[Serenity S]

Заставки по Хаусу, стилизованные под др. сериалы))

CSI

X-files

Друзья

@темы: фан-видео

---

[Annette_N]

Название: Only one night
Автор: Annette_N
Бета: Синдром_Небесности
Размер мини
Жанр: Slash, Romance, Lemon, Deathfic
Рейтинг: R, может быть NC-17.
Пейринг: Хаус/Уилсон.
Примечание: Второй фанфик автора, все анатомические подробности описаны в первый раз.
Навеяно песнями Matthew Ryan « Follow The Leader» и Arcade Fire « My Body Is A Cage».
Спасибо моей дорогой и любимой Ксю за бету.

Очередная ссора с женой. Очередной вечер у Хауса – с пивом, пиццей и телевизором. Вялотекущая беседа на диване, который уже приобрёл вмятины, по форме напоминающие очертания двух человеческих фигур. Всё как всегда.
Только последнее время Уилсону кажется, что чего-то не хватает. Или... просто стало мало этого?..

-Наверное, развода уже не избежать, - вяло говорит Уилсон. Глаза слипаются, хочется спать.
-Кто бы сомневался. Я всегда знал, что твой очередной брак рано или поздно распадётся, - насмешливо отвечает Хаус.
-Это почему ещё? Я женился, потому что был уверен, что мы будем счастливы!
-Да брось. Ты не создан для семейной жизни. Тебе всё время нужно о ком-то заботиться, кого-то жалеть, а когда это всё перестаёт быть жизненно важным, тебе уже не нужен тот, в данном случае та, кому ты предоставлял эти блага.
-Да ну тебя, - всё так же вяло огрызается Уилсон. Оспаривать нелепые догадки Хауса не было никакого желания и сил.
Краем глаза он заметил, как тот достал баночку с викодином.
-Ты недавно принял одну, Хаус.
-Болит, - ответил он и закинул таблетку в рот.
Уилсон только вздохнул.
Воцарилось молчание. Только телевизор что-то бормочет.
-Чёт ты вялый сегодня, надо бы тебя растормошить, - нарушил полутишину Хаус, поднялся с дивана и захромал на кухню. Уилсон недоверчиво повернулся и посмотрел в его сторону. Из дверного проёма показалась рука и помахала бутылкой.
-Что-о? Виски? После пива?! Фу, гадость какая.
-Ну как хочешь, - Хаус сел на диван и налил себе стакан.
-Совсем сбрендил? После викодина ещё добавить? – возмущённо воскликнул Уилсон, пытаясь отобрать его у Хауса.
-Уилсон, оставь меня в покое, а? Я вообще не планировал, что ты придёшь, так не мешай мне провести вечер так, как я хочу!
-Ты себя гробишь ещё быстрее!
-Скажите пожалуйста, а то я не знаю! Заткнись уже. – Хаус отвоевал свой виски и опрокинул его в себя. Уилсон снова вздохнул, да так тяжко и устало, что у Хауса аж дрожь прошла по телу. Чёрт.
И снова молчание.
Виски ударило в голову.
- Интересно… а когда я перестану нуждаться в твоей заботе, ты тоже бросишь меня?
-Что за ерунду ты опять несёшь?
-Ну а разве не так обычно происходит с твоими пассиями?- усмехнулся Хаус.
-Вот, ключёвое слово здесь – пассии.
-Ха. – он сел вплотную к Уилсону.
-Ты пьян…
Отсесть было некуда, он и так уже вжался в край дивана.
-Не настолько, чтобы не соображать, что говорю.
«И делаю» - мысленно продолжил свою фразу Хаус. Он наклонился к лицу Уилсона и, чуть помедлив, прикоснулся своими губами к его.
Тщётно прождав ответа на свой поцелуй, он оторвался от Уилсона, смотрящего на него большими глазами, и тихо сказал:
-Ты любишь меня. Не отрицай.
-Ты рехнулся?!
Сон как рукой сняло.
- Любой нормальный человек не стал бы терпеть все мои выходки да и вообще такую эгоистичную сволочь, как я. Ты прощаешь мне всё. Ты так обо мне заботишься, что сомнений нет - ты любишь меня.
-Я…
Но Хаус снова его поцеловал, не дав ничего возразить. На этот раз Уилсон ответил, вначале робко, а затем всё больше распаляясь, он ловил его язык, водил пальцами по колючей щеке и никак не мог остановиться.
Наконец, оба, тяжело дыша, оторвались друг от друга.
-И давно ты всё понял?
-Неважно. Мы остановимся только на этом или будет продолжение? – лукаво усмехнулся Хаус.
Теперь уже Уилсон притянул его к себе и, целуя, начал расстёгивать на Хаусе рубашку. Руки Хауса блуждали по его спине, плечам, шее…
-Какой ты страстный, Джимми, - хихикнул Хаус прямо в рот Уилсону.
-Иди к чёрту, - улыбнулся тот, отстраняясь. Потом помог Хаусу встать с дивана, подтолкнул его в сторону спальни и сам пошёл впереди него. Хаус вернулся к столику и взял виски.

Уилсон сидел на кровати и развязывал галстук. Увидев в руке Хауса бутылку, он нахмурился.
-Зачем?
-Я пьян, а ты нет? Так нечестно! – игриво ответил Хаус.
-Ты же прекрасно знаешь, что я недееспособен, когда напьюсь.
-Ага.- Хаус многозначительно посмотрел на выпуклость в брюках Уилсона. Тот чуть покраснел.
Хаус дошёл до кровати, поставил бутылку на тумбочку, отбросил трость и повалил Уилсона на кровать. Тот наконец-таки снял рубашку с Хауса и швырнул её рядом с кроватью. Проделав то же самое с рубашкой и майкой Уилсона, Хаус стянул с того оставшуюся одежду и снова поцеловал его. Целовал, целовал, в шею, в ключицу, ведя языком ниже, ниже… Он чувствовал, как руки Уилсона зарываются в его волосы, а тело вздрагивает под его губами.
Всё это казалось таким нереальным, шокирующим, но в то же время настолько желанным, что Уилсону просто необходима была какая-то разрядка, иначе он просто сойдёт с ума… Он потянулся к тумбочке, взял бутылку и глотнул. Поставил бутылку обратно и вдруг поперхнулся, почувствовав, как Хаус взял его член в рот. Виски обжег горло.
-Хаус…
Тот то убыстрял, что замедлял темп, помогая себе рукой, а другой гладил живот Уилсона. Уилсон стонал, старался не двигать бёдрами и вскоре кончил Хаусу в рот.
Откинувшись на подушки, он тяжело дышал. Снова глотнул виски. Зачем он пьёт?..
Хаус вытер ладонью рот и, подтянувшись к Уилсону, приник к его губам. Вкус алкоголя и спермы смешался у обоих во рту. Уилсон начал опускаться вдоль тела Хауса, но тот остановил его:
-Я хочу, чтобы ты был здесь.
Уилсон улыбнулся и прижался к небритой щеке Хауса и рукой начал ласкать его член. Хаус задышал чаще, прямо Джеймсу в ухо. Тот прижался к нему так, словно хотел ощущать его каждой клеточкой своего тела, любить каждым сантиметром кожи…


Уилсон лежал, чуть свесившись с кровати, и улыбался, наслаждаясь тем, как Хаус гладит его рукой по спине.
Бутылка с виски была почти пуста.
Взгляд Джеймса упал на лежащую на полу оранжевую баночку, выкатившуюся, по-видимому, из кармана рубашки Хауса. Он поднял её, задумчиво повертел в руке и повернулся. Хаус посмотрел на него, приподняв бровь. Уилсон засмеялся, открыл баночку и медленно высыпал викодин на живот Хауса. Наклонился, провёл языком к одной тблетке…
-Что ты делаешь?.. Уил…ай, щекотно же! Ты пьян…
-Ты сам хотел меня напоить, - озорно улыбнулся Уилсон. Он подхватил губами таблетку и приблизился к лицу Хауса. Тот внимательно посмотрел а эти счастливые пьяные карие глаза и поцеловал его, тем самым проглотив викодин.
А Джеймс уже не отдавал себе отчёта в том, что делает. Ему нравилась эта новая игра. Он водил таблетками у Хауса перед лицом, заставляя так забавно ловить их ртом, кормил этими таблетками с ладони, а Хаус целовал эту ладонь и так трогательно прикладывал её к своей щеке… Похоже, Уилсон сам проглотил две штуки, запив их остатками виски…
Окружающий мир уже расплывался… Только глаза, пронзительно-голубые смеющиеся глаза Хауса он видел чётко. Эти глаза его любили, и он тоже очень, очень любил их… и эти губы, руки… Он любил Грега всего целиком, без остатка.
-Грег… я люблю тебя… - засыпая, сказал Уилсон.
Руки, обнимающие его, сжались ещё крепче.


* * *

Голова раскалывалась немилосердно. Что и следовало ожидать. Как хреново, как же хреново…
Уилсон повернулся на спину и почувствовал под собой руку Хауса.
Всё перед глазами расплывается…
-Ты уже проснулся? – прохрипел он, увидев, что Хаус лежит с открытыми глазами. Тот не ответил.
-Хаус, приём… Часы с твоей стороны, сколько там?..
Молчание.
-Хаус! – повысил Джеймс голос настолько, насколько смог.
Нет ответа.
-Хаус?
Никакой реакции.
Уилсон с трудом приподнялся на локте и взглянул на него.
Хаус лежал неподвижно, немигающим взором уставившись в потолок…
-Грег… - выдохнул Уилсон и потряс его за плечо. Сильнее.
Чёрт…
Уилсон уже откровенно тряс его за плечи и не мог понять, почему тот не откликается, не мигает, не посылает его к чёрту…
-Грег!!
Пульса нет, сердцебиения тоже. Господи, нет! Нет!!
Уилсон давит резкими толчками на грудь, бьёт по Хауса по щекам – бесполезно.
Он холодный. Просто ледяной.
-ГРЕГ!!!
Джеймс не может в это поверить, он отказывается в это верить. Этого не может быть! После того, что было ночью, после того, как он осознал, что любит его, то он счастлив с ним, что они счастливы вместе…
Почему?! Что произошло?!
Ничего не видно, всё расплывается... Только лицо, глаза Грега Хауса, эти неподвижно застывшие голубые глаза, он видит чётко…
…И оранжевое пятно… Что это?.. Уилсон машинально взял в руки небольшой предмет. Баночка из-под викодина. Пустая.
Воспоминания о прошедшей ночи вспыхнули у Уилсона перед глазами…
Господи, что он наделал! ЧТО он наделал!
Уилсон смотрел на свои руки, которые протягивали таблетки к губам Хауса, руки, которые он целовал, и хотел отрубить их. Он чувствовал во рту свой язык, которым он был во рту у Грега, с таблеткой на кончике, и хотел отрезать его. Но это ничем, ничем не поможет…
Джеймс судорожно сжал ненавистную баночку, швырнул её и с душераздирающим воем упал на кровать, рядом с тем, кого он вчера так любил.

@темы: слэш, Грегори Хаус, фанфики, Джеймс Уилсон

---

6х17Lockdown Промо фотографии

[mackerel sky.]

Спойлер!

@темы: новая серия

---

Просьба

[Malda]

Здравствуйте)
Я когда-то видела где-то у вас в сообществе потрясающее видео на песню Машины Времени "Мой друг (лучше всех играет блюз)", на тему Хаус глазами Вилсона.
...И теперь не могу найти( Помогите пожалуйста...

АПД. нашла. если кому интересно в комментах ссылка на стороний сайт, в сообществе вот: www.diary.ru/~housefans/p84933874.htm

@темы: видео, фан-видео, Грегори Хаус, прошу помощи зала

---

House MD 6x17 "Lockdown" (Directed by Hugh Laurie)

[Dyavalenak]

House MD 6x17 "Lockdown" Promo #01 HQ

Перевод halflink взят на greg_house_ru

перевод

"Взаперти"
Голос за кадром (далее ГЗК):
"Он тот, кто играет самого неотразимого героя на современном ТВ.
... Через две недели...
Хью Лори режиссирует самый разоблачительный эпизод этого сезона"
Пациент:
- Вы - доктор Хаус?
Хаус:
- О, Господи! Только не говорите, что у нас когда-то был роман!
ГЗК:
"Больница на осадном положении..."
Пациентка:
- Где (мой?) ребенок?
Кадди:
- Перекрыть все выходы!
ГЗК:
"И неожиданное возвращение..."
Чейз:
- А ты что тут делаешь?
ГЗК:
"Тайное станет явным..."
Тауб (окидывая плотоядным взглядом коробки):
- Мы могли бы узнать все и о каждом
Пациент:
- Мне осталось всего несколько часов, так что Ваши тайны в полной безопасности.

ПС: Lockdown - строгая изоляция заключенных и содержащихся под стражей

приятный спойлер по касту

в серии появится Дженифер Моррисон

Вопрос: ;)

1. спасибо		87	(100%)
Всего:		87

@темы: видео, спойлеры, 6 сезон

---

Fan видео :))

[Eippar]

Приветик всем ^ ^ Недавно в теме, не судите строго )))
Пейринг Hilson ♥ ♥ ♥

@темы: слэш, фан-видео, хаус/уилсон

---

[Диран]

Название фанфика: "Ящик комода" (сиквел к "Дневник Роберта Чейза" )
Автор: Диран
Рейтинг: PG-15
Пейринг: Хаус/Чейз
Жанр: драма, романс
Размер: миди
Статус: закончен
Предупреждения и комментарии: кусочки "встроены" в серии. Названия кусочков - названия серий. Таймлайн - 6 сезон (до последней на данной момент 16 серии).
Выложено по просьбам страждущих, но поскольку сериал еще не закончен, планируется третья часть)
Дисклеймер: все права на героев принадлежат создателям сериала.


Храброе сердце
Я зашел за церковь. Глухая кирпичная стена отгораживала небольшой пустырь – о нем, наверняка, знали лишь любящие играть здесь беспризорники. Но сейчас было явно не их время: пустырь был пуст. Я усмехнулся: забавно звучит. Кое-кто бы оценил. Я провел пальцами по неровной кирпичной кладке и прошел чуть дальше.
У меня уже в который раз начиналась типичная паническая атака: от учащенного пульса в ушах стучала кровь, покалывало в левой стороне груди. В горле ком, дышать тяжело, накатывает тошнота. Влажные ладони, дрожащие пальцы – все как по учебникам. Ни одного признака не упустил, молодец, не правда ли?
Я даже думал, что сегодня не выйду из вдруг ставшей тесной церкви. На улице стало легче, но все симптомы не ушли. Прохладный воздух облегчил дыхание, заставил успокоиться сердце. Жар сменился ознобом.
Я еще раз оглядел пустырь: да, я был один. Абсолютно один. Пасмурное небо давило на плечи. Оно явно не собиралось проливаться дождем и прибивать пыль под ногами. Я зло ударил по попавшемуся под ботинок камню, оставив рытвину в сухой рыхлой земле.
Знакомый голос заставил меня почти вскрикнуть от неожиданности и резко обернуться. Хаус стоял, прислонившись к стене, и лениво играл с тростью.
- Грехи не отпустили?
- Нет.
Задавать Хаусу такие идиотские вопросы, как «Что вы здесь делаете?», «Разве это ваше дело?» или тем паче «Откуда вы это знаете?» я отучился давно. Трость в его пальцах замерла, а затем завертелась в другую сторону.
- Дай угадаю: сказали, что отпустят, если сдашься полиции?
- Да.
- Не смотри на меня удивленным кенгуру, ты меня знаешь уже не один год.
Я скривился и отвернулся.
- Почему ты пошел к священнику? – его голос раздался над самым ухом, и мне пришлось снова повернуться к нему. - Ты лицемер. Ты давно не веришь в Бога. Зачем?
- Несколько лет назад мы лечили мальчика-проповедника, а ты соревновался с Богом.
- Ты решил, что мы сыграли в ничью, но я тогда победил. Помню. И при чем здесь это?
Я запрокинул голову и посмотрел в ставшие в таком освещении идеально голубыми глаза Хауса, стараясь увидеть в них хоть что-то божественное.
- Но я решил, что ты мне грехи не отпустишь.
Грег задумчиво пожевал губами и обнял меня за талию, прижимая к себе. Я замер, думая, как бы так незаметно ущипнуть себя…
- Врачебный грех, может, и по моей части. Я отпущу, - он не дал мне возможности ответить, заткнув рот поцелуем.
Через пару минут я нехотя оторвался от его губ и уткнулся носом в плечо. Как же он мне нужен… И он знает это. И потому гладит меня сейчас по спине, по пояснице…
Он – самый сильный человек, которого я знаю. Эллисон – слаба. Женственна и слаба. А я сейчас не мог никак встать сам, не говоря уж о том, чтобы поддерживать еще кого-то. Мне нужен был Хаус. Но вот маленькая загвоздка: Кэмерон я нужен. А Хаусу – нет.
Я и так не смог бороться с ситуацией… с собой – я вернулся в команду из хирургического отделения. Вернулся. Теперь все почти по-прежнему. Ну да, то самое ключевое, роковое «почти»…
Я отчаянно куснул себя за губу и дернулся.
- То, что ты мой начальник не дает тебе права трогать мою задницу.
Я резко вывернулся и пошел прочь, сунув руки в карманы и опустив голову.
- Ну да, только с «ты» на «вы» назад переходить не захотел. А это значит…
Я сделал вид, что не услышал. Грег уже насмотрелся на мои мокрые глаза – может уходить довольным.
А мне срочно нужен был бар. И лучше бы где-нибудь на окраине города.

