Всем доброго времени суток! При просмотре каждой новой серии задаюсь одним и тем же вопросом: почему заставка сериала не меняется уже на протяжении 6 сезонов? Или это только в России так? Кто-нибудь знает ответ?
Название: Врачебные записки Автор: Verlorenes Kind aka Принц Ирис Пейринг: Хаус\Уилсон Рейтинг: PG Жанр: humour, AU Размер: мини Статус: закончен Отказ от прав: Что не мое, то не мое, не претендую От автора: Хаус и Уилсон уже вместе, у них все прекрасно и безоблачно. Будем считать, что с третьей женой Уилсон уже давно разошелся и живет у Хауса. Так что AU. Пациент из 12 серии 1 сезона. Что за ресторан, я думаю, не так уж важно. Возможен ООС.
Втыкаем10:00 Ракового тебе утра, Уилсон! Пойдем вечером в ресторан?
11:30 И тебе сложных случаев побольше, Хаус. Прости, не могу.
11:35 А что ты так долго отвечал? Что?! Почему не можешь? Ты абсолютно свободен этим вечером, уж я-то точно знаю.
11:59 У меня вообще-то пациенты есть. Никогда об этом не думал? Если ты про тот ресторан, о котором я думаю, то я больше туда ни ногой после твоей выходки.
12:07 Нет, ну, я, конечно, подозревал, предполагал, размышлял над этим, но чтоб так сразу… А если честно, твои раковые детишки (и не только детишки) не оценят. Все равно помрут скоро, ради кого ты стараешься? У меня было плохое настроение, всего один раз, с кем не бывает? Ну, маааам…
12:43 Умеешь ты испортить настроение… Конечно, у всех бывает. Но только уважаемый доктор Хаус в плохом настроении делает подножки тростью официантам, а потом, напившись, целует лучшего друга, перегнувшись через стол и опрокидывая почти все, что на нем есть.
12:51 Пф, было бы что портить, у тебя ж клиническая депрессия. Признайся, ты просто был смущен. Стесняешься публичного проявления чувств.
13:00 Я пью лекарства!!! И хватит слать ко мне Формана с письмами, спрятанными за записями о пациенте! Он уже косо на меня смотрит!
13:09 Уилсон, ты сегодня какой-то нервный… Что, спидухи перебрал? Да ты посмотри, какой пациент! Нам попался единственный во всей галактике спортсмен, который не сидит на стероидах!!! Отсылаю Чейза. Он тебе больше нравится в качестве посыльного?
14:00 Надо же, спортсмен, не сидящий на стероидах! Ты думал, все жульничают? Больше Чейза не шли. У него такой взгляд, будто он знает не только о том, что мы переписываемся, но и о содержании этой переписки. Верни Формана.
14:12 Я думал, все лгут. И думаю так сейчас. А еще я думаю, что ты думаешь, что я думаю неправильно, но думаю, тебе стоит перестать так думать. А как насчет Кэмерон?
14:45 От этого слова у меня уже в глазах рябит. И, кажется, я не совсем понял, что ты имел в виду. Она краснеет, глядя на меня. Ты что, им всем уже рассказал, чем мы занимаемся по ночам, или у меня паранойя? Боже, Хаус, давай прекратим это дело, мне надо работать. И тебе, полагаю, тоже.
15:00 Если я скажу, что все это от спидухи, ты мне поверишь? Ты точно сегодня перебрал, глотаешь их, как таблетки! Ай-ай-ай, Уилсон, а еще примерный врач! Ну, почему прекратим, мы же только начали!..
15:05 Мне было, с кого брать пример. Знаешь, есть такое выражение “начать и кончить”. Вот мы начали эту переписку и закончим. Сейчас же.
15:45 Уилсон, мне скучно!
15:55 Да, недолго ты протянул…
16:00 45 минут, Уилсон! 45! Всмотрись в это адское число! И еще плюс десять, которые ты заставил меня ждать свой ворчливый ответ!
16:05 Хаус, ты сегодня какой-то нервный… Что, викодина перебрал?
16:07 Нет, стероидов у пациента.
16:10 Ты принимал стероиды?! Стащил стероиды у пациента?! Где ты их вообще нашел?! Хаус, ты ненормальный?!
16:15 Это что, правда, был вопрос? Я думал, несколько лет дружбы и что-то вроде, хм… тесного общения… позволили тебе изучить меня досконально.
16:20 Ты – загадка, Хаус. Большой оригинал. Большая скотина. И явно сумасшедший.
16:25 Ой, кажется, я покраснел. Столько комплиментов за один раз! И, между прочим, это была шутка. Надо было передать это лично: выражение лица у тебя наверняка было такое, что только фотографируй, и в личную коллекцию.
16:30 Ты пропустил обед. С пациентом что-то не так?
16:45 С почками, черт бы их побрал, что-то неладно, а так все в полном порядке.
16:50 Ты хоть был у него? Есть предположения, что не так?
16:55 С каких пор ты такой заботливый? Я сказал, что у него гипоганадизм. Он почему-то не обрадовался. По какой бы причине это ни случилось, я хотя бы знаю, почему я не люблю встречаться с пациентами: они лгут. Все лгут. И поэтому я не хочу слушать его вранье про стероиды.
17:00 Анализы тебя, естественно, не убедили…
17:05 Хочешь сказать, что мой постулат не касается анализов? Ошибаешься. Все лгут. И анализы в том числе. В 20:00, наш прежний столик, тот же ресторан. Я же знаю, что ты тоже любишь ставить им подножки.
трансляция происходящего вовсе не доказывает, что оно происходит
читать дальшеназвание: Мистер Лори и его Кот автор: murzum, то бишь я. сама себе бета. проверила на два раза - все было хорошо. если найдете косяки, свистните, пожалуйста. пэйринг: РШЛ/ХЛ + Стивен Фрай [замаскированный Хилсон] рейтинг: NC-17 (мне так отчаянно хочется в это верить...) саммари: что бы было, если бы у сценаристов проснулась совесть. отказ: мне принадлежит ВСЁ, кроме имен. ибо к настоящим людям данный фик имеет мало отношения. просто моя больная фантазия от автора: я честно не люблю, когда про хороших, уважаемых людей пишут всякий бред. потому сразу оговорюсь: герои своими характерами скорее напоминают героев сериальных, нежели живых людей, которых мне врядли когда-либо удастся узнать так близко. учитывайте это, пожалуйста. вообще, пока сие писалось, я с трудом удерживала себя от того, чтобы не написать "Хаус" вместо "Хью" и "Уилсон" вместо "Роберт". думаю, это говорит само за себя. характеры персонажей полностью соответствуют именно Хилсону. и еще. мне не понятно, на чем основано это безобразие. видимо, частично на фике In or Out, частично на моих надеждах на хоть какое-то развитие сюжета в нужную сторону. и еще на утреннем наваждении, которое будит лучше, чем тонна ледяной воды прямо в кровать.
p.s. мне ОЧЕНЬ важно ваше мнение! *подпрыгивает на месте от нетерпения* ну как вам, как вам????)
- И о чем только думают эти чертовы сценаристы?! - возмущался Роберт, пока они переодевались в гримерке в конце рабочего дня. - Ну ладно сценаристы. Они вроде как креативщики, им по штату положено быть сумасшедшими. Но Дэвид! Как он мог позволить такое...такое...
Хью глянул на него, ухмыльнулся и потянулся за пиджаком.
- Да ладно тебе в самом деле! Это еще не конец света. Подумаешь, один маленький поцелуй в кадре! Большое дело, - он дернул плечами: то ли поправляя пиджак, то ли стряхивая с себя раздражение. - Скажи спасибо, что нас показывают не после полуночи, когда дети уже спят...
Он многозначительно поиграл бровями, от чего Роберт побледнел еще больше и как-то даже стал ниже ростом.
- И тебе совершенно плевать, что на нас будут смотреть тысячи семейных пар и их дети? Да Господи, о чем я! Это увидит и твоя собственная семья!
- И что дальше? - Хью смотрел на него фирменным взглядом Хауса, то есть как на идиота. - Они же пережили как-то все эти поцелуи с Кадди, Кэмерон...кто там еще был? Я уже запутался в этих любовных линиях. Кстати, Джо сетовала, что последний поцелуй с Лизой совсем не удался. А Чарли даже принялся давать "дельные советы" по реалистичности соблазнения.
- Хью, это, - он нервно ткнул пальцем в свеженький сценарий, - совсем другое! Ты что, правда не понимаешь?! - Роберт смотрел так, будто у Хью внезапно начала расти вторая голова. - Я же мужчина!!
- Надо же! а я и не заметил, - еще один фирменный "роберт-ты-идиот" взгляд. - У моих детей крестный отец - гей, если ты помнишь. Они вполне нормально воспринимают такие вещи, - Хью пожал плечами. - А Ребекка так и вовсе провозгласила себя слэшером и обложилась фанфиками по Хилсону. Она глотает все не ниже NC-17, еще и добавки просит.
- Чего? - Роберт выглядел обескураженным и явно не понимал, о чем речь. Хью демонстративно закатил глаза.
- Господи, ты что, вообще в сети не бываешь? Она же кишмя кишит подобного рода вещами! "Хилсон" - это "Хаус" и "Уилсон". NC-17 - это рейтинг такой, "нот фор чилдрен андер севентин". Улавливаешь?
Роберт только хлопал на него глазами; смысл сказанного постепенно - очень медленно - начал доходить до него.
- А...э...я...то есть...
- То есть с этим все в порядке у всех, кроме тебя, - констатировал Хью, весело сверкнув глазами на обалдевшего Роберта. И продолжил самым будничным тоном: - Если ты собрался, то, может, уже пойдем, а? Хотелось бы добраться до дома раньше полуночи.
- А...да, конечно...идем.
* * *
У выхода они остановились на перекур. Хью продолжал трепаться о всякой всячине, а Роберт, наконец, расслабился и даже заулыбался, решив, что глупым - и таким смущающим - шуткам пришел конец. Но, видимо, поспешил с выводами.
- Кстати, Бобби, есть планы на этот уикенд?
От этого непривычного "Бобби" и нарочито невинного тона Роберта слегка передернуло. Он снова напрягся и осторожно ответил:
- Нет. А что?
- Ничего особенного, просто хотел пригласить тебя в гости. Ну, знаешь, роль подрепетировать, все дела...
Хью многозначительно подмигнул ошарашенному Роберту, а потом, не сдержавшись, громко расхохотался, да так, что его аж пополам согнуло от смеха. Чтобы не упасть, он тяжело опустил ладонь на плечо Роберта.
- Видел бы ты сейчас свое лицо! - он прямо-таки давился хохотом. - Ну просто школьница на первом свидании!
И он снова согнулся в новом приступе смеха. Роберт покраснел, нахмурился и уже открыл было рот, чтобы выразить свое негодование, но Хью его опередил.
- Расслабься, солдат ребенка не обидит! - и добавил уже серьезно, но лучики веселья все еще светились на дне его глаз, - Завтра утром Стивен приезжает, хотел вас наконец познакомить. Если ты не занят, присоединяйся к нам. Прошвырнемся по барам, потрепемся, что-нибудь еще придумаем...
- Предложение заманчивое, - осторожно начал Роберт, но тут же одернул себя ("Это же Хью! Всего лишь Хью.") и продолжил уже обычным тоном: - Но вы же так давно не виделись. Я не хотел бы мешать.
- Да брось! Целого дня нам с Фраем вполне хватит, чтобы обменяться сплетнями и перемыть косточки всем знакомым. К тому же, он просто жаждет познакомиться с тобой и очень просил явить тебя пред его светлы очи даже если предварительно тебя придется связать, - глаза Хью снова сверкнули. На этот раз - опасно. Но у Роберта уже не осталось аргументов, так что он просто обреченно кивнул.
- Отлично! - Хью со всей дури хлопнул его по плечу. Не больно, но ощутимо. - Тогда завтра мы тебя поймаем. Скажем, где-нибудь около семи, подойдет?
- Да, да. Я буду готов к семи.
* * *
Весь следующий день Роберт провел в муках выбора: брючный костюм? джинсы? а ремень какой? а рубашку? или майку? а очки? или линзы?
Он вывалил все содержимое своего шкафа на кровать и поочередно примерял каждую вещь в сочетании с каждой другой вещью.
"Собираюсь как девица на свидание", - угрюмо думал он, натягивая очередную тряпку. - "Хью сказал "прошвырнемся по барам", но хрен их знает, этих британцев! В последний раз, когда мы пошли "прошвырнуться по барам", дело закончилось в каком-то сомнительном луна-парке, где он несколько часов подряд просто сидел и неотрывно смотрел на карусель, объясняя это тем, что "скучает по времени, когда его дети были детьми". Нет, мне их никогда не понять". Он покосился на ворох разнообразной одежды и обреченно вздохнул. "Нужно что-то удобное, но стильное. Та-ак..."
Он выудил из груды тряпок обычные джинсы и черную водолазку.
"Вот это должно подойти. Если еще с вот этим...и вот с этим..."
Под такой вот внутренний аккомпанемент он достал подходящий ремень - черный, с увесистой пряжкой, - очки в тонкой, почти незаметной оправе и легкие ботинки. Он оделся и как раз разглядывал результат в зеркале, когда раздался тихий короткий стук, сопровождаемый совсем не тихим звоном разбитого стекла и уже громоподобным знакомым рыком:
- Бобби!! Выходи, затворник! Время развлечений!!
"Интересно, как он умудрился разбить окно, находящееся на четвертом этаже? Это ж какой же силищей нужно обладать?.." - Роберт чуть вздрогнул от этой мысли, но тут же поправил сам себя: "Ну или не силищей. Скорее уж дурью. А дури в мистере Лори все еще предостаточно".
- Ты заплатишь за это окно, приятель, - заявил он вместо приветствия, едва переступив порог при выходе на улицу. Сам не зная почему, он вдруг счастливо заулыбался при виде двух "совершенно не привлекающих внимание" престарелых бугаев, которые стояли посреди улицы и обменивались дружескими тычками - кулаками под ребра, между прочим. Впрочем, когда Роберт подошел ближе, они почти мгновенно утихомирились и приняли вид самый пристойный. Если, конечно, можно считать пристойными отвисшие челюсти и выпученные глаза. Фрай очухался первым и протянул ему руку:
- Знакомство с Вами, мистер Леонард, такая честь для меня! - слова звучали несколько высокопарно, и щеки Роберта заалели едва заметным румянцем удовольствия. И он засиял в полную силу, когда мужчина поднес его руку к губам и приложился в долгом поцелуе. Неохотно выпуская его ладонь, Фрай продолжил: - Позвольте заметить, что сегодня Вы выглядите поистине изумительно, я бы даже сказал, восхитительно, совершенно очаровательно, прелестно...
- В общем, ты хорошо выглядишь, Роберт, - хихикнул Хью и махнул рукой на Стивена. - Не обращай внимания, он долго может подбирать разнообразные синонимы к малознакомым симпатичным мужчинам. - Левая бровь Роберта самовольно поползла вверх на слове "симпатичный". Услышать такое от Лори большая редкость, и это гораздо более ценно, чем все бесконечные синонимы Фрая вместе взятые. Он решил посмаковать эту фразу и разобрать на отдельные звуки позже, когда останется один, потому что сейчас Хью уже настойчиво тянул его за руку. - Роберт, Стивен! Ну пойдемте же!
Они дружно сосредоточенно кивнули и пошли.
* * *
В этот нескончаемый вечер они обошли все бары в округе, перемежая их с "очаровательно романтичными" по мнению Стивена прогулками по близлежащим пустынным пляжам, пока наконец не оказались в квартире Хью, все еще немного пьяные и до неприличия веселые. Хозяин жестом фокусника выудил откуда-то бутылку виски, и веселье продолжалось еще несколько часов, пока Стивен, наконец, не заявил, что "эта разница во времени его доконает" и не изъявил желания отправиться "в царствие Морфея". От его способа выражать мысли у Роберта голова шла кругом, но он настойчиво приказывал себе не задумываться над этими странными британскими замашками.
- Спать так спать, - согласился Хью.
У его квартиры, помимо очень удобного расположения на карте, оказалось и еще одно преимущество: целых две комнаты для гостей, помимо хозяйской спальни. Так что вопрос о дислокации каждого был закрыт еще до того, как кто-то успел этим озаботиться.
Роберт с удовольствием растянулся на предложенной ему кровати, уже чувствуя первые волны подступающего все ближе сна и купаясь в тишине, когда вдруг эта тишина была нарушена топотом босых ног по паркету. Больше от удивления и любопытства, чем действительно от шума, Роберт открыл глаза и чуть приподнялся на кровати, прислушиваясь. Сон окончательно улетучился, когда он услышал приглушенный - и уже не такой высокопарный - голос Стивена:
- Не могу уснуть. Я полежу с тобой, ты не против?
Видимо, Хью кивнул, потому что босые ноги сделали пару шагов, а потом жалобно скрипнула кровать. Роберт отчего-то разволновался, сердце усиленно долбилось в ребра, в ушах шумело. Он пытался успокоиться, но никак не мог прогнать навязчивые образы двоих мужчин, уютно устроившихся в одной кровати. Господи, это даже звучало совсем не невинно! Раньше, чем успел осознать свои действия, он вскочил с кровати и потопал в сторону спальни Хью.
- Роберт?
Хью выглядел несколько...обескураженным, ошеломленным, шокированным - подойдет любой цензурный синоним слова "прихреневший". И Роберт уже пожалел о своих поспешных действиях, потому что в реальности картинка, подразумевающая двух взрослых мужчин и одну кровать, выглядела более чем невинно: каждый со своей стороны кровати, руки на одеяле. Очевидно, они даже пытались о чем-то говорить, пока он не приперся.
