[*Natalika*]

House 6.19-6.21
47 штук


здесь

@темы: аватары

---

2010 Fox с командой "Хауса"

[Ylisa]

Кредит soophelia.livejournal.com

@темы: команда Хауса

---

Скриншоты из фильма "Общество мертвых поэтов"

[twitchy fingers]

Я знаю, все, небось, уже видели фильм, а кто не видел, тем уже посоветовали, но я все равно выложу, вдруг кому приглянется.
Как сказал Лори о РШЛ: "Абсолютное, чистейшее очарование".

40 штук

@темы: фото, robert sean leonard, актеры

---

Huddy compilation

[South.]

Одно из моих самых любимых видео по Хаусу

@темы: Лиза Кадди, фан-видео, Грегори Хаус

---

Historia Morbi [1]. Status praesents subjectivus. Глава 4.

[Createress]

Status praesents subjectivus
Автор: Createress
Бета: Remi.Influence ака Elinberg
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Пейринг: Уилсон/ОМП, Хаус
Жанр: Romance, Drama, Humour
Отказ: Ну, я бы написала, что все мое - но вы же все равно не поверите, правда? Так что, персонажи, события и места, чьи названия покажутся вам знакомыми, принадлежат тем, кому принадлежат
Цикл: Historia Morbi [1]
Аннотация: Хаус узнает ранее не известные ему факты о лучшем друге. У Уилсона новый роман. А на диагностическое отделение поступает пациент, у которого по непонятной причине очень часто повторяются пневмонии.
Комментарии: Тайм-лайн: вскоре после третьего развода Уилсона.
Канон, соответственно, учитывается частично.

Все медицинские случаи взяты из практики - очень редко моей, в основном моих преподавателей, кураторов и профессоров.

Огромная благодарность Remi.Influence ака Elinberg за быструю и качественную работу.

Status praesents subjectivus (лат.) - в точном переводе "Субъективное состояние на настоящий момент", в истории болезни соответствует разделу "Жалобы больного"

Предупреждения: слэш, OOC, AU
Статус: Не закончен

«Больной предъявляет жалобы на невозможность дышать».
Из студенческой истории болезни.

Глава 4

Глава 4
Пробуждение субботним утром, несомненно, сократило Уилсону жизнь на пару лет, потому что первое, что он, открыв глаза, увидел - была крыса, сидящая у него на груди. На самом деле, Стив Маккуин ради розыгрышей своего неугомонного хозяина рисковал еще сильнее, потому что, не подави Уилсон своего первого порыва, несчастная крысиная жизнь оборвалась бы в тот же момент.
Однако, гуманизм и сострадание, которые, несмотря ни на что, оставались ведущими чертами в характере Уилсона, победили, и он с некоторой брезгливостью запихнул Стива назад в его клетку.
Когда хозяин злополучной крысы проснулся через пару часов и встал с кровати, то попал ногой в таз с ледяной водой.
- Разыгрывать тебя перестает быть интересным, - пожаловался Хаус за завтраком, вяло ковыряясь в омлете с грибами.
- Если твоя крыса еще раз окажется в моей постели, я тебя в клетку посажу, - хмуро отозвался Уилсон, ставя на стол тарелку с тостами.
- Ну, конечно, в твоей постели можно спать только телеактерам, а киноактерам туда вход воспрещен?
- Хаус, ты не опаздываешь? – перебил его Джеймс, надеясь прекратить этот разговор.
- О, да! Я ведь так боюсь припоздниться на встречу с профессиональным козлом-болтологом! Мы еще не закончили, Джимми, не надейся.
- Не надеюсь, - вздохнул Уилсон.
*
Дверь ударилась о стену с такой силой, что с потолка едва штукатурка не посыпалась. Доктор Лэндлоу меланхолично поднял глаза, проверяя, не рухнула ли люстра, как делал всякий раз, когда этот приду… пациент распахивал дверь ударом трости. То есть, практически, в каждый его приход.
- Тринадцать минут, - без раздражения в голосе констатировал психотерапевт, сверив время по стоящим на столе часам с открытым механизмом.
- Чертова дюжина? Ну, тогда, наверное, это темные силы меня задержали по дороге, - отозвался пришедший, даже не притворяясь смущенным, и завалился на кушетку.
- Доктор Хаус, пожалуйста, - попросил Лэндлоу, жестом указывая на кресло перед своим столом.
- Почему мне нельзя лежать на кушетке? – капризно проворчал тот, неохотно вставая.
- Потому, что во время сеанса психотерапии вы на ней заснули как-то раз…. Раз пять или шесть, если быть точным.
- О, ну я-то работаю настоящим врачом: нагрузки, авралы, прием в клинике… сами понимаете – мне хотелось спать.
- Как ваша бессонница?
- Сейчас у меня все в порядке, спасибо. А как ваш супружеский секс?
- Доктор Хаус.
- Я просто пытаюсь поддержать светскую беседу, стараюсь быть вежливым.
- Отлично, теперь, возможно, вы будете не таким вежливым и перестанете хамить? Вы пытались расписывать причинно-следственные цепочки ваших поступков, приводящих к эмоциональному саморазрушению, как мы с вами обсуждали в прошлый раз?
- Я начал, а потом вспомнил, что я не гей и бросил.
- Ясно… ладно, попробуем воссоздать сейчас это вместе…
- Простите, док, вы милый и все такое, но я не по этой части. Вот есть у меня друг, который на четвертом десятке решил вылезти из подполья и сменить руль на правосторонний… Могу познакомить.
- Давайте поговорим о вашем друге, доктор Хаус, - предложил Лэндлоу, пытаясь поймать взгляд своего пациента, но тот был прикован к вращающимся шестеренкам часов. – Он все еще живет в вашей квартире? – в ответ неопределенный жест, который можно принять за кивок. – Он не хочет съезжать или вы не хотите, чтобы он съезжал?
- Да, я просто в восторге от шума фена по утрам и очереди в ванную.
- Ну, учитывая ваш характер, если это единственные претензии – то вы и вправду в восторге. Почему вы хотите, чтобы он остался? Из-за бессонницы?
- Моя бессонница тут вообще не причем! Когда Уилсон ночует у своего… приятеля… я все равно хорошо сплю.
- Вас задевают его романы? Вы не первый раз упоминаете об этом факте. Почему вас это задевает? Вы страдаете гомофобией?
- Нет, - мрачно буркнул Хаус. – Уилсон не гей. Он не был геем все те десять лет, что мы знакомы.
- Ученые придерживаются теории о том, что ориентация определена с рождения, так что, очевидно, все же был. Вам неприятно, что он не доверился вам или что… лишил вас шанса?
- Это вы на что сейчас намекаете? – поднял голову Хаус.
На какой-то миг Лэндлоу понадеялся, что все же встретится с ним глазами, но в последний момент его пациент отвел взгляд в сторону.
- Я просто спрашиваю. Хаус, оглянитесь на ваши поступки за последние годы – начиная от прогрессирующей наркозависимости и заканчивая судебным преследованием – это все похоже на результаты обдуманных, взвешенных решений? Складывается такое ощущение, что вы сознательно выбираете саморазрушающую модель поведения. Зачем?
- Вы что, еще ответа ждете? – спустя мгновенье отозвался Хаус. – Вы его не услышите. Вы деньги получаете не за то, чтобы я обосновывал ваши безумные теории.
- Существует, как минимум, несколько вариантов ответа. Учитывая, что у вас самодеструктивная модель по подростковому типу поведения… да, именно так, доктор Хаус… то это может быть вид мести окружающим за то, что вам вернули жизнь, когда вы об этом не просили, и за такую цену, которую вы не готовы были платить. Вполне типичная подростковая реакция – разрушение своей жизни в отместку другим. А есть второй вариант…
- Сгораю от нетерпения… - саркастически пробормотал Хаус, занятый попытками уравновесить трость на ребре ладони.
Лэндлоу со вздохом снял очки и потер высокий, с залысинами, лоб.
- Дело в том, что существуют люди, которым вообще ничего не нужно, если они не могут получить желаемое. Никаких компромиссов, никаких половинчатых решений. Фанатично-максималистское поведение. Тоже свойственно подросткам, в основном.
Трость с грохотом упала на пол, и Хаус получил несколько мгновений передышки.
-И чего же я, в этом случае, так желаю, что разрушаю сам себя с досады, что не могу это получить?
- Это вы мне скажите, доктор Хаус. Чего вы хотите?
- Всего понемножку. Лекарство от рака, свободу слова, свободу совести, мир во всем мире, прекращения военных действий американцами на Востоке, порно на бесплатных…
- Доктор Хаус. Пожалуйста. Разумеется, это не единственные варианты – это может быть еще обход подсознательного запрета на суицид, например… и многое другое. Я не могу за вас решить, какой вариант соответствует истине. Вы ничего не хотите рассказать?
- Нет, спасибо, - покачал головой Хаус, забрасывая в рот таблетку викодина. Психотерапевт жестом предложил ему стакан воды, но Хаус лишь отрицательно покачал головой.
- Таблетки помогают? – спросил Лэндлоу и получил неопределенное пожатие плеч в ответ. – Доктор Хаус, что вас связывает с Уилсоном?
- Что это за вопрос? Я не знаю, что вы имеете в виду, но, когда нам случалось ночевать в одной постели, мы спали строго под разными одеялами.
Если подумать, то взрослым людям, какими бы близкими друзьями они ни были, обычно вообще не приходится ночевать в одной постели. Хаус был благодарен, что Лэндлоу не заострил на этом внимания.
- Это похоже на созависимость, - напрямик отозвался Лэндлоу, глядя на часы. Шестеренки вертелись, и крутились стрелки, отсекая минуту за минутой. Хаус в первый раз с начала сеанса посмотрел ему прямо в глаза. – Ее можно рассмотреть на примере классической системы психоанализа: Эго, Супер-Эго и Ид. Ид – начало беспорядочное и полное энергии, которое стремится к удовлетворению желаний и не сковано никакими рамками. Супер-Эго – начало, ограничивающее Ид, приводящее его действия в соответствие с требованиями морали, формируется обычно в детстве под влиянием отца или аналогичного лица. Эго примиряет два начала и осуществляет контакт с окружающим миром, согласно поставленным задачам.
- Я знаю теорию Похотливого Старого Козла Фрейда.
- Не сомневаюсь. При отрицательном шаблоне, когда отец не становится прообразом Супер-Эго – например, при конфликтных отношениях в семье – формирование Супер-Эго может нарушаться. Так как полное главенство Ид убьет любую личность в обществе, то Эго ищет кого-то в окружении, кто будет выполнять роль Супер-Эго. Что-то вроде вынесенной отдельно совести. При самодеструктивной модели поведения, когда задачей стоит окончательно разрушение личности, Эго контактирует с миром согласно именно этой задаче. То есть делает все, чтобы личности было легче разрушаться.
- Вы считаете, что Уилсон – моя совесть?
- А вы? Это не исключено. Он занял эту позицию, когда ваше саморазрушение еще не достигло таких размеров или еще не существовало вовсе, и вы искали способ успешной адаптации. Теперь уже не ищете.
- Мне давно нужно не это…
- А что?
Вопрос повис в воздухе, и через полминуты Лэндлоу понял, что отвечать Хаус не собирается. Шестеренки в часах вертелись, и крутились стрелки.
- Боюсь, наше время вышло, - наконец сказал психотерапевт.
С неожиданной скоростью, учитывая его больную ногу, Хаус встал с кресла.
- Вот и чудно. До встречи на следующей неделе, док.
- Доктор Хаус. Сядьте, пожалуйста. Не будет никакой встречи на следующей неделе.
- Вы куда-то уезжаете? Съезд Самых Бесполезных Врачей Года?
- Я никуда не уезжаю. Это вас здесь не будет.
Хаус оглянулся по сторонам.
- А где я буду?
- Где угодно, только подальше от моего кабинета. Хаус, мы встречаемся с вами полгода. Это двадцать четыре встречи. Вы так и не заговорили. Наши сеансы проходят по прежней схеме – я рассказываю вам, что вы, по моему мнению, должны чувствовать. Ваша социализация по-прежнему на нуле, если не отрицательна. Ваша зависимость только прогрессирует. Знаете, как это называется? Провал терапии. Я не вижу смысла продолжать это «лечение» и не имею морального права брать за это деньги. Тем более, что, если вы не предпочитаете в определенных кругах отзываться на имя «Лиза Кадди», то чеки выписываете не вы. Я не знаю, кто и какую руку вам вывернул, чтобы загнать на психотерапию, но передайте этому человеку, что из насильственной терапии ничего не выйдет. Удачи.
*
Дома обнаружилось, что Уилсон отбыл в неизвестном направлении и, прикинув, позвонит ли тот сам, чтобы уточнить, как прошел сеанс психотерапии у его друга, Хаус достал мобильный телефон и набрал номер.
- Ваш с Кадди мозгоправ спекся, - с ходу сообщил он, как только услышал голос Уилсона в трубке.
- Ты не забыл стереть отпечатки пальцев и закопать труп? – невозмутимо спросил тот.
- Нет, я все сделал, как показывали в CSI. Ты будешь моим алиби.
- Увы, я должен отказаться от такой чести. Я за городом и вернусь только поздно вечером или завтра утром.
- Да, знаю, я нашел твою записку.
- Я ничего не писал, Хаус.
- Я заметил. Это был сарказм. Можешь посмотреть значение этого слова в толковом словаре – у актера он наверняка должен быть.
- Каждый, кто проведет с тобой хоть пару часов, узнает значение этого слова на собственной шкуре, Хаус, - в тон ему ответил Уилсон. – Мы в загородном клубе…
- Мне это так интересно узнать! Это тоже был сарказм, - сказал Хаус, нажимая отбой.
* * *
По счастью, рабочий день Виктора в этот понедельник начинался в 6:30 утра, поэтому он не стал делать проблемы из того, что они с Уилсоном завтракают обезжиренными и обессахаренными овсяными хлопьями в половине шестого. После этого у Уилсона еще хватило времени вернуться на квартиру Хауса, переодеться, приготовить на скорую руку второй завтрак и в семь утра позавтракать снова - недиетическими оладьями с медом. Такой утренний ритуал с некоторыми поправками продолжался уже шесть недель с лишним и надоел ему до смерти.
- У меня не гостиница, Уилсон, - хмуро сообщил ему Хаус за завтраком, - чтобы тебе нужно было отмечаться до какого-то срока.
- Я тоже так подумал. Наверное, будет лучше, если я … перееду к Виктору… я все равно остаюсь там практически каждую ночь. Глупо, что я приезжаю к тебе на квартиру каждое утро, чтобы переодеться перед работой.
- Очень глупо, - подтвердил Хаус. – Твой переезд меня мало беспокоит, а вот по блинчикам я буду скучать.
- Я кормлю тебя ленчем, обедом, а подчас и ужином – разберись уж с завтраком сам! – сухо ответил Уилсон, стараясь не показать, как его задела реплика Хауса. – Вечером соберу вещи.
- Так, а вот теперь ты меня напугал. Такое впечатление, что ты как будто бы и не шутишь.
- А я и не шучу.
- Уилсон, хватит, День Дурака в апреле, а сейчас только конец ноября.
- Я не шучу. Я съезжаю.
- Черт возьми, Уилсон, ты в своем уме?! – вышел из себя Хаус, резко отодвигаясь со стулом от стола. – Да ты с этим парнем почти незнаком! У меня с пакетом молока с нижней полки холодильника более длительные отношения!
- У нас просроченное молоко в холодильнике? Оно должно быть просроченным, потому что я встречаюсь с Виктором два месяца.
- Нет, у него срок годности истекает только в феврале.
- Зачем ты держишь молоко длительного хранения в холодильнике? – заинтересовался Уилсон.
- На случай нападения молокоедов из космоса. Не отвлекайся от темы, Джимми-бой.
- Господи, Хаус, ты съехался со Стейси через неделю после вашего свидания!
- Это совсем другое дело, - неохотно огрызнулся Хаус.
- Почему? И вообще тебе надо радоваться – никаких проповедей, никаких укоризненных взглядов на то, как ты принимаешь свой проклятый викодин, никакого шантажа, чтобы ты тащил свою задницу в больницу без опозданий!
- Да, черт возьми, я просто охрененно рад! – рявкнул Хаус, поднимаясь на ноги.
- Хаус!
- Иди ты на хрен, Джимми! – сообщил ему друг, захлопывая за собой дверь кухни.
- Хаус! Хаус, мы на работу опоздаем! Хаус! Черт возьми… - вздохнул Уилсон.
И почему он решил, что сейчас подходящий момент для такого разговора?

@темы: слэш, Грегори Хаус, фанфики, Джеймс Уилсон

---

6.22 "Help me"

[Serenity S]

Много и спойлерно о финале здесь и немного здесь.

@темы: спойлеры, о сериале, интервью, новая серия

---

Игра «Хаус-Квест»

[Die Glocke]

UPD спасибо  Dot Com:

игра под катом

В игре требуется поставить диагноз пациенту. Для этого придется общаться с командой и другими обитателями больницы, собирать и использовать предметы. Собранные предметы отображаются на панели в нижней части экрана; для использования предмета нужно щелкнуть по нему и затем щелкнуть этим предметом по активному месту на экране. Некоторые предметы можно комбинировать друг с другом, щелкнув одним предметом по другому в инвентаре.
При общении с некоторыми персонажами внизу экрана предлагается список вариантов реплик для Хауса. Впрочем, Хаус довольно своенравен и выбранную вами мысль может высказать немного не так Пока Хаус общается с кем-нибудь, он не может выполнять другие действия.

В начале игры доступны не все локации, в которых можно побывать. Они будут появляться по мере прохождения. Не забывайте после существенных событий возвращаться к своей команде – в диалоге могут появиться новые варианты реплик.

Для игры онлайн необходим Flash Player Plugin.
Вы можете скачать самораспаковывающийся архив с игрой на ПК, для которой плеер не требуется.
Игра находится на официальном сайте комиксов, ваш браузер должен поддерживать флэш. Там же можно скачать оффлайн-версию.

Пост отредактирован ~ Dyavalenak

запись создана: 09.03.2010 в 00:28

@темы: хаус-ссылки

---

игры, в которые играют дяди

[murzum]

саммари: Хаус с Уилсоном затевают одну очень интересную игру....))
предупреждение: рейтинг ДЕЙСТВИТЕЛЬНО зашкаливает!! моралистам вход запрещен.
автор: murzum
беты по-прежнему нема
пэйринг: Хаус/Уилсон/еще один занятный персонаж
рейтинг: мля...NC-21. а если у вас хоть в половину такая же фантазия как у меня...то просто можете сразу выкинуть
время: ну...видимо, 7-ой сезон) а вообще...какая разница??
жанр: господи...жесть! ангст с переходом в блаженный роуманс.
отказ: мне никто не принадлежит. и слава богу!
от автора: чем дальше в лес, тем толще партизаны. тем более развращена моя фантазия.. и простите: редактировать сил нет. опечатки есть, но их не так много. постараюсь отбетить чуть позже. просто очень хочется поделиться! и ваши комменты...более чем желанны

Игры, в которые играют дяди.

- А теперь объясни так, будто мне пять лет, Хаус: зачем это ТЕБЕ?

Уилсон нервно мерил шагами свой кабинет, периодически бросая на довольно ухмыляющегося Хауса подозрительные взгляды.

- О, у меня на это есть целая чертова куча причин, Джимми!

- Назови хотя бы одну.

- Я тебя люблю?

Джеймс на мгновение остановился, немного подумал, потирая переносицу, и снова принялся ходить из угла в угол.

- Нет, всё равно не понимаю. Давай другую причину.

Хаус деланно вздохнул и улыбнулся еще шире, а потом встал, преграждая Уилсону путь, и мягко обернул руки вокруг его талии. Тот послушно замер.

- Не мельтеши, голова кружится, - прошептал Грег куда-то в темные завитки волос, которые он тут же взлохматил пальцами.

Некоторое время оба не шевелились, наслаждаясь никогда не надоедающим ощущением тепла, которое окутывало их каждый раз, когда они оказывались так близко. Уилсон уткнулся лбом в хаусову ключицу, дыша глубоко и часто, стараясь наполнить себя этим восхитительным мускусным запахом до краев, как будто бы он был неким сосудом. А Хаус задумчиво перебирал его волосы, и во всех его движении не было ни грамма обычной грубости - только нежность, которая буквально капала с кончиков его пальцев.

Наконец, Уилсон слегка отстранился и поднял на Грега вопросительный взгляд, всё еще ожидая ответа на заданный ранее вопрос. Хаус перехватил этот взгляд, и уголки его губ едва заметно дернулись вверх в немом обожании. Он согласно кивнул:

- Хорошо, другая причина. Мне нравится тебя радовать.

- Хм...и каким образом это должно помочь мне понять твои мотивы?

- Ты - глупый, - констатировал Грег, легко постучав пальцем по виску Уилсона. - Пораскинь мозгами для разнообразия, и все мои "скрытые мотивы" станут очевидны.

Джеймс опять нахмурился, но через пару секунд улыбнулся, как чеширский кот, хитро прищурился и потянулся вперед, чтобы слегка потереться носом о шею Хауса. Потом он дотянулся до уха и прижался губами к небольшому участку рядом с мочкой; и удовлетворенно хихикнул, когда почувствовал легкую дрожь, пробежавшую по телу Грега.

- Я думаю, мы можем немного ускорить процесс разоблачения твоих скрытых мотивов, - мурлыкал Уилсон, мягко подталкивая совсем расслабившегося Хауса к дивану, - и заодно избавить мои мозги от необходимости ими раскидывать...

Грег медленно опустился на диван, и Уилсон тут же оседлал его бедра, руками притягивая его голову для глубокого нежного поцелуя. Трость грохнулась на пол, и Хаус обвил освободившимися руками его бедра, максимально сокращая дистанцию между их напряженными членами; жар их желания чувствовался даже через несколько слоев ткани. Джеймс тихо постанывал в его рот, вытворяя внутри какие-то совершенно непристойные вещи своим языком.

- М-м-м...Джимми... - выдохнул Хаус, с трудом отрываясь от его губ, - если ты продолжишь в том же духе...боюсь, мне придется наплевать на нашу договоренность не заниматься этим на работе...

- Примерно этого я и добиваюсь... - пробормотал тот, покрывая короткими поцелуями и дразнящими укусами свободные от щетины участки шеи.

Хаус откинул голову на спинку дивана, не в силах сопротивляться этому настойчивому рту, его ладони самопроизвольно сжимались и разжимались на ягодицах любовника. Но когда столь же настойчивые руки ухватились за пуговицы его рубашки, Грег очнулся и мягко отстранил Уилсона.

- Нет, любовь моя, не сейчас, - он немного помолчал и хитро улыбнулся. - Прибереги свой пыл до вечера.

- А что будет вечером?

Хаус молчал, всё так же хитро ухмыляясь. Он переместил Джеймса на диван рядом с собой - от греха подальше - и встал, сосредоточенно приводя себя в порядок. Когда с этим было покончено, и степень его растрепанности не превышала обычной, он поднял голову и встретился взглядом с ожидающими карими глазами. Грег подхватил с пола трость и выпрямился; выглядел он так, будто только что вошел в кабинет, но уже собирался уходить, и в глазах его плескалось пламя.

- Вечером прибудет твой подарок. Я уже пригласил его - от твоего имени, разумеется. Не забывай, он не должен знать, что я тоже буду там.

- Ну, разумеется, - беззлобно рыкнул Уилсон, но тут же смягчился, в голосе появилась неуверенность: - Но ты ведь будешь?..

- Как знать! - Хаус весело поиграл бровями и выскользнул из кабинета, а через секунду его хитрющая физиономия снова показалась из-за двери: - Встреча в девять. Всё, что нужно, я уже подготовил.

И он скрылся из виду, на этот раз окончательно. Уилсон горестно вздохнул. У Грега с самоконтролем дела всегда обстояли значительно лучше, чем у него, и иногда это очень раздражало. Например, вот в такие моменты, как сейчас. И на кой черт сдались Хаусу эти дурацкие ролевые игры?!...

* * *

Было уже около восьми вечера, когда Джеймс добрался, наконец, до дома. В квартире было темно и непривычно тихо. Обычно они с Грегом возвращались домой вместе; в крайнем случае, если один из них задерживался на работе, другой уже ожидал - с готовым ужином, изголодавшийся по маленьким тактильностям, к которым оба умудрились привыкнуть так быстро. Чаще всего ужин уже остывал к тому моменту, как они насыщали голод несколько иного характера. Но сегодняшний вечер определенно был не из этой категории, и Уилсон чувствовал себя немного не в своей тарелке.

Помимо этого было еще предстоящее действо, которое пугало его до чертиков. Он понимал, что Хаус делает всё это исключительно для него, но никак не мог заставить себя расслабиться: руки дрожали, под ложечкой неприятно посасывало. Может быть, ему вообще не стоило соглашаться на это безумие. Может быть, переубедить Грега было не так уж нереально...нет, всё это просто бессмысленно! Где-то в самой глубине, в самом темном углу своей души Уилсон хотел этого. Он мечтал об этом, даже если не надеялся когда-нибудь воплотить свои фанатазии в жизнь. А Хаус...впрочем, даже для Хауса это было слишком. Конечно, выглядело всё более чем в его духе: очередная забавная игра, крайне сложно организованная и продуманная до мелочей, и не менее возбуждающая. Но Уилсон догадывался, что для самого Грега это не было просто новой увлекательной головоломкой. Признаться, он вообще не понимал, как этот по-настоящему сумасшедший собственник смог решиться на такое. И тот факт, что он всё-таки решился (и долго призывал Уилсона к тому же), могло означать только одно: Хаус действительно любит его. До абсурда, никому не нужного самопожертвования и самоотречения, до почти маниакальной заботы обо всех аспектах их жизни - любит.

Джеймс, наконец, смог утихомирить бешено стучащее сердце, отвлекшись на приготовление кофе. Если задуматься, вся эта затея...была, в общем...не так плоха. И было бы...жестоко по отношению к Хаусу сорвать его идеальный план. Так что лучшее, что Уилсон может сделать, - это отвлечься от этических терзаний и достойно сыграть свою роль. А роль у него, к слову сказать, была главной. По крайней мере, приглашенный в этот маленький скетч гость должен думать именно так. Кстати, любопытно, кого Грег выбрал в качестве второго действующего лица?..

Словно в ответ на размышления Уилсона, дверной звонок тихонько тренькнул. Джеймс быстро схватил заботливо приготовленный Хаусом малюсенький - настолько, что его даже на столе найти было проблематично - беспроводной наушник, засунул его в ухо, и убедившись, что ничего ниоткуда не торчит и он вообще выглядит замечательно, открыл дверь.

- Твою мать... - пробормотал он, увидев на пороге смущенно переступающего с ноги на ногу Чейза.

Лицо Уилсона вытянулось так, что едва не стекло на грудь. Чертов Хаус!! Да как ему вообще пришло в голову втянуть в эту авантюру кого-то знакомого?! Хрен с ним, знакомого - коллегу! Он бы еще Формана позвал!!...

В левом ухе зашуршало, а потом Джеймс услышал приглушенное хихиканье. Грег выбрал себе в этом маленьком спектакле роль "режиссера": он понатыкал везде скрытые камеры и сейчас сидел где-нибудь этажом выше и наблюдал, отдавая приказы через тот самый наушник, таким образом обеспечивая себе непосредственное участие в том, что должно было произойти. По мнению Уилсона, это было больше похоже на театр марионеток, но по правде говоря, ему и самому так было гораздо комфортнее. Если бы не голос Хауса в его ухе, Уилсон, возможно, вообще не стал бы делать всё это.

"Эй, Джимми! Отомри и впусти дорогого гостя".

Да, идея с наушником определенно была самой лучшей частью хаусового плана.

Уилсон посторонился и жестом пригласил Чейза войти, старательно складывая мышцы лица в выражение "всё-в-порядке-я-просто-задумался". Роберт перешагнул порог и уже в прихожей снова прирос к месту, опуская глаза долу.

- Проходи, - немного рассеянно подбодрил его Уилсон.

Чейз послушно прошел в гостиную и замер у дивана. Избегая смотреть на Уилсона, он достал из кармана какой-то сверток и промямлил:

- Я...я принес то, о чем вы...просили...

Джеймс теперь занервничал еще больше, тем более, что в его левом ухе фыркали и давились смехом. Он, затаив дыхание, взял сверток с протянутой ладони, осторожно открыл...

...и с облегчением выдохнул. Всего лишь небольшая баночка с патокой. И чего это Чейз так напрягается из-за какой-то патоки? Чтобы хоть немного разрядить обстановку, Уилсон предложил:

- Ты присаживайся. Кофе?

Чейз благодарно кивнул и уселся, нервно ерзая, но напряжение явно начинало его покидать. Джеймс орудовал на кухне, гремя чашками, когда вкрадчивый голос Хауса ворвался в его голову:

"Не забудь про таблетки". Уилсон нахмурился, но достал из шкафчика заранее заготовленную пустую кружку с уже растолченными таблетками на дне. По цвету порошка можно было догадаться, что одна из пилюль была голубого цвета, а другая - красного. Он нахмурился еще сильнее в расчете на то, что Хаус сейчас видит его лицо, и залил порошок горячим кофе. "И веди себя естественно, ладно? Пугаешь ведь мальчишку до полусмерти!"

Уилсон лишь раздраженно закатил глаза - этот чертов всезнайка Грег в роли бога был просто невыносим! - и вернулся в гостиную с двумя чашками, стараясь не перепутать, какая из них предназначалась Чейзу. Он постарался звучать как можно более беззаботно и рассеянно:

- Роберт, а когда я об этом просил? - конечно, задавать подобные вопросы крайне...странно. Но как еще он может узнать, что успел натворить Хаус за его спиной? и от его имени!

Чейз слегка удивился. Если вытаращенные глаза можно считать "легким удивлением".

- Вы написали об этом, - кивок в сторону мирно стоящей на газетном столике банки, - в записке...

- Хорошо... - протянул Джеймс, гадая, как бы вытянуть из Чейза всю нужную информацию и не показаться окончательным придурком. Он протянул гостю правильную чашку и продолжил: - и записка была...

- И записка была в моем шкафчике...кстати, я ее принес на случай...на всякий случай...

Уилсон взял из его руки небольшой прямоугольник. Всё бы ничего, но бумага была нежно розового цвета, с лаконичным сердечком в правом верхнем углу и пахла его одеколоном. Пробежав глазами короткий текст приглашения и не заметив ни одного упоминания об это странной просьбе, он перевернул розовый прямоугольник и в одно мгновение понял всё. Постскриптум. В нем не говорилось конкретно о патоке, но последняя вполне удовлетворяла требованию "что-то, что я мог бы слизать с твоей обнаженной груди". Великолепно. Теперь понятно, почему Чейз так смущался.