Известные неизвестные
- Прости. Я всегда думаю о худшем. Раз ты говоришь, что интрижки нет – значит, ее нет.
Я взял Кэмерон за руку. Решение, зревшее давно, разлетелось, как мыльный пузырь. На смену ему пришло новое. Да, пожалуй, это решит проблему. Какую-нибудь точно. Или создаст новую…
Мое молчание показалось жене слишком красноречивым:
- О боже, значит есть?!
- Да нет! – меня не то, чтобы смешило… как-то ошарашивало: как можно говорить об интрижках, когда речь пойдет об убийстве. Да, конечно, она еще не знает… но меня все равно выбивали из колеи ее мысли, слова, ее голос. Не говоря уж о том, что мысль «если бы и была интрижка, то только с Хаусом» не давала мне покоя с того самого момента, как Эллисон взбрело в голову, что у меня с кем-то может быть роман.
- Хорошо, прости. Еще раз.
Я отстранился, не отпуская ее ладонь.
- Не хочешь говорить – ладно. Но я могла бы помочь. Ведь все это тебя гложет. Мы бы вместе могли все преодолеть. Но я люблю тебя в любом случае.
Да. Скажу. И тогда ты, Кэмерон…
- Иногда мы теряем пациентов. Один наш пациент, - отдающая паршивой театральностью пауза заставляет все-таки произнести вязнущее на языке имя: - Дибала. Мы его… мы его не потеряли. Я его убил.
Испугалась. Растерялась. А я был прав.

Работа в команде
- Но мы должны уйти из Принстон-Плейсборо.
Это был ее приговор. Только вот приговор чему именно – она еще не понимала.
Когда Хаус в тот день, во время операции, предложил мне найти объяснение ее поступку, ее поведению… даже нет, он сказал, что найдет мне объяснение, а не спрашивал на это разрешения – я только усмехнулся. Видимо, в тот момент я проходил стадию жалости к Кэмерон. В конце концов, какие-то чувства у меня были и к ней. Но уже тогда на краю сознания мелькнула неуловимая радость.
Уже потом, сильно позже, я понял, что меня попросту обрадовали такая борьба за меня, такой напор со стороны начальника. Хотя «обрадовали» - не совсем то слово. Дали надежду. Оказывается, я ему все-таки был нужен. Зачем? Дурацкий вопрос, не хочу об этом думать, неважно… просто нужен. Это факт.
И все же вернемся в тот день: чувство жалости и ответственности к достаточно настрадавшейся в своей жизни девушке, к моей жене, не дало мне осознать все и сразу. Нет, я и сам, конечно же, пытался спросить у Кэмерон, почему она меня простила, пытался понять, что вообще происходит в моей жизни… Но мне нужна была еще одна встряска.
И, разумеется, Грегори мне ее устроил.
Он не только объяснил поступки Эллисон (несомненно, его версия была очень интересной, хотя я долго не мог поверить в ее правдивость – слишком по-сумасшедшему и одновременно по-простому. Слишком по-хаусовски, чтоб поверить, и слишком по-хаусовски, чтоб проигнорировать…), но и сказал ключевую фразу: «Ты перепутал время глагола. Все уже испорчено. И потому ты не просто хочешь на меня работать, тебе это необходимо».
Когда он вышел тогда из кабинета, мне понадобилось еще несколько минут, чтобы прийти в себя. «Кэмерон считает, что ты моя марионетка. Если уйдешь – трудно будет доказать, что это не так». Если я поведусь на твои интриги – это будет не так? Или ты попросту как всегда прав? Да и какая к черту разница?! Я просто хочу…
А потом пошел инкубационный период. Грегори, как заразу подсадил мне в голову нужные мысли, а в сердце – надежду на него. И у этой инфекции инкубационный период был небольшим. Впрочем, за этот малый промежуток времени меня пытались успеть переубедить. Пытался Форман. И я ему сказал, что мои решения не зависят от Хауса. Соврал? Отчасти. Хаус влиял на меня. Но не словами, не мыслями и даже не действиями. А своим существованием. И латентной возможностью существования рядом со мной.
А потом один легкий и красноречивый взмах бровей начальника – и я кидаюсь за женой. Только, чтобы высказать все.
Ну вот и конец, собственно.
И мощный толчок, чтобы в последний раз, перед тем, как упасть в чьи-то достаточно сильные объятья, самому совершить что-то действительно сильное. Принять решение. Я принял. Впрочем, речь не об этом – само решение было принято давно. Просто я сказал о нем Хаусу.
Пришел, сел на крыльцо их с Уилсоном дома, дождался его. И сказал.
- Я хочу быть в команде.
- По-твоему это спасет твой брак?
Он уже стоит совсем рядом. Стоит и ждет ответа на риторический вопрос. А я отрицательно качаю головой, хотя с губ и срывается не слишком решительное «Не знаю».
- Четыре кандидата, три места. Сложное решение предстоит принять.
Я отвернулся, чувствуя, как вновь начинает предательски щипать глаза. Весь мир летел к чертям, не собираясь останавливаться. А я ничего не мог сделать. Ни с миром, ни с собой. Поэтому сидел на холодном камне, надеясь на какое-то чудо.
- Не хочешь зайти на собеседование – взятку мне предложить?
- Хочу.
Пока Грег закрывал за нами дверь, я скинул верхнюю одежду. Он возился в коридоре долго, и я успел задернуть шторы и даже расстегнуть верхние пуговицы рубашки.
Бросив взгляд на окно, Хаус ехидно поинтересовался:
- Австралийская врожденная стеснительность или воспитание?
- Думай, что хочешь.
- О, то есть ты, - он подошел сзади и резко прижал меня к себе тростью, которая почти до боли вжалась в грудь. – Позволяешь мне вообразить тебя в костюме школьницы?
Я молча откинулся назад, прикрывая глаза. Потом я, словно во сне, терся об его ладони, расстегивающие мою рубашку и стаскивающие ее с плеч, склонял голову набок, позволяя целовать шею и оголенное плечо. Гладил его бедра, заведя руки за спину, перебирал и распрямлял складки грубой джинсы, теребил ремень.
За своими довольными постановыниями-выдохами я не слышал, как щелкнул сначала замок, а затем – выключатель. Внезапная вспышка света резанула по глазам.
- Стетоскоп на двери? Хаус, ты с ума сошел, это моя квартира! Даже, если ты с проституткой, я…
Я сначала дернулся, попытавшись снова натянуть рубашку на плечи, но Грег прижал меня к себе сильнее. Чувствуя, что начинаю краснеть, я прикусил губу, отворачиваясь и не смотря в сторону Уилсона.
- Уилсон, я повесил стетоскоп на дверь, потому что собрался трахаться. Прости, что не увел его в свою комнату – подумал: это не то, что стоит видеть фотографиям твоей мертвой подружки.
- Я – к себе, - Уилсон выставил вперед руку, словно предупреждая дальнейший разговор: - Выйду, когда закончите.
- Мы обязательно ляжем так, чтобы ты не мог подглядывать.
Джеймс мотнул головой, еще больше закрываясь руками и отмахиваясь от Хауса:
- Ничего не хочу знать, но в следующий раз лучше уж оскверняйте местную святыню.
Джеймс выключил свет, я так и не увидел его лица – сначала ослепленные той вспышкой глаза еще не успели снова привыкнуть к темноте. Но голос у онколога явно был растерянным. Удивился. Еще бы.
Я отстранился от Хауса.
- Я не могу, я…
Позволивший мне отойти Грегори сел на диван и выжидательно скрестил руки на груди.
- Уилсон здесь и я… не сейчас. Я хочу, но…
- Ты не хочешь. Но захочешь потом. Называй вещи своими словами.
Я кивнул и прикрыл глаза. Да что же это такое… Я набрал в грудь побольше воздуха, чтобы что-нибудь ответить, но так и не придумал, что именно. Сдувшись, словно воздушный шарик, я отвернулся к окну. Нужно было что-то сказать, что-то сделать…
Я долго теребил занавеску и, снова погрузившись в свои мысли, не заметил, как пальцы соскользнули на комод.
- Верхний не отдам – мне трудновато наклоняться.
- Что? – я удивленно обернулся на Хауса, уже включившего телевизор.
- Твой – нижний.
- О чем ты вообще?
- О ящиках.
- Ты предлагаешь мне ящик комода в квартире мертвой подруги Уилсона?
- А что именно тебя сейчас напрягает? Мертвецы? Призраки? Ну сам подумай, коли она меня здесь терпит – с чего бы ей обижаться на тихого австралийского мальчика из семинарии?
- Я… спасибо.
Я бы мог спросить, откуда он знает. Но это был один их тех идиотских вопросов, которые явно не стоит задавать Хаусу. Да и, честно говоря, мне было плевать. Какая разница: угадал он или знал, чего я хочу от отношений. Главное, что он предложил…
- Раз у тебя кровь все равно при Уилсоне, куда надо не приливает, займи мозг полезным. Подумай о пациенте, например.
- Послушай, раз уж здесь хорошо относятся к семинаристам… о каком там святилище говорил Уилсон?
Хаус не посмотрел на меня, но его губы медленно растянулись в довольной усмешке.

***

А потом – сказать Кэмерон. Впрочем, я уже даже в тот момент понимал, что говорю не так эмоционально, то есть – не теми эмоциями, которыми должен бы.
А она пошла к нему. Да еще и объяснила, насколько сильно я ей противен. То есть, разумеется, ей меня очень-очень жалко, но такой грешник уже не для нее. Хаус победил, отыграв меня у законной жены. А она еще и пришла признать это поражение по всем фронтам.
- Не знаешь, где бы достать транспарант «миссия выполнена?» Вернул себе рассудок, лицензию, а теперь…
- Что? Шутишь? Всех?
- Трое из четверых. Почти тоже самое, что четверо из пяти.
- И кто?
- Кэмерон.
- Ух ты! Поверить не могу. То есть по правде поверить не могу. Ты был прав, молодец, Хаус.
- Это точно. Она порвала с Чейзом, и уходит из больницы. И, тем не менее, трое из четверых – это не плохо.
- На самом деле ты не хотел, чтобы она оставалась. Ты ведь не хочешь делить Чейза ни с кем. Зачем он тебе? Найди себе другого кролика, с которым сможешь забываться в своей любви к Кадди.
Хаус даже не ответил. Он просто ушел.

Счастье в неведении
Я устал от вечных тычков. Хаус, сперва пригревший (в который, между прочим, раз!), снова играл в какую-то игру. А все остальные словно сговорились…
Для начала Форман оторвал меня от дремы в комнате отдыха. Счел нужным напомнить про Дибалу. Молодец. Очень помог! Ответить ему любезностью: подарить огромную фотографию Тринадцать, или не стоит?
Тауб полез с предложениями обеда во время обыска квартиры пациента и дурацкими вопросами:
- Тебе есть с кем поговорить?
- Да.
- И кто это?
Сказать бы сейчас «Хаус» - он бы заткнулся. Сказать бы «Хаус. Во время секса» - он бы схлопотал сердечный приступ. Но мне смелости не хватило. Да и нужные слова обычно приходят не сразу, а через несколько минут, а то и десятков минут – когда уже глупо отвечать.
А в это же время этот самый Хаус дозванивался сестрам Кадди. На моих глазах. Он играется. Или он пытается разобраться в себе, как убеждал меня Уилсон (кстати настолько ошалевший от новостей, что даже не ставший возражать моему переезду… или просто Хаус убеждал его, когда меня рядом не было), но мне от этого легче не становилось.
Нет, конечно, с другой стороны День Благодарения был потрясающим. Хаус был пьян. Я был пьян. То есть Грег на самом деле играл спектакль перед ухажером Кадди, а я по правде снова глушил воспоминания крови, льющейся из черного рта.
Вот только на следующий день все продолжилось – наступила очередь Тринадцать. Она прицепилась с психологом. И со своим шоколадом. Я был готов рычать – как объяснить этим людям, что мне не нужна помощь? Все, что мне нужно – Хаус. Но, видимо, даже, если бы я трахался со своим начальником у них на глазах, они бы все равно думали, что у меня проблемы из-за разрушившегося брака…
Вечер, уже почти перешедший в ночь, снова застал нас вех в кабинете. Трудный пациент, а как же? Все до скрипа в зубах банально… Погруженный в свои мысли, я не слышал, как Тринадцать предложила Б-12. Потом прошмыгнувший мимо меня Тауб задел стул, отвлекая и заставляя все же вслушаться в версию Формана. Кажется, Эрик предложил опухоль костного мозга. Сам Тауб включился в дифдиагноз с крайней редкостью – волчанкой. Я даже тихо прыснул.
- Ну а ты?
Разумеется, Хауса интересовал я. Я и повернулся к нему.
- Добавишь какую-нибудь предсказуемую чушь?
- По-моему, этого и так уже хватает.
- Они хотя бы пытаются, а не сидят, как мешком прибитые! – А он ведь злился. Потому что тоже волновался за меня?.. И будь я более адекватен, я бы это заметил. Хотя, какого черта? Сначала выискивать Кадди, а потом волноваться за бедного обиженного мальчика. Гениально! Впрочем, очень быстро его злость на меня якобы перетекла в крайнее раздражение отсутствием идей у всей команды: – Дайте мне хоть что-нибудь! Быстро! – Грег ткнул тростью в мою сторону. - Или я позвоню твоей бывшей мозговитой половине и ее спрошу.
Не знаю, на что он меня провоцировал. Не знаю. Но сказанное им ударило очень больно. Ревнует? Манипулирует? Просто подкалывает? Да плевать.
Я просто устал. Я так надеялся, что доберусь до этой высоты и рухну на ней, но оказалось, что нет – иди мальчик дальше. Барахтайся, как хочешь. А мы еще и тростью потыкаем, чтоб понять: не издох ли от передоза эмоций.
И я его ударил.
Да, конечно, он потом меня выгородил перед Кадди.
А я не выдержал. Просто уже не выдержал. В ту ночь я не поехал к нему: спал у себя дома. И понял, что слишком быстро отвык жить один. Через полчаса после прихода я понял, что в доме слишком тихо и пусто. Пришлось включить телевизор и музыку. Они были включены всю ночь – не знаю, почему соседи не пришли жаловаться.
И на ужин я машинально сделал два сэндвича. Пришлось зло засунуть оставшийся в холодильник. И спать на диване. Потому что смотреть на пустую половину огромной кровати у меня не было никаких сил.

***

Впрочем, смотреть на его синий глаз и разбитую бровь на следующий день мне тоже стало невмоготу – в конце концов, я его люблю.
Поэтому после очередной возни с пациентом я собрался с мыслями и почти схватил его за рукав… но он успел выйти в коридор быстрее. И даже в шутку попытался убежать от меня, смеша команду и ходящих мимо медсестер. И знаете – в этот момент у меня и отлегло. Я понял, что все еще может как-то наладиться. У нас с ним. У меня. Может.
- Я все равно догоню.
Он остановился и повернулся, всем своим видом показывая, что смирился со своей участью.
- Прости за нос, и за глаз… и за бровь.
- Видимо, я заслужил, - я уже давно перестал понимать, что сделали с Хаусом, когда его лечили. Но эта фраза заставила мою селезенку (хорошо, что одну, а не семь – а то я от поставленного минутой раньше диагноза долго отойти не мог) подпрыгнуть в район горла. Фигурально выражаясь. Не менее фигурально у меня похолодело между ребрами и засосало под ложечкой.
- Если бы я так думал, я бы не извинился.
- У тебя что: кулак дернулся?
- Меня все достали вопросами о моем состоянии.
- И ты мне врезал, чтобы отпугнуть народ?
- Типа того.
- Но все еще больше стали за тебя переживать.
- Может быть, но зато теперь они не лезут с разговорами.
- Тоже верно.
- Удачи.
- В чем?
- В отношениях с Кадди, например.
- Ревнуешь?
- Я люблю тебя. Я больше не могу. Ладно, мне наверно, пора в операционную.
- Приходи сегодня.
- Сегодня? Приходи? Я больше не могу жить от выступа до уступа. Мне нужно сесть на ровную площадку. Хотя бы на передышку.
- Я же говорю – я заслужил нос-глаз-бровь от тебя. Поедем с работы вдвоем.
И что я мог на это сказать? Отказаться? Ну мог.
А его бы это остановило?
Вот и я так думаю.

Уилсон
Джеймс складывал вещи в чемодан, готовя мебель к переезду. Глянув на Хауса, сосредоточенно массировавшего свое правое бедро, Уилсон поинтересовался:
- Твои сложить?
- Если тебя не затруднит…
Уилсон подозрительно покосился на стоявшего у дивана Хауса и его ногу и открыл нижний ящик комода.
- Что-то я не помню у тебя такой рубашки. Да и по размеру она тебе будет маловата… Ты что: отдал Роберту нижний ящик?
- Да.
- Ты же говорил, что в нижних всегда хранишь игрушки, потому что любишь, когда сердобольные к инвалиду шлюшки наклоняются, вставая в…
Хаус облизнул губы и улыбнулся, направляясь в кухню.

Под прикрытием
- Мужчина, тридцать два года, развившееся недавно головокружение от громких звуков. На КТ – ничего: ни внутреннего кровотечения, ни отека. Остальное в карте. Кэмерон, что, забрала при разводе волосы?
Я осуждающе посмотрел на Хауса. Еще бы он не злился на моей стрижку – проспорил на нее сто баксов…

***

Тауб докладывался:
- Бред прошел.
- Пациент ушел, а вернулся еще в худшем состоянии. Значит, все-таки окружающая среда?
- Нет, не значит. Где Форман?
- У него была встреча с Кадди.
- Что значит «нет, не значит»? Слежка провалилась, машину конфисковали.
- Верно. Занятно. И абсолютно неважно. Форман купился на розыгрыш с зарплатой?
Я улыбнулся первым. Я, конечно, работаю на Хауса уже очень давно, дольше всех, но и того времени, что провели с ним Тауб и Тринадцать, вполне могло бы хватить, чтоб понять: никаких секретов от такого начальника быть не может. Он выигрывает всегда. Даже у Бога.
Слишком сильно задумавшись, я пропустил подзатыльник:
- Прости, не мог удержаться и не потрогать твою новую стрижку. Я сказал пункцию, почему ты все еще сидишь здесь?