- Я...э...я не буду вам мешать, - промямлил он, уже разворачиваясь на пятках и стремительно краснея.
- Эй, стой! - поспешно выпалил Хью. Пожалуй, слишком поспешно. "Вот черт!" Он отогнул край одеяла со своей стороны и сказал, просто и мягко: - Залезай.
Роберт недоверчиво глянул на него, потом на освобожденное для него место и неуверенно поплелся к кровати, изо всех сил стараясь НЕ ДУМАТЬ о том, что это, в общем-то, не совсем нормально, когда трое мужчин.... Забравшись под одеяло, он свернулся калачиком под теплым боком Хью и довольно заурчал, чем вызвал тихие смешки остальных.
- И когда это ты успел завести себе кота, а, приятель? - весело шипел Фрай. - Ты мне ничего об этом не рассказывал.
- Что за чушь ты несешь? - возмутился Хью, но в его голосе отчетливо слышался смех. А потом кровать задрожала и заскрипела - друзья решили не ограничиваться словесной перепалкой и принялись ворочаться и пихаться, так что Роберт точно спикировал бы на пол, если бы его не подхватили большие руки Хью.
- Эй, хватит толкаться! - прикрикнул он на разбушевавшегося Стивена, а потом повернулся на бок и притянул Роберта еще ближе, так что тот невольно уткнулся в широкую обнаженную грудь. Одна рука продолжала обнимать его "чтобы он не упал", а пальцы другой задумчиво перебирали его волосы. Когда Стивен за его спиной утихомирился, "опорная" рука Хью расслабилась и начала вырисовывать какие-то странные, не поддающиеся воображению, круги на обтянутой майкой спине Роберта, изредка цепляя пальцами кусочек обнаженной кожи на его пояснице. От очередной такой "случайности" Роберт вздрогнул и шумно втянул воздух носом, что в образовавшейся тишине прозвучало подобно грому.
Фрай опять завозился и ощутимо ткнул Хью кулаком в спину.
- Стивен! - зашипел на него тот, чуть обернувшись и гневно стреляя глазами. Фрай молчал, но на его лице совершенно отчетливо читалось нечто вроде "ну давай же, идиот, чего ты тянешь?!". Однако он удержался от того, чтобы произнести эту фразу вслух, и лишь коротко бросил:
- Что-то все равно мне не спится. Пойду лучше поработаю немножко.
И он действительно ушел, почти бесшумно прикрыв за собой дверь.
"Отлично. И что теперь? Что он будет делать теперь? Отодвинется на свою сторону кровати и сделает вид, что ничего особенного не происходит? Мило попросит меня уйти в свою комнату? Или...что? Не можем же мы продолжать лежать вот так, в обнимку, на самом краю кровати. Это просто глупо! До абсурда глупо лежать и продолжать делать вид, что все в порядке! Какого черта я вообще приперся?! И какого черта Хью предложил мне лечь с ним рядом?!.."
Однако не смотря на свои крамольные мысли, Роберт испустил разочарованный вздох, когда Хью осторожно, но достаточно быстро отодвинулся от него на пионерское расстояние.
"Отлично. Первое "или". И что я только о себе возо..."
Но тут загребущие ручищи Лори снова обхватили его и проворно подтянули к себе, кажется, прижимая теперь еще ближе.
- Ты все-таки брякнешься на пол, если будешь там лежать, - объяснил он, хотя это было мало похоже на объяснение. Если честно, совсем не похоже. Ни капельки. Это вообще было ни на что не похоже, потому что слово "совращение" Роберт временно выбросил из своего словаря еще в начале вечера. Но подумает он об этом, конечно же, завтра. Если он вообще когда-нибудь будет об этом думать.
Роберт замер, пытаясь запомнить эти ощущения: грудь Хью, обнаженная и теплая, к которой он прижимался ладонями, как будто хотел отстраниться; его шея, к которой он прижимался носом, прямо под адамовым яблоком, так что он мог чувствовать каждое движение, каждое нервное сглатывание; его голос, бархатисто перекатывающийся где-то в районе лба, когда Хью начинал что-то говорить в его волосы, и низко урчащий в груди под его ладонями; и этот странный чужой запах, запах другого мужчины, немного мускусный и теплый, обволакивающий; запах, который должен бы тревожить его животные инстинкты сигналом "Опасность! Враг на территории!", но вместо этого тревожил несколько иные - впрочем, тоже вполне животные - чувства.
Смутное, еще не развернувшееся в полную мощь желание плескалось где-то на периферии его ощущений, мешая связно думать. Сомлевший, полусонный Роберт на автомате оторвал одну ладонь от груди Хью и начал свое собственное - ленивое и бесцельное - путешествие по близлежащему телу. Его пальцы прокрались по ребрам, чуть спустились на живот - сейчас расслабленный и мягкий, а потом переползли на спину, пробуя на ощупь каждую мышцу, до которой могли дотянуться. Они погладили лопатки, подтянулись к шее, а потом медленно и плавно стали спускаться по позвоночному столбу, отсчитывая каждый выступ, каждую впадину, пока, наконец, не добрались до поясницы. Его пальцы принялись рисовать на ней замысловатые узоры, чередуя легкие касания с ощутимыми поглаживаниями, и Хью вдруг выгнулся дугой, испустив стон, от которого по венам Роберта пробежал электрический разряд, сконцентрировавшись в одном общеизвестном месте. Второй раз за ночь этот чертов Морфей предал его, послушно ретируясь под натиском гормонов.
- К-кажется, ты нашел мое слабое место, - прохрипел Хью где-то над его головой, постепенно расслабляясь.
- Хм-м? - мурлыкнул в ответ Роберт, снова неосознанно проводя пальцами по тому же месту.
- А!..ч-черт!..
Хью опять выгнулся, напрягая руки, тем самым прижимая его к себе еще крепче. Губы Роберта помимо его желания оказались прямо на горле Хью; впрочем, это он только сначала так думал, пока его язык - совершенно автоматически - не коснулся чуть шероховатой кожи, пока он не услышал протяжный стон, разрывающий его тело на микроскопические брызги удовольствия. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, он снова прошелся языком по этой изумительно сладкой коже, продвинувшись дальше и слегка прикусив ее в конце, чем вызвал новый стон, на этот раз более низкий. Все это время его рука не переставала колдовать над поясницей, постепенно опускаясь все ниже, пока не наткнулась на...отсутствие нижнего белья.
"Ну да, точно. Девиз Мистера Совершенство - никакой одежды по ночам. Что ж, это даже...удобно".
Его левая рука немного подразнила обнаженные ягодицы - которые, очевидно, тоже были слабым местом Хью, судя по утробному рычанию в ответ на прикосновение - и переползла вперед, поглаживая живот, бедра, и с издевательским упрямством игнорируя возбужденную плоть, которая теперь упиралась в живот Роберта. Правую руку он просунул под шею Хью, ловко манипулируя движениями его головы, чтобы получить лучший доступ к шее, которая притягивала его как новорожденного вампира.
В определенный момент он вдруг понял, что "пальма первенства" каким-то неуловимым образом перешла в его руки, а вместе с ней - контроль над ситуацией и дрожащий, почти задыхающийся от страсти пятидесятилетний секс-символ Америки. Он довольно усмехнулся и уже сам прижался к Хью, повалив того на спину и продолжая свои манипуляции с его кожей.
Конечно же, Роберта вовсе не заботил этот идиотский вопрос типа "кто сверху", потому что (конечно же) Роберт вообще не рассматривал ситуаций, достаточно актуальных для этого вопроса. И конечно же, он вовсе не ломал над этим голову весь день и не вздрагивал рефлекторно каждый раз, когда Хью очень уверенно и даже покровительственно хлопал его по плечу. И он уж точно не думал об этом раньше, до этого чудовищного нового сценария, с самого первого дня их работы вместе. Конечно же.
И еще он никогда прежде не врал себе с таким нахальством.
Но какое, черт возьми, все это имеет значение теперь, когда ответ на тот самый идиотский вопрос был так очевиден? Точнее...эм...он, конечно же, имел в виду, что теперь они здесь, в этой кровати, вдвоем, обнаженные...ах да, одежда...
Роберт резко отстранился и сел, стягивая с себя майку, а потом и трусы, путаясь в тряпках и самозабвенно ругаясь. Когда он наконец справился с одеждой и устало опустил голову, его внимание привлек маленький металлический тюбик, лежащий прямо у его коленей с таким видом, будто бы он всегда находился именно там.
- Это что такое? - он поднял удивленный взгляд на Хью, но тот почему-то упорно отказывался смотреть на Роберта.
- А на что это, по-твоему, похоже? - рыкнул он в ответ и попытался уверенно сложить руки на груди, но жест получился скорее жалкий.
- На то, что ты самым коварным образом соблазнил меня и обманом затащил в свою постель? - Роберт изо всех сил пытался оставаться серьезным, говоря это, но радостно пляшущие в глазах чертики выдавали его с потрохами. Однако Хью, очевидно, был слишком занят собственным смущением, чтобы заметить пару сигнальных костров в карих глазах нависающего над ним Роберта. Но смущение не помешало ему возмутиться:
- Э-эй!.. Какого...!?
Продолжить он не успел: бунт был быстро и успешно подавлен губами Роберта.
Поцелуй из стремительного и жесткого плавно перетек в мягкий, изучающий, а потом в бурный и страстный с задействованием всех имеющихся частей тела.
Роберт вдруг снова резко сел, со смачным чмоком оторвавшись от губ Хью, который сразу же издал недовольный вздох. Но Роберт проигнорировал это; так же, как и руки Хью, который попытался притянуть его обратно, но увидел, КАК тот смотрит на него. Пожалуй, даже Фрай со всеми словарями синонимов мира в голове и поистине ошеломляющим словарным запасом не смог бы точно описать этот взгляд.
Роберт смотрел на него спокойно - и в то же время страстно, изучающе - и покровительственно. Было что-то такое в его глазах, что заставляло Хью одновременно ерзать от нетерпения и сжиматься от страха. Что-то опасное, совсем не похожее на Роберта, что-то...собственническое? Да, наверное. Собственническое, подавляющее, парализующее волю.
Роберт медленно дотронулся до его кадыка указательным пальцем, обвел его по окружности и двинулся ниже. Через яремную впадинку по правой ключице, потом наискосок через всю грудь - к левому соску, описывая круг по розовому ореолу, наблюдая, как напрягается бусинка соска, вырывая из горла Хью еще один нетерпеливый вздох - на этот раз жалобный, - и снова скользнул ниже - с перерывом на танец вокруг пупка - к возбужденно подрагивающему члену. Хью затаился, боясь спугнуть эту долгожданную ласку даже намеком на ее желанность, но Роберт, очевидно, разгадал его маневр. Его рука как будто потеряла ориентиры и отклонилась к левой ноге, терзая внутреннюю сторону бедра дразнящими касаниями, поднимаясь все выше в смертельно медленном темпе. За пару миллиметров до промежности его рука и вовсе исчезла.
Хью протестующе застонал, выгибаясь навстречу гипотетической руке, сминая простынь в кулаках, и открыл глаза. Роберт обезоруживающе улыбался, тщательно (и чертовски медленно!) нанося лубрикант из того-самого-маленького-тюбика на пальцы. Когда с тем-самым-чертовым-тюбиком было покончено, Роберт аккуратно закрыл его и бережно пристроил рядом с собой. И все это он проделывал настолько неторопливо, что Хью заскрипел зубами и отчаянно зашипел:
- Чертвозьми...быстрее!..пожалуйста...
Ответом ему была еще одна обезоруживающая улыбка. А потом Роберт вдруг согнулся пополам и взял его член в рот почти полностью, сложив губы в тугое кольцо, и одновременно резко развел его ноги широко в стороны, входя в него сразу двумя пальцами, с первого же раза слегка чиркнув по простате.
Мир вокруг Хью с грохотом рушился, кровь оглушительно стучала в ушах, так что он не слышал собственного крика, хотя он определенно кричал непозволительно громко. Губы Роберта на его члене чуть улыбнулись и снова скользнули вниз, в то время как пальцы сокрушали его стойкость изнутри. Мир головокружительно вращался и гудел, и Хью вдруг понял, что больше не знает ни кто он, ни где, ни почему он там оказался. Но это его совершенно не волновало. В голове в кои-то веки было пусто и легко, его тело бесконтрольно извивалось на простынях, пытаясь одним движением проникнуть еще глубже в горло Роберта и еще сильнее насадиться на его пальцы, которых было уже то ли три, то ли четыре, но точно больше двух. Наконец, он выгнулся так, что затрещал позвоночник, впился обеими руками в волосы Роберта, не давая ему отстраниться, мышцы вокруг его пальцев сжались в железном захвате, не позволяя им выскользнуть, и...
...и ничего не произошло. Как в замедленной съемке, Хью рухнул обратно на кровать, нечеловеческим усилием воли заставляя свое тело расслабиться. Он тяжело дышал и всхлипывал; а когда Роберт отстранился и поднял на него восхищенный взгляд, лишь прошептал:
- Роберт...пожалуйста....если ты не возьмешь меня сию же секунду, я....о господи, я сойду с ума!...пожалуйста, Роберт....пожалуйста....
Впрочем, долго упрашивать Роберта не пришлось. В то же мгновение он закинул ноги Хью на свои плечи, просунул ладони под его бедра, приподнимая их, и вошел в него одним быстрым, резким толчком. И слишком поздно вспомнил, что так и не позаботился о новой порции лубриканта.
Хью взвыл и фактически подлетел над кроватью то ли от боли, то ли от острого наслаждения - он и сам толком не понимал. На самом деле боль была почти незаметной, но достаточно ощутимой, чтобы слегка притупить крушащее его нервы возбуждение и предотвратить такой бесславный конец этой волшебной ночи. Роберт замер внутри него, не решаясь двигаться, пока руки Хью не схватили его за бедра и не дернули на себя - нетерпеливо и властно.
Вот тогда и Роберт растерял последние капли терпения. Он помедлил буквально долю секунды, подбираясь и концентрируясь, и обрушил на Хью целую серию сумасшедших по своей скорости толчков. Он почти полностью выходил и в следующее мгновение снова погружался полностью, выбирая угол так, чтобы на пути и туда, и обратно задевать чувствительный узелок простаты. За что был стократ вознагражден неописуемо очаровательными звуками, рвущимися из груди Хью. Их бедра двигались, наверное, со скоростью света, потому что перед глазами Роберта вдруг замелькали огни проносящихся мимо звезд. В какой-то момент он с болезненной ясностью осознал, что мог бы делать это вечно: двигаться внутри Хью, сокрушать его своим напором, чувствовать, как он все сильнее стискивает его член внутри себя, слушать его стоны, вздохи, крики, смотреть на его сведенное судорогой удовольствия лицо, на плотно сжатые зубы и зажмуренные глаза; просто смотреть и слушать и ощущать - вечно.
Он так и не смог уловить, какой из мириада толчков оказался решающим. Он понял это только тогда, когда все мышцы Хью вдруг напряглись, и он замер на одно, длящееся тысячу лет, прекрасное мгновение. А уже в следующее его член дернулся, и Роберт, как завороженный, следил за тонкой белесой струйкой, вырывающейся на свободу. Кольцо мышц вокруг его собственного члена сжалось еще туже, и он ощутил едва уловимую вибрацию, которая рождалась где-то внутри Хью и передавалась ему, прошивая его позвоночник электрическим стрежнем. Он не знал, кричал ли кто-то из них - или они оба кричали? Мир вдруг наполнился такой оглушающей тишиной, что на какую-то долю мгновения ему стало страшно. А потом он взорвался, изливаясь глубоко внутри Хью, и рухнул вниз, придавив его своим телом.
...
Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он отключился, но судя по тому, что Хью все еще тихо постанывал под ним, отсутствовал он не долго. Двигаться было невероятно трудно. Он попробовал было приподняться на локте, чтобы хоть как-то компенсировать свой вес и не раздавить растекающегося под ним Хью, но попытка провалилась. Тогда он просто расслабился и уткнулся носом в подушку рядом с головой Хью. Его внимание тут же переключилось на мочку уха, которую он незамедлительно прикусил, чем вызвал слабый смешок.
- Ты... - он перевел дыхание, - ты что, вообще никогда не устаешь?
Роберт укусил его в плечо и слегка толкнулся вперед.
- Видимо, это означает "да", - засмеялся Хью, постепенно приходя в себя. - Может, тогда слезешь с меня, а? Было бы мило с твоей стороны.
Роберт изобразил вздох разочарования и послушно перекатился на левую сторону кровати. Он улегся на бок и принялся с энтузиазмом водить указательным пальцем по груди Хью.
- Серьезно, откуда в тебе столько энергии?
- Ну... - Роберт закатил глаза и загнусавил, противно растягивая буквы: - Йо-ога, нормальная пи-ища, всякие там травки-мура-авки полезные...
Хью стукнул его подушкой, и оба снова расхохотались.
- Я не знаю, - отсмеявшись, легкомысленно сказал Роберт. - Но я точно знаю, что ТАКОГО со мной еще никогда не было.
- Это точно...
- Эй! А с каких это пор ты держишь в прикроватном столике лубрикант, а? - сощурился Роберт, тыча его пальцем в ребра - для ускорения ответа. - Никак, я не первая жертва твоего противоестественного обаяния?
- Почему это противоестественного? - обиделся тот.
- Да потому что таких как ты нужно изолировать от общества, дабы не развращать последнее, - глубокомысленно заявил Роберт. - Ну так с каких пор?
- Очевидно, с сегодняшнего дня. И это, кстати, не лубрикант, а крем для рук, просто очень жирный. Сразу видно, что ты новичок в этом деле, - хихикнул он.
- Сразу видно, что ты - профессионал, - в тон ему ответил Роберт, мгновенно вспыхнув.
