет. Я обещаю, что ты увидишься с ним попозже, когда его ногу полечат. Обещаю.
Рейчел удовлетворил такой договор, и они пошли рука в руке на поиски няни.
***
Когда Рейчел была отдана в надежные руки, Кадди направилась в оперблок в надежде успеть поговорить с Хаусом до начала операции. Она устала, руки болели, а в носу все время ощущался слабый запах рвоты и крови. Но это было ничто по сравнению с тем, что должен был чувствовать Хаус. Она это хорошо знала.
Войдя в предоперационное помещение, она села на табуретку у стены и ждала, что скажет Хаус. Она не знала, что сказать и, как казалось, он тоже не знал. Двери снова открылись, и тишину нарушила операционная сестра:
— Мы готовы.
— Подождите... Я хочу, чтобы ты была там.
Сестра выжидающе остановилась. Хаус отчаянно смотрел на Кадди.
— Я не хирург, мне там делать нечего, — холодно ответила она.
— Но ты можешь удостовериться, что... этот идиот-мясник не отрежет больше, чем надо.
И в этом одном предложении всплыли на свет все те страхи, которые копились в нем со дня инфаркта мышцы.
— Ты уже подписал разрешение. Он сделает то, что нужно, — у нее уже практически заканчивалось терпение.
— Да, если будет означать — отрубит мне ногу... Я хочу быть уверенным, что это действительно необходимо.
— Хаус... — она замолчала, понимая, что, вероятно, это был знак того, насколько сильно он изменился с той катастрофы в Трентоне.
— Я не доверяю ему, я доверяю тебе.
Она отвернулась, не желая сталкиваться взглядом со страхом в его глазах. Она только однажды видела его таким в ужасно знакомых обстоятельствах. Она решила, что она должна ему. Он лежал здесь, такой уязвимый и честный, и она не могла его подвести, не могла сделать ему больно. Только не после того, как она бросила его.
Она кивнула и команда хирургов начала работу. Кадди проследовала за Хаусом до двери, похлопала его по руке и пообещала, что будет смотреть за операцией через обсервационное окно.
Напуганный и неуверенный, беспомощный под скальпелем хирурга, он мог только кивнуть.
Кадди прождала всю операцию, дождалась, пока его перевезли в палату и наблюдала, как он размеренно дышит под аккомпонемент сигнала сердечного монитора.
Рейчел устроилась у нее на коленях, доблестно стараясь притвориться, что пытается уснуть. Девочка вела себя этой ночью мудрее, чем могла бы в своем возрасте, поэтому Кадди помогла ей написать письмо для Хауса, оставила его Уилсону, когда тот пришел под утро, и не оборачиваясь, вышла из палаты за руку с дочерью.
С Хаусом всё будет в порядке, она знала это.
Это было ее будущее, вот эта малышка в пижамке и резиновых сапожках. Рейчел и ее мама, сухопутная крыса, навсегда связанная с ее смелым маленьким прохвостом.
Название: Надежда Автор: allthingsdecent Рейтинг: PG-13 Размер: 3000 слов Пейринг: Хаус/Кадди Саммари: После разрыва Хауса и Кадди прошло 6 месяцев. Он начал встречаться с другой. Кадди ревнует. Только из себялюбия? Или все-таки есть другая причина? Отказ: Персонажи мне не принадлежат. Кроме Надежды. От автора: Доминики тут нет, потому что я предпочитаю думать, что ее и не было.
От переводчика: Мне показалось, что тут будет уместно перевести имя девушки. Тем более, что и в русском языке есть такое имя, и мало ли, какая еще иностранка, кроме Доминики, попалась Хаусу. J Название оригинала: Hope Сайт оригинала:allthingsdecent.livejournal.com/2330.html
Переведено на сайте:www.iwtb.ru Перевод: Alunakanula
читать дальшеПеремена была едва уловима, но она заметила. Все месяцы после их разрыва Хаус выглядел ужасно, но сегодня его волосы были более-менее причесаны, лицо вроде бы выбрито, и даже его рубашка была как будто поглажена.
— Хаус, ты почти... ухоженный! — сказала шокированная Кадди. — Было какое-то заседание совета по этике, о котором я не знаю?
— Я был в дневном спа, — ответил он.