***

- Это не инфекция. Возможно, заболевание вегетативной нервной системы.
- Никак не привыкну к волосам. Ты подстригся, потому что привык к новой голове или…
Посмотрев на стоявшего за моей спиной Уилсона (он, кстати, до сих пор иногда пытается меня жалеть из-за того, что я связался с Хаусом. Прости Уилсон – но ты идиот) и усмехнувшись, я выложил Грегу его любимый козырь: новый симптом, пока не нашедший нормального объяснения.
- Дважды вводили иглу для пункции: пульс не изменился. Если добавить это к другим симптомам… - и все как обычно. Я не успеваю договорить, а Хаус уже смотрит в никуда. Его осенило. Ну разумеется.
- Это будет ошибкой, - Грегори быстрым шагом направился к двери, а я непонимающе уставился на как всегда ничего не объяснившего начальника.
Уилсон, разговаривающий до моего появления с Хаусом явно не на больничные темы, бросил ему вдогонку:
- Она ни за что не купиться!
Грег даже не обернулся, крикнув:
- Не переживай, родной.
Я удивленно вскинул брови и перевел выжидающий взгляд на Джеймса. Тот только закатил глаза, отворачиваясь.
- Я что-то пропустил?
Онколог раздраженно всплеснул руками:
- У него спроси.
Мотнув головой, я толкнул дверь и догнал Хауса у лифта, успев нажать кнопку вызова до него.
- Не расскажешь?
- Как я могу испортить свою гениальную задумку: мы заходим в палату, я выдаю свою гениальную и простую идею и вижу твое удивленное личико. «Боже, как я не догадался! Какой я идиот! А он – гений!» - читается в твоих зеленых глазах. Очень возбуждает. Так что не мешай.
- Я не об этом.
Мы зашли в приехавший лифт.
- О… Не ревнуй к Уилсону. Ты-то знаешь, что мы с ним не геи.
- Да ну?
- Ты прав, касательно него у меня тоже есть подозрения: три развода – серьезный повод задуматься.
- Хаус! – я со всей силы долбанул по кнопке остановки. Мы застряли между этажами.
Грег пожал плечами, прикрыл глаза и надул щеки, задерживая дыхание. Я усмехнулся и уперся ладонями в стену лифта. Из-за того, что Хаус оперся на нее спиной и даже слегка сполз, у меня получилось нависнуть над ним. Несмотря на разницу в росте в десять сантиметров.
- Так кому же ты хочешь вдуть?
Хаус разжал губы, выпустив воздух с характерным чпоком прямо мне в лицо.
- В данный момент – никому. Но если ты постараешься… у нас будет несколько минут. А то у нас пациент умирает, а Кадди скоро вызовет монтеров.
- Ха-а-аус…
- Доктор Чейз, вы живете со мной – вам мало? – Грег язвительно прищурился и махнул у меня за спиной тростью. В тот момент я не сообразил, что он нажал ею кнопку.
- Еще с нами живет Уилсон.
- О, я не думал над этим. И правда. Три развода, живет с двумя геями – точнее с одним геем и с…
- О да! Теперь, когда ты сделаешь мне больно, я пойду утешаться к нему. А что? По-моему, ничем не отличается от Кэмерон: жалостливый, моралист, всех любит…
Грегори резко притянул меня к себе и поцеловал, затыкая. Я попытался дернуться, но руки сами соскользнули к Хаусу на грудь. Все, что я смог – это прошептать:
- Это нечестно…
Хаус вскинул брови, копируя меня, и я рассмеялся, снова целуя его.
Тихий лязг открывающихся за моей спиной дверей лифта стал неприятной неожиданностью. Учитывая, что там ждала какая-то женщина…
- Грег? О… Прости, я, видимо не вовремя. Я, пожалуй, пойду…
Я судорожно нащупал кнопку следующего этажа, чтобы эти чертовы двери закрылись.
- Кто это был?
Грегори лишь хищно улыбнулся. Когда я снова был готов нажать «стоп», он больно ударил меня тростью по руке.
- Хватит. Нас заждался пациент.
Ах да, он же не осуществил еще свой гениальный план! Я постарался выровнять дыхание – так, главное не показывать Хаусу, что я воспринимаю все близко к сердцу. Сейчас надо на что-нибудь отвлечься… А вот и палата. Отвлечемся на работу.

Грег с порога заявил пациенту:
- Вы слабак.
Вполне в его духе. Нужно же было ему подготовить почву для того, чтобы сообщить свою сногсшибательную теорию. Ну… в общем-то, так и произошло.
- Повторите это, когда я поправлюсь!
- И что? Побьете меня? Какой будет стресс. Лучше выпейте сперва ваших бета-блокаторов.
По лицу больного я понял, что Грегори, как всегда, попал в точку.
- У вас больное сердце? – пациент, казалось, даже не слышал моего вопроса. Его явно неприятно удивило то, что Хаус догадался.
- С медицинской стороны – нет. Иначе он бы сказал. Образно же говоря…
Не договорив фразы, Хаус пошел закрывать дверь. А он прав – в шпионских играх есть своя прелесть.
- Это все из-за напрягов преступной жизни. Порою мне приходится творить зло. И не всегда злым людям.
Грегори красноречиво посмотрел на меня то ли боясь, что закатывать глаза при пациенте, сидящем на бета-блокаторах нехорошо (в чем я очень сомневаюсь), либо просто захотев поделиться со мной впечатлениями от сказанного наркодилером. Мимикой. Непередаваемой. Я только кивнул.
- Последние пару месяцев мне было нелегко. Приятель достал таблетки. Они купируют стресс. Только не говорите ничего Энди, ладно? – Хаус снова бросил быстрый взгляд в мою сторону. – Мне не нужно, чтобы он решил, что я тряпка.
- Последняя таблетка была за сколько времени до первой госпитализации?
- Выпил накануне вечером.
- Затем мы вас положили, и у вас начался синдром отмены. Отсюда гипертензия, - врач уже говорил не с пациентом, а со мной. – Потом он ушел, принял таблетку и гипертензия прошла. Значит, это был не симптом. А если это так, то у нас вертиго, жар…
- И стресс. – Я не мог упасть лицом в грязь перед Грегом. Я должен, просто обязан был выдать что-то, что его удивит. Тем более «мозговой угар», в который впадал мой начальник, всегда очень быстро заражал и меня. – Он уже давно в этом бизнесе. Либо вдруг совесть появилась, либо тело производит лишний адреналин.
- Феохромоцитома.
- Что?
- Это по-гречески. Значит «вы скоро снова сможете гадить добрым людям». Сделать МРТ надпочечников, - уже собирающийся уйти Хаус вдруг чуть наклонился ко мне. – Как справишься – не станешь душить его подушкой?
Я рассмеялся. Ну нет – задеть меня такими глупостями у него не получится. Давно уже не получается. Привычка. Иммунитет.
Хаусотерапия хаусозависимостью от хаусофобии. Удобно.
А об остальном проще поговорить с Джеймсом. Грег, судя по всему, раскалываться не собирался.

***

- Хаус тебе врет.
- Знаю. И ты тоже. На дворе 2010 год. Никому нет дела, что вы геи. Вам больше не нужно скрываться.
Я зажал себе рот рукой, только бы не смеяться слишком громко. Я открыл дверь своим ключом, ожидая застать Уилсона одного. Но, как оказалась, у него в гостях была какая-то дама, и их разговор был крайне интересен. Пришлось спрятаться за этой тонкой стеной. Тем более, что где-то я ее уже виде, да и голос знакомый…
- Да я не скрываюсь! Оглянись: разве можно сказать, что тут живут геи? Ну постер не в счет. Никакой мебели кроме двух табуреток, на окнах никаких штор!
Я поймал себя на мысли, что количество мебели в этой квартире и отсутствие занавесок меня удручало. Постарался убедить себя в том, что это вызвано исключительно моей практичностью.
- Ну мой бывший даже не знал, что они существуют в природе. Это твой альбом «карпентерс» или Грега?
- Слушай. Хаус ненавидит мюзиклы, моду и меренгу. Это все инсценировка, чтобы втереться к тебе в доверие… чтобы с тобой переспать.
Я даже фыркнул – нужно было слышать каким голосом Уилсон это сказал. Такой стыдливости даже у моей бывшей жены не наблюдалось.
- Я поняла.
- Наконец-то.
- Ты ревнуешь. Если ты хочешь проводить с Грегом больше времени, просто так ему и скажи.
А вот лицо Уилсона надо было видеть. Наконец, я сложил все части мозаики и понял, что ситуацию надо разруливать как можно быстрее. Тем более рано или поздно наша соседка поймет, что я тоже живу здесь.
Я все-таки вышел из коридора в комнату.
- Простите…
- Чейз!
Женщина перевела взгляд с Джеймса на меня:
- Мы с вами не виделись? – она пристально разглядывала меня, пытаясь вспомнить.
- Не знаю. Я вас не припомню, простите.
- Это к тебе? Я тогда пойду.
Когда Уилсон закрыл за девушкой дверь, я вопросительно приподнял бровь:
- Это та самая?
- Да. Чейз, какого черта?
- Ты кое-чего не знаешь. Помимо прочего она думает, что Хаус изменяет тебе с симпатичным врачом из клиники. Видела нас, когда приходила в больницу, к нему. Возможно, что она меня даже узнала. Не находишь это забавным?
Скрестив руки на груди, Джеймс выдохнул:
- Нет. Не нахожу.
- Я бы на твоем месте включился в игру.
Уилсон устало помотал головой, а потом замер, посмотрев на меня:
- Думаешь?
Я усмехнулся, кивнув.

***

Я пересматривал карту пациента в кабинете, когда за спиной послышался характерный стук трости. Я не стал оборачиваться, позволив Хаусу приблизиться и прошептать мне в самое ухо:
- Идея с кольцом была твоя или его?
- А что, если моя?
- Наглая-наглая Златовласка, - протянул Грег, проведя рукой по моим волосам, и тихо ругнулся: - Я так надеялся тебя за них схватить…
Я ухмыльнулся, облизывая губы.
- Это одна из причин, по которой я их отстриг, - я медленно повернулся к нему лицом.
А он продолжил тихим голосом:
- …схватить, ткнуть мордой в стол и трахнуть.
- Ты же хочешь вдуть соседке?..
- Перестань ревновать, - Хаус тихо зарычал, кусая меня за губу.
Я аккуратно подвинул ногу, чтоб почувствовать бедром, возбужден ли Хаус. О да… Ну что ж, продолжим нашу игру «разозли Хауса».
- Доктор Хаус, вы ничего не получите.
Я вывернулся из-под его руки и выскользнул в коридор.

***

- И какое это имеет значение?
- В стране зануд у тебя однозначно огромное состояние, - раздраженно огрызнулся Хаус.
- Отстаньте от него. То, что он коп под прикрытием, не поможет нам его вылечить.
- Логично. Верно говорят: «информация – это не сила». Погоди… - интересно, он злиться на пациента или все еще хочет меня мордой в стол?
- То есть, зная, то он коп, мы развяжем ему язык?
- Развяжем? Речь о женском искусстве убеждения.
Тринадцатая улыбнулась и сделала шаг вперед. Но Хаус ее тут же остановил тростью:
- Я сказал о женском! – и выразительно посмотрел на меня.
Я состроил ему рожу и направился в палату. Да-а-а, я был доволен. Я его разозлил. И сам при этом был хоть ненадолго, но хозяином положения, прекрасно держа себя в руках и наслаждаясь происходящим. Пожалуй, если объединять усилия с Уилсоном мы можем играть против Грега…

***

Жизнь в одной квартире имеет свои плюсы и свои минусы. Например, даже если ты заехал на минутку перекусить, тебя могут припереть к ближайшей стенке тростью. И отомстить.
Кстати, это плюс, учитывая, что первые слова Хауса были «я ей все сказал. Теперь единственная девушка в моей жизни – это ты».

На новый рубеж
- Ты совсем свихнулся?
- Как бывший пациент психиатрички, считаю такую формулировку оскорбительной.
- Я запретил мыться в моей ванной. Месть должна быть адекватной.
- А высказывания должны быть связными.
- Эта тварь отколола плитку, исцарапала стены и все обосрала. Жди чек за ремонт и расплату.
Уилсон вышел, а я тут же подался к Хаусу.
- О чем он?
Меня крайне волновала судьба квартиры, да и вообще: происходящее казалось мне интересным. Кстати именно интерес команды, который я как бы выразил за всех, спас меня от возможных вопросов с их стороны.
- Понятия не имею…
Все это принимало кще более любопытный окрас. Потому что, насколько я знаю Хауса, - в данный момент он действительно не имел ни малейшего понятия.

***

Нас всех собрали в диагностическом кабинете. Команду, Уилсона, Кадди, Маркуса… Я распластался по столу, пытаясь хоть немного вздремнуть: ночные дежурства в больнице – штука неприятная. Чуткая дрема в кресле ну никак не заменяет кровать. Двуспальную. Мягкую. С ехидной под боком. А еще дома отсутствует необходимость вставать и проверять показания приборов, просыпаясь от малейшего шороха, неровного выдоха пациента или приснившегося писка.
Все, о чем я сейчас мечтал – сон. Пусть даже на письменном столе.
- И есть какая-то причина? – Кадди тоже явно не устраивал этот сбор.
Появление Хауса предварил закатившийся в диагностический кабинет мячик. Когда Кадди его поймала, появился и сам Грег.
- У всег’о есть пг’ичина, мезами… - диагност говорил с прекрасным французским акцентом. В другой раз я бы улыбнулся, но сейчас мне было не до его шуток. – Мне непг’иятно это говог’ить. Но сг’еди нас находится пг’еступник, - Грегори очень выразительно посмотрел на, почти разлегшегося на столе, меня. Я поджал нижнюю губу, ответив вопросительным взглядом.
Тауб, как впрочем и остальные, явно не понимал, что происходит:
- И в чем он виноват?
Тут в дело вступил Уилсон:
- Ночью нашу квартиру залило из противопожарных спринтлеров, а до этого я нашел в ванне опоссума.
О, значит, даже, если бы я спал сегодня дома, я бы был вынужден проснуться от ливня с потолка. А потом пришлось бы отрубать систему и убирать последствия ее срабатывания… От судьбы не уйдешь. Зато жалеть о ночном дежурстве я перестал. Интересно, кто такой юморист…
- У вас у всех был мотив и возможность, - погрозил пальцем продолжающий картавить Хаус.
- И ради этого ты меня срочно вызвал? – Кадди явно была не в духе. Она встала и направилась к двери, но Грег ее остановил:
- Не так быстг’о мадмуазель Кадди. Никто не покинет комнату, пока он или она не г’аскажет, где были пг’ошлой ночью.
Главврач раздраженно сунула диагносту его мяч и все же открыла дверь.
- Пока.
Разочарованный невозможностью ее остановить, Грегори вернулся к нормальной речи:
- Так, никто из моих подчиненных не покинет эту комнату, пока не расскажет, где он или она были прошлой ночью. Начнем с вас, профессор Чейз, - в подтверждение своих слов, Хаус бросил мне мяч. Я закатил глаза. Как аккуратно и тонко он привязал эту ситуацию с противопожарной системой к моему отсутствию ночью. Хотел узнать, где я был – спросил бы так… Ах ну да, все лгут. Мне, конечно, было приятно, что большая часть спектакля была посвящена выяснению моего местоположения, но Грег вынуждал меня подыгрывать. Спросонья получалось плохо.
- И зачем мне это?
- Затем, что ты считаешь, что я виноват в том, что рухнул твой брак, - даже в игре он не упускает шанса подколоть. Ладно. Мы ему ответим тем же:
- Я всю ночь был здесь с Тринадцать, - я довольно и даже ехидно улыбнулся, подкидывая мяч подошедшему почти вплотную Хаусу. – Следил за периферальным введением антикоагулянтов.
- Можете это доказать?
Тринадцать, явно заинтересованная в снятии подозрений с себя, меня поддержала:
- Пациент жив, и ему лучше. Этого достаточно?
- Пока да. Ну а вы, полковник Тауб?
- Я был в ресторане со своей женой.
- Да ну? С женой?
- Да, с женой.
- Засчитано. Потому я всю дорогу подозревал тебя, - Грег ткнул пальцем в Формана. Тот улыбался, уже давно ожидая этого. – И мотивов у тебя было предостаточно.
- Во-первых, мне это не интересно. Во-вторых, я даже не знаю, где вы, парни, живете.
- Вчера я убедился, что ты лжец.
- О чем это вы?
- По крайней мере, ты лгал своим молчанием.
- Хаус! – брат Формана пытался его остановить. Тут явно закручивалось что-то интереснее простого представления. – Не надо.
- Внимание, класс. У Формана умерла мать. Он вам говорил? – да. Явно интереснее. Только не сказал бы, что мне нравилось поведение Хауса. И Уилсон разделял мое мнение:
- Хаус, по-моему, ты отклонился от темы.
- Это правда: твоя мама умерла?
- Около трех месяцев назад.
- Мои соболезнования…
- Почему ты не сказал?
- А что еще хуже: он отказался произнести речь на похоронах.
- Я молчал, потому что это никого не касается.
- Хватит! – брат Формана не выдержал и вскочил. – Тебе не за что перед ним оправдываться!
- Хочешь мне врезать, да? – Хаус говорил так, будто пытался спровоцировать Маркуса. У него почти получилось…
- Маркус, нет! - Форман даже поднялся.
Я почувствовал, как край стола впивается под ребра – я и не заметил, что так сильно подался вперед. А еще у меня подскочил пульс, и перехватило дыхание: я боялся, что этот уголовник, действительно, ударит Грега.
- Я увольняюсь.
И только когда Маркус взял пальто и вышел, я смог выдохнуть. Но похоже один я расслабился в этот момент. Тринадцать такой исход не особо устраивал:
- Останови его. Ему нужна эта работа.
Форман стушевался и отмахнулся.
- Нужно переставить пациенту капельницу.
Тринадцать вышла вслед за Форманом. Видимо, собиралась уговаривать. Уилсон посмотрел на меня, на Хауса и вздохнул:
- Да, сейчас я все равно ничего не узнаю. Тауб, у меня одна пациентка – ей вырезали опухоль. Сделали это не очень аккуратно. Она хотела проконсультироваться по поводу пластической операции. Может быть, ты ей поможешь, посоветуешь как лучше быть?
- Пойдемте, я посмотрю.
Когда они вышли, Грегори задумчиво стукнул пару раз мячом об пол, и положил его на стол. Я открыл было рот, собираясь сказать, что думаю по поводу произошедшего (например о необходимости следить за собственными распоряжениями и их исполнением, за пациентом и за работой подчиненных), но Хаус предупредительно взмахнул рукой:
- Не смей.
- Ладно. Молчу.