- Я, пожалуй, оставлю это у себя, если ты не против, - вообще-то, ему было плевать, против Чейз или нет. Он никогда в жизни не позволил бы кому-то завладеть подобного рода уликой.

Но Роберт не возражал. Он старательно изучал узоры на ковре и тихо пил свой кофейно-таблеточный коктейль.

Уилсон угрюмо запихнул бумажку в карман. Он очень злился на Грега за эту идиотскую записку. Постскриптум был совершенно не обязателен (как и розовая бумага и сердечко), но Хаус же просто не может сделать всё по-человечески! Обязательно ему нужно заставить кого-то краснеть, а в идеале - смутить абсолютно всех. Странно, но эта злость придавала Джеймсу сил, теперь он чувствовал себя настоящим хозяином положения и был готов к чему угодно. В частности - к реализации этого их плана, который неожиданно стал нравился Уилсону всё больше и больше. Правда, он еще не успел продумать свои дальнейшие действия...но Хаус наверняка подскажет, если будет нужно.

Задумчиво хмурясь, Джеймс на автопилоте направился к креслу и уже почти сел в него, когда в его левом ухе рявкнули: "Куда?!" Он подскочил, Чейз перевел на него недоуменный взгляд, но промолчал. Голос Хауса смягчился и подсказал: "Рядом с ним. Не слишком далеко".

Уилсон послушно опустился на диван, почти задевая Роберта плечом. Да уж, не самая адекватная дистанция для двух мужчин, которые просто работают в одной больнице. Но плевать! Какого черта?! В конце концов, это же ЕГО праздник жизни! Не очень понятно, конечно, с чего бы этот праздник включал в себя совершенно невинную жертву... Дарить друг другу живых людей - это как-то немного...ну да, совсем чуть-чуть, самую мизерную капельку...полнейший идиотизм!! Боже, как можно было...как...и почему только он не понял всего этого раньше?..

Хаус уверял, что "Чейз будет совсем не против". Об этом должна была позаботиться голубая таблеточка. Хаус божился, что "наутро Чейз обо всём забудет", - это задача таблеточки красной. А задача Уилсона сейчас - перестать паниковать. Расслабиться и получать удовольствие.

"Эй, Джимми. Кажется, клиент готов. Можно брать".

Уилсон поморщился - в голосе Грега был голый азарт без малейшего намека на замешательство - и бросил на Чейза короткий взгляд. О, да, он совершенно определенно был готов. Лицо раскраснелось, глаза заблестели, и он - это было более чем очевидно - делал неловкие попытки скрыть действие голубой таблетки.

"Он сейчас попытается сбежать. Останови его".

"Сам знаю!" - мысленно огрызнулся Джеймс. Вся эта нелепая ситуация нервировала. И одновременно ужасно возбуждала. Так что о моральной стороне вопроса он, пожалуй, подумает после. Тем более, что Чейз действительно напрягся и не очень убедительно промямлил:

- Я...я должен идти, доктор Уилсон...я...не очень хорошо...себя чувствую...

Он попытался встать, но Джеймс схватил его за плечо и резко дернул назад, так что несчастный парень впечатался в спинку дивана. Роберт даже не попытался сопротивляться; он полулежал на диване, не меняя позы, и робко хлопал на Уилсона глазами, в которых плескался неприкрытый страх.

"Сделай лицо попроще. Иначе вместо того, чтобы приятно проводить время, нам придется срочно закапывать труп. А мне - еще и искать нового подчиненного".

Джеймс постарался расслабить лицевые мышцы и даже улыбнуться. Получилось что-то вроде звериного оскала. Хаус только вздохнул и не стал комментировать.

- Роберт, ты меня боишься? - глупый вопрос. Глупый-глупый-глупый...! Но что-то же надо было сказать.

- Если честно...д-да...н-немного... - голос дрожал, взгляд затравленно метался. Он нервно сглотнул и хотел уклониться от руки Уилсона, но лишь дернулся, когда тот погладил его по щеке тыльной стороной ладони. Получилось не слишком нежно. Ладно, совсем не нежно. И даже грубо. Но Чейзу, кажется, понравилось.

Уилсон позволил руке двигаться самостоятельно. Пальцы тут же забрались в волосы Чейза, слегка взлохмачивая по-женски длинные пряди. О, да!.. Эти волосы всегда были одним из многочисленных маленьких пунктиков доктора Джеймса Уилсона. Черт знает, сколько долгих часов он провел, созерцая эти идеальные пряди, представляя, как однажды он сможет дотронуться до них... Теперь понятно, почему Хаус решил подарить ему именно Чейза. Черт. Грег наверняка взбесился, когда понял, кого еще (кроме него самого) Джеймс хотел бы видеть в своей постели. Впрочем, нет, не так. Постель - это только для них двоих. Для всех остальных подойдет любое другое место. Например, диван в гостиной.

Он положил свободную ладонь на ногу Чейза, гораздо выше колена. Кончики пальцев аккурат касались внутренней стороны бедра. Слегка сжал руку, чтобы Роберт почувствовал прикосновение даже через плотную ткань джинс. Уилсон, наконец, оставил в покое волосы и накрыл ладонью глаза Чейза, чтобы тот не смог видеть его лица; одновременно с этим его вторая рука стала медленно, но настойчиво и властно продвигаться вверх по бедру. В тот самый момент, когда ладонь добралась до промежности и уверенно сжала напряженную плоть, Джеймс накрыл губы окончательно потерявшегося в своем возбуждении и страхе Роберта своими. Поцелуй был жестким, агрессивным, требовательным. Потому что нежность - это тоже только для Хауса.

Чейз не успевал реагировать на все эти прикосновения. Он просто растекался по дивану, позволяя чужому языку делать с его ртом всё что угодно; позволяя чужой руке до боли сжимать его член через джинсы; он просто плыл по течению. Всё происходящее было в высшей степени странно. Такой незнакомый, агрессивный Уилсон пугал до полусмерти и вместе с тем будоражил что-то очень глубоко внутри. Что-то запрещенное, что-то...неправильное. Но черт возьми...это "что-то" ТАК возбуждало!..

Руки исчезли, и сам Уилсон, кажется, переместился в другую вселенную - настолько отстраненным он выглядел. Но его глаза - опасные, чертовски опасные карие глаза! - смотрели строго, жестко, властно. И голос. Сильный, уверенный, более низкий, чем обычно.

- Встань.

Чейз повиновался, с трудом совладав с потяжелевшими вдруг конечностями. Он робко топтался на месте прямо напротив Уилсона, который расслабленно откинулся на спинку дивана, широко расставив ноги; сквозь тонкую ткань брюк была отчетливо видна недвусмысленная выпуклость в районе ширинки. Даже фактически находясь ниже Чейза, он каким-то образом умудрялся смотреть на него сверху вниз. От этого по спине бежали мурашки, и отчаянно хотелось сбежать. Но ноги не слушались. Джеймс некоторое время просто наслаждался его замешательством, плотоядно улыбаясь, а потом так же коротко приказал:

- Раздевайся.

Роберт шумно выдохнул и медленно потянулся дрожащими пальцами к пуговицам рубашки.

"Ты неплохо справляешься, любовь моя. Только посмотри на него: краснеет, бледнеет, трясется. Боится тебя. Признаться, я бы тоже боялся на его месте. Ты всё-таки был прав, когда требовал дать тебе хоть каплю контроля в этом. Что ж. Мальчишка полностью в твоей власти".

Джеймс упрямо дернул подбородком в ту сторону, где предположительно находилась одна из камер. Хаус серьезно хмыкнул в его ухе.

"Понимаю. Считаешь, это всего лишь суррогат. Подчинить Чейза, да еще накачанного виагрой и наркотиками, - это слишком просто. А я - совсем другое дело, верно?"

Уилсон улыбнулся и кивнул. Перед глазами стояла немного сутулая фигура Хауса. Это он, а не Чейз, сейчас стягивал с себя рубашку, пряча глаза, всем своим телом излучая страх и стыд, потому что этот страх его возбуждал. Это он медлил, неуверенно расстегивая молнию на джинсах, краснея тем больше, чем меньше одежды оставалось на его - таком беззащитном теперь - теле. Это он смущенно опускал глаза и пытался прикрыть свидетельство своего возбуждения руками, когда последняя тряпка упала на пол. Да. Это всё был только он. Всегда.

"Ты ведь обо мне сейчас думаешь?"

Его бровь удивленно поползла вверх.

"Да, в твою голову я тоже установил жучок". Хаус рассмеялся, но через мгновение его голос снова стал серьезным. Джеймс ощутил приятную дрожь во всём теле - голос Хауса был хриплым. "Ты никогда не смотришь на меня так. Но...мне сложно это объяснить...просто я чувствую, что сейчас ты видишь именно меня".

Уилсон снова качнул головой в подтверждение этих слов. Его ухмылка растянулась еще чуть шире, и он встал, на ходу стягивая галстук. Он подошел к обнаженному Чейзу со спины и аккуратно завязал ему глаза так, чтобы можно было трепать его по волосам, не задевая повязку. Теперь Чейз не сможет увидеть их почти невербальное общение посредством камеры. В левом ухе едва уловимо слышалось учащенное дыхание.

Он развернул Роберта лицом к предполагаемому местоположению одной из камер и обнял его, всё еще находясь за его спиной, сильно прижимаясь бедрами к ягодицам, так что возбужденная плоть уютно утроилась аккурат между ними. Чейз судорожно вздохнул, слегка откидывая голову на плечо Уилсона, приоткрывая очаровательно припухшие губы. Джеймс очень надеялся, что выбрал правильный ракурс.

Он легко провел ладонями по безволосой груди к животу, потом на бедра - сжал их, притягивая еще ближе к себе, и слегка потерся членом о ягодицы, - и, не задерживаясь, вернулся к груди, с силой сжимая соски пальцами. Как и ожидалось, Роберт простонал что-то вроде "Хаааааа" и уже сам подался назад, требуя более существенного контакта. Одна рука жестким обручем сдавила его грудь, не позволяя шевелиться, другая сползла вниз и грубо обхватила его член, сжимая, но не двигаясь. Тем временем зубы Уилсона на долю секунды сжали мочку уха, и от этого маленького жеста Чейз задохнулся и выгнул спину. Но Уилсону было абсолютно плевать на его желания.

Он неотрывно смотрел прямо в камеру, чуть наклонив голову, так что взгляд получался лукавым и чрезвычайно соблазнительным. Соблазняющим. Наушник не подавал признаков жизни, но это могло означать лишь одно: Хаус просто потерял дар речи и сидит сейчас с открытым ртом и пульсирующей в штанах эрекцией, пялясь на монитор расширенными глазами. Но Джеймса это совершенно не устраивало. Он хотел слышать.

Не отводя глаз, он наклонился еще чуть ниже и провел всей поверхностью языка по шее Роберта, одновременно резко дергая рукой, сжимающей его член. Эффект был поразительный, причем дважды: из горла Чейза потоком хлынули очаровательно-непристойные стоны и даже полу крики, он снова извивался в кольце рук, пытаясь повторить это движение; наушник же прохрипел "О боже!..", и Уилсону было этого достаточно, чтобы понять, что Хаус быстро расстегнул штаны и сжал рукой собственный член.

Еще немного противоречивых, дразнящих жестов. Нарочитое пренебрежение вплоть до полного равнодушия к изнывающему от желания обнаженному телу в его руках. Всё, чтобы показать, насколько пустой была для него эта симпатичная оболочка. Просто живой манекен, чтобы объяснить Хаусу, показать ему, ЧТО в действительности он подразумевал под словом "контроль". Чтобы рассказать, как он несравнимо дорог, как он почти иррационально любим.

"Джим, хватит...я так ужасно хочу дотронуться до тебя..."

Уилсон ухмыльнулся и в то же мгновение отпустил Роберта, развернул его к себе лицом и приказал опуститься на колени. Ему не хотелось, чтобы Чейз дотрагивался до него чаще, чем было необходимо. Чужие пальцы казались противоестественными - в них не было этих электрических разрядов, к которым он так пристрастился. Поэтому он до сих пор был полностью одет, если не считать галстука. И раздеваться больше, чем нужно, не собирался.

Он схватил Роберта за запястья и подтолкнул его руки к молнии на своих брюках. Парень был абсолютно дезориентирован из-за повязки на глазах, потому делал всё очень медленно и очень осторожно. Он схватился было за ремень, но жесткий голос осадил его:

- Нет. Только молния.

И сам помог расстегнуть ее и вытащить уже давно болезненно пульсирующий член.

Роберт робко обхватил его сразу двумя руками, нерешительно поглаживая. Да, мальчик был явно дилетантом в этом вопросе. Наушник раздраженно вздохнул.

"Возьми его за волосы и прикажи открыть рот".

Джеймс медленно запустил пятерню в светлую шевелюру и сжал кулак. Второй рукой он обхватил подбородок и сильно надавил на то место, где соединялись верхняя и нижняя челюсти, заставляя рот раскрыться.

"Я не совсем это имел в виду, но так даже лучше. А теперь пусть ласкает тебя. Но так, чтобы я видел каждую деталь".

- Язык, - коротко приказал Уилсон, и Роберт послушно высунул язык, кончик которого уперся в горячую вершину головки. Он машинально обвел ее по кругу, для пробы. Потом еще раз. И еще. В конце концов, он обхватил головку губами и стал мягко посасывать, совершенно по-детски причмокивая.

"Господи ты боже мой!.." Джеймс усмехнулся. Этот тон - с едва заметными нотками веселого отвращения - говорил о том, что Хаус, мягко говоря, удивился. "Джимми, надо срочно брать мальчика под свою опеку. Он же не обучен самым элементарным вещам! Отныне буду таскать ему леденцы на палочке - пусть практикуется".

Уилсон чуть не расхохотался в голос. Вместо этого он мягко погладил Роберта по голове, продвигая руку к затылку, и снова осилил прикосновение, собирая в кулак светлые пряди, чуть встряхивая, чтобы заставить его расслабить рот. Добившись нужного результата, он резко потянул голову Чейза на себя, так что бОльшая часть его члена исчезла в горле последнего. Парень протестующе замычал и попытался отстраниться, но Джеймс немедленно подавил сопротивление, покровительственно сжав кулак. Чейз затих. Тогда Уилсон снова ослабил хватку, позволяя ему самостоятельно найти удобный обоим ритм. Но через несколько секунд он принялся решительно насаживать рот Чейза на свой член, одновременно толкаясь бедрами навстречу.

"Вот так уже гораздо - гораздо! - лучше".

- О, да, - согласно выдохнул Уилсон. Он всё толкал и толкал, постепенно наращивая темп, уже откровенно трахая Роберта в рот, не замечая молчаливые слезы, бегущие по его щекам.

"Не переусердствуй!" - мягко предупредил его Хаус. - "У нас были несколько иные планы на завершение вечера, помнишь?"

Джеймс разочарованно простонал и отдернул голову Чейза от себя. Тот закашлялся, вытирая слезы.

Ситуация становилась всё более и более забавной. Уилсон полностью контролировал Роберта, заставляя его делать уже откровенно непристойные вещи. Хаус, как всегда, целиком контролировал самого Уилсона. Смешно: хватало одного его слова - не обязательно приказа, даже простой просьбы, - и Джеймс повиновался, не задумываясь. Удивительно, как Хаус умудрялся держать всё в своих руках при условии, что он даже толком не участвовал в процессе. Видимо, это природный дар.

Снова выходя из себя от собственной покорности, Уилсон чуть приподнял Чейза за волосы - тот поморщился и тихо вскрикнул от боли - и швырнул на диван, лицом вниз. Колени Роберта всё еще стояли на полу, в то время как его торс целиком находился на сиденье дивана, и такая поза давала прямо-таки идеальный обзор и доступ.

"Уилсон!" На этот раз голос звучал предостерегающе. Джеймс и сам понимал, что взять эту симпатичную задницу прямо сейчас - без предварительной подготовки и нормальной смазки - было бы крайне опрометчиво. Чейз и так будет чувствовать себя отвратительно на следующее утро - головная боль и абсолютная потеря памяти, что вполне объяснимо чем-нибудь менее предосудительным вроде ночной пьянки, - но вот боль в заднице не совсем вписывается в похмельный синдром. И как бы Уилсон не мечтал покончить со всем этим побыстрее, придется немного потерпеть.

Он быстро нанес лубрикант на пальцы и устроился позади Роберта, коленом раздвинув его ноги еще шире. И без особых церемоний вдавил в него сразу два пальца одним резким движением - до основания.

"А ты брутален", - удивленно присвистнул Хаус в его ухе. - "Я, пожалуй, еще подумаю, прежде чем позволять тебе творить со мной нечто подобное".

В ответ Уилсон выдернул пальцы из Чейза, но тут же вошел снова, уже тремя. Чейз взвыл - то ли от боли, то ли от удовольствия, потому что Уилсон всё-таки не побрезговал сильно надавить на его простату, - и подался назад, требуя еще.

"Злишься на меня, а достается мальчишке", - с укором.

На лице Джеймса появился вызов. Он мгновенно замер, дожидаясь, пока Чейз придет в себя и сумеет опровергнуть слова Хауса. Ждать пришлось не долго. Роберт снова подался было назад, пытаясь насадиться на пальцы, но Уилсон крепко держал его бедра. Пришлось использовать голос.

- Доктор Уилсон...пожалуйста...сделайте так еще раз...пожалуйста... - последнее "пожалуйста" он почти прохныкал.

Джеймс глянул в гипотетическую камеру с видом "я-же-тебе-говорил"; Хаус в ответ хмыкнул.

"О, ладно, ты прав. Но всё-таки будь осторожнее".

Уилсон кивнул и вытащил пальцы из Чейза. Тот затянул было очередное жалостливое "пожалуйста", но проглотил его, потому что Джеймс, уже сидящий на диване, резко дернул его вверх, поднимая и усаживая на колени спиной к себе. Ноги Роберта, согнутые в коленях по обе стороны от своих бедер, Уилсон развел еще шире, раздвигая собственные колени, насколько позволяли брюки.

"Ого! Вот это обзор!"

Джеймс ухмыльнулся, довольный таким комментарием, разрывая зубами упаковку презерватива. Хаус удивленно поцокал языком. Презервативы были целиком и полностью идеей Уилсона. Ему было плевать, что Хаус наверняка не меньше тысячи раз просканировал медкарту Чейза на предмет разнообразных отклонений и заболеваний и мог бы поклясться на своей коллекции порно, что Чейз был абсолютно стерилен. Уилсон не собирался рисковать, даже при условии, что шанс что-то подцепить был один на миллион.

"Надеюсь, излишняя осторожность не войдет у тебя в привычку?"

Джеймс фыркнул. Грегу он позволил бы пренебречь любыми средствами защиты, даже если бы у того были все ЗППП разом. Просто потому, что это Хаус.

Провозившись с презервативом добрых полминуты, Уилсон наконец водрузил его на место. Всё это время Чейз терпеливо ждал, почти не подавая признаков жизни. Но когда Джеймс положил руки ему на талию и приподнял, Роберт оживился. Он с готовностью принял его в себя целиком, хотя всё та же излишняя грубость в столь деликатном вопросе наверняка доставляла ему определенный дискомфорт.

Уилсон с трудом мог представить, что должен чувствовать Чейз после такой скомканной подготовки, да еще и в первый раз, когда он с силой насаживал стонущего Роберта на свой член. Хаус всегда очень внимательно относился к таким вещам, все его движения поначалу были крайне деликатны, и только когда сам Уилсон начинал нетерпеливо подмахивать, Грег переставал себя сдерживать. Но даже неистово трахая его, беспомощного, с прикованными к кровати запястьями, он был невообразимо нежен. Хаус никогда бы не причинил ему боль - только если боль была призвана усилить наслаждение.

Они двигались уже в совершенно бешеном темпе. Вернее, двигался в основном Чейз, истово насаживаясь на член Уилсона, каждый раз впуская его так глубоко, как только мог. Сам же Уилсон жестко удерживал запястья Роберта за его спиной, другой рукой одобрительно сжимая его бедро. Но что-то было не так. Чего-то отчаянно не хватало.

Наушник в его левом ухе больше не взрывался знакомыми стонами, не было слышно даже учащенного дыхания. Он молчал с того самого момента, когда Чейз в первый раз принял его в себя.

Беспокойство свернулось скользким ужом в животе Уилсона, не давая сосредоточиться на ощущениях тугого кольца мышц, которое сжималось каждый раз, когда он почти полностью выскальзывал из Чейза, обеспечивая дополнительную стимуляцию. И Джеймс вдруг с ужасом осознал, что просто не сможет кончить в таких условиях.

Тишина в наушнике медленно убивала его. Почему Грег молчит?! Неужели он всё-таки осознал ошибку, которую совершил, толкнув Уилсона в объятия Чейза? Или просто предпочел не вмешиваться, рассудив, что этим двоим и так хорошо, без него? Джеймс еле сдерживался, чтобы не позвать его по имени. Вместо этого он жалобно простонал, откидывая голову назад и закрывая глаза:

- Н-не молчи...по...помоги м-мне...

И в тоже самое мгновение с облегчением ощутил пальцы Хауса в своих волосах. Это было даже не прикосновение - обнаженная нежность и легкие электрические разряды, прошивающие тело таким чистым удовольствием, какого не смог бы добиться Чейз, даже будь он асом по части анального секса. Подобного эффекта не смог бы добиться вообще никто, кроме Хауса. Дело ведь не в умении и даже не в сексе. Дело в любви, которую этот угрюмый, покалеченный жизнью человек излучал каждой клеточкой своего тела.

Грег скользнул пальцами вдоль горла Уилсона, другой рукой поглаживая его лицо. Он стоил за спинкой дивана, достаточно близко, чтобы Джеймс мог ощущать тепло его тела своим затылком. И этого - пары легких, совсем не интимных прикосновений и его тепла - оказалось достаточно. Уилсон изогнулся под задыхающимся Чейзом, резко сжав его член свободной рукой, еще сильнее запрокидывая голову; из его груди вырвался низкий стон разрывающего на части оргазма.

Кончив, Чейз очень удачно вырубился и придавил Уилсона всем своим весом. Чтобы он не вздумал вдруг очухаться раньше следующего утра, Грег вколол ему ударную дозу снотворного.

К тому моменту, как Уилсон пришел в себя, всё еще тяжело дыша, Хаус уже отбуксировал бесчувственное тело Роберта в комнату для гостей, наспех одел его и даже заботливо накрыл одеялом. Вернувшись в гостиную, он селя рядом с Джеймсом, крепко обнимая его, тычась губами куда попало - целуя его лоб, щеки, нос, губы. Уилсон сделал попытку вырваться, но сил было еще слишком мало.

- Эй, - утешающе шептал Хаус, - успокойся, всё в порядке. Это всего лишь я.

Знакомое тепло, родной запах и этот тихий голос существенно осложняли дело, однако Джеймс продолжал бороться. Он упирался ладонями в грудь Хауса, настойчиво отстраняясь от него.

- Да что? Что случилось? Что я сделал не так??

В его глазах был страх. Как будто он только теперь осознал, что эта их "невинная забава" на самом деле не была ни невинной, ни забавной. Он разжал руки, с болью наблюдая, как Джеймс отодвигается от него чуть ли не на противоположный край дивана.

- Грег...дело не в тебе, - Уилсон ненавидел этот взгляд побитой собаки, но сейчас ничего не мог с этим сделать. - Это не ты, это я. Я чувствую себя...таким отвратительным, таким...грязным... Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне...такому...

Но Хаус уже снова оказался рядом, протягивая руки, чтобы обнять.

- Грег, нет. Не заставляй меня. Пожалуйста.

Хаус лишь тяжело вздохнул и поднялся.

- Хорошо. Сиди тут, я скоро вернусь.

Пока он добирался до ванной, открывал краны, пробовал воду и добавлял в нее ароматическое масло, в его голове крутилось тревожное: "Только бы это можно было исправить обычной водой и куском мыла. Только бы не было слишком поздно что-то исправлять".

Как ни странно, Джеймс легко согласился на ванну и даже на то, чтобы Хаус составил ему компанию.

Погрузившись в теплую воду, он с удовольствием откинулся назад, спиной опираясь на грудь Грега, удобно устроив голову на его плече. Тело его постепенно расслаблялось под мягкими прикосновениями любимых рук. Наконец-то он чувствовал себя в безопасности, наконец-то был окружен родным теплом. Тихий голос отдавался приятной вибрацией в его спине, когда Хаус что-то говорил.

- Так значит, ты предпочитаешь старого, вечно всем недовольного калеку молодому, симпатичному и на всё готовому врачу?

- Тебя это беспокоило?

- ...Немного...

Читай: чрезвычайно. Уилсон вздохнул.

- Какого черта ты тогда всё это затеял?

- Тебе нужно было немного пространства, - задумчиво ответил Хаус, утыкаясь губами в его макушку. - Немного контроля...не надо мной - над кем-то еще. Меня ты и так контролируешь целиком и полностью.

- Да уж, конечно, - фыркнул Джеймс.

- К тому же, я видел, КАК ты смотрел на него.

- На Чейза?

- Да. Признайся, ты хотел его.

Уилсон не стал отпираться. Всё равно это было бессмысленно.

- Только до тех пор, пока он действительно не оказался в моих руках.

Хаус кивнул и продолжил:

- Я решил, что уж лучше это случится с моей помощью - и с моего согласия, чем... - голос дрогнул и пропал. Его сердце бешено стучало под лопаткой Уилсона, глаза предательски щипало. Но он совладал с эмоциями и продолжил, чуть сильнее стискивая Джеймса в своих руках: - ...я бы не вынес, если бы ты всё равно переспал с ним, но уже за моей спиной.

- Грег, ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! Я бы никогда...

- Джим, - мягко оборвал его возмущенную тираду Хаус, - я знаю, что такое "нереализованные желания". Со временем становится настолько невыносимо бороться с ними, что ты просто плюешь на все моральные принципы и набрасываешься на объект своего желания.

Уилсону было нечего на это ответить. В конце концов, уж кому-кому говорить о верности, так только не счастливому обладателю трех бывших жен. Он попытался звучать беззаботно и весело:

- Знаешь, говоришь? Это любопытно. Может, ты тоже хочешь провернуть нечто подобное? с Кадди, например?

- Нет, больше никаких экспериментов. Если, конечно, ты не хочешь...

- Я хочу только тебя, - Джеймс немного поерзал бедрами и почувствовал, как член Хауса едва заметно напрягся. - Ужасно, что тебе пришлось переступить через себя, чтобы я это осознал.

- Ну... - замялся Грег, смущенно улыбаясь, - на самом деле зрелище было действительно захватывающее. Никогда прежде не видел тебя таким...

- Жестоким?

- Опасным. Ты великолепен, особенно когда злишься.

Хаус потянулся к нему губами, и Уилсон с готовностью ответил на поцелуй. Объятия незаметно стали чуть более страстными.

- Пойдем в спальню? Вода почти совсем остыла...

* * *

Они упали на кровать, всё еще мокрые и расслабленные после ванны, уже где-то в воздухе снова сплетаясь в объятиях, ни на секунду не прекращая целовать, поглаживать, нежно сжимать друг друга. Хаус с трудом оторвался от его рта и улыбнулся:

- Ну, так что? Хочешь сегодня быть сверху, Джимми-бой?

- В другой раз, - серьезно пробормотал Уилсон куда-то в его шею. - Сейчас мне нужно чувствовать тебя. Я хочу снова стать твоим.

- Ты и так мой, - немного удивленно ответил Грег; его пальцы крались по внутренней стороне бедра с вполне определенными намерениями.

- Грег, нет, - Уилсон резко схватил его за запястье. - Достаточно прелюдий на сегодня. Просто...просто возьми меня...

- Тебе будет больно, - заупрямился Хаус; тем не менее, руку он убрал, достал лубрикант и нанес его на свой член.

- Не будет...

- Нет, будет. Я не хочу причинять тебе боль.

- Хаус...давай ты просто заткнешься и сделаешь это? Пожалуйста.

Тот раздраженно выдохнул, но послушался. Может быть, Джеймс и в самом деле мог контролировать его? Неизвестно, как у него это получалось. Учитывая тот факт, что для этого ему вовсе не обязательно было доминировать в постели.

Первый - неуверенный и очень осторожный - толчок действительно вызвал некоторые неприятные ощущения, но это не было настоящей болью. Просто легкий дискомфорт, который отступал под воздействием невообразимо нежным прикосновений пальцев Хауса. Уилсон поднял руки и обхватил ими его шею, опрокидывая на себя, чтобы он мог чувствовать Грега всем своим телом. Хаус обнял его за талию, другой рукой обвивая шею, прижимая к себе максимально близко. Напряженный член Джеймса оказался в приятных тисках между их животами.

- Гррееег...я тебя умоляю...двигайся...

Долго упрашивать Хауса не пришлось. Напряжение - и возбуждение - этого дня отражалось болью в паху, так что ему стоило нечеловеческих усилий сдержаться и продолжать двигаться в очень нежном, почти убаюкивающем, темпе. Всё это для него, для его неподражаемого, такого разного и такого родного Джимми, который, впрочем, уже нетерпеливо ёрзал под ним и тихонько постанывал. И в этих стонах была лишь неприкрытая страсть.

Снова подчиняясь его желанию, Хаус ускорил темп своих толчков, проникая теперь настолько глубоко, насколько это вообще было возможно. Он двигался очень быстро, но не резко или грубо - просто очень быстро, очень плавно и очень нежно. Эта нежность переполняла его; он даже начал опасаться, что она затопит его целиком, если он немедленно не отдаст хотя бы часть её Уилсону. И он отдавал - пылко и бескорыстно. Во время своих толчков он теперь еще крепче прижимал к себе Джеймса, чтобы усилить давление на его член своим животом, так что вскоре тот уже абсолютно неистово извивался под ним, и его стоны становились всё громче.

- Грррреееееееееег.....скажи мне...скажи......

Он понял, чего от него хотят. Маленький допинг.

- Ты мой, Джимми, - сжимая зубами мочку его уха, щекоча кожу срывающимся шепотом. - Ты мой, - убыстряя движения, еще сильнее сжимая его руками, губами скользя вдоль его шеи. - Ты только мой, целиком и полностью, - оставляя свою метку в том месте, где шея перетекала в плечо.

- О, дааааааа..... - согласно прохныкал Уилсон, выгибаясь под ним, еще глубже впуская в себя его член, еще сильнее прижимаясь к его животу собственным...