— Проститутки вроде бы не гладят рубашки, — заметила она.
— Места надо знать.
Он пытался получить у нее разрешение на очередное безумство — биопсия мозга совершенно здоровой 13-летней девочки, чтобы определить, чем больна ее сестра-близнец — но Кадди должна была сначала докопаться до причины перемен во внешности Хауса.
— Похороны? — попыталась угадать она.
Он помотал головой.
— Суд?
Неа.
— Первое свидание? — пошутила она.
— Что-то вроде этого, — ответил Хаус.
Она взглянула на него — он не улыбался.
— Это серьезно.
— Серьезно как бутылка бордо и две порции стейка.
— Ты ведешь ее в «У Феликса»? — спросила она. Ей было больно — это было одно из их любимых мест.
— Это она выбрала, — ответил он, извиняясь.
— Ух ты, Хаус, это... великолепно, — она пыталась говорить радостно.
— Я знаю, — сказал он. — Думаю, что штамп «Порченный товар» у меня на лбу стал тускнеть.
Она знала, что он понятия не имел, какие чувства у нее вызывали эти новости. Его логика была неубиваема как всегда: Кадди он не нужен. Поэтому он даже не представлял, что она может ревновать.
Если бы все было так просто!
— Желаю хорошо провести время, — сказала она, пытаясь заставить себя говорить искренне. — Ты заслуживаешь этого, Хаус.
— А биопсия?
— Низачто.
Как только он ушел, она пошла к Уилсону.
— У Хауса свидание? — спросила она слегка обвиняющим тоном.
— Я знал, что есть что-то такое, что тебя совершенно не касается и что я забыл тебе рассказать! — ответил он.
Она не отреагировала.
— С настоящей девушкой? Не с проституткой или чем-то в этом роде?
— На встрече анонимных наркоманов, — ответил Уилсон.
— Вот теперь ты точно врешь! — фыркнула Кадди. — Хауса туда калачом не заманишь.
— На Хауса снизошла божественная благодать, — ответил Уилсон. — Ну, только без бога. Он посмотрел в зеркало и решил, что нужно прекратить себя жалеть и казнить и взять свою жизнь в руки.
— Ты уверен, что мы говорим об одном и том же Грегори Хаусе?
— Знаешь, Кадди, в каком-то смысле то, что ты его бросила, могло оказаться самым лучшим, что с ним произошло.
— Да ты что?! Спасибо, Уилсон.
— Я имею ввиду, что он упал на самое дно... и смог оттолкнуться.
— Но встреча анонимных наркоманов? При всей благодатной силе, не слишком ли высокий прыжок? Даже для Хауса...
— Когда говорят «отдайте себя на милость высшей силе», он думает только о себе.
— А вот это похоже на Хауса, которого мы знаем и любим, — хихикнула она и добавила: — А девушка?
— Ее зовут Надежда, и она — ты будешь смеяться — психиатр.
Кадди было вовсе не смешно. Ей стало только хуже. Почему-то, когда Хаус забавлялся с проститутками и стриптизершами, это ее не волновало. Но образованная женщина? Врач? Такой же наркоман, который разделял его боль, понимал, через что он проходит? Ей резко понадобилось сесть.
Уилсон, который был противоположностью Хаусу, когда дело касалось тонкостей личности, участливо посмотрел на нее:
— Ты в порядке?
— Я... в порядке.
— Так значит, я не слышу ноток ревности в твоем голосе?
Не было смысла врать Уилсону.
— Громче, чем симфония, — призналась она.
— Кадди. Прошло полгода. Ты думала, что он больше никогда ни с кем не будет встречаться?
Да. Именно так она и думала.
— Конечно же, нет, — соврала она.
— Ну вот.
— Она красивая? — это было неважно, но она должна была знать.
— Вообще-то, Кадди, она немного похожа на тебя.
Вечером по дороге домой она снова и снова проигрывала в памяти события прошедшего дня. Она знала, что ведет себя глупо. В конце концов, Уилсон был прав. Хаус имел право на личную жизнь. Это она бросила его. Было просто верхом самолюбия считать, что если она не может быть с ним, то и никто не может.
А что, если он на самом деле менялся? Что если эта его Надежда получала теперь Хауса в лучшем виде, тогда как она, Кадди, десять лет терпеливо довольствовалась «порченым товаром»? Если Хаус наконец приходит в нормальное состояние, разве не она должна пожинать плоды?