Чтобы хоть как-то скрыть свое смущение, Роберт поднялся за одеялом, которое они спихнули на пол где-то в процессе, а по возвращении бережно укрыл их обоих и уютно устроился на плече Хью, тихонько мурлыкая.
- Правильно Стивен тебя назвал: ты самый настоящий кот, - пробормотал Хью, засыпая.
Роберт только удовлетворенно муркнул в ответ. И тоже провалился в сон.
* * *
Утро было неожиданно добрым и поздним. Хью уже и забыл, что оно таким вообще может быть. За последние энное количество лет (о, Господи!) он ни разу не просыпался так поздно – аж в 10 утра! - и в таком прекрасном расположении духа, как сегодня.
Приняв душ, он проскользнул на кухню, стараясь производить как можно меньше шума, и принялся за приготовление завтрака, напевая себе под нос джорджмайкловскую Faith.
Работа кипела вовсю, когда в дверном проеме нарисовалась внушительная фигура заспанного, но явно чем-то очень довольного Фрая.
- Доброе утро, - улыбнулся ему Хью. - Завтрак будет через пятнадцать минут, можешь пока душ принять.
- Спасибо, но я лучше за тобой понаблюдаю, - таинственно улыбнулся Стивен, усаживаясь на табуреточку в углу - чтобы не мешать хозяину хозяйничать. - Ты сегодня прямо-таки светишься!
Хью смущенно опустил глаза долу и поспешно вернулся к сковороде с оладьями.
- К моему глубокому сожалению, я вчера был слишком вымотан перелетом и сменой климата, так что уснул где-то на середине второго акта вашего поистине колоссального представления. Смею надеяться, вы будете так добры, что повторите концовку на бис для меня.
- Даже и не мечтай! - Хью швырнул в него варежку-прихватку, продолжая стремительно краснеть. Как ни странно Фрай умолк, улыбаясь своим мыслям. Но потом продолжил:
- Так значит, твой Кот себя оправдал, - задумчиво протянул он. - И как тебе удается находить таких вот секс-гигантов в то время как твой бедный друг довольствуется парочкой жалких секс-игрушек?
- Это ты про Дэниела? - удивился Хью.
- О, нет, что ты! - Стивен замахал на него руками. - Дэниел - свет очей моих, отрада сердца моего, зазноба души...
- Да-да, я понял, - торопливо перебил его Хью, отлично зная, чем может кончиться эта вереница синонимов, точнее, через сколько сотен лет она кончится. - Я знаю, ты его очень любишь.
- Люблю, - кивнул тот. - А ты своего Кота любишь?
- Стивен, зачем ты задаешь мне такие вопросы? - Хью нахмурился, но через мгновение снова засиял. - Ты же знаешь, я смогу ответить тебе как минимум лет через пять совместной жизни.
- О, да. В этом весь ты, - Фрай снова задумчиво кивнул, а потом вдруг скорчил подозрительно озабоченную физиономию и вкрадчиво зашептал: - А что там с вашим сценарием? Вам, значит, придется вынести свои чувства на суд общественности? На смех, так сказать, и поругание? На...
- Сти-ивен! - взвыл Хью. - Я же просил воздержаться от синонимов! - а потом добавил так тихо, что Фрай его еле слышал: - А насчет сценария...я же тебе уже рассказывал, "что там" насчет сценария...
- А, так прекрасный мистер Леонард еще ничего не знает?
- Не знает...
Стивен хитро улыбнулся. Он встал и двинулся по направлению к выходу, делая нарочито длинные паузы между шагами. Голос его звучал все громче и громче с каждым шагом.
- Так значит...я могу...рассказать мистеру Леонарду...о твоей...маленькой афере...со сценарием??
Хью ощетинился и загородил собой дверной проем, раздраженно шипя прямо в лицо Фрая:
- Только попробуй! Я тебя в порошок сотру! Я тебя...больше в гости никогда не приглашу! Я...я тебе оладьев не дам!!
Но эти угрозы, видимо, не возымели действия. Стивен продолжал победно улыбаться, нахально глядя ему прямо в глаза.
- Не-а. Бис.
- Чего? - Хью ошеломленно уставился на него, забыв про свои угрозы.
- Ваше вчерашнее представление на бис...
- Н-но..!
- ...и тогда прекрасный мистер Леонард не узнает, что ты подделал сценарий и вписал туда несуществующую любовную сцену, дабы быстро и безболезненно заполучить вышеупомянутого мистера Леонарда в свою постель! По крайней мере, он не узнает этого от меня.
- Т-ты...ты....!!
Хью просто кипел от негодования! Масла в огонь подливала и самодовольная физиономия Фрая, ухмылка на которой с каждой секундой становилась всё шире. Наконец, Хью сдался и обреченно кивнул:
- Хорошо...
- Можете начать прямо со второго акта, - продолжал выдвигать требования Фрай, явно наслаждаясь его смущением. - Вот с того места про твою поясницу...
- Ты что, вообще все слышал?! - Хью уставился на него в недоумении. - Зачем тогда повторять??
- Пьеса показалась мне...интересной, - пожал плечами Стивен. - К тому же, я ее только слышал, но не видел. Так что не утруждайте себя тем, чтобы плотно прикрыть дверь...
Хью аж задохнулся от негодования.
- Да иди ты к черту, вуайерист хренов!! - заорал он на всю квартиру. - Да чтобы я! еще хоть раз...!
- Хью? Стивен? Что тут у вас происходит?
Роберт заглядывал в кухню через плечо Хью и при этом отчаянно зевал и тер глаза, что выглядело крайне умилительно.
- Ничего-ничего, мистер Леонард, милый, - сладко проговорил Фрай - тоже через плечо Хью. А потом добавил еле слышно на ухо самому Хью: - Иди погладь своего котенка по спинке и накорми его хорошенько. Ему предстоит потрудиться этой ночью.
Глаза Фрая алчно блестели, улыбка расползалась все шире...и Хью вдруг понял, что абсолютно бессмысленно сейчас с ним спорить. Не потому, что переспорить Стивена невозможно (хотя да - невозможно), а потому, что это ведь совершенно не важно: кто и что увидит этой ночью. Важно лишь то, что они снова будут рядом, по-настоящему рядом, впервые за столько лет. А еще то, что они смогут оставаться вместе еще как минимум два года - пока не закончится контракт. А потом он, пожалуй, продлит этот чертов контракт еще на пару лет. Или еще на десять. А когда Шор выдавит из себя все, на что способен, и сериал прикроют, он найдет еще какой-нибудь проект - какая разница, насколько тупой и бессмысленный? - и все равно будет рядом с Робертом так долго, пока он того хочет.
Потому что только это единственно важная вещь в жизни.
Название: Он мой Автор: AleeraDark Бета: Шёпот Рейтинг: PG-13 Размер: мини Пейринг: Хаус/Чейз, Воглер/Чейз Жанр: Drama Отказ: Герои мне не принадлежат, события - тоже, за исключением некоторых. Аннотация: Причина противостояния Хауса и Воглера. Комментарии: 1 сезон. Возможно ООС Чейза.
-Хаус! Ты с досадой оборачиваешься и дожидаешься, пока разгневанная Кадди доберется до тебя по людному коридору. -Почему ты опять без халата? Ты же знаешь, Воглер ищет повода прикопаться к тебе. Почему бы тебе не перестать давать ему этот повод и хоть раз в жизни надеть халат? Ты молчишь. Халат – не главное. Только Кадди этого не понять. А если ты наденешь его – то Воглеру сразу станет ясно: ты проиграл. Уступил. Тебе представляется его злобная усмешка, и ты вздрагиваешь. -Знаешь, лучше я буду хорошим врачом без халата, чем плохим, но в халате и с галстуком. Видя, что ты в плохом настроении, Кадди вздыхает и уходит, а ты продолжаешь стоять, смотря в пространство, понимая, что никогда не уступишь. Просто не имеешь права.
Все видели вашу с Воглером постоянную борьбу и неприкрытую ненависть. Но никто не знал истинной причины этой вражды. Кроме самой причины. Молодому, красивому блондину из Австралии было больно видеть, что он положил начало яростной войне между двумя своими начальниками. Но он не хотел добровольно положить ей конец.
Все началось тогда, когда Воглер вызвал Чейза к себе в кабинет. -Ваш отдел не оправдывает потраченных на него денег, - грозно нахмурившись, произнес он. – И я намереваюсь его сократить. Я планирую уволить одного из вас троих – кроме Хауса. Сердце у Чейза подпрыгнуло. -Знай, что твоя судьба в твоих руках. Я могу дать тебе гарантию, что сокращение тебя не коснется. Но для этого тебе придется выполнить одно мое условие. Воглер тяжело поднялся из-за стола и неспеша подошел к Чейзу. Не понимая, что происходит, доктор с опаской смотрел на начальника снизу вверх. Вдруг Воглер протянул руку и приподнял голову Чейза за подбородок. -Ты красивый… - с откровенной похотью произнес он Чейз резко отпрянул, но, видя отразившуюся на лице Воглера злобу, извиняющимся тоном прошептал: -Пожалуйста… Можно я подумаю… Через минуту он вылетел из кабинета, не понимая, куда несется. Предложение босса было слишком неожиданным.
Ты тогда был в своем кабинете – задумчиво вертел в руках мячик, решая очередную головоломку. Ты был близок к разгадке, когда в кабинет ворвался Чейз. Ты уже хотел накричать на него за то, что он сбил тебя с мысли – но осекся, увидев его не то напуганные, не то яростные глаза. -Что с тобой? – неожиданно мягко вырвалось у тебя из губ. Роберт вздрогнул и посмотрел на тебя. Было ясно, что он только тебя заметил. Ярость ушла из его взгляда, и теперь он выглядел просто напуганным. Ты тяжело поднялся на больную ногу и, хромая, подошел к нему. Почему-то тебе было больно его видеть в таком состоянии. Желая ему как-то помочь, ты неожиданно, для себя и для него, протянул ему свой мячик. -Что случилось? – еще раз спросил ты, глядя в его неверящие глаза. Может, из-за такого доверия, проявленного тобой, а может, из-за твоего обеспокоенного тона он все тебе рассказал. А потом посмотрел на тебя исподлобья, видно, ожидая ехидных насмешек и сарказма. Но ты не собирался над ним смеяться. Слишком доверчиво открылся тебе мальчик, чтобы плевать ему в душу. Не зная, что ответить, ты смотрел себе под ноги. -Хаус? Ты со вздохом поднял глаза и поглядел в лицо Чейзу. Неожиданно резко бросились в глаза его чуть влажные приоткрытые губы, словно подкрашенные алой помадой – настолько яркие. -Я не позволю Воглеру к тебе прикоснуться, - твердо сказал ты. Потом ты объяснил ему это тем, что он – дипломированный специалист и Воглер не имеет права его увольнять без веских профессиональных обоснований. Но себе ты врать не пытался. Ты хотел Чейза и не собирался ни с кем его делить.
На следующий день ты пошел и заявил это Воглеру в лицо. -Значит, так? – Воглер грозно нахмурился, становясь похожим на бульдога. -Да. Он мой, - гордо ответил ты, тяжело опираясь на трость. Тогда Воглер и поклялся тебя уничтожить. Он выискивал любую мелочь, любой повод, чтобы избавиться от тебя. И он продолжал приставать к Чейзу. Только гордость молодого доктора уже очнулась, и Роберт не давал Воглеру к себе прикоснуться. Халат – предлог. Отсутствие халата значило, что Чейз еще твой, и ты не собираешься его отдавать. Стоило бы тебе надеть его, и Воглер не стал бы ждать ни минуты.
Но за то время, которое ты защищал Чейза, ты успел впасть в зависимость от него. Сильнее, чем от викодина. Ты уже не мог думать ни о чем другом в его присутствии, терял нить рассуждения, наугад предлагая диагнозы. И, похоже, это было заметно. Потому что в очередной раз после бурного обсуждения с минимальным твоим участием Кэмерон и Форман ушли делать бессмысленные тесты, а Чейз подошел к тебе, стоящему к нему спиной, и спросил: -Что с вами? Ты вздрогнул и обернулся. Чейз стоял слишком близко, и мозги отказывались работать. И тогда, еле шевеля пересохшими губами, ты сказал: -Ты мой. На лице Роберта отразились непонимание и страх. Ты, наверное, показался ему тогда чем-то вроде предателя. Он медленно отступил на шаг, на еще один. У тебя в мозгу молнией пронеслась мысль: сейчас он развернется и убежит, и никогда больше не захочет остаться с тобой наедине… Тогда ты, забыв о боли в ноге, метнулся и сшиб его на стол, прижимая всем своим весом. -Хочу… - все, что мог сказать ты, впиваясь в мягкие губы. Надо отдать ему должное: он сопротивлялся изо всех сил. Возможно, ему бы удалось отбиться, если бы ты не ждал так долго. Ты был почти безумен, срывая с него одежду, и даже когда он вскрикнул от резкой боли, это доставило тебе лишь дикое удовольствие. -Мой…
На следующий день он сдал тебя Воглеру. Предлог был ничтожен – какое-то лекарство, которое принимала твоя пациентка и о котором ты не сказал комиссии. Но Воглеру только это было и нужно. Теперь у него была возможность настоять на твоем увольнении, имея веские основания. Но он не хотел. Он хотел, чтобы ты полностью принял свое поражение. Чтобы сломался. Приполз на коленях. И ты готов был это сделать. Предательство Чейза выбило у тебя землю из-под ног. Ты уже не собирался сопротивляться. Когда тебя вызвал Воглер, ты безропотно надел халат.
В кабинете Воглера сидела Кадди. Стоило Воглеру увидеть тебя, как его лицо расплылось в довольной улыбке. -Что ж, я вижу, доктор Хаус, мы сумеем найти с вами общий язык. Я пока повременю с просьбой о вашем увольнении. Ты натянул на лицо жалкое подобие улыбки. -Доктор Кадди, доктор Хаус, у меня больше нет причин для разговора. Вы свободны. Можете идти. Кадди, почти сияя, повела тебя к двери. У самого выхода тебя остановил голос Воглера. -И еще, Хаус. Позовите ко мне сейчас доктора Чейза.
Status praesents subjectivus Автор: Createress Бета: Remi.Influence ака Elinberg Рейтинг: PG-13 Размер: миди Пейринг: Уилсон/ОМП, Хаус Жанр: Drama Отказ: Ну, я бы написала, что все мое - но вы же все равно не поверите, правда? Так что, персонажи, события и места, чьи названия покажутся вам знакомыми, принадлежат тем, кому принадлежат Цикл: Historia Morbi [1] Аннотация: Хаус узнает ранее не известные ему факты о лучшем друге. У Уилсона новый роман. А на диагностическое отделение поступает пациент, у которого по непонятной причине очень часто повторяются пневмонии. Комментарии: Тайм-лайн: вскоре после третьего развода Уилсона. Канон, соответственно, учитывается частично.
Все медицинские случаи взяты из практики - очень редко моей, в основном моих преподавателей, кураторов и профессоров.
Огромная благодарность Remi.Influence ака Elinberg за быструю и качественную работу.
Status praesents subjectivus (лат.) - в точном переводе "Субъективное состояние на настоящий момент", в истории болезни соответствует разделу "Жалобы больного"
Предупреждения: слэш, OOC, AU Статус: Не закончен
«Больной предъявляет жалобы на невозможность дышать». Из студенческой истории болезни.