Его ногти впились в спину Хауса, когда по телу его пронеслась сводящая с ума волна дрожи, отдаваясь вибрацией даже в пальцах ног. Он инстинктивно сжал внутренние мышцы, бессловесно призывая Хауса кончить вместе с ним. Немедленно. И тот снова повиновался.

Их обоюдный оргазм не был ни сокрушительным, ни ошеломляющим - только умопомрачительно нежным. Не опустошающим, но наполняющим их обессиленные тела каким-то невиданным доселе трепетом. И любовью.

Спустя несколько минут, они всё еще лежали так, слипшись кожей, лениво обмениваясь легкими поцелуями. Наконец, Хаус всё-таки скатился с Джеймса, но тут же обвился вокруг него всем телом; в его глазах плясали озорные чертики, в голосе слышался смех:

- Если Чейз вдруг вздумает снова сдать меня какому-нибудь очередному Воглеру, я, пожалуй, просто напомню ему о том, что случилось сегодня ночью...

- О, так вот он! твой скрытый мотив, ради которого всё это задумывалось! - откликнулся Уилсон. - Ты неисправим, Хаус.

- Люди не меняются, - пожал плечами Грег и запечатлел еще один поцелуй на плече Уилсона.

- А я-то, наивный, думал, что всё это было ради меня, - он изобразил обиду.

- Пффффф! - фыркнул Хаус, всем своим видом показывая, насколько глупо звучали слова Джеймса. - Конечно же, это было НЕ ради тебя!..

Уилсон почему-то и правда обиделся. Видимо, его нервы, наконец, не выдержали. Он резко дернулся, пытаясь вырваться, но железные объятия Хауса было не так-то просто разжать.

- Дурак, - добродушно констатировал Грег и прикусил кожу на его шее, а потом уже совершенно серьезно добавил: - Всё это было ради нас обоих.

Джеймс перестал вертеться и злобно шипеть и застыл в объятиях Хауса.

Какое-то время оба молчали, просто наслаждаясь тишиной, покоем, теплом и ленивыми прикосновениями. Они уже почти засыпали, точнее, почти засыпал Грег, а Уилсон никак не мог избавиться от навязчивой мысли, которую ему, тем не менее, не удавалось поймать за хвост. Что-то связанное с этими камерами и Чейзом...

Он снова возбужденно зашевелился и растолкал Хауса. Он изо всех сил старался держаться твердо и даже устрашающе, но на самом деле та самая мысль, которую он всё же поймал и расшифровал, забавляла его. Он подозрительно сощурился, пряча искорки веселья в глазах:

- Ты ведь всё записывал, да? Всё это бесстыжее представление. Да?

Ответом ему была лишь хитрая ухмылка, которая тут же растворилась в еще одном полусонном поцелуе.

КОНЕЦ.

а теперь дружно слушаем Sting - Until... , хотя бы здесь: http://vkontakte.ru/gsearch.php?from=audio&q=Sting - Until... §ion=audio

и комментируем активно!!!)

@музыка: here in your arms where the world is impossibly still...

@темы: слэш, Грегори Хаус, фанфики, Джеймс Уилсон

---

[Маленький товарищ Микки-Маузер]

Таки Лиза Эдельштайн теперь и в твиттере - www.twitter.com/lisaedelstein

@темы: Лиза Кадди, команда Хауса

---

House 6x22 "Help me"

[Serenity S]

Первые минуты финальной серии:



Промо-фото:

10 превью

Источник

upd: первое промо:

запись создана: 09.05.2010 в 00:19

@темы: видео, фото, спойлеры, 6 сезон, новая серия

---

Clarity, часть вторая

[littledoctor]

Название: Clarity
Автор: SassKitten
Переводчик: littledoctor
разрешение на перевод: получено
Бета: нет
ссылка на оригинал:
www.squidge.org/housefanfiction/archive/11/clar...
Жанр: романс
Пейринг: Хаус/Чейз
Размер: миди
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: нет
Содержание: однажды Хаус принимает слишком большую дозу средства от простуды и говорит вслух вещи, которые никогда бы не произнес в здравом уме.
Примечание автора: написано по мотивам вызова Switch25 на заданные двадцать пять сюжетов
Статус: в работе
Сюжет 15. Птенцы.

Вошедшего в кабинет Хауса приветствовали встревоженная Кемерон и Форман. Кемерон тут же вокруг него засуетилась, притащила бутылку воды из холодильника, которую он сунул обратно, потребовав кофе. Форман закидал его вопросами, уверен ли он, что сможет сегодня работать, и не подвергает ли опасности чужие жизни, если еще не до конца пришел в форму.

Наконец Хаус поднялся с кресла, куда его усадила Кемерон.

– Птенчики! – крикнул он. – Ради Бога, хватит кудахтать. У меня простуда. А не малярия, и, на тот случай, если вы забыли, внизу нас ждет пациент, которого надо спасать.

Кемерон и Форман немедленно заткнулись, ожидая, когда он вновь заговорит.

– Отлично, – одобрил Хаус наступившую тишину. – Новые симптомы?

Фрман подошел к белой доске и протянул Хаусу черный маркер.

– К кашлю присоединились мелкопузырчатые хрипы, – сообщил он, понимая, что информация бесполезна, но не имея ничего более существенного.

– Думаю, нам надо снова искать среди плесени, – предложила Кемерон, но Форман только покачал головой.

– Мы обыскали ее дом сверху донизу, там ничего нет.

В этот момент появился раскрасневшийся и запыхавшийся Чейз. Он переоделся – очевидно, заезжал домой

– Простите, – произнес он холодно и раздраженно. – Мне сразу идти в поликлинику?

Следующие восемь часов станут адом.

***

Сюжет 16. Кладовка.

Хаус как можно быстрее покинул диагностическое отделение. Он отправил команду поговорить с мужем пациентки, сказав, что будет дежурить в поликлинике. Обычно от подобных обязанностей он бегал как от чумы, но сегодня поликлиника была меньшим из двух зол. Находиться и дальше в кабинете, когда Чейз вот так на него смотрел, он не мог.

Хаус дошел до лифта и остановился в ожидании, нажав кнопку вызова раз семь в нелепой надежде что эта чертова штука приедет быстрее. Он повернулся на звук шагов и кивнул улыбнувшейся ему медсестре.

– Нам нужно поговорить, ты не можешь просто притвориться, что прошлой ночи не было, – внезапно раздался голос Чейза с другой стороны. Хаус резко развернулся, поймал полный любопытства и удивления взгляд сестры и, схватив Чейза за воротничок, потащил его к кладовке рядом с лифтом.

Чейз обернулся на медсестру, удивленно поднявшую бровь, только сейчас заметив присутствие посторонних.

Дверь за ними захлопнулась и Чейз, не сдержавшись, хмыкнул:

– Ну да, это куда менее подозрительно.

Хаус развернулся к нему явно не испытывая по этому поводу веселья.

– Чейз, я ничего не собираюсь делать. Кажется, я ясно выразился.

– Да, и сказал полную чушь, – возразил Чейз. – Не можешь один раз со мной поговорить? Это только доказывает, что ты действительно меня хочешь. – Чейз посмотрел на него. Хаус старательно избегал глядеть ему в глаза и тяжело дышал. – Посмотри на себя, – его голос смягчился по мере того, как он приблизился к Хаусу настолько, что тот уперся спиной в полки. – Посмотри, что с тобой творится, когда я рядом, – сказал он, сам себе не веря. Как же он раньше не замечал? «Да просто Хаус всегда следил, чтобы не оказаться ко мне так близко», – понял Чейз.

Хаус наконец поднял глаза, чтобы посмотреть на Чейза. Тот сделал еще шаг вперед, кладя руки ему на пояс и сокращая расстояние между ними до сантиметра.

Зрачки Хауса были расширены, хотя причиной тому вполне могли какие-нибудь наркотики, а не возбуждение. Он нервно облизнул нижнюю губу: сколько времени прошло с тех пор, как он позволял кому-то прикасаться к себе так интимно? Не считая тех случаев, когда сам за это платил.

Он попытался встряхнуться, вернуть себе самоконтроль, это же не он, он не позволяет другим людям захватывать ведущую роль.

– То, что ты чего-то хочешь, не значит, что ты должен это получить, – все, что пришло в его голову. – Я, может, хочу сейчас закурить, но мне не пойдет это на пользу.

Чейз только улыбнулся. На этот раз Хаус на самом деле сказал, что его хочет. В одно движение он положил руку ему на затылок и притянул к себе, соединяя их губы в поцелуе.

Чейз целовал его медленно, свободной рукой поглаживая талию. Сначала Хаус замер, но прикосновение мягких губ скоро заставило закрыть глаза и ответить на поцелуй.

Чейз застонал и вцепился ему в волосы. Он вжался в Хауса всем телом, почувствовал, как ему в бедро упирается что-то твердое и застонал еще громче. В голове мелькнула мысль, а не был Хаус возбужден уже с того момента, как он толкнул его к полкам.

Послышались шаги, и в дверь постучали. Они отпрянули друг от друга, и Чейз отвернулся, притворясь, что ищет что-то на стеллажах.

Дверь открылась, и вошел Уилсон. Он удивленно на них посмотрел и нахмурился.

– Что вы тут вдвоем делаете?

Хаус, глядевший куда угодно, кроме как на Уилсона, ответил:

– Собирались меряться размерами. Почему бы тебе не спустить штаны и не присоединиться? Победитель получает ночь с Кадди.

Уилсон возвел очи горе и прошел мимо Хауса к полкам за чистыми бланками.

– Забавно, как быстро они кончаются, хотя я их даже не выписываю, – проговорил он, многозначительно глядя на Хауса. Уилсон прекрасно знал, что друг его использует, подделывая рецепты, чтобы заполучить побольше викодина.

Хаус не ответил, и Уилсон ушел, кинув на них любопытствующий взгляд на прощанье.

– Хаус… – начал Чейз, но Хаус только поднял руку, и покинул кладовку, оставив его в одиночестве. Больше всего Чейзу хотелось спрятаться в какой-нибудь коробке до вечера.

Сюжет 6. Война.

С поцелуя в кладовке прошло два дня, и Чейз не думал, что хоть раз в жизни чувствовал себя таким разочарованным. Хаус, разумеется, вел себя так, словно ничего не случилось, и когда Чейз попытался с ним поговорить, ощущение осталось как от общения с каменной стеной.

– Я тебе не папочка, Чейз, – сказал он, когда они сидели рядом в лаборатории. – Не получится сексуальными услугами мне загладить тот факт, что ты никогда не мог добиться одобрения своего настоящего отца.

– Ты больной, ты в курсе? – отреагировал Чейз, отворачиваясь к монитору. – Ты самонадеянный, несносный ребенок с задержкой эмоционального развития… ты не имеешь ничего общего с моим отцом.

Брови Хауса поползли вверх.

– Теперь я понимаю, за что так тебе нравлюсь. С другой стороны, участвовал же ты в настоящих БДСМных вечеринках.

Чейз, собирая вещи, повернулся к нему.

– Я не знаю; я не смогу объяснить, почему ты мне нравишься, даже если от этого будет зависеть моя жизнь, и, тем не менее, это так, и я не боюсь в этом признаться, – произнес он, многозначительно глядя на Хауса.

Хаус просто смотрел, как тот уходит, и повесил голову в поражении

С тех пор они едва обменялись парой фраз, и Чейз был готов сдаться. Кто бы мог подумать, что дальнейшему развитию событий они будут обязаны розовому мячику Хауса?

***

Сегодня Хаус имел счастье наблюдать, как Чейз во время разговора практически прижимал мячик к груди. Хаус задумался, осознавал ли тот вообще что делает. Чейз был похож на маленького мальчика, вцепившегося в любимое одеяло.

Теперь Хаус заполучил мячик обратно, и, не в силах устоять, поднес его к носу, вдыхая запах Чейза. Слабый мускусный аромат туалетной воды, экзотический, почти пряный. Хаус закрыл глаза от удовольствия.

Разочарованно он отшвырнул мячик в стену, и он укатился куда-то в сторону. Дурацкая игрушка.

Два дня спустя он снова обнаружил Чейза с мячиком в руках. Собственно, тот сам пришел за ним к Хаусу в кабинет. Хаус поверить не мог, насколько у него крепкие нервы.

– Заведи себе свой чертов мяч, – мрачно пробормотал Хаус себе под нос.

– Что? – спросил Чейз, глядя на него, удивленный, что с ним снова разговаривают.

Хаус только помотал головой и отвернулся к кофеварке. Когда минуту спустя Чейз вышел поговорить со знакомой сестрой из реанимации, Хаус быстро метнулся в кабинет, где Чейз оставил мяч, забрал его и спрятал в своем рабочем столе.

Еще через три дня, роясь в ящиках в поисках письма, Хаус обнаружил, что мяч исчез.

Секунду спустя он входил в общую комнату, где на полу в одиночестве, поджав колени к груди, сидел Чейз и кидал в стену мячик. Он выглядел ужасно юным.

– Это мой мяч! – Хаус почти орал.

Чейз только посмотрел на него, насупив брови.

– И что?

Маленький гаденыш целенаправленно пытается вывести его из себя. Мяч принадлежит ему, и он хочет получить его обратно.

– Отдай его мне, – потребовал Хаус, протягивая руку.

– Почему? Он без дела лежит у тебя в столе. Он тебе даже не нужен, ты просто не хочешь, что он был у меня, – возразил Чейз.

А вот это уже война.

– Не имеет значения. Это мой мяч! И я делаю с ним что хочу!

Чейз вскочил на ноги, сжимая мяч в руке и убирая за спину.

– Нет, я с ним играю. Тебя мама не учила делиться?

Хаус чувствовал, как в нем разгорается гнев, и сказал единственное, что пришло в голову:

– Но это мой мяч!

– И как сильно ты его хочешь? – с блеском в глазах поинтересовался Чейз.

Хаус раздраженно покачал головой.

– А ты еще меня называешь ребенком.

Чейз хихикнул.

– Удивительно, что ты вообще помнишь, что я говорил, потому что вел ты себя так, словно не слышал ни слова.

– Я слышал тебя, Чейз, просто предпочел проигнорировать.

Чейз победоносно воскликнул:

– Ха! Ну и кто из нас ребенок?

– Отдай мой мяч!

– Иди сюда и возьми.

Хаус посмотрел на него и сделал шаг вперед, но передумал и отступил.

Чейз ухмыльнулся, зная, что Хаус боится подходить к нему близко.

– На будущее, ты не можешь знать все. По-твоему, единственная причина, по которой ты мне нравишься, это то, что я ищу кого-нибудь, кто мог бы меня отшлепать, когда я буду плохо себя вести? Если б это было так, я бы до сих пор встречался с любительницей боли.

Хаус не смог сдержать улыбку.

– Так что забирай свой чертов мяч и не оскорбляй меня предположением, что я не разбираюсь в собственных чувствах, – закончил Чейз, протягивая ему мячик и собираясь уходить.

– Чейз, – позвал Хаус, заставив того повернуться, – я не отрицаю твоих чувств, – неловко сказал он. Боже, как его это раздражало, они что, женщины? – Ты как огромный обрыв, просишь, чтобы я с тебя прыгнул. И только тонкая веревка останавливает меня от того, чтобы разбиться в лепешку.

Чейз нахмурился и попытался переварить информацию. Дай Хаусу волю, он все переведет в метафору.

– Так мои чувства к тебе – это кусок веревки? И ты считаешь, что она недостаточно крепка, чтобы тебя удержать?

Хаус снова вздохнул. Боже, он и правда это ненавидел. Очень веская причина не разговаривать на подобные темы.

– Я говорю о том, что подо мной раскрывается ад, и я должен знать, что я не приземлюсь лицом в лужу собственной крови… Это очень молодая веревка.

Чейз мягко улыбнулся. Это почти прорыв.

– Ясно. Спасибо за честность, – искренне сказал он. – Но, просто чтобы ты знал, у тебя есть не только очень крепкая веревка, но и груда подушек внизу. – Он развернулся и вышел, оставив Хауса чувствовать себя болезненно открытым и уязвимым.

Сюжет 11. Шарики.

– С днем рождения! – поздравил Уилсон появившегося в кафетерии Чейза. Шедший вслед за Уилсоном Хаус, накладывая в тарелку еду, оглянулся на них.

– Спасибо, – с легкой улыбкой ответил Чейз, встав за ними и бросив на Хауса таинственный взгляд.

– У Чейза сегодня день рождения? – спросил Хаус, когда они сели за столик. – Откуда ты знаешь?

Уилсон воткнул трубочку в коробку с соком, и, пожав плечами, поднес ее к губам.

– Мы разговаривали за ланчем… ну, когда ты меня перебил, помнишь?

Хаус оглянулся на дверь, в которую только что вышел Чейз.

– Я не знал.

Уилсон хмыкнул.

– Откуда тебе? Спорю, ты даже не в курсе, сколько ему лет.

– Восемнадцать? – предположил Хаус. Он понимал, что Чейз старше, но все же, тот был ужасающе молод.

Уилсон неодобрительно на него посмотрел и покачал головой.

– Знаешь, ты вполне можешь попробовать узнать людей, связанных с тобой, Хаус.

Хаус вонзил вилку в листья салата и принялся их изучать.

– Да, но тогда мой гигантский мозг начнет избавляться от полезной информации и я превращусь… в тебя.

– Ты правда не знал, что у него сегодня день рождения? – спросил Уилсон после нескольких минут еды в молчания. – Я думал, Кемерон и Фор… ну, Кемерон бы должна была соорудить ему открытку из макарон и блесток.

Хаус нахмурился и задумался. Он пришел в кабинет позднее остальных и начал раздавать указания, не утруждая себя всякими там «привет» и «как дела». День рождения… вполне объясняет маленькую связку воздушных шариков на рабочем столе.

– Ха, – произнес он вслух.

Позднее, прождав добрых полчаса, пока не уйдут Кемерон и Форман, Хаус уселся за стол напротив Чейза и выдернул у него из рук книгу.

– Ты не сказал, что у тебя сегодня день рождения.

Развеселившись, Чейз фыркнул.

– Зачем? Что бы ты сделал, папочка? – он выделил последнее слово, дразня Хауса за предположение о причинах его симпатии. – Нанял клоуна и сводил в зоопарк?

Хаус ухмыльнулся и протянул книгу обратно, после чего поднялся и отправился к кофеварке. Он нацедил себе чашку, посмотрел на Чейза, все еще следящего за его действиями и налил и ему тоже.

– Не привыкай, такое случается только раз в году, – сказал он, ставя чашку перед Чейзом, и без лишнего слова ушел в свой кабинет.

Отказавшись от предложения некоторых из парней выпить, Чейз вернулся домой вечером, бросил сумку на софу и начал перетряхивать ее в поисках подаренных Кемерон и Форманом открыток. Часть его не хотела этого признавать, но оба на самом деле были хорошими друзьями. Часто они вели себя словно три маленьких ребенка, сражающихся за внимание отца. Без Хауса они ладили бы куда лучше. И, тем не менее, Чейз любил их обоих, и надеялся, что серьезно вырос с тех пор, как пришел туда работать. Он прошел через много конфликтов, и теперь ему нравилось считать себя более легким и внимательным в общении человеком.

Он нащупал в сумке что-то мягкое и вытащил наружу, немедленно узнав розовую пушистую игрушку. Как эта штука сюда попала? Хаус не обрадуется, если обнаружит, что Чейз случайно стащил его мяч. Но тут он заметил маленький сложенный лист бумаги, прикрепленный к мячику.

Он открепил бумажку, развернул и прочитал.

«С днем рождения» – гласила надпись. Чейз расплылся в улыбке. Он никогда еще не получал лучшего подарка.






часть первая

@темы: слэш, Роберт Чэйз, переводы, Грегори Хаус, фанфики

---

еще вам, для затравки:)) [апдейтид до конца]

[murzum]

название: Катастрофа или Трахнуть Кармен Электру
автор: murzum
пэйринг: хилсон, на этот раз настоящий
рейтинг: оченно много секаса
саммари: Нью-Джерси в снегу, а наши обожаемые герои - в ловушке...
время: хбз очевидно, зима, шестой сезон и после Сэм.
отказ: ну, всё, ебствественно, не моё. готова отказаться от авторских прав, если ЭТО экранизируют
от автора: мой мозг спал, пока я дописывала фик. указывайте, пожалуйста, на косяки.


«...Спецслуждбы Нью-Джерси сообщают, что снегопад, который начался в минувшую среду, будет только усиливаться. Синоптики не могут с уверенностью сказать, сколько продлится стихийное бедствие, и предполагают, что вскоре ситуация ухудшится. Техника не справляется с обилием снега на дорогах и тротуарах, все маршруты общественного транспорта отменены. Мы убедительно просим вас оставаться дома...»

Джеймс вздохнул и вырубил телевизор.

«Великолепно,» - думал он, - «просто замечательно! И как теперь прикажете добираться до работы? Пешком?!»

Опуская кружку с остатками кофе, он подумал, что, наверное, единственный человек во всем Нью-Джерси, который будет рад сложившимся обстоятельствам, - это Грегори Хаус, который все еще мирно спал в своей комнате. Не заставит же Кадди инвалида продираться через это ледяное безобразие, просто чтобы отработать свои положенные 4 часа в клинике. У нее наверняка не хватит духа даже подумать об этом, не то что совершить.

«Значит, мне придется отдуваться за двоих. А то и за четверых».

Он надел теплое пальто, взял кейс и вышел.

Лифт не работал. Очевидно, несчастный онколог в очередной раз чем-то провинился, и Небеса решили наказать его за все разом именно сегодня.

«Ну, и что у нас на очереди? Гром небесный или обойдемся последней стадией обморожения?» - он невесело усмехнулся сам себе и толкнул входную дверь. Дверь не поддалась. Он удивленно воззрел на нее и толкнул еще раз, теперь уже прилагая к этому все усилия, на которые был способен. Но никакого эффекта это не произвело. Наверное, он бы и дальше продолжал толкать и пинать ни в чем не повинный кусок дерева, если бы его не окликнул консьерж.

-Не тратьте зря силы, доктор Уилсон, - печально сообщил он. - Дверь не откроется, я уже пытался и не раз. Нас завалило снегом.

Уилсон округлил глаза и уставился на консьержа, пытаясь осознать смысл его слов.

- К-как?! То есть...насколько все плохо?

- Очень плохо, доктор Уилсон, очень. Я пытался определить уровень снега, простукивал дверь. Ее завалило почти полностью. Видимо, за ночь снег еще и смерзся, так что теперь сами мы не откопаемся.

- Но вы же уже позвонили в соответствующую службу? 911 или куда так нужно звонить в таких случаях?

- Позвонил, - уныло подтвердил мужчина. - Они весьма нелюбезно заявили, что сегодня таких жалоб поступило не меньше сотни, и они ничем не могут помочь. Вся техника пущена на уборку снега с дорог.

- И как я должен идти на работу?...

Вопрос был явно риторическим, и Уилсон это осознавал. Видимо, осознавал это и консьерж, ибо он только пожал плечами и поплелся обратно в свою каморку.

Пока Джеймс на автопилоте поднимался по лестнице обратно в квартиру, он вяло обдумывал перспективы такого затворничества. А перспективы были, и их было много. Пожалуй, даже слишком много для одного маленького несчастного онколога. В любом случае, их было больше, чем он смог бы вынести. Потому что все они подразумевали не просто затворничество, но затворничество наедине с Хаусом. На неизвестный срок. От этого по спине Уилсона начинали бегать мурашки, колени подгибались, а руки опускались от бессилия. Даже два дня наедине с Хаусом были пыткой, а здесь - «неизвестный срок». Если брать по максимуму, то это месяца два - пока не наступит весна. Впрочем, была вероятность, что так долго Кадди ждать не будет и уже через пару недель найдет способ вызволить их из этой мышеловки и запереть непосредственно в Принстон Плейнсборо - на случай ураганов, цунами и Армагеддона заодно. Ведь если наступит конец света, два ее выдающихся врача будут особенно популярны.

Он снова вздохнул, достал из кармана телефон и набрал номер Кадди.

- Уилсон, какого черта ты еще не на работе? - рыкнула начальница вместо приветствия. Что было очень странно, учитывая, с каким теплом она всегда относилась к своему зав отделения онкологии. Видимо, для нее это утро тоже было не особенно добрым.

- Лиза, я не смогу сегодня прийти на работу. И Хаус, кстати, тоже не сможет.

- Мне следует удивиться или уволить вас обоих, чтобы вы и дальше могли спокойно наслаждаться друг другом?

И еще раз Уилсон вздохнул. Ну почему именно ему всегда приходится все объяснять?

- Лиза, у нас тут неприятности с дверью... - и он вкратце описал ей сложившуюся ситуацию.

Голос Кадди, как ни странно, смягчился, и она даже сделала слабую попытку посочувствовать ему. А под конец совсем уже мирно призналась:

- Ладно, у нас тут все равно почти никого нет. Думаю, мы справимся без вас какое-то время. Но как только откопаетесь - сразу в больницу!

- Есть, босс.

***

Вернувшись домой и переодевшись, Уилсон принялся готовить завтрак на две персоны. Во-первых, потому, что Хаус все равно скоро проснется и наверняка отберет как минимум половину порции Джеймса, если не получит собственную. А во-вторых, ему позарез нужно было чем-то себя занять, чтобы не думать обо всех этих заманчивых перспективах, маячивших впереди этой «бесконечной бездны времени в опасной близости с Хаусом».

А опасной она была по двум причинам. Во-первых, находиться рядом с Грегом 24 часа в сутки было просто невозможно, особенно в закрытом пространстве: уже через 10 минут он начинал сходить с ума от безделия, через час его сарказм и непрекращающиеся шуточки начинали намеренно бить по самым слабым местам, через два он уже буквально потрошил собеседника, пытаясь выведать абсолютно все его тайны. И дальше по нарастающей. А во-вторых, в последнее время Уилсон начал его попросту бояться. Все чаще он чувствовал на спине его прожигающий взгляд, а когда оборачивался и встречался с ним глазами, Хаус хмурился и быстро ретировался в произвольном направлении. И он, вопреки обыкновению, все реже захаживал в кабинет Уилсона и вообще старался лишний раз с ним не сталкиваться. Что-то происходило в этой гениальной голове с тех пор, как в жизни Уилсона снова появилась Сэм. Появилась - и так же быстро и незаметно исчезла, но, по-видимому, оставила после себя нечто очень, очень дурно пахнущее.

Так что либо к концу всего этого погодного безобразия они оба будут мертвы, либо он попытается-таки выяснить, что происходит в голове Хауса, и все равно будет мертв. И если смерть наступит не от руки друга, то уж точно от его собственной. И причин для этого было опять-таки две: либо его сердце разобьется, когда их дружба рухнет, либо он пустит себе пулю в лоб, когда их дружба рухнет по вине Уилсона. Потому что он очень сомневался, что сможет находиться рядом с Хаусом так близко - и так долго - и не выдать наличия нечестивых мыслей на его счет.

«Хаус же чертов телепат! Я вообще не понимаю, как он еще не догадался обо всем».

Уилсон оборвал поток мыслей и мужественно попытался взять себя в руки, когда услышал шум воды в ванной. Виновник «торжества» проснулся.

***

- Решил продинамить сегодня своих несчастных лысеньких детишек, а, Уилсон?

Улыбающаяся физиономия Хауса показалась в дверном проеме как раз в тот момент, когда Джеймс ставил чашку дымящегося кофе на стол.

- И завтрак мне приготовил, надо же! - присвистнул Грег, усаживаясь и хватая первый блинчик. - У нас что, медовый месяц?

- Завтрак я приготовил не только тебе, - скрипнул зубами Уилсон, возвращая общую тарелку обратно на середину стола. - И у нас катастрофа.

- Надо же, с утра и уже не в духе! Так и что у нас за катастрофа? Еще один опоссум в ванной? Впрочем, я бы его заметил, да и не в стиле Лукаса повторять одну шутку дважды...

- Мы погребены под толстенным слоем снега, - мрачно прервал его Уилсон. Взгляд Хауса тут же метнулся к окну. - Нет. Дверь внизу. Она не открывается. А это значит...

- А это значит, никакой клиники и нотаций Кадди! - радостно закончил за него Грег.

- И никакой еды на вынос. И никаких проституток. И никаких новых головоломок. Ты должен быть в отчаянии.

Хаус весело фыркнул.

- Да брось, Уилсон, с чего бы мне отчаиваться? У меня уже есть все это. У меня же есть ты!

Джеймс побледнел и только беззвучно шлепал губами от такого хамства. Что он хочет этим сказать? Ну, с едой все понятно. С тех пор, как они живут вместе (как это вообще получилось?!), готовит в основном именно он. Не потому, что Хаус не умеет, и даже не потому, что он ленится. Однажды он прямо заявил Уилсону: «Просто мне нравится, когда это делаешь ты», и в глазах его в тот момент помимо улыбки сверкнуло что-что еще, что-то очень странное.

Головоломки, в общем, тоже объяснимы. Хаус наверняка опять будет пытать его каленым железом, выдавливая самые потаенные секреты. В прошлый раз храбрый онколог позорно сбежал с поля боя, то есть из бара, где они коротали вечерок. Это было, конечно, не самым умным поступком, но Хаус просто не оставил ему выбора. Тогда они сделали вид, что никакого разговора об их специфических отношениях и вовсе не было, а был только полутемный бар и задушевная беседа двух старых приятелей. Но теперь номер точно не пройдет - они же оба в ловушке...

Последний пункт своей опрометчивой речи он обдумать не успел, потому что длинные пальцы вцепились ему в плечи, а тихий вкрадчивый голос Хауса раздался прямо над ухом:

- Чего ты так напрягаешься, Уилсон? Просто расслабься и получай удовольствие! У нас же целых «неизвестно сколько» выходных! Мы можем столько всего сделать...у-ух!!

От этого радостно-воинственного «у-ух» Уилсону стало совсем плохо. И он вдруг понял, что до сих пор недооценивал масштабы надвигающейся катастрофы. А потом он с удивлением обнаружил, что указательные пальцы Хауса каким-то чудесным образом оказались под воротником его рубашки и ненавязчиво поглаживают ключицы.

- Ты слишком напряжен, Уилсон, - продолжал горячо шептать этот змей искуситель, еще ближе наклоняясь к многострадальному уху. - Может быть, я сделаю тебе массаж, м?...

- Х...Хаус! - его голос предательски дрожал. Картинка, нарисовавшаяся в мозгу при слове «массаж», обратилась горячим комком желания и тяжело опустилась в его пах. - А м...может, мы лучше в нарды поиграем?

Грег послушно исчез из-за его спины и материализовался где-то в противоположном конце кухни. Он выглядел разочарованным, но лишь равнодушно дернул плечами:

- Как хочешь. Можно и в нарды.