***

Придя домой, я обнаружил, что еще не разобранная коробка с моими фильмами и книгами почти не промокла: ее кто-то вовремя задвинул под кровать. А ведь телевизор и то пострадал больше…

С пяти до девяти
- Только что говорил по телефону с Хурани.
- Извини, Дейв, у меня нет времени.
- А, по-твоему, у меня оно было, чтобы двадцать минут слушать о температуре в операционной?
- Я все уладила.
- Речь не про все. А про него. С ним разберись, пожалуйста. Вся больница крутиться вокруг Хауса, а я не могу получить добро на нового хирурга, взамен того, которого он у меня спер. И которого я вообще взял только по твоему личному приказу.
- То есть Чейз был тебе не нужен, а теперь ты злишься, что он ушел?
- Хочешь собрать правление и начать искать нового главу хирургии?
- Нет, Дейв.
- Тогда хватит сутками бегать и тушить за ним пожары. Начни делать свою работу.
Кадди зашла в конференц-зал, Томас Дейв зло дернул плечом и удалился в сторону хирургического отделения. Я оттолкнулся от стены и провел по лицу руками. Лучше бы я не слышал этого разговора, лучше бы я вообще не проходил по этому коридору…
Он считает меня плохим хирургом?.. С какой стати? Пока я работал там, не было ни одной ошибки, ни одной жалобы. Я по специальности реаниматолог. Я умею спасать людей, прекрасно умею!
- Он ошибается.
Я медленно повернулся. Хаус, видимо давно стоявший здесь, и тоже слышавший весь разговор, постукивал тростью по полу и смотрел на меня исподлобья.
- Какая разница, я работаю диагностом. И менять эту работу не собираюсь.
- Доктор Хаус! – к нам подбежал медбрат из отделения скорой помощи. – Доктор Хаус, есть печень.
Грег кивнул.
- Передай – пусть готовят операционную.
Стукнув тростью последний раз, он поднял на меня взгляд:
- Значит, мы ему докажем.
- Что докажем?
- Что ты умеешь оперировать.
- Хочешь доказать, что я хороший хирург?
- Нет, ты – лучший хирург. Потому что я отобрал тебя у Томаса. Если у человека что-то отбираю я, то он должен знать, что это лучшее, что у него было. При чем здесь уровень твоей профпригодности?
- Угу, - я прислонился к стене, прикусывая губу. – Совсем не при чем.
- Ты заразился от Уилсона привычкой объяснять мои поступки? Запомни, я знаю себя лучше остальных.
- Конечно.
Мимо нас провезли пациента, и я отстранился от стены, собираясь идти в сторону операционной, но потом обернулся, бросив напоследок:
- Кстати… У тебя синяк на левом бедре. Сзади. Но ты же все о себе знаешь, да?
- Блеф.
Я повел бровями и улыбнулся, все же направляясь к пациенту. Хаус дождался, пока я зайду в хирургическое отделение с абсолютно спокойным видом, но я готов был поспорить на что угодно, что стоило дверям закрыться за мной, как он направился к туалету.

***

Форман вошел к Кадди без стука. Что можно Хаусу, постепенно стало позволительно и его команде.
- Я занята.
- Нашли подходящую печень.
- Отлично. Готовьте. А я улажу с Хурани.
- Проблема не в Хурани, а в Хаусе. Теперь он хочет, чтобы оперировал Чейз.
- Чтобы доказать, что Хурани ему не нужен?
- Чтобы доказать Томасу, что Чейз был его лучшим хирургом.
- А чего хочет Чейз?
- Хочет оперировать.
- А ты почему этого не хочешь?
- Да мне плевать.
- Тогда в чем проблема?
- Чтобы отвезти пациента в операционную, нужно внести его в расписание и чтобы сделал это кто-то, чье решение ни Томас, ни Хаус не смогли бы отменить.

***

Пока я переодевался, Хаус успел сходить в душ. О чем и пришел сообщить в эту небольшую комнату, приспособленную под подготовку к операциям врачей.
- Синяк должен болеть, я должен был его почувствовать. Этот мелкий синий поганец – порождение несильного кровотечения, следствия случайного удара об угол стола – сговорился с тобой.
Я снова улыбнулся, намыливая руки.
- Так я пойду оперировать?
Хаус обвел взглядом комнату, закрытые жалюзи, посмотрел себе под ноги, пошевелив тростью, словно он что-то отковыривая от пола. Я молча смыл пену и достал перчатки.
- Чейз, ты лучший хирург.
Я удивленно усмехнулся. Грегори тут же воспользовался этим, прижав меня и скользнув языком в приоткрытый рот. Я отвел руки за голову, чтоб не мыть их потом снова. Хаус осторожно куснул меня за губу:
- Пойди и докажи уже этому индюку, что на меня работают самые крутые врачи.

***

- Что случилось?
- По-моему, там драка.
- С дороги! Пропустите!
Хаус тер лоб, наблюдая за происходящим, когда Кадди подошла к нему.
- Что, черт возьми, тут такое?
Грегори взмахнул рукой:
- Я просил решить спор словами, но…
Свистит наш главврач не хуже судьи на матче. Мы с Томасом все же оторвались друг от друга на секунду – и этого хватило Форману и Тринадцать, чтобы оттащить меня и удержать.

***

- Ты - туда. А ты – сюда. И чтобы оба молчали в тряпочку, пока я не вернусь.
Я послушно сел на пустующий диванчик. Усевшийся в дальнем углу Дейв даже не смотрел в мою сторону.
Не успело пройти и минуты, как рядом со мной уселся Грег.
- У пациента новый симптом.
Хаус подставил ладонь, и я хлопнул по ней.
- Грег, почему никто в этой больнице еще не догадался, что мы…?
- Потому, что все вокруг идиоты. Смотри.
Хаус поднял трость вверх:
- Я трахаю своего работника! – что есть сил гаркнул диагност. - Мы живем с ним вместе.
Медсестры даже не обернулись, удивленно покосившиеся пациенты быстро прошли мимо.
Дверь кабинета Кадди приоткрылась:
- Хаус, заткнись. Нужен Чейз – бери, только пусть держится подальше от Дейва. Нужна малярия – я уже сказала нет. Нужно поразвлечься – закажи проститутку.
Когда дверь захлопнулась, Грегори повернулся ко мне:
- Я же сказал – идиоты. Кстати, интересно, что она имела в виду, говоря «бери»? Я тебя конечно возьму, но…
- Так что с нашим пациентом?
- Кровь течет еще и из у… - сработавший пейджер не дал Хаусу договорить, - ха. А теперь и из глаз. Вставай.


Продолжение в комментариях

@темы: слэш, Роберт Чэйз, Грегори Хаус, фанфики

---

Помогите новичку

[Annette_N]

Товарищи, подскажите пожалуйста как по правилам разместить фанфик? чтобы с отдельной ссылкой на него?

@темы: слэш

---

клип пропал(((

[Ad_hoc]

Друзья!
Искала тут ржачный клип на песню "Good lovin`" с пейрингом Хаус/Уилсон, но детского рейтинга. Может, помнит кто-нибудь? Там в конце Хаус ломится в дверь конференц-зала к Кадди и вопит "you can`t stop our love!"

С ю-туба его удалили как нарушающий автоправо((( А мне оч.надо((( Нет ни у кого, случайно? Или ссылкой, где можно его хотя бы посмотреть.

Спасибо!

@темы: фан-видео, прошу помощи зала

---

[Tina Buritos]

Здравствуйте!

Есть новое видео, и хочется показать его вам)
Ролики делались в соавторстве, поэтому с радостью представляю вам три работы нашей "комнатной студии" Backlan Pictures

ролики здесь

Sweet Love Story
Эндорфин (от лат. Endorfinus – чистый источник) – гормон радости и удовольствия. Недостаток этого гормона в организме мужчины приводит к избыточному сарказму. В запущенных случаях кожные покровы лица больного покрываются неизлечимой недельной щетиной. Ранней симптоматикой недостатка гормона являются самопроизвольное облизывание губ и неуправляемая тяга к сладкому.
В целом снижение уровня гормона приводит к снижению взаимной аттракции.
Проведенное исследование показало, что регулярное употребление красных леденцов на палочке положительно стимулирует выработку гормона и приводит к повышению аттракции. При передозировке данного препарата часты случаи гиперсенсибилизации и подросткового синдрома. У одного из испытуемых наблюдались проявления эндорфинной зависимости и галлюцинации.



Chaos of memories
Форман, его жизнь, воспоминания...



Военно-патриотический альманах "Больница в кленовых кустах"

В диких лесах Закарпатья несут свои боевую вахту бойцы военно-полевого госпиталя «ВКК-ЛвБХ» ("В кленовых кустах – люди в белых халатах").
Врачи-партизаны в белых маск-халатах своим беззаветным трудом приближают миг победы. Они лечат бодро, весело и со вкусом. Они стали героями для народа и кошмаром для врага.
Только юмор помогает молодым врачам сохранить человечность в жестоких условиях войны, лелеять ростки дружбы, любви и нежности.

@темы: Лиза Кадди, команда Хауса, фан-видео, Грегори Хаус

---

"Если наступит завтра", иллюстрация

[alink.a]

Мои муки фотошопа, вдохновленные фиком в стиле "Я - легенда", house-md.net.ru/forum/29-5641-1

@темы: Элисон Кэмерон, Грегори Хаус, фанарт

---

Надеюсь, что не боян)))

[Krasnaya_liniya]

Очень милый клип из блупперов))) Случайно нашла на ютубе и долго смеялась))

@темы: фан-видео, актеры

---

[Rebekka_L]

Название: Законы физики в действии

Автор: Rebekka_L

Бета: Natsume

Пейринг: Хаус/Уилсон, слэш
Рейтинг: PG-13
Жанр: Флафф, юмор

Время действия: Шестой сезон

Написано по заказу Natsume, после того, как мы с ней увидели вот этот капс из пятого сезона)))



Все началось c яблочного пирога.

Не поймите меня неправильно, я люблю яблочные пироги. Пироги, а также всяческие штрудели, шарлотки и блинчики с яблочной начинкой. Но тут дело обстояло вот как.

Примерно неделю назад мы с Хаусом тихо-мирно смотрели вечером телевизор. Хотя «смотрели»- это громко сказано, потому что после первых же десяти минут просмотра соревнований по керлингу... Ну да, по керлингу. Не спрашивайте меня, почему это вдруг Хаус заинтересовался керлингом. Может его забавляло, как девушки в смешных брюках, пыхтя и вскрикивая, наперегонки трут щетками и без того сверкающий лед, пытаясь заставить тяжелую штуковину из гранита двигаться в заданном направлении, а может, он просто хотел, наконец, уловить суть и правила этой загадочной игры. Ну а мне все равно было, что смотреть, я просто наслаждался тишиной и покоем после на редкость суматошного дня на работе.

Неудивительно, что монотонное зрелище и усталость мгновенно убаюкали меня. Когда я проснулся, в комнате было совсем темно, только экран телевизора мерцал мягким голубоватым светом. В первый момент, еще не открыв глаз, я даже не сообразил, где нахожусь, так мне было хорошо и спокойно. Однако секундой спустя я почувствовал как что- то чувствительно давит мне на правый бок. Окончательно вернувшись в мир бодрствующих я обнаружил Хауса, самым бесцеремонным образом навалившегося на меня всем телом и, по всей видимости, так же безмятежно спящего.

Сидеть мне было очень неудобно, правая нога затекла, а щека, которую нахально царапала щетина, страшно чесалась. Я решительно собрался подняться с дивана, с трудом вытащил руку из под спины Хауса, приподнялся на пару сантиметров над диванной подушкой... и тут же снова плюхнулся на место, потому что Хаус, пробормотав во сне что- то типа: «Не устрашись», устроился на моем плече поудобнее, да еще и слега приобнял за талию.

Что мне было с ним делать? Приходится признать, он был совершенно прав, когда в запальчивости называл меня тряпкой и подстилкой. Тряпка и есть. Я остался сидеть на месте и от нечего делать уставился в телевизор. Керлинг уже закончился, уступив место какой- то совершенно бессмысленной комедии из жизни типичных американских подростков пубертатного периода. Встать, чтобы выключить эту невыносимую ерунду я не мог, а пульт безнадежно затерялся где- то в недрах дивана. Пришлось мне, хочешь-не хочешь, а наслаждаться зрелищем самоудовлетворения одного из главных героев, причем главную роль в процессе исполнял только что испеченный его мамой яблочный пирог. На мое счастье Хаус, видимо, каким- то образом почувствовал, что если он немедленно не проснется, меня стошнит прямо за шиворот его клетчатого халата.

Он сладко потянулся, нимало не смутившись тем обстоятельством, что его рука находилась уже практически на моей ширинке, поднялся с дивана, глянул на экран и изобразил крайнюю степень удивления и отвращения одним неуловимым движением брови.

- Ну, знаешь, это уже слишком. Я еще могу как-то понять, что ты стремишься поиметь все, что движется. Но разве мама, замешивая тесто для мацы, так и не научила тебя, что с едой играть нехорошо? Между прочим, в Африке люди по-прежнему голодают! И не надейся, что я не замечу, если ты надумаешь использовать для своих сексуальных экзерсисов мой шоколадный корнфлекс.

И это мне говорит человек, который берет в видео прокате порно для домашнего просмотра!

Я тоже поднялся на ноги (с большим трудом, межу прочим, так у меня затекло все, что ниже пояса), уже открыл было рот, чтобы достойно ответить, но тут Хаус неожиданно и звонко шлепнул меня по заднице, и был таков. Опять ему первым удалось занять ванную. Вот ублюдок!

Я выключил телевизор, привел в порядок диван и кофейный столик, отыскал пульт, протер пыль на каминной полке... Не то, чтобы это в этом была какая-то срочная необходимость, просто, должен признаться, я надеялся отвлечься всем этим от того, что то ли тот самый шлепок, то ли продолжавшая зудеть щека, то ли вся эта абсурдная ситуация с дурацкой комедией, и Хаусом, избравшем мое плечо в качестве спального места, а может все это вместе... В общем, я начал ощущать себя тем самым подростком из фильма, которому срочно необходим либо холодный душ, либо какой-то эквивалент яблочного пирога. Ни то, ни другое, было мне в данный момент недоступно, поэтому пришлось еще как следует пропылесосить пол и отнести на улицу мешок с мусором. Но увы! Квартире все это пошло на пользу, а мне - ни капельки.

Поэтому, едва Хаус успел выйти из ванной, я стрелой метнулся туда же и там решил свою проблему старым, как мир, но от этого не менее эффективным способом. И знаете что? Готов поклясться своими постерами Хичкока - Хаус занимался там тем же самым. Во влажном воздухе отчетливо чувствовался запах удовлетворенности. Уверен, что вы понимаете о чем я.

Ну, а потом я пошел спать и видел во сне Хауса, сидящего на яблоне и швыряющего в меня апельсинами, грушами и почему-то бананами. И самое странное, что я был крайне доволен этим обстоятельством. Какое счастье, что наутро я проснулся первым и ванная оказалась в моем полном распоряжении!

А потом началось это.

Яблоки. Они преследовали меня везде и всюду. Каждый день, надевая халат в своем кабинете, я находил яблоко в кармане. В моем портфеле они появлялись к ланчу, а в ящике стола - к вечеру. Я перестал брать ланч на работу из дома. Все равно, что бы я ни положил вечером в пластиковый контейнер, назавтра в нем оказывалось что-нибудь яблочное. Запеканка с яблочным джемом. Блинчики с яблочным сиропом или яблочным же желе. Яблоки в тесте или яблочные ломтики во фритюре. Яблочный пудинг. И мне никогда не удавалось подловить Хауса за подменой. Даже за покупкой всего этого безобразия - и то не удавалось. Просто мистика! В ответ на все вопросы он только делал озабоченное лицо и начинал с сочувственным видом рассказывать мне о теории заговоров и Мейфилде. Не драться же с ним в самом деле.

Хотя, когда подобные штуки начали проделывать со мной в больничном кафетерии, я почувствовал, что еще немного и утренние газеты будут пестреть заголовками типа: «Зловещее преступление в Принстоне! Глава отделения диагностики убит при загадочных обстоятельствах ножом для чистки яблок! Глава онкологического отделения погиб в результате нелепой случайности, поскользнувшись на яблочной шкурке пятьдесят раз подряд. Правительство США приняло закон, запрещающий продавать яблоки лицам, не достигшим двадцати одного года!»

Поэтому вечером, спустя неделю после злополучного киносеанса, я решил припереть Хауса к стенке. Пришел домой первым, прошмыгнул на кухню как был в пальто, ботинках и даже с портфелем, чтобы ничем не выдать своего присутствия и затаился за выступом стены возле окна. Уверен, что его включили в планировку при строительстве как раз на такой случай. Хаус не заставил себя долго ждать.

Неловко действуя незанятой тростью рукой, он бухнул на стол два огромных пакета из супермаркета «Эппл», под завязку набитых коробками с яблочным соком и пюре. Потом он подошел к стене аккуратно снял с нее акварель, изображающую сцену из «Потерянного рая» Мильтона. Кстати, вот тут я неожиданно понял, что раньше этой картины тут не было. Она появилось здесь вместе с началом яблочного безумия, это не подлежит никакому сомнению. В стене, на том месте, которое раньше скрывала картина, оказалась выемка, достаточно глубокая, чтобы вместить оба пакета. Воровато оглянувшись по сторонам, Хаус впихнул их в нее, и вот тут- то я явил себя миру в его лице.

- Хаус! Ты можешь мне внятно объяснить, какого черта ты делаешь?! И не вздумай юлить, не то мигом отправишься обратно в Мейфилд, если даже для этого мне придется дать тебе по голове и накачать халдолом.

Если в первую секунду Хаус и выглядел слега удивленным моим присутствием, то в следующий момент он весело ухмыльнулся, отставил трость в сторону, а потом одним огромным шагом шагнул ко мне и отобрал портфель, да так стремительно, что я и пикнуть не успел.

- Халдол! Звучит заманчиво. Предложи ты мне это пару дней назад, мами*, я был бы счастлив. А теперь, затратив столько усилий и денег, я просто обязан довести дело до логического конца. Раз уж некоторые совершенно не понимают самых очевидных намеков и не умеют ценить тонкие метафоры, придется играть грубо. Но я почему-то уверен, ты не удалишь меня за это с поля!