Глава 1 Глава 1. Врачи отличаются от нормальных людей в частности тем, что обычно не теряют друг друга из виду после окончания обучения, памятуя о том, что все люди имеют обыкновение болеть, и никто не знает, какой именно специалист тебе временами может пригодиться. Так, здоровый рыжий верзила из соседнего кампуса может когда-нибудь консультировать тебя по поводу остеопороза, а девушка, с которой ты виделся на какой-то вечеринке, выписывать тебе антидепрессанты или, что определенно менее приятно, нейролептики1. С этой точки зрения, время от времени посещать встречи выпускников становится не столько приятным, сколько полезным мероприятием. Джеймс Уилсон имел склонность проявлять оригинальность в умении строить семейную жизнь или выбирать себе друзей, но тут оказался ее лишен. С удручающей периодичностью он честно тратил на дорогу несколько часов, чтобы выпить по бокалу вина в компании людей, которые последний раз играли какую-то роль в его жизни лет этак пятнадцать-двадцать назад. В этом году Уилсон опять сидел в ресторане с медиками его выпуска и слушал бесконечные вариации на такие животрепещущие темы: «А помнишь, как…» и «А знаешь, у меня теперь…». - … Помните ту светленькую Элис, которую я водил на вечеринки на последних курсах? Мы поженились вскоре после того, как я поступил в ординатуру на общую хирургию, и теперь у нас трое детей, и четвертый на подходе! Уилсону удавалось отделываться сочувственными замечаниями, пока Хелен Биллингс, которая, кажется, носила все те же очки в духе Леннона, что и в колледже, не наклонилась к нему поближе и не спросила: - Что насчет тебя, Джим? - Ну, у меня детей нет, и я в разводе, - коротко отчитался Уилсон. Если уж говорить начистоту, то на фоне блестящих карьерных успехов, его личную жизнь, очевидно, следовало признать провальной. - Погоди-ка, - обескуражено переспросил Дэн Харпер с другого конца стола, и Уилсон тут же проклял хороший слух отоларинголога, - ты же развелся уже лет десять назад, если не больше? Так и не женился снова? - Именно, что женился. После развода с Бонни, я был женат на Джули. - Бонни? – снова подала голос Хелен. – Разве так твою первую жену звали? Я же была на вашей свадьбе в восемьдесят восьмом или… восемьдесят седьмом… - Бонни была моей второй женой, - сухо заметил Уилсон и отпил вина, надеясь прекратить этот разговор. На пару секунд все угомонились, а потом Харпер дожевал-таки очередную порцию мяса. - Три развода? – уточнил он, как будто это требовало еще пояснений. - Может у тебя этот… как его… деструктивный сценарий брака2? – поинтересовалась Хелен, которая, кажется, изрядно перебрала. Во всяком случае, ее лицо было почти таким же алым, как и волосы. - Кто тут упоминал о деструктивном сценарии брака? – вышел из прострации Дилан Кейси. Уилсон припомнил, что этот после колледжа ушел не то в парамедицину, не то в парапсихологию3. - Нет, никакой такой сценарий никогда не фигурировал ни в одном брачном договоре, - неловко отшутился Уилсон. - Подождите, дайте мне слово! – вмешался доктор Гольдман. – В конце концов, разводы – это моя специальность, я же психотерапевт. Когда тебе всего за сорок и у тебя три развода, значит, если и нет деструктивного сценария, то какая-то причина, Джим, все равно должна быть. Уилсон подумал, что понимает тех, кто считает, будто психотерапевт получает деньги, сообщая тебе очевидное. - Да-да, - машинально повторил Уилсон вслух, стремясь свернуть, наконец, этот проклятый разговор, - какая-то причина… * Доктор Грегори Хаус в сотый раз перевернулся на другой бок и в сотый же поморщился от боли в ноге, по ощущениям простреливавшей через все тело при малейшем движении. Бессонница – вечное проклятье всех пациентов с хроническими болями – Хауса не щадила никогда, так что стоило ему сегодня ночью проснуться в душной темноте спальни и увидеть на часах мерзкие цифры «04:07», как он сразу понял, что со сном можно попрощаться. В самые тяжелые для больных предутренние часы унять боль не помогал даже викодин. Бессонница бывает разной, но у Хауса была ее худшая разновидность – когда лежишь с тяжелой головой и стучащей кровью в висках, с глухим раздражением вслушиваешься в мерное тиканье часов и шум редко-редко проезжающих по улице машин, безумно хочешь спать, а сон все не идет. Хаус перевернулся на спину и согнул в колене ногу, которую разрывало тупой болью. Боль тут же усилилась в несколько раз – точь-в-точь как он и ожидал. Все тело было покрыто испариной, и жар, сжигавший кожу, ничуть не помогал расслабиться и погрузиться в сон. Мужчина неловко сдвинул тяжелое одеяло в сторону, но без него тут же стал замерзать. По позвоночнику продергивало неприятным холодом, как при высокой лихорадке. Хаус снова повернулся, в отчаянии пытаясь найти какое-нибудь положение, при котором боль утихнет хоть чуть-чуть. Бесполезно, разумеется. Цифры на часах менялись издевательски медленно, словно кто-то, с замашками явного садиста, нарочно растягивал время. Без четверти пять Хаус сдался и встал, тяжело опершись о трость и не сдержав тихого стона, вырвавшегося сквозь стиснутые зубы. С одной стороны, стесняться ему особо было некого – не Стива же, который дремлет в своей клетке на кухне? С другой, Хаус относился к той породе людей, кто ненавидит показывать свою слабость не только на публике, но и наедине с самим собой. Добравшись до кухни, он включил свет, и Стив тут же проснулся, забавно поднимая усатую мордочку, очевидно не желая пренебрегать возможностью получить от хозяина что-нибудь вкусненькое сверх рациона. Хаус проглотил таблетку викодина, не дав себе труда запить ее - отчасти потому, что в инструкции было четко указано: «каждую дозу обязательно запивать стаканом воды», и достал себе виски, так как там также было строго запрещено сочетать употребление лекарства с алкоголем. Он открыл холодильник, вытащил пакет нарезанной моркови для крысы. В дверце призывно звякнули бутылки пива, и Хаус какое-то время их рассматривал, прежде чем захлопнуть холодильник. Пиво – хорошая вещь для большой компании с девочками или дружеских посиделок перед телевизором пятничным вечерком. В пятом часу утра в пустой квартире, с разыгравшейся бессонницей и чувством, что твою неампутированную ногу отрезают прямо сейчас тупой пилой и без анестезии, определенно лучше пьется виски. - Сюда бы хлороформа, - вслух произнес Хаус, озвучивая свои какие-то нечеткие мысленные образы. Вместо слов получился хрип – после окончания работы сегодня… нет, уже вчера разговаривать ему больше не приходилось, так что Хаусу пришлось откашляться и повторить снова. Собственный голос в тишине пустой ночной квартиры прозвучал неуместно и нарочито-громко, как в церкви или на кладбище. Стив, успевший снова свернуться комком шерсти, тут же проснулся и с благодарностью принял просунутую сквозь прутья морковку. Хаус отхлебнул виски, подумывая, не стоит ли ему допиться до отключки. Какое-то время он прикидывал, что будет хуже – ходить завтра весь день разбитым из-за похмелья или из-за бессонницы, но существенной разницы обнаружить не удалось. Лежать в темноте, пытаясь отрешиться от боли и уснуть, – одно из самых неприятных времяпрепровождений. Однако бродить ночью по пустой квартире из угла в угол, не зная чем себя занять, немногим приятнее. Сидеть было нестерпимо больно - настолько, что на здоровой ноге мышцы начинали спазматически дергаться. Ходить было еще больнее. Хаус попробовал полистать какой-то журнал, но сосредоточиться хотя бы на том, чтобы буквы складывались в осмысленные слова, ему сейчас было не под силу. Думал было немного поиграть, но мысль об объяснениях с полицией, которую вызовут соседи, его сейчас не прельщала. Стив уже обследовал прутья клетки и, убедившись, что больше моркови нет, с философским спокойствием уснул снова. Глядя на него с легкой завистью, Хаус размышлял, бывает ли бессонница у животных, и пришел к выводу, что нет (медведи-шатуны не в счет). Бессонница – это определенно то, чем человек расплачивается за свой разум. Если уж на то пошло, род «homo» за свой вид «sapiens» вообще расплачивается довольно многим. Взамен он получает последнюю версию Microsoft и возможность заниматься сексом абсолютно в любое время, когда только хочется. Одно Хаусу как-то уже давно не удавалось опробовать в деле, а насчет второго - Грег был совсем не уверен, что Microsoft стоит бессонницы. Взгляд его уперся в коробки из-под китайской еды, стоявшие на столе. Уилсон, который должен был прийти вчера, отбыл на свою встречу выпускников, и поэтому Хаусу пришлось съесть обе порции, хотя воровать еду у самого себя совсем не здорово. Зачем он все же заказал две порции, Хаус вряд ли смог бы объяснить. Если задуматься, то надо отметить, что, как ни странно, у Хауса ни разу не было бессонницы, пока Уилсон спал на диване в его гостиной. Хаус абсолютно уверен, что никакой логической связи тут, конечно, нет и быть не может. Думать о том, что он уже дошел до такого состояния, что чувствует облегчение, когда жизненное пространство с ним делит хоть кто-то, не хотелось. Мысль о том, что это должен быть не просто кто-то, а именно Уилсон, была еще хуже. Однако диагноз напрашивался сам собой, и хоть Хаус и не был поклонником бритвы Оккама, но произнес вслух: - Тяжелый абстинентный синдром4, - наградив себя определенным диагнозом, он почувствовал какое-то смутное облегчение, - я думаю, Стив, это очевидно. Стив поднял на него глаза-бусинки и пошевелил усами, на манер соглашающегося с ординатором профессора. - Есть верная народная примета, - продолжил Хаус, подливая себе виски, - начал разговаривать с крысой – поехала крыша… Он потянулся, взял телефон и набрал нужный номер, очевидно, разбудив ночного дежурного. Его соединили с абонентом через пару минут. Уилсон снял трубку сразу же. - Какого черта, Хаус? Мне подарить тебе часы на Рождество или научить тебя ими пользоваться? - А ты что, спишь? - Конечно, нет. Как мне могло такое прийти в голову в пять утра? - Вот и отлично. Раз ты все равно не спишь… Где шлялся-то? - Только что вернулся со встречи выпускников, - неохотно признал Уилсон. Хаус представил, что сейчас Джеймс наверняка развязывает галстук. - Черт возьми, Уилсон, хватит – собирай манатки и мотай ко мне. Пять часов утра – время, когда у Уилсона запас прочности минимален, поэтому он уставшим голосом ответил лишь: - Хорошо. Завтра привезу вещи. * Когда Уилсон открывает дверь своим ключом часов в одиннадцать утра, то находит Хауса сладко спящим на диване. Джеймс качает головой, накрывает друга поплотнее пледом и уходит на кухню готовить завтрак.
~ ~ ~ 1.антипсихотики, — психотропные препараты, предназначенные в основном для лечения психотических расстройств; зачастую вызывают "нейролепсию" - снижение двигательной и психической активности, безразличие к окружающим.
2.На бессознательном уровне может быть заложен деструктивный сценарий — тогда раз за разом любовные отношения терпят фиаско. Например, ребенок, выросший в неполной семье, мечтает, что у него-то все будет иначе — он создаст большую дружную семью, но в реальности воплотить это у него никак не получается: внутри есть сценарий неполной семьи.
3.Парамедицина - то, чем по необходимости приходится довольствоваться в отсутствии профессиональной медицины. Важнейшая функция парамедицины оказание первой доврачебной помощи буквально с первых мгновений после травмы. Иногда, термин парамедицина употребляется в значении: "раздел медицины, в котором применяются лечебные методы, не использующие известные физические посредники". Такими методами являются лечение посредством наложения рук, мысленного внушения. Парапсихология - (по мнению парапсихологической ассоциации) дисциплина, которая направлена на исследование существования и причин психических способностей людей и животных, феноменов жизни после смерти, использует научную методологию.
4. Абстинентный синдром — синдром физических и/или психических расстройств, развивающийся у больных наркоманией спустя некоторое время после прекращения приёма наркотика или уменьшения его дозы (ломка).
Глава 2Глава 2 Выходные дни – единственные, когда Уилсон позволяет себе принимать душ и укладывать волосы после завтрака, а не до него, и, следовательно, единственные, когда Хауса не будит шум фена. Поэтому, теоретически, настроение у Грега за завтраком должно быть лучше обычного. На самом деле оно абсолютно такое же, потому что ему совершенно безразлично, от чего просыпаться: от шума фена, когда Уилсон укладывает волосы, или от позвякивания посуды, когда Уилсон готовит завтрак - лишь бы не от боли в четыре утра. Уилсон ставит тарелку с блинчиками на стол, кидает ложку сахара себе в чай, отпивает и тут же, отплевываясь, хватает полотенце и зажимает рот. - Хаус! – возмущается он наконец, откашлявшись, в то время как тот, увлеченно пережевывая блинчик, отвечает ему поразительно невинным взглядом голубых глаз. – Соль в сахарнице? Тебе что, четырнадцать? - Брось, Уилсон, это – традиция. Джеймс ответил ему уже привычным взглядом: «Пора повзрослеть, Хаус…» - Традиции нарушать нельзя, они – основа каждого общества. Дружеские розыгрыши и все такое… - В прошлом месяце ты отправил на исследование в лабораторию под видом биоптата кусок колбасы. Хаус согласно кивнул. - Да, и они мне там нашли обширные поля некроза… Между прочим, мне не хотелось больше есть колбасу, дня два. - Бедняга, - без намека на искренность посочувствовал Уилсон, наливая себе новую чашку чая. - Во сколько ты вернулся вчера? – постаравшись, чтобы это прозвучало небрежно, поинтересовался Хаус. Уилсон, погруженный в какие-то свои размышления (очевидно, прикидывая, какова вероятность того, что в джем Хаус намешал красный перец), ответил не сразу: - Довольно поздно, полагаю. - Monster Truck закончился в два, - подсказал Хаус, утаскивая из тарелки Уилсона намазанный джемом блинчик. - Я просто живу у тебя, Хаус, - рассеянно заметил Джеймс, - я на тебе не женился. Или женился? На меня вообще это похоже. - Нет. И, кстати, очень жаль, - отозвался тот и добавил задумчиво: - Мне бы алименты не помешали. - А мне бы не помешало найти квартиру, Хаус, и это было делать гораздо удобнее в гостинице, где никто не вырывал из моих газет страницы с объявлениями. - С чего ты взял, что это я? – очень натурально возмутился Грег. - Нас всего здесь двое! - Бездоказательно. Ты слышал когда-нибудь о любопытной поправке к Конституции о презумпции невиновности? Уилсон только головой покачал, не в силах сдержать улыбку. Хаус всегда выигрывает в таких спорах. - Если перекроешь сегодня горячую воду, когда я буду в душе - обеда не получишь. - Когда это я так делал? - Вчера, - тут же ответил Уилсон, и Хаус был вынужден признать, что это соответствует истине. - Ну, тогда ты должен понимать, что я не стану повторяться. Я же гений, Уилсон, я всегда могу придумать что-нибудь новенькое!.. – последние слова Хаус почти прокричал, потому что Уилсон, снова выразительно покачав головой, скрылся за дверью ванной комнаты. Спустя полчаса, когда в ванной мерно шумел фен Уилсона, а Хаус сидел на диване и перебирал струны гитары, раздался телефонный звонок. Не оставляя гитару, мужчина прикинул шансы на то, кому этот звонок адресуется: ему или Уилсону. Определить их было не так просто: Уилсон жил здесь всего пару недель, но список постоянных абонентов у него был намного длиннее. В любом случае Хаус не собирался брать трубку. Пусть поработает автоответчик. После четырех или пяти звонков шум фена смолк, и Уилсон вдруг резко распахнул дверь ванной комнаты. - Хаус, выключи автоответчик! Прежде, чем тот успел даже понять, что от него хочет Джеймс, автоответчик щелкнул, и запись сообщения началась. - Джеймс, это Терри. Спасибо тебе за вчерашний вечер и за ночь, отлично все прошло – надо будет как-нибудь повторить. Позвони мне. Новый щелчок возвестил, что сообщение записано. На автоответчике замигала лампочка. Хаус забыл про гитару в руках. Уилсон каким-то нервным движением потирал шею. В принципе, ничего такого странного в этом сообщении не было. Только вот голос был мужским. Хаус нарушил молчание первым. - Пожалуйста, скажи мне, что «Терри» - это сокращение от «Терезы», и у нее жуткий ларингит. Уилсон с совершенно несчастным выражением лица молча подошел к креслу и сел, опершись локтями о колени. - Судя по тому, что у тебя даже глаза косить начали, - продолжил Хаус, - «Терри» сокращение от «Терренса», и у него приятный баритон без малейших признаков ларингита? Уилсон снова промолчал. - И он ведь тебя благодарил не за то, что ты вчера потратил всю ночь, рассказывая ему о классификации TMN1? Уилсон и тут ничего не ответил, избегая встречаться с Хаусом взглядом. - Ты ему перезвонишь? - Тебя это волнует? – наконец вышел из прострации Джеймс. - Слава богу, ты заговорил – а то я уж подумал, что у тебя паралич голосовых связок от шока. Уилсон? Тот вздохнул. - Нет. Я не рассказывал ему вчера о классификации TMN. Один раз мы ее упомянули за ужином, но только вскользь… И ларингита у него нет. Повисла долгая пауза. - И давно? – тихо спросил Хаус. - Что именно «давно»? Я играю за две команды? - Мне казалось, такие эвфемизмы вышли из моды в семидесятых? Или нет? Так как давно? - С колледжа. Еще до моего первого брака у меня был… роман с однокурсником. Довольно серьезно – ну, насколько это бывает в двадцать лет. И я дружил тогда с одной девушкой… Не знаю, кто из них мне нравился больше… оба были замечательными. Может, это и вылилось бы во что-то в итоге, но тот парень… он уехал из города, а в двадцать романов на расстоянии не бывает… В общем, через пару месяцев та девушка уже была моей подругой официально. А через пару лет и моей женой. - А с тех пор?.. - Неоднократно. Обычно после развода. Очередного, - ответил Уилсон, стараясь отогнать от себя мысль о том, насколько убого звучит это «очередного». - И ты ни разу не обмолвился об этом за тот десяток лет, что мы знакомы? Ну так, как-нибудь вскользь. Или записочку мог мне к холодильнику пришпилить – черкнуть там в паре слов. - Хаус, в наших традициях, что я никогда и ничего тебе не рассказываю из личной жизни – ты все разнюхиваешь сам. - В данном случае это против правил, - возмутился Грег. – Я не мог такого предположить! – Уилсон в ответ пожал плечами. – И сколько же противоестественных интрижек тебе удалось от меня скрыть? - Хаус, я их не считаю! - Уилсон, колись. - Не считаю, - упрямо заявил мужчина. - То есть через твою постель прошло так много мужиков, что ты сбился со счета, когда кончились пальцы на левой руке и… - Заткнись. Девять. Всего. - А женщин? – решил уже выяснять все до конца Хаус. Уилсон со стоном закрыл лицо руками. - Ты оставишь меня в покое? Тебе мало того, что ты уже знаешь? - Дай-ка подумать… Да, мало. Мне, Джимми, тебя всегда мало. - Да за что ж мне это? – риторически вопросил тот. – Восемнадцать. - Недурно, - слегка потрясенно отметил Хаус. - Эй, я этим не горжусь! А теперь, когда мы все выяснили, и, пока твои вопросы не дошли до того момента, после которого мне останется только покончить с собой, я собираюсь пойти проверить студенческие работы. Уже в дверях Уилсон обернулся. - Грег… если хочешь, я съеду в гостиницу. - Вовсе нет, - отозвался Хаус и тут же понял, насколько поспешно это прозвучало. – Хотя надо признать – у тебя очень своеобразный способ бороться с депрессией после разводов. - Это звучало бы убедительнее, если бы со мной не говорил самый асоциальный человек в этом городе. Я сам справлюсь со своей личной жизнью, Хаус, спасибо. - Ну-ну, - скептически отозвался он в ответ, - я тоже сам справлялся до семнадцати лет. На лице Уилсона тут же появилось особое многотерпеливое снисходительное выражение, означавшее, что на этот раз обмануть его не удалось. - Хаус!.. - Девятнадцати. - Хаус!.. - Двадцати одного. - Так-то лучше, - после короткой паузы признал Уилсон и вышел из гостиной. Он как раз взял в руки первую работу и только-только начал вникать в судорожную белиберду, которую студенты выдавали за описание клинического случая, когда на кухню вошел Хаус. - Знаешь, у меня тут еще один интересный вопрос. - Тогда тебе лучше задать его побыстрее, - пробормотал устало Уилсон, - потому что я собираюсь отрезать себе уши, чтобы не слышать больше твоих вопросов и, особенно, комментариев. - Ножницы во втором ящике кухонного стола, а скальпели в шкафчике в ванной, - с готовностью любезно подсказал Хаус. – Уилсон, зачем тебе понадобилось, чтобы я об этом узнал сейчас? Джеймс удивленно поднял на него глаза. - Ты о чем? Думаешь, это был какой-то план? Ты – параноик, Хаус! Как мне удалось бы подстроить, чтобы ты услышал это сообщение? - Не знаю. Но я не знаю и того, как тебе удавалось все эти годы просидеть в подполье, а никто даже не заподозрил, что оно у тебя есть. Я не куплюсь на то, что ты удачно скрывал свои интрижки все время нашего общения, а сейчас так просто случайно прокололся. - Ладно. Я мог бы и дальше прекрасно скрывать свои «интрижки», - признал Уилсон, и Хаус слегка поморщился от этой самоуверенности, но перебивать не стал. – Насчет «интрижек» я бы тебя просвещать не стал… Ты бы меня этим шантажировал до конца своих дней… ну, вообще-то ты и так будешь это делать…. Я хотел, чтобы ты об этом узнал сейчас, потому что не смогу скрыть «неинтрижку» потом… Он замолчал, окончательно запутавшись в словах. Хаус нахмурился, пытаясь разобраться в невнятных полунамеках. У него на это ушло целых три секунды – похоже, они с Уилсоном и вправду слишком много знают друг о друге. - Только не это! – простонал Хаус. – Уилсон, не говори, что решил сменить ориентацию на четвертом десятке! Ты даже не гей! - Правда? Спасибо, а то я-то думал! Хаус, я знаю, ты – вдохновенный диагност, но это уже перебор. - Ты перетрахал больше женщин, чем кто-либо из моих друзей! - Это неудивительно: все твои друзья обаятельные, общительные люди, и все они, как на подбор, вымышленные. - Ты был трижды женат! - А еще я был трижды разведен… И, как мне тут любезно указали – на это должна быть причина. - Черт возьми, Уилсон, ты не гей! - Хаус, ты сам себя слышишь? Это самый бредовый разговор, который только можно вообразить! С меня хватит! - Ножницы подать? – после паузы поинтересовался Хаус, упершись взглядом в пол. – Уши можешь выкинуть в пакет для мусора. - Может, проще будет тебе отрезать язык? Мне Кадди еще премию даст, - сделал Уилсон робкую попытку пошутить. Хаус, однако, в ответ даже не улыбнулся. Уилсон подождал с минуту, а потом вернулся к студенческому безграмотному, бессмысленному, бессюжетному бреду. Хаус по-прежнему сидел рядом, просовывая кончик карандаша между прутьями клетки Стива. В молчании прошло около четверти часа, после чего Уилсон положил ручку на стол. - Французские тосты будешь? – спросил он, доставая из холодильника яйца и молоко. - Буду, - отозвался Хаус, и Уилсон кивнул, прикидывая сколько надо делать тостов, учитывая, что Хаус сворует у него, по меньшей мере, половину порции.