Ей было больно, и это было самое сильное чувство. После разрыва с Хаусом у нее было несколько свиданий — черт подери, она была обручена до самого того дня, когда они с Хаусом начали отношения, — но она всегда знала, что только он всегда будет ее единственной настоящей любовью. Будут другие мужчины, другие любовники, но Хаус был единственным. И может быть, это означало, что он не чувствовал того же самого.
— Возьми себя в руки, Лиза, — сказала она сама себе вслух, сидя в машине. — Это всего лишь одно свидание. Ты ведешь себя так, будто бы он женится!
Но это было больше, чем всего лишь одно свидание. Хаус начал регулярно встречаться с Надеждой. Хуже того, он был в раздражающе хорошем настроении. Конечно же, он оставался Хаусом — грубым забиякой, способным смешать кого угодно с дерьмом одной единственной, хорошо ввинченной фразой, — но всё же разница была очень заметна. Его колючки казались не такими острыми. Однажды она даже застала его улыбающимся — Таубу!
Она пыталась радоваться за него, но чем счастливее он становился, тем несчастнее становилась она. Через месяц после того, как Хаус начал встречаться с Надеждой, Кадди наконец довелось на нее посмотреть.
— Пришла подружка Хауса, — запыхавшись доложила ей одна из сестер.
— Где она?
— Они обедают в кафетерии.
Кадди ринулась в кафетерий, остановившись возле входа, собралась, взяла поднос и пыталась не пялиться на них.
Она была примерно одного возраста с Кадди. Небольшого роста, с бледной кожей, голубоглазая и с высокими скулами. Ее темные волосы были длиной чуть выше плеч. На ней были черные блестящие кожаные сапоги, серая обтягивающая юбка, а на шее — виртуозно завязанный шарф. Боже, неужели она красивее меня?
Но больше всего Кадди пугал не тот факт, что эта женщина была красивее. Этого она и ожидала. Ее пугало то, что в ее присутствии Хаус казался расслабленным. Он не играл в игры, он не глядел через ее плечо, чтобы проверить, смотрит ли Кадди (или еще кто-нибудь) на них. Он был совершенно спокоен.
— Был ли он таким же спокойным со мной? — думала она. — Позволяла ли я быть ему таким спокойным?
Она отрешенно копалась в своем салате и жалела себя.
Надежда и Хаус закончили обедать.
— Увидимся сегодня? — услышала она слова Надежды, обращенные к Хаусу.
— Непременно, — улыбаясь, ответил он.
Она наклонилась, чмокнула его в губы.
Кадди отвернулась.
— Спасибо за обед, Надежда, — ответил он.
Он зовет ее по имени.
Кадди начала делать вещи, которыми совершенно нельзя гордиться: звонила ему по вечерам, когда знала, что у него свидание и не давала ему покоя, обсуждая какие-нибудь заумные медицинские вопросы, заставляла его работать допоздна, настаивала, чтобы он вовремя заполнял страховочные бланки.
Что она пыталась сделать? Наказать его? Держать его подальше от Надежды? Нарываться на ссору? Она не знала. Она знала только, что не может по-другому.
А он, к ее огромному неудовольствию, практически не сопротивлялся. Она хотела, чтобы он сорвался. Даже небольшая вспышка ярости дала бы ей понять, что ему не всё равно. Но он уступал ей, спокойно выполнял каждый ее каприз.
Жалел ли он ее из-за того, что у него была Надежда, а она была одна? Она оттолкнула эту мысль. Но альтернатива была еще хуже: он был в хорошем настроении просто потому, что он был счастлив.
Однажды в воскресенье, вернувшись из магазина, она копалась в сумке в поисках ключей. Она поставила сумки на землю, усадила Рейчел на порог и продолжила искать. Ключей не было. Она позвонила сестре, но включился автоответчик. Мать была в круизе в Арубе. Выбора не было, ей пришлось звонить Хаусу.
— У тебя еще остались ключи от моего дома? — спросила она, объяснив ситуацию.
— Я сейчас приеду, — ответил он.
В трубке она услышала отдаленный женский недовольный голос:
— Господи, Грег! Она говорит «прыгай», а ты спрашиваешь «с какой высоты?»