***

Уже к концу первого дня заточения у них закончились все настольные игры, а также игры альтернативные - вроде гляделок.

В ту же ночь в доме неожиданно кончилось все спиртное - от пива до бурбона. Остался, конечно, уилсоновский кефир, но Хаус наотрез отказался надираться кисло-молочными, даже если это приведет его ЖКТ к вечной жизни, и ушел спать.

В следующие 24 часа они прикончили хаусовскую коллекцию фильмов, сериалов, ТВ-шоу и прочей дребедени, по одному ему известным причинам оказавшихся на дисках.

А к концу третьего дня вырубили электричество.

Скрипя зубами от негодования и напряжения, не покидавшего его все эти дни, Уилсон достал свечи и зажег сразу несколько.

- Надо же, какая романтика! - фыркнул Хаус, глядя на одну из свечей - в форме сердечка.

- Сэм подарила, - вяло отмахнулся Джеймс.

Удивительно, но Грег никак не отреагировал на прозвучавшее имя, хотя - Уилсон мог поклясться на чем угодно - его желваки заиграли под кожей.

- Ладно, я спать, - заявил Хаус и, захватив с собой свечу (не ту, которая была в форме сердца, а вполне обычную), утопал в комнату.

Уилсон переоделся в пижамные штаны и футболку и еще какое-то время бесцельно слонялся по квартире, в поисках хоть какого-то занятия. Спать не хотелось, а будить Хауса было глупо. Учитывая все эти «романтические» обстоятельства, они сейчас много чего могли наговорить друг другу, о чем непременно пожалели бы утром. Ну, хорошо, это Уилсон мог бы много чего наговорить. А Хаус наговорил бы в ответ, терпеливо объясняя своему другу-идиоту, почему земля круглая, ветер дует, а один мужчина не может желать другого.

Но дело в том, что Уилсон желал, да еще как! Ему стоило больших трудов держать свою похоть в узде в условиях постоянно сокращающегося расстояния между ними. Он не мог понять, кто повинен в том, что за эти тря дня их пальцы сталкивались в воздухе чаще, чем за все время их дружбы. И почему когда они смотрели фильм, он вдруг обнаруживал, что Хаус практически лежит на нем, полностью оттеснив к ручке дивана. И к чему, черт возьми, была эта нелепая ревность, все эти сжатые кулаки и стиснутые зубы? Нет, Уилсон определенно был не в силах постичь смысл происходящего.

Уговорив, наконец, свой организм отправиться в постель, Уилсон потопал в свою комнату. Но проходя мимо неплотно прикрытой двери в комнату Хауса, почему-то остановился. Он заметил едва пробивающийся из-под двери свет и удивился, что Грег еще не спит. Он сам не понял, какого черта его понесло «проверить, как там Хаус». Дверь совершенно бесшумно подалась, и ошарашенному Уилсону открылась картина на миллион баксов, не меньше.

Хаус все-таки спал. На прикроватном столике стояла непотушенная свеча, и в ее неровном свете комната казалась восхитительно уютной и даже волшебной. На кровати, раскинув руки и ноги, очаровательно откинув голову на подушке, возлежал ее хозяин. Одеяло сбилось к ногам, хотя Уилсон точно знал, что его друг всегда спит очень спокойно и никогда не скидывает одеяло. Но обдумать эту странность он решил позже, потому что его мозг уже зафиксировал другую странность, от созерцания которой его диафрагма подпрыгнула к горлу и, судя по всему, решила там и остаться. Хаус лежал почти поперек кровати «звездочкой», такой расслабленный, такой трогательный...и абсолютно голый. И в центре всего этого великолепия была его внушительная эрекция.

Мозг бедного Уилсона забился в истерике и отступил под натиском гормонов, силе которых сейчас мог бы позавидовать любой ураган. К тому же, не так-то просто соображать, когда вся твоя кровь сосредоточилась в одном-единственном органе, совершенно наплевав на нужды остальных. Ноги Уилсона дрожали и подгибались, пока он медленно приближался к кровати и опускался на пол рядом с ней.

Пару секунд он пытался понять, какого черта он делает. Он тяжело дышал и терзал свою многострадальную переносицу, как будто это она была виновата в том, что ее хозяин такой идиот. Но желания уйти не появилось. Более того - он даже не подумал, что можно сейчас просто встать и уйти. Либо это был подарок свыше, либо наказание - на самом деле, разница не велика. А избавиться от искушения можно лишь поддавшись ему.

«Я хочу только дотронуться», - уговаривал Уилсон себя, - «только дотронуться...а потом я сразу...сразу же...»

Он не успел придумать, что сделает сразу после, потому что его рука уже опиралась локтем на кровать в опасной близости от бедра Хауса, а пальцы уже тянулись к его члену, медленно, но настойчиво. Уилсон наблюдал за собственной рукой со страхом и любопытством. А в его голове кто-то торопливо шептал одну и ту же фразу: Хаус спит очень крепко.

Его кожа оказалась мягкой, бархатистой и еще - очень горячей. Как завороженный, Уилсон все водил и водил указательным пальцем по всей длине, изучая выпиравшие вены, нажимая на них кончиком пальца, обводя по контуру головку. Ему казалось, что никогда прежде он не видел ничего более восхитительного и ошеломляющего. Он аккуратно сжал ствол ладонью и медленно спустился к основанию, наблюдая, как кожа на головке натягивается, от чего она становится еще более гладкой. Он сжал чуть сильнее, снова пару раз провел рукой вверх-вниз. Наградой ему была маленькая полупрозрачная капля, выступившая на самой вершине. Не думая вообще ни о чем, он наклонился и убрал ее долгим и сильным движением языка, который через мгновение онемел от сочетания соленого, сладкого и пряного.

Остановить Уилсона теперь не смогла бы даже Кадди, ворвись она сейчас в эту самую комнату с какими угодно угрозами. Потому что он уже сидел рядом с ни на что не реагировавшим Хаусом и, наклоняясь еще ниже, нежно обхватывал его головку губами, неустанно поглаживая ее языком у себя во рту. А еще через несколько секунд его рот уже скользил по всей длине мягко подрагивающего члена Хауса, постепенно наращивая темп. Наверное, Уилсон совсем не дышал, потому что у него не возникало никаких проблем с тем, чтобы подстроить ритм своих скольжений под ритм своего дыхания.

Уилсон был так увлечен процессом и ощущением этого воистину прекраснейшего из когда-либо виденных им органов в своем горле, что пропустил момент, когда его рассудок тихо собрал вещи и покинул своего выжившего из ума хозяина. О, да, Джеймс определенно сходил с ума, но сейчас все его ментальные и физические способности были сконцентрированы на том, чтобы скользить, посасывать, сжимать и облизывать. Он снова замедлил темп и выпустил член Хауса изо рта, с совершенно детским восторгом наблюдая, как растягивается едва заметная паутинка слюны, соединяющая головку и его язык. Он немного подумал, а потом быстро и сильно лизнул уздечку. В ответ член Грега трогательно дернулся, явно требуя добавки. Еще немного и Уилсон бы точно начал беседовать с этой, бесспорно, самой благодарной, частью Хауса, но остатков его разжиженных мозгов (а может, инстинкта самосохранения) хватило, чтобы этого не делать; потому он просто еще раз взглянул на него с умилением и очень нежно обвел нижнюю часть головки кончиком языка. А потом резко втянул в себя почти весь ствол, так что головка оказалась где-то в середине его горла, и это ощущение было настолько захватывающим, что он принялся снова и снова насаживаться ртом, с каждым разом заглатывая член еще глубже и ускоряя и без того бешеный темп.

В общем, Уилсон был очень, очень занят, и окружающий мир его совсем не интересовал. Потому он не заметил, как Хаус вдруг чуть плотнее сжал веки и стиснул зубы, а его руки резко напряглись, комкая простынь в слегка подрагивающих кулаках. И уж конечно, Уилсон не мог увидеть судорогу, прострелившую тело Грега, когда он в очередной раз заглотил член целиком и тихонько застонал от избытка эмоций, посылая в распростертое под ним тело легкую вибрацию. Этой вибрации оказалось достаточно, чтобы Хаус растерял последние крохи самоконтроля и бурно кончил глубоко в горле Уилсона. Все его силы ушли на то, чтобы просто не завопить в голос и не схватить Уилсона за волосы, чтобы тот ни в коем случае не отстранился. Но Джеймс даже и не думал этого делать. Он, напротив, прижался к паху Хауса, полностью сконцентрировавшись на подрагивании его члена в своем горле, и еще плотнее обхватил губами основание, чтобы не дай бог не потерять хоть каплю драгоценной влаги.

Он отстранился только тогда, когда почувствовал, что член Хауса стал мягким. Выпустив его изо рта, Уилсон снова склонился и любовно облизал его в последний раз, а потом выпрямился и бросил осторожный взгляд на хозяина этого чуда. Хаус тяжело дышал, но судя по всему, продолжал крепко спать, его дыхание постепенно выравнивалось. Тогда Уилсон встал, заботливо укрыл обнаженное тело одеялом, задул свечу и тихонько выскользнул из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Уже в собственной спальне он горестно вздохнул, лениво стаскивая абсолютно мокрые трусы, в которые он умудрился кончить где-то в процессе, и провалился в сон, как только его голова коснулась подушки.

 

Когда шуршание за стеной стихло, Хаус перевернулся на бок, подтянул колени к груди и поуютнее закутался в одеяло.

- Матерь божья!.. – шепотом резюмировал он и мгновенно заснул.

* * *

На следующее утро Уилсон проснулся от странного ощущения. Веки жгло, но это чувство было почти неуловимым, как будто на лицо падал солнечный зайчик, хотя шторы совершенно определенно были задернуты. Он зевнул, сладко потянулся, так что одеяло соскользнуло до талии, и открыл глаза. И первое, что он увидел, было, конечно же, Грегори Хаусом. Тот неподвижно сидел в кресле в углу комнаты – руки на рукоятке трости, подбородок упирается в переплетенные пальцы – и неотрывно смотрел на Уилсона. Его лицо было абсолютно непроницаемым.

- Хаус, скажи на милость, что ты здесь делаешь?

 

Уилсон снова лениво потянулся и перевалился на живот, даже не удосужившись подтянуть одеяло, обхватил подушку обеими руками и глянул на Грега поверх плеча. Надо заметить, все его движения вообще и эта поза в частности выглядели более чем...необычно. Было в этой нарочитой медлительности что-то соблазняющее, что-то игривое, даже приглашающее. Он почувствовал, как обжигающий взгляд сосредоточенных голубых глаз скользнул по его обнаженной спине, изучая каждый сантиметр, а потом замер где-то в районе поясницы.

- Мне снился очень странный сон, - задумчиво протянул Хаус и снова отправился путешествовать по телу Уилсона взглядом.

На секунду Джеймсу вдруг показалось, что вот сейчас Хаус встанет, медленно приблизится к изножью кровати и заберется на нее, удобно устраиваясь прямо между широко разведенных ног Уилсона, а потом резко сдернет одеяло, стянет свои пижамные штаны к коленям и войдет в него одним стремительным движением, попутно вдавливая Джима в матрас собственным весом, царапая щетиной его плечо... От таких мыслей по телу Уилсона пронеслась горячая волна возбуждения, и он едва сдержался, чтобы не застонать и не толкнуться бедрами навстречу воображаемому члену Хауса в порыве впустить его еще глубже.

 

Он весь трепетал и ошарашено глазел на Грега, который действительно встал и двинулся к кровати. Тяжело опираясь на трость, он подошел к изголовью и прежде, чем Джеймс успел хотя бы пискнуть, наклонился, несколько неуклюже потрепал его по голове и произнес без тени своего обычного ехидства:

- Поднимайся, Спящая Красавица, завтрак стынет.

И ушел, оставив все еще удивленного и слегка разочарованного Уилсона наедине с его эротическими фантазиями.

«Завтрак?» - недоумевал Джеймс, быстро натягивая домашние штаны и футболку. – «Он приготовил для меня завтрак?! И потрепал по волосам?!.. Что, черт возьми, творится в этом доме?..»

На кухне его действительно ждал завтрак – нечто с непроизносимым названием из серии «язык проглотишь» плюс чашка дымящегося кофе – и порядком повеселевший – по крайней мере внешне – Хаус. Он чинно восседал за столом, потягивая кофе и листая какой-то сомнительный журнал. Когда Уилсон появился в дверном проеме, он поднял глаза и изобразил самую милую из своих улыбок:

- Доброе утро. Хорошо спал?

- Д...да, спасибо...

Сказать, что Джеймс был удивлен, значит не сказать ничего. Он просто охреневал от ТАКОГО Хауса, и даже подозрительность, которую дорогой друг любовно взращивал в нем годами, никак себя не проявляла, хотя поведение Грега этим утром было из ряда вон выходящим. Мягко говоря. Уилсон молча жевал и изредка косился на Хауса, который всякий раз встречал его пронзительный взгляд неизменно благодушной улыбкой и вопросительным движением брови, чем окончательно сбивал первого с толку.

Покончив с чудом кулинарного искусства, Уилсон встал, поставил тарелку в раковину, налил себе вторую чашку кофе и подошел к окну. Вид занесенных снегом тротуаров и дорог мало способствовал мыслительному процессу, так что он снова повернулся к Хаусу, вперив в него взгляд а-ля рентген и напрягая все свои экстрасенсорные способности, чтобы понять, что происходит в этой взлохмаченной голове. Разумеется, прочитать мысли Хауса было более чем нереально, так что он решил завести обычную беседу:

- Ну, так и что за странный сон тебе снился?

- Думал, ты уже никогда не спросишь, - немного слишком поспешно ответил Хаус, тут же стирая свою оплошность очередной милой улыбкой. – Это был удивительный по своей реалистичности эротический сон. С Кармен Электрой в главной роли.

Он тоже встал, убирая посуду.

- С Кармен Электрой, - скептически сощурился Уилсон. – Ладно, допустим. И о чем был твой «удивительно реалистичный» сон?

- О! – Хаус закатил глаза, его улыбка растянулась в мечтательно-похотливый оскал. – Если вкратце, она делала мне минет.

- Она делала тебе минет, - тупо повторил Уилсон.

Он слегка напрягся, неожиданно для себя вспомнив школьные уроки психологии, точнее, ту их часть, где говорилось, что реальные внешние раздражители могут легко вторгнуться в разум спящего и каким-то образом повлиять на его сновидения. Вот, значит, как это работает.

- О, да! – Хаус вдруг оказался настолько близко, что Джим занервничал еще больше, когда уже знакомый запах перекрыл ему доступ кислорода; они почти соприкасались, и даже два слоя одежды не могли уберечь от столь волнующего тепла чужого тела. Грег наклонился к его уху, стирая малейший намек на хоть какое-то расстояние между ними, и доверительно зашептал низким и очень – ОЧЕНЬ! - возбуждающим голосом: - Скажу тебе по секрету, Джимми, сосет она просто отменно! Мисс Глубокая Глотка по сравнению с ней не сексуальнее надувной куклы! Мне кажется, в какой-то момент я даже смог почувствовать ее голосовые связки...а ощущения были такими, как будто все это происходило наяву... Эй, Уилсон, чего ты вдруг покраснел? Я ж не тебе тут комплименты отвешиваю...

Хаус осекся и подозрительно прищурился, отступая на шаг назад, чтобы окинуть быстрым взглядом всю его фигуру. Джеймс отчетливо слышал, как кусочки мозаики щелкают в гениальной голове, угрожая вот-вот собрать в правильную картинку. Нужно было срочно что-то сказать, пока Хаус не приступил к излюбленной части своих допросов – артобстрелу под названием «я-знаю-ты-что-то-скрываешь-Джимми!»

- Хорошо, Хаус, ты меня раскусил, - Уилсон постарался вздохнуть как можно более фальшиво. – Я полночи не спал: шаманил, чтобы Небеса послали тебе Кармен Электру с ее талантливым ртом. Рад, что мне удалось преуспеть в этом.

Джеймс и сам не был уверен, к чему именно относилось «это», в котором он преуспел, но очень надеялся, что все еще говорит про сон.

- Джимми-Джимми, - Грег покачал головой; Уилсону показалось, что он сейчас снова нежно потреплет его по голове, но Хаус не сдвинулся с места, - мой маленький самоотверженный онколог... Даже представить себе невозможно, скольким ты жертвуешь ради нашей дружбы!.. Кстати, если себе не трудно, пошамань и этой ночью тоже, ладно? Пока Кармен самозабвенно мне отсасывала, я неожиданно понял, что больше всего на свете хотел бы ее как следует трахнуть.

А потом он развернулся на пятках и с завидной скоростью скрылся в своей комнате, оставив багрового от смущения Уилсона недоуменно хлопать глазами и запивать застрявший в горле комок нервов остывшим кофе.

* * *

Джеймс плохо понимал, что он делает, когда тайком переливал оливковое масло в маленькую бутылочку из-под бурбона, каких обычно находится в достатке в мини-барах отелей.

Весь день он слонялся по квартире, иногда обессилено падал на диван и по несколько минут пялился в абсолютно черный экран телевизора. Пару раз он попытался его включить, но когда эн-ная по счету попытка проваливалась, вспоминал, что электричество им так и не дали. А это значит, что снова будут свечи, и вероятность того, что мозг Уилсона опять отключится под воздействием слишком интимной обстановки, была высока как никогда. Теперь ему требовалось совсем чуть-чуть: одно мимолетное упоминание об альтернативном источнике освещения, и перед его глазами надолго застывало изображение его обнаженного друга, по телу которого прыгали отблески пламени. А потом включалась память...и Джеймс хватался руками за голову и принимался снова бродить из угла в угол, тихонько поскуливая.

Он пытался думать...анализировать себя, Хауса, это ночное наваждение...он пытался понять хоть что-то, но разум постоянно подсовывал ему эти чертовы образы...так что он мгновенно заливался краской и ускорял шаги.

Больше всего Уилсона беспокоила эта странная реплика Грега насчет «трахнуть Кармен Электру». Это определенно было шуткой...должно было быть шуткой. Но чем оно было в действительности, Джеймс не знал. Зато он знал, что когда Хаус шутит – не важно, насколько серьезны его лицо и тон, - его глаза всегда улыбаются. За все время их дружбы он выучил и не такие тонкости, так что научился подмечать это на полном автопилоте. А этим утром он долго – и очень напряженно – вглядывался в эти голубые зеркала души, и чем дольше Уилсон в них смотрел, тем тревожнее ему становилось. Потому что за все это чертово утро он не заметил даже намека на улыбку в спокойных глазах Хауса.

Совершенно вымотанный и окончательно запутавшийся, Уилсон упал на свою кровать и зарылся лицом в подушку. Был уже поздний вечер, и стоило бы позаботиться об освещении, но он решил, что света полной луны будет вполне достаточно. По крайней мере, луна не вызывала у него нервной дрожи.

Хаус весь день – с тех пор, как покинул кухню – просидел в своей комнате. Судя по сосредоточенному выражению лица, он усиленно думал о чем-то и посылал Уилсона к чертовой матери, стоило тому появиться на пороге. Может быть, Грег нашел новую логическую игрушку в собственной голове и теперь с упоением ею развлекался. Во всяком случае, Уилсону очень хотелось в это верить. А еще ему хотелось верить, что если бы Хаус все-таки проснулся прошлой ночью, то не выгнал бы Джима – из своей постели, комнаты и жизни, – а...сделал бы что-нибудь другое. Например, простонал бы его имя и вцепился своими восхитительными пальцами ему в волосы. И сегодня ночью трахал бы его, а не фантазийную Кармен Электру, будь она неладна.

Уилсон горестно вздохнул и сам не заметил, как соскользнул в сон.

* * *

Проснулся он глубоко за полночь от того, что в его штанах стало вдруг неприятно тесно, а резинка трусов больно давила на возбужденный член. Он вспомнил, что ему снились пронзительно голубые глаза и расплывшийся в ехидной усмешке рот, и большие сильные руки, которые……о, господи!!....

Уилсон взвыл от стыда и безысходности, энергично потер лицо руками, отгоняя наваждение. Ну конечно, для полного счастья ему не хватало именно этого: эротических снов с Хаусом в главной роли! Да уж...для полного счастья и безоговорочной капитуляции.

Он лежал, не шевелясь, игнорируя свое возбуждение, в надежде, что его члену скоро надоест торчать по стойке смирно. Он просто лежал в темноте, пялился в потолок и считал минуты, чтобы хоть как-то отвлечься.

Минут через десять все его достижения свелись к тому, что неприятные ощущения в области паха усугубились болезненной пульсацией. Это было несправедливо. Это было так дьявольски нечестно! Сначала его заперли здесь наедине с Хаусом. Потом испытывали его стойкость видом Хауса Обнаженного...и это испытание он позорно провалил. А теперь ему презентовали такую несгибаемую эрекцию, какой у него отродясь не было. И хоть бы объяснили, в чем он провинился перед...уже даже не важно, перед кем.

Еще через пять минут Уилсон сдался. Он встал и поплелся в ванную, где быстро разделся, бросив одежду на пол. И очень удивился, когда услышал стеклянное звяканье, не слишком характерное для ткани. Оказалось, что звук породила маленькая бутылочка из-под бурбона, которую Джеймс обнаружил в кармане. Какое-то время он тупо стоял и смотрел на нее, а потом вспомнил: оливковое масло для... Волна возбуждения прошила его раньше, чем он успел подумать, для какой цели весь день таскал с собой стратегический запас оливкового масла. Он обессилено сполз на пол и в знак окончательной и бесповоротной капитуляции послушно открыл бутылочку и плеснул немного масла себе на ладонь.

Левая рука медленно обхватила член и привычно задвигалась вверх-вниз. Вместо правой руки, которая неторопливо ползла вверх по внутренней стороне бедра, Уилсон вообразил руку Хауса. Его дыхание оборвалось, когда пальцы нащупали вход и стали все так же неторопливо продвигаться вперед.

Через некоторое время он заменил руку Хауса уже самим Хаусом. Еще два пальца скользнули внутрь: ведь совершенно очевидно, что член Хауса должен быть никак не Уже четырех.

Он то убыстрял, то снова замедлял движения обеих рук, изо всех сил стараясь не думать о том, как жалко выглядит сейчас: голый и страждущий, на ледяном кафеле ванной комнаты, отчаянно мастурбирующий, представляя, что его трахает лучший друг. Нет, об этом совершенно точно нельзя думать. Это отвлекает. А Уилсон хотел как можно скорее кончить и забыть обо всем.

Когда развязка была уже близка, и движения рук из лихорадочных перешли в сумасшедшие, он вдруг услышал громкий стон. Уилсон замер. Стон определенно не было его: все это время он дышал ртом, и в горле теперь было так сухо, что он при всем желании смог бы издать только хрип. Нет, стонал не он. А значит...

Через мгновение он уже стоял у двери в комнату Хауса, судорожно запахивая халат, в карман которого зачем-то сунул пресловутую бутылочку. Уилсон перевел дыхание и решительно толкнул дверь.

То, что Хаус спал, стало очевидным с первого взгляда на его лицо. Глазные яблоки беспорядочно бегали под плотно прикрытыми веками; видимо, ему-таки снилась обожаемая Кармен Электра. Весь он метался по кровати и шевелил руками под одеялом. Уилсон подошел, отдернул одеяло и застыл на месте от удивления и...смущения, когда понял, что Грег сжимает свой возбужденный член рукой, пытаясь мастурбировать. И это тоже, как ни странно, означало, что он крепко спит: его движения были смазанными, хаотичными и имели крайне мало общего с настоящей мастурбацией.

Хаус замер, когда Джеймс, не особенно раздумывая, наклонился и нежно обвел языком головку. Абсолютно бесполезная теперь рука безвольно упала на кровать, а из груди вырвался еще один – совершенно идентичный первому – стон. И в нем было все: удовольствие, нетерпение, страсть...и даже мольба.

 

Уилсон, наконец, понял, зачем сунул в карман злополучную бутылочку.

Каким-то загадочным образом озвученное утром желание Хауса и его собственное снова совпали, и было в этом совпадении что-то неуловимо закономерное. Конечно, Уилсон мало походил на Кармен Электру, но Хаус ведь спит и никогда не узнает о подмене. И даже если и узнает...нет, не сейчас. Вот когда узнает, тогда Джеймс об этом и подумает. А сейчас надо действовать.

Халат бесшумно соскользнул на пол; кровать так же бесшумно спружинила, принимая его вес, и, кажется, ничуть не возражала против этого несанкционированного вторжения. Уилсон встал на колени и перешагнул через Хауса одной ногой, так что теперь считанные сантиметры отделяли его от нетерпеливо подрагивающего члена. Он аккуратно размазывал масло по всей длине мягкими возвратно-поступательными движениями, от чего Хаус снова еле слышно застонал. Все было готово, они оба были готовы, но Уилсон медлил. Сейчас ему отчаянно не хватало какого-нибудь командного свистка, чтобы он точно знал, когда нужно набрать в легкие побольше воздуха и нырнуть. Он презрительно фыркнул. Хаус бы наверняка высмеял его за такую нерешительность и обозвал девчонкой. И был бы совершенно прав: Уилсон действительно вел себя как самая настоящая девчонка. Но каким-то образом он уже умудрился зайти так далеко, что отступать было попросту некуда.

Он зачем-то закрыл глаза и стал медленно опускаться на член Хауса, направляя его рукой. Когда головка оказалась внутри целиком, он замер, прислушиваясь к новым ощущениям, давая себе время привыкнуть к ним. Пожалуй, это была не самая плохая вещь на свете, пусть и немного непривычная. Но еще через пару мгновений Джеймс отчетливо понял, что умрет, если не продолжит свой маленький эксперимент. И он стал опускаться еще ниже, остро ощущая каждый новый миллиметр внутри себя, закусив губу, чтобы не застонать. Была пройдена уже половина пути, когда он слегка приподнялся для того, чтобы снова – по-прежнему в смертельно медленном темпе – опуститься на этот огромный, горячий и пульсирующий внутри него кол, принимая его еще немного глубже.

Уилсон обхватил рукой собственный член, старательно подстраивая движения под ритм своих бедер, а другой рукой оперся о бедро, чтобы сохранить равновесие. Он слабо представлял, что будет делать, когда возникнет необходимость двигаться быстрее, - он и сейчас не очень-то твердо держался на ногах. Его ощутимо трясло от напряжения и возбуждения, и он, кажется, прокусил губу, но совсем не почувствовал боли – только слабый металлический привкус...

- Однако, забавные у тебя представления о шаманизме, Уилсон. И где ты только нахватался такой похабщины?

Голос Хауса – не слишком громкий и далеко не сонный – прозвучал как удар гонга, означающий, что приговоренного к смерти можно, наконец, вздернуть. Джеймс замер, в ужасе глядя на издевательски улыбающуюся физиономию расширенными глазами. Пару секунд он не чувствовал вообще ничего – как будто его поглотил вакуум, - но в следующее мгновение его накрыла тихая, парализующая паника.

Хаус не спал. Хаус. Не. Спал. Не спал сейчас и, возможно, прошлой ночью тоже. Возможно, он слышал – или видел? – все, что Уилсон вытворял с ним. И теперь он пойман с поличным. А это могло означать миллион вещей: от пожизненных шуточек до возможности потерять Хауса. Потерять не когда-нибудь, а теперь, когда он знает запах его кожи, вкус его спермы и это потрясающее ощущение его члена внутри. И винить в этом Уилсон мог только себя.

Он не делал никаких попыток пошевелиться, скованный целым ураганом разнообразных эмоций, которые возглавлял страх. Наверное, он даже не дышал. Просто смотрел на Грега в немом ужасе, ожидая неизвестно чего. А тот, очевидно, наслаждался этим зрелищем.

- Мне больше нравится, когда ты закусываешь губу и откидываешь голову назад, - как бы между прочим заметил Хаус, и голос его звучал насмешливо и...необычайно мягко.

Способность двигаться вернулась к Уилсону так же неожиданно, как покинула. Он резко дернулся, явно намереваясь сбежать, но Грег вдруг на удивление проворно схватил его за талию и с силой дернул вниз, полностью насаживая на свой член. Джеймс непроизвольно вскрикнул и выгнул спину, запрокидывая голову.

- Вот так, - ласково пропел Грег, - хороший мальчик.

А еще через секунду он сгреб дезориентированного Уилсона в охапку и опрокинул на спину, всем своим весом вдавив его в матрас. Ноги Хауса, согнутые в коленях и широко расставленные для опоры, почти вплотную прижались к бедрам Джеймса, так что вся нижняя часть тела последнего от поясницы фактически висела в воздухе, и только его бедра опирались на бедра Грега. В таком положении Уилсон был полностью открыт и беззащитен. Хаус хорошо понимал это, но одной только беззащитности было недостаточно. Он всегда стремился к тотальному контролю.

Он почти целиком выскользнул и тут же вернулся, тараня Уилсона с невероятной скоростью. Одного такого толчка хватило, чтобы Джим на время потерял связь с реальностью. И пока он приходил в себя, Грег стянул его запястья поясом халата и прикрутил их к спинке кровати. Вот теперь Джеймс действительно был полностью в его распоряжении.

Победно улыбаясь, Грег опять очень медленно отстранился и с мощью торпеды двинулся вперед, одновременно насаживая Уилсона на свой член руками. Все последующие толчки были такими же: резкими, сильными и глубокими, с неизменной долгой паузой между ними. Эти паузы Хаус тоже использовал по назначению; он наклонился к самому уху Джеймса и заговорил низким, жестким голосом:

- В твоем идеальном плане, Уилсон....был только один....но очень существенный....минус. конечно, ты не знал....но мог бы и догадаться....что я люблю....делать это....грубо.

В подтверждение своих слов он, кажется, удвоил усилия и снова яростно впечатался в Джима, вырывая из его груди особенно громкий, задыхающийся стон, и замер. Уилсон не сразу понял, что происходит, но когда толчки не возобновились даже через пять ударов сердца, открыл глаза. Грег смотрел на него с поистине садистским наслаждением, и от этого взгляда по его спине побежали мурашки, и Уилсон ощутил острую потребность в движении.

- Х...х-ха-аус...?

Больше всего это было похоже на полувопросительный, полу умоляющий – и в чрезвычайной степени страстный – стон. Однако Грег оставался равнодушным к его мольбам. Не в состоянии сформулировать что-то более вразумительное, Уилсон, насколько позволяли врезающиеся в запястья оковы, толкнулся навстречу Хаусу, пытаясь убедить его двигаться. Этот небольшой маневр произвел поразительный эффект: Грег задохнулся, его глаза распахнулись, чертова ухмылка наконец-то исчезла с его лица, уступая место причудливой смеси восхищения и вожделения.