Хаус отбросил портфель, из которого прямо мне под ноги тут же выкатился очередной проклятый фрукт, в сторону, а потом сгреб меня за лацканы пальто и, не найду другого слова, свирепо поцеловал в губы! Да так, что у меня потемнело в глазах и задрожали колени. И, знаете, он был совершенно прав. Только полный имбецил удалил бы его за это с поля. Поэтому, когда он, наконец, остановился, чтобы перевести дух, я выскользнул из ставшего вдруг крайне тесным и неудобным пальто, прижал его к зияющей отверстием стене и поцеловал в ответ, чувствуя, что молния на моих новых брюках вот-вот со свистом расстегнется безо всякой помощи с моей стороны, а то и разорвется напрочь, не выдержав напора изнутри. По некоторым признакам я моментально определил, что Хаус тоже начал всерьез опасаться, как бы зиппер его Ливайсов не постигла подобная участь, поэтому мне пришлось прийти к нему на помощь. Ведь ему и так с трудом удавалось сохранить равновесие без трости. Признаюсь, это было очень приятно, да и Хаус, на этот раз принял дружескую помощь с удовольствием. Похоже, это был тот самый случай, когда предложение помощи он воспринял не как проявление жалости, а как дополнительные очки в игре.

Первый тайм этой игры мы закончили на удивление синхронно, бурно и стремительно. В перерыве нам пришлось принять ванну и на этот раз не возникло споров, кому занять ее первой - там вполне хватило места для двоих. Тот, кто установил в нашем новом доме это сверкающее белое каноэ, явно знал толк в парных видах спорта.

Когда вода, благоухающая ароматной пеной с запахом зеленого яблока... Клянусь, что это не я купил ее! ...наполнила ванну целиком и мы с Хаусом заняли в ней позицию, сходную с той, которая и положила начало всей этой занятной во всех отношениях истории, а именно: его голова у меня на плече, рука на талии, щетина - у моей щеки, я решил все-таки прояснить яблочный вопрос, пока моя бедная голова не взорвалась от избытка непонятностей и новых впечатлений.

- Может теперь ты все-таки объяснишь мне что именно ты пытался донести до меня все это время при помощи этого фруктового безобразия? Хотя, мне кажется, я и сам уже начинаю понимать...

- Неужели? - Хаус по привычке скептически фыркнул, чуть не подавился мыльной пеной и закашлялся, - пока я буду тут умирать от пневмоторакса, можешь скрасить мне последние минуты интересными предположениями.

- Я вот тут подумал...

Хаус весело плеснул водой мне прямо в лицо:

- Полезная привычка! Не бросай ее, пригодится во взрослой жизни.

Но я не дал так просто сбить себя с толку и тихонько стукнул его по затылку резиновой уточкой.

- Я подумал, что все эти тонны яблок символизируют собой соблазнение Адама в райском саду. Ты ведь таким образом соблазнял меня, не так ли? Ты всегда был необыкновенно силен в библейских аллегориях. Правда в этот раз слегка переусердствовал, еще немного и у меня начался бы отек Квинке . Никогда в жизни больше не съем ни одного яблока, клянусь!

Хаус вздохнул, возвел очи горе, будто спрашивая кого-то там наверху: «Ты видишь, с какими идиотами мне приходится принимать ванну?», устроился поудобнее, чувствительно пихнув меня при этом локтем в живот, и торжественно изрек:

- Ньютон.

После чего прикрыл глаза, и, казалось, тут же уснул.

Я минутку подождал дальнейших пояснений, но, убедившись, что их не последует, в свою очередь пихнул его под водой коленом. Хаус тихонько застонал, и, так и не открыв глаз, снизошел до дальнейшего общения.

- Закон всемирного притяжения. Слыхал про такой? Брось, даже в хедере* тебе должны были об этом рассказать. Ньютон открыл его, когда ему на голову неожиданно свалилось яблоко. Правда, чтобы ты сообразил, что между нами этот закон не просто действует, а свирепствует, как Годзилла в Нью-Йорке, потребовался бы весь урожай яблок на территории Соединенных штатов года за два. Если бы ты сегодня не подловил меня на месте преступления, я совсем скоро лишился бы всех сбережений, скопленных за долгие годы рабского труда на ниве диагностики. Кстати, после того, как мы примем ванну, предлагаю отметить это грандиозное событие. Бутылка Кальвадоса* целую неделю ждет своего часа...

Утомленный этим пространным заявлением, Хаус свернулся в уютный клубок и, похоже, вправду задремал, а я просто сидел и смотрел на него, как в первый раз, чувствуя, как в груди у меня что- то растекается приятным теплом. Кальвадос - ну пусть будет кальвадос. Хорошо, все- таки, что Хаусу не пришло в голову продемонстрировать мне в качестве любовного признания закон Эйнштейна... Что-то такое о превращении массы в энергию, насколько я помню. То есть, чем больше что-то весит, тем сильнее это что-то действует... Господи, интересно, все ли законы физики звучат так возбуждающе? Дам Хаусу еще минут десять отдохнуть, а потом мы проведем небольшой эксперимент, чтобы после как следует отпраздновать его удачное завершение. А уж в том, что он будет удачным, так же как и все последующие, я ни секунды не сомневаюсь.

*мами (идиш) - нежное ласковое обращение к ребенку, любимой женщине или собачке .

*хедер - еврейская начальная школа для мальчиков

* кальвадос - яблочная водка

@темы: слэш, фанфики

---

Предел мечтаний

[Reno89]

Название: Предел мечтаний
Автор: Reno89 (aka Reno)
Жанр: с уклоном в UST
Рейтинг: PG-13
Пейринг: предполагался Хаус/Уилсон
Дисклеймер: не претендую
Предупреждения: много слов, мало действия. Если быть честной - это 70%/30% (слова и действия соответственно=)
Содержание: таймлайн – шестой сезон, намечается переезд, а Уилсон не горит желанием собирать вещи. Почему?
От автора: Приятного прочтения. Спасибо за ваше внимание.

Читать дальше

Несмотря на пасмурное небо, вот-вот готовое пролиться дождём, в этой просторной и совершенно пустой (не считая монолита кухонной стойки) квартире полутонам явно не было места. День правил чистым белым светом, ночь – бархатным чёрным, и Уилсон, который приходил сюда чаще, чем это было необходимо, в одиночку наслаждался невиданной свободой, знакомой, разве что, мифическому страннику, которому небо – граница, а горизонт – дорожная разметка. Сидя прямо на полу под окном, или у двери, или в самом центре, скрестив ноги, Уилсон с некоторой грустью думал о том, что вскоре, когда контракт всё же будет подписан, а значительная, но не разорительная сумма переведена на банковский счёт риэлторского агентства, это пространство, в котором так легко потеряться, вступит в неравную битву со старым диваном, неумолимым картоном, громоздким коробом усилителя, пыльным торшером и причудами Хауса. И Уилсон не мог бы даже себе сказать точно, найдётся ли среди всего этого дурного великолепия место для него.
На самом деле он проводил здесь даже больше времени, чем мог себе позволить. Сказать по правде, в какой-то момент он осознал, что проводит здесь всё свободное время, которое только можно наскрести между ежедневными, словно по расписанию, смертями неизлечимых и обречённых, от ленча и до позднего ужина, пунктирной линией разбивающего день в причудливую мозаику. А начиналось всё так безобидно – с мгновений и мимолётных мыслей. Но вскоре разрослось, заполнило собой существование.
Чрез пять минут Уилсон должен был встретиться с Бонни в Коузи Корнер, но прекрасно знал о том, что не успеет. Он и не собирался идти туда, к столикам, облачённым в клетчатый лён, к улыбчивым официанткам, он проснулся с мыслью об этом рано утром, ещё до того как зазвонил будильник – и позволил себе поддаться искушению, сбежав от бывшей супруги и её деловой хватки. Что ж, он понимал - рано или поздно ему придётся подписать контракт, но всё же, пожалуй, не сегодня.
Сегодня он был готов бездельно мечтать. О том, какой станет их с Хаусом жизнь после переезда, изменится ли его собственное восприятие себя, как человека, владеющего двумя сотнями квадратных метров в непосредственной близости от столь же полноправного владельца стен и воздуха. Всем прочим приключениям с переездами, разводами, ночными явлениям с вещевой сумкой наперевес и долгим странствованием Хауса по тёмным закоулкам сознания недоставало чего-то важного. Они жили бок о бок по разным причинам, чаще всего – вынужденно, жили у Хауса, жили у Уилсона, у Эмбер – и всякий раз Джеймс чувствовал себя не на своём месте, даже дома, где всё, казалось бы, должно быть родным. Составляющие существования его устраивали – практичная мебель, удачное освещение, полезные мелочи – но вкупе дом напоминал пациента в затяжной коме: живое тело, лишённое разумного наполнения.
С появлением Хауса стало немного легче – лишь ненадолго. Поначалу тот внёс остроту в привычное расписание размеренной жизни Уилсона, разбавил «сон-работа-дом» своими радостями и печалями, а после смягчил горе потери. С ним не было скучно, но вскоре Уилсону стало казаться, будто жилище, которое он привык считать своим, больше ему не принадлежит. Хаус вовсе не желал исполнять роль гостя достойно и надлежащим образом. Порой он вёл себя отвратительно. Порой он считал своим долгом вести себя именно так, особенно, когда видел отголоски страдания во взгляде друга.
И порой это настолько раздражало, что Уилсон готов был взять в руки любое фарфоровое блюдо из шкафа Эмбер и аккуратно разбить его об пол – с глухим тусклым звоном и острыми неодинаковыми осколками, прямо посреди ворчливого разговора, ничем не намекая на подобный исход. И с неосознанным удовольствием заметить улыбку, притаившуюся в уголках тонких губ. Улыбку одобрения или гордости, что зачастую сбивало с толку.
Приятную – при всей абсурдности происходящего.
Но прежде чем Уилсон успел перейти к столь радикальным действиям, его настигло благодатное осознание.
Хаус и не должен был быть гостем, Уилсон понял это незадолго до того, как принял решение увести квартиру у Кадди из-под носа. Роль проходящего, приходящего совершенно не шла Хаусу, который никогда не придавал особого значения «добрым утрам» и «сладким снам» и хмуро цедил кофе, когда день не задавался, и всем своим видом выражал такое невиданное постоянство, что вот уже двадцать лет шествовало рядом с Уилсоном – невозмутимо и непосредственно.
И это постоянство требовало соответствующей обстановки. Оно требовало права быть и выражать своё мнение не вопреки, а как часть. И все сопутствующие ощущения волновали Уилсона, заставляли срываться с места и спешить сюда с одной лишь целью – увидеть вновь, убедиться в правильности этого выбора. Потому что время от времени ему становилось здорово не по себе при мысли о том, что он, возможно, совершает большую глупость. Кошмарную глупость.
Здесь будет стоять мягкое кресло с банкеткой, думал он, меряя взглядом пространство, чтобы отвлечься от навязчивых опасений. Кресло, пригодное для незаметных и неназойливых вечерних наблюдений по прошествии долгого дня под уютное бормотание телевизора, под еду из китайского ресторанчика в картонных корзинках и ощущение правильности. И Хаус скажет, что собирается лечь пораньше, хотя на часах будет уже начало второго, хотя, пожалуй, для него это и есть «пораньше», а сам Уилсон останется, чтобы послушать тонкий скрип половиц под усталыми неровными и такими знакомыми шагами…
Онколог усмехнулся. Расскажи он Хаусу – смеху было бы. Точнее, насмешек.
Хаус первым усядется в это самое воображаемое кресло, это будет его любимое кресло, его любимое место, потому что только отсюда возможно будет окинуть всю комнату одним долгим взглядом, ничего не пропустив. Телевизор вовсе не будет «уютно бормотать», он будет оглушительно орать, и соседи, наверняка, рано или поздно станут колотить в трубы и потолок. Их ждёт масса неприятностей, падений в ванне, во сне и наяву, и разбитых окон. На полу вскоре появятся тонкие чёрные полосы от резиновой нашлёпки на конце трости.
Разве что еда так останется китайской до тошноты.
Но помечтать-то ведь можно?
Вот Уилсон и мечтал. О том, что можно купить греческие шторы или громадные напольные часы с маятником, и о прочих глупостях.
А иногда он мечтал, чтобы Хаус улыбался почаще. Или говорил с ним побольше. И чтобы нога у него болела поменьше. И хотя он не мог надеяться на исполнение хотя бы одного из предложенных жизни вариантов, пустая квартира мало-помалу стала для него своего рода воплощением несбывшегося, но приятного хотя бы в мыслях. А ещё – совершенным воплощением его неожиданно систематических опозданий.
Неумолимая стрелка щёлкала секунды, как семечки, не оставляя ни единого шанса.
Когда Уилсон мельком взглянул на часы, то за голову схватился, понимая, что Кадди раньше уволит его, чем узнает о предательском приобретении. А за окном как назло закапало дождём на серый асфальт, на тёмно-коричневые крыши, на весь Принстон с высоты птичьего полёта. Зонт был надёжно заперт на дне первой тщательно обклеенной скотчем и торжественно готовой к переезду коробки с размашистой надписью Хауса «Уилсоновский хлам».

Как ни странно, в вестибюле его настиг не укоризненный взгляд главврача, а негромкий комментарий Хауса:
- Ты опоздал.
Уилсон попытался сделать вид, что не расслышал, и, оставляя мокрые следы, немного ускорил шаг на пути к лифту, который, если верить стрелке-индикатору, как раз спасительно направлялся вниз.
- Где ты был? Умирающие не могут ждать.
- Дождь, - отмахнулся он, ни на секунду не сомневаясь, что Хаус ему не поверит.
На улице уже капало едва-едва, а в разрывы плотных облаков проглядывало солнце.
Конечно, у онколога было вполне очевидное преимущество в виде здоровых ног, но Хаус порой совершенно феноменально управлялся с тростью, и сейчас, кажется, готов был ценой её благополучного существования остановить лифт, потребовав от друга объяснений. Поэтому Уилсон предпринял сложный манёвр уклонения и, с сожалением проводив взглядом сомкнутые серебристые дверцы, свернул к кабинету Кадди, надеясь, что там его оставят в покое.
Его стремительное появление привлекло и внимание нечаянного посетителя, который теребил в руках стопку бумаг (изрядно потрёпанных) и настойчиво пытался втолковать что-то порядком рассеянной Кадди, которая занималась тем, что очерчивала кончиком пальца округлые кнопки на телефоне.
Впрочем, она, кажется, не имела ничего против вторжения Уилсона. При виде него она выпрямилась в кресле и притворно извиняющимся тоном проговорила:
- Боюсь, мистер… эээ… - она сверилась с визиткой, - мистер Белински, нам придётся прервать наш разговор.
Уилсон вздохнул поглубже. Времени у него было не так уж и много, к тому же, он не мог точно сказать, решит ли Хаус лишний раз потревожить «обитель зла» или же предпочтёт подкараулить его, Уилсона, позже.
- Это срочно, - добавила Кадди в своё оправдание. – Понимаете, работа администратора предполагает…
«Отвергнутый» Белински удручённо кивнул и вышел, на последок окинув онколога неодобрительным взглядом.
- Что? – обратилась к нему Кадди, как только они остались одни.
- Я опоздал на двадцать минут, - быстро проговорил Уилсон, скрестив за спиной пальцы – на удачу.
- Опять, - обронила она, перекладывая счета, присланные страховой компанией, и делая вид, что этот факт её совершенно не волнует. – В третий раз за эту неделю.
- Я знаю, - в отчаянии пробормотал онколог, оглянувшись на дверь – за ней маячил тёмный силуэт с тростью в руках. Похоже, Хаус сделал ставки на длительную осаду. – И мне очень жаль. Вычти из моей зарплаты.
Кадди, наконец, отложила бумаги и внимательно всмотрелась в лицо беспокойного Уилсона.
- Джеймс, - проговорила она с расстановкой. Тот напрягся – давно его никто не называл по имени, - ты – глава отделения, образцовый работник, нужно отметить. Но с тобой что-то творится.
Уилсон неопределённо пожал плечами.
- Я знаю, это не моё дело, - продолжила Кадди. – Не могу сказать, что мне всё равно, но я надеюсь на твоё…
Уилсон в очередной раз оглянулся, не удержавшись, и Кадди, поднявшись, решительно направилась к двери.
- Стой! – в панике зашептал онколог, но она лишь глянула в щель между планками жалюзи, а после вернулась к столу, проведя ладонью по тёмному дереву.
- Судя по тому, что ты здесь, - с намёком на веселье проговорила она, глядя на Уилсона с каплями дождя в каштановых волосах, - можно сделать нетривиальный вывод: своего друга ты боишься больше, чем босса. А это значит, что ты…
В дверь нетерпеливо постучали.
- Что вы там так долго! – донёсся недовольный голос Хауса. – Уилсон, ты не единственный, кто испытывает острое желание взглянуть в большие голубые глаза начальства!
Кади покачала головой.
- Это значит, что твои опоздания – лишь прикрытие для некоего куда более серьёзного проступка.
Она присела, чрезвычайно довольная сделанным выводом.
- Конечно, по утрам я граблю банки, - мрачно пошутил Уилсон. – И скрываюсь от правосудия в твоём кабинете.
Кадди лишь улыбнулась.
- Говоря «проступок», я имела в виду не таковой в глазах всего общества, а только в отношении одного индивида. Я думаю, что ты записался, скажем, на курсы садоводства, что вкупе с занятиями в кулинарной школе в глазах Хауса – окончательное и бесповоротное падение.
Уилсон приготовился возражать, но Кадди жестом остановила его.
- Так или иначе, меня это не касается. Единственная просьба – сделай так, чтобы это не мешало твоей работе.
Онколог развёл руками, чувствуя нотку законченности в этой фразе, будто бы она осторожно подталкивала его к двери и ненавязчиво выпроваживала, намекая, что обсуждать больше нечего…
- И что же я могу для тебя сделать? – как бы между прочим поинтересовалась Кадди, когда, подняв глаза от документов, вновь столкнулась взглядом с Уилсоном, который в нерешительности топтался на месте.
- Скажи Хаусу, что я опоздал, выполняя твоё поручение, - выпалил тот, сунув руки в карманы пальто – и вновь скрестив пальцы.
- Всё настолько плохо?
- Просто скажи, хорошо? Назови любую, пусть даже самую ничтожную причину, по которой я мог опоздать.
Кадди прищурилась.
- Ты ведь пошутил про банки? – на всякий случай уточнила она.
Уилсон шумно выдохнул.
- Хотя, - заметила Кадди, - если бы ты совершил налёт на машину инкассаторов, Хаус бы тобой гордился.
- Ты скажешь?
- Так и быть. Заметь, я даже не прошу ничего взамен. Никаких… ммм… откровений.
Она помолчала, давая Уилсону возможность осознать все масштабы подобной щедрости и великодушия, а затем кивнула.
- Он, кажется, всё ещё за дверью. Пусть зайдёт.
Возможно, опрометчиво было пускать всё на самотёк, но когда Уилсон вышел, а Хаус вошёл, первый вздохнул с некоторым комичным облегчением, не понимая, отчего ему самому было так сложно слепить любую историю о спасении кошек с деревьев или вероломном похищении, или пробках на дорогах, что вовсе не редкость в людном центральном районе Принстона. Теперь этим вынуждена была заниматься Кадди. Изобретением лжи.
Что он мог делать? Покупать подгузники для Рейчел?
Впрочем, признать это казалось куда как легче, чем истинную причину опоздания.