Он объявился через полчаса и поприветствовал Рейчел, потрепав ее по волосам.
— Привет, малыш, — сказал он.
— Хаус! — ответила Рейчел, радостно обнимая его за ноги.
— Мне очень жаль, Хаус, — сказала Кадди. — Наверное, я чему-то помешала?
— Пикник с Надеждой, — он пожал плечами. — Все нормально.
— О, Боже, прости, — повторила она.
Он проворно снял ее ключ со своей связки — нужно ли отмечать, что он всё еще носил ее ключ с собой? — и отдал его ей.
Она отперла дверь. Рейчел вбежала в дом и тут же направилась в детскую.
— Может, выпьешь чего-нибудь? — спросила Кадди.
Он замешкался.
— Нет, наверное, мне лучше вернуться к Надежде, — ответил он.
— Ладно. Конечно. Еще раз спасибо, что приехал так быстро.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Всегда рад помочь, Кадди.
Через неделю состоялось ежегодное благотворительное мероприятие в Принстон Плейнсборо. Для Кадди это был очень важный вечер. На ней было надето темно-синее расшитое блестками платье, идеально облегающее ее фигуру. Весь вечер она собиралась выглядеть прекрасно.
На протяжении всего мероприятия она вела беседы с присутствующими гостями, танцевала с членами правления, очаровательными инвесторами, успешными врачами и их таллантливыми помощниками. От таких мероприятий «в галстуках» Хаус обычно шарахался, как от чумы, поэтому она была очень удивлена, когда он объявился. К ее разочарованию, он был с Надеждой.
Она мрачно подумала, что эту вечеринку можно считать их первым официальным выходом.
Они сидели за столиком с командой Хауса, выглядели, как настоящая пара, и даже танцевали медленный танец под «Unforgettable» Нэта Кинга Коула. Надежда шептала что-то на ухо Хаусу, он улыбался.
Кадди нужно было выпить.
В баре к ней подсел мужчина. Народу не было очень много, но он находился так близко, что она чувствовала его дыхание у себя на шее.
— Содовую с лаймом мне, а даме — сухой мартини, — сказал мужчина.
Хаус.
— Боже, она пьет то же, что и я? — удивленно спросила Кадди.
Он засмеялся.
— Этот мартини тебе. Надежда вместе со мной ходит к АН. Самое большее, что мы можем себе позволить, это добавить немного сока моллюсков в безалкогольную кровавую Мэри.
Она смутилась.
— Ну да, конечно...
Он передал ей бокал, они чокнулись. Он выглядел в смокинге как всегда безупречно. Черт побери, он умеет носить официальную одежду.
— Веселишься? — спросил он.
— Сегодня приходится больше работать, чем веселиться, — призналась она. — Но всё в порядке. А ты?
— Да, всё здорово.
Наступило долгое молчание.
— Ты выглядишь великолепно, — сказал он, посмотрев на нее.
— Спасибо, — был ответ. — И... Надежда тоже.
Она не это собиралась сказать, но это было правдой. На Надежде было простое черное платье, которое был заставило Коко Шанель загордиться.
— Хочешь с ней познакомиться? — спросил Хаус.
— Обойдусь, — ответила Кадди, слегка закатив глаза.
— Кстати, — сказал он, вспомнив. — Еще одну содовую, пожалуйста.
Бармен поставил перед Хаусом еще один стакан.
— Увидимся позже? — с надеждой в голосе спросил он и исчез в толпе.
Может быть, разыгралась алкогольная смелость, может быть, из-за его близости, его взглядов, когда он сказал ей, что она прекрасно выглядит, может быть, из-за того, что он позаботился о ее потребности, ее напитке, прежде чем о напитке для Надежды, позже тем же вечером Кадди сотворила нечто безумное.
Она последовала за Хаусом в мужскую уборную.
К счастью, там больше никого не было. Она заперла дверь.
— Кадди, что ты делаешь? — спросил он, краснея.
— Я не знаю. Что я делаю? — ответила она вопросом на вопрос.
И этого ему было достаточно. Он двинулся к ней, прижал ее к стене и принялся жадно целовать.
Расстегнув ее платье, он резко снял его. Оно стоило четыре тысячи долларов, но она была слишком возбуждена, чтобы думать о сохранности наряда.