- Т-ты.... – слова с шипением выходили из его горла. – Да ты просто маленькая....похотливая....сучка, Джимми!...

В ответ Уилсон снова выгнулся и потерся болезненно напряженным членом о живот Хауса. Его голова самопроизвольно откинулась назад, губы приоткрылись, и с них сорвался очаровательно громкий, протяжный стон.

Грега как будто оглушило. Он все смотрел и смотрел на такого незнакомого, до крайности непристойного Уилсона, и его дыхание замирало где-то в горле. Кто бы мог подумать, что Джеймс Уилсон, общеизвестный тихоня и пай-мальчик, однажды САМ заберется к нему в постель и станет вести себя так...так... Нет, он не мог подобрать слов, потому что Джеймс снова стонал так, что от одного этого звука покраснели бы даже стены, а у самого Хауса от него кровь застывала в жилах. Ему никак не удавалось осознать, что это Уилсон, его привычный, надежный Уилсон сейчас дрожит под ним, совершенно по-шлюшьи трется о его живот членом – таким твердым, что это казалось почти нереальным – и всем своим видом требует, безмолвно вопит, чтобы его немедленно – прямо, мать его, сейчас! – оттрахали настолько грубо, насколько это вообще возможно.

И тут несгибаемый, почти железный Грегори Хаус окончательно потерял контроль над собственным телом. Он возобновил толчки, старательно выбирая нужный угол, скорость, частоту, глубину...все что угодно, только бы хоть чуть-чуть отвлечься и не кончить прямо сейчас от одного взгляда на искаженное гримасой удовольствия лицо Уилсона. Он и не заметил, как на секунду вцепился зубами в его плечо – достаточно сильно, чтобы утром на этом месте появился синяк. Хаус оставил плечо в покое, уткнулся носом в шею Джима и забормотал скороговоркой:

- Огосподибожеуилсон!... ты просто восхитителен...невероятен...даже не представляешь, как ты прекрасен...в своем возбуждении...скажи мне...скажи, чего ты хочешь...я это сделаю...я сделаю для тебя все...всечтоугодно...только скажи...Уилсон...

Почти не улавливая смысла его слов, Джеймс бормотал в ответ что-то нечленораздельное, поминутно натягивая свои оковы так, что ткань немилосердно резала кожу, и выгибался навстречу каждому толчку с такой силой, что позвоночник опасно трещал.

Хаус очень четко осознал, что не продержится больше ни секунды – он либо кончит сейчас же, либо умрет от сердечного приступа, - когда различил в невнятном шуме, который издавал Уилсон напополам с криками, стонами и шипением, одно-единственное слово. Он определенно уже встречал его раньше, но никогда не думал, что когда-нибудь оно станет одним из самых любимых его слов.

Джеймс двигался под ним все более неистово, беспорядочно, как можно сильнее прижимая уже готовый взорваться член к его животу, одновременно с энтузиазмом отвечая на бесконечные – и бесконтрольные – глубокие проникновения члена Грега, не вполне ручаясь сейчас за слова, слетающие с его приоткрытых губ:

- Ххххххххххаааааааааауууссссссссс....аххх….я никогда....мне никогда....так....хорошшшшшшоо....Ххххааауссс....пожа...луйста....ещщщщщщщщщё......

Вот на этом свистящем «ещё» Хаус обхватил его член ладонью, резко дернул рукой вверх-вниз, а потом сильно сжал у самого основания, одновременно поистине сокрушительно впечатываясь в Уилсона. И в ту же секунду мощнейший оргазм накрыл их обоих, на время вырвав из действительности.

Последнее, что он слышал, было совершенно неподражаемое «Грррррррррррргггггггг!!!», когда Джим буквально взорвался в его руке, пачкая все вокруг. А потом была лишь тишина, и мягкое, податливое тепло Уилсона под ним.

. . .

Джеймс очнулся только через несколько минут и обнаружил, что Хаус уже скатился с него и теперь мирно лежит рядом на боку, подперев голову рукой, и смотрит на него...с такой нехарактерной для этих голубых глаз нежностью. Освобожденные запястья немного ныли - он умудрился содрать кожу в некоторых местах.

 

Их обоих все еще потряхивало от напряжения и недавнего опустошающего оргазма, но способность связно мыслить уже вернулась к ним.

- Ну, так и что это было, Джимми-бой? – почти ласково (за минусом саркастичных ноток) пропел Грег. – Попытка изнасилования или просто внезапный порыв твоей некрофильской натуры?

- Не тебе говорить об изнасиловании, мистер Я Люблю Делать Это Грубо, - съязвил Уилсон. – Мне следовало еще прошлой ночью догадаться, что все это было наглой подставой.

- Что-то мне подсказывает, что тебе это понравилось, - он едва уловимо провел кончиком пальца по груди Уилсона, вызвав новый приступ дрожи, и удовлетворенно хмыкнул.

- Это еще не повод! Я за эти сутки прошел все круги ада, причем дважды! Я ведь честно думал, что ты спал...

- Наивная ты душа, Уилсон! Учу тебя, учу, а все бестолку. Ты сам-то когда-нибудь пробовал спать в то время, как твой член находится в чьем-то горле?

- Ну...вообще-то...бывало пару раз...

Хаус неодобрительно фыркнул.

- И это лишь подтверждает мою гипотезу о том, что у тебя самый талантливый рот на всем белом свете!

Джеймс зарделся от комплимента.

- А как же талантливый рот Кармен Электры?

- Джимми-бой, ты идиот, - добродушно и даже ласково констатировал Хаус. – И сегодня утром я говорил о тебе.

- Но твой сон...

- О господи! – очевидно, Уилсон все-таки схлопотал необратимое повреждение мозга за эти сутки. Грег закатил глаза и сгреб его в охапку, притягивая к себе. – Беру свои слова назад, ты не идиот. Ты кретин! – его взгляд вдруг потеплел. – Мне уже давно не снится никто, кроме тебя.

- И сегодня?..

- И сегодня, и вчера, и две тысячи лет назад.

Добавить здесь было нечего, тем более, что обоих уже немилосердно клонило в сон. В конце концов, обо всем остальном они могут поговорить утром.

Джеймс уютнее устроился в руках Грега и мгновенно заснул с совершенно идиотской улыбкой на губах.

 

 

продолжение смотрим в комментах.

запись создана: 08.05.2010 в 19:45

@настроение: ого! это я, значит, вот как умею...

@темы: слэш, Грегори Хаус, фанфики, Джеймс Уилсон

---

О слезах и причинах, их вызывающих.

[Rebekka_L]

Название: О слезах и причинах, их вызывающих.
Автор: Rebekka_L
Бета: Natsume
Рейтинг: PG
Пейринг: Хаус/Уилсон; слэш
Жанр: флафф, юмор, мейби =)
Время действия: любое, но я хочу, чтобы это был седьмой сезон =)

Хаус ненавидит, когда Уилсон плачет.

Вернее, он ненавидит Уилсона, когда тот плачет. А еще вернее - он ненавидит себя, за то что, видя плачущего Уилсона, превращается в пропитанную чувством вины тряпку. Потому что, слыша, как Уилсон вдруг потихоньку начинает сначала едва слышно шмыгать носом и прерывисто, коротко вздыхать, Хаус начинает чувствовать себя негодяем. Просто так, заранее. Ничего особенно огорчительного для Уилсона он вроде бы ни сегодня, ни вчера не сделал? Или сделал?

Что же это? Что это может быть?!

Последнее время он вел себя паинькой. Домой возвращался вовремя... Кажется. За исключением тех раз, когда вынужден был задержаться в клинике... Ладно! Не только там.

В понедельник - в букмекерской конторе. Не мог же он, в самом деле, пропустить результаты последнего забега? Источник в раздевалке для обслуживающего персонала не подвел. Борзой кобель, носящий гордое имя Бешеный Джим, пришел первым, с огромным отрывом от основного соперника. При виде его стремительного финиша, Хаус неожиданно вспомнил про его тезку - обладателя подобных же феноменальных способностей (Хаус был на него за это не в обиде, а даже несколько гордился своим талантом по этой части), и тут же рванул домой, пока Уилсон не начал обзванивать морги и полицейские участки.

Во вторник был букинистический магазин, в котором Хаус до полуночи и до хрипоты в горле торговался с упрямым и ехидным старичком-евреем за потрепанный экземпляр "Анатомии Грея" девяностолетней давности. В тот момент, когда взмокший старичок в сердцах рявкнул, что в жизни не встречал такого пронырливого гоя* и согласился сбить цену на пятьдесят долларов, Хаус сообразил, что дома его назовут куда похуже, если вообще согласятся с ним разговаривать, пробормотал торопливое: "ТовА*" и спешно ретировался на улицу, позабыв вожделенного Грея на прилавке.

В среду и правда была клиника. Ветеринарная, но кому до этого дело, ведь так? И потом, это Кадди попросила, чтобы Хаус извинился перед зятем мэра, который поступил к ним со странной сыпью на подбородке , почесываясь во всех доступных и недоступных местах. Но если человек, как выяснилось, имеет привычку целоваться со своей игуаной, которую купил на черном рынке, без каких-либо сопроводительных документов и медицинских справок, то кто он, как не зоофил-экстремал, я вот очень интересуюсь послушать, доктор Кадди! Доктор Кадди потребовала доказательств, кои были найдены у хладнокровного ветеринара Принстонского зоологического сада, которого Хаус решительно отвлек от попыток скормить щенку австралийского динго кусок сахара, смоченного каким- то витамином. Выудив у ветеринара все интересующие его подробности из сексуальной жизни игуан, Хаус помог ему запихнуть в щенка тот самый сахар. При этом щенок глядел на Хауса с такой кроткой безмолвной укоризной в карих глазах, что тот моментально покрылся холодным потом, представив себе, что вот точно так же Уилсон посмотрит на него, появившегося в спальне в ... Ого! Три часа ночи... И, тихонько вздохнув, выберется из постели, чтобы подогреть остывший ужин. А потом сядет напротив него за столом, подопрет взъерошенную голову рукой и будет с умилением наблюдать как Хаус ест. Проклиная про себя всех земноводных и их владельцев, Хаус запрыгнул на мотоцикл и дал по газам, надеясь немедленно перевести эту упоительную картинку из разряда воспоминаний и сладких грез в реальную жизнь.

Он так спешил, что совсем не удивился, обнаружив утром, что одна мотоциклетная шина пробита каким- то мелким острым предметом, которого он, видимо, не заметил ночью на пустынном шоссе. И, конечно, совершенно очевидно, что четверговым вечером он отправился в гараж к Хорхе-Гаджету, чтобы привести колесо в порядок. И никак не возможно было уйти сразу, потому что шурин и по совместительству снабженец Хорхе - Маленький Пабло, в котором было добрых два метро роста, как раз подогнал ему запчасти к Хонде, за которые, воровато и подозрительно оглядываясь, запросил какие- то необыкновенно смешные деньги. Хаус был уверен, что Уилсон, разумно бережливый, как всякий потомок богоизбранного народа, не сможет не оценить такую выгодную покупку.

Однако, когда Хаус в половине первого ночи проскальзывает в гостиную, бережно прижимая к сердцу новую фару, сверкающую и невероятно дешевую, он понимает, что застал самую ужасную фазу Уилсоновского горя. Это когда тихие всхлипывания прекращаются, а по покрасневшим, моментально припухшим щекам из широко раскрытых глаз , невидяще уставившихся на мерцающий экран телевизора, транслирующего очередной хоккейный матч команд высшей лиги, начинают струиться слезы. Уилсон обхватывает себя руками, как-будто ему стало невыносимо холодно, и выглядит настолько несчастным и одиноким, что Хаус немедленно забрасывает ставшую ненужной фару в дальний угол гостиной и обнимает Уилсона так крепко, как только может. Он целует его в макушку, в лоб, в дрожащие губы, в глаза, в шею, и даже, кажется, в воротник домашней толстовки, и при этом сбивчивым шепотом повторяет, что он - последний поц*...Что он больше никогда-никогда... Что он теперь всегда и навеки... И с работы - сразу домой! ...И телефон станет заряжать каждый вечер... И перестанет забывать его везде, где только можно...И...и..и... Я вообще недостоин ничьих слез, а уж твоих - тем более... Ну, хватит, хватит, перестань... Ведь ты веришь мне, правда? Скажи-скажи-скажи, а не то я сейчас сам заплачу! Уилсон, да в самом-то деле, ну перестань ты ради Бога! Я и вправду вел себя по-свински и заставлял тебя волноваться, но ведь...

И тут Уилсон поднимает на него страдальческие глаза, оторвавшись, наконец от хоккея по телевизору, дрожащей рукой приглаживает растрепавшиеся волосы, рассеянно чмокает Хауса в губы и слегка охрипшим от плача голосом трагически провозглашает:

- Ты представляешь?!!! Детройт опять проиграл! Пять-ноль! Чтоб их всех вырвало материнским молоком! *

Потом постепенно успокаивается и продолжает уже совсем спокойно:

- Ты что- то поздно. Где тебя носило? И что там, говоришь, у тебя с телефоном?

Вот тут Хаус понимает, что он любит, когда Уилсон плачет. Вернее, еще сильнее любит Уилсона, когда тот плачет... И себя он в такие моменты тоже любит. Потому что еще ни разу Уилсону не приходилось плакать из-за него.


*Гой - не еврей
*ТовА - спасибо
*Поц - ругательство, аналогичное нашему, тоже трехбуквенному =)

Все слова на идиш или иврите.

*Чтоб их всех... - еврейское ругательство.

@темы: слэш, фанфики

---

Historia Morbi [1]. Status praesents subjectivus. Глава 3.

[Createress]

Status praesents subjectivus
Автор: Createress
Бета: Remi.Influence ака Elinberg
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Пейринг: Уилсон/ОМП, Хаус
Жанр: Drama
Отказ: Ну, я бы написала, что все мое - но вы же все равно не поверите, правда? Так что, персонажи, события и места, чьи названия покажутся вам знакомыми, принадлежат тем, кому принадлежат
Цикл: Historia Morbi [1]
Аннотация: Хаус узнает ранее не известные ему факты о лучшем друге. У Уилсона новый роман. А на диагностическое отделение поступает пациент, у которого по непонятной причине очень часто повторяются пневмонии.
Комментарии: Тайм-лайн: вскоре после третьего развода Уилсона.
Канон, соответственно, учитывается частично.

Все медицинские случаи взяты из практики - очень редко моей, в основном моих преподавателей, кураторов и профессоров.

Огромная благодарность Remi.Influence ака Elinberg за быструю и качественную работу.

Status praesents subjectivus (лат.) - в точном переводе "Субъективное состояние на настоящий момент", в истории болезни соответствует разделу "Жалобы больного"

Предупреждения: слэш, OOC, AU
Статус: Не закончен

«Больной предъявляет жалобы на невозможность дышать».
Из студенческой истории болезни.

Главы 1-2

hic

www.diary.ru/~housefans/p106336328.htm#more1

Глава 3

Глава3
- Нет, мисс Трейси, вы не должны были принимать за раз двадцать одну таблетку оральных контрацептивов после возвращения из месячной поездки в Европу, в которую вы их взять забыли… - терпеливо объяснил Уилсон, ловя себя на том, что в такие моменты прекрасно понимает Хауса, избегающего приема в клинике, как чумы… На самом деле гораздо сильнее, чем чуму.
После мисс Трейси в кабинет к нему зашли двое мужчин.
- Останьтесь только вы, мистер… Райс, - заглянул в карточку из приемного покоя Уилсон, - ваш друг может подождать в коридоре.
- Я ему не друг, - отозвался молодой мужчина, помогая своему спутнику сесть на кушетку. – И он не может говорить, так что лучше я вам расскажу, что произошло. Я – Виктор Лидз.
- Очень приятно, - отозвался Уилсон, вытаскивая ларингоскоп. Он даже на расстоянии слышал, что у Райса затрудненное дыхание с дистантными¹ хрипами, и ему это очень не нравилось. – И что же произошло с…?
- С моим партнером, - закончил за него Лидз. После такого заявления Уилсон невольно бросил на него быстрый взгляд искоса. Что-то в таком духе он подозревал – через некоторое время такие вещи начинаешь чувствовать на уровне невербальных коммуникаций. Мужчина, не обратив внимания или сделав вид, что не обратил внимания, на его взгляд, продолжал:
- Сначала мы заметили, что у него садится голос – это началось около четырех часов назад. Ричард… мистер Райс сказал, что ощущает какой-то дискомфорт в горле, боль при глотании. Он решил, что, возможно, простудился. Ричард настаивал на том, чтобы продолжать работу, и мы ничего не предпринимали. Однако ему становилось все хуже, а потом, когда он уже больше не смог говорить текст, я решил, что будет лучше отвезти Ричарда в больницу. Мы дали ему несколько леденцов от горла, но они не помогли.
- Они и не могли помочь, - отозвался Уилсон, внимательно разглядывая вход в гортань с помощью ларингоскопа. Картина была классической, как из учебника - все хрящи увеличены в размерах и отечны, а голосовая щель резко сужена. Он отложил ларингоскоп. – У вас, мистер Райс, развился отек гортани. Я сделаю вам инъекцию антигистаминных препаратов и ингаляцию кортикостероидов, однако, боюсь, вы подлежите обязательной госпитализации, так как может развиться стеноз гортани.
После того, как Уилсон, проделав нужные манипуляции, вызвал медсестру, отправил Райса на ЛОР-отделение и вернулся назад в смотровую, чтобы заполнить нужную документацию, он обнаружил, что Виктор Лидз все еще сидит там.
- Я думал, вы уже ушли, - заметил Уилсон, начиная заполнять бланк на госпитализацию, - а если не ушли, то сейчас на отделении беседуете с лечащим врачом.
- Нет, - отозвался тот с улыбкой, - не думаю, что Ричард будет мне благодарен – мы не слишком близки. Я остался, потому что вам, наверное, нужны данные страховки, а Ричард, очевидно, еще долго ничего не сможет ничего сказать. Я списал его данные из рабочих документов.
- Вы – идеальный сопровождающий для больных, - признал Уилсон, и мужчина опять ему улыбнулся.
Пожалуй, он вообще улыбался слишком часто для человека, обеспокоенного состоянием здоровья своего… партнера. Впрочем, это было не единственное, что Уилсону казалось странно наигранным в этой… паре.
- Спасибо вам, - тепло поблагодарил Лидз, поймав взгляд врача.
Глаза у него оказались очень темными, почти черными, и резко контрастировали со светлыми волосами.
– Поверьте, здоровье Ричарда – это очень важно. Мне можно угостить вас кофе в знак благодарности, доктор… Уилсон?
Уилсон машинально бросил взгляд на наручные часы на правом запястье - таким образом он выгадал пару секунд, чтобы обдумать предложение. Его смена в клинике закончилась пятнадцать минут назад.
- Почему бы и нет? Подождите меня в коридоре пару минут – я только переоденусь.
Когда за Лидзом закрылась дверь смотровой, Уилсон набрал номер телефона и прослушал с минуту какие-то высокохудожественные гудки, прежде чем Хаус соизволил ответить на вызов.
- Хаус, иди обедать один, я не пойду сегодня в больничную столовую - у моего пациента в клинике…
- Уилсон, я про своих-то пациентов из клиники ни слова слышать не желаю, и мне лень даже притворятся, что это интересно - слушать про твоего.
- Отлично, потому что мне лень рассказывать, - отозвался Уилсон, вешая трубку.
*
В небольшой кофейне неподалеку от больницы им достался столик в тихом уголке зала для некурящих. Лидз снял светло-серое пальто и остался в теплом синем свитере с высоким горлом.
- Не могу привыкнуть к вашей осени в Нью-Джерси – все время мерзну.
- Откуда вы?
- Джексон, Миссисипи, но, по большей части, живу в Калифорнии. Мне латте с черносмородиновым сиропом, пожалуйста, - обратился он к официанту, бегло просмотрев меню. Уилсон отметил это про себя как очко в пользу Лидза – он сам терпеть не мог, когда кто-то долго не может сделать заказ.
- Экспрессо, - заказал Уилсон. – Вы в Джерси по работе?
- Да, уже четыре месяца, и пока шансов на то, что я уеду отсюда до настоящих холодов, нет. Лофтон, конечно, обещает, что поторопится, но это стоит не больше, чем прошлогодний снег. У вас, кстати, в прошлом году был снег? Я его видел всего пару раз в жизни – хотелось бы посмотреть. Правда, съемкам он не пойдет на пользу.
- Съемкам?
- А, я же вам ничего не объяснил! Я слишком много общаюсь с представителями своей профессии – перестаешь адекватно воспринимать действительность, кажется, что все должны знать, что снимать натурные сцены в Джерси дешевле, чем Висконсине.
- С врачами такое тоже бывает – когда на встрече с друзьями начинаешь обсуждать специфические проблемы лечения, - признал Уилсон. - Так вы актер?
- Виновен.
- Я мог видеть вас в каких-нибудь фильмах?
- Ну, если вы не смотрите сериалы в прайм-тайм на платных каналах, то вряд ли.
- Нет, я не смотрю.
- Я тоже. У меня и телевизора-то нет. Ричард – мой партнер по съемкам, так что сегодня я оказался свободен, раз уж он в больнице.
- Вот оно что…
- А что вы подумали, когда я сказал, что мы партнеры? – улыбаясь, спросил Лидз, наклоняясь ближе к собеседнику. – Что я – гей?
- Собственно…
- Вы правы. Я – гей.
Уилсон сделал глоток своего экспрессо.
- Я это понял.
- Я так и догадался. Но Ричард-то натуральнее натурального.
- Да, это я тоже понял, - заметил Уилсон. – Это меня очень удивило.
- Тогда вы очень деликатны. Все врачи такие?
- Нет, - сразу ответил Уилсон. – Не все.
- Вы не ошибаетесь в таких вопросах? Ну, - Виктор рассмеялся, - невербальных контактов?
- Почти никогда.
- Для актера на самом деле большой разницы-то нет. Ричард не видел свою жену полгода, так что его семейная жизнь мало отличается от моей, при том, что у меня вообще никого нет. Я хочу сказать, что мало кто может терпеть мужчину, который двенадцать часов в сутки притворяется другим мужчиной, четыре часа готовится и тренируется притворяться, а восемь часов спит. Я слишком много говорю, да?
- Вовсе нет. Мне нравится вас слушать.
- Отлично, потому что я очень рад, наконец, поговорить в Джерси с кем-то, не имеющим отношения к телевидению.
- Наверное, мы все время от времени устаем от тех кругов, в которых вращаемся.
- Тогда расскажите мне о кругах, где вращаетесь вы. Потому что, если честно, меня врачи скорее пугают.
- А врачей вообще мало кто любит, - усмехнулся Уилсон.
- Вы спасаете жизни.
- Не так часто, как хотелось бы… В лучшем случае пациент нам благодарен, но за что ему любить врача? Мы всегда ассоциируемся с болью, нездоровьем…
- Не верю, что ваши пациенты вас не любят, доктор Уилсон, - перебил его Лидз.
- Ну… Возможно, я – счастливое исключение. Мне повезло.
- Не везет тем, кто ничего не делает, - методистской поговоркой отозвался мужчина.
Через три четверти часа, когда Уилсону пора было возвращаться в больницу, он наотрез отказался от того, чтобы Лидз оплатил счет за двоих.
- Зря вы так, Джеймс, - заметил тот. – Для меня это действительно ерунда… И кроме того, так я мог бы считать, что это было свидание. А у меня давно не было свиданий…
- А если я завтра вечером заеду за вами и приглашу на ужин – это вы сможете считать свиданием? – спросил Уилсон, глядя ему в глаза. Виктор ответил ему улыбкой.
- Думаю, смогу.
*
- Ты знаешь, кто такой Виктор Лидз? – словно бы между прочим спросил вечером Уилсон у Хауса, одновременно прицельно шлепая его шумовкой по руке, когда тот постарался стянуть картошку у него из тарелки.
- Так вот зачем ты ее на стол положил… - задумчиво пробормотал Хаус, принимаясь за свою картошку. – Лидз?.. Телеактер? Шоу с ним идет как раз в то время, когда я успеваю занять работой малышню и свалить к телеку коматозника. Смазливая рожица.
- Он был на приеме в клинике сегодня…
- О, боже! Как я мог такое пропустить? Сомневаюсь, что у меня получится когда-нибудь пережить такое горе! Хотя я, конечно, постараюсь найти в своей душе достаточно мужества, чтобы перенести это несчастье достойно… На крайний случай позаимствую немного мужества у какого-нибудь твоего умирающего пациента, у тебя их до фига. Конечно, меня еще слегка поддержит мысль о том, что, когда ты флиртовал с ним напропалую, тот был одет в синее, а девушки с визгом падают в обморок от его вида, только когда на нем что-нибудь теплых оттенков.
Пользуясь тем, что Уилсон утратил дар речи, Хаус стащил из его тарелки еще картошки и заодно переставил кружку с чаем, налитым Уилсоном, к себе.
- Не застывай так, - заметил Хаус. - Я бы мог, конечно, соврать, что сработала звуковая сигнализация на твои грязные мысли, к которой я подвел камеру наблюдения, но вообще-то вас в кофейне просто видела какая-то подружка Кэмерон из офтальмологии. Она с таким восторгом делилась подробностями, что ее услышал даже вконец глухой дед-рентгенолог, который лишился слуха еще во времена охоты на ведьм.
- Про… флирт… это тоже она сказала?
- Нет - вот это как раз сработала звуковая сигнализация на твои грязные мысли. Ты не мог мой чай заварить покрепче?
- Твой чай – это мой чай, который ты пьешь? – уточнил Уилсон.
- Ну да, - подтвердил Хаус. - Ты не мог заварить его покрепче?
- Уже девять вечера, Хаус.
- А что, после шести разрешено пить только подкрашенную мочу?
- Да, она действует как успокоительное, способствует крепкому сну и помогает бороться с бессонницей.
- Я предпочитаю бессонницу, - врет Хаус – его бессонница вот уже месяц как бесследно исчезла.
Что, конечно, не имеет ни малейшего отношения к тому, что диван в гостиной каждую ночь (ну, почти каждую) оккупирован Уилсоном.
*
Когда Уилсон приехал за Виктором на третье свидание, тот неожиданно пригласил его вместо ресторана отправиться на пикник.
- На пикник? – с некоторым удивлением переспросил Уилсон. – Уже довольно поздно…
- Это недалеко, - отозвался Виктор, доставая ключи, и открыл дверь подъезда, откуда только что вышел. – Проходи, Джеймс.
Апартаменты состояли всего из двух комнат, но обе такие просторные, словно танцевальные залы. Огромные окна, без жалюзи и без штор, наводили на мысль скорее о студии, нежели об обычной квартире.
- Я принесу еду с кухни, а ты можешь снять покрывало с кушетки и постелить его на пол, если хочешь, чтобы это был настоящий пикник, или постелить скатерть на стол, если тебя устроит обычный ужин.
Еда была упакована в настоящие корзины для пикника, поэтому Уилсон порадовался, что выбрал постелить покрывало на пол – это определенно больше подходило антуражу общей сцены.
Лидз опустился на колени на покрывало, раскладывая приборы и еду. Уилсон, помедлив, снял пиджак, распустил галстук и сел рядом.
- Почему пикник?
- Потому что я очень давно не был на пикнике – мне и за город-то выбраться не удается… кроме как на съемки, а это я не могу считать полноценным пикником… Хотя там, если зазеваешься, тоже можно получить полную миску салата с майонезом в лицо. Кроме того, мне хотелось показать тебе свою квартиру.
До этого Уилсон уже успел отказаться подняться «выпить кофе», и, кажется, его отказ был принят с облегчением.
- Очень необычная планировка…
- Ненормально дорогая планировка, - уточнил Виктор, отбрасывая со лба длинную челку. – Если бы я выбирал сам, то снял бы что-нибудь более функциональное и менее экстравагантное. Актерская профессия обязывает, но вообще-то я из тех, кто предпочитает «Мустангу» «Вольво». Я принес тебе бутылку красного вина, если хочешь.
- Нет, спасибо. Когда я пью в одиночестве, у меня всегда появляются нехорошие предчувствия.
- Джеймс, - заметил Виктор, накрывая прохладной сухой ладонью его руку, - почти во всех компаниях, где я бываю, пьют алкоголь - я к этому привык.
Уилсон уже успел выяснить, что Виктор – методист² и довольно строгий, следовательно, алкоголь, равно как и другие сомнительные привычки, для него под запретом. Джеймсу не было до конца понятно, как именно в такую ортодоксальную систему вписывается привычка Виктора ложиться в постель с мужчинами, но, по ряду причин, он этот вопрос не затрагивал. В конце концов, список успокаивающей «лжи во благо» о святости истинных чувств вне зависимости от религиозных норм, которой всегда прикрывают нарушения догм, он вполне мог выдумать и сам.
- А в актерской карьере отказ от употребления алкоголя…
- … очень помогает, - закончил за него Лидз, - меньше шансов спиться или проснуться в постели с незнакомцем, спрашивающим тебя, кто ты такой. Не смейся – мой приятель рассказывал, каким идиотом он себя в этот момент чувствовал. Проблема в том, что с тем образом жизни, который мы ведем, можно либо пить очень много, либо не пить вообще. Лучше расскажи, чем снимают стресс онкологи? Я не представляю, как можно выносить такую специальность.
- Ну, я-то свою работу люблю… В медицине почти все специальности имеют какую-то свою, обычно малоприятную, специфику. На самом деле, в онкологии куда больше позитивных эмоций, чем принято верить… Любой, самый незначительный бонус, который удается отыграть у смерти хоть на небольшое время, здесь приравнивается к победе.
- Прости, Джеймс, но это звучит ужасно.
- Просто тут приходится мыслить другими категориями, - излишне резко отозвался Уилсон. – Победа врача для пациента - когда он излечивает, изгоняет болезнь. А, на самом деле, если ты не инфекционист и не хирург, то ты вообще никого никогда не излечиваешь, ты только лечишь. Поэтому если тебе нужны триумфы излечения… или ты не можешь вынести половинчатых решений, то у тебя мало путей в медицине. А мы, остальные врачи, радуемся тому, что продлеваем жизнь пациента насколько можно и не даем болезни ограничивать эту жизнь.
- Прости меня, - повторил Виктор, поглаживая его руку. – Я не должен был такого говорить. Я ведь ничего не понимаю в этом. Хочешь, я музыку включу? Что тебе нравится?
- Джаз, - почти машинально отозвался Уилсон.
- О, я обожаю джаз. Спорим, я поставлю запись, которую ты не узнаешь?
- Думаешь? Я хорошо знаю джаз.
- Тогда спорим на желание. Закрой глаза.
Джеймс прикрыл глаза ладонью, пока Виктор поставил какой-то диск и включил воспроизведение. Несколько мгновений, пока из динамиков неслись звуки музыки, Уилсон сидел молча.
- Виктор, - не отрывая ладони от глаз, заговорил он, - это нонет Майлза Дэвиса, альбом «Рождение кула», 1949 года. Я действительно хорошо знаю джаз, так что можешь взять назад свое предложение о желании.
- И не подумаю, - покачал головой Виктор, и светлая челка упала ему на глаза. – Чего ты хочешь? – спросил он тихо, склонившись к Уилсону. Тот медленно убрал челку с его лица, проведя кончиками пальцев по скуле. – Почему я, Джеймс?
- С тобой очень спокойно и удобно, - невпопад ответил Уилсон, и Виктор смеялся, когда он мягко завалил его на расстеленное покрывало.