~ ~ ~ 1. Классификация для характеристики злокачественных опухолей.
Название: Вопрос доверия Автор: Ягуарунди Пейринг: легкий полунамек на Хилсон Рейтинг: G Жанр: ангст Размер: драббл Статус: закончен Отказ от прав: Всё не моё.
читать– Пожалуйста! – Хаус отсчитал сумму ровно за пиццу и отдал разносчику, игнорируя намеки на чаевые. Пиво уже стояло в холодильнике, в CD загнан диск с L-world. Давно хотел пересмотреть, но пугать Уилсона было удобнее порнушкой. Он сел в кресло и открыл бутылку. Без привычного предмета насмешек в доме было как-то пусто. И подбиралось оно. Одиночество. Это слово уже давно плотно вплелось в жизнь Грегори. Ровно после того момента, когда Стейси ушла. Он мог говорить что угодно ей, её новому мужу, Кадди и даже Уилсону, но на самом деле знал – что виноват он сам. Не понял, не смог, не простил. Хотя вины и не чувствовал. Просто была одна вещь, которую Грегори не мог принять никогда – предательство. Даже если от этого зависело его же счастье. Откинувшись удобнее на спинку кресла, Грегори нажал на кнопку – экран подсветился, и пошла заставка. Сериал про лесбиянок, довольно сомнительное, но действительно отвлекающее занятие. К тому же потом можно поинтересоваться у тринадцатой, почему она там не снималась. Маски. Они тоже были необходимой составляющей. Одеть одну перед Кадди, одну перед пациентом, третью перед коллегами. И самую тонкую перед Уилсоном. Похожи? Конечно. Специально добавить язвительность везде, это основа. Это стена, сквозь которую невозможно просочиться. И стать близким. А те, кто не подобрался к сердцу – не смогут предать. Хаус глотнул из бутылки, потянулся, чтобы открыть коробку с пиццей и поморщился. Рука вернулась с половины пути и помяла ногу – боль без викодина стала неотъемлемым спутником. Хотя Хаус и сам понимал, что больше всего викодин сдерживал боль, которая растекалась в сердце. Сейчас, когда Уилсон уехал к брату, она не отпускала с самого утра, не давая уснуть ночью. Даже горячая ванна не помогала как раньше. Викодин вообще помогал от многого. Уползая в сладкий дурман, в котором, о чудо, продолжала работать гениальная голова, Грегори чувствовал себя даже защищенным. Отчасти, но было уже не так больно возвращаться в пустую квартиру и скрашивать вечера, поглощая таблетки. На экране уже шел фильм. Растерянная молодая девушка пыталась понять, почему они с женихом попали в столь странное место. На лице мелькал страх и заинтересованность. Хаус едва заметно улыбнулся, подумав, как метко он разнес бы её переживания, если бы она была пациентом клиники. Но таких, слава Богу, у него ещё не было. Испуг в глазах пациента вообще всегда вызывал в нем раздражение и затаенное чувство стыда. И желание убраться куда подальше. Тот кто не может держаться, тот не достоин уважения. А стыд… потому что такие люди могут верить, в отличие от него. Вера. И она играла слишком важную роль в жизни Грегори. Он верил жене, он верил Кадди, верил даже той женщине, с которой виделся всего несколько дней в том мрачном месте, где самым ярким пятном был неуравновешенный любитель рэпа. И сейчас остался только Уилсон. Которому хотелось верить, больше чем когда либо, потому что он пока ещё не предал, пока ещё не оставил и всегда приходил на помощь. Сколько бы проверок Хаус ему не устраивал. В замке послышался лязг ключа, потом скрип попытавшейся открыть двери. Раздраженный и до боли знакомый возглас и, как финальное действие, нетерпеливый звонок в дверь. Грегори встал и, подойдя к двери, убрал из-под ручки стул. – Что за детский сад? – возмутился Джеймс, проходя в дом. – Стул у двери? А ведро с водой ты наверх не поставил, случаем? – Подумывал сделать это позже, когда лягу спать, – поделился мыслями Хаус. – Ты же должен был вернуться ночью. – Рейс перенесли, – рассеянно ответил Уилсон, на всякий случай, осматривая стену. Видимо думал, возможно ли туда на самом деле приладить ведро. – Тогда пойдем смотреть лесбиянок. Они такие горячие! – Грегори усмехнулся, повернулся к другу спиной и, опираясь на трость, проковылял в гостиную. – Но пива я тебе оставлять не буду, не надейся! И все же он никогда. Никогда не скажет Уилсону, что ему последнему он верит.
Название: Как избавиться от скуки или Хаус/Уилсон: Начало Автор: Verlorenes Kind aka Принц Ирис Пейринг: Хаус\Уилсон Рейтинг: G Жанр: humour, POV Хауса Размер: мини Статус: закончен Отказ от прав: Что не мое, то не мое, не претендую От автора: Маленькая зарисовочка о том, как автор в более подробном виде представляет себе те события, при которых познакомились Хаус и Уилсон. Возможен ООС. От него никто не застрахован
На вопрос о том, где искать себе собутыльника, только Хаус может соригинальничать: "В тюрьме"-…в данном случае уровень эритроцитов повышается, и мы совершенно четко можем наблюдать, что… Я закатил глаза: какая скука! И почему я на это согласился? Ах да, это должно было стать еще одним воспоминанием из папки “первого”, которую открываешь, когда хочется прослезиться, а под рукой нет лука. “Ой, я помню свою первую игрушку: это был плюшевый заяц, и у него была дырка на месте правого глаза, из которой вылезала вата. Боже мой, да это ж он был первым подопытным для моего скальпеля! Да, заяц, а не его глаз. Хотя и он тоже”. “Ой, я помню, как пошел в первый класс. Я тогда случайно заехал раздражавшему меня мальчику портфелем по лицу. Понятия не имею, почему все считали, что я специально. Вранье!”. “Ой, я помню свое первое свидание. Оно не задалось, потому что у подружки была акрофобия [боязнь высоты]. Ума не приложу, и зачем я повел ее в парк развлечений на колесо обозрения?.. Видимо, рубашку, которую я надел, купил отец, а у нас с ним никогда не было теплых дружеских отношений. Поэтому когда тошнота, вызванная страхом, в достаточной мере была реализована на этой самой рубашке…” Так вот, это событие должно было стать одним из разряда “первых”, потому что это была первая конференция, в которой я участвовал уже как дипломированный специалист по инфекционным заболеваниям. Раньше если студенты и участвовали в подобного рода мероприятиях, то не воспринимались всерьез: еще слишком молодые, неопытные. А теперь можно было гордо назвать себя “коллегой” по отношению хоть к самому Гиппократу и сплясать джигу на операционном столе, надев ритуальную повязку из стерильных скальпелей. У кафедры распинался какой-то прыщавый идиот в очках. Нет, я не сужу людей по внешности, просто он мне не понравился. У него был слишком долгий и скучный доклад. И он уже дважды ошибся: неправильно указал причины патологического лейкоцитоза и, зачем-то уйдя в сторону, неверно объяснил строение лимфатических сосудов. Я что, единственный хоть что-то понимал во всех этих умных терминах, которыми он бросался в публику, ожидая восторженных воплей? Почти идеальная тишина нарушалась лишь единственным звуком: шуршанием. Через два ряда, левее меня сидел какой-то парень, который постоянно теребил свой несчастный пакет. Это порядком мешало сосредоточиться, но все, кажется, были слишком увлечены, чтобы заставить его прекратить. Вообще-то, со стороны этот парень не казался нервным, но что-то с этим пакетом явно было не так. Хотя юноша пытался сделать вид, что внимательно слушает выступающего. Я ухмыльнулся и тут же постарался придать лицу серьезное выражение. Здесь были и другие занятные объекты. Например, мужчина средних лет, ноги которого просто не в силах были спокойно упереться в пол, а постоянно дрыгались. Или девушка лет двадцати, явно как-то связанная с этим, что стоял у кафедры, но, тем не менее, смотревшая в другую сторону и строившая глазки растрепанному рентгенологу, в свою очередь вперившемуся в ее непотребное декольте. Девушка, вы где находитесь, клеить надо в другом месте, тогда вам хоть по интеллекту подойдут. Но этот, в чистой голубой рубашке и отутюженных брюках, не расстававшийся с пакетом неизвестного назначения (я уже начал подозревать, что он тут всех взорвать решил – тогда, тем более, надо с ним познакомиться, есть надежда, что пощадит) был куда интереснее. На конференции было порядка трех тысяч человек, но все они были массой. Бесформенной и неинтересной. Большинству из них я смог бы поставить диагнозы, не отрываясь от рассуждений о количестве красных кровяных телец в организме человека (на тему которых пару минут назад распинался и этот несчастный у кафедры). Причем диагнозы были бы как в области здоровья, так и в личной жизни. Скучно, нудно и нужно. Кажется, только последнее слово удерживает меня здесь. Ну и еще легкий интерес к этому… Как же его… Помню, часто мельтешил перед глазами со своим бэйджиком, фамилия такая простая… Что-то на “У”. Уилсон. Точно. Джеймс Уилсон. В перерыв взял себе кофе и принялся за ним наблюдать. Так странно и забавно следить, как активно он жестикулирует руками, общаясь с остальными участниками этого отвратительного события. Что-то горячо объясняет, при этом иногда оборачиваясь, держа пакет (тот сиротливо лежал на стуле, словно занимая его место) в поле зрения. Такой энергичный и открытый. И все же немного нервный. И для того должна быть причина. Единственный представившийся мне шанс разобраться с тайной, скрывавшейся в пакете этого парня, появился, когда Уилсон извинился перед собеседниками и отлучился ненадолго. И я этим шансом воспользовался. С виду пакет был совершенно обычный, ничем не примечательный. Только обратный адрес заинтересовал: “Даймонд и Фэрбэйн”. Адвокаты по разводам? О, так у него разбито сердце! Или он сам ей изменил? Вот почему он такой нервный. Не видел, чтобы он его открывал. Это так болезненно для него? А во время представления других докладов сидел с отсутствующим видом. Надо же, как подкашивает личное горе… Когда он вернулся, я уже сидел на своем месте, как ни в чем не бывало. Пакет тоже был на своем месте, и едва онколог посмотрел на него, в его глазах появилось облегчение (видимо, радовался, что он никуда не делся), смешанное с болью (расторжение брака было делом нелегким). Я чуть нахмурился и больше на него не смотрел. В номере отеля, куда меня поселили, был отличный телевизор с кучей каналов, и всю оставшуюся часть конференции я мечтал о том, как приду туда, завалюсь на диван и буду щелкать кнопкой пульта, пока не найду что-нибудь интересное. После перерыва выступило еще двое человек, но мне было уже неважно. Пределом мечтаний было встать и уйти. В уютную комнату. Интересно, там были чипсы? Кажется, нет. Значит, придется где-то купить. С чипсами всегда приятно заниматься всякими бесполезностями вроде просмотра чепухи по телеку. В номере было хорошо. Тепло, нет никаких назойливых раздражающих факторов внешней среды (проще говоря, этих специалистов из разных областей медицины), все-таки обнаружились чипсы, а также меня настигло счастье в виде кабельного. Или я его настиг, в тот момент было уже неважно. Никто не беспокоил, никуда не надо было торопиться. Называется, расслабься и получай удовольствие. Но вскоре мало-мальски приятные передачи закончились, и я снова едва не взвыл от безделья. К тому же, меня доконала дурацкая реклама. Улыбающиеся блондинки, тараторящиеся сквозь белоснежные зубы нечто вроде “Предлагаем вам новую продукцию нашей компании…” мелькали на каждом канале, независимо от того, что там показывали и насколько интересную передачу своим отрепетированным рассказом они прерывали. Надо было чем-то заняться. Доводить до белого каления было некого, издеваться - не над кем, работать незачем… И я решил пойти в бар, располагавшийся в отеле. Выпить немного, отдохнуть, понаблюдать за людьми. Знаете, всегда приятно посмотреть на идиотов со стороны, зрелище получше всякого шоу. Вживую и, несмотря на большой опыт (огромное количество встреч с ними), все равно удивляешься: и как только можно быть настолько… короче, мне нужно было зрелище. И раз оно не хотело идти ко мне через телевизор, то я решил пойти к нему, прямо в бар. В баре было много народу. Можно было увидеть несколько групп людей, они, очевидно, рассказывали друг другу анекдоты и делились веселыми случаями из жизни, потому что не успевал кто-то договорить, как остальные участники разговора начинали хохотать. Какой-то мужчина, пьяно улыбаясь, клеил довольно симпатичную брюнетку в обтягивающем платье. Стандартное зрелище. У стены же располагался автомат для проигрывания различных мелодий. Меня он ничуть не интересовал, но вот один парень очень внимательно разглядывал представленный список и к тому моменту, как я заказал себе выпивку и устроился с ней за дальним столиком, в углу, он выбрал песню Билли Джоэла “Не испорть момент”. Песня была не очень, однако она частично заглушалась шумом, стоявшим в баре, и я не возражал. Не успел я поднести ко рту стакан с виски, как в бар вошел… кто б, вы думали… тот самый онколог, который всю конференцию носился со своим пакетом. В тот момент, что неудивительно, он был без него. Он уселся за барной стойкой и что-то заказал. Один стакан, второй, третий… Да, в заливании горя алкоголем ему, кажется, не было равных. А между тем парень у автомата (назовем его Люк) в очередной раз проигрывал вышеупомянутую песню, и порядком подвыпившего Уилсона это начало бесить. Он с трудом повернулся на стуле, попытался сделать грозное лицо и проговорил: -Парень, ты б… ты б оставил автомат в покое, а… Тот не обратил на него никакого внимания: старина Джоэл как раз в этот момент завывал самые главные слова, значившиеся в названии песни. Уилсон выпил еще один стакан и снова повторил просьбу: -Парень, я серьезно говорю: заканчивай с этим. Снова ноль внимания. I know the moment isn't right To hold my emotions inside. * И тут Уилсон не выдержал. Видимо, и правда, “был не тот момент, чтобы сдерживаться”. Он схватил наполовину пустую бутылку и со всей силы швырнул ее в сторону Люка. Но, вероятно, взгляд его был достаточно расфокусирован, чтобы он попал не в любителя Билли Джоэла, а в старинное трехметровое зеркало, висевшее рядом. Грохот, посыпавшиеся на пол осколки, истеричные визги… Я поставил стакан на стол и отодвинул его от себя: похоже, мне и без выпивки скучно не будет. Песня закончилась и началась снова, но никто не обратил на это внимания. Люк вздрогнул и унесся подальше от буйного Уилсона. Весь бар смотрел то на разбитое зеркало, то на того, кто его разбил. Вдруг кто-то ободряюще взвыл. Раздался звон: кто-то решил последовать примеру онколога и швырнулся стаканом. Вскоре таких стало двое, а несколько недовольных полезли в драку. Истинный хаос, приправленный Билли Джоэлом, был поистине забавным зрелищем. Я даже умудрился увернуться от одного стакана, брошенного в мою сторону. Но веселье испортила приехавшая полиция: разняла дерущихся, прекратила беспорядки и увезла Уилсона, как зачинщика всего этого безобразия. Я ухмыльнулся, встал со своего места, оставив на столе нетронутое виски, и направился в свой номер. Кажется, я собирался помочь этому парню. Не без подсказок я добрался до ближайшего отделения полиции и без вступлений заявил: -Я хочу внести залог за Джеймса Уилсона. Особого впечатления, признаться честно, это не произвело. Да я и не рассчитывал. Я прошел вслед за служителем закона и увидел этого парня. Он сидел, сцепив пальцы в замок, лицо его выражало раскаянье, смешанное с отчаянием. Услышав, как звякнули ключи, он поднял голову. -Я все уладил, - чуть улыбнувшись, уверил его я. Он нахмурился, судя по всему, пытаясь вспомнить меня. Не вспомнил. Вежливо поинтересовался: -Кому обязан своим освобождением? -Хаус, - представился я, протянув руку. Никогда не называл свое имя. Ненавижу его. Им наградил меня отец. Сказал, что у сына военного должно быть соответствующее имя. Что за глупость? А если бы я был сыном почтальона, как бы он меня назвал? Стивен? Питер? Мэтью? Дэниэл? Или, быть может, Бенджамин? -Приятно познакомиться, - он пожал мою руку, - а я… -Я знаю. Джеймс Уилсон, - кивнул я и, сжалившись, когда он уж совсем непонимающе на меня уставился, пояснил: - Медицинская конференция. -Оооо… - глубокомысленно протянул он, и мы направились к выходу. У него были взъерошены волосы, а еще немного намокла рубашка, и я не сдержался: -Вот смотрел я на ваш ровный пробор а-ля “пай-мальчик”, мистер Уилсон, и думал: уж кто-кто, а он на безрассудство не способен. Как приятно иногда ошибаться в людях! Джеймс посмотрел на меня со смесью обиды и раздражения, а затем принялся активно жестикулировать руками, объясняя, что он никогда бы такого не сделал, что ему ужасно жаль и он вообще никогда в жизни не забудет такой позор. Я улыбнулся, глядя на него, и подумал, что с таким собутыльником мне, определенно, будет весело… *слова из песни Билли Джоэла “Не испорть момент”. Почти дословный авторский перевод: “Я знаю, сейчас не подходящее время для того, чтобы держать всё [эмоции] внутри себя”.