- Главное, - проговорил Хаус, заглянув к нему после обеда – так вышло, что они разминулись после утренней встречи, а за кофе Уилсон не пошёл. Он вообще не выходил из кабинета, прикрывая усердной работой свои шестьдесят минут прогулов, - чтобы это не перешло в привычку.
- Что? – не поднимая головы от карты, осведомился онколог.
- Начинается всё с памперсов, переходит на мягкие игрушки…
- Мягкие игрушки уже были, - покачал головой Уилсон, удивляясь тому, что его опасения насчёт Кадди оправдались. Отличный выход из положения, что ещё сказать.
Хаус упал в кресло напротив.
- О, Боже, значит я ошибся! – в притворном ужасе воскликнул он. – Болезнь перешла в предтерминальную стадию, мы тебя теряем.
- На всякий случай, - невозмутимо проговорил Уилсон, - что ждёт меня в конце? Хочу знать, чтобы успеть подготовиться, так сказать, морально.
Хаус покачал тростью.
- Долгая мучительная смерть в рабстве у Кадди, - проговорил он так ровно и отстранённо, словно его поразила некая догадка.
Уилсон взглянул украдкой и замер. По необъяснимым причинам ему нравился этот взгляд, возможно, потому, что он символизировал спасение для ещё одной живой души, пусть Хаусу до этого и не было дела, его гораздо больше волновала разгаданная головоломка. Спасение человека, по сути, было лишь неизбежным последствием. Что ж, Уилсону было достаточно, на большее он и не надеялся.
Но сейчас, он точно знал, у Хауса не было никакого дела, крышесносящего случая с занозой под ногтём, которая вызвала общее заражение крови, паралич или же нечто совсем уж необъяснимое. Двойной тулуп в исполнении глазного яблока.
Он просто использовал элемент озарения впустую. Просто надул Уилсона, сам того не желая. Просто применил себя именно так, что у онколога мурашки по спине пробежали. За такую реакцию Уилсон порой сам себя ненавидел.
- Учти, - предупреждающе проговорил Хаус, не обращая на друга внимания – отчаянным усилием тот попытался удержать равнодушное выражение лица, - Кадди – коварна и своего не упустит. И если ты ей теперь должен, если ты попросил её прикрыть тебя, лучше признайся. Прямо сейчас. Облегчишь свою незавидную участь – и обломаешь ей весь кайф диктатуры власти.
- Не в чём признаваться, - рассеянно пробормотал Уилсон, всерьёз задумавшись над собственными словами. У «признаваться», определённо, был привкус вины, а Уилсон не считал себя виноватым. Если уж на то пошло, он не совершал ничего предосудительного. Напротив, делал всё возможное, чтобы не оступиться.
Хаус наклонился к нему, отбросив трость.
- Я твой лучший друг, - заявил он так, будто сам верил в эти слова каждый день, каждую минуту своей жизни. Можно было привыкнуть к этой мысли, но не погрузиться в неё целиком и полностью, - мне ты можешь сказать.
- Не самый убедительный твой аргумент, - парировал онколог.
- У меня ещё есть. Помнишь, как я нанял частного детектива?
Уилсон скептически поморщился.
- Помнишь, что из этого вышло? – в тон Хаусу проговорил он.
- Но идея-то была хороша, признай.
Уилсон пожал плечами. Ему нужно было работать или нет, делать что-нибудь или говорить, но больше всего на свете он хотел бы сейчас оказаться в просторной квартире недалеко от дождливого в этот день парка.
Один.
Просто для того, чтобы подумать или помечтать. И странно было чувствовать это, но в данный момент Хаус там ему был совершенно не нужен. Скорее, ему необходимо было воспоминание о Хаусе. Мысль о Хаусе. О Хаусе в необъятном пространстве, где спрятаться можно, лишь выйдя за дверь и вернувшись в суету улицы. Возможно, о таком Хаусе, которого и в природе-то не существует. Идеальном в своём чудовищном несовершенстве.
- Мне нужно работать, - деревянным голосом проговорил он.
- Нет, не нужно, - отрезал Хаус. – Ты в десятый раз перечитываешь фамилию пациента.
- Ты мешаешь мне сосредоточиться.
- Я тебя раскусил, а ты-то думал, что идея спрятаться под столом у Кадди – гениальная. Теперь ты ей должен. Кто знает, о чём она попросит тебя.
- Она ни о чём не попросит! – раздражённо заявил Уилсон. – Она вовсе не такая расчётливая, как ты привык считать.
- Попался! – радостно воскликнул Хаус, ткнув тростью в его направлении. – Ты с ней в сговоре. Ты врёшь. Ты нагло врёшь.
Онколог лишь руками развёл и черкнул строчку в карте, которая была заполнена, на его взгляд, совершенно бестолково.
- Все врут, - заметил он. И повторил, впрочем, без особой надежды на успех. – Мне нужно работать.
- Нет, не нужно. И это моя фраза. Та, первая, а не про работу. Эту я навсегда вычеркнул из своей речи и применяю только в экстренных случаях, когда, например, нужно избавиться от какого-нибудь особенно назойливого пациента с воспалением хитрости.
Уилсон уже не слушал, надеясь, что Хаус уйдёт сам, когда ему наскучит говорить с пустотой. Так и вышло, и онколог вздохнул с некоторым облегчением, едва лишь дверь за ним закрылась. Впрочем, она тут же приоткрылась, и диагност, сунув голову в образовавшуюся щель, драматично предупредил:
- Я слежу за тобой.
Эту угрозу, очевидно, нельзя было оставлять без внимания. И обнаруживать волнение – тоже, поэтому Уилсон лишь отмахнулся, возвращаясь к своей бумажной работе, которой конца-края видно не было.

Стыдно признаться, но пробираться наружу пришлось через полуподвальный въезд для машин скорой помощи – у центрального входа в засаде сидел Хаус и, кажется, покидать свой пост не собирался.
На часах значилось начало восьмого, редкие фонари соперничали с ещё светлым небом, а Уилсон нарочито медленно следовал знакомым путём к новому жилищу, старательно открещиваясь от мыслей, что в этот раз, пожалуй, всё может пойти не так. Не так, как ему нравилось – в мечтах о новой жизни и светлом будущем. В конечном итоге, он чувствовал себя совершенно определённо, вторгаясь в тишину кирпичных стен. И ему хотелось, чтобы это чувство оставалось с ним навсегда, что, конечно, было невозможно в силу определённых обстоятельств. Тех самых, согласно которым здесь вскоре грозились появиться вещи. Спасительные и опасные. Их вещи, которые разделят пространство и разобщат. И ознаменуют окончательность решения.
Согласно которым здесь вскоре должен был появиться Хаус.
- Хаус, - громко сказал Уилсон, убедившись в том, что не забыл прикрыть дверь.
Всё-таки пустота чрезвычайно шла этому гулкому месту. А вот имя царапало стены непривычным эхом. В старой квартире оно звучало совершенно иначе – чуть приглушённо, окружённое стенными шкафами, будто песок на ветру, так, как и должно было звучать.
- Хаус, - повторил Уилсон чуть тише, понимая, что только на это он и способен. Предвкушение новизны больше не радовало его, как в тот самый день, когда они с Хаусом впервые появились здесь, пребывая под впечатлением от простора и простоты. Каждый из них выразил восхищение по-своему – Хаус заявил, что здесь запросто может развиться агорафобия, причём, в жесточайшей форме. Уилсон промолчал. Он думал о том, как же легко дышится в этом до краёв наполненном светом пространстве, едва касаясь кончиками пальцев ещё пыльного после отделочных работ стекла. А ещё о том, что Хауса на другом конце совмещённой с кухней гостиной он почти не слышит. И ещё о том, что однажды они проснутся – каждый в своей постели – и по прихоти сонного сознания вообразят, будто они – каждый в своей комнате – совершенно одни в этих стенах. И раз уж у каждого из них будет своя выложенная кафельной плиткой ванная, им не придётся, сталкиваясь по утрам, выслушивать хрипловатое ворчание друг друга.
Внезапно Уилсон осознал, что уже скучает по этим ленивым утренним перепалкам, и вздохнул. Да уж, такому парню, как он, противопоказаны переезды…
А Хаус мерил шагами расстояние от двери до окна, от спальни до спальни, от угла кладовой до сверкающей полированным металлом раковины и, казалось бы, совершенно не волновался о том, что пустота проберётся в тесноту между ними. В прежней квартире они сталкивались локтями в узких коридорах.
Кто бы мог подумать, что Уилсону вдруг так отчаянно потребуется ценить каждое из таких столкновений?
Теперь же его разрывали противоречивые чувства – радость и опасение, ведь он хотел переехать сюда, но в то же время не представлял, чем всё обернётся, стоит лишь заполнить пространство коробками, решительно поставив точку. Пути назад не будет.
А эта квартира была прекрасна и без мебели.
Уилсон лёг прямо на голый пол и закрыл глаза.
- Хаус, - в третий раз пробормотал он, будто в надежде, что кто-нибудь небезразличный откликнется и нетривиально посоветует, как поступить.
Затылок его упирался в светлый дубовый брус, но легче от этого не становилось.
Он вспомнил, что когда-то давно мечтал о том, чтобы жить с Хаусом. Почти неосознанно. В этой мечте не была слова «жить». Скорее, «быть». Он хотел быть так близко к Хаусу, насколько только возможно, влезть в его жизнь и остаться там, зацепиться за какой-нибудь поручень, как в вагоне метро или в автобусе, который, переворачиваясь, летит к обочине. Вот как он себе всё тогда представлял. Невозможным. Или, по крайней мере, невероятно трудным.
И вдруг оказался ближе к нему, чем к кому-либо ещё. И попытался заставить себя забыть о прошлых мечтах после третьего развода – ведь Хаус был с ним. Вернее, он сам был с Хаусом. Ещё легче вышло после смерти Эмбер. Когда тащишь на себе бетонную плиту, то вряд ли заинтересуешься пылинкой на её поверхности. Но стоит лишь отставить её в сторону – нетрудно будет заметить, что пылинки складываются в совершенно определённый рисунок.
Уилсон в Хаусе нуждался – в зоне непосредственного доступа. Уилсон Хауса любил. И перед собой он не хотел ни оправдываться, ни таиться. Он знал, что никогда так и не набрался бы решимости, чтобы произнести слова, что возникали в его голове даже в те моменты, когда Хаусу становилось скучно, и он принимался хамить и развлекать себя, вслух, но часто задумывался над природой их происхождения. За ними, безусловно, тянулась долгая дорога, вся в трещинах и колдобинах, но порой в совершеннейшей степени как платный автобан – гладкая, сверкающая. И где-то на своём пути он, прикрыв рукой глаза от слепящего солнца, очнулся с одной лишь мыслью в голове. Так оно и было.
Теперь же, лёжа на полу квартиры своей мечты и своего кошмара, он мог утешать себя лишь тем, что, оказавшись на равных в границах данного жилища, ему будет проще признаться в любой момент – хоть за завтраком, хоть посреди ночи, разбудив Хауса самым нелепым образом просто для того, чтобы уверить – нет никого, кто был бы нужен ему больше, чем Уилсон. Ведь им, кажется, суждено болтаться вместе в этой жизни до самого её конца.
Или же…
Или же никогда ни о чём не упоминать, не вспоминать, не намекать, что бы ни случилось. И просто наслаждаться той же самой реальностью, о которой он мечтал и прежде был рад сделать всё возможное, чтобы претворить мечтания в жизнь. Пока однажды не осознал. Что раньше он думал так. Давно, лет десять назад, наверное, не меньше. Когда ему ещё не доставало мудрости. Когда у него ещё было безумное право так думать.
Но эта квартира. Контракт, что горит под ладонями. Действительно ли он верил в необходимость перемен?
Чего ему не хватает сегодня? Не о чём больше мечтать. Он уже заполучил желаемое.
И, пожалуй, в конце концов, выбрал второе.
- Ты опоздал, - заявил Хаус, не успел Уилсон повернуть ключ в замочной скважине.
- Что ты заладил «опоздал, опоздал», - вздохнул онколог, всё ещё преследуемый чувством, что тянулось за ним на протяжении всего пути от нового дома до старого. Такой покорности судьбе, что ли. Неплохим, но и не хорошим.
В общем, чувством «для слабаков», как выразился бы Хаус.
- Кто-то ведь должен тебе об этом время от времени сообщать, - пожал плечами диагност, - иначе однажды ты просто решишь, что опоздания – это нормально, и до конца жизни будешь мыть пробирки в лаборатории.
Хаус так аккуратно обошёл вниманием факт собственных патологических опозданий, что его предположение прозвучало почти пророчески, но Уилсон пропустил его слова мимо ушей. Его заботили проблемы поважнее. Как примириться с самим собой, например.
- После того, как Кадди тебя уволит, - внёс уточнение Хаус на тот случай, если до Уилсона не дошла суть сказанного.
Тот лишь отмахнулся.
- Ты не Кадди, - рассеянно проговорил он.
- Очевидно, да, - протянул Хаус. – И это большое несчастье. Представь, я бы мог целыми днями играть со своей грудью, будь я Кадди.
- Ты не Кадди, и не можешь обвинять меня в том, что я поздно явился домой или на работу. И ты также не моя мать.
- Последнее, конечно, было бы не так интересно…
- Знаешь что, - предупреждающе поднял руки Уилсон, - я, пожалуй, пойду сейчас спать.
- Я что, зря приготовил брускетту? – в возмущении воскликнул Хаус, так что неясно было, действительно ли его чувства были задеты или же он просто тянул время. – И вообще, ты поступил нечестно.
Чувствуя, что разговор затягивается, Уилсон присел на край загнанной в угол тумбочки и стянул один рукав пальто.
- Я слушаю, - подбодрил он замолкнувшего, было, Хауса. – Не надейся, что усыпишь мою бдительность болтовнёй.
- Я ждал тебя у центрального входа в Принстон Плейнсборо, а ты там даже не появился. Хромой калека проторчал на улице полчаса, прежде чем твоя секретарша сообщила, что ты уже ушёл. Дословно, скрылся в неизвестном направлении.
Уилсон закрыл глаза и зевнул. Он и вправду слишком задержался. Просто забыл о времени.
- Где. Ты. Был? – раздельно проговорил Хаус.
- Неважно, - онколог почти успел пожалеть о том, что не промолчал. Слово за слово вызывало цепную реакцию, которая могла длиться до самого утра, а он так устал.
Но Хаус внезапно поднялся на ноги и совершенно спокойно заявил:
- Отлично.
Уилсон открыл глаза и удивлённо посмотрел на него.
- Что? «Отлично» - и всё?
- А ты чего ждал? Застенков Гестапо?
- Тогда я… пойду, пожалуй, и лягу в кровать, если ты не возражаешь, - в некотором недоумении проговорил Уилсон, чтобы хоть как-то закруглить этот разговор.
- Меня не жди, - ввернул язвительный комментарий Хаус. В его глазах это, несомненно, было лишь едкой шуткой, но Уилсон на миг зацепился за эти слова, балансируя, пытаясь распробовать, каковы они могли бы быть на вкус.
И порадовался тому, что не почувствовал разочаровывающей сладости. Всё-таки это было бы уже чересчур.
Он скинул пальто и забрался в кровать, не раздеваясь. И вдруг подумал о том, почему так скорбел после гибели Эмбер, почему пытался спасти её всеми силами, решаясь на безумства, рискуя. Ну, кроме того, что он любил её. Да, тоже. Иначе, чем Хауса, но любил. Даже если кто-то и сомневался.
Просто она была последней стеной, нет, последним камушком, способным удержать его от окончательного падения в хаос. Или же лучше было бы сказать «в хаУс»?
Уилсон мысленно попросил у Эмбер прощения за подобное обращение с её памятью.
С её смертью вернулась непрошенная свобода мечтаний. Обманчивая радость иллюзий. Только вот Уилсон отчего-то совсем не чувствовал в ней необходимости.
Как будто его лишили права выбирать. Остался только Хаус.
А, может быть, на самом деле он просто устал мечтать.
Во сне его преследовали шорохи и скрипы. Квартира Эмбер располагалась в старом здании, и за всё время, проведённое здесь, Уилсон успел привыкнуть к независимой тайной жизни этих стен и пола. Но в этот раз скрип был уж слишком неровным, будто некто с тростью – или же без, но с больной ногой – крался по дому по направлению к выходу. И как подтверждение этому дверь открылась, выпуская его в ночь, а после негромко щёлкнул английский замок.

- Ты уходил куда-то вчера, после того как я отправился спать? – как бы между прочим поинтересовался Уилсон на следующий день. Он не претендовал на честность, раз уж сам не страдал излишней откровенностью, но не мог не спросить.
- Ты сам-то понимаешь, насколько глупо это звучит? – голос у Хауса был гулким – он зачем-то заперся в ванной, и Уилсона вдруг осенила дикая догадка – неужели, бреется?
- Я просто слышал какой-то шум, а мне как раз едва удалось задремать.
- Тебе приснилось. Не знаешь, как это бывает? Начальная фаза…
- Я знаю. Просто я действительно слышал характерный скрип. Такой, что может издавать лишь человек с тростью или костылём.
Шпингалет на двери щёлкнул. Не приглашающе, а даже с претензией.
- Иди сюда, - приказал Хаус.
- Ты хоть в штанах? – слабо сопротивляясь, проговорил Уилсон.
- Какая разница? Ты подозреваешь меня в ночных блужданиях и бегствах из дома.
- Я только спросил. И ни в чём тебя не обвинял, - возразил онколог, но всё же вошёл в ванную комнату.
Хаус стоял перед зеркалом в футболке и трусах. Машинально поглаживая ногу, он пристально изучал собственное отражение.
Взгляд Уилсона невольно задержался на тёмных шрамах, которые то скрывались под ладонью, то возникали вновь. Было в этом движении нечто гипнотическое. Уилсон хотел бы знать, приносило ли оно хоть какое-то облегчение, но спросить не решался.
Он прежде видел шрамы лишь раз, и то мельком, давно, и не любил вспоминать. Они оказались не такими ужасными, как он представлял. Нет, конечно, они выглядели ужасно, ломая линию бедра и вторгаясь в плоть, но для Уилсона это мало что значило.
- Не смотри, - и напряжённо, и спокойно проговорил Хаус, хотя онколог почти чувствовал неровную кожу под пальцами. Шрамы были частью Хауса, ему не нужно было стыдиться их. И ненавидеть было уже бесполезно.
- Я… не могу, - спустя некоторое время хрипло признался Уилсон, а перед глазами его стояло выведенное кричащим красным «Прекрати».
Хаус повернулся к нему со странным блеском в глазах.
- Что значит, «не могу»?
- Не могу не смотреть, - против воли проговорил Уилсон, думая о том, что ему следовало бы сделать с собой, чтобы успокоить дыхание. Для начала отрезать язык. А после покидать вещи в сумку и провести несколько дней на другом краю Земли, желательно, там, где температура не поднимается выше нуля градусов, - остудить голову. И, наконец, вернувшись, найти себе каморку в мансарде и поселиться там в одиночестве.
Он не желал портить жизнь Хаусу и себе. И был почти готов отказаться от прав на новую квартиру. Возможно, лучше будет, если после они останутся друг без друга в такой концентрации на квадратный метр пространства. Даже если все мечты отправятся к чёрту.
- А вот это уже называется не «смотреть», - громко заметил Хаус, так что Уилсон вздрогнул. – Это называется, «пялиться»!
Онколог готов был поспорить, что вспыхнул до корней волос. Он не нашёл, что сказать в своё оправдание, так что, в конце концов, неловко перевёл тему:
- Зачем я тебе понадобился?
- Вместо твоих обычных неловких и никому не интересных извинений, - удовлетворённо проговорил Хаус, как будто это значило нечто большее, чем являлось на самом деле. – Вчера, пока тебя не было, звонила Бонни. Очень рада была меня слышать. Так рада, что даже не сразу бросила трубку, хотя и пыталась.
Вот этого Уилсон совсем не ожидал. Он вдруг вспомнил, что так и не встретился с ней, даже не предупредил, а после – не объявился, не объяснил ничего, не извинился. У него похолодел затылок при мысли о том, что для квартиры могли найтись ещё более подходящие покупатели, и теперь придётся начинать всё с самого начала. Нет, враньё! Затылок у него похолодел при мысли, что экс-супруга могла с детской непосредственностью поинтересоваться у Хауса, почему его друг столь бездарно тратит её драгоценное время. Может быть, он уже передумал переезжать?
- Мы остались без контракта, - упавшим голосом проговорил Уилсон – в конце концов, это звучало безопаснее, нежели последнее его предположение, хотя сейчас – прямо сейчас – он нервничал, и с каждой минутой всё сильнее. – Ведь так?
Хаус смерил его странным, почти нечитаемым взглядом, а затем плеснул себе в лицо пригоршню ледяной воды.
- С чего ты взял? – грубовато осведомился он, отфыркиваясь.
- Я… я не знаю, - пролепетал Уилсон, понимая, что промахнулся. И вдруг почувствовал себя участником какого-то безумного теста. Будто бы его вдруг взялись проверять.
- Она сказала, что ей удалось, наконец, выкроить время для тебя. Через неделю, в четверг, после полудня. И ты пойдёшь и поставишь подпись.
Уилсон кивнул и мысленно поблагодарил Бонни. Сама того не желая, она не выдала его, хотя, скорее всего, и не представляла, какую службу сослужила собственному мужу, пускай и бывшему. Из-за чего её поступок был ценен вдвойне. Ведь она запросто могла упомянуть о сорванной встрече в разговоре – по неосторожности или же намеренно. Могла бы сорвать раздражение на Хаусе, не застав Уилсона. Она многое могла, но не осуществила…
Стоп.
А почему – почему он так уверен в этом? Как будто сам Хаус не способен скрывать и использовать скрытое в своих целях.
Уилсон снова кивнул – на этот раз для себя, как будто поставил незримую галочку «запомнить».
- А ты? Ты ведь совладелец. Ты тоже должен расписаться, - заметил он неуверенно. – Хотя, если вспомнить о том, что ты не заплатил ни цента…
- А кто пообещал дать грузчикам на чай? – с возмущением осведомился Хаус. И, пожав плечами, добавил. - Мне она назначила другой день. Ума не приложу, почему. Не может видеть нас вместе?
Это было плоско и совершенно неостроумно. Да и Уилсон сейчас был не способен даже на кривую улыбку. Ему хотелось, чтобы Хаус ушёл – тому всё равно было пора на работу.
Сам онколог не торопился – ещё два дня назад он отменил консультации в клинике, чтобы разобраться с завалом документации. Больные, что проводили остаток жизни в отделении, редко преподносили сюрпризы, а номер его пейджера не знал только ленивый. К тому, после полудня ему всё равно пришлось бы вернуться к ним.
А Хаус будто нарочно медлил. Копаясь в чистых рубашках, он словно выбирал самую мятую, и никак не мог решить, какая из них выглядела наиболее потрёпанной. Наконец, справившись с этой задачей, он принялся сражаться с джинсами, так Уилсон едва не предложил помочь. На самом деле, ему хотелось просто натянуть их на друга и отправить того восвояси.
К счастью, с кроссовками всё оказалось гораздо проще. Хаус лишь замялся немного, затягивая шнурки, тем самым дав Уилсону время на размышление. Но тот просто в очередной раз ощутил неопределённый комок в груди, рядом с сердцем. И зажмурился на секунду-другую.
Квартира опустела. Подождав немного для верности – на случай, если Хаусу вдруг приспичило бы вернуться за забытыми ключами или журналом или ещё чем-то совсем уж бесполезным, он тихо, почти на цыпочках прокрался в собственную комнату и вытянул из-под кровати единственную упакованную коробку – ту самую, что торжественно предвосхищала их скорые сборы - и осторожно, на пробу потянул за край клейкой ленты, прислушиваясь к сухому шелестящему звуку по мере того, как скотч отделялся от картона, оставляя после себя широкую шершавую полосу. Когда скрученные в спираль обрывки оказались на полу, Уилсон откинул крышку и вынул первое, что оказалось на поверхности. Свой старый чуть выцветший от времени зонт.

- Ты вовремя, - заметила Кадди – она вовсе не выглядела вдохновлённой. Скорее, занятой и чуточку удручённой. На лбу у неё залегла крошечная складка, которой в иной раз Уилсон и не заметил бы, но сегодня он старался быть особенно внимательным. По большей части для того, чтобы не позволить досадным мелочам пробраться в мысли и вновь спутать их.
- Не хочу давать тебе лишнего повода для волнений, - заявил онколог.
Кадди удивлённо приподняла брови.
- Что ж, очень мило с твоей стороны, - проговорила она. – Конечно, только в том случае, если тем самым ты не пытаешься избавиться от преследующего тебя чувства… ммм… долженствования, скажем так.
Уилсон нахмурился. Хаус уже упоминал об этом. В одном он ошибся – Кадди вряд ли потребовала бы от Уилсона ответной услуги, скорее, тот сам постоянно ощущал бы себя в долгу перед ней. И, в конце концов, сломался бы. А такой исход вовсе не радовал.
- Есть минутка? – спросил он, в конце концов, на грани молчания, опасаясь, что Кадди развернётся и уйдёт.
Она взглянула на часы.
- Пожалуй, - чуть неуверенно протянула она, мысленно сверившись с плотным графиком встреч и работ, которые ей предстояло посетить и выполнить. Кажется, она могла бы позволить себе четверть часа… возможно, больше.
- Кофе? – предложил Уилсон.
В кафетерии почти никого не было – сотрудники клиники уже успели удовлетворить свой полуденный аппетит булочками с изюмом и жареной картошкой.
- И что же, поведаешь мне какую-нибудь страшную тайну? – постукивая ноготками по столешнице, осведомилась Кадди, когда пауза затянулась. – Послушай, неужели, это действительно необходимо?
Уилсон задал себе тот же вопрос. Прозвучало немного… жалко. Как будто он цеплялся за последнюю возможность переложить собственные проблемы на плечи любого, кто оказался поблизости. К тому же, существовало опасение, что, высказанные вслух, связанные с переездом идеи не будут иметь того смысла, который он в них вкладывал. В которые он, чёрт побери, верил. Нет ничего хуже непонимания. Возможно, он зря всё это затеял.
- Это связано с Хаусом. В какой-то степени.
- С каждым днём всё больше убеждаюсь в том, что пугающее число событий в нашей жизни так или иначе связаны с Хаусом. Признаться, меня начинает беспокоить эта «хаусоцентричность», - невесело усмехнулась Кадди. – Боюсь предположить, к чему это может привести.
Уилсон невольно вздрогнул.
Кофе с самого начала был не слишком горячим. Теперь же остыл окончательно. На поверхности поблёскивала радужная плёнка, поэтому Кадди остереглась его пить. Уилсон же каждое слово запивал сладкой горечью со сливочным привкусом – так сказанное казалось не столь опрометчивым.
Но некоторое время они всё же молчали,
- Что бы произошло, если Лукас вдруг по какой-то причине отказался бы от переезда? – спустя минуту или две, собравшись с духом, проговорил Уилсон, рассеянно заглядывая в пустой картонный стакан с остатками кофе на дне. Вопрос, казалось, удивил Кадди даже сильнее, чем он предполагал. Она вздохнула поглубже, прикрыв на миг глаза.
- Имеешь в виду, что стало бы с нами? – неспокойно осведомилась она. – Со мной и Лукасом. И как, позволь узнать, это связано с Хаусом?
Уилсон отставил стаканчик. Он не хотел говорить лишнего, надеясь, что удастся обойтись общими фразами размытых формулировок.
- Раз уж мы упомянули о «хаусоцентричности» жизни…
Кажется, сработало. Глаза Кадди расширились. Как же легко порой пустить разговор под откос, не прилагая при этом особых усилий.
- Это ведь он тебя попросил, да?! – яростно зашипела она, словно разъярённая кошка. От такой добра не жди – расцарапает лицо в кровь и ни на секунду не почувствует себя виноватой. – Конечно, как же я сразу не догадалась! Ведь Хаус никогда не мог усидеть на месте, стоило лишь мужчине, заинтересовавшись мной, замаячить на горизонте. А если уж речь идёт о Лукасе!..
Она перевела дух, решительно хлебнув холодного уже напитка, и продолжила, повысив голос.
- Удивляет то, что он подослал тебя, а не заявился ко мне сам, это на него не похоже… Что он задумал?
Немногочисленные посетители кафе обернулись на них, занявших позиции друг против друга за дальним столиком, словно участники беспрецедентного матча один на один по армрестлингу, готовому вот-вот начаться. Всё, что им нужно было бы сделать, - взяться покрепче за руки, уперев локти в скользкую столешницу, и решить, кому улыбнётся удача.
- Никто меня не подсылал!.. – нетерпеливо откликнулся Уилсон. - Целиком и полностью моя инициатива, веришь? Мне просто нужно знать. А теперь, если тебе не сложно, будь добра ответить на вопрос. Обещаю, что Хаус ни слова от меня не услышит.
Кадди прищурилась с подозрением. Битва откладывалась на неопределённый срок.
- Ты бы его больше на порог не пустила? – невинно поинтересовался Уилсон, как будто в небе над ним не полыхали зарницы. Зонт он намеренно бросил дома, тем самым весьма красноречиво высказывая своё непочтение к возможной грозе со стороны начальства.
Главврач наклонила голову на бок. Её губы шевельнулись, будто бы в нерешительности. Обрушить на Уилсона свой гнев? Неоправданно. Подняться и пойти прочь? Неразумно.
- О чём ты говоришь, - неожиданно мягко протянула она. – Что за глупости ты собрал в собственной голове за последние недели?
- Что бы ты сделала? – упрямо повторил Уилсон, прицельно швыряя стаканчик в далёкую урну. Промахнулся. – Я знаю, ты не стала бы сидеть, сложа руки. Ты не такая.
Кадди едва улыбнулась – краем губ, но всё же эта была улыбка, отразившаяся в её глазах.
- Я бы просто попыталась понять, почему.
Онколог вздохнул.
- Даже если на поверхности всё выглядело бы как обычно? Решилась бы копнуть глубже?
Она кивнула.
- Никто не действует без причины. И внешнее спокойствие – это обман, тебе ли не знать, Джеймс. Понять это проще простого. Гораздо сложнее выяснить, в чём же всё-таки дело. И, знаешь, я бы приложила к этому все возможные усилия. Потому что мне было бы не всё равно.
Уилсон усмехнулся. Кто может со всей уверенностью заявить, что Хаусу не всё равно? Он сам бы подумал не раз, прежде чем делать столь сенсационное заявление.
Скорее, он сделал бы ставку на неуёмное любопытство, нежели на заботу.
Оксюморон.
- А если бы ты ничего не смогла сделать? – если уж начал, не следует бросать дело на полпути. Знаю, это звучит почти фантастично, но хотя бы теоретически.
Если бы Кадди сейчас не смотрела на него с таким вниманием и профессионально замаскированным беспокойством, он, возможно, обхватил бы руками голову и трижды послал бы к чёрту эту шикарную квартиру до неба, свои надежды и даже удачно укомплектованную кухонную стойку, за которой он мог бы (он предвкушал) приготовить ни один сытный сэндвич с индейкой и зеленью.
Но Кадди была здесь, она строила догадки и делала свои выводы, она привыкла к метафорам и бесполезным на первый взгляд разговорам. Она ни о чём не спрашивала, но, казалось, будто обо всём знала.
В её взгляде притаилась грусть. Такая, что темнит радужку и подвешивает тонкие полупрозрачные нити отстранения в воздухе. Минутная мечта сбылась – Кадди больше не смотрела на него, но теперь Уилсон чувствовал себя чуть виноватым – вызвав в ней к жизни какие-то смутные опасения, от которых она хотела бы избавиться, о которых старалась забыть. А он снова напомнил: счастье – слишком хрупкая вещь, чтобы, участвуя в ежедневном забеге с препятствиями, пытаться удержать его в слабеющих пальцах.
- К тому времени Лукас ушёл бы сам. Не думаю, что из нас двоих я – самая упрямая.

Уилсон вздохнул и отложил палочки. В одиночестве китайская лапша с острым соусом показалась ему не такой вкусной. Видно, секрет был в том, с кем делить вечер и вон тон*. В данный момент Уилсон располагал лишь "El Fuego Del Amor"**, периодически ловя слово то тут, то там. По крайней мере, он был вполне уверен, что Кларисса, преследующая Эдуардо, добилась-таки своего, однако не вполне понял, каким образом. Впрочем, его это и не интересовало.
На самом деле, даже самое позднее ток-шоу давным-давно подошло к концу, а Хаус так и не соизволил появиться дома – то ли в отместку за прежнее отсутствие Уилсона, то ли в силу иных причин. Сложного случая, как повелось. Онколог трижды проверил баланс мобильно и трижды позвонил Хаусу, и всякий раз, как по волшебству, тот оказывался «вне зоны доступа сети». Скорее всего, телефон диагноста, благополучно отключенный, праздно валялся где-нибудь под креслом или под столом, не желая выполнять свои непосредственные функции.
Бесцельно бродя по квартире и оббивая углы в темноте (свет горел только в гостиной – и то – торшер, а не люстра), он открывал и закрывал двери, на ощупь пытаясь определить, многое ли он потеряет с переездом, и понимал – почти ничего. Кроме старых причуд, за которые он отчего-то держался так крепко. Эта благословенная квартира оказалась слишком маленькой для того, чтобы вместить все печали и радости, и волнения Уилсона. Он обошёл её в два счёта, вдруг всем сердцем почувствовав тесноту, и вспомнил о той свободе в кирпичных оштукатуренных стенах, что была им так несправедливо отвергнута – свободе нового дома, где он не успел побывать этим утром – по ощущениям выходило, будто он забросил новое жилище на год, не меньше.
И вдруг он представил себе, как в один из обычных дней обнаружит чемодан Хауса, забитый под завязку – упакованный и готовый к путешествию. Он спросит, куда ты собрался? И Хаус, пожав плечами, без сожаления бросит, я ухожу. Не в его правилах объяснять, почему. Он ведь волен делать всё, что захочет. И если психотерапевт советует ему не оставаться в одиночестве, то он придёт без приглашения туда, где ему не смогут отказать, и займёт лучшее место. А если психотерапевт рекомендует изменить что-то в жизни, Хаус просто исчезнет.
Он исчезнет. Если будет уверен в том, что «гость» - это работа, с которой можно уволиться в любой момент. Но он не оставит дом, который считает по-настоящему своим. Закрыв глаза и прислонившись к прохладной стене, Уилсон негромко засмеялся. Вот что он должен был сделать сейчас – выбрать. Остаться в квартире Эмбер, тесной и сближающей, и побыть эгоистом до поры до времени – ровно столько, сколько потребуется Хаусу на отдых и восстановление, а после глядеть в спину уходящему другу. Или, жертвуя, основать культ картонных коробок и двинуться на юг, в простор и отдалённость. Проше не придумаешь. Ведь он часто поступал вопреки собственным интересам. Не привыкать. Так сделай это.
Вечер был поздний, но дубликат ключей, милостиво выданный ему Бонни, был хорош в любое время дня и ночи. Сначала Уилсон обыскал свою куртку, каждый уголок, а после, хлопнув себя по лбу, заглянул во внутренний карман пальто. Но ничего не обнаружил. Тогда уж то, что поначалу было лишь отголоском намерения (раз уж преступник всегда возвращается на место преступления), внезапно выросло в неудержимое желание ринуться в темноту и глухоту ночных улиц вопреки доводам разума.
Кадди была права, даже если и не знала точно, о чём идёт речь. Логичным было бы предположить, что Хаус так и действовал – искал причины. А с его нечеловеческой проницательностью преуспеть было не так уж и сложно. Следовало просто запустить руку в тёмный драп, металлические крючочки молнии и запасные пуговицы, нырнуть незаметно, не сдерживая дыхания, в складки подкладочного материала, и выудить на свет Божий металлическую резную пластинку на металлическом же кольце. Проще не придумаешь.
А Хаус никогда не увлекался изобретением велосипедов.
Уже в машине онколог перевёл дух – он и сам удивился тому, как мелко дрожали его пальцы, когда, вцепившись в руль, он поворачивал пластмассовую головку ключа в системе зажигания. Он почти видел это – тонкую полоску света, просочившегося сквозь узкую щель приоткрытой двери. Почти слышал неровные шаги и дыхание. Почти чувствовал. И несмотря ни на что, тормозил у светофоров, подмигивающих красным.
В холле никого не было, только аккуратные ряды почтовых ящичков оккупировали стены, давясь рекламными проспектами и газетами с полугодовой подпиской. Дверь была открыта. И коридор оказался пуст. Шорох притаился где-то в глубине, Уилсон замер в окружении белых с золотистым кантом дверей – спальня, спальня, кладовая, гостевая…
И хотя его всё ещё преследовали смутные образы – пустая комната Хауса, сам он – в куртке и шарфе, с тростью, прощается, подхватывает чемодан, идёт к такси, возвращается в свою квартиру, которой он не нужен, которая уже успела примириться с запустением, сердце его забилось быстро-быстро, как только он представил, как Хаус был здесь один, водил ладонью по шершавым стенам, смотрел в эти же окна.
Зачем?
- Как ты узнал? – громко спросил Уилсон в пустоту, которая мгновением спустя утратила все свои свойства, став присутствием.
- Кадди сказала. Я скормил ей драматичную историю о том, как мы перехватили понравившуюся ей квартиру на аукционе – безо всякого умысла.
Хаус показался из-за угла, прислонившись плечом к дверному косяку.
Онколог качнул головой.
- Она не могла, я ничего ей не рассказывал.
- Упс, прокололся. Теряю форму.
Между ними оказалось не менее пяти-шести метров – расстояние почти неприличное, если уж вспомнить о старом жилье. Там счёт шёл на дюймы.
- Ты что, следил за мной? – привычно сунул руки в карманы Уилсон. Ничего лучше придумать не удалось. Хотя – с Хауса сталось бы.
- Да, в этот раз решил, что нанимать детектива бесполезно.
Даже обмениваясь такими сухими фразами, они умудрялись друг другу врать. Соль была в том, что оба об этом прекрасно знали, что, однако, юмора не прибавляло.
- Нет. Ты не ожидал, что мы встретимся, - задумчиво пробормотал Уилсон, отважившись шагнуть вперёд, ничтожно сократив пропасть. – Ты ведь не ожидал?
Стараясь не пропустить ни мгновения, ни упустить ни малейшего изменения в выражении лица, Уилсон уставился на Хауса, с трудом веря самому себе.
- И сколько раз? – наконец, проговорил он. – Сколько раз ты был здесь?
Тот нетерпеливо выдохнул, дёрнулся, чтобы повернуться к Уилсону спиной и прошагать в будущий совмещённый зал-столовую-кухню.
- Не меньше твоего, - проворчал он, передумав.
Просто неспешно прогуливался по распластанному под ногами дубу, подумал Уилсон. Просто маялся какими-то своими думами. Просто осматривался… Что-то беспокоило его, так или иначе. Что-то казалось ему неправильным.
- Назовёшь причину? – на всякий случай попытался пробить защиту Уилсон.
Лишь во второй раз они здесь оказались вместе. Но в этот раз чувства были совершенно другими. Уилсон вдруг поймал себя на мысли о том, что уже не может со всей уверенностью заявить о своих опасениях насчёт переезда. Словно большие расстояния МЕЖДУ вдруг обрели способность неуловимо сближать.
Ответа не последовало.
- Послушай, - проговорил он как можно твёрже, хоть и тихо, - нам действительно нужна эта квартира?
Уилсон так старательно отводил взгляд, что не сразу заметил, насколько пристально диагност вглядывался в его лицо. Словно не узнавал или возлагал большие надежды на обман зрения.
Сам Хаус никогда не признался бы, но то, испытанное при первом своём визите сюда – с Уилсоном, который сидел, болтая ногами, на кухонной стойке, - ещё долго не отпускало его после. Простор стен ничем не напоминал о прошлых жизнях – о том, кто погиб и ушёл навеки, о скрежете металла, о пронизывающей боли в голове, о каменной кладке лечебницы. Наоборот, помогал забыть. И, забыв, оставлял после себя квинтэссенцию неприкрытой правдивости. Когда, стянув у онколога ключи, Хаус проник в жилище во второй раз, его как будто в воду ледяную окунули. Контраст был очевиден. Без Уилсона ему здесь нечего было делать. Без Уилсона простор становился пустотой. Он так тщетно пытался восстановить в памяти ощущения, испытанные однажды – это место уже тогда принадлежало им, между ними было достаточно воздуха, чтобы дышать обоим, - и отчего-то продолжал заглядывать в высокие окна, будто в тайной надежде случайно столкнуться с Уилсоном и лишить его возможности столь глупо и опрометчиво увернуться.
А теперь начал понимать, что может потерять кое-что важное.
- Хаус?
Его провоцировали на ответ.
- Слушай, если не хочешь съезжаться – так и скажи, - небрежно заявил диагност, и лёд тронулся.
Уилсон поморщился, как от зубной боли.
Внутри едкой паутинкой расползлась неожиданная обида. За то, что Хаус читал его, как открытую книгу, за то, что ничего не предпринимал, позволяя знаниям лежать мёртвым грузом, за то, что совершенно правильно теперь тыкал онколога носом в самое очевидное – как годовалого щенка, нагадившего под креслом.
- «Съезжаться» говорят, когда долго встречаются, а после решают быть вместе, - горячо возразил Уилсон. – Кадди и Лукас съёзжаются. А мы просто… просто… будто семейная пара спустя сорок лет совместной жизни. Да мы даже и не встречались никогда!..
Он знал, что ведёт себя совершенно нелепо. Он так долго шёл по краю, что споткнуться представлялось невозможным. И всё-таки это произошло. И он не смог бы сказать «язык мой – враг мой», потому что устал быть осторожным во всём. Будь оно… так, как будет.
Хаус нахмурился. Хотя жизнь всё равно становилась интереснее.
Still not boring.
- Я что, ослышался? – поинтересовался он. – Чёрт побери, ты как будто хочешь этого. Хочешь, чтобы всё было по правилам, ага?
Уилсон удручённо покачал головой и не сказал ни слова.
- Люди знакомятся, увлекаются, ходят на свидания, трахаются, потом кто-нибудь неловко заикается о том, чтобы жить вместе – и пошло-поехало. А тебе не нравится, что мы перескакиваем через пару-тройку ступеней и вдруг оказываемся там, откуда нет выхода. И знаешь, что? Обычно всем этого мало. Страшно мало. Они делают шаг – и срываются вниз, потому что сами не подозревают, насколько высоко забрались.
Уилсон смотрел на него во все глаза, не в силах поверить, что Хаус совершенно серьёзен. В своём собственном замкнутом круге изматывающих размышлений он на удивление редко задумывался о том, что могло бы произойти с Хаусом, узнай он о подобных сомнениях. Стало ли бы ему хуже, лучше, иначе.
- Ты забыл о том, кто мы, - проговорил онколог так тихо, что Хаус едва разобрал его слова. – И прекрати это. Уже не смешно.
И некоторое время они в полной и оглушающей тишине смотрели друг на друга. Уилсон не подозревал, что творится сейчас в голове у Хауса, признаться, ему редко случалось понять, каким образом тому удавалось перевернуть мир с ног на голову и заставить крутиться вновь. Сам он, например, не чувствовал почти ничего, кроме подбирающегося отчаяния, хотя знал, что должен чувствовать нечто гораздо более сложное. Нечто совершенно невозможное в ситуации, когда двое мужчин средних лет стоят друг против друга в пустой и малозначимой сейчас квартире, и понимают – их тайны неотвратимо выплывают наружу, и вдруг оказывается, что всё это время они думали об одном и том же. Единственная ремарка – в разном ключе.
- Что прекратить? – невинно хлопнув глазами, спросил, наконец, Хаус. Он тростью чертил что-то на дорогом светлом полу, но у Уилсона даже мысли не возникло его остановить.
- Прекрати говорить так, будто знаешь, чего я хочу.
- А я не знаю? – удивлённо осведомился он.
Уилсон окинул друга усталым взглядом. Тот был, как обычно, вёл себя, как обычно, цинично, саркастично, иронично… И Уилсон любил его за это. Но только не за попытку понимания, которую он вдруг решился предпринять, скрывая неловкость за небрежностью.
- Ты только думаешь, что знаешь, - заметил онколог, застёгивая пуговицы пальто.
Пора домой. Туда, где пока ещё его дом.
Он направился к выходу, когда Хаус – двигаясь на удивление быстро – преградил ему путь, неясно взмахнув ладонью – Уилсон зажмурился, понимая, что тот мог бы взять его за руку, и от подобного предположения у него потемнело в глазах. Нет, это был бы не Хаус.
Диагност и сам замер на миг, наверняка разглядев в себе мимолётное желание, но быстро оправился, не отказавшись от своих намерений остановить Уилсона.
- Я знаю, - веско проговорил он, так что возражать было бы даже нелепо.
Онколог помолчал немного, ожидая продолжения.
- Знаю, что для тебя всё это очень важно, - пробормотал Хаус, очертив тростью пространство. – Знаю, что ты хочешь жить здесь со мной, но что-то останавливает тебя.
Уилсон открыл рот, готовый высказаться.
- Не перебивай, - попросил Хаус, и, чёрт побери, это звучало как-то иначе. - Контракт до сих пор не подписан. Думал, я не в курсе? Контракт не подписан, и вещи ты уже давно не собираешь. Как будто надеешься, что кто-нибудь тебя остановит, но в этом не будет твоей вины. И ты знаешь, что мы, в конечном итоге, всё же поселимся здесь. И хотя мы не будем больше сталкиваться по утрам перед дверью в туалет, однажды…
Уилсон затаил дыхание, поддавшись этому «однажды». Он и сам часто повторял про себя «однажды», вот только все они выходили не слишком весёлыми. Теперь он готов был услышать предложения Хауса на этот счёт. Итак…
- Однажды мы просто проснёмся в одной кровати, - заявил Хаус без каких-либо намёков на смущение. – Просто потому, что мы можем. Что ты можешь. И даже эта огромная квартира тебя не спасёт.
Возможно, эта огромная квартира – не вред. Возможно, она и есть спасение.
Онколог едва не подавился хлынувшим в лёгкие воздухом. Он мог бы сказать сейчас многое, но мысли путались и мешались, поэтому он лишь хрипло подытожил:
- Как славно ты всё разложил по полочкам.
- Конечно, - отмахнулся Хаус, - ты бы так не смог! Ты бы долго мямлил, ходил вокруг да около, так что в конце мы бы так ни о чём и не договорились бы. А теперь всё ясно. Ну, что, сами будем таскать коробки или вызовем грузчиков?
И он, полный превосходства и самодовольства, свысока посмотрел на Уилсона. И всю его гордость как ветром сдуло.
Тот улыбался. Не рассеянно, как человек, пытающийся пережить шок, и не безумно, и не отстранённо, притворяясь, что всё в порядке, пусть жизнь и летит под откос.
Он улыбался искренне и по-настоящему. Не широко, так что, будь в этих стенах чуточку темнее, возможно, Хаус и не заметил бы. Не широко, но совершенно очевидно.
- Уилсон.
Улыбка. Неизменная.
- Уилсон.
- Я ведь сказал, что ты ничего не знаешь, - пояснил онколог. – Вернее, ты ничего не понял.
Хаус насторожился. Он редко ошибался, и сейчас ошибаться не мог. Но, как ни странно, всё-таки ошибся. Вопрос был – в чём?
- Ты ничего не понял со своим невероятным талантом диагноста, - пожал плечами Уилсон. – По-твоему, у меня просто нет иного выхода, раз уж мы собираемся жить здесь.
- Так и есть, - кивнул Хаус. – Разве я не гениален?
Уилсон вновь улыбнулся ему.
- Тебе невдомёк, - проговорил он, - что это…
Запрокину голову, посмотрел на высокий, высокий потолок.
- …предел мечтаний.
Швы между плитами были едва заметны, но при виде такой высоты начинала кружиться голова.
- И что это значит?
- Предел мечтаний значит, что дальше идти некуда, - пробормотал Уилсон, наконец перекладывая на слова свои тревоги – сделать это оказалось легче, чем он думал.
- Но дальше обычно самое интересное, - хмуро заметил Хаус.
- А после самого интересного часто самое ужасное.
Прекраснее того, что у него уже есть, быть не может.
- Ты – трус.
- Я готов довольствоваться малым, - храбро заявил Уилсон. – Я готов жить тем, что ты и так рядом. Что ты просыпаешься вместе со мной, пусть и за стеной, что ты пьёшь кофе в растянутых пижамных штанах, взлохмаченный и недовольный…
Хаус задумчиво почесал подбородок.
- То есть, ты утверждаешь, что моё ворчание по утрам, помятый вид, ворчание по вечерам…
- И про китайскую еду не забудь, - напомнил онколог.
- И это тоже. Ты утверждаешь, будто всё это – твоя заветная мечта? Твоя золотая мечта? Золотая мечта идиота. Но это ведь глупо.
- Это правильно, Хаус.
- Не может быть правильно, если ты не получаешь желаемого.
- Мы не всегда получаем то, чего хотим. И, должен сказать, слава Богу. Будь ты на моём месте…
- А вот это уже интересно. И что бы я, по-твоему, сделал?
- Дай-ка подумать, - иронично вздёрнул бровь Уилсон. – Наверняка, всё бы испортил?
Хаус демонстративно закатил глаза.
- Для начала я бы эгоистично добился своего.
- Меня?
- Ну, если хочешь, называй вещи своими именами. - Хаус притворно прижал к щекам ладони как бы в попытке скрыть стыдливый румянец. - Меня, например, это немного смущает,
- Пфф, - Уилсон попытался вложить в этот звук всё своё неудовольствие. – И дальше?
- Я бы не испортил.
- Я так не думаю.
- Я бы не испортил, будучи тобой.
- Эй, так мы не договаривались. Мы условились, что ты был бы на моём месте, но это вовсе не значит, что ты вдруг стал бы мной.
- Факт остаётся фактом. Ты бы ничего не испортил.
- Я трижды разводился, забыл?
- Это другое. Это и проще, и сложнее.
Словно другое измерение – иначе, чем объяснить происходящее?
- С каких пор?
- С этих, - Хаус шагнул к Уилсону, крепко взявшись за лацканы его пальто. Трость мешала, словно шина, прикрученная к сломанной руке, но Уилсон об этом позабыл, стоило лишь Хаусу, наклонившись…
В пустой квартире.
Во внезапно опустевшем мире.
В голове без единой мысли.
В замершем сердце.
… - стой, - прошептал Уилсон и отстранился.
Колючий поцелуй. Вот как он думал об этом. Это мог бы быть именно такой, колючий поцелуй. Который так и не случился.
За пределом мечтаний.
- Я лучше потеряю эту квартиру, чем потеряю тебя, - негромко заметил Уилсон – в дюйме от покорно замерших губ Хауса. – И тебе не придётся ничего придумывать и воображать себя на моём месте.
- Я и так на твоём месте, - словно бы через силу пробормотал Хаус. Лицо его болезненно исказилось, отражая внутреннюю борьбу. Раз уж им суждено болтаться в этой жизни до самого конца. - Давно и надолго.
- И ты всё портишь, - вздохнул Уилсон. – И как ты умудряешься?
Тот пожал плечами.
- Я постоянен и предсказуем.
Уилсон качнул головой.
- Я не об этом. Как ты умудряешься портить и исправлять одновременно?

Окончание в комментариях

@темы: фанфики

---

Доктор Хаус - 6 сезон 16 серия - Бокс без правил (Часть 2)

[lego-comics]

Смотреть продолжение...

---

опять "Симпсоны"

[Мэй Линн]

Порадовали Itchy and Scratchy на этой неделе
21 сезон, 14 серия))))))

*звучит Teardrop*

Кончилось все тем, что голова пациента была отрезана, зашита в живот, пропущена через, кхм, кишечник и вышла естественным путем. Хеппи-энд Х))

@темы: видео, шутки юмора

---

Решусь-таки поделиться

[Алонсо Кехана]

Своим, если можно так выразиться, творением. =)

@темы: слэш, Грегори Хаус, шутки юмора

---

Не могу не поделиться

[Алонсо Кехана]

(с) cathy22 (Франция)

@темы: Грегори Хаус, Хью Лори, фанарт

---

Доктор Хаус - 6 сезон 16 серия - Бокс без правил (Часть 1)

[lego-comics]

Смотреть комикс

@темы: фанарт, !на модерирование

---

Хаус/Уилсон

[Watsonyashka]

It's my favorite place by ~Kasya312 on deviantART

@темы: слэш, Грегори Хаус, фанарт, Джеймс Уилсон