~ ~ ~
1. Хрипы, слышимые без стетоскопа, на расстоянии.
2. Методи́зм - протестантская церковь, требующая последовательного, методического соблюдения религиозных предписаний.

@темы: слэш, Грегори Хаус, фанфики, Джеймс Уилсон

---

Мистер Л. и его Кот. продолжение:) [апдейтид до конца]

[murzum]

название: Дорогой, у нас гости...
автор: murzum
сама себе бета.
пэйринг: РШЛ/ХЛ [скрытый Хилсон]
рейтинг: таки детям не давайте
жанр: юморно
отказ: мне принадлежит ВСЁ, кроме имен (которых стало больше).
от автора: мне немного стыдно перед Шором, Чарли, Беккой и Габи...да, и Джо.
саммари: к нам приезжают дети. разумеется, в самый неподходящий момент...

Дорогой, у нас гости...

ЧАСТЬ I

Неделя выдалась долгой и унылой. Съемки не прекращались ни на минуту: днем в павильоне трудилась одна команда актеров и операторов, ночью на смену им заступала другая. Лишь одно не менялось в этой череде утомительных дней и ночей: осунувшийся и похудевший, но все еще - несколько вяло - пышущий энергией Хью, с почти черными тенями под глазами и неугасаемым энтузиазмом в самих глазах. На все уговоры кого-бы-то-ни-было поехать домой и нормально выспаться он отвечал глубокомысленным "На том свете отоспимся" и снова нырял в работу. Когда не находился непосредственно перед камерой, он прыгал за ней и раздавал бесконечные команды абсолютно всем, начиная от уборщика и заканчивая самим Шором. Шор только вздыхал, изо всех сил стараясь не орать матом на этого ненормального британца, который непременно хотел контролировать всё и вся. Он даже пытался сунуть нос в сюжет, но сценаристы безапелляционно его отбрили, за что Шор им всем потом пожал руки: мало ли что еще умудрится сотворить воспаленное сознание этого придурка, а ведь отдуваться придется именно Дэвиду, ибо он все еще был ответственным лицом этого безобразия. "По крайней мере, на бумаге", - раздраженно думал он, наблюдая, как Хью снова орет "Сто-о-оп!!" и неистово машет руками перед носом Спенсера.

С другого конца съемочной площадки за происходящим наблюдал печальный Роберт. Был уже вечер пятницы, а в последний раз они с Хью полноценно (то есть больше десяти минут) виделись в ночь с воскресенья на понедельник. То есть примерно две с половиной тысячи лет назад. Мало того, что у них реже обычного совпадали графики (хотя о каком графике может быть речь, когда Хью фактически жил в павильоне?), так они лишились еще и совместных ночей. Теперь "как обычно" подразумевало, что Роберт отправится в квартиру Хью и заснет в холодной постели, совсем один, утыкаясь носом в подушку Хью, чтобы компенсировать отсутствие хозяина хотя бы его запахом. А сам Хью будет перебиваться получасовой дремой на диванчике в "кабинете Уилсона", когда съемки в очередной раз прервутся на обед. Все это ужасно выматывало, но Роберт мужественно стискивал зубы и терпел. Однако терпеть становилось все сложнее, поскольку вынужденный отказ от каких-либо нежностей был далеко не последней их проблемой.

Основным раздражающим фактором для Роберта был сам Хью. Точнее, его поведение. Дело в том, что он полностью игнорировал Роберта, стоило им оказаться вне съемочной площадки. Впрочем, нет, не игнорировал - просто не замечал. Как только очередной дубль был снят, Хью исчезал где-то за мониторами; оставался слышен только его возмущенный голос, который отдавал приказы и распоряжения, не прерываясь даже на то, чтобы сделать глоток воздуха.

Зато когда на них устремляла свой равнодушный взор камера, Хью преображался до неузнаваемости. Получалось, что Хаус теперь смотрел на своего лучшего друга совсем не по-дружески пылко и расплывался в обожающей улыбке всякий раз, когда сталкивался с Уилсоном. Шор надорвал голос, пытаясь донести до них - Хью и Роберта, - как они - Хаус и Уилсон - должны реагировать друг на друга. Хью серьезно кивал и спокойно сообщал Дэвиду, что "он все понял", но как только камера начинала работать, Хаус опять принимался пускать слюни, с вожделением глядя на Уилсона. Отсняв десять тысяч дублей, Шор опускал руки и для дальнейшего монтажа оставлял только самый первый - там хотя бы в глазах Хауса не было такого количества откровенной похоти. Трость тоже пришлось исключить практически из всех их совместных сцен: как только Уилсон входил в кабинет или сталкивался с Хаусом в коридоре, рука последнего абсолютно бесконтрольно начинала поглаживать рукоятку и вырисовывать большим пальцем круги на ее верхушке, так что вся съемочная группа дружно заливалась краской и поспешно отводила глаза. А Дэвид срывающимся голосом рычал "СТОП!!!"

В конце концов, Шор окончательно охрип и сдался. Ему надоело пытаться сломить упрямство Хью и заставить его поспать. Ему надоели жалобы гримеров, которые выбивались из сил, стараясь нарисовать на посеревшем лице Главного Умника хотя бы намек на свежесть. Ему надоел собачий взгляд Роберта, который постоянно ошивался где-то неподалеку, с тоской поглядывая на Хью. И, да, он уже сам порядком устал от этих круглосуточных бдений и необходимости контролировать каждый шаг Сумасшедшего Гения. И он дал "отбой" до понедельника.

* * *
Роберт отобрал у Хью ключи от мотоцикла, пригрозив сжечь "этого монстра", даже если его хозяин всего лишь подумает взгромоздиться на него в таком состоянии, и запихнул вяло упирающегося Хью в свою машину. И понял, что поступил правильно: тот заснул, как только его голова коснулась спинки сиденья, и безмятежно посапывал все те полчаса, пока они добирались до дома.

Припарковав машину и отстегнув ремни безопасности с них обоих, Роберт мягко погладил Хью по небритой щеке и тихонько сообщил, что они уже приехали. В мгновение ока Хью из сонного и уютного превратился в бодрого и пышущего вполне закономерными желаниями, если учесть неделю воздержания. Через пять минут он уже прижимал обалдевшего, но совсем не сопротивляющегося Роберта к стене в прихожей, одной рукой запирая входную дверь, а другой пытаясь одновременно сорвать с него куртку и расстегнуть рубашку. Дверь, в отличие от одежды, не поддавалась, так что Хью просто временно выбросил ее из своего возбужденно гудящего мира.

- Х-хью... - запротестовал Роберт, когда пуговицы его не-такой-уж-дешевой-и-еще-более-любимой рубашки затрещали. - Мне к-кажется, тебе нужно сначала выспаться-аархх....

- Я уже...выспался...в машине, - не отрываясь от его шеи. - А сейчас...я хочу...тебя.

- Ч-черт...я никак не могу привыкнуть к этой фразе, - пробормотал Роберт и уже сам прижал Хью к противоположной стене, одной рукой забираясь под его футболку, а другой расстегивая джинсы. - Она всегда меня ужжасно заводит!

Хью застонал и машинально толкнулся в его ладонь.

- Н-не зд-десь, - задыхаясь, прошептал он, кивая в сторону спальни. - Староват я уже для коридорных игрищ.

До спальни они добирались долго, что вполне закономерно: не так-то просто передвигаться по квартире, когда твой язык прочно застрял где-то в горле партнера, а ладонь этого самого партнера находится в твоих штанах и ритмично скользит по твоему болезненно напряженному члену. Да и стены вели себя странно сегодня: то и дело возникали в самых неожиданных местах, так что они не меньше сотни раз впечатались в эту непоколебимую твердость, пока не добрались, наконец, до пункта назначения и не рухнули на кровать, не расплетая объятий.

Хью как раз пытался втиснуть руку в чересчур узкие брюки Роберта и находился на грани предоргазменного обморока от манипуляций руки последнего в собственных штанах, когда из прихожей послышался какой-то шум. Оба напряженно замерли. И правильно сделали, потому что теперь до их ушей донесся веселый женский голос:

- Эй! Есть кто-нибудь дома? - и уже тише: - Вы уверены, что он здесь?

- Совершенно уверен, мисс, - ответил ей кто-то. – Консьерж утверждает, что видел, как они с мистером Леонардом возвращались, буквально полчаса назад.

- Твою мать! - тихо, но от души, выругался Хью, подскакивая и лихорадочно поправляя одежду, которая была полурасстегнута, полуснята. "Слава богу, что не разодрана", - мелькнуло в его голове. Сложнее всего оказалось запихнуть обратно в джинсы внушительную эрекцию, но он с горем пополам справился с этой задачей и начал сканировать комнату на предмет своей футболки.

- Ты что, кого-то ждешь? - вопрошал суетливо бегающий по комнате Роберт.

- Стал бы я затевать игры с раздеванием, если бы кого-то ждал? - огрызнулся Хью. - Это мои дети.

- Твои КТО?! – вытаращился на него Роберт. - Какого черта...?!

- Понятия не имею. Остается надеяться, что Джо не приехала с ними. Она раскусит меня быстрее, чем ты успеешь промямлить "Это не то, что ты думаешь", даже если возбужденным останется только кончик моего носа.

- Но у тебя же здесь не голые девки штабелями валяются, - Роберт одернул рубашку с видом "я готов". Хью кинул на него короткий взгляд, тут же подлетел к нему и принялся перестегивать криво застегнутые пуговицы.

- Ей хватит и одного симпатичного коллеги, чтобы раздуть скандал вселенского масштаба. Я как-то по молодости догадался сболтнуть ей некоторые подробности моей "нежной дружбы" со Стивеном...

- Ага! я так и знал, что твое половое воспитание не обошлось без этого вуайериста-любителя! - Роберт кинул на него язвительный взгляд.

- Об этом после. А сейчас шуруй в ванную и смой с себя эту самодовольную ухмылку, - Хью деланно поморщился и продолжил инструктаж: - Выходи через минуту, прямо в прихожую. И даже не думай начинать оправдываться!

- Почему?

- Да потому что там, - он кивнул в сторону прихожей, - МОИ дети. А мои дети знают, что оправдывается только тот, кто успел напакостить. Сам их этому учил. С ними вообще нужно держать ухо востро.

И Хью исчез за дверью спальни, но тут же просунул голову обратно и отчаянно зашипел:

- И не забудь спустить воду!

- А это еще зачем?!

- Для алиби, идиот!!

* * *
- Бекка, дорогая, какой приятный сюрприз! - Хью натянуто - но он очень надеялся, что достаточно радушно - оскалился и обнял дочь, стараясь держать нижнюю часть себя подальше от девушки, ибо там еще не все поняли, что удовольствие им сегодня не обломится.

- Привет, пап!

- Чарли, - он приветственно кивнул и пожал сыну руку, снова поворачиваясь к Ребекке. - Как же вы нашли мою скромную берлогу?

- Мы позвонили Чаку, он нас встретил в аэропорту и привез сюда, - они кивнула на притаившегося у двери юношу; его наглая физиономия показалась Хью смутно знакомой, и он решил уточнить детали. На всякий случай.

- А мы ведь с вами знакомы, правда? - он хищно улыбнулся парню, чей бесстыже-оценивающий взгляд стал порядком раздражать. - Напомните, как вас зовут?

- Чак Бастард, - осклабился тот. - Работаю помощником оператора на съемках вашего сериала.

"Считай, что больше не работаешь, ублюдок", - мстительно подумал Хью, а вслух лишь сладко пропел:

- Ах, да-а, Бастард... Надо же, какая говорящая фамилия...

Чак выдавил снисходительную улыбку и открыл было рот, чтобы дать достойный отпор, но Ребекка перебила его, заверещав на всю квартиру:

- Мистер Леонард!!!

Пользуясь случаем, бывший помощник оператора стремительно слинял. А взоры присутствующих обратились к смущенному Роберту. Выглядел он так, будто действительно просто зашел в гости к коллеге, даже Хью почти поверил в это.

- Приветствую, - милая, благопристойная улыбка. - Ребекка, я полагаю?

- Да, мистер Леонард! - она аж подпрыгивала от удовольствия и восторга. - Папа ведь вам говорил, что я самая большая ваша поклонница, да? да? да??

- Э...вообще-то нет...но полагаю, теперь я об этом осведомлен.

И он снова улыбнулся, на сей раз чуть шире.

Хью невольно залюбовался этим зрелищем и уже сам вполне натурально заулыбался, но быстро взял себя в руки и представил Роберту старшего сына. Чарли сдержанно пожал протянутую руку и вежливо улыбнулся.

- Вы не обращайте внимания на моего угрюмого брата, мистер Леонард, - защебетала Ребекка, почти полностью повиснув на руке ошарашенного таким напором Роберта, и скорчила Чарли забавную рожу. - Он страдает легкой стадией социофобии, но вы не волнуйтесь, он скоро освоится и не будет вам досаждать.

Чарли только горестно вздохнул и не стал комментировать ее слова.

* * *
Через полчаса они уже сидели за кухонным столом, пока Хью, как и положено гостеприимному хозяину и любящему отцу, готовил бутерброды и заваривал чай. Ребекка все так же безостановочно трещала над ухом несчастного Роберта, Чарли увлеченно разглядывал узор на кухонном полу. И все бы ничего, только кухонный пол был покрыт однотонной плиткой, и узора там даже не предполагалось. Хью озабоченно посматривал на сына и, как всегда, когда они находились в одной комнате, пытался вычислить, что за мысли бегают в этой юной голове. И как всегда, Чарли не выдал себя ни одним движением мускула.

- Бекка, перестань приставать к Роберту! - строгим голосом; отцы ведь должны иногда быть строгими, правда? - Расскажи мне лучше, как тебе пришла в голову эта ("Дурацкая!" прекрасная идея устроить мне сюрприз?

- С чего ты взял, что это была моя идея? - хитро прищурилась та. Это была их любимая игра - подкалывать друг друга, придумывая остроумные ответы на скорость.

- Хм-м...дай подумать... Может быть потому, что ты уже давно хотела посмотреть Америку? Или нет. Потому что ты последние полгода только и говорила о том, как мечтаешь познакомиться с Робертом? Нет, не то. А может...нет, глупо даже предполагать такое...но может, ты просто соскучилась по своему старому отцу?..

Ребекка радостно взвизгнула и через мгновение уже висела на шее Хью, напоминая живую удавку.

- Конечно, папочка! Я так ужжжжжасно по тебе соскучилась!! В этой скучной Британии так грустно без тебя!

Она чуть отстранилась и прижалась лбом ко лбу отца, доверчиво заглядывая ему в глаза. Роберт чуть не прослезился от такой умильной картинки и с удивлением ощутил резкий укол ревности. Хью никогда не будет смотреть на него так же...

"Конечно, не будет, идиот!" - возмутился кто-то внутри него. - "Ты ж ему, в конце концов, любовник, а не дочка!" Это замечание мало успокаивало, но Роберт отмахнулся от глупого - и столь несвоевременного - беспокойства и вернулся к созерцанию шумной компании.

- Ну, а где вы потеряли маму и Уильяма?

При упоминании "мамы" Роберт снова напрягся.

- Билли ехать отказался, - пожала плечами Ребекка, снова устраиваясь на стуле и на ходу хватая бутерброд ("Теперь понятно, у кого Хью позаимствовал манеры для Хауса", - усмехнулся Роберт). - А мама почему-то сказала, что ты всегда слишком занят для нее, и тоже осталась дома.

Чарли гневно сжал челюсти, что не ускользнуло от внимательного Роберта. "Ага, ясно. Видимо, не все так спокойно в королевстве Датском, как ему бы хотелось, вот и сидит угрюмый, злится. Но ведь приехал..."

Они с Хью еще ни разу за всю непродолжительную совместную жизнь не обсуждали вопроса их законных жен. Которых, между прочим, было две - по штуке на каждого. Просто как-то к слову не приходилось. Жены сидели себе тихонечко по домам, воспитывали детишек и регулярно - раз в неделю - звонили по скайпу, и это было все, что Роберт хотел о них знать. Он уже не верил, что мог когда-то захотеть жениться и обзавестись детьми. И тем не менее он это сделал: женился и...нет, он отказывался понимать, как так получилось, что у них с Габи родился ребенок. Точнее...технически-то все было предельно ясно, но вот подробности...он только помнил, что однажды жена поцеловала его в щеку, улыбнулась и сообщила, что "их теперь будет трое". И он даже не сразу сообразил, что она говорит не о клонировании одного из них, а о совершенно новой жизни, которой уже было два или три месяца. Когда Габи рожала, он был на съемках и не смог бы вырваться, даже если бы захотел. Он вообще забыл об этом "знаменательном дне"! Габи, кажется, все понимала, потому что в последнюю их встречу она держалась на удивление спокойно и отстраненно. В конце концов он понял, что она всегда хотела не его самого, а их гипотетического общего ребенка, так что теперь она была более чем довольна. "Могла бы просто попросить сдать сперму", - с отвращением подумал тогда он. - "И все было бы гораздо проще".

- Мстрлеонард, мстрлеонард, - Ребекка обеспокоенно трясла его за плечо (а темп речи был напрямую связан с ее эмоциональным состоянием). Видимо, он снова "отключился" от действительности. - С вами все в порядке, мистрлеонард??

- Да-да, все в порядке, Ребекка, - он попытался беззаботно улыбнуться, но по взгляду Хью понял, что попытка провалилась. - Я просто...слегка задумался.

Она явно хотела сказать что-то еще (о! судя по всему, она могла сказать его МНОГО чего!), но Хью заткнул ей рот и очень серьезным, не терпящим возражений тоном негромко рыкнул:

- Так! всё, девочки и мальчики, пора баиньки. Чарли, твоя комната по коридору налево. Бекка, твоя - по коридору направо. Дверь в конце коридора не трогать! она моя.

- Но, папа...

- Бекка!! Я сегодня чертовски устал и хочу спать, - он даже вполне правдоподобно зевнул.

- Но, папа, где будет спать мистер Леонард??

- Ребекка, - утомленно выдохнул сам "мистрлеонард", - зови меня, пожалуйста, Робертом, хорошо? - она просияла. - И я посплю на диване в гостиной. Все равно уже слишком поздно ехать домой.

Видимо, она удовлетворилась таким ответом и, подгоняемая грозным взглядом отца, скрылась в своей комнате. Но через минуту ее озорная мордашка снова нарисовалась в дверном проеме:

- Если вам вдруг станет совсем уж неудобно на этом дурацком диване, мистрлеонардтоестьяхотеласказатьроберт, моя комната - по коридору направо.

- Бекка!!! - рявкнул Хью, но она лишь хихикнула и скрылась, наконец, из виду.

- Занятная у тебя семейка, однако, - задумчиво протянул Роберт, - каждый второй мечтает затащить меня в свою постель...

- Заткнись, а? - устало махнул на него рукой Хью. - Пойдем лучше воздухом подышим. Нам определенно нужно поговорить, а здесь стены картонные.

- Определенно.

Они быстро - в полном молчании - натянули куртки и вышли в ночь.

* * *
Какое-то время они просто шли рядом, привычно соприкасаясь плечами, в полной тишине. Ночь уютно обволакивала их, забиралась тонкими пальчиками в карманы и гремела там мелочью, а потом вдруг ласково пробегала по лицам дуновением ветра и снова затихала. Вскоре они наткнулись на пустынный сквер и все так же молча устроились на одной из скамеек в самой глубине.

Хью облокотился на колени и обхватил голову руками. Это был жест скорее усталости, чем отчаяния, но Роберт не на шутку забеспокоился и понял, что должен сейчас же не нарушить эту ставшую вдруг гнетущей тишину. Он мягко взял руку Хью в свои и ласково зашептал:

- Эй! Поговори со мной. Что тебя беспокоит?

Реакция Хью могла бы взять главный приз в номинации "Самая Неожиданная Реакция Тысячелетия". Он вдруг вскочил на ноги и принялся нервно шагать туда-сюда перед скамейкой, его голос был громким и тяжелым.

- Что меня беспокоит?! Моя дочь без предупреждения вламывается в мою квартиру и фактически застает меня не где-нибудь, а в объятиях молодого любовника, друга и коллеги по совместительству! А потом мой сын действует мне на нервы своим упрямым молчанием! Да он даже не поздоровался со мной по-человечески!! А еще чуть позже выясняется, что моя жена, которая - славатегосподи - находится за хренову тысячу морских миль отсюда, тихо ненавидит меня и даже не слишком старается скрывать это от моих детей!! И ты еще спрашиваешь, ЧТО меня беспокоит?!?!

Он обессилено брякнулся обратно на скамью, тяжело дыша, пряча лицо в ладонях.

- Какого черта всё это происходит со мной, Роберт? Какого черта?.. Что я сделал всем этим богам, за что они так жестоко наказывают меня? Неужели я настолько ужасен, что не заслуживаю хотя бы года безмятежного счастья?

Хью убрал руки и теперь смотрел на Роберта в упор. Его глаза подозрительно блестели, губы были плотно сжаты, руки тряслись. Его вообще всего слегка потряхивало, но Роберт не решился на новый физический контакт: кто знает, как отреагирует Мистер Неожиданность на непрошенное объятие?

- Я... - Роберт неуверенно пожевал губами. - Если честно, я плохой советчик, когда дело касается семейной жизни. Возможно, тебе просто нужно со всем этим разобраться...не сразу, постепенно...

- Разобраться?! - на этот раз Хью остался на месте. Он ехидно усмехался, а в голосе звучала...горечь.
- Я не хочу ни в чем "разбираться", Роберт, я этого не умею. Я просто хочу жить и радоваться каждому гребаному дню! Почему во всем всегда нужно разбираться? Почему нельзя просто...просто жить?.. - он опустил голову. - Я бы хотел, чтобы они никогда не приезжали...нет. Я бы хотел, чтобы они никогда не рождались!..

- Господи, Хью! перестань молоть чушь!

- ...Чтобы я никогда не делал это идиотское предложение Джо - ты знаешь, оно ведь действительно было идиотским! – или чтобы она никогда не соглашалась выйти за меня, или даже чтобы я никогда не встречал ее. Чтобы всего этого вообще никогда не было. Чтобы в моей жизни остался только ты - и больше никого...

Повинуясь врожденной сентиментальности и презрев трусость, Роберт все-таки обнял его. Плечи Хью мелко дрожали под его руками. Еще одна неожиданная реакция - Хью резко развернулся, не поднимая головы, и уткнулся лицом куда-то в его ключицу. Рубашка мгновенно пропиталась влагой.

- Хью, - голос звучал предельно нежно, успокаивающе, - Хью, я и так уже есть в твоей жизни и готов остаться в ней навсегда, если это действительно то, чего ты хочешь. Слышишь меня? Они уедут, а я останусь. А с Джо и всем остальным мы как-нибудь разберемся, я тебе обещаю.

- Ка-ак?! - взвыл тот, вцепившись пальцами в уже окончательно убитую рубашку Роберта в попытке притянуть его ближе. - Ты не знаешь Джо! Она не позволит просто спустить всё на тормозах, она обязательно устроит грандиозный скандал!.. - он вдруг затих, но через мгновение продолжил, и голос его звенел от напряжения: - Я думаю...я уверен...чтобы не наломать еще больше дров...сохранить твою репутацию...тебе...нам нужно прекратить всё это безумие...

Роберта как будто оглушило. Какое-то время он был полностью дезориентирован, его руки инстинктивно сжимали Хью, чтобы тот даже не пытался отстраниться. Ему нужно подумать, просто тщательно всё обдумать, взвесить, прикинуть перспективы...но он вдруг с удивительной ясностью осознал, что уже знает ответ. Всегда знал. А теперь осталось только озвучить его. Он сам поразился своему спокойствию. Видимо, опыт заботы об этом Большом Ребенке воспитал кое-что и в самом Роберте. Он чувствовал незнакомую, но такую приятную пульсацию неизвестно откуда взявшихся силы и уверенности. И это позволило отказаться от всех сомнений разом, взять на себя ответственность не только за собственное жалкое существование, но и за чужую жизнь. Голос его прозвучал как-то слишком низко, но предельно твердо:

- Нет.

Простенько и со вкусом, как говорится.

- Нет, нет и еще раз нет. И если ты вдруг собираешься продолжить свое бессмысленное нытьё, то учти: я не буду тебя слушать. Мое решение не изменится, даже если ты станешь угрожать в одну прекрасную ночь задушить меня подушкой. - Хью издал полузадушенный смешок, больше похожий на всхлип. - И ты полный, окончательный и бесповоротный, идиот, если думаешь, что сможешь так легко избавиться от моей персоны, всего лишь натравив на меня какую-то там жену. Ты понял?

Хью коротко боднул лбом его ключицу, что, по всей вероятности, означало "да".

Какое-то время они еще сидели так в тишине, не желая шевелиться, чтобы не разрушить хрупкую атмосферу безмятежности, которая окутывала их теперь. Но в конце концов Хью мягко отстранился и поднялся на ноги - на сей раз медленно. Он все еще выглядел немного подавленным, но по крайней мере из его по всем статьям прекрасных глаз исчезла эта беспросветная тоска. Роберт был вполне доволен: и результатом, и собой. И особенно он был доволен сменой настроения Хью, который подошел ближе и потрепал его по голове, как большого кота, а потом прошептал, немного смущенно:

- Я все еще чувствую себя так, будто побывал под двухтонным катком, и ужасно хочу спать. Пойдем домой, а..?

В эту ночь они снова спокойно спали в объятиях друг друга, не страшась никого и ничего. Но дверь спальни они все же предусмотрительно закрыли на замок.


ЧАСТЬ II

Проснулись они на удивление рано. Точнее, на удивление рано проснулся Хью и незамедлительно разбудил Роберта нехитрыми манипуляциями рук под одеялом. Убедившись, что Роберт уже достаточно бодр и не заснет на каком-нибудь самом интересном месте, он хитро улыбнулся и юркнул под одеяло целиком. Роберт, конечно, оценил его рвение, но у него нашлась пара причин для того, чтобы слегка остудить Хью. Он заглянул под одеяло и обнаружил, что тот лежит между его ног, подперев голову рукой и всем своим видом изображая скуку.

- Так и знал, что ты заглянешь, - пояснил он в ответ на взлетевшую бровь. - Давай, вываливай свои претензии, мистер Зануда.

- Это не мои претензии, а твои дети.

- Они еще спят, - отмахнулся Хью, - акклиматизация, все дела.

- Но они проснутся, если мы будем шуметь! - зашипел на него Роберт.

- Значит, мы шуметь не будем! Если у тебя всё, я продолжу, ладно?

Не дожидаясь ответа, он провел всей поверхностью языка по внутренней стороне бедра Роберта, отлично зная, какого результата этим добьется. Как и предполагалось, Роберт дернулся и испустил тихий вздох, его плоть мгновенно напряглась, и следующее движение языка Хью пришлось непосредственно на интересующий его орган. Он лизал, сосал, скользил и даже слегка покусывал до тех пор, пока причиндалы Роберта не пришли в полную боевую готовность, а сам Роберт не начал кусать губы, чтобы не застонать в голос. Тогда Хью ужом скользнул наверх и оседлал его бедра с явным намерением покончить, наконец, с предварительными ласками и приступить уже к действию. Рука Роберта потянулась к прикроватному столику, чтобы достать тюбик лубриканта, но Хью перехватил ее:

- Не надо.

Роберт удивился, однако возражать не стал. К тому же, Хью уже обхватил его член ладонью и стал медленно опускаться на него, почти неуловимо морщась от боли. Роберт понял, что что-то не так, когда Хью замер, явно желая дать себе передышку. Его мышцы вокруг члена Роберта были чересчур напряжены, да и отсутствие подготовки и нормальной смазки давало о себе знать. Скорее всего, он сейчас испытывал гораздо бОльший дискомфорт, чем хотел показать. Да что там! ему определенно было больно и даже ОЧЕНЬ больно.

- Эй, - Роберт мягко положил ладони на его бедра, останавливая, - подожди. Тебе же больно, я вижу. Давай я...

- Нет, - Хью резко выдохнул и открыл глаза, в которых плескалось....о, господи!..

Он не просто не возражал против этой боли, он ХОТЕЛ ее, он целенаправленно шел к ней. И речь идет не о легких болезненных ощущениях, которые призваны обострять наслаждение, но о настоящей мУке. Конечно, Хью вовсе не был мазохистом; по крайней мере, в физическом плане. Но он был...как бы это сказать...мазохистом ментальным. Он не верил в то, что может быть счастлив, и когда счастье все же обрушивалось на него, принимался всячески истязать себя - чаще морально, - чтобы не дай бог "не сглазить". Возможно, он боялся быть счастливым. Возможно, не умел. Как бы то ни было, страдания всегда удовлетворяли его больше - он точно знал, чего можно от них ожидать. Счастье же было непроверенной территорией, а потому - опасной.

Но сейчас дело было не только в этом. Сейчас Хью пытался...наказать себя. Вероятно, за все сразу. В частности за эти опрометчивые слова о том, что хотел бы вообще не иметь детей; самое смешное было в том, что он никогда так не думал. Он любил своих детей, любил их мать за то, что она была их матерью, и ни разу за всю жизнь не пожалел о том, что все получилось именно так, как получилось. Было глупо, очень глупо пытаться это оспорить. Но вчера...да, вчера он "слегка" перегнул палку - отчаяние и безысходность затопили его целиком, и если бы рядом не было Роберта, он погряз бы в них навсегда. Может, так было бы даже лучше...в конце концов, он уже давно не справляется ни с одной своей ролью. Он никудышный отец и никудышный муж, потому что нормальные отцы и мужья появляются дома каждый вечер, а не приезжают пару раз в год на каникулы. Потому что нормальные отцы и мужья стремятся быть ближе к своей семье, а не удирают от нее на другой континент. И еще нормальные люди решают свои проблемы, а не пытаются что-то там искупить, намеренно причиняя себе боль.