Нельзя из букв "о", "ж", "п", "а" составить слово вечность (с)
Название: Clarity Автор: SassKitten Переводчик: littledoctor разрешение на перевод: получено Бета: нет ссылка на оригинал: www.squidge.org/housefanfiction/archive/11/clar... Жанр: романс Пейринг: Хаус/Чейз Размер: миди Рейтинг: NC-17 Предупреждение: нет Содержание: однажды Хаус принимает слишком большую дозу средства от простуды и говорит вслух вещи, которые никогда бы не произнес в здравом уме. Примечание автора: написано по мотивам вызова Switch25 на заданные двадцать пять сюжетов Статус: в работе
читать дальше Сюжет 23. Исследование. Кемерон плюхнулась за стол в диагностическом отделении рядом с Чейзом и протянула ему чашку жидкого кофе, найденного в кафетерии. Большинство персонала уже разошлось по домам, и выбор еды был невелик. Она бросила взгляд на кексы, подумав, что им не помешает подкрепиться, если они собираются работать всю ночь, однако казавшаяся деревянной выпечка вряд ли пошла бы на пользу.
Чейз поблагодарил, взял кофе и сделал осторожный глоток. Он вздрогнул, почувствовав очень сладкую водянистую жидкость, и побыстрее проглотил, не желая задерживать это во рту больше необходимого.
Чейз отодвинул пластиковый стаканчик подальше и вновь сосредоточился на лежащей перед ним книге. Глаза щипало, веки опускались сами собой. Он бы поискал какие-нибудь глазные капли, однако слишком устал даже для этого.
– Я сдаюсь, – произнес он, откидываясь на спинку кресла.
Форман, взгромоздившийся на рабочий стол, на котором стоял уже опустевший кофейник, посмотрел на него и вздохнул.
– Бесполезно, – согласился он, захлопывая книгу и слезая со стола. – Все равно что искать иголку в стоге сена.
Чейз хмыкнул и подцепил со стола мячик Хауса, который тот оставил там после того, как во время перерыва пытался играть им в футбол. Он подбросил мячик и рассеянно поймал.
– И мы даже не знаем, какую именно иголку ищем.
– Который час? – спросила Кемерон, глядя на висящие на стене часы. – Почти два ночи. Думаю, мы все слишком устали для того, чтобы просто думать в этом направлении.
– Вот она, нынешняя молодежь, – сказал Хаус, появляясь из своего личного кабинета. – Никаких стимуляторов, справляйтесь собственными силами. – Он вытащил из нагрудного кармана куртки пачку носовых платком и вытер покрасневший нос.
– Вы же не собираетесь рассказать нам историю из своего детства, правда? – пошутил Чейз и бросил ему мяч, понимая, что рано или поздно Хаус все равно потребует вернуть свою драгоценную игрушку.
Хаус, чихнув и резко закашлявшись, едва успел поймать мячик одной рукой. Он посмотрел на него как на что-то совершенно незнакомое и кинул Чейзу обратно.
– Итак, что у нас есть, птенчики?
Кемерон поднялась и направилась к холодильнику налить Хаусу воды.
– Вам не стоит здесь находиться, вы же болеете. Вам нужно лежать дома в постели.
Хаус закатил покрасневшие глаза и развернулся к Форману: уж на него в плане отсутствия беспокойства о его персоне всегда можно было рассчитывать.
– Что у нас есть? – повторил он.
– У нас нет ничего, кроме тех же старых теорий. Пока не появится новый симптом, верной может оказаться любая из них, – ответил Форман, указывая на белую доску.
Хаус посмотрел на нее, и у него вдруг на секунду так закружилась голова, что пришлось опереться на трость.
– Кто набелил на моей пишущей доске? – спросил он, хватая губку и разглядывая то, что сам же написал чуть раньше вечером.
Чейз замер и поднялся, осторожно кладя мячик на стол.
– Эээ, Хаус? Вы себя хорошо чувствуете?
Хаус резко развернулся к нему и снова почувствовал приступ головокружения.
– Хорошо ли я себя чувствую? Давай-ка посмотрим, Чейз. У меня течет из носа, першит в глотке и одолевает кашель, а ты спрашиваешь, хорошо ли я себя чувствую. Ух ты, Чейз, тебе стоит стать врачом, как подрастешь.
Чейз только возвел глаза к потолку и отодвинул кресло, в котором до этого сидел.
– Наверно, вам лучше сесть.
– Я в порядке, просто простудился. Я принял лекарство с полчаса назад, – возразил Хаус.
Чейз немедленно направился в кабинет Хауса за лекарством. На обратной стороне упаковки было написано: «Принимать по две капсулы каждые два часа. Может вызывать головокружение».
– Как много вы приняли? – закричал Чейз из кабинета, помня, что викодин тот глотает как леденцы.
Хаус не ответил, и Чейз решил посмотреть сам. В упаковке он обнаружил шесть пустых гнезд и застонал вслух.
– Это вам стоит стать врачом, когда вы наконец повзрослеете! – крикнул он, возвращаясь обратно.
Кемерон и Форман посмотрели на него как на сумасшедшего с одинаковым выражением на лицах: «ты не кричал на Хауса, ты не кричал на Хауса» и затаили дыхание в ожидании того, что сейчас Хаус сотрет Чейза в порошок.
Вместо этого Хаус захихикал, чего от него никто и никогда не слышал.
– Разве вы не знаете, как это опасно? Рекомендации по приему пишут не просто так! – продолжил Чейз, встав перед Хаусом. – И я не видел, чтобы за сегодня вы что-нибудь ели. Приняли на голодный желудок, верно?
Хаус, глупо улыбаясь, потянулся к Чейзу и взъерошил ему волосы.
– После школы я пошел к Уилсону, – сообщил он заплетающимся, как от алкоголя, языком. – Его мама испекла кексы. – Хаус отвернулся от Чейза и, прикрыв рот ладонью, зашелся в приступе жестокого кашля.
Чейз машинально опустил руку ему на спину и успокаивающе погладил.
– Так, я отведу его домой, он не в себе, – заявил он остальным.
Форман и Кемерон по-прежнему смотрели на них обоих, совсем не похожих на себя.
– Тебе помочь? – спросила Кемерон, подходя к ним.
Чейза вдруг охватило собственническое чувство, и он приобнял Хауса за талию, как только тот перестал кашлять и выпрямился. Он хотел позаботиться о Хаусе сам.
– Мы справимся, – заверил он ее. – Не принесешь его куртку?
Кемерон кивнула и ушла в личный кабинет Хауса.
– Я отвезу вас домой, ладно? – мягко спросил Чейз. Взгляд ярких голубых глаз сфокусировался на нем, и с почти ласковой улыбкой Хаус снова потрепал его по волосам. – У тебя шикарные волосы, – серьезно сообщил он.
Чейз ухмыльнулся. Хаус говорил о его прическе не в первый раз, однако обычно делал это чтобы его позлить. Он надеялся, что до завтра Хаус о своих словах не забудет. Поделом засранцу.
Сюжет №8. Суп.
Усаживание Хауса в машину, доставание его оттуда, дотаскивание его до входной двери, а потом до спальни относилось к тем путешествиям, которые Чейз не хотел бы когда-нибудь повторить. Практически все это время Хаус пребывал в отключке, за исключением тех моментов, когда вдруг начинал что-то бормотать.
Чейз дотащил его до спальни (заскочив по пути на кухню поставить в микроволновку суп) и опустил на кровать. «Боже», – простонал он. Ему придется раздеть Хауса. Хауса, его начальника. Хауса, который его едва переносил. Хауса, о котором он думал каждый раз, сжимая руку на члене.
– Хаус? – позвал он, надеясь, что Хаус хотя бы частично придет в себя, и он сможет объяснить, что делает, на случай, если тот вдруг посреди процесса окончательно очнется и обвинит Чейза в том, что он его совращает. – Грегори, – попытался он, думая, что, возможно, Хаус отзовется на свое имя.
– Нет, – пробормотал Хаус, пытаясь отмахнуться от Чейза. – Не сейчас, пап.
Чейз вздохнул и кинул взгляд на стоящий на прикроватной тумбочке телефон. Возможно, ему надо позвонить Уилсону, однако вдруг вернувшееся чувство собственничества его остановило. То, что они друзья, еще не означало, что и заботиться о Хаусе должен Уилсон, даже если теперь Чейзу придется нелегко.
– Я сниму с вас рубашку, – сообщил он Хаусу, нервно облизнув губы и пытаясь унять дрожь в руках. Не в силах сдержаться, он провел по его груди руками, прежде чем взяться за пуговицы. Эта ночь обеспечит его материалом для фантазий на месяцы.
– Чейз? – произнес Хаус, раскрыв глаза. Чейз замер: он как раз стаскивал с его плеч рубашку. – Где мой мячик?
Чейз застыл и посмотрел на него.
– Ваш мячик? В офисе, как и всегда.
Хаус только кивнул, кажется, вполне осчастливленный ответом.
Покачав головой, Чейз сказал:
– Знаете, человек вашего возраста должен бы быть в состоянии позаботиться о себе самостоятельно.
– Останься со мной, – почти прошептал Хаус, беря Чейза за руки и притягивая к себе.
– Уфф, – простонал Чейз, пытаясь выпрямиться, однако Хаус его удержал и погладил по волосам.
– Не уходи, – сказал Хаус, сопя заложенным носом.
Чейз смирился с тем, что превратился в плюшевого мишку, и закрыл глаза. Это наверняка станет единственным разом, когда он подберется к Хаусу так близко. Ему придется ждать следующей простуды даже для того, чтобы тот просто еще раз погладил его по голове. Понимание этого разрывало ему сердце.
Чуть подождав, Чейз приподнялся, чтобы посмотреть Хаусу в лицо. Хаус не спал, однако лежал, закрыв глаза и размеренно дыша. Чейза ошеломило желание его поцеловать, он закрыл глаза и едва сдержал стон.
– Хаус, может, поедите немного супа? Вам должно стать лучше, – мягко произнес он.
Хаус слышал голос Чейза, он доносился словно издалека и казался печальным. Он не хотел, чтобы Чейз грустил.
– Не грусти, – протянул он с закрытыми глазами, все еще не уверенный, спит он или бодрствует. – Я тебя не брошу.
Он услышал, как Чейз рассмеялся, и почувствовал прикосновение прохладной ладони ко лбу.
– Кажется, вы сошли с ума, – сказал кто-то с акцентом.
Хаусу нравился этот акцент. Особенно когда Чейз смущался или злился – тогда акцент становился заметней, и его щеки начинали пылать.
– Ты такой милый, – произнес он вслух, не особо заботясь о том, что говорит.
– Что? – переспросил Чейз, проверяя его температуру.
– Твой рот, Чейз. Клевый ротик, – пробормотал Хаус, все глубже проваливаясь в сон. Ему было хорошо, как будто он парил в мире, где нет последствий, нет страхов. – Я хочу…
– Чего вы хотите? – подтолкнул его Чейз, недоверчиво на него сверху вниз.
– Тебя, – прошептал Хаус, прежде чем заснуть окончательно.
Сюжет пятый. Карамельный капучино.
Первое, что ощутил Хаус, проснувшись следующим утром, это то, что во рту у него сухо как в Сахаре, второе – что ему чертовски жарко и он весь вспотел, и третье – что в его руках лежит чье-то очень мягкое и теплое тело.
Он открыл глаза и несколько раз моргнул, пока взгляд не сфокусировался на светлой копне волос. Хаус узнал Чейза, и его охватила паника.
Какого черта?
– Последний раз, когда я чувствовал себя так паршиво, проснувшись в обнимку с блондинкой, была рождественская вечеринка для персонала, – проговорил он охрипшим со сна голосом.
Чейз, проснувшийся уже больше часа назад, напрягся в его руках, и поднял голову, застенчиво улыбаясь.
– Вы меня не отпустили, – объяснил он. Погодите-ка, подумал он, «милый»? Так его вчера описал Хаус, еще одно доказательство, что Хаус действительно имел в виду то, что говорил.
Хаус вытащил руку из-под Чейза и потер лицо.
– У меня такое ощущение, словно я выпил галлон текилы.
– Нет, всего лишь шесть капсул средства от простуды, – неодобрительно сообщил ему Чейз. К Хаусу внезапно вернулись отрывки воспоминаний о вчерашнем вечере, и он застонал
– Да, но сработало же, – парировал он, почти свободно дыша через нос и чувствуя себя значительно лучше. Он потянулся за полулитровым стаканом воды, который Чейз предусмотрительно поставил там вечером. Вода оказалась теплой, но она была влажной, и это все, что требовалось Хаусу. Он опустошил стакан и снова опустился на кровать, совершенно ошарашенный. Он развернул голову и увидел, что Чейз, опершись на локти, наблюдает за ним с мягкой улыбкой.
– Чего ты улыбаешься? – сварливо поинтересовался Хаус. – Ты что, думаешь, что если доставил меня домой, я теперь тебе должен?
Чейз по-прежнему улыбался.
– Ты понятия не имеешь, что мне вчера сказал, да?
Чейз увидел, как по лицу Хауса пробегает волна паники и страха, и улыбнулся еще шире.
– Что…что я сказал?
– А сам как думаешь? – подразнил его Чейз, наслаждаясь тем, что в кои-то веки держит над Хаусом верх.
– Я… я был не в себе. Уверен, что бы я ни сказал, это всего лишь следствие того лекарства, – проговорил Хаус и поднялся, отодвигаясь от Чейза. Он вдруг понял, что на нем только штаны. Он кинул взгляд на Чейза и обнаружил того полностью одетым. Так нечестно.
– Ага, конечно, я так не думаю, – сказал Чейз и встал с кровати, направляясь к двери. – Примите душ, а я пока раздобуду нам что-нибудь перекусить, и потом мы поговорим.
Сердце Хауса рухнуло куда-то вниз.
– Поговорим о чем?
– О нас, и том, что вы ко мне чувствуете, – Чейз снова мягко улыбнулся и вышел.
***
Принимая душ, Хаус обдумывал возможные варианты. Можно было покончить с собой, но тогда он никогда не узнает, кто выиграл в «Американском идоле». Можно было поговорить с Чейзом о своих чувствах начистоту, но он же Кемерон. А можно было бы все полностью отрицать и высмеять Чейза за одно только предположение…однако тогда у того на лице появится это выражение маленького обиженного вомбата, и, несмотря на все попытки Хауса убедить себя, что ему все равно, этого бы ему не хотелось.