Он целовал внутреннюю сторону ее бедер, ее живот, ее грудь. Она была накрытым столом, а он — человеком, голодавшим несколько месяцев.
— О, Господи, Кадди, — застонал он. — Как хорошо... Как хорошо.
Она расстегнула его пояс и потянулась к нему. Через мгновение он уже был в ней. Они оба задохнулись — от наслаждения, от удивления, от насыщенности их взаимного желания.
Когда они закончили, его нога не могла больше выдержать, и он сполз на пол по стене — галстук развязан, грудь поцарапана, полностью изможден.
— Ух ты! Что это было? — спросил он.
— Честно говоря, я не знаю, — ответила Кадди.
— Что бы это ни было, это было... спасибо!
В дверь стучали. Они вдруг поняли, что уже прошло довольно много времени.
— Эй, там всё в порядке? Нам тут нужно...
— Простите! Приступ диареи, я сейчас выйду, — сказал Хаус, пожав плечами с видом «это было самое лучшее, что я мог придумать».
— Я пойду первым, — сказал он, застегивая рубашку, но не заботясь об испорченном галстуке-бабочке. Он оставил его висеть на шее развязанным. — Я дам тебе знать, когда берег будет чист. Кодовой фразой будет «берег чист».
— Поняла, — улыбнулась она.
— А можно повторить? — спросил он. — Или это просто твоя реакция на смокинг? Если так, то это мой личный смокинг, и ничто нам не мешает.
— Думаю, что строить из себя недотрогу совершенно бессмысленно, — призналась она.
Он подмигнул и выскользнул за дверь.
Лежа той ночью в постели, она не знала что чувствовать. Восхищение, возбуждение, вину? Что это было, черт подери? У Хауса есть девушка. Это было неправильно. Но так хорошо. Он хотел ее. Она хотела его. Их химию просто... просто невозможно отрицать. Она поняла, что она была под кайфом. Под кайфом от Хауса.
— Он — мой викодин, — думала она. И она не хотела полагаться на милость судьбы. Она хотела больше своего наркотика.
Они стали заниматься этим по всей больнице. В запертых смотровых, в служебных помещениях, на заднем сидении ее машины в гараже. (Они сидели в машине под предлогом «поговорить». Через пять минут она уже делала ему минет на переднем сидении, а еще через пять они перебрались назад, расстелили одяло из ее аптечки и взялись за дело, как два подростка.)
Что касалось Хауса, он казался бесконечно благодарным, просто благоговел. Он постоянно говорил ей «спасибо». Однажды, после быстрячка в уборной в ее кабинете она сказала:
— Хаус, что мы делаем?
Он поднес палец к ее губам, как будто бы не хотел разрушить красоту момента.
В ту ночь она лежала в постели и думала о нем. Она не могла дождаться завтрашнего дня. Сев в машину, она поехала к нему, надеясь, что он будет дома и что Надежды там не будет.
Но как раз когда она собиралась выйти из машины, она увидела, как свободное место у обочины заняла машина Хауса. Он был с Надеждой. Они зашли в его квартиру, молча, едва касаясь друг друга. Наблюдая за ними, Кадди показалось, что они похожи на спокойную женатую пару. Она дождалась, пока они войдут, и уехала.
— Уилсон, что я наделала? — сокрушалась она, рухнув в кресло в его офисе.
— Поменяла поставщика оборудования?
Она устала взглянула на него.
— Ты не знаешь?
— Я всегда все узнаю последним.
— Я... встречаюсь с Хаусом.
Он прищурился.
— Встречаешься?
— Сплю с ним, — призналась она.
— Вчера вечером я видел его с Надеждой.
Он выглядел сбитым с толку, так, как может выглядеть только Уилсон.
— Кажется, у нас интрижка, — сказала она и, обхватив голову руками, добавила: — Боже, я — Хестер Принн.
— Кадди, это плохо.
— Я знаю, — сказала она, виновато выглядывая из-под ладоней.
— Хаус наконец нашел покой, а ты... снова его путаешь.
— Я не собиралась этого делать, Уилсон. Я просто не могу сопротивляться ему. Ничего не могу с собой поделать.
— Нужно попытаться, Кадди. То, что ты делаешь, неправильно. И ты это знаешь.