Но когда он был нормальным? Впрочем, это дерьмовое оправдание.

Роберт смотрел на него расширившимися глазами, не веря, что этот человек, этот...гений действительно может так презирать себя.

- Хью, зачем..? Ты ни в чем не виноват, ты ничего не сделал, ты...

- Роберт, я знаю. Но...это выше меня...я ничего не могу с собой поделать...мне это нужно... - голубые глаза умоляли.

Роберт только вздохнул и сел, обвивая руками его спину, нежно ероша волосы, притягивая Хью ближе. В конце концов, это был не только акт самобичевания, но и акт доверия, а доверие Хью стоило очень дорого. Что ж...если он этого хочет, он это получит. А в дальнейшем Роберт постарается не допустить повторения подобных сцен. Может быть, ему даже удастся сломить это железобетонное упрямство и доказать Хью, что и для него возможно счастье, за которое не нужно платить. Но это потом, а сейчас...

Он обхватил ладонью зажатый между их животами член Хью и стал медленно массировать, одновременно забираясь языком в его рот и продолжая гладить его спину, плечи, ягодицы, и неторопливость его движений действовала на Хью расслабляюще. Когда Роберт почувствовал, что стальные тиски его внутренних мышц - уже начавшие причинять определенный дискомфорт - разжались, он осторожно откинулся на спину, утягивая за собой Хью, ни на секунду не прекращая ласкать его руками и языком. Он стал двигать бедрами, толчки были резкими, но очень короткими, так что причиняли минимум боли и максимум наслаждения. Если наслаждение вообще возможно в таких условия.

Через некоторое время его усилия оправдались: Хью тихонько застонал, гримаса боли исчезла с его лица, уступая удовольствию, и он уже сам стал легко насаживаться на член Роберта настолько глубоко, насколько позволяла позиция, постепенно ускоряя темп.

В конце концов их движения из быстрых перешли в бешеные, и Роберт мысленно воздал хвалу всем божествам, которых знал, за то, что в самом начале их отношений уговорил Хью сменить его старую скрипучую кровать на аналогичную, но бесшумную. Иначе их бы уже давно выперли из этого дома, а то и целого района за непристойные звуки, доносящиеся из их квартиры вне зависимости от времени суток. Хватало и стонов Хью, который определенно не был тихим любовником. Благодаря ему, некоторые соседи перестали с ними здороваться, а консьерж неодобрительно хмыкал каждый раз, когда они сталкивались. Впрочем, Роберту было плевать, потому как уж он-то очень даже одобрял все эти восхитительные крики, стоны и всхлипывания, заставлявшие его кровь буквально кипеть. И сейчас ему очень не хватало этого. Но такова была цена наслаждения.

- Ах-х...Р-р-роберт...еще...прош-ш-шу тебя...быстрее...

Хью явно выдохся и замер, принимая толчки, но почти не отвечая на них. Он еле слышно шептал в ухо Роберта что-то нечленораздельно-ободряющее, и по мнению последнего, это с лихвой компенсировало отсутствие громких звуков. Его бедра и рука, сжимающая член Хью, задвигались совершенно бесконтрольно и неистово, уже предвкушая скорую разрядку.

Оргазм накрыл их одновременно, вырывая из горла хриплые всхлипы, заставляя тела дрожать, мышцы - конвульсивно дергаться, а головы - кружиться. Хью обессилено лежал на груди обнимающего его Роберта, его тело все еще сотрясала судорога, но он улыбнулся и выдохнул:

- Спасибо...

И тут же почувствовал, как сжимающие его руки, еще секунду назад такие мягкие и ласковые, напряглись и резко перевернули его на спину, а их хозяин навис над Хью, хмурясь и заставляя смотреть в глаза.

- Даже не думай благодарить меня за это. Сегодня ты застал меня врасплох, и я сдался, потворствуя твоей глупой затее, но больше такого не повторится! Учти, я не позволю использовать нашу постель для подобных вещей. Не позволю использовать себя. Как ты не понимаешь? Я хочу дарить тебе наслаждение, а не боль. Но это не значит, что я отказываюсь помогать тебе. Вместе мы справимся с чем угодно, помнишь? Просто нам нужно придумать менее варварский способ решать проблемы.

Хью все еще смотрел на него огромными глазами, но уже неуверенно улыбался уголками губ. Он потянулся и обнял Роберта, утыкаясь лицом в его шею, и забормотал едва слышно и сбивчиво, явно смущаясь собственных слов:

- ...берт...я...лю...т...бя...

И снова он почувствовал, как руки вокруг него напрягаются; но на этот раз бояться было нечего, потому что нежность буквально напала с кончиков пальцев Роберта, когда он сгреб в охапку удивленного - и все еще смущенного - Хью и притянул его к себе настолько близко, что еще чуть-чуть - и они слились бы воедино. Он не стал отвечать словами, но его руки, его бешено стучащее сердце и абсолютно счастливые карие глаза говорили за него.

Они лежали так еще очень долго, ни на секунду не ослабляя объятий, пока Роберт не понял, что Хью заснул. Тогда он аккуратно высвободился, бросил еще один обожающий взгляд на умиротворенное лицо и принялся приводить себя в порядок.

Когда он был почти готов и застегивал последние пуговицы на рубашке, запертая на ключ дверь содрогнулась от удара кулака, и из-за нее послышался голос, больше напоминающий пароходную сирену:

- Эй! Просыпайся, соня! Время завтракать!!

Роберт осторожно приоткрыл дверь, выскользнул в коридор и нос к носу столкнулся с ошарашенной Ребеккой. Он тихонько прикрыл дверь и жестом предложил девушке пройти на кухню. Как ни странно, она подчинилась, не издав больше ни одного звука.

Уже на кухне к ней, наконец, вернулся дар речи:

- Вы...

- Да, - обреченно выдохнул Роберт.

Глаза Ребекки сделались еще шире, и она продолжала сверлить его обалдевшим взглядом.

- Твою мать...

- Ребекка!

- Что? Только не говорите, что теперь станете замещать моего Грозного Папочку в его отсутствие, мистер Роберт. Кстати, где он?

- Отдыхает. Хью за всю прошлую неделю спал, наверное, не больше нескольких часов.

- Да, очень на него похоже, - пробормотала Ребекка. - Ну, может, мы тогда позавтракаем?

Они уселись за стол и молча принялись за еду.

Роберт был удивлен, насколько легко он открылся Бекке, и до сих пор не был уверен, правильно ли поступил. Возможно, Хью хотел бы держать их отношения в секрете до последнего. Но скрыть что-то от его дочери было совершенно невозможно. Она бы вцепилась в него, как клещ, и выдрала бы из него правду любой ценой. В этом она была похожа на отца: он тоже умел вытягивать из людей секреты, правда его методы были более гуманны. Но Ребекка ведь еще совсем ребенок. Болтливый, непоседливый ребенок...

- Ребекка, я хотел бы попросить тебя...

- Расслабьтесь, мистер Роберт, я никому ничего не скажу, - перебила она. - Неужели я похожа на дурочку, которая станет орать на каждом углу, что ее отец спит со своим коллегой?

Она презрительно фыркнула и уткнулась в кружку с кофе. Обиделась.

- Ребекка, я не хотел тебя обидеть. Просто, понимаешь...

- Понимаю.

Ну что за вредная девчонка! Однако Роберт был ей даже благодарен за то, что она избавила его от объяснений. Она все понимала, принимала и, возможно, даже одобряла, и хотя об этом еще рано было судить...но, возможно, у них появился первый - и очень важный - союзник.

Шаркая ногами и потирая заспанные глаза, вошел Чарли. Вид у него был заспанный и менее недовольный, чем накануне. Видимо, сон стер с него всю напускную спесь. Он буркнул "Доброе утро", налил себе кофе и устроился на табурете в углу, очень напоминая нахохлившегося воробья.

- Чего это вы шумите с утра пораньше? - забурчал он, но недовольство его было скорее показным.

- Потому что давно уже пора вставать! - заявила Ребекка; видимо, она уже отошла от утреннего шока, и теперь ее веселость стремительно набирала обороты.

- М-да? А папа где?

- Спит, - Роберт решил, что его участие в разговоре будет совсем не лишним, - он очень много работал последние несколько дней. Потому я предлагаю вам обоим быстренько привести себя в порядок и пойти прогуляться. Я могу показать вам город.

- Но папа...

- А папа присоединится к нам, когда выспится, - решительно, но благодушно прервал он Ребекку. - Ну как, согласны?

Оба закивали, быстро доели свой завтрак и убежали собираться.

* * *
Экскурсия по городу получилась непродолжительной и скомканной, но вины Роберта в этом было разве что чуть-чуть. Видимо, свежий морской воздух повлиял на его подопечных причудливым образом. Они вдруг очень оживились и теперь действительно походили на брата и сестру: оба взъерошенные, с возбужденно сияющими глазами, они болтали без умолку, перебивая друг друга и даже применяя грубую силу в виде тычков и оплеух, чтобы заткнуть другого и завладеть вниманием Роберта.

Оказалось, юный Чарльз вовсе не был таким уж молчаливым пай-мальчиком, скорее он походил на увеличенную копию Ребекки. Чем больше они разговаривали, тем больше Роберту нравился этот парнишка. А когда выяснилось, что Чарли тоже обожает театр и сам играет на сцене, Роберт уже совсем по-дружески похлопал его по плечу, выспрашивая все подробности касательно пьес и режиссеров.

Ребекка быстро заскучала и принялась отвоевывать расположение Роберта (которого, к слову, и так было у нее в достатке) собственными методами: она почти кричала и тянула его за руку по направлению к магазину одежды. Чарли быстро оценил обстановку и силы противника, и тоже стал тянуть Роберта - но уже по направлению к ближайшему театру. В итоге Роберт, справедливо опасаясь быть разорванным в клочья, предложил им отправиться в Баскин Робинс, и к его облегчению, оба радостно закивали.

Они как раз усаживались за столик (Чарли с Беккой опять чуть не подрались: одна хотела сесть в центре зала, другой настаивал на столике у стены; войну прекратил Роберт, указав на столик у окна), когда мобильный Роберта запиликал.

- Это папапапапапа?! Да? да? да??? - засуетилась Ребекка, но Роберт пресек поток ее красноречия уверенным жестом. Кажется, он наконец-то научился обращаться с этой непоседой. Он щелкнул крышкой телефона.

- Привет, - раздался томный и немного сонный голос Хью, и Роберт очень живо представил его, лениво растянувшегося на их кровати, полностью обнаженного...он нервно сглотнул и перекинул телефон к другому уху, осторожно отходя подальше от столика.

- Как ты себя чувствуешь?

- М-м-м, прекрасно! Но я был очень расстроен, когда не нашел тебя рядом. Где тебя носит?

- Выгуливаю твоих детей, - хихикнул Роберт.

- Их там двое? И они еще не разорвали тебя на куски? - недоверчиво.

- Они очень старались! Но мне кажется, я нашел, как с ними управляться.

- Как любопытно. А меня научишь? - в трубке раздалось шуршание. Видимо, Хью все-таки встал. - Хм-м! ты не поверишь, что я нашел!

- И что же?

- Записку. И самое замечательное в ней - постскриптум!..

Роберт улыбнулся. Он сам написал этот постскриптум, тайком, когда дети уже нетерпеливо топтались в прихожей и приглушенно шипели на него, чтобы поторапливался. Он успел написать гораздо меньше, чем хотел. Собственно говоря, времени хватило только на неуклюжее "уже скучаю, Р.".

- Когда тебе все-таки надоест перечитывать эту дурацкую фразу, - судя по молчанию в трубке, Хью именно этим и занимался, - приходи в Баскин Робинс - тот, который ближе всех к дому. Я расскажу тебе то, чего не успел записать, - Роберт многозначительно помолчал и добавил уже обычным тоном: - Заодно спасешь меня от этих бесенят.

- Буду через полчаса!

* * *
И он действительно примчался - через двадцать девять минут и тридцать пять секунд.

- ПАПА!!!! - заорала Ребекка и со скоростью небольшого урагана пересекла зал и повисла на шее Хью, который счастливо заулыбался и крепко обнял дочь. Так они и стояли под перекрестным огнем недоуменных, восхищенных и недовольных взглядов посетителей кафе, пока у Хью не заныла спина. Все-таки физических нагрузок в последнее время было более чем достаточно. Он с сожалением опустил Бекку на пол, но приобнял ее за плечи, и она тут же мертвой хваткой вцепилась к его ладонь. Так они и подошли к столику.

- Привет, Чарли! - Хью весело махнул сыну рукой; тот насупился, но все же пробурчал "Привет" и даже изобразил подобие улыбки; Хью, казалось, не обратил внимания на прохладный прием, продолжая сиять.

Роберт, наблюдавший за этой странной сценой, отметил для себя две вещи: Чарли определенно что-то очень беспокоило, и это "что-то" было явно как-то связано с Хью и Джо. И им обязательно нужно поговорить об этом. Но сами они точно никогда не сподобятся. Так и будут сидеть и дуться друг на друга не понятно за что. Он вздохнул. Придется брать дело в свои руки.

В конце концов, когда Ребекка приговорила добрую половину ассортимента Баскин Робинса, они вышли из кафе и направились в сторону парка. Уже на подходе к парку Бекка вдруг схватила брата за руку и потянула вперед, на всю округу вереща про каких-то уточек. Роберт лишь мельком заметил ее "поблагодарите-потом" взгляд и серьезно кивнул. Эта девчонка нравилась ему все больше и больше.

Но времени было не так уж много, потому он рванул с места в карьер:

- Хью, тебе нужно поговорить с Чарли.

- Ага, - фыркнул тот, - ты видел, как он на меня реагирует? Шипит, строит страшные рожи и прожигает ненавидящим взглядом.

- Он не ненавидит тебя, - Роберт не мог поверить, что Хью действительно так думает; видимо, отец и сын были идиотами в равной степени, но один в силу возраста, а другой...а другому очень нравилось играть в прятки со своими проблемами. - Мальчику просто очень трудно.

- А мне, наверное, очень легко! - возмутился Хью. Ну, как ребенок, честное слово!

- Поговори с ним, - упрямо повторил Роберт, игнорируя его. - Ему это нужно. И тебе это нужно не меньше, между прочим!

Хью замолчал. Его брови устрашающе съехались к переносице, глаза гневно зыркали исподлобья, но Роберта было не пронять этим дешевым спектаклем. Он остановился, мягко развернул Хью к себе лицом и спокойно сказал:

- Давай же, решайся. Это не так больно, как тебе кажется. Чарли уже проделал весь этот путь через Атлантику, просто чтобы увидеть тебя, а ты боишься сделать один-единственный шаг. Тебе же тоже не нравится то, что творится между вами, так пойди и выясни, как можно это исправить! Хоть раз за последние несколько лет сделай вид, что тебе уже давно не пятнадцать! Поговори с Чарли!

- Да хорошо-хорошо! - Хью взорвался, но Роберт отчетливо видел смущение в его глазах и мысленно поздравил себя с победой.

Еще несколько минут Хью гневно шипел и плевался, как змея, попавшая в плен змеелова, и сыпал проклятиями, но ему так и не удалось стереть с лица Роберта эту довольную снисходительную ухмылку. Впрочем, это была даже не ухмылка...и она была скорее доброй, чем снисходительной...но все равно чертов Леонард поплатится за нее! Позже, когда все это закончится, и они останутся совершенно одни, и некому будет помешать исполнению дьявольского плана, зачатки которого уже зрели в голове Хью. Напоследок он сверкнул глазами и бросил недовольное:

- Зануда!

И ушел искать сына.


ЧАСТЬ III

- Как вы думаете, мистер Роберт, о чем они говорят?

Ребекка подошла к нему со спины, и Роберт, который был полностью погружен в созерцание неловких па отца и сына, чуть не подскочил на месте. Он уже хотел рыкнуть на эту несносную девчонку - нельзя же так подкрадываться! в конце концов, он давно уже не мальчик, и нервы ни к черту, во многом благодаря ее обожаемому папочке! - но передумал, когда заметил, сколь нехарактерным было выражение ее лица. Девушка была абсолютно спокойна, тон ее - серьезен, и теперь было совершенно ясно, что ей уже давно не пять лет. Такую Ребекку он еще не видел, и Роберт заинтересованно вгляделся в ее лицо. Но она, заметив его пристальное внимание, лишь дернула бровью - совсем как это делал Хью - и повторила вопрос.

Он вздохнул и пожал плечами:

- Судя по напряжению на лицах, они пытаются говорить о Важном.

- Да уж. Что может быть важнее результатов последнего матча по крикету! - фыркнула Бекка. Роберт уставился на нее так, будто она заявила, что умеет ходить сквозь стены.

- Откуда ты знаешь?!

- Ну...во-первых, папа и Чарли самые упрямые ослы в мире. Даже если их связать и оставить в одной комнате на пару вечностей, первые полторы они будут обсуждать всё что угодно, но только не то, что их действительно беспокоит. Они, понимаете...не слишком-то приспособлены к жизни в обществе, они не умеют находить с ним общий язык. Иногда у меня создается ощущение, что у них вообще его нет - этого языка. Дефект божественной сборки.

- Всё это я и без тебя знаю, - оборвал ее размышления Роберт. - Не забывай, с одним из них я живу...

Он пожалел о своих словах в ту же секунду, как произнес; в голове вдруг всплыло одно-единственное слово, услышанное когда-то от Хью, - "слэш"... Глаза Ребекки опасно заблестели, а выражение лица из задумчивого каким-то неуловимым образом трансформировалось в крайне заинтересованное. И даже не просто "крайне заинтересованное"...глядя на нее, Роберт уже понял, что сейчас на нем опробуют все пытки инквизиции.

- Об этом я вряд ли забуду, можете не сомневаться, - темп ее речи возрастал по мере того, как губы растягивались в хищной ухмылочке. - Кстати, всё хотела вас спросить, мистрроберт: как давно вы...как бы так выразиться, чтобы не слишком вас смутить...вместе?

Он понял, что обречен, и решил, что если выдаст маленькому дьяволенку всю интересующую ее информацию добровольно, то, может быть, обойдется малой кровью. Но Роберт всегда был реалистом, так что не слишком рассчитывал на это.

- Уже пару месяцев...или что-то около того.

- М-м! И как оно?

- Как - что???

- Ну, жить с моим отцом.

Роберт почувствовал, что непроизвольно заливается краской: он-то решил, что Ребекка спрашивает о...несколько ином аспекте их жизни. С нее станется.

- Чаще всего - выматывающе, - признался он. - Когда Хью работает - а это происходит почти постоянно, - он вообще ничего вокруг не замечает. За последнюю неделю, например, я видел его раза три или четыре, да и то во время наших общих сцен. Это...это очень...

- Угнетает? - подсказала Бекка.

- Да, и это тоже. Но зато когда выдаются свободные дни...их можно по пальцам перечесть, но они искупают всё.

Роберт замолчал, и Ребекка решила слегка приободрить его:

- И в эти дни вы....?

Вместо ответа она получила иллюстрацию к выражению "красный как рак" в исполнении мистера Леонарда. Впрочем, такой ответ, очевидно, оправдал самые лучшие ее ожидания.

- А вы вообще делаете вместе с папой хоть что-то, что не заставило бы вас краснеть перед его дочерью?

Роберт скромно опустил глаза долу, продолжая сиять, как маков цвет.

- Ага... - кажется, даже Ребекка немного смутилась, но тут же взяла себя в руки; ее улыбка расплылась еще шире.

Она мысленно поздравила себя с тем, что нашла-таки способ застать его врасплох, и решила давить до последнего. Сейчас или никогда! О, она уже предвкушала реакцию Роберта на следующий свой вопрос...

- Ну так и кто же у вас "за мальчика"?

Сейчас Роберт больше всего напоминал аквариумную рыбку, которую кот, пользуясь отсутствием хозяев, ловко подцепил когтем и выбросил на ковер: его глаза почти вылезли из орбит, а дыхание не то что сбилось...оно вообще остановилось. Девушка уже готова была пожалеть об этом чертовом вопросе - если папочкиного обожаемого любовника хватит удар, он ей точно этого никогда не простит, - когда Роберт полузадушено пискнул:

- Бекка!!!....

Отлично. Сердечный приступ откладывается, можно продолжать.

- Значит, вы?

- Откуда ты....

...Не нужно быть гением, чтобы понять, что он только что облажался. Это был всего лишь блеф, на который Роберт так легко повелся. Как самый распоследний придурок!

Глаза Ребекки победно - и в крайней степени самодовольно - блестели. Она выставила перед собой руки ладонями вперед:

- Всё-всё, - примирительно, однако в ее голосе был отчетливо различим еле сдерживаемый смех, - вопросов больше не имею. И конечно, никому-ничего-никогда! Но вы даже не представляете, мистрроберт, сколько бы народу вы с папой осчастливили одним малюсеньким публичным камин-аутом...

Роберт просто кипел от негодования. Он точно придушит эту стервозную девчонку сегодня!

Но выражение лица Ребекки, которое уже снова стало серьезным - и даже обеспокоенным, - сбило его с толку. Он быстро принял решение разобраться с ней чуть позже (заодно будет время придумать план мести поглобальнее), и посмотрел в ту сторону, куда она указывала.

Они успели заметить только полупрофессиональный хук справа и захватывающее сальто Чарли.

* * *

К тому времени, как к ним подлетела парочка "миротворцев", Хью уже протянул сыну руку, помогая подняться. Оба - к вящему удивлению Роберта и Бекки - выглядели вполне миролюбиво; они обменивались довольными улыбками и с силой похлопывали друг друга по спине и плечам, так что из одежды Чарли вырывались облака пыли. Слишком нервные, чтобы соображать, миротворцы развели их в разные концы небольшой площадки: Ребекка практически волоком тащила Чарли к ближайшему фонтану, чтобы умыть, а Роберт вцепился в руку обалдевшего Хью и отчаянно зашипел:

- Какого черта это было?!

- Ну...хук справа...

- Это я заметил, что хук справа! Я тебя спрашиваю, какого черта ты ударил Чарли?!

- Э-эй!! - возмутился Хью. - Я, может быть, и дерьмовый отец, но я своих детей никогда не бил! К тому же, их уже поздновато воспитывать... И он сам настоял, чтобы я показал ему какой-нибудь боксерский приемчик!

- Так вы...не дрались?..

Роберт, наконец, успокоился. Теперь он чувствовал себя неловко. А Хью смотрел на него, как на полного идиота.

- Нет, конечно! Что за дурацкие мысли посещают твою прекрасную голову? Хотя постой, я знаю. Наверняка это дурное влияние Ребекки! Кстати, о чем вы с ней так мило трещали всё это время?

Роберт снова зарделся. Хью просканировал подозрительным взглядом его виноватую физиономию; его голос становился всё медленнее и тише по мере того, как до него стало доходить, что бы это могло значить.

- Только не говори мне, что ты...сболтнул ей что-то такое...чего она знать не должна....

Тот сокрушенно уронил голову на грудь:

- Хорошо, не буду...

- Черт бы тебя подрал, Роберт!! - завопил Хью на весь парк, привлекая к ним всеобщее внимание, крайне нежелательное сейчас, но его это мало волновало. Пусть знают, что очаровашка Лори не всегда бывает белым и пушистым!

- Она меня вынудила! Она хитростью вытащила из меня информацию! - страстно защищался Роберт, тоже не особенно беспокоясь об устремленных на них взглядах и потенциальных папарацци в кустах. - Я уверен, маленькая ведьма планировала этот допрос с самого утра!..

- Во-первых, не смей называть мою дочь ведьмой!! Во-вторых, не смей сваливать на нее ответственность за собственную тупость!.. - он явно намеревался сказать что-то еще, но осекся. Хью нахмурился и опять вперил в Роберта подозрительный взгляд: - Секундочку....что значит "с самого утра"?..

- ...Она пыталась выломать дверь в нашу комнату... - тихо и абсолютно беспомощно; под прицелом этих прищуренных глаз невозможно было лгать.

- ...и ты, конечно же, вышел к ней в неглиже. И она, конечно же... О, Господи! - Хью театрально возвел глаза к небу. - Ну почему меня окружают сплошные идиоты?!...

- Я одетый вышел, между прочим, - надулся Роберт. - И она всё равно догадалась бы, рано или поздно. Ребекка мне чуть ли не божилась, что никому-никогда-ничего...

- В ее понимании, "никому" - это никому, кроме парочки закадычных подружек на Фейсбуке...

Он не стал продолжать, просто вздохнул; и в этом вздохе была вся мировая скорбь вместе взятая. Но глядя на понуро опущенную голову друга, Хью смягчился. Как бы он ни любил эти маленькие театрализованные представления, перегибать палку явно не стоило. В конце концов, он знал Ребекку, как облупленную, и с самого начала был уверен, что она их раскусит. Пожалуй, было несколько жестоко толкать наивного Роберта в ее хищные объятия...но он просто не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии - и всё получилось именно так, как он и предполагал. Роберт достойно выдержал это испытание и доказал, что его намерения относительно их отношений были более чем серьезны.

Хью нежно прикоснулся к щеке Роберта - плевать, что они находятся в общественном месте! - и заставил его поднять голову.

- Ладно тебе, - слегка смущенная улыбка, - не переживай так. Бекка никому ничего не скажет. Ручаюсь.

Роберт посмотрел на него, всё еще виновато, но уже не так затравлено. И пользуясь случаем, свернул на тему, которая беспокоила его даже больше, чем прилюдный камин-аут.

- Надеюсь, вы с Чарли успели не только подраться?

- Я же уже говорил, что мы не дрались, - насупился Хью, - просто дурачились. И, да, мы поговорили, если это именно то, что тебя интересует.

- И?

- И-и-и...я популярно ему объяснил, как обстоят дела. Как ни странно, он даже порадовался, когда узнал, что я намереваюсь провести с тобой....еще какое-то время. Чем ты его взял?

- Театр, - коротко бросил Роберт. Он едва заметно напрягся: - Что значит "еще какое-то время"?

- Ну... - смущенно замялся Хью, - в нашем возрасте никогда не знаешь, сколько займет "вся оставшаяся жизнь"...

- Вся оставшаяся......

Роберт просиял. Он буквально ощущал, как эти три простых и немного неуклюжих слова обволакивают его, втекают в легкие и оттуда попадают прямо в кровь. А потом они беспокойно забегали по всему его телу, пока наконец не добрались до сердца, где намертво застряли ноющим комочком. Но он вовсе не возражал против этого, совершенно несущественного, дискомфорта.

* * *

Остаток дня прошел под знаком "Мир-Дружба-Жвачка". Все существующие - и несуществующие тоже - конфликты были успешно решены, и все четверо просто наслаждались обществом друг друга, стараясь не думать о скором расставании. Они строили планы (Чарли наотрез отказался переезжать к отцу, но очень серьезно пообещал, что обязательно откопает какой-нибудь спектакль мирового масштаба и приедет в Штаты с гастролями), спорили (Ребекка, напротив, заявила, что готова остаться хоть сейчас, и никакая учеба вместе с друзьями не удержит ее в "этой унылой Британии", но Хью заверил, что устроит ей "оч-чень веселую жизнь", если она вздумает пренебрегать своими прямыми обязанностями, и Бекка неохотно согласилась подождать еще пару лет), обменивались многозначительными взглядами (Роберт краснел и отводил глаза; Хью самодовольно лыбился; Ребекка при любой возможности пыталась вытянуть еще какую-нибудь любопытную подробность; а Чарли деланно вздыхал и возводил очи к небу) и в целом неплохо проводили время.

Рано утром в воскресенье они дружно вошли в здание аэропорта и остановились у стойки регистрации. У них еще оставалось немного времени до начала всех этих утомительных процедур подготовки к перелету, но все четверо словно вообразили себя каменными изваяниями, слишком смущенные, чтобы хоть что-то сказать или сделать. Ребекка сдалась первой.

Она швырнула рюкзак на пол и вцепилась в отца мертвой хваткой, лицом утыкаясь в его грудь. Хью нежно обнял дочь и успокаивающе погладил по голове.

- Ну-ну, что ты как маленькая, в самом деле...

- Я буду скучать, папочка... - еле слышно всхлипнула в ответ Бекка.

Роберт смущенно потупился. Его врожденная сентиментальность снова так не вовремя дала о себе знать; нос и глаза предательски щипало. Но в конце-то концов, когда еще он должен проявлять эту (девчачью, как выразился бы Хью) черту характера, если не в такой вот по всем статьям трогательный момент?!

Чарли вдруг тронулся с места, робко и неуверенно, и преодолев бОльшую часть расстояния, остановился буквально в полушаге от отца, не зная, что делать дальше. Надеяться на то, что Бекка уступит ему место в широких объятиях Хью, было бы глупо, но прерывать их тоже не слишком хотелось. За него всё решил сам Хью, немного неуклюже обхватывая плечи сына рукой и притягивая его максимально близко. Видимо, окончательно расчувствовавшись, он быстро наклонился к Чарли и чмокнул его в лоб; тот недовольно зашипел, скорее от смущения, чем неудовольствия, но даже и не подумал отстраниться.

А Роберт смотрел на эту практически библейскую троицу и как никогда остро чувствовал себя лишним. Конечно, во всем этом было нечто закономерное и даже правильное, но он никак не мог избавиться от ощущения брошенности, это попросту убивало его. Сколько бы он не твердил себе, что всё в порядке, и эта картинка...она ведь не имеет к нему никакого отношения, просто воссоединение семьи (пусть и не полное) в преддверии расставания...но за те незначительные часы, что он провел рядом с ними...черт, он ведь действительно успел полюбить этих сумасшедших чужих детей. Но какое это имеет значение? Не станет же он вклиниваться между ними...

Будто прочитав его мысли, Ребекка отлепилась от Хью и подошла к Роберту почти вплотную. Она не поднимала головы, пряча слезы, но голос ее дрожал, когда она выпалила почти скороговоркой:

- Мистерроберт, я...будуповасоченьскучать....

- Ребекка! - его голос звучал настолько строго и даже грозно, что девушка невольно оторвалась от изучения своих ботинок и посмотрела ему прямо в глаза. - Я же просил тебя называть меня просто Робертом. И давай уже на "ты", ладно?

Слезы хлынули из ее глаз новым потоком, и Бекка, уже не особенно церемонясь, повисла у него на шее.

- А можно я тебя буду называть Папа Роберт?..

На лице Роберта отразились все эмоции - от удовольствия до возмущение - и он постарался как можно более грозно осадить несносную девчонку:

- Бекка!! Не всё же сразу!..

И все четверо рассмеялись.