Он вышел из душа и оделся, понимая, что хотя они и опаздывают, на работу ехать все равно придется. Может, так ему удастся выиграть время.
«О нас». Чейз сказал «поговорим о нас». Он замер в наполовину одетой рубашке. Чейз имел в виду, что тоже что-то чувствует? Наверняка, подумал Хаус, натягивая майку до конца. Парень так ни разу и не добился одобрения со стороны своего отца, а потом тот умер, а Чейз даже не успел сказать, как к нему на самом деле относился. Кроме того, у Чейза наверняка пунктик на героях. Возможно, Хаусу стоило отвести его к психотерапевту и оставить на ступеньках.
– Хаус? – раздался с кухни голос Чейза. Хаус глубоко вздохнул, схватил свою трость и отправился к нему.
Чейз сидел за столом с двумя чашками кофе и рогаликами, добытыми в кафе ниже по улице. Хаус понятия не имел, с чего начать, он даже не помнил, что сказал вчера.
– Прежде чем мы начнем, я бы хотел предложить, чтобы каждый из нас был честен, – произнес Чейз, надеясь, что Хаус не начнет отпускать свои привычные штучки и выставлять его дураком после каждого предложения. – Я хочу, чтобы мы оба признали, здесь и сейчас, что испытываем друг к другу чувства, иначе наш разговор станет пустой тратой времени.
Хаус опустился в кресло напротив Чейза и забросил трость на его спинку. В его голове пронеслись тысячи возможных ответов, но он смог произнести только:
– Хорошо.
На лице Чейза засияла улыбка.
– Отлично. – Он облегченно перевел дыхание. Хаус практически признал, что у него есть к нему какие-то чувства. Чейз не стал подталкивать его к тому, что Хаус произнес это вслух, понимая, насколько нелегко тому будет это сделать.
Чейз протянул ему один из стаканчиков с кофе, Хаус взял, снял крышку и недоверчиво понюхал.
– Карамельный капучино, – сообщил Чейз, наблюдая, как Хаус делает пробный глоток, а затем, к его удовольствию, еще один.
– Нам нужно на работу, я слышал, твоя начальница – редкая задница, – сказал Хаус, быстрыми глотками допивая кофе.
Чейз понимал, что тот делает – старается игнорировать факт, что они так и не обсудили, что им дальше делать.
– Да, задница у нее шикарная, – улыбаясь, произнес Чейз, с радостью замечая, что Хаус не может сдержать ухмылки. – Нам нужно поговорить.
– Зачем? – Хаус встал из-за стола и пошел к комоду за ключами от мотоцикла.
– Зачем? – удивленно переспросил Чейз, поднимаясь вслед за ним. – Потому что признать свои чувства – это одно, а знать, что делать дальше – совсем другое.
– Дальше? – сказал Хаус. Не будет никакого «дальше», Чейз. Ничего не изменится. Мы оба пойдем на работу, я буду отпускать гадкие шуточки по поводу твоих очаровательных волос, возможно, доведу до слез Кемерон, и мы продолжим работать, старательно не замечая очевидного.
Чейз схватился за голову.
– Боже, ты чертовски раздражаешь.
– В точку, – подтвердил Хаус, подбрасывая ключи и выходя их кухни. Чейз устремился за ним.
– Счастлив так жить, да? В одиночестве, боясь взять на себя ответственность за другого человека? – прокричал он ему вслед.
Дойдя до входной двери, Хаус повернулся к нему. Он посмотрел на Чейза так, словно хотел ему ответить, но потом передумал.
– Не появишься на работе через полчаса, будешь дежурить в поликлинике, – сказал он, открыл дверь и вышел.
Название: Поселиться у Хауса Автор: Verlorenes Kind aka Принц Ирис Пейринг: Хаус\Уилсон Рейтинг: R Жанр: romance, fluff (?), POV Уилсона Размер: мини Статус: закончен Отказ от прав: Что не мое, то не мое, не претендую От автора: 1) 2 сезон 14 и последующие серии, в которых Уилсон временно живет у Хауса. Автор видит их проживание немного по-другому и с некоторыми дополнениями, поэтому те фразы и действия, что были в тех сериях, могут не совпадать с теми, что есть в фике. 2) В первых строчках пишется, что поселиться у Хауса - это рефлекс, потому что автор думает, что когда распался второй брак Уилсона, он опять-таки же пошел сначала к Хаусу, и автору кажется, что этого достаточно для рефлекса. 3) Возможен ООС. От него никто не застрахован
Старые добрые перепалки и первая дружеская "взаимопомощь"Поселиться у Хауса на время выяснения отношений с “будущей бывшей” женой – это почти традиция. Рефлекс. Едва закрываешь чемодан с необходимыми на недельку-другую вещами, и в голове тут же всплывает знакомый адрес. Он всегда впускает меня. Открывает дверь, внимательно оглядывает, отходит, опираясь на трость, и следит за мной от самой двери до дивана, на который я по-хамски усаживаюсь. Мне можно. Немного удобства и хамства перед тем, как он в очередной раз начнет проезжаться по поводу моего очередного погибшего брака, - это не так уж нагло, знаете ли. Так было и на этот раз. Разрушился мой третий брак, я был, естественно, расстроен и, естественно, первым делом направился к Хаусу. На этот раз мне долго не открывали. Я уж подумал, что он ушел куда-то гулять на ночь глядя, и мне придется спать на чемодане под его дверью или на какой-нибудь лавочке в парке, как дверь распахнулась, и предо мною предстал гений Принстон-Плейнсборо: доктор Хаус в полосатой рубашке и брюках. -Прости, подрочить захотел, - бесцеремонно заявил он. Вероятно, это следовало воспринимать как извинение. Ну, ладно, это еще ничего. В прошлый раз он с нескрываемым раздражением заметил, что он, вообще-то, инвалид, и ему раньше не приходило в голову устраивать марафон от кухни до выхода на улицу, а потому совершенно не обязательно пытаться выломать ему дверь в попытке ускорить процесс преодоления расстояния. Я попытался не покраснеть, заставил себя не ехидничать касательно того, что отвлек его от “столь важного дела”, и вежливо поинтересовался: -Могу я пожить у тебя несколько дней? Пока ситуация не разрулится. Он выдал свое фирменное “ты - идиот”, я терпеливо объяснил, что все не так просто, как кажется. Он отошел, опираясь на трость, и проследил за мной, пока я шел от двери до дивана. Как обычно. Я опустил чемодан, уселся на диван и горестно вздохнул. Видимо, именно этот вздох и послужил для Хауса сигналом для начала издевательств надо мной. -У тебя уже, наверное, отдельное кладбище для них есть, браков твоих несостоявшихся, - протянул он, явно издеваясь. – Ну, что, завтра берем отгул и идем выбирать гроб? Ты какой бы предпочел: деревянный или цинковый? -Хаус… - уже чувствуя себя идиотом, которым он меня не раз нарекал, простонал я. Идти к человеку, который вместо поддержки выдаст тебе миллиард колкостей, - ну, разве я не идиот? -Уже нашел подходящую эпитафию? Если нет, за ночь сочиним, я могу помочь. -Хаус… - умоляюще. -Только не расплачься, когда все будет готово, у тебя ведь такое не в первый раз… -Хаус, мне вообще-то жена изменяла, - почти что прошипел я, надеясь, что хоть это его угомонит. Он внимательно посмотрел на меня, цокнул языком и, сказав: - Какой ты скучный, Уилсон, - ушел на кухню. Я не стал идти за ним, хотя не отказался бы от чашки горячего чая. Вместо этого мне всучили постельное белье и не очень-то дружелюбно сказали: “Чувствуй себя как дома”. Диван у Хауса был все такой же жесткий, как и прежде, но ощущение ушло на второй план, едва я чуть глубже погрузился в дебри самобичевания. Я думал о том, что делал не так. Почему не заметил. Чем не устроил. Нехорошо себя расхваливать, но неужели я не мог считаться хорошим мужем? Чтобы не тревожить ее в выходной, я мог сам приготовить себе завтрак и бесшумно уйти на работу. Я соглашался разделять домашние обязанности на двоих, не считал это зазорным, помогал ей. Мне казалось, я был нежным и заботливым супругом, уделял ей достаточно внимания, не ограничивал в средствах, ведь она не просила многого. Я закрыл глаза, мысленно задаваясь вопросом “почему”, и сам не заметил, как провалился в сон… Утро началось с перепалки. Хаус был недоволен моей возней в ванне в принципе и шумящим феном в частности. -Если тебе нужно было в ванну, так бы и сказал, - фыркнул я. -Я не хочу в ванну, я хочу спать, - резко возразил он, проходя к унитазу. -Все равно пора вставать, - проговорил я. – Скоро девять. -Господи, и как твоя жена это терпела? – закатил глаза он. – Ах да, наверное, вы сушили себе волосы на брудершафт, потому что ей тоже было не плевать, как она выглядит. Я почувствовал раздражение. Почему, ну, почему ему надо было начать утро именно так? Как ни крути, этот человек начисто лишен терпения. На команду орет, когда те выдали уже все возможные идеи, но ни одна не подошла; на друга срывается, стоит ему всего лишь позаботиться о своей внешности, на пациентах отыгрывается, едва их близкие отказываются от рискованных операций ради удовлетворения его интереса. Я пулей вылетел из ванны, чтобы не сказать ему что-нибудь, о чем обязательно потом пожалею. Поселиться у Хауса на время выяснения отношений с “будущей бывшей” женой – это почти то же самое, что стать для Хауса этой самой женой. Только вот не “будущей бывшей”, а настоящей. А заодно подопытным кроликом. Он же знает, что я все ему прощу. Именно поэтому, когда я пытаюсь распределить обязанности, выходит так, что грязная посуда появляется только по нечетным дням, когда моя очередь. А еще убираться приходится мне, потому что он – инвалид, устает после работы и вообще больше по части умственной, а не физической деятельности. Не говоря уже о наивном расчете на то, что раз я сделал салат, то и есть его мне, а не Хаусу, который, оказывается, без ума от приготовленных мной блинчиков с макадема и поэтому решивший заодно отведать и все остальные шедевры моего кулинарного творчества, мимоходом замечая, что в них нет латука. Что касается моей роли подопытного кролика, то, признаться честно, ее я играю и вне жилища Хауса. То есть, он может поиздеваться надо мной и на работе. Но у него дома, я уверен, это куда удобнее и проще. Например, как было в тот вечер, когда он повесил стетоскоп на ручку двери. Только Бог знает, сколько часов я просидел на улице в ожидании. А потом оказалось, что он не развлекался ни в одиночку, ни с какой-нибудь привлекательной проституткой. Он думал. Он работал. А я, как последний бездельник, на ступеньках штаны просиживал. Я заведомо проигрываю по двум причинам, если он хочет надо мной подшутить, а я у него временно живу: первая – он абсолютно непредсказуем, вторая – игра “на его поле”. Ах да, есть еще одна: я не страдаю бессонницей. Как оказалось на следующее утро, это огромный минус. Не спал бы я той ночью, не допустил бы, чтобы моя рука оказалась в емкости с ледяной водой. Я сам толком вспомнить не мог, как оделся и как вообще пользовался своей несчастной конечностью, которой, казалось, вообще не было. Ну, Хаус!.. Я в долгу не остался. Он шел из лифта, чрезвычайно довольный собой, потому что нашел клеща, который мучил его пациентку, и вдруг… Едва раздался этот хруст, и он повалился на пол, я возликовал. Его ошарашенное и капельку растерянное лицо стоило всех моих мучений в его квартире, начиная от работы посудомойщицей и заканчивая его чертовой выходкой со стертыми звонками. После одной-единственной ночи он готов был вышвырнуть меня за дверь, а потом сам же отрезал мне пути к отступлению! Хотя, признаюсь, на мгновение мне стало его жалко. Ему было настолько одиноко, что он использовал любые средства, чтобы задержать меня рядом с собой. Я не хотел, чтобы он был так одинок и несчастен, но вряд ли мог что-то для него сделать. Стараясь, чтобы мой голос звучал не слишком ехидно, я протянул: -Ну, надо же! Похоже, кто-то подпилил твою трость, пока ты спал. Почему он так удивлен? Он же сам предлагал мне разыграть его. Я развернулся и ушел, уже не увидев широкой улыбки на его небритом лице. Мысли мои занимало кое-что другое. Кое-что неприличное, совершенно неправильное. Еще с тех пор, как Хаус заставил меня маяться от нетерпения на улице, я… я думал о том, как он делает это. Как ласкает себя. О ком он думает, представляет ли кого-то, закрывает ли глаза. Стыдно признаться, но первые картины возникли перед глазами еще с того момента, как этот бесцеремонный гений заявил: “ Прости, подрочить захотел”. Я не должен был думать об этом! Это ненормально, неправильно! Хаус лежит на кровати. Его брюки и рубашка расстегнуты, а глаза закрыты. Он проводит рукой по груди и животу до паха, поглаживает себя через ткань трусов… …я закрываю дверь в кабинет и усаживаюсь в кресло… …видно, что он расслаблен и не особо торопится. Его дыхание лишь слегка сбивается, когда он начинает двигать рукой быстрее, а затем слегка сжимает… …пытаться убедить себя в том, что я не должен это представлять, бесполезно. Мало ли, чего я не должен, а что вот мне делать, если оно само в голову лезет? …его веки слегка дрожат, грудная клетка чаще вздымается и опускается, быть может, у него покалывает в кончиках пальцев… Я сглатываю и мотаю головой. Безрезультатно. Воображение не желает останавливаться на достигнутом… …он приспускает брюки и белье. Его член большой и налитый кровью… Боже, ну, как я могу об этом фантазировать?! Я даже не видел… и не должен видеть! Большой и налитый кровью член. Отлично, Уилсон, так держать. Еще представь, какие у него огроменные яйца, и поинтересуйся у своей сексуальной фантазии, не подхватила ли она сифилис. Ну, так, на всякий случай. Может, рак яичек? Как раз по твоей части, Уилсон, самое оно. Воображение, наконец, утихомирилось, зато возбуждение осталось. Я не был занят по самую глотку, и у меня была возможность забежать в туалет на пару минут, но… но это возбуждение казалось мне каким-то… постыдным, что ли. Подумать только: я возбудился, представляя, как мастурбирует мой друг, самая большая заноза в заднице почти для всего Принстон-Плейнсборо и по совместительству тот самый человек, который ехидными подколками по поводу очередного разрушенного брака пытался меня приободрить. А еще человек, с которым я… О Боже… В тот самый момент я вдруг осознал, какой проблемой это будет. Жилье я себе еще не нашел, к “будущей бывшей” я вернуться не мог, и я все еще жил у Хауса. У Хауса – моей сексуальной фантазии. Боже, я ведь теперь смотреть на него, не краснея, не смогу. На работе я еще смогу держать себя в руках, но там… А если Хаус выйдет из душа, в одном полотенце, с трудом держащемся на бедрах, что я сделаю? Смогу ли оторвать взгляд? Смогу ли сдержаться и не наброситься на него? -Хватит, - приказал я себе. – Хватит думать об этом. А потом для убедительности добавил: -У тебя есть работа. Что ж, поработаю с… с заинтересованной отнюдь не в такой работе части тела. В конце концов: на что докторам просторные халаты?! Я был вымотан. И физически, и морально. Держать себя в руках оказалось невероятно сложным делом. С разговорами было проще: Хаус знал, что я обязательно пристану к нему с каким-нибудь животрепещущим психоаналитическим вопросом, даже если он этого не хочет, а я знал, что не сдержусь и пристану с каким-нибудь… ну, в общем, вы поняли. Здесь же дело обстояло куда сложнее. Я даже не мог представить его реакцию на простой поцелуй. Оттолкнет? Нахмурится? Разозлится? Все будет кончено? Я не хотел терять нашу дружбу. Хаус был важен для меня. Нужен мне. Я дорожил им. Я… любил его? Два дня я честно старался держаться как можно дальше от него. На работе это, безусловно, удавалось легче. Подумаешь, пара встреч в коридоре и разговоры ни о чем в кафетерии. Ерунда. А вот дома… Я старался не сидеть с ним слишком близко на диване, когда мы вместе смотрели какую-нибудь ерунду по телевизору. Я старался не допустить возможности, чтобы мы соприкоснулись руками, потянувшись за одним и тем же предметом. Я старался не сталкиваться с ним в ванной, где он порою горел желанием устроить войнушку зубной пастой или оттолкнуть меня от зеркала, чтобы самому в него посмотреть. Я был на взводе. Я почти ничего не соображал. Я всерьез предполагал, что мне снесет крышу, даже если он просто пихнет меня локтем в бок. Без особой причины, в шутку. Два дня я был осторожнее зайца, попавшего в долину волков и уверенного: малейший шорох с его стороны – и все они набросятся на него, и полетят клочки по закоулочкам. Но вот на третий день… Как назло, третий день моего Хаусоизбегания оказался нашим общим выходным. Я мысленно корил себя последними словами за то, что не предусмотрел это. Воскресенье – выходной, в который я не собирался будить его шумом фена. Можно было наплевать на свою внешность, потому что последний человек, который будет обращать на нее внимание – это Хаус. А так как выходить из дома я не собирался (никаких культурных мероприятий и полезных для здоровья прогулок), то весь этот день мне предстояло провести именно с ним. Мы без дела слонялись по квартире, почти сталкиваясь друг с другом, не зная, чем себя занять. Только не карты. И только не сейчас. Если пойдет это дело “на желание”, то мне не отвертеться. И ему не отвертеться, если только представить, сколько грязных, но таких желанных