Нужно знать кое-что важное о Уилсоне, самое важное: он любит своего друга и сделает всё возможное, чтобы тот был счастлив. Именно поэтому много месяцев назад он изо всех сил пытался уговорить Кадди вернуться к Хаусу. А теперь он хотел, чтобы Кадди отошла в сторону.
Потому что с Надеждой он счастлив, — думала она, повторяя эту фразу как мантру. — Потому что с Надеждой он счастлив.
В ту ночь она написала Хаусу письмо на своей самой любимой бумаге для писем:
Дорогой Хаус,
Я пишу тебе это письмо, потому что мы больше не можем с тобой видеться. Будет тяжело, но я думаю, что мы оба знаем, что это правильно.
Ты строишь отношения с Надеждой, а я просто всё усложняю и мешаю.
Знаешь, как говорится в той холмарковской открытке «Если любишь кого-то, отпусти его»? Вот это я и делаю. Я люблю тебя настолько, что отпускаю.
Я не хочу вставать на пути твоего счастья, Хаус. Потому что твоё счастье очень важно для меня, честно.
Твоя навеки, Лиза
Она приехала рано и сунула записку под карту пациента у него на столе. Ей было грустно, но она была настроена решительно, почти самоотверженно. Она поступала верно. Она стала Жанной Д’Арк тайного служебного романа.
Как и было задумано, она весь день избегала Хауса. Вечером раздался стук в дверь. Есть чуть заметная разница, когда в дверь колотят кулаком или тростью. Кадди очень хорошо это знала.
Он держал в руке ее письмо, злобно размахивая им будто повесткой в суд.
— Ты просто идиотка! — сказал он.
Она была обижена до глубины души.
— Что? — спросила она.
— Ты идиотка, — повторил он, непрошенно входя в дом.
— Ты пьян? — поинтересовалась она, разглядывая его пристальнее.
Но в отличие от того раза, когда он без звонка явился к ней, он был трезв, как стеклышко.
— Ты приносишь какую-то жертву, — сказал он. — Ради чего?
— Ради... тебя и Надежды, — пробормотала она.
— Зачем? — спросил он.
— Потому что ты ее любишь.
— С чего это ты взяла?
Она секунду подумала.
— Уилсон сказал...
— Уилсон?! — он добродушно засмеялся. — Ах ты глупая, глупая девочка. Я не люблю Надежду.
— Не любишь? — она почувствовала, что ее нижняя губа дрожит.
— Нет, Кадди. Я тебя люблю.
— Но вы казались такими счастливыми вместе, — возразила она.
— Надежда... хорошая. Милая. Мы отлично ладим. Она мне нравится.
— Но вы же ходите вместе к АН!
Вдруг эти слова ей показались бесконечно глупыми.
И теперь он уставился на нее так, будто бы его голубые глаза обладали способностью рентгена.
— Кадди, какое из слов «я всегда буду выбирать тебя» ты не поняла? — сказал он, уже более мягким тоном.
Она не верила, что он помнит то, что говорил в ту ночь. Он был так пьян! Но, конечно, это был Хаус. Он ничего не забывал.
Она заплакала.
— Я подумала, что ты пережил это, — сказала она. — Я отпустила тебя.
— Я никогда переживу чувства к тебе, — сказал он, подходя к ней и целуя ее слезы. — Никогда.
— Я тоже не могу.
Ее голова опустилась ему на грудь, слезы стали слезами облегчения, радости и немного страха.
— Наверное, я тоже всегда буду выбирать тебя, — сказала она, понимая, что это чистая правда. — Я всегда буду выбирать тебя.
Извините, если не в тему. Никто не видел фанфиков с пейрингом Форман/Чейз? или фэмслэша по Хаусу Ещё одно замечание. Может, кто-то видел фэмслэш с участием БС(Беспощадная Стерва, она же Эмбер) или 13? а лучше их обоих в одном фике
Жизнь - это борьба, но в ней обязательно есть место для праздника,у нее должен быть смысл, и она непременно должна быть стильной!
Уважаемые фанаты Божественного и Циничного! А также Реми Тринадцатой. Когда-то сохранял, но сейчас не могу найти скриншот, где Тринадцатая лежит с девушкой в постели. Помогите, люди добрые и не очень, поделитесь!