На прощание более сдержанный в своих эмоциях Чарли сердечно пожал ему руку и пообещал звонить, писать и что-там-еще-можно-придумать при малейшей необходимости и даже без. В общем, объятий, поцелуев и прочих сантиментов в это утро было столько, что из здания аэропорта Хью и Роберт буквально выползли, ощущая себя затисканными плюшевыми мишками.

- Ну что, домой? - Хью уселся на свой мотоцикл, надевая шлем и протягивая обескураженному Роберту второй.

- Но мы же сюда на такси приехали! Откуда...?

Хью лишь неопределенно пожал плечами.

- Один приятель по фамилии Бастард с удовольствием согласился доставить сюда моего железного друга в обмен на то, что я забуду некоторые эпизоды нашей общей биографии... Так ты едешь?

Роберт немного помялся, но шлем взял. В конце концов, это не такая уж плохая идея...да и Хью давно упрашивает составить ему компанию... Наконец, он решился, коротко кивнул и устроился сзади. Хью бросил на него короткий взгляд поверх плеча и задумчиво протянул:

- Ты знаешь, Роберт...самое замечательное в мотоциклах - это возможность обниматься у всех на виду...

С этими словами Хью схватил его за запястья и потянул на себя, так что Роберт оказался плотно прижатым к его спине. А еще через пару секунд взревел мотор, и ощущение воистину бешеной скорости и мощи отрезало их от остального мира.

Впереди у них был еще целый день...

КОНЕЦ

запись создана: 04.05.2010 в 06:46

@темы: слэш, фанфики, !на модерирование

---

из чего же (3 раза) сделаны наши мальчишки?..

[Ad_hoc]

не помню тут такого клипа, а он душевный

@темы: Роберт Чэйз, Эрик Форман, эпизодические персонажи, фан-видео, Грегори Хаус, гет, Джеймс Уилсон

---

Весна, любовь...

[Tina Buritos]

В общем, у нас проблема: весна вскружила нам голову и страстные взгляды, которые мы стали замечать в сериале под ее воздействием, вынудили нас отложить все проекты и склепать ролик про непростой любовный треугольник.
Ругаться не надо, про качество исполнения все сами видим( Но любовь, любовь....

@темы: слэш, Роберт Чэйз, Эрик Форман, фан-видео, Грегори Хаус

---

Сообщество House ID

[House ID]

@темы: о сериале, реклама, персонажи

---

Рожицы Хью

[twitchy fingers]

Скриншоты из передачи "В актерской студии"

16 штук

@темы: Хью Лори

---

[Fujin!!]

Название: -
Автор: Fujin
Пейринг: Хаус\Чейз
Рейтинг: PG-13
Статус: закончен
Отказ от прав: спасибо, переживу
От автора: *_*

читать

Denial

Для всего есть причины, для любой черты характера можно их найти, особенно если ты учился на медицинском, психология, биология, до дыр затертый Фрейд, и уж конечно предостаточно причин для дурного нрава - трудное детство, травма ноги, ранимость хрупкой душевной организации, генетика и прочая брехня, но Чейз не Кэмерон, и, если вы знакомы с Хаусом, можете быть уверены - некоторые люди невыносимы просто потому, что это так.
- Ну и зачем мне этот старикан? - говорит Хаус, хромая через диагностический кабинет и небрежно бросая на стол папку. - У него просто кашель, а Кадди уже всучила мне дело. Кэмерон, признавайся, твоих рук дело?
Кэмерон поправляет очки, скрещивает на груди руки, одна из любимейших её поз в общении с боссом, даже будь ты лучшим из медиков, даже зная об этом - тело не врет, защита, и они и правда хотела бы вылечить всех, по крайней мере верит в это, и еще более свято - в то, что Хаус может.
- Это не старикан, это девочка семи лет.
- О, это меняет дело, - отвечает он саркастично, останавливаясь у доски и смотря в потолок, выдерживая ровно ту паузу, которая нужна для того, чтобы принять её за вдумчивые размышления. - Ну и зачем мне эта девчонка?
Будь Чейз Кэмерон - он бы жалел его, злился, ненавидел за каждое насмешливое слово, хотел бы придушить своими руками каждый раз, когда тот груб с пациентами, так и не привыкнув, но жалел.
- У неё есть только старший брат, её родители недавно погибли в аварии...
- И ты решила её осчастливить? Здорово, но здесь больница, а не приют, если ты перепутала, - Хаус опирается на трость, перенося вес, вздыхает. - Иди и скажи Кадди, что простудой могут заняться другие врачи.
Если вы в команде Хауса - это значит, что вы действительно классный специалист, можете принимать верные решения в считанные секунды, мгновенно прорабатывать все варианты, но это не самые главные навыки, самый - у вас просто бесконечное терпение. Кэмерон поджимает губы, напрягается - незаметно, если не знать, но сильно.
- Я осматривала её, она ужасно выглядит. Бледная, худая, с сыпью на руках. Форман, ты же видел её, скажи ему.
Хаус хромает до кофеварки, нажимает, ждет, пока кофе польется в его чашку, но он не льется, и тот смотрит на неё так, словно это она - корень всех зол, разговаривает и теребит, и ноет, ударяет машину ладонью раздраженно. Форман вздыхает и говорит - негромко, но четко, он тоже научился игнорировать поведение Хауса. В целом.
- Девочка правда серьезно больна на вид, и уж явно не простудой. И у неё десны кровоточат.
Хаус бьет кофеварку с еще разок, видимо надеясь выбить кофе силой, самое важное и нужное занятие сейчас, не то что больные дети. Будь Чейз Форманом - он бы уважал его, достаточно для того, чтобы терпеть и недостаточно для того, чтобы поклоняться, почти как Кадди.
- Какая жалость, передайте братишке пусть покормит её и сводит к стоматологу. Где этот чертов кофе.
Но Чейз это Чейз, ему, в целом, плевать, пока у него есть высокооплачиваемая престижная работа, не приходится делать что-то чересчур грязное и невыносимость характера босса сводится к мерзким, но дежурным шуточкам, которые можно терпеть. И страшновато. Он вздыхает раздраженно, подходит и включает кофеварку, нажав неприметную кнопочку на задней панели - если ты не в курсе, как именно пользоваться кофеваркой в собственном кабинете, и другие заправляют её за тебя по утрам - ты действительно начальник, кофеварка шуршит, с тихим плеском заполняя кружку.
- У неё подозрительная сыпь, - Форман осматривает его с ног до головы, фыркает, когда Чейз садится на место.
Не заинтересован всерьез, просто вступается за Кэмерон, и Чейзу тоже следовало бы, он не видел девочку, но придумывает причины и ждет правильного момента.
- И она всегда была болезненной, постоянные простуды, слабость, тошнота.
Вот сейчас, когда он сделает очередной глоток кофе и оторвется от кружки, но Хаус говорит первым, и Чейз просто не успевает открыть рот. Конечно же, только поэтому.
- Ладно, я возьму её. И знаете почему? Кофе отменный, есть у кого поучиться уговаривать начальство. И ротик тоже ничего.
В этом весь Хаус, будь добр к нему, помоги ему хоть немного - он запомнит и отомстит, Кэмерон фыркает, косясь на него, Форман чуть отодвигается, и Чейз вздыхает, не отвечая, он и правда туповат, раз так и не научился.
Хаус ухрамывает в коридор с кофе в руках, дверь закрывается за ним, стеклянные двери, через которые видно абсолютно все, никакого толку, Кэмерон встает, вздыхая, берет папку с делом, и Чейз сидит и терпит то, как Форман смотрит на него.
- Тебе и в самом деле настолько нравиться лизать задницы?
Чейз фыркает, смотрит ему прямо в глаза, не отводя в взгляда, Форман, в отличие от Хауса, не босс, и ему можно дать по морде в любое время.
- Я просто включил кофеварку.
- Разумеется, тогда, когда мы с ним спорили.
- Тогда, когда он избивал её, и меня это достало.
Они смотрят друг на друга какое-то время, пристально, почти зло, и Форман не выдерживает первым, махнув рукой, уже стоящая в дверях Кэмерон - с папкой в руках, готовая назначать анализы и осмотры, часто кажется, что она волнуется о пациентах больше них всех, но это не так - оборачивается и произносит тихо, не осуждающе, мягко и непонимающе, совсем.
- Но правда, как ты это терпишь? То, как он к тебе цепляется.
- Он ко всем нам цепляется, - отвечает Чейз, и уже и сам знает, что это, конечно, правда, но враньё.
- Не так. Форман черный, я женщина, а ты - парень которого надо унизить и осыпать сальными шуточками.
Чейз вздыхает, пожимает плечами, и правда верит в то, что сам говорит:
- Мне просто плевать и на него, и на то, что он говорит, вот и всё.

Anger

Работа врача - одна из самых паршивых, недаром за неё столько платят, и если отбросить моральную чушь, вроде того, что если ты хороший врач и имеешь дело с чем-то посерьезнее поноса и кашля - люди умирают у тебя на глазах или гниют заживо, и их родственники в коридорах цепляются за руки и просят спасти, и тебе приходится резать живую плоть - вообще-то, в команде Хауса редки случаи смерти, в этом смысле им с боссом повезло; брезливую чушь вроде копошения в чужих кишках, экскрементах и разглядывания их в лабаротории, касания видимо больных людей с трупьями и язвами - это хреново еще и так же, как и любая другая работа с ночными дежурствами, на которые нельзя не пойти, потому что кто-то, видите ли, умирает. И без всей этой чуши правда в том, что ты приходишь домой затемно, усталый как собака - потому что кто-то, как вы помните, умирал - устало бросаешь сумку в кресло, ешь свой ужин или кофе, и не так много времени, чтобы развлечься, и, значит, и не с кем, даже есть когда, а коллеги не так уж горят энтузиазмом, когда к тебе цепляется босс.
Иногда он его просто ненавидит, несмотря на то, что ему плевать.
Может быть, Хаусу нравится жить так. Может быть, это как раз для него.
Чейз все понимает, не то чтобы он с детства мечтал учиться на медицинском, но с его отцом это самый удобный путь, и он понимает - да, нельзя оставить девочку с лихорадкой и кровью в горле и уйти ровно в конце рабочего дня, если ты не последняя скотина, а Чейз не настолько откровенен, и они сбивают температуру, пол ночи делают новые анализы и осматривают её - синяки по всему телу, и когда она засыпает - заполночь, Кэмерон остается с ней. Она еще менее откровенна.
Чейз приезжает домой, слишком мало времени для сна, рукав чуть испачкан в крови - пациенты, видите ли, кидает сумку на кресло, проходит к холодильнику - слишком много времени прошло с обеденного перерыва, но в холодильнике только пиво, и, вообще-то, он мог бы позволить себе и холодильник, и домик побольше, но некогда. Девочку бы себе завести.
В это время телеканалы крутят только или порнушку, или неровную серую рябь, и первое хоть немного обременено красками и движением, он устало падает на диван, открывает пиво и отпивает солидный глоток - нехорошо, конечно, алкоголь вряд ли успеет выйти из крови до утра, но это такая ерунда по сравнению с наркотиками в детстве, и понемногу напряжение отпускает. Иногда он почти жалеет, что вплотную они занимаются только очень тяжелыми пациентами, но это единственное, чем согласен заниматься Хаус, престижно, не поспоришь. Пиво приятно холодит гортань.
Она бы сейчас сделала ему массаж и было бы вообще прекрасно.
Уилсон сегодня уехал ровно в конце рабочего дня - раковые больные это отлично, не так много вещей можно сделать, чтобы им помочь, машина Хауса в ремонте, и обычно они ездили домой вместе, как очаровательная сладкая пара престарелых геев, но не ждать же так долго, и Хаус бесцеремонно забрался к нему в машину, заполняя собой все заднее сиденье, и небрежно бросил:
- Ты знаешь, где я живу.
Будь у терпения ранги - Чейз бы давно имел черный пояс, обогнав и Кадди, и Кэмерон, и даже Уилсона, у него все четко с иерархией в голове, так часто бывает у выращенных мамами сыновей, и он только поджимает губы сердито, на корню душа желание придушить босса, и заводит машину. Даже ночью, без пробок, на максимально позволенной скорости - они явно не соседи по району. Хаус засыпает почти сразу, прислонившись головой к стеклу, весь день доставал своими шуточками, и, конечно же, это Чейз во всем виноват - как можно было просмотреть увеличенные лимфоузлы, которые могут значить все, что угодно, за это он отработает пять часов в клинике за меня - но он все равно едет поосторожнее.
А потом бы она станцевала стриптиз, не так, как в этой дешевой порнушке, получше.
А потом они доехали до его дома, Чейз припарковал машину, и не знал, как его разбудить. В спящем на заднем сиденье боссе всегда есть что-то противоестественное, а уж в Хаусе-то тем более, не расталкивать же его в плечо, инвалида, откроешь дверь - и вывалиться, Чейз побарабанил пальцами по рулю, размышляя и надеясь, что тот сам проснется, но не проснулся, и тогда он включил музыку тихо - лучше уж так, если придется ждать до утра, какие-то тихие ненавязчивые переливы. Тогда Хаус открыл глаза и хмыкнул:
- Решил, что это такое изощренное свидание? И не мечтай. Опоздаешь завтра - отправлю в лабораторию на анализы мочи, - и вышел, хромая к своему крыльцу.
Чейз умничка, он даже не нажал гудок до упора. С некоторыми просто нельзя, как с людьми.
И вот он бы её сейчас нагнул и драл, драл до беспамятства.
Он и сам не замечает, как с силой швыряет бутылку о стену напротив, и моргает, вздрагивая, когда по комнате разлетаются осколки и брызги. Выдыхает, успокаиваясь. Просто босс с дурным характером и муторная работа, плевать. Уборка - отличное занятие до утра, и он запускает руки в волосы и матерится тихо.

Bargaining

Она плачет, конечно, она плачет, все плачут, когда у них находят рак, просто делают это по-разному, куда громче, чем их родственники, как бы это ни выглядело со стороны, по щекам её брата текут слезы, самые настоящие, но, если честно – маленькая девочка серьезная обуза для семнадцатилетнего паренька, особенно больная, и он гладит её по голове чуть оглушено и механически, а она. Она просто плачет, закрыв лицо ладонями, навзрыд, немногие делают это так банально и откровенно, большинство вообще обходятся без видимых эмоций и слез, они с Форманом стоят и смотрят через стекло палаты, не такое уж редкое, экзотическое и уже не душераздирающее представление, Уилсон строит сочувственные мины и правда сожалеет каждый раз, по нескольку раз на дню, настоящий профессионал.
Хаус выходит из палаты сразу же после объявления диагноза – он ненавидит эту часть работы, обычно оставляя её команде, но этот случай особенный, как и все их случаи – и Кэмерон выбегает за ним, хромающим по коридору, гневно перегораживая дорогу, и почти кричит. Еще одно из представлений, менее рутинных, чуть-чуть. Она очень красивая, когда злится, это вообще та вещь, которая красит любого, иногда до невозможности, Хауса тоже, его особенно, на удивление, хотя он все равно остается невыносим.
- Зачем вы наврали им?!
Хаус останавливается, иронично вскидывает брови и усмехается, он всегда такой и не злиться почти никогда.
- Надо же, я напутал? У неё не рак? Какая оплошность, давай вернемся, зачеркнем и напишем кашель, ей сразу станет лучше.
Он обходит её, хромая дальше по коридору, до обеда минут пятнадцать, Уилсон освободится к этому времени, и неужели они все выглядят так же, как злые комнатные собачки, когда пытаются ему что-то доказать.
- Да, у неё рак, но ей всего девять. Если мы будем её лечить, её шансы на выздоровление процентов семьдесят! Почему нет?!
- Потому что это скучно.
Чейз усмехается, на миг ему кажется, что сейчас Кэмерон ударит босса, так она на него смотрит, но – комнатные собачки вышколены, прям как он сам, и она всего лишь снова преграждает ему путь, с их конца коридора уже не так хорошо слышно, о чем они говорят, но подходить ближе – это схлопотать еще с десяток язвительных шуточек от Хауса или лист анализов до утра. Хотя Чейзу это не грозит – ему все равно дежурить ночью.
- Я поговорю с Кадди, - говорит она тихо и резко.
Хаус закатывает глаза, вздыхает и идет мимо неё по коридору, бросая небрежно:
- Хорошо, мы её вылечим, я испугался мамочку.
Кэмерон вздыхает облеченно, Форман качает головой, разворачивает и идет в другую сторону - у него еще какие-то дела, Чейз хмыкает тихонько - ну правда, иногда их босс бывает забавным, и, не возьмись они лечить девочку - скорее всего Чейзу бы не пришлось дежурить ночью, и можно было бы пригласить на ужин одну из подружек, а потом отоспаться - ну или как там получится.
Но они берутся за лечение, лучевую терапию проводят вместе после обеда, и, признаться, когда у детей выпадают волосы, лихорадит и снова идет горлом кровь - это мало похоже на благо, она снова плачет и закрывает глаза, и Кэмерон сидит с ней даже когда рабочий день заканчивается, держа за руку, и уходит только когда она засыпает. Чейз благодарен ей за это, ему же лучше, он ненавидит дежурить по ночам, тупо следя за показаниями приборов, и слишком устал, чтобы читать.
Нет, больница не спит ночами, и так же тикают приборы, отмеряя сердечный ритм, так же проходят экстренные операции, так же суетятся медсестры, меняя пациентам капельницы и утки, но все же - свет выключен, темно, и даже по коридорам ходят отчего-то тише и разговаривают шепотом. Чейз закрывает глаза всего на пару минут и резко просыпается от шороха жалюзей и звука тяжелой хромой походки, трость ударяет о пол, Хаус пододвигает стул и садится с ним рядом. Молчит. Говорят, собаки по походке узнают своих хозяев. Когда нет личной жизни - можно здесь хоть целыми днями ночевать.
- Не спится? - спрашивает Чейз тихо.
Надо же хоть что-то сказать.
- Зато тебе, я погляжу, спится отлично. А если бы у неё случился приступ?
- Я бы заметил.
- Как самонадеянно.
Хаус фыркает, глядя перед собой, на спящую девочку, все раковые больные чем-то неуловимо похожи, это во взгляде, и невозможно уловить, когда они еще не знают или спят. Она милая.
- Почему вы не хотели брать её?
Хаус пожимает плечами, ладони его легко лежат на трости, и отвечает просто:
- Потому что она все равно умрет.
Можно удивится, спросить с чего вы взяли, но это Хаус, и Чейз не удивляется, кивает.
- Ясно.
- О, ты так расстроен. Смотри не заплачь, - Хаус усмехается тонко, даже не глядя на него.
Он любит такую честность.
- Мне жаль, но люди умирают, что тут такого? Я её даже не знаю, кто угодно может умереть.
- В самом деле? - спрашивает тот насмешливо. - Даже я?
Ну конечно, опять вомбат сказал нелепую и очевидную вещь, но Хаус наклоняется к нему и смотрит прямо в глаза, совсем близко; наверное, он больше них всех боялся бы умереть.
- Да, даже вы, - отвечает Чейз сипло и тихо.
Хаус кивает, преодолевает разделяющую их пару сантиметров и целует его крепко и долго, да, именно это, и Чейз моргает шокировано, сглатывает и отвечает, и чувствуется колкая его щетина, сухие узкие губы и то, как вдыхает он воздух через ноздри, слышно. Наверное, целоваться в палате неизлечимо больного еще более аморально, чем спать там или обедать, но он тянется глубже, сердце частит - не на приборах, его, и Хаус отстраняется с усмешкой, встает, опираясь на трость.
- О, только не зови меня папочкой, малыш Робби.
Чейз фыркает, отводя взгляд, вытирает губы тыльной стороной ладони; он не большой любитель Фрейда. Не отвечает, и Хаус говорит, выходя из палаты:
- За это с тебя кофе утром.
Чейз не успевает ответить, да и не хочет, но. Кофе утром он делает.

Depression

Все знают, где живет Хаус, на каждого сотрудника есть личное дело, справочная служба и даже пара дешевых сыскных бюро, никто и не скрывает, адрес Кадди совсем не секрет, а она босс, к тому же, Чейз сам подвозил его, и сейчас светлее, чем тогда, но уже темнеет, и он долго стоит перед его домом, не решаясь - наверняка уже заметил и думает что за идиот, но. Вспоминает, как тот уснул, прислонившись виском к двери машины, и как-то неуютно.
Чейз выходит, прихватив бутылку, стучится в дверь и ждет минут десять, прежде чем услышать шаги, на редкость нелепо, уж машину у своего крыльца можно было бы заметить раньше, но это Хаус. Он стучит в ответ - точно так же, до малейшего оттенка звука, чертов гений, и только потом открывает. На нем джинсы, новенькая голубая футболка и разношенные цветастые тапочки.
- Ты знаешь секретный пароль?
Чейз теряется на секунду, хмурясь, но это его босс, он просто поднимает бутылку в руке, демонстрируя, и Хаус не думает долго:
- Ладно, это пойдет, проходи.
Чейз проходит, ставит бутылку на столик, открывая, как нормальный приличный гость ждет, что хозяин позаботится о стаканах, но Хаус просто проходит мимо него, мимоходом забирая бутылку и пьет прямо из горла, падая на диван. Чуть морщится, наверное, не слишком приятно быть инвалидом.
- Итак, лечение не работает?
Ждать, что Хаус пригласит сесть на редкость наивно, и Чейз не ждет, просто садится на диван рядом с ним, берет бутылку, легонько коснувшись руки, случайно, тоже отпивает, хороший виски, отличен для брутальных мужских свиданий, чуть горчит.
- Мы можем пересадить костный мозг от брата, уже провели все анализы, он подходит. Все назначено на завтра, она будет в порядке.
Хаус фыркает, отбирает бутылку, пьет долго, морщась, но он не девчонка, он привык.
- Она умрет, - вот и все, что он отвечает. - Я не против, если это подходит под твое определение "в порядке".
- Почему вы так уверены?
Еще более наивно спрашивать это у Хауса, но - привычка, ничего не поделать, даже с годами не вытравливается, и тот просто человек, с таким же строением мозга и нервных клеток, конечно, он может ошибаться и испытывать боль, заедая её викодином и Уилсоном, но. Нет. Эти вопросы не требуют ответов.
- Еще скажи, что ты приехал поговорить о пациентке, потому что тебе очень её жаль. Я пущу скупую мужскую слезу.
- Нет, - отвечает Чейз честно, а потом врет. - Я читал Фрейда на досуге, может, он не такой уж дурак.
Хаус смеётся, сипло, запрокинув голову, и виден его четко очерченный кадык, морщинистую шею и мешки под глазами. Всегда есть выход, кроме викодина, если хочешь его найти, и Хаус роется в кармане, забрасывает в рот горсть таблеток и запивает их виски. Отвратное сочетание для печени.
- Приехал поклеиться ко мне? Польщен, но я беднее твоего отца в сотню раз и старше. Был бы, если бы он не умер, но это ньюанс.
Чейз смотрит на него, долго, Хаус не любитель долго пялится в чьи-то глаза, за годы совместной работы уж это можно запомнить, именно поэтому он так поступает, а потом наклоняется - близко, совсем к губам, и любому другому он не сказал бы, или не так, не раздраженно, по крайней мере, но Хаус - тот оценит, и он шепчет:
- Она опять залила всю койку слезами. Думали, как бы вы себя вели на её месте?
Хаус сглатывает. Он уже немного пахнет так, как пахнут старики.
- Думал. Не понравилось.
И позволяет себя поцеловать. Поцелуй его горький, он сам весь едкий, неудивительно, губы жестче, чем в прошлый раз, и поцелуй больше похож на поцелуй. Он не врет про проституток, и, если тебе приходится платить установленную цену за секс, отсос и поцелуй, а кровь уже впитывает алкоголь - почему бы и нет, какой бы закрытый ни был - тело считает, что надо. Хаус придавливает его к дивану, чуть морщится - нога - и кусает шею резко и сильно, Чейз вскидывается, шипит, не хочется как последний гей ходить с платками или объяснять Кэмерон и Форману, откуда на шее следы, и уж тем более терпеть шуточки Хауса на эту тему завтра, хотя. Про себя он не шутит.
Он отвечает - конечно, как же еще, если ты приперся к боссу на ночь глядя с алкоголем и уселся рядом с ним - наверное, это неспроста, и раскрывает губы, гладит шею и бритый затылок, пытаясь сделать это походим на ласку. Обнимает бедрами - примерно знает, как это происходит, у всех в прошлом есть мелкие грешки, чувствует. Чтоб у него так в пятьдесят стояло.
Целует снова, жарче, жёстче, жилистую шею, щетина царапает лицо, и куда там - босс есть босс, возраст не спишешь, и он стонет тихо, выдыхая, и вцепляется в его плечи, комкая футболку. Так и задумано. Хаус отстраняется, осматривает его насмешливо, хватает между ног - почти медицинским осмотром, да, стоит:
- Ну как, ты хорошо подготовился? Презервативы, смазка или решил обойтись коньяком и минетом для любимого начальства?
Жарко, руки у Хауса цепкие и горячие, Чейз откидывается, прикрывая глаза, сглатывает и думает о том, что это всяко лучше ночного дежурства, Кэмерон бы не согласилась, она любит сидеть у постелей больных, редкостная мазахистка. Голос у него сиплый и тихий.
- Правда решили меня трахнуть?
- Кто же отказывается от халявного секса, - усмехается Хаус. - Не думай, что получишь за это премию на Рождество.
Очередная подколка, и Чейз не может не согласиться - да, никто. Ты можешь говорить, что хочешь, или то, что думаешь, можешь врать, даже сейчас - зависит от практики, колкий, но. Тело - это другое дело, девяносто процентов биологии в такие моменты, и то, что выдает его с головой, даже если бы это было секретом - Хаус очень осторожный в постели; не нежный - было бы слишком круто для проституток среднего класса, но - почти ласковый, и, может, дело в опыте или в том, что не нужно платить по часам, или в том, что не так сложно заставить стонать под собой человека лет на двадцать моложе, или в том, что они оба знают - можно как угодно. Чейзу плевать.
Он помнит, как плакала девочка - ночью тоже, когда он дежурил, и она думала, что он спит - очень тихо, вжимаясь лицом в подушку, и - не спасти, никак, как и многих других, но. Каким бы Хаус ни был, что бы ни говорил - он тысячи раз спасал, сам, в последний момент, только он. Что-то вроде дозы надежды и Бога.

Acceptance

- Что за вопиющий гимн ориентации, сними этот платок, с ним ты похож на пидараса.
Вот и все, что говорит Хаус, когда Кэмерон уходит сообщить брату, Форман - уладить дела с моргом, а Чейз остается; даже не оборачивается, стоит у окна, подкидывая в руке мяч, и выражение лица у него. Впрочем, оно у него всегда одинаковое.
- Меньше, чем без него.
Хаус фыркает, ловит мяч и сжимает его в руке крепко-крепко, непробиваемый, как какой-нибудь минус пятьсот летний терминатор, да только это явно не комплимент в их делах, это значит - что-то умерло.
- Надо же, моя комнатная собачка обскакала меня в вычислении гомосексуализма, поздравляю.
У него умелые, сухие и тонкие руки пианиста, ласкающие до беспамятства, если захотят. Хаус хромает мимо него, тяжело опираясь на трость, торопящиеся инвалиды смешны, торопящиеся старики еще смешнее, уж никуда не убежит место если не на кладбище, то в крематории, только это не смешно, это грустно.
- Куда вы?
Хаус замирает, подняв глаза, словно думает, стоит ли отвечать честно, или просто шутит так, но Чейз привык, и он ждет.
- Схожу пообедаю, посмотрю сериал в палате коматозника, подрочу там же или в туалете, а что, тянет присоединиться?
Чейз вздыхает, Чейз отводит глаза, он на редкость не чувствителен для своей профессии, для их профессии это вообще-то хорошо, но нездорово, и иногда, если знаешь Хауса достаточно долго, понимаешь - ну просто не бывает так. Уилсон бы с ним согласился, а потом упал бы с заранее подпиленного стула или побежал извиняться за друга перед очередной подружкой.
- Она умерла, - говорит Чейз тихо.
Некоторые вещи можно говорить только так, сколько бы раз на дню ты ни повторял их, сколько бы ни видел - это что-то глубоко в человеческой природе, на уровне инстинкта, как звери пугаются запаха крови своего вида; или человека, даже сильней.
- О, а я-то думал что с ней, спасибо, что разъяснил.
Инвалиды не могут бегать, поэтому Хаус не бежит, Чейз стоит перед ним, вглядываясь напряженно, стены прозрачны, не такая уж редкая сцена для их команды или их больницы, да и не страшно уже. Совсем не похож на отца.
- Почему? Что мы сделали не так? Диагноз верен, лечение верно, костный мозг подходит, каждая операция идеальна.
- О, - Хаус поднимает трость на уровень бедра, легонько толкает его концом, в якобы дружеской насмешке. - Прочитай словарь или посети урок биологии в школе, там тебе расскажут, что такое рак, малыш.
Чейз смотрит на него, на его трость, он мог бы вырвать её с легкостью, набить морду - нет, но вот трость - легко, но он не делает этого, никогда не сделает, и дело тут даже не в комнатных собачках, скорее в религиозности и в том, что он человек.
- Почему вы тогда её взяли?
Хаус проходит мимо него, открывает дверь, не намереваясь продолжать душещипательные беседы, хотя иногда у него бывает настроение, и Чейз придерживает дверь, не давая уйти без ответа.
- Устроил себе каникулы, Кадди, знаешь ли, не доставала меня, пока она умирала.
Чейз отходит невольно, пропуская его, хотя они все привыкли к таким шуточкам - должна быть мера, и, если вдуматься - она есть, если взглянуть с немного иной стороны. Хаус подмигивает ему ехидно, уходя.
- Отлично отдохнули же.
И хромает по коридору, чуть подпрыгивая на каждом шаге и тяжело опираясь на трость, еще пару лет - и его будут пытаться переводить через дороги юные бойскауты, пока он не доведет их до истерики, горбящаяся несуразная фигура, он немного жалок, если смотреть со стороны. Если вблизи - просто нестерпимо. Чейз подходит к окну, берет его мяч, подбрасывает пару раз, мяч измятый и стар.
Ничего не поделаешь с биологией и психологией, если ты родился из утробы человеческой самки, Хаус из таких, каким бы гениальном диагностом ты ни был - бывают неизлечимые болезни, никто не может вылечить всех, нет в организме столько слез, чтобы пролить над всеми, это один из его бесконечных защитных механизмов - не стараться, если не можешь, и потому он ненавидит и не берет смертельно больных. Хаус знает.
Он пытался. Все может Бог.

@темы: слэш, Роберт Чэйз, Грегори Хаус, фанфики