пошлостей слетело бы с моего языка. Он даже, в противовес обычному своему состоянию, не издевался надо мной. Видимо, про брак было уже неактуально, а ничего нового он придумать не мог. Или, может, не хотел. Все, что я заметил с его стороны за эти два (почти три) дня – его внимательные взгляды. Он смотрел на меня. Много. Подолгу. Изучающе. Словно пытался что-то понять. И у меня холодок пробегал по коже всякий раз, когда я думал, что он знает о моих мыслях. Такое бывало. И не один раз. Он научился читать меня, словно раскрытую книгу. А вот он для меня все еще был запертым ящиком. И даже если его открыть, там найдется множество вещей, смысл которых не поймешь без пояснения человека, который эти вещи хранит. Под вечер я просто не в силах был выдержать это напряжение, буквально повисшее в квартире. Развязки все не было. И я решил не искушать судьбу. Я натянул на себя пальто и направился к двери: -Я, пожалуй, прогуляюсь перед сном… Прогуляться мне не дали. С неожиданной резвостью и скоростью он сократил разделявшее нас расстояние, прижал меня к ближайшей стенке и практически прорычал: -Не делай из меня идиота, Уилсон. Я залепетал, словно ребенок, провинившийся перед взрослым, грозная фигура которого сейчас нависала над ним: -Я и не… Я вовсе не… -Ты не собирался даже, - услужливо подсказал он. – Но, тем не менее, ты увеличил расстояние между нами. И для этого должна быть веская причина. Я сжал губы. Нельзя говорить. Вдруг не поймет? Что мне ему сказать? Я не хотел ему врать, но правда… Боже, и почему я не предусмотрел это? Надо было придумать какую-нибудь самую банальную и нелепую причину. Что бы, например, подумал я, если бы Хаус стал отдаляться от меня? Смог бы я вообще вытерпеть два с половиной дня, чтобы это спросить? Думай, Уилсон, думай… -Думаешь, я не замечал, как ты отдергивал руку, если хотел взять салфетку, но моя рука тянулась в том же направлении? Как ты ерзал, стараясь как можно более незаметно отодвинуться от меня? Даже в кафетерии, когда я садился напротив тебя, ты все равно инстинктивно подавался назад, хотя сам этого не замечал. Что, черт возьми, происходит? Я опустил голову и выпалил: -Фантазия. -Что фантазия? – в его голосе сквозило явное недоумение. -Ты – моя сексуальная фантазия, - пояснил я, желая сбежать отсюда, избить себя за это признание или провалиться сквозь землю, но прекрасно понимая, что он мне это не позволит. Стало тихо. Я слышал его дыхание и свое быстро бьющееся сердце. Я боялся поднять голову и увидеть на его лице отвращение. -Так вот почему ты так на меня смотрел… - протянул он. Я распахнул глаза, которые, оказывается, уже успел закрыть, в удивлении: -Ты видел? Вот так я попал… Сейчас он все мои вещи в окно выбросит, а чемодан на голову наденет и вытолкает за дверь… -Чувствовал, - поправил Хаус. – Иногда замечал. Это было так… необычно. Ты словно пожирал меня. Всего. С головы до ног. Ох, Уилсон… Он покачал головой и стянул с меня пальто. Я не стал сопротивляться. Он посмотрел на меня, уперся одной рукой (в ней была трость) в стену, а второй погладил по щеке и провел пальцами по губам. Я приоткрыл рот, во все глаза глядя на него. То ли боялся, что он вдруг прекратит, передумает, то ли был удивлен, что он на это пошел. А может, все разом. А затем склонился и поцеловал. Он пах кофе, который пил полчаса назад, у него были мягкие губы и колючая щетина. А еще он прижался ко мне, вдавливая в стену, и все это смешалось в один прекрасный коктейль, да такой мощный, что у меня закружилась голова. Хаус отстранился, взял меня за руку и, хромая, направился в спальню. У меня бешено колотилось сердце, губы были влажные, и я облизнулся, стараясь не совсем ошалеть от счастья. Он оставил трость неподалеку от кровати, а сам устроился на ней и потянул меня за собой. Кажется, за окном стемнело. А может, помутнело у меня в глазах, когда он вдруг опустил руку и погладил мой член через ткань домашних джинс (я собирался уйти на прогулку в домашних джинсах, какая нелепость!). Мы лежали на боку, лицом друг к другу, и он видел, как я прикусил губу, едва не толкнувшись в ладонь, безмолвно умоляя о большем. -Дрочил, думая обо мне? – его голос был немного хриплым, и это невероятно возбуждало. -Нет, - выдохнул я, хотел было признаться и запнулся. – Думал, как ты… Он в два счета расправился с ширинкой и пуговицей, проник рукой в трусы и обхватил возбужденную плоть. Я застонал, на этот раз вскинув бедра, желая, чтобы Хаус не просто стискивал его, но еще и поглаживал. -Продолжай, тогда продолжу и я. Манипулятор хренов. Даже в постели, занимаясь непристойными вещами с человеком, который являлся его другом уже черт знает сколько лет, он продолжал диктовать свои условия. -Представлял, как ты… мммм… - язык плохо меня слушался, да и вообще крайне сложно сосредоточиться на чем-либо, когда по твоему члену уверенно и быстро двигают рукой вверх-вниз. - …как ты ласкаешь себя. Он вдруг остановился, и я едва не взвыл от отчаянья. Он взял мою руку и положил на свой пах. Я знал, что он был возбужден: ощутил его эрекцию, еще когда он вжимал меня в стену. Я проделал то же, что и он: расстегнул ширинку и пуговицу, причем последнюю едва не оторвал к чертовой матери, чтобы не мешалась, и проник рукой внутрь, обхватывая его член, двигая по нему рукой. В то же время Хаус продолжил ласкать меня, и я прижался, еще ближе, настолько близко, насколько только можно было. Ткнулся губами в его губы, и он поцеловал меня. Так жадно и страстно, что, кажется, не прошло и минуты, как я начал задыхаться. Он прервался и провел языком по моим губам. Мне стало чертовски жарко, и последние мысли (даже те, которые не касались неправильности вытворяемого нами) исчезли из головы. Я судорожно вздыхал, извивался и цеплялся за него, словно за спасательный круг, боясь утонуть в море удовольствия. И все же не смог продержаться дольше, чем хотел того: наслаждение было запредельное, и я кончил, бурно, ярко, ощущая, как и моя рука стала влажной от его спермы. Не знаю, где он нашел салфетки, чтобы избавить нас обоих от следов этого головокружительного процесса, но точно знаю, что потом он бросил их на пол, притянул меня к себе, обнял и пожелал спокойной ночи. Видимо, это собственнический жест означал, что сегодня я сплю вместе с ним. Мне стало так тепло и приятно, что я заулыбался, довольный также тем, что он был уже не в состоянии назвать меня за это сентиментальным идиотом.
…это прекрасное чувство – когда, просыпаясь поутру, открываешь глаза и видишь любимое лицо. В этом человеке я, право же, любил не только лицо, но на него действительно приятно было смотреть. В тот момент Хаус был прекрасен. Он выглядел невероятно безмятежным и спокойным. Таким, каким я никогда не видел его в бодрствующем состоянии. Черты лица немного смягчились, и казалось, что он даже слегка улыбался. Не язвительно, не насмешливо, а робко и тепло. Меня захлестнула такая волна нежности, что я захотел зацеловать все его лицо, но побоялся разбудить и передумал. Я осторожно слез с кровати и отправился к своему чемодану. А затем в ванну. Надо было переодеться, привести себя в порядок. Кажется, на часах было пятнадцать минут восьмого. Я чувствовал себя на удивление бодрым. Думал о том, как засяду за стол и займусь бумагами, осмотрю несколько пациентов и… Я поймал себя на том, что думал о рутине. И думал о ней с приятным оттенком. Но почему-то совсем не думал о том, как теперь все сложится у нас с Хаусом. Не посчитает ли он это ошибкой? Станет ли то, что произошло между нами вечером, очередным поводом для его шуточек? Пойдет ли дело дальше? Я испытывал определенную неуверенность. Оно и понятно: я раньше как-то по женской части был. И вообще я жене изменил. Ведь мы с ней пока не развелись. А главное – с кем изменил!.. Если я заору это на весь госпиталь, мне и то вряд ли поверят. Я сам себе, кажется, не верил. Но когда помимо своего растерянного выражения лица я увидел в зеркале очаровательно-сонного Хауса, а потом почувствовал его руки на своем животе и его тепло своей спиной, все мои сомнения исчезли. И пусть это только на время. Потом мы сумеем со всем разобраться. Мы сядем на том самом диване, где я не так давно спал, и все обсудим. Во всяком случае, я хочу верить в то, что Хаус захочет это обсудить. И подойдет к этому со всей серьезностью. Ведь дело, в конце концов, в наших отношениях. Мы переступили некую черту. И должны решить, как нам следует вести себя дальше. Стоит ли нам теперь называть друг друга по именам? Грегори. Даже если просто Грег. Звучит как-то непривычно. Не по-родному. А представить, как он будет звать меня Джеймсом, я и вовсе не могу. Но все это можно оставить на потом. Решить позже. Не сейчас, когда так тепло в груди, и хочется глупо улыбаться до ушей. А пока… А пока он рядом. И мне этого достаточно.
Всем доброго времени суток! Подскажите, пожалуйста, что за мелодию играет Хаус на пианино в 15 серии 3 сезона, кода проверяет пациента Патрика? Не та, которую Хаус сочинил сам и не закончил, другая - она играет примерно на 7ой минуте. Сначала играет Хаус, потом пациент.
Название: Серьезные разговоры Автор: Verlorenes Kind aka Принц Ирис Пейринг: Хаус\Уилсон Рейтинг: G Жанр: drama, romance, переменный POV Размер: мини Статус: закончен Отказ от прав: Что не мое, то не мое, не претендую От автора: Две маленькие вещички под общей темой, но у каждой свое название. О том, как Хаус заботился о сердце Уилсона, и о том, как Уилсон пытался его понять.
Твое сердце когда-нибудь не выдержит №1-Твое сердце когда-нибудь не выдержит. Я оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на него. Он тоже на меня посмотрел. Очень внимательно. Как будто увидел какую-то необычную сыпь, но пока не решался подойти ближе и досконально изучить. Он, как обычно, опирался на свою трость, устроив на ней подбородок. Картина маслом: кабинет онколога, сам онколог и его друг, и оба смотрят друг на друга, не в силах прекратить эту глупую игру в гляделки. Тишина удобно устроилась в помещении третьим лишним и с довольным видом ожидала дальнейшего развития событий. Мне надоело ждать пояснений, поэтому я приподнял брови и проговорил: -У меня нет никаких пороков и хронических заболеваний, и я, кажется, не выгляжу больным, так что не понимаю, с чего ты вдруг… Он нетерпеливо перебил меня: -Я не об этом. Я слегка нахмурился. Иногда его игры меня невероятно раздражали. Впрочем, мне следовало поблагодарить Бога за то, что Хаус не процитировал какое-нибудь выражение из Библии или не озвучил свои мысли метафорой. Сердце не выдержит?.. -Принимать все близко к сердцу, - выразительно глядя на меня, сказал он. -То есть, ты хочешь сказать… -…твое сердце не выдержит столько переживаний, - заметил Хаус. Я невидящим взглядом уставился в бумаги. Он что, упрекает меня в излишней чувствительности? -Ты переживаешь за каждого своего пациента. Сколько их у тебя за неделю? Месяц? Год? Не понимаю, как ты вообще высыпаешься по ночам. Все это правда. Я не могу просто наплевать на них, как он. Я не могу не видеть их, не разговаривать с ними. Они – мои пациенты. Я несу за них ответственность. Но ему бесполезно это объяснять. Хаус такое не понимает. -Пророчишь мне инсульт? – с интересом спросил я. -Ты – идиот, - буркнул он, встал и дохромал до двери. Затем бросил на меня еще один внимательный взгляд и вышел, против обыкновения, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я недоуменно посмотрел на кресло, в котором он сидел буквально минуту назад. Что это только что было? Я что-то не то сказал?.. ----- Ты – идиот. Почему надо сразу говорить о смерти? Я не позволю тебе умереть. Я не хочу тебя потерять. Ты нужен мне. Почему я это говорю? Почему я говорю тебе про твои же чувства? Мне же нравится, что ты волнуешься за меня. Это значит, что я важен для тебя. Я знаю, что ты боишься не удержать меня здесь. Ведь я так непредсказуем. Твоя личная головоломка. Но ты, в отличие от меня, нелюбопытен. Ты не хочешь найти ответ. И не знаешь, что ключ уже у тебя, и ты волен поступить с ним так, как пожелаешь. А я вламываюсь в твой мир, твою жизнь, твой кабинет, твою квартиру. Без предупреждения и стука. Мне не нужен ключ. Ты позволяешь. Впускаешь. Ты для меня открыт. Я ревную тебя. Всякое чувство иррационально и глупо. И ревность, и любовь. Но я люблю тебя. И ревную. И не могу себя понять. Ты чувствителен ко всему и всем. Ты всем даришь свое сочувствие, всех готов утешить и поддержать. А я хочу владеть всем тобой. И душой, и телом, и чувствами. Вот такой я, оказывается, собственник. И поэтому я говорю, что тебе не следует волноваться за других. Подумай обо мне. Хотя ты и так, наверное, постоянно это делаешь. Прочитай очередную лекцию о том, что мне не следует в таких дозах жрать викодин, расскажи, что еще мне не следует делать, неважно, в больших дозах или в малых. Но если ты будешь растрачивать свои чувства на людей, которые все равно скоро умрут, на кого-то другого, кроме меня, то… …твое сердце когда-нибудь не выдержит…
Вечное доказательство №2Я давно заметил, что в праздники у Уилсона обостряется желание поговорить. Нет, не так. Не поговорить. Потрахать мне мозги на очень важные (исключительно его мнение) темы. Впрочем, надо отдать ему должное, начал он вполне невинно, так сказать, издалека. Мы сидели в кафетерии, он в честь Рождества простил, что я в очередной раз заставил его заплатить и за свою порцию тоже, и все было как обычно. Пока он вдруг не устремил мечтательный взгляд куда-то вдаль и не произнес: -Скоро Новый Год… Который это по счету для нашей дружбы? -Ты серьезно сам высчитать не можешь, или тебе напрягаться лень? – сделав глоток кофе, спросил я. Иногда я действительно не понимал, почему нахожусь рядом с этим сентиментальным идиотом. -Почему ты стал дружить со мной, Хаус? Почему стал доверять? – вдруг поинтересовался он, успешно проигнорировав мой вопрос (такой же, в сущности, риторический, как и его собственный, про годы). -В пьяном виде ты просто очаровашка, - выдал я первое, что пришло в голову. И почему ему надо испортить аппетит такими вопросами? Ненавижу их. Зачем, почему, какова причина... Как часто он задает их мне? “Почему ты стал дружить со мной, Хаус?”, “Зачем ты это делаешь, Хаус?”, “Какова причина твоего поступка, Хаус?”… Иногда мне кажется, что это не я все время ищу ответ. И это не мне надо работать в отделе диагностики. -Почему ты подпускаешь меня к себе? – словно не услышав мой ответ, продолжил Уилсон. Судя по всему, он начинал заводиться. – И почему, подпустив к себе, ты сразу стараешься оттолкнуть, словно это не ты хотел сблизиться? Все ведь из-за оксикодона, верно? Это из-за того вечера, когда он переволновался за меня. Когда с горечью и болью (которые звучат сейчас в его голосе) отбросил это злосчастное лекарство и ушел. Из-за этого он сейчас так взвинчен. Из-за этого не думает, где находится, не обращает внимание на взгляды, устремленные на нас половиной кафетерия. Я утыкаюсь взглядом в тарелку: не хочу видеть его полные непонимания, отчаяния, боли и горечи глаза. Наверное, я скотина, что так поступаю. Что дорожу им, но вместо того, чтобы показать это, проверяю на прочность его нервы, его терпение, нашу дружбу. Что дорожу им, но, тем не менее, причиняю боль. Но это выходит практически бессознательно. ------ -Посмотри на меня, - с мольбой прошу я. – Посмотри и скажи: почему? Он молчит, глядя вниз. Я знаю, что он ненавидит, когда я спрашиваю что-то подобное, но я ведь просто хочу его понять. Просто понять… Разве это так много? Оказывается, когда речь идет о Хаусе, - много. -Это вечное доказательство, да? – говорю я, и он вздрагивает. – Ты немало повидал за свою жизнь, набил кучу шишек и просто скрылся от всех и вся. И ты лишь делаешь вид, что подпускаешь, на самом деле страшась той боли, которая наступит, если ты доконаешь человека, и он уйдет. Он сжимает вилку в руке так, что я на секунду верю: он способен ее если не сломать, то согнуть точно. У меня давно была эта теория. Я обдумывал ее, наблюдая за ним в течение долгого времени, и теперь я просто выскажу свои предположения. Потому что такой, как я, не в силах вечно держать это в себе. -И ты просто доказываешь всякому, кто хочет тебе помочь, кто хочет стать для тебя поддержкой и опорой, что ни один человек не способен долго находиться рядом с тобой. Вечное доказательство самому себе. Прекрати это, Хаус. Пожалуйста… Вид у него затравленный. Мне даже стыдно, что я все это начал. На что я рассчитывал? Сколько таких разговоров я уже заводил? И сколько из них закончились тем, что Хаус в итоге решил измениться? -Я не уйду. Слышишь, не уйду! Сколько бы раз ты меня ни проверял, я останусь с тобой. Он отталкивает поднос с едой, резко встает и, хромая, уходит. А я… я лишь смотрю ему